Вирус разума. Правила игры

А.Клочков

ВИРУС РАЗУМА

Правила игры

Моим кровичам: Виктору, Борису, Сергею и Ольге посвящается.

А.Клочков

Знаменье лучшее всех — за отечество храбро сражаться!

Что ты страшишься войны и опасностей ратного боя?

Ежели Трои сыны при ахейских судах мореходных,

Все мы падем умерщвленные, ты умереть не страшися!

Гомер "Илиада",

Пролог

Кратос поднялся с пола, подошел к зеркалу, брезгливо осмотрел свое новое, далекое от спортивной формы тело:

— Ничего, это дело мы быстро поправим, — произнес он вслух, привыкая к новому голосу. Походил по комнате, чтобы лучше почувствовать тело, достал телефон и набрал номер:

— Алло, Мишель? Я вернулся.

— Здравствуй,... отец, — после некоторого колебания ответил Мишель. — Я все приготовил, как ты заказывал. Квартиру снял, запоминай адрес: пр. Космонавтов, дом 39, квартира 247. Это новостройка, половина квартир вообще не заселена, на тебя там никто не обратит внимания. Ключ под ковриком, деньги, российский и заграничный паспорта с фото Коржикова и шенгенской визой — в ящике стола. Кажется, все.

— А парик, похожий на его прическу, достал?

— Да, конечно. Одежда и парик в спальне. Когда мы с тобой увидимся, отец?

— Не сейчас. Встретимся уже в Париже. Ты пока здесь все подчисти, чтобы вопросов раньше времени не возникло. Все, Мишель, до встречи в Париже.

Кратос вызвал такси, сдал номер и к вечеру был уже в городе по названному Мишелем адресу. Тщательно закрыв за собой дверь, он осмотрелся: средних размеров двухкомнатная квартира со свежим ремонтом, к которому явно приложил руку не самый плохой дизайнер. Отделка, освещение, меблировка — все было выполнено, что называется, по евростандарту. Кратос прошел на кухню, изобилующую хромом и нержавейкой, открыл холодильник. Тот оказался заполнен под завязку всевозможными полуфабрикатами из серии "разогрей и ешь", но что особенно понравилось Кратосу, в холодильнике нашелся кусок Дор-блю, баночка паштета из утиной печенки, а в баре — бутылочка Хеннеси.

— Молодец, сын, знаешь, чем старика порадовать, — пробормотал себе под нос Кратос, плеснув коньяк в бокал, и продолжил осмотр квартиры.

Ванна сверкала новеньким кафелем, белым, как американские зубы, фаянсом, зеркалами и точечными светильниками. В отдельном туалете с биде, унитазом и раковиной пахло, как в сосновом лесу ранним утром, когда солнышко только-только прогревает молодую хвою, запах которой, смешиваясь с запахом и свежестью росы, приобретает неповторимый аромат. Этот аромат держится всего пару часов, а потом исчезает вместе с последними капельками подсыхающей росы.

— Очень романтично, — пробормотал Кратос и, закрыв дверь, направился в гостиную. Огромный кожаный диван, занимавший весь угол, кресло с торшером и журнальным столиком из той же серии, в другом углу — плоский телевизор, стойка с видеоаппаратурой и огромные колонки, больше напоминающие мебель, нежели звуковоспроизводящее устройство. Кратос вернулся в коридор и прошел вглубь квартиры. В самом дальнем, а значит, самом тихом ее конце располагалась спальная комната: большой зеркальный шкаф для одежды размером почти с хорошую гардеробную комнату, широкая двуспальная кровать и столик с тройным зеркалом и индивидуальной подсветкой.

— Не Версаль, конечно, но на первое время сойдет, — подвел итог увиденному Кратос и прошел в комнату.

