Вирус разума. Правила игры

Глава 16

Планы, планы, планы

Три дня Лада не выходила из комнаты. Она спала, ела, пила, разговаривала с бабой Олей, но все это проходило как бы мимо ее сознания. Жизнь шла своим чередом, но шла мимо, в какой-то очень близкой, но все же параллельной реальности. Лада реагировала на окружающих, отвечала на вопросы бабы Оли, зачастую, правда, невпопад, но стоило ей остаться одной, как ее будто бы выключали. Взгляд становился тусклым и безжизненным, а сознание затягивало серым беспросветным туманом. Спроси ее в эту минуту, о чем она только что думала, Лада бы не ответила, ибо мысли, роящиеся в ее голове, были беспорядочны и нечетки, и зафиксировать хотя бы одну из них она просто не могла, даже если бы и хотела.

— Вот ирод, что с девкой сотворил, — в очередной раз принялась причитать баба Оля, как только зашла в ее комнату. В руках старушка держала деревянный резной ковшик с какой-то жидкостью. — Вот испей-ка, Ладушка, отварчика травяного, тут и зверобой, и чабрец, и корешки кое-какие, авось, поможет, авось, к жизни тебя пробудит. На-ко, отведай.

Девушка приняла ковш, сделала несколько глотков и вернула его старушке:

— Спасибо, баба Оля, вкусно.

— Вкусно, вкусно, — проворчала она, — разве же во вкусе дело. Жизни тебя ирод лишил, словно свечечку задул. Коптишь, дымок пускаешь, а не светишь. Разве же так можно. Разве же так с людьми-то поступают. Это кто же ему право такое давал, над девчонкой так измываться. Головушка-то как, не болит?

— Не болит, бабушка, Только пусто как-то, как будто ветер гуляет, и в ушах звон, как от колокольчиков. А еще кажется мне, будто воет кто-то все время.

— Ну, насчет колокольчиков ничего тебе не скажу. В этой вере бесовской колокола отродясь не приняты были, а вот что касаемо воя, так это Баян.

— Какой баян, гармошка что ли?

— Сама ты гармошка, — деланно рассмеялась баба Оля, — Баян — собака соседская, которая на тебя набросилась, помнишь?

— Помню, большая такая, страшная.

— Да не такая уж и страшная. Баянка-то пес добрый и ласковый, его и на цепи-то никогда не держали. И чего он вдруг на тебя налететь удумал, до сих пор понять никто не может. Только с той поры Баян-то нет-нет, да и завоет. То ли занемог чего-то, то ли вину свою чует.

— А-а, — проронила Лада и замолчала. Судьба пса ее интересовала мало. Ее вообще сейчас мало что интересовало.

— Вот супостат, — баба Оля бросила взгляд на сверкающий во лбу девушки камень. — Держись, доченька, а я пойду еще покумекаю, авось чего и надумаю. Надо нам как-то с этой бедой справляться, а то ведь совсем завянешь, цветочек ты мой аленький.

Пару часов спустя в комнату Лады заглянул и Кратос. Девушка никак не прореагировала на его появление. Он, в свою очередь, настаивать не стал, оглядел ее внимательно, хмыкнул удовлетворенно и вышел вон. Состояние девушки его полностью удовлетворило. Все шло своим чередом, именно так, как он и задумывал. Девчонка потеряла вкус к жизни. Ею овладела апатия и безразличность. И это только начало. Диадема, а главное, камень делали свое дело медленно, но верно. В мозгу девушки шел непрерывный процесс. Клетка за клеткой блокировалась, их нервные окончания отключались. Мозг не умирал, все основные жизненно важные центры продолжали работать, но, тем не менее, человек как личность постепенно начинал исчезать. Скоро Лада должна была начать терять память, день за денем события, произошедшие с ней, станут стираться из ее памяти, и чем ближе это событие к дню сегодняшнему, тем быстрее оно исчезнет из ее памяти. Потом начнет блокироваться двигательный центр. Сначала просто отпадет необходимость двигаться, а потом постепенно исчезнет и сама возможность. Девушка будет лежать живым трупом, овощем на грядке. Она будет дышать, она будет все слышать и видеть, но ни сказать, ни двинуться, ни подать хотя бы какой-нибудь знак она не сможет. Впрочем, это произойдет еще не скоро. Диадема работает медленно, аккуратно, так чтобы ни в коем случае не убить своего владельца. Ее работа незаметна на первый взгляд, но зато и неотвратима. Жалел ли он в этот момент Ладу? Пожалуй, нет. Кратос уже давно изжил в себе это чувство и руководствовался в своих действиях исключительно рациональностью. Единственный, по отношению к кому он мог бы испытать жалость, был Мишель, к которому он неожиданным образом привязался. Но он пока не давал Кратосу повода жалеть себя.

Состояние, в которое он постепенно вводил девушку, было выгодно Кратосу. Во-первых, это было наказание и своего рода месть за неудачу на Сейд-озере. Во-вторых, это срывало планы Аспера, а это уже само по себе немало, ну и в-третьих, чем-то все-таки Лада его зацепила, и он не хотел ее убивать. Он решил просто вывести ее из игры на время. Потом диадему можно будет удалить, вернуть девушке память, причем не всю, а только то, что Кратос сочтет нужным, и вернуть ей вкус к жизни. Уж чему-чему, а этому Кратос научить ее сможет...

На следующий день баба Оля принесла очередную плошку с отваром из корня женьшеня, рябины и еще десятка каких-то листьев и трав. Где она брала свои рецепты, одному богу известно, а уж о том, где она брала компоненты для своих напитков, было, пожалуй, известно только ей одной.

Как дела, Ладушка? — вывела она из прострации девушку. — Я вот тебе нового взварчика приготовила, отведай-ка, глядишь и повеселеешь.

Лада отхлебнула глоток и сморщилась.

— Что, горький, — улыбнулась старушка, — ничего, это горечь хорошая. Это рябинка тебе силу и энергию солнца отдает. Пей, дочка, пей, не все лебеда, что горчит, не все мед, что сластится.

Лада послушно отпила глоток, потом еще один.

— Баба Оля, что-то мне последнее время вой жуткий мерещится. Видно, по мою душу смерть вокруг ходит.

— Ты, девка, глупости-то из головы выкинь. Какая смерть, это же Баян.

— Какой баян, гармошка что ли такая?

— Да какая гармошка, — нахмурилась баба Оля, — Баян — собака наша, я же говорила тебе.

— Не помню.

— Как же не помнишь? Намедни только разговор был. Баян — это тот самый пес, который тебя напугал. С того дня и воет чего-то. Ты что, Ладушка, неужто совсем не помнишь?

— Вот ты мне рассказала, так вроде и вспомнила, а так нет, как в тумане все.

— А ну-ка давай в деталях и подробно, что еще помнишь, что не помнишь.

Баба Оля устроила девушке форменный допрос, в результате которого выяснилось, что девушка практически полностью забыла все, что с ней произошло вчера. Весь позавчерашний день в ее памяти лишился конкретных деталей и сохранился лишь в общих чертах. Все, что было с Ладой три дня назад, девушка вспомнила, но с трудом. Дальше вниз по шкале времени память ее пока не подводила.

То ли после разговора, то ли под воздействием отвара, который Лада послушно выпила весь без остатка, но им все-таки удалось восстановить утраченную девушкой картину прошедших дней. А баба Оля пришла к неутешительному выводу: девушка теряет память. И если это шок после испуга, что Лада категорически отрицает, то с этим еще можно как-то бороться, а вот если это результат магии и в нынешнем состоянии девушки виноват колдун и его диадема, то вот тут что делать, было не понятно, и оттого еще более страшно. Тут уж ни травы, ни таблетки не помогут. Тут нужны силы более высокого порядка.

Всю ночь баба Оля молилась, думала и опять молилась. Она закрылась в своей комнате, достала из тайничка небольшую иконку "Спаса нерукотворного", которую она долгие годы прятала от всех, даже от мужа, и доставала только в особые случаи. Сейчас был именно такой случай. Баба Оля еще раз проверила, что дверь закрыта, окна занавешены и никто не сможет ни помешать ей, ни раскрыть ее тайну. Перед иконкой она поставила маленькую свечечку, зажгла ее и, встав на колени, тихо зашептала. Для начала она, как и положено, трижды прочитала "Отче наш". Потом обратилась к своей небесной покровительнице святой равноапостольной Ольге, бывшей некогда великой княгиней, правившей Киевской Русью после гибели мужа, князя Игоря Рюриковича. Ольга первой из русских правителей приняла христианство ещё до Крещения Руси.

— Величаю тя, святая равноапостольная княгиня Ольга, яко зарю утреннюю в земли нашей возсиявшую и свет веры православныя народу своему предвозвестившую. Матушка Ольга, направь на путь истинный, присоветуй мне грешной, что делать, как девочке помочь. Злой колдун заклятье на нее наслал, тает девочка на глазах, жизнь по минутке, как песок сквозь пальцы уходит, память ее, как воск тает, что вчера было, сегодня уже не помнит...

Поутру баба Оля пришла к Ладе со следующим разговором:

— Диадема твоя постепенно тебя убивает. Здесь я тебе ничем помочь не смогу. Все мои травы и настойки если и не бесполезны полностью, то лишь чуть-чуть процесс задержать смогут. Оставаясь здесь, ты Лада, обречена. Значит нужно бежать. Но куда бежать? Как? Уйти из деревни дело нехитрое, но вот как в тайге выжить в твоем-то состоянии?

— Ничего, баба Оля, как-нибудь справлюсь.

— Да ты одна в тайге и дня не проживешь. Поэтому нужно бежать вдвоем. От меня — старухи хоть проку и немного, но тебя, дочка, поддержать смогу, память потерянную и силы восстановить помогу. Ходок из меня по тайге, конечно, неважнецкий, ну да на безлюдье и Фома дворянин. Авось, пригожусь.

— Так куда же мы, бабушка, побежим?

— А вот это вопрос. Коли ты говоришь, что дедушка твой такой же силы, как и колдун этот, то ему и заклятие снимать. Дед-то твой, небось, в Нижнем живет?

— С чего ты взяла, я ведь тебе не говорила, — нахмурилась вдруг Лада, заподозрив неладное.

— Эк ты меня, девка, в шпионки этого нехристя записала, — искренне рассмеялась баба Оля.

Лада после небольшой паузы виновато улыбнулась, но тут же тень вновь легла на ее лицо:

— Я его ненавижу.

— Это хорошо. Ты, девонька, эту мысль ухвати и держи ее крепко. Ненависть, она индо посильнее любви бывает. Ненависть твоя может тем самым стержнем стать, на который ты все ниточки своей памяти наматывать будешь. Глядишь, с ее помощью и совладаем с супостатом. А насчет дедушки твоего, так тут и шпионом быть не надо. Ты же сама говорила, что в Нижнем учишься, а дед, дескать, с тобой постоянно занимается. Так где же ему еще жить, как не в Нижнем?

— Прости, баба Оля, — девушка прижалась к старушке, уткнулась ей лицом в шею, и вдруг заплакала горько и навзрыд.

— Ну поплачь, поплачь немного. Плачься богу, а слезы вода. Вода прошла, и беда прошла. Только Нижний уж больно далеко, не добраться нам туда.

— Так нам в сам Нижний и не надо. Нам бы только весточку о себе дедушке подать да спрятаться где-нибудь, пока помощь не придет.

— Боюсь, как только нас с тобой хватятся, погоню пошлют. А я, старуха — бегун плохой, далеко не уйдем. Не то что до Красноярска, до Мурги не дойдем. Погоня нас еще в лесу словит. Тут девонька хитрость нужна. Нельзя нам в Мургу идти, а значит нужно в другую сторону, вглубь тайги двигать, авось погоню обманем, а там на сто верст вокруг ни одной живой души. Так что весточку своим нескоро подашь.

— Ну не скоро, так нескоро, — обреченно вздохнула Лада.

— Диадему эту колдун на тебя нацепил для чего? Чтобы дед твой тебя не нашел?

— Да.

— Значит теперь и он сам тебя найти не сможет, пока эта штука у тебя в голове?

— Наверное, если только он еще чего не придумал.

— Ну с божьей помощью да со своей надеждой, авось и удастся.

— И когда же мы побежим?

— А ты будь готова в любой момент, как только случай представится, а я пойду приготовлюсь. В лес ходить тут даже мужикам подготовка нужна, чего уж про нас говорить, хотя я в поисках травок разных и переходила всю округу. Почитай, тайгу как свои пять пальцев знаю.

Баба Оля вышла, оставив Ладу одну. Девушка какое-то время еще сидела, устремив взгляд в окно, словно мысленно пробираясь сквозь тайгу к свободе, но вскоре взгляд ее потух, плечи опустились, руки безвольно упали на колени. В голове словно сквознячком подуло, начисто выметая все мысли. Пустота и апатия снова овладели девушкой, и она впала в странное состояние, словно превращаясь в равнодушного и безучастного зрителя, вокруг которого своим чередом разворачивается спектакль под названием "Жизнь".

* * *

Кратос находился в прекрасном расположении духа. Все шло так, как он и задумывал. Девчонка полностью в его власти, спасательная команда уже прибыла, находится где-то на подступах к деревне, и что самое приятное, он о них знает, а вот они о том, что он знает, не знают. А посему, их ждет провал. Их ждет тщательно приготовленная засада и скорее всего смерть. Ему было плевать на этих людишек, по глупому незнанию своему и ни на чем не основанной гордыне посмевшим стать у него на пути. Ему было плевать. Из всей четверки его интересовал только один: Кирилл. Вот он нужен был ему живым. Ненадолго, конечно, на время. Ровно настолько, чтобы он успел позвать на помощь Аспера. Тот, конечно, придет, он не может не прийти, ведь собственно для этого он и послал сюда Кирилла. Кратос слишком хорошо знал своего брата. Он наверняка просчитал этот момент, этот фактор мести, и понял, что комбинация с Ладой -это ловушка, ловушка для него, для Аспера. Впрочем, нет, надо быть честным, хотя бы перед самим собой. Вся эта затея изначально задумывалась исключительно как месть, месть Кириллу, поучаствовавшему в срыве его комбинации на Сейд-озере. На месть самому Асперу Кратос не замахивался, понимая, что после реинкарнации он с ним не совладает. А вот отомстить этому сорокалетнему мальчишке — то, что надо. В самый раз, чтобы проверить свои силы и поднять тонус. И тут вдруг — подарок судьбы — Лада и все, что с ней связано. Новые обстоятельства позволили построить операцию так, чтобы месть Кириллу переросла в нечто более масштабное, позволяющее насолить непосредственно Асперу. А это уже совсем другой уровень. И это было хорошо. Это было чертовски приятно. И ощущение удачи, ощущение фортуны, повернувшейся лицом, буквально распирало его, заставляя с трудом сдерживать играющую на губах улыбку...

— Не помешаю? — в дверь после короткого стука заглянула бородатая физиономия Грязнова

— А, Ипатич. Заходи. Чем порадуешь? Как там наши друзья, появились наконец?

— Появились, только совсем не там где мы их ждали.

— То есть?

— Мы думали, что они обойдут болото справа, а они пошли в другую сторону. Это же лишний день пути!

— Этого следовало ожидать. Профессионал никогда не пойдет кратчайшим путем, особенно если ему этот путь подсказали. Как вы их заметили?

— Случайно. Михеич в ту сторону пошел силки проверить, а кто-то из них сойку спугнул. Он место засек, но виду не подал. Сделал круг и засел в кустах. Почитай день просидел, но все же дождался. В сумерках они наблюдателя меняли, вот тогда он их и заметил. Сначала от кедрача часть ствола отделилась, поползла вниз и скрылась в траве. Потом другая тень из травы по дереву вверх поползла и в ветвях скрылась. Михеич, когда рассказывал, все башкой вертел, если бы, говорит, чуть в другом месте сидел, ни за что бы, ничего не увидел. Серьезные мужики, ничего не скажешь.