Сидя задним местом на продавленном мной же снегу, медленно восстанавливаю цепь произошедших ранее событий, начавшихся минут двадцать назад. Вот я, мысленно, выбираю место заезда. Вот, на всех парах, еду к нему. Помню, как врезаюсь в снежные заносы, снег колёсами давлю. Вот руль верчу, стараясь повернуть налево и тут вдруг — "бах!", хлопок. Не успеваю испугаться, за ним второй, такой же — громкий. Я резко торможу, дверь открываю, падаю в сугроб, ползу вперёд и вправо. Что дальше? Где то пять минут лежу в снегу, ловлю ушами ветер. Потом, примерно столько же, ищу стрелка, по сторонам вожу глазами. Сомнений нет, в меня стреляли, других предположений нет. Когда всё надоело и руки затекли, а результат остался прежним, я приподнялся. Стоя на коленях ещё немного поглазел. Нет никого, кругом всё тихо. Высунул над снегом шапку — изображая дурака. Подвигал ей, туда сюда. Нет, не стреляют больше. Патроны кончились или ушли? Встал на ноги, готовый словно лев, к прыжку. Но на дворе спокойно, как и прежде — тишина.

— Да, что за чёрт! — ругнулся нарочито громко, чтоб ситуацию, хоть как то обострить.

И снова ничего. Ни криков, ни стрельбы.

— Ну и что это было? О чём хотели мне сказать? — спокойно задаю себе вопросы.

Продолжая исподлобья поглядывать по сторонам, отряхнулся. Сырость нам ни к чему. Пытаясь не рефлексировать, займусь этим чуть позже, расхлябанной походкой топаю к машине, благо идти до неё, не так далеко. Пускай все видят — я ничего не боюсь и никого не стесняюсь.

— Твою же мать! Какого хрена! — вырвалось у меня, при плотной встрече с Нивой. — Сука! И как ты это сделать смогла?!

ГЛАВА 14

Что называется, сходил в магазин за хлебом. Спрятал машину между старых домов. Отечественная тачка, до этого дня умная и послушная, вдруг ни с того ни с сего преподнесла такой оригинальный сюрприз, от которого волосы под шапкой начали шевелиться. Никто в меня не стрелял и даже не пытался. Это Нива, сволочь такая, наехала на огромных размеров уголок, мирно лежащий под снегом, напугав меня до полусмерти и проткнула себе оба правых колеса, спереди и сзади. И сейчас, эта безмозглая, консервная банка, завалившись на бок, нагло смотрит мне в глаза, делая вид, что именно она тут абсолютно ни в чём не виновата.

— Что ж ты падла наделала? Пробила колёса и развалилась, словно старая сука на толковище?! — выкрикнул я, отчётливо осознавая, что где то рядом с нами, бегает полный амбец. — Что, мозгов не хватило, ехать куда надо!? Чего молчишь, зараза тупая!?

Ругаться хотелось, как никогда, долго и много, но озабоченный взгляд, брошенный мной на часы, самостоятельно отдал приказ голове — не тормозить и поторопиться. Что случилось — то уже произошло, а времени у нас осталось не очень много, чтобы отвлекаться ещё и на незапланированный мат. До полной темноты часа два, не больше и до отправки колонны, тоже всего ничего.

— Сука! — пнул я ногой осевшую покрышку правого, переднего колеса и начал руками освобождать её от снега.

Греб с остервенением, не жалея кожаных перчаток и вскоре добрался почти до земли, и до той самой дырки, что образовалась после встречи с железом. Вроде и порез всего сантиметров пять, а воздух вытек почти весь. Резина стала, как сметана, нагло разлившаяся по столу, от неуверенных действий неопытной хозяйки. Разогнулся, понимая, что без лопаты мне не обойтись. Вытащил её и снова приступил к уборке снега. Выезжать отсюда даже пробовать не стану, запаска у меня всего одна, а дырок две. Придётся камеру латать и делать это буду с той, что лучше сохранилась. Беда лишь с тем, что этим делом я ещё никогда не занимался. Колёса тоже не снимал, но здесь хотя бы видел, как Герман у себя менял. А вот как ставят заплатку, знаю только в теории, из тех рисунков и заметок, что в книге по устройству Нивы прочитал.

Правы люди, когда говорят, что пока сам не попробуешь, настоящий вкус так и не узнаешь. Сколько не наблюдай за человеком, как он балдеет от хорошего коньяка, всё равно не поймёшь, чем он в действительности отличается от водки. Казалось бы, чего тут сложного, поменять колесо? Поставил домкрат, скрутил все гайки, одел на шпильки то, что целое ещё и всё, поехали кататься. Так думалось и мне, пока я лично не начал этим заниматься. Только на установку механизма подъёма автомобиля, у меня ушло не меньше тридцати минут, а что говорить о том, сколько времени я затратил на всё остальное, сопротивляющееся на морозе так, словно жирный хряк перед смертью на бойне. Короче, замена переднего колеса была мной закончена в глубоких сумерках, когда думать о заднем не было ни сил, ни возможности, что, в конечном итоге, сподвигло меня на поступок, до этого момента казавшийся полной ерундой и откровенной лажей. Не придумал ничего лучше, чем выдвинуться в сторону магазина ногами и с одним пистолетом в руке. Нет, фонарик я прихватил, точно так же, как и две шоколадки, а вот от другого оружия отказался, как будто и нет его у меня. Автомат на плече, даже при мимолётной встрече, может вызвать у людей и нелюдей, вполне обоснованный приступ агрессии, чего бы мне не хотелось ни в коем случае.

По моим прикидкам, продуктовая точка городского торга, обследованная мной часа четыре назад, стоит где то рядом, так что ничего страшного, по дороге туда, не должно случиться. Настроившись на скорость, километров десять в час, резво потрусил по обледенелой трассе, стараясь согреться и особо не разглядывать многоэтажные дома. Выхватил название улицы, на одной из пятиэтажек и всё, присматриваться к ним больше не буду. Почти наверняка, там море жителей осталось, а постоянно думать о том, что с ними стало и в каком виде они сейчас дома лежат... Нет уж, увольте. Так не долго и сорваться. Легко и незаметно добежал до поворота, свернул туда и примерно метров через триста, благополучно добрался до улицы имени товарища Некрасова — прозаика и публициста. Знаменитого, между прочим, ещё и тем, что в карты проиграл огромное состояние. Обрадовался. Собственному умению ориентироваться в пространстве, а ещё и тому, что не позволил себе там, на море, бесшабашно свалиться в азарт, как поэт и картёжник самоучка. Счастье длилось недолго. Уже через несколько десятков парящих шагов мне стало ясно, что сделал это рано, очень рано. Сердце моё, стучавшее во время бега ровно и монотонно, вдруг резко защемило от картины, замелькавшей впереди, а где то минуты через две, оно и вовсе так заныло, что я перешёл на быстрый шаг, вскоре ставший старческой походкой. Когда же достиг площади, лежавшей у тёмного гастронома грязным и абсолютно пустым, неровным пятном, мне и вовсе жить расхотелось.

— Мать моя!... Женщина! — громко говорил я себе, не понимая, чего делать дальше. — И на хрена ты меня родила, такого придурка, невезучего?! Ну знал же, что оба колеса всё равно не успею свернуть! Так нет, попробовать ему надо! Геракл хренов! Как же. Я такой умный, сильный и неповторимый! Дебил, ты конченный! Твою мать! Да, чтоб тебя, головой об стену! И не один раз, а долго! Может тогда поумнеешь! Телепат недоделанный! Сразу надо было сюда мчаться и ни о чём другом не думать. Баран тупоголовый!

Всё повторилось. Ругаться снова хотелось долго и опять самыми непристойными словами, но время, как и прежде, неумолимо убегало, и надо было что то предпринимать, на что то решаться. Хорошо, что ума хотя бы это понять, у меня всё же хватило. Прекратил нецензурно выражаться и начал бегать в кромешной темноте, освещая пространство тусклым лучом, серебристого фонарика, судорожно дёргая им по сторонам. К сожалению, изучение местной подворотни результатов не принесло. Выхода из моего тупика, в ней так и не обнаружилось, как и транспорта, способного удовлетворить меня, и потребности моей покалеченной Нивы. Побарахтавшись по жёсткому снегу, вернулся на главную дорогу и ещё раз посмотрел туда, сюда, цепляя ухом характерные, для работающего двигателя, звуки. Только зря время потратил, нет тут ничего. Тяжело вздохнул, снова осмотрелся, напрягая зрение до предела и только после этого решился на поступок, требовавший от меня полной концентрации, и всех накопленных ранее сил. Приобретённый жизненный опыт и, наверняка, врождённая привычка не раскисать даже в самых сложных обстоятельствах, стучали в набат и говорили, что хватит придуряться, пора браться за ум и делать ноги.

И вот я лечу по скользкой дороге, со скоростью обозлённого спринтера, на дистанции для более расчётливых людей, с каждым шагом "догоняя", что минуты мои уходят слишком быстро. Они убегают намного быстрее, чем остаются позади метры, мелькающих из под ног, давно отвыкших преодолевать такие расстояния. На ходу уже слопал пол плитки шоколада, прямо как великий стайер Владимир Куц, но помогло мне это мало. Я, мало по малу, начал уставать, перегреваться и дышать, как паровоз, обожравшийся сухими дровами. Уже сейчас отстаю от момента выезда колонны на трассу, почти на восемь минут, а мне до неё, ещё бежать и бежать, но я упорно следую вперёд, надеясь на чудо.

"Долго ли коротко сказка сказывается, да не скоро дело делается" — вспомнились мне мудрые слова из народного фольклора, в тот самый момент, когда ползание на карачках, по ледяной дороге с фонариком в руках, наконец то принесло хоть какой то результат. Получив его я снова встал на ноги, смачно бросил к ним собственную слюну, горькую и вязкую, посмотрел назад, затем взглянул в ту сторону, куда, по всем признакам, совсем недавно уехала наша колонна и хрипло прошипев четыре всем понятных звука, ещё быстрее побежал вперёд. Хотелось верить, что чудеса случаются не только в сказках, но и наяву, и на дневной стоянке хотя бы кто то остался, и ждёт возвращения горячо любимого, блудного сына, у которого ветер гуляет в голове. Восемь километров ерунда, для молодого парня уже пробежавшего примерно столько, а такому тугодуму, как я, они даже на пользу пойдут, тем более прибегать к предельным скоростям мне уже не придётся, дорога здесь одна и мимо меня мышь не прошмыгнёт, а железный конь подавно не прорвётся. Так что можно бежать в облегчённом темпе, но всё же не забывая о том, что приближается ночь. Это сейчас мне жарко и душно, а когда остановлюсь, холод быстро до костей проберёт и нужно будет где то, чем то согреваться.

Чудо не свершилось, ни Аркаши, ни Лили, ни Жоры с её отцом, в деревне я не обнаружил, хотя надеялся на встречу хоть с кем то из них, до крайнего, самого захудалого переулка. Обидно, не скрою, но в случившемся сам виноват, как бы это горько не звучало. В поисках душевного тепла пробовал достучаться до местных и тоже безрезультатно. Никого я в деревне не нашёл, живыми. Мёртвые были. Много. Но, чего с них возьмёшь, кроме ужаса и страха? После обнаружения в одном из домов трёх заледенелых трупов, очень захотелось отсюда очень быстро убежать. Куда? Да вот хотя бы обратно, в город. Там я живую тётку видел, а здесь одни мертвецы, смотрящие на меня своими неподвижными зрачками. Ноги от бега гудели, грудь всё ещё горела огнём, сил оставалось мало, но находиться в насквозь промёрзшем посёлке не решился, уж очень жуткая картина нарисовалась в нём. На ходу доел остатки шоколада, ставшего холодным словно лёд. Перед выходом из деревеньки ещё раз осмотрелся, на всякий случай немного поорал, а не достигнув какого нибудь видимого результата, медленно побежал назад, стараясь ни о чём плохом не думать. А собственно говоря, чего такого страшного случилось? Что неисправимого произошло? Ну, подумаешь не обнаружили меня в деревне и даже не подумали искать или остаться. Что из того? Я что не знаю, где конечная точка нашего маршрута? Сам туда доберусь и не намного позже, чем они. Плохо, конечно, что помеченные мной люди и не очень многочисленные друзья, остались без защиты и прикрытия, но это тоже не критично. Отобьются, в случае чего. Для чего то они оружие в руки взяли. Да и не обязательно стычка с пришельцами, вновь у них произойдёт. Может ещё всё обойдётся. До этого же ехали как то и никто на нас не нападал. Три огненных шарика в расчёт не беру. Вполне вероятно, что они только в этом районе хулиганят. Всё же неподалёку вторая столица стоит, а это и для инопланетного разума, чего то, да значит. Настраивая мысли на позитивный лад, вновь втялуся в размеренную скорость и дальше бежал достаточно легко, лишь удивляясь безграничным возможностям уставшего организма. Ночь на дворе, за спиной десятки километров, а я всё бегу и бегу.

На ночёвку устроился в собственной машине, хотелось привычного уюта и настоящего тепла. А ещё хотелось пить, жрать и наконец действительно поверить в то, что не сдохну от холода, голода или от чего нибудь жуткого, следящего за мной из-за тёмного угла. Спал долго, целых пять с половиной часов, но проснулся быстро. Открыл глаза и всё, закрывать их желания так и не появилось. Зато, из работавшей всю ночь машины, выходить долго ещё не хотелось. Минут тридцать так и сидел, разглядывая узорчатые снежинки, почти мгновенно таявшие на грязном стекле, думая о событиях происходящих со мной последние две недели. Всё вдруг стало таким ясным и понятным, при отсутствии посторонних советов и глаз.

— Дурак ты Антоха — высказался я вслух, в конце небольшого, мысленного разговора. — Вот, какого хрена ты сюда попёрся? Сразу же было понятно, что ничего хорошего тебя здесь не ждёт. Домой надо было ехать, на море. Вправить нужным людям мозги и вперёд. Там хотя бы тепло и снега почти не бывает. Так нет, поддался чарам ананасов и рассказам разных мудаков. Что за дурная привычка, верить в разные байки, небылицы и чужую болтовню. Ненавижу себя за это. А ещё ждать ненавижу. А догонять, подавно не люблю.

Оттягивать и дальше, настойчивое требование внутренней части организма, было чревато для автомобиля и собственных штанов. Резво вылез на лютый мороз, сходу ощутив, каким жёстким и жестоким он тут бывает. Оправился, буквально в трёх метрах от завязших колёс. Потом протёр снегом руки и припухшие от вчерашнего бега глаза. Потоптался на месте, присматриваясь к тому, что творится в округе, а ничего не заметив, забрался в салон. Есть не хотелось, но я зажевал в сухомятку немного галет. Подумал. Отломил колбасы. Вздохнул и засунул огрызок обратно, понимая, что пора выходить. В очередной раз покинув Ниву, в три шага обогнул её, одним движением открыл почти чистое, заднее окно, достал оттуда нужую железку и глядя на машину завертел её в руках.

— Да, как не крути, а внутренности освобождать придётся — сказал себе и с жалостью в глазах, засунул агрегат подъёма туда, где он до этого стоял.

Внутри у меня столько разного барахла накопилось, что врядли его подымет этот скромный домкрат, наверняка не способный подымать такие грузы. Скинул куртку, закатал рукава, открыл все двери и начал дёргать вещи, откуда только смог. Не прошло и получаса, как машина снова приобрела вид обычного автомобиля, не заваленного житейской ерундой. Конечно, кое что можно было бы в нём и оставить, но в нервном порыве я вспомнил об этом лишь в самом конце.

Камеру заклеил так, как будто этим делом занимался всю прошедшую, не очень долгую, сознательную жизнь. Может раньше я действительно работал в гараже, на какой нибудь шикарной "Волге" или там же, вулканизаторщиком израненных колёс? Уж очень идеально всё получилось, хотя устройство для наложения заплаток, это ещё та засада и удовольствие от него я "огромное" получил. Это же сколько житейской мудрости было у того человека, что изобрёл столь изощрённый механизм. Ладно, буду считать, что я необычайно везучий. А, как по другому? На всё про всё, ушло немногим больше, чем два с половиной часа, что на мой неискушённый взгляд отлично, с учётом того, что занимаюсь этим делом впервые. Осталось только пообедать, чем бог послал, закинуть назад всё нужное и не очень, заехать к незнакомой тётке, очень просившей её посетить и можно двигать дальше, колонну нагонять.