Колос времени

Внезапно Хорф развернулся и приблизил факел к самому лицу Мартины.

— Что с вами, фрейлейн? — тихо произнес он.

Девушка вздрогнула, комкая на груди края шали.

— Онемели? — Рыцарь наклонился, пощекотав ее своим дыханием. — Вам жаль этого глупца?

— Надо сообщить Элизе, — испуганно прошептала Мартина.

— Зачем? Не нужно беспокоить баронессу в такой час.

— Но ведь это ее муж...

— Был ее муж, — отворачиваясь, холодно возразил Хорф. — Но правда, не стоит здесь оставаться. Вы испачкались — ступайте, смойте кровь.

— Кровь и на вас, господин рыцарь! — собравшись с силами, выпалила ему в спину Мартина.

Он равнодушно бросил через плечо:

— Вы не в себе. Возвращайтесь в покои.

— Жульен не падал с галереи! Он упал с донжона, с верхней площадки!

— Вы сами видели?

— Нет, но... — Мартина лихорадочно стиснула руки. — Я слышала крик. И кто-то прошел мимо... Господи помилуй, а если это был человек со шрамом?

Одним шагом Хорф оказался рядом. Жесткая ладонь стиснула девушке рот.

— Молчи... Сколько раз повторять: господин де Мерикур упал. Из галереи или с донжона — какая разница? Он был пьян, несомненно. Его давно не видели трезвым. Он был глуп и слаб. Даже собственная жена его презирала. Лучшее, что он мог сделать, это умереть. Смиритесь, фрейлейн.

— И вы этого ждали, — задыхаясь, пробормотала Мартина, когда Хорф ослабил хватку. По губам рыцаря скользнула кривая усмешка, а в зрачках отразились красноватые отблески пламени. Он слегка наклонил голову.

— Вы правы. Да, правы, — повторил он с явным удовольствием. — Я этого ждал.

— Мерзость, гнусность! — воскликнула девушка, забыв про страх. — Подлость! Да вы же его и убили! Даже если не вы столкнули, его смерть все равно на вас! Убийца! Кто допустил... — ей снова зажали рот, и Мартина замычала, отбиваясь.

— Тише, тише, барышня, — с присвистом зашептала вынырнувшая из темноты Кристина. — Успокойтесь же...

— Ступайте, фрейлейн фон Зегельс, — посоветовал Хорф, передавая Мартину, будто куль. — Берите пример с сестры, она-то помнит о приличиях. Ты, девка, проводи госпожу в покои и уложи спать. Утром я пришлю к ней доктора.

Обхватив госпожу обеими руками, служанка силой увлекла ее за собой. Под крышей паласа дочь барона всхлипнула и обмякла, повиснув на плече у Кристины. Молчаливо позволила она отвести себя в комнату, раздеть, умыть и уложить в постель. Гнев сменился апатией, и Мартине чудилось, что она лежит на дне пересохшей реки, умирая от жажды. Откуда-то слышен шум потока, и нужно пройти совсем немного, чтобы добраться до воды. Но у нее нет сил...

Кристина накрыла госпожу одеялом и присела рядом, растирая ее ледяные ступни. Лицо служанки смутно белело в темноте.

— Да что на вас нашло? — не выдержала она, наконец. — Куда бросились? И без платья... Ну, что вам за дело, ей-богу? Подумаешь, прибрал Господь молодого хозяина. Уж коли ваша сестрица по нему слезы не прольет, так и вам не пристало.

Не дождавшись ответа, Кристина добавила поласковей:

— А кричали зачем? Я чуть со страху не померла, решила уж, что господин рыцарь вас прибьет и меня вместе с вами... Зачем на господина рыцаря накинулись? Может, он не виноват вовсе. А ну, как велит теперь вас запереть? Сестрица ваша, небось, противиться не станет. Что господин Альберт скажет, то госпожа Элиза и сделает. Не по-божески это, ну да ладно. Не нам судить...

— Что ты сказала? — Мартина привстала, расширенными глазами глядя на служанку. Та испуганно перекрестилась и кивнула.

— Вот вам крест! Господин рыцарь таков, он свое возьмет. Не на вас, так на сестрице вашей женится непременно, чтобы замок к рукам прибрать. А госпожа Элиза — не вы... Да все уж давно заметили — и Вейла, и Мария-полячка, и Берта, и другие тоже. Все знают, что госпожа Элиза с господином рыцарем сдружилась оттого, что мужа не терпит. Небось, долго вдоветь не станет, сразу с ним обвенчается... По мне, так и хорошо. Вы бы за господина рыцаря все равно не пошли... А хозяин из него все же получше будет, чем из того француза.

— Ступай прочь! — Мартина резко высвободила ногу и отвернулась.

— Да я же... — Кристина поджала губы и, глянув на застывшую спину госпожи, вздохнула и вышла, без звука притворив дверь.

Мартина стиснула зубы и зажмурилась. Но это не помогло — обжигая холодные щеки, из-под век одна за другой выкатывались слезы. Она старалась унять их, но не могла, и даже во сне слезы все так же катились на подушку.

Через неделю из ворот замка Зегельс выехала кавалькада: полтора десятка всадников и два крытых возка направилась через холмы по дороге, ведущей в Мариенбург. Впереди ехал грузный ливонец средних лет в белом суконном плаще с черным крестом, поодаль трое рыцарей помоложе вели негромкий разговор. Четвертый следовал за ними, не отрывая глаз от небольшой книжицы. Кнехты в колетах из толстой кожи держались позади первого возка, более легкого и быстроходного, с резными дверями и потертыми бархатными занавесками на окнах. Вторая повозка замыкала кавалькаду, поднимая тяжелыми колесами густой пыльный шлейф.

Прощально блеснув, солнце скрылось в густых сизых облаках. На западе длинные алые сполохи, охватив половину неба, начали постепенно затухать. В низинах сгущались тени, а светлая лента дороги, напротив, проступила еще ярче на темной зелени холмистых лугов.

Рыцарь фон Тротта поерзал в седле, в который раз проводя рукой по красному, блестящему от пота лицу. Придержав коня, он шумно вздохнул и проворчал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Ох, матерь Божья, ну и парит. И комары попрятались, и цикад не слышно — чтоб мне лопнуть, если к ночи не разразится гроза. Храни нас святой Николай! Черт же дернут выехать под вечер, остались бы лучше в замке... Была бы охота вымокнуть до нитки... шпорами своими клянусь, часу не пройдет, как начнет поливать!

Один из ливонцев, высокий и худощавый, поравнявшись с ним, вежливо заметил:

— Досточтимый брат Вильгельм, не вы ли громче всех кричали, что ноги вашей не будет более под крышей Зегельса?

— Так и есть! — мгновенно вскипел рыцарь фон Тротта, с силой натягнув поводья. — Так и есть, не видать мне последнего причастия! Уж очень взбесил меня этот щенок Хорф... Подумаешь, хозяин Зегельса! Владетель всех угодий! Да чтоб он лопнул, ненасытная прорва! Чтоб у него брюхо поперек треснуло! Владетель Зегельса и барон! Да я своими ушами слышал, что старый Хорф из Крейцбурга погнал щенка прочь, лишив наследства. И, говорят, отрекся от него, и даже составил о том надлежащую грамоту, к которой приложил печать фогт из Эрле. Вот так!

— Я слышал также, что грамота не имела законной силы, — рассудительно ответил худощавый. — С братом же, новым бароном Крейцбурга, Альберт Хорф сумел разойтись полюбовно.

— А все же он подлый выродок и грабитель, разрази меня гром!

За синей полосой леса гулко заскрежетало, эхом прокатилось над холмами, и гневливый рыцарь поспешно осенил себя крестом.

— Божий суд на небе, людской на земле, — пробормотал его спутник.

— Вот-вот! — Старый ливонец с опаской глянул на небо. — Пусть магистр Волтер разберется по чести, пусть пошлет сотню латников в Зегельс, пусть вздернет щенка на воротах замка...

— Коль скоро земли и замок находятся под рукой архиепископа, то следует прежде подать жалобу в его совет, — перебил худощавый, — каковой соберется в Ронненбургском замке к Иванову дню... — Он запнулся, поймав насмешливый взгляд рыцаря.

— Ты, брат Хенниг, ученый человек, но не видишь дальше своего носа, — фыркнув, заметил Тротта. — Пусть прелаты обделывают свои дела, Ордена это не касается. Но в Латгалии всем заправляют наши командоры и фогты, а над ними — никого, кроме Господа всемогущего и Волтера фон Плеттенберга. Архиепископ Рижский и епископ Дерптский знают об этом лучше тебя, поэтому вмешиваться не станут. Да и что им за дело, кто сидит в Зегельсе?

— А для Ордена это важно?

— Сам подумай. Земли Унгернов тянутся вдоль всей реки Педец — хороший мост между владениями Ордена на севере и на юге. Покойный барон Клаус был с нами в большой дружбе, его смерть — большая для нас потеря. Такого союзника в своем государстве найти нелегко. Старшая барышня Унгерн натворила дел: с французом венчалась без отцовского соизволения, еще и с Хорфом спуталась и теперь носит от него ублюдка. По всему выходит, сошлись они при жизни Мерикура... что есть прелюбодеяние, за которое следовало бы баронессу, как распутную девку, прилюдно высечь на задке телеги, а щенка Хорфа выслать из страны. Сучий сын!.. Вся желчь вскипает, как вспомню, что он мне наговорил! Но пусть, про его дела многое теперь известно. Разбойничий выродок не отвертится от суда, а Элизу Унгерн после родов отправят в монастырь замаливать грехи...

Брат Хенниг задумчиво поскреб пальцем губу, потом обернулся на едущий следом возок:

— Значит, младшая фрейлейн фон Зегельс неспроста отправилась с нами?

Вместо ответа рыцарь, отдуваясь, провел рукавом по лицу и перевел взгляд на небо. Над лесом уже вовсю громыхало, и фиолетовые тучи озарялись частыми сполохами. От них к верхушкам деревьев протянулась размытая полоса дождя. Налетевший ветер поднял с дороги тучу пыли, накрыв ею путников. Всадники дружно пригнули головы, а из окошка возка высунулась женская рука, ловя тяжелый занавес.

Рыцарь фон Тротта сплюнул осевший на губах песок и подозвал самого молодого из ливонцев:

— Вот что, брат Юрген, оторвись-ка от книжки да пойди к фрейлейн Мартине. Скажи ей, чтоб не пугалась грозы. У меня с собой нитка из плаща святого Николая, которая бережет от ненастий. Да сотри с рожи эту постную мину и будь полюбезней с девицей! Ступай!.. Знавал я барышень, которые от грома вовсе теряли разум, — задумчиво добавил он, когда брат Юнген отправился выполнять распоряжение. — Хотя, сдается мне, младшая Унгерн не из таких, даром, что мелкая и тощая, как куриная кость. Прошлой осенью она была поглаже, а сейчас, того и гляди, ветром снесет. В замке болтали, будто разбойник Хорф пытался ее уморить...

— Из-за этого вы взяли ее в Мариенбург? — повторил брат Хенниг.

— Из-за того ли, из-за другого ли... — проворчал ливонец. — По духовной Клауса Унгерна наш фогт назначен ее опекуном, к тому же она крестница его сестры, госпожи фон Мюнстер. Пусть лучше при ней будет, чем при распутной Элизе и проклятом Хорфе. А там решат, за кого ее выдать замуж, чтобы Зегельс вновь был в надежных руках. Чтоб мне не видеть более ни одной рейнской бутылки, ежели замок достанется Хорфу! Нет, этот кусок ему не проглотить!

Молнии били совсем уж близко, и рыцарь фон Тротта велел свернуть у первого же фольварка с тем, чтобы переждать грозу или вовсе заночевать. Делалось это ради Мартины Унгерн, сидевшей в возке с видом до того несчастным, что молодой ливонец из сил выбивался, пытаясь ее развлечь. Служанка, забившись в угол, только вздрагивала при каждом ударе грома, а Порциус Гиммель, плотно надвинув шапку с наушниками, тихо клевал носом. На коленях у него, прикрытая краем синей мантии, лежала шкатулка с латинским изречением на крышке, и доктор даже во сне не отрывал от нее рук.

Высланный вперед кнехт вернулся с хорошими известиями. Миновав небольшую рощицу, путники на поле с возвышавшимися посередине постройками одинокого фольварка. Когда возок стал со скрипом заворачивать к дому, Мартина вдруг стремительно подалась к окну, расширенными глазами глядя в сторону рощи. Там, под черно-синим маревом клокочущих туч в свете пылающих зарниц призрачно серел волк, провожая кавалькаду немигающим взглядом.

Через мгновение плотная стена дождя скрыла из глаз и рощу, и поле, наполнив мир шумом и хлюпаньем жестких белесых струй.

Тяжело дыша, Мартина откинулась на сидение. В молчании они добрались до фольварка, во дворе которого метались растревоженные хозяева, держа над головами кожаные плащи.

Мартину с почтением провели через общую комнату в теплый закуток с высокой, как стог, постелью. Хозяйка, полная латышка в толстой овчинной безрукавке, торопливо перестилала простыни. От запаха лежалого сена у девушки заломило в висках. Она задержалась на пороге, зябко потирая руки. Промокший плащ с нее сняли, платье было сухим, но озноб все никак не проходил. Мартина поискала глазами доктора Порциуса: тот устроился на скамье поближе к очагу, одной рукой по-прежнему прижимая к себе шкатулку. Поглядев на нее, Мартина закусила губу и перестала дрожать.

— Доктор Порциус, не осталось ли у вас маковой настойки? — приблизившись, робко спросила она. — Боюсь, мне будет не уснуть...

— Конечно, фрейлейн, — предупредительно склонился тот. — Многое пришлось оставить в замке, non medicamenta*. Они всегда при мне. Я сейчас же сделаю вам питье.

— Благодарю, — Мартина вымученно улыбнулась и вернулась в закуток. После недолгой тишины Порциус Гиммель загремел склянками в дорожном мешке, а ливонцы заговорили все разом, не обращая внимания на жмущихся по углам латгалов.

Сквозь щель Мартина увидела, как он отмеряет капли настойки в кружку с водой, затем передает Кристине. Задержав взгляд на пузырьке, дочь барона отвернулась и села на постель.

Вошла служанка.

Мартина велела ей закрыть дверь поплотней и тихо произнесла:

— Кристина, слушай внимательно...

* Но не лекарства

Часть 5. Колос

Вне времени

Вера попыталась разомкнуть веки и громко застонала. Острый как спица, луч света проник прямо в мозг и принялся колоть череп изнутри.

Медленно перебирая руками, она кое-как села и ухватилась за что-то, пережидая, пока боль в голове немного утихнет и перед глазами перестанут плясать разноцветные пятна. Потом сморгнула и огляделась.

Луч оказался бледным отсветом на крашеном деревянном полу. Чуть выше в полумраке маячили тускло-желтые щели дверного проема. Вера сидела между стеллажами: правый был заполнен круглыми жестяными контейнерами с бирками, на левом громоздились разнокалиберные деревянные ящики и картонные коробки. Такие стеллажи стояли и дальше, их ряды терялись в пыльной темноте углов. По полу тянуло сквозняком, разбавляя затхлый воздух острым запахом плесени, сырого картона и химикалий.

Поднявшись на ноги, Вера обошла стеллаж и ощупью двинулась вдоль стены. Из-под пальцев сыпалась облупившаяся краска, неровные половицы сердито поскрипывали. Идя на свет, девушка наткнулась на что-то большое, угловатое, прикрытое плотной материей. Дальше была дверь, за ней кто-то фальшиво напевал.

Затаив дыхание, Вера прильнула щели в рассохшемся косяке. Это оказалось не лучшей идеей: в живот ей упирался острый край трубы, торчавшей из-под матерчатого чехла. Вера попробовала его отодвинуть, потом уцепилась за косяк и неуклюже полезла вверх. Под ней чехлом хрустнуло, поддалось и начало съезжать вместе с ней.

Дверь распахнулась, и девушка замерла, упершись ладонями в косяк.

Пение смолкло, знакомый голос дружелюбно произнес:

— О, привет! Заходи.

Вера медленно сползла с чехла, пошатнулась и наконец встала на ноги.

— Где я? — Она оглянулась, но за спиной был все тот же заставленный стеллажами чулан.