На столике стояла деревянная болванка с напяленным на нее париком. Рядом лежал новенький станок "Жилет", пенка для бритья и парикмахерские ножницы. Отдельно стояла коробка с гримом и прочими необходимыми принадлежностями. Кратос открыл ящик стола и достал документы и деньги. На полу, рядом со столом, стоял алюминиевый чемоданчик с профессиональным оборудованием для татуажа. Все, как он и заказывал. Можно было приступать к самому на сегодняшний день главному. Кратос разделся, взял ножницы и начал стричь волосы на голове. Методично, клок за клоком он срезал волосы под самый корень, совершенно не заботясь о правильности и красоте стрижки, и аккуратно складывал их на стол в одну кучку. Не прошло и пяти минут, как на его и без того не самой кудрявой в мире голове волос практически не осталось, если не считать, конечно, щетины, торчащей по всей голове неровными островками. Кратос тщательно собрал все упавшие на пол волосы, снял несколько волосков с плеч и груди, добавив их в общую кучку, и сжег все это в первой подвернувшейся под руку кастрюле, внимательно наблюдая, чтобы сгорело все дотла. Он еще раз перемешал пепел и только затем наполнил кастрюлю водой и вылил в унитаз. Конечно, шанс, что Аспер его выследит и с помощью волос получит генетический материал, позволяющий вычислить его в любом теле, был ничтожно мал, но рисковать не хотелось, к тому же, привычка, выработанная веками, брала свое. Впрочем, до полной паранойи было еще далеко, поэтому он просто намылил голову пенкой и сбрил остатки волос, смывая щетину под краном. Сменив лезвие, он сбрил двухдневную щетину со щек, оставляя нетронутыми узкую полоску над верхней губой и подбородок. Со временем там появятся аккуратные усы и бородка в стиле арабских шейхов.

Покончив с бритьем, Кратос вернулся в спальную, сел перед зеркалом и внимательно осмотрел преобразившуюся голову. Кратос достал из ящика приготовленные Мишелем хирургический маркер в стерильной упаковке, гибкий портняжный метр, линейку и циркуль-измеритель. Он тщательно измерил свою голову по окружности, сначала через лоб и затылок, затем через подбородок и макушку. Результаты записал на листок бумаги. Далее он измерил расстояние от середины между бровями через макушку до основания черепа. Снова записал. Замерил расстояние между висками через затылок и вновь записал результат. Отложив в сторону измерительную ленту, произвел с полученными замерами некие вычисления, результаты которых тут же записал и обвел кружком. Обведенных кружком цифр набралось ровно двадцать четыре. Кратос взял в руки маркер и отметил у себя на лице, строго посередине между глаз первую точку. Отмерил с помощью циркуля-измерителя расстояние на линейке и от нее отметил еще три равноудаленные точки. Новый замер — и от каждой из этих точек нашел очередные три. Так продолжалось до тех пор, пока его голову не покрыла целая сеть черных точек, выстроенных в строго определенном порядке. Некоторые из них были выделены особенно жирно. Именно эти точки Кратос и соединил между собой прямыми линиями. Остальные метки, видимо, были нужны ему только для того, чтобы вычислить эти. Закончив с рисованием, он убрал все обратно в ящик и открыл металлический чемоданчик. Это был профессиональный набор для нанесения татуировок. Внутри чемоданчика в специальных ячейках из мягкого полиуретана лежали блок питания, педаль, две машинки, одна — стальная, для прорисовки контуров, другая — из дюрали, для закрашивания рисунка, несколько различных насадок и иглы разных размеров. В отдельных кармашках на крышке чемоданчика были закреплены бутылочки с красками, трансферная бумага для перевода рисунка на тело, тюбик с гелем, пузырек с анестезией и еще какие-то резинки, колпачки и прочие, вероятно, нужные профессионалу штуки. Кратосу они были не нужны, поэтому он просто собрал машинку для контуров и принялся за краски. Их было много, около полусотни, но нужного оттенка Кратосу найти не удалось. Кратос долго смешивал краски, сравнивая полученный цвет с цветом собственной кожи, пока не остался доволен полученным результатом. Краска практически не отличалась от цвета кожи на его голове. Зарядив машинку баллончиком с полученной краской, он нанес себе татуировку, в точности повторяя вычерченные ранее линии. В точках пересечения линий его рука задерживалась, скрупулезно обводя контур нарисованных точек. Время от времени он останавливался, давая передышку затекающей руке и стирая выступившую на голове кровь. Впрочем, крови было немного, и она практически ему не мешала. Обезболивающим гелем он тоже не стал пользоваться, просто слегка понизил болевые ощущения. Через два часа он уже мог полюбоваться проделанной работой. На лысой и круглой, как бильярдный шар, голове красовалась багровая сетка, в мелкую, порядка сантиметра, ячейку, с двадцатью четырьмя ярко выраженными узлами. Через пару часов, а может быть, и раньше, учитывая ускоренную регенерацию организма, запущенную Кратосом, царапины исчезнут, и на голове останется только татуировка, невидимая из-за тщательно подобранного красителя. К тому же, волосы скоро опять отрастут, и не такие редкие, как были у Коржикова, а нормальные, густые и сильные, какими и положено быть настоящим волосам, то есть космам, как в старину говорили, антеннам, связующим сознание с информационным космосом. А пока временно придется походить в парике, чтобы соответствовать фотографии в документах и не вводить в смущение окружающих необычным рисунком на коже.

Когда-то давно, когда Кратос впервые открыл для себя способ блокировки ментального поля с помощью магической татуировки, необходимости прятать ее и тем более наносить в цвет кожи, чтобы в глаза не бросалась, не было. Великий Бог Хунаб Ку, творец всего сущего, и его сын Ицамну, господин небес и верховный Бог, коими одновременно был Кратос для племен Майя, могли себе позволить появляться перед своим народом в любом виде, с волосами и без, с татуировкой на голове и по всему телу. Боги могут позволить себе все, хотя нет, не все, а очень многое. Индейцы Майя с благоговейным трепетом и страхом воспринимали эти загадочные рисунки на головах Богов. Потом жрецы стали наносить себе похожие татуировки, чтобы отличаться от обычной массы и казаться ближе к богам, потом и простые "граждане" получили разрешение на использование татушек. Владелец рисунка считался защищенным Богами от всяческих напастей, причем, каждой беде соответствовал свой определенный рисунок, на конкретном месте, нанесенный в нужный день и час, за отдельно взятую или принесенную жертву. Это уже жрецы подсуетились и наладили бизнес в силу своих потребностей и наклонностей. Рисунок мог наноситься на любую часть тела, кроме головы. Рисунок на голове оставался прерогативой Богов. И лишь немногим, особо влиятельным жрецам разрешалось раскрашивать лицо и шею как знак особого благоволения и покровительства Богов.

Да, были времена. Не то, что сейчас, хотя иногда выйдешь на улицу, и кажется: опять в далекое прошлое вернулся. Уж очень много стало расписного народа вокруг. Мода на тату вернулась с новым витком истории, и как водится, с каждым своим витком история приобретает все более гротескный и комичный характер. Вот покажи сейчас нынешней молодежи старушку лет семидесяти с вытатуированными крылышками на верхней части попы — со смеху умрут. Скажут, небось, куда лезешь, старая, тебе бы на печке кости греть или семечки грызть с подругами у подъезда. А того в голову пока не приходит, что лет эдак через пятьдесят по Земле будет бегать куча прикольных старушек с крылышками, розочками, змейками и прочей ерундой на попах и предплечьях. А молодежь уже над ними смеяться будет и пальцами показывать.

Чтобы татуировка на голове Кратоса приобрела магическую силу, нужно было сотворить соответствующее заклинание. Вроде бы и не сложное, но магической энергии в новом теле еще очень мало, и поэтому формула эта много сил требует. Кратос очертил маркером на полу круг диаметром больше метра, внутри него начертил пентаграмму в виде пятиконечной звезды. В вершине каждого луча поставил зажженную свечу, сам сел в центр в позу лотоса, поднял руку к голове, левую поднес ко лбу, правую к затылку. Закрыл глаза и после минутной паузы произнес:

Ом-м-м-а, ом-м-м-а, ом-м-м-а,

Прабха ид ма джала гуд

Шунья ач ка майя эвам.

Голову ожгло огнем. Рисунок превратился в раскаленную до белого свечения металлическую сеть, плотно охватывающую голову и, казалось, впивающуюся в кожу, прожигая и ее, и кости черепа, доставая своим нестерпимым жаром до самого мозга. Кратос перевел дух, поднял склонившуюся от нестерпимой боли голову и продолжил:

Е кат ду адха сарьют

Шуньята тасья загра катам.

Голос его звучал низко, гортанно, так бурятские шаманы поют свои горловые песни. Это был древний язык арктидов, язык, который к концу жизни цивилизации и сами-то арктиды практически не помнили. Если бы кто-то смог перевести заклинание, то у него получилось бы следующее:

Сетью этой свет мой закрой,

Пустота не скажет, кто я такой.

Тот, кто ищет меня, не найдет,

Тщетный и долгий путь его ждет.

Кратос с трудом поднялся и вышел из круга. Ноги подкашивались, в глазах бежали круги, а руки мелко и противно дрожали. Заклинание отняло у него последние силы. На голове даже капельки крови выступили, но Кратос не обратил на них внимания. Конечно, нужно было бы проверить, как заклинание сработало, но для этого необходимо было выйти в астральное поле. Потом долго и внимательно искать следы пребывания Кратоса в информационных пластах, начиная с момента его "гибели" на Сейд-озере и перехода в тело Коржикова до начала работы защитной татуировки. На это, впрочем, сил уже не осталось совсем. Даже если бы он сейчас и смог выйти в астрал, то вряд ли он там что-нибудь нашел и уж точно обратно не вернулся бы. Сейчас ему жизненно необходим был отдых. Тяжело передвигая ватные ноги, он кое-как добрался до кровати, рухнул на нее и отключился.

Он проснулся на следующий день, после полудня. Голова буквально раскалывалась от боли, в теле ощущалась усталость и слабость, хотелось лечь обратно в кровать, расслабиться, уснуть, посмотреть какой-нибудь легкий, не обременяющий сон и проснуться на следующий день уже вполне здоровым и бодрым. Засиживаться, однако, в квартире было нельзя, поэтому Кратос, преодолевая слабость, поднялся, наложив руки на голову, снял себе боль и стал собираться в дорогу. Чемодан с вещами, приготовленный для него Мишелем, стоял в коридоре, ему оставалось только одеться, нацепить парик и отправляться в аэропорт, чтобы на ближайшем самолете улететь из этого города. Города, где окончательно потеряются следы Кратоса в старом и новом теле.

Глава 1

Новое тело — новое дело

Париж. Площадь Вогезов. Один из особняков с аркадами из красного кирпича и полосами из серого камня, стоящих по периметру этой квадратной площади, украшенной конной статуей Людовика XIII в центре. Когда-то здесь произошел знаменитый турнир, в результате которого король Франции Генрих II получил смертельное ранение в глаз. В одном из этих зданий когда-то жил Виктор Гюго, а позднее Дюма-отец поселил Миледи, к которой пылкий д"Артаньян бегал на ночные свидания. Дома эти, как близнецы братья, этакие типовые проекты времен Людовика XIII. Лишь два из них отличаются от остальных более высокой крышей. Когда-то они принадлежали королю и королеве, и в одном из них, там, где размещается нынешняя мэрия Парижа, проходил знаменитый "марлезонский балет", на котором и разыгралась всем известная история с алмазными подвесками королевы. Именно в одном из этих близнецов и располагается штаб-квартира корпорации "FMK-korporasion", о чем свидетельствует лаконичная табличка у входа.

Юный темнокожий лифтер, в бордовой, расшитой золотыми галунами ливрее, улыбаясь белоснежной улыбкой голливудский кинозвезды, закрыл за вошедшим в лифт пассажиром зеркальные двери и нажал единственную в кабине кнопку.

У этого лифта было всего две остановки: холл здания и приемная главы корпорации Мишеля Кретона. Когда-то он был всего лишь ее совладельцем, но после трагической гибели своего отца, Франсуа Кретона, Мишель стал ее полноправным хозяином. Лифт плавно взлетел на самый верхний этаж. Это был третий этаж, просто в этом особняке, помнящем Людовика XIII и кардинала Ришелье, было всего три этажа. И лифт, это чудо современной инженерной мысли, очень бережно и аккуратно встроенный в тело старинного особняка, нужен был лишь для того, чтобы соответствующим образом настроить посетителей еще на подступах к кабинету хозяина.

Мелодично блямкнул колокольчик, лифтер распахнул дери, и посетитель вышел в просторный холл. Холл был выполнен в классическом дворцовом стиле: инкрустированный, сверкающий глянцем паркет, стены и колонны из полированного камня, хрустальные люстры под потолком и витые кованые светильники по стенам уходящего в перспективу коридора. Посреди холла на фоне огромного герба с витиеватыми вензелями "FMK" располагалась полукруглая стойка, органично вписанная в дворцовый интерьер.

— Добрый день, месье, чем могу помочь? — с милой улыбкой произнесла симпатичная блондинка, сидящая за стойкой, и внимательно оглядела вошедшего: мужчину, средних лет, с ухоженной прической, слегка рыхловатой фигурой, одетой в дорогой и явно новый костюм. Обувь на его ногах сверкала лаком, как будто была только что снята с магазинной полки. Несмотря на новизну гардероба, мужчина держался легко и свободно, значит, к дорогим вещам привык. И то, что они новые — просто дело случая.

— Добрый день, мадмуазель. Кристиан Рэй к Вашим услугам, — он церемонно склонил голову и продолжил, — господин Кретон ждет меня.

— Присядьте, пожалуйста, — девушка указала на мягкое кресло, уютно устроившееся в углу под раскидистой пальмой, — референт господина Кретона Вас сейчас проводит.

Не успел гость как следует разместиться в кресле и развернуть журнал, взятый наугад из стопки на столике, как в коридоре возникла мужская фигура. Мужчина, тридцати-тридцати пяти лет, в безупречном костюме и небольшой брильянтовой булавкой в галстуке, подошел к посетителю и несколько манерно, но все же достаточно учтиво представился:

— Виктор д"Лефлер, референт господина Кретона. Господин Кретон ожидает Вас. Соблаговолите проследовать за мной, месье.

Референт повернулся к гостю спиной и мерной поступью направился вглубь коридора. Не скрывающий улыбку посