Королевские клетки

Лиля глубоко вдохнула и выдохнула. Не помогло. Прочла про себя 'Отче наш пресветлый'. Помогло, но мало. В голове вертелась известная — ей известная — песенка.

— Так. Лейф Торвальдсен. Рассказывай мне ВСЕ подробно, с того момента, как вы приехали на ярмарку.

Расказ Лейфа заслуживал внимания.

Приехавшая на ярмарку 'закупочная' команда в принципе была даже не самой большой. Формально — сезонное торговое мероприятие (в отличие от постоянно действующих рынков в самой Лавери) было простонародным, но в реальности дворяне тоже люди, им тоже скучно, поэтому народу там было много и самого разного. В одиночку солидному человеку ходить не подобает, так что ходили от трех до пяти людей.

Принципиальное отличие было в том, что ни в одной такой команде (что "дворянской", что "купеческой") не было пяти человек с деньгами. ТАКИМИ деньгами. Нет, вообще товара на ярмарке было куда больше, чем на пятьсот корон. Вот только в основном дорогим товаром были доспехи, одежда, металлическая посуда.

Часть вирман и дружинников Лейса Антрела резонно сообщив командиру, что на загрузку и сопровождение они явятся пошли 'походить по своим делам' — при деньгах же, серьезные люди! Остальные пошли закупаться, слегка поругавшись по специализации.

'Веселуха' началась тогда, когда они определились с поставщиками и начались разговоры типа:

— Сколько?

— Ну, вот ежели три меры....

— У тебя три воза. Сколько, вместе с возами?

— Ты чаво это?!

— СКОЛЬКО я тебя спрашиваю?!

— Ну... ДВЕ короны.

— Беру! По рукам?

Даже одна такая закупка привлекала внимание. А уж три, четыре, пять! Торговцы начали сбегаться посмотреть на такое чудо (почти бескорыстно). А потом какая-то кухарка завопила:

— ЭТА ШО ЖЕ ЕТА ДЕЛАЕТСЯ?! Енти, значит, разбойники, тока что весь буряк скупили, а я шо делать буду?!

— Женщина! Кто это тут тебе разбойник?! — немедленно возмутился вирманин, который только что за этот самый буряк расплатился, так что был не очень-то рад.

— Э, баба! Денег нету — иди отсюда, не глазей. — продавец только что совершивший самую выгодную сделку в своей жизни тоже был недоволен.

К сожалению, помощница кухарки успела туда тогда, когда баба уже орала минут пятнадцать. Заткнуть ее было просто — ей продали три несчастных свеклы за 'честную' цену, но было поздно — оповещение сработало. Ярмарка поняла, что ЭТИ платят золотом. Без торга. Началось бурление. И рост цен...

Как-то так получилось, что на рынке было много дворян. Именно они начали 'выражать неудовольствие'. Кто-то из них попытался оттолкнуть одну из вирманок от торговца, и это стало для него серьезной ошибкой. Сопровождавший девушку Фатте Скат, сержант из людей Антрела, моментально дал хаму в ухо. Что ж делать, если у него была привычка ходить в латной перчатке?..

Завязался скандал, в котором дворянчик участия не принимал. На стороне Фатте выступила ярмарочная стража (богатый клиент!), на стороне дворянчика — какие-то защитники дворянской вольности (небогатые). Подобных скандалов была еще пара.

Второй заметный скандал возник в рыбном ряду, и связан был как раз с капитаном Антрелом. У Лейса была маленькая страсть. Рыба. И сейчас он намеревался найти хорошую селедку.

Селедку он нашел. В вонючих рыбных рядах было не так уж просто выбрать хорошую тушку, так что он задержался у торговца, который вопил:

— Лучшая селедка по-вирмански! Квашеная селедка по-вирмански!

Антрел присмотрелся, попробовать было любопытно. Но его сопровождало несколько человек, одним из которых оказался парень-вирманец по кличке Эгиль. Эгиль до ухода с Лейфом ловил с отцом рыбу. Отец Эгиля ловил и продавал рыбу. На Вирме. Дед Эгиля ловил и продавал рыбу. Прадед... В-общем понятно. Эгиль не выдержал.

— Эту вот эту недокильку сдохшую своей смертью, ты называешь квашеной сельдью по-вирмански?! Да она просто тухлая!

В-общем, Антрел остался без рыбы — пришлось утаскивать Эгиля. Жаль, к воспитанию торговца он был тоже присоединился. Хотя, наверное, не стоило орать 'Вот, давайте!' на утверждение Эгиля, что на нормальном вирманском торге покупатели утопили бы торговца в его же вонючей бочке, потому что никакая выгребная яма не могла быть более вонючей...

К середине дня продовольственные ряды оказались забиты народом. Как возникла большая драка — сказать было невозможно. К тому времени они уже формировали свой караван и ждали людей со скотного ряда — и именно на окраину к ним явилась делегация таких вот дворянчиков, с невнятными требованиями. Вандис, долго не думая, предложила им продать что хотят — и даже без наценки. Они оскорбились, сослались на то, что с женщиной торговать не будут — и Лейф с Антрелом, уже изрядно злые, торопившиеся домой (Жена ж рожает! И рыбы не продали, гады.) заявили, что тогда торговля закрывается.

Дворяне не согласились. Подтянулась ярмарочная стража и пастухи, присланные торговцами скотом, с которыми переговоры еще шли — и терять клиентов им было неинтересно совсем. Пастухи были парнями простыми, и долго не думая начали дворянчиков бить. Те, само собой, в долгу не остались.

— В-общем, подхватив пару купцов и ярмарочного старосту...

— Вы выкрали старосту?!

— Э-э-э... ну, у него нет претензий. Наверное.

— Что значит 'наверное'?!

— Мы с ним потом выпили... То есть и до того, у пивоваров, но и потом....

— Вандис?!

— По-крайней мере, госпожа, они купили пиво на свои собственные деньги.

Лиля мрачно выслушала подробности, понимая, что в целом к ее людям претензий у нее нет. Но вот у остальных... Старосту еще не разбудили.

— Госпожа, там свиней пригнали...

— Сколько? — со спокойствием человека, которому уже все равно, спросила Лилиан.

— Пятьдесят две.

Лиля вышла во двор. Надо сказать, ее персонал отнесся к свиньям куда лучше ее самой. Свиньи оказались совсем не такими, как на картинках — первым ее впечатлением были уши. Большие, розовые, пегие, коричневые, черные — они колыхались над хрюкающей и повизгивающей массой в импровизированном загоне.

— Вот, значит, Ваше Сиятельство, пригнали, значит. Как договорено.

— Сколько их тут?

— Пятьдесят и два подсвинка, значит, замест одной взрослой. Все как уплочено.

— Кто тут разбирается в свиньях? — развернулась Лиля к своим слугам.

— Госпожа, я... чуть-чуть. — невысокий мужичок в грязном армяке мял в руках шапку и моргал белесыми ресницами, удивительно напоминая грустного, худого подсвинка из стада.

— Отлично. Займись ими. И для начала, проверь — все-ли в порядке.

Мужичок на глазах расправляя плечи развернулся к купцу. Купец посмурнел.

— Му-у-у...

— ЧЬЯ КОРОВА?!

— Госпожа, это моя корова!!!

— Носатый! Зачем тебе тут корова?!

Йёрген Хелльстрём вцепился в шею большой рыжей коровы, которую явно пора было доить, и ничего не ответил. Было ясно, что он скорее согласится отрубить себе руку, чем отдать корову.

— Мужики на базаре... — пожала плечами Вандис.

— А ты-то куда смотрела?!

— Принимала пшеницу. Торговалась за ячмень. Девушки там сыр подобрали. Они большие мальчики... хотелось верить. — двадцатилетняя крепко сбитая шатенка в плотной косынке уничтожающе глянула на вирман и дружинников. — Не уследила я. Прости, госпожа.

Лилиан прошлась вдоль импровизированного строя. Взгляд ее зацепился за резного раскрашенного петуха, с настоящими перьями. Размером, так примерно, с голову взрослого мужчины. Судя по прицепленной веревке, петух мог махать крыльями.

— Что это, Торкиль?!

— Как что?! Это же для сына ярла!

Дружина снова посмотрела на Торкиля с завистью. Все уже согласились, что он оказался самым хитрым.

— Торкиль, это игрушка для ребенка, которому хотя-бы года полтора.

— Да?!

— Так что — Лиля решила, что для одного дня хватит. — Храни. Пригодится. Отличная вещь. Хелльстрём, твою корову надо подоить. И это — твои трудности.

Под вечер ярмарочный староста все-таки проснулся и, пошатываясь, заверил Лилиан, что таких замечательных клиентов на ярмарке в Лавери всегда ждут и любят, в отличие от понаехавших в последнее время наглых нищеробродов. А ворота роняют каждую ярмарку, и как-то даже было бы странно, если бы в этот раз они устояли. С остальными старостами он поговорит, но совершенно уверен, что бочонок пива все уладит.

В целом, слуги и дружина сошлись во мнении, что поход на торг более чем удался.

Лиля же посчитала, что сие еще неизвестно.

— Госпожа, — спросила все-таки вечером Вандис, доложившись о полных результатах закупок. — Прости меня за недоумение, если бы мы потратили на это пару десятинок, я уверена мы обошлись бы намного дешевле. Корон на сто. Почему надо было так срочно все купить?

— Видишь ли, Вандис. — задумчиво заметила погруженная в свои мысли Лилиан.— У денег есть одна неприятная особенность. Они несьедобны.

Вежливый человек

— Ваше Сиятельство, — под вечер следующего дня в доме как-то крадучись появились слуги. Вот, лакей какой-то. Что-ж, это удобно...

— Чего тебе?

-Прибыл господин, назвался Рамит Экар. Просил о встрече, передал вам вот этот предмет.

Капля. Зеленая стеклянная капля. Коготок дракона...

— Где он?

— Ожидает в приемной.

— Проси.

Шут встал. Не время ссориться с драконом. Совсем не время.

— Ваше Сиятельство. — в дверях появился скромно одетый господин среднего роста, в сером суконном камзоле с черными шнурами, тупоносых ботинках, коричневых чулках — круглолицый. В городе на такого и не оглянешься, а после встречи и не вспомнишь. Поклонился с уважением. — Я — досточтимый Рамит Экар, поверенный Стеклянного Дома в делах. Дозвольте засвидетельствовать свое почтение...

Гладенько, вежливо, ни о чем. Лакей закрыл за ним дверь, оставшись снаружи.

— Я рад знакомству, досточтимый Рамит Экар. Чем я могу быть полезен Стеклянному Дому?

— Мы просим сильного графа споспешествовать нам в организации одной важной беседы. Известная вам личность, Ваше Сиятельство, находится в весьма непростых обстоятельствах, но, в силу неопытности и пола не вполне может оценить всю неоднозначность ситуации. Мы хотели бы, чтобы неравнодушные дворяне, на коих вы имеете несомненное влияние, выразили свое недоумение ее действиями по возможности заметно.

— И... сколько же таких неравнодушных должно выразиться?

— На усмотрение Вашего Сиятельства.

— А где мы недоумеваем?

— Замок Тараль.

— Это довольно далеко.

— Не более часа верхом.

— Что ж... несмотря на то, что вы, досточтимый Экар, скорее льстите мне, я приложу все усилия. Как мне с вами связаться?

— Чрезвычайно благодарен Вашему Сиятельству. Мне можно оставить сообщение в ратуше, или местной гильдии Стеклянного Дома. Поелику размеры затруднений нашей общей знакомой пропорциональны размерам ее дохода, мы надеемся, что ожидание не будет долгим.

Альтерс заинтересовался и решил 'пробить' вопросик. Раз уж господин сам подставляется...

— А если не секрет, каков же он, размер?

— По нашим оценкам, за последние четыре месяца он составил более шестнадцати тысяч корон. Считая и товарные запасы. Впрочем, они там долго не хранятся.

Первое, что услышал Шут было шипение воздуха, втянутого Косорылым. За неплотно прикрытой дверью аж икнули стоящие на посту. Стук, как будто, уронили кувшин — это лакей! ТВОЮ МАТЬ, — взвыл про себя Альтерс Лорт — Да что ж ты творишь то, поверенный Мальдонаи?!

— Надеюсь, что вы ОШИБАЕТЕСЬ, досточтимый Экар.

— Все может быть, Ваше Сиятельство. Лишь Альдонай всеведущ. Засим, позвольте откланяться...

Кошкин потрох... То есть досточтимый господин Рамит Экар откланялся и вышел.

— Так. — зарычал Лорт. — Никто не треплется. Лично кастрирую!!!

Конечно, все закивали. Шуту даже думать не хотелось о последствиях.

— Косорылый. Пошли за ним пару людей.

— Куда он не должен доехать?

— И думать забудь! Ни один волос! А вот проследить куда и, особенно, с кем встретится-поговорит — обязательно. Все, давай быстро.

— Ладушки, Сиятельство, как хочешь.

Косорылый быстро вышел из кабинета. Альтерс оглянулся и рванул за ним.

— Парни, лакей где?!

— Да, пошел куда-то.

— Найти!!

Через полчаса выяснилось, что лакея нет. Упустили. Самое обидное, что он скорее всего не был шпионом... Лорт махнул на это рукой. Не важно.

Господин Экар не спеша объехал Лавери до восточных ворот, перекинулся парой слов со стражниками и также не спеша вьехал в город. Там он доехал до постоялого двора, отдал коня мальчику-конюшенному, кинув ему монетку.

Конюшенный о чем-то его попросил и отдал монетку назад — парни насторожились. Господин Экар на такую непочтительность не обиделся. Монетка блеснула — и как белка забегала между пальцами, пропадая и появляясь с разных сторон ладони. Конюшенные и дворовые мальчишки стянулись туда ротозейничать.

Господин Экар пару раз монетку почти упустил — коварная монетка скрывалась в нечесаных головах, где и приходилось ее искать. Но, в конце концов, победил — и, отдав таки медяк, ушел в дом.

Посовещавшись, парни Лорта разделились — и один побежал за подмогой, а второй остался наблюдать за постоялым двором.

Горничная в темно-сером платье, передничке и белом воротничке, стуча деревянными башмаками, прибежала минут через пять, после того как он зашел в комнату. В руках кудрявая чистенькая девушка держала сверток — пять восковых свечей в засаленной тряпочке. Зашла и скромно встала в уголке, сложив руки и опустив глаза, не мешая ему что-то писать.

— Господину Первому скажи, что с завтрашнего утра надо стоять, где мы договорились. В порту на пятом пирсе стоит шебека 'Гордость Лавери', передайте капитану, что пока рыбалку решено отложить. И, вот еще...

Господин, известный как Рамит Экар, повернулся к служанке и отдал ей небольшой клочок пергамента, забрав свечи.

— Это отнести в корчму 'Две Клуши', на западном тракте, хозяину. Он передаст это обычным порядком. Сама не ходи.

— Знаю, господин. Когда отнести?

— Сегодня. Увольнительная у него завтра. Повтори.

Девушка бойко оттарабанила все ей сказанное.

— Хорошо. Беги.

Башмачки отстучали по коридору в обратную сторону.

К парням Косорылого подмога, в количестве еще пяти человек, пришла часа через три, когда уже совсем стемнело. К тому времени оставшийся у постоялого двора парень попытался, прикинувшись путником, найти там приют — места ему не нашлось.

Рамит Экар, досточтимый поверенный в делах, аккуратно посмотрел на улицу через щель в ставнях, но, открывать их, разумеется, не стал. Сел за столик, зажег свечу и принялся писать:

'

'

Он поднял голову, расправил плечи и критически осмотрел написанное. Вытащил утонувшую в плошке с чернилами муху. Поправил фитиль у свечи, что-то прикинул, шевеля губами, в уме, подумал и продолжил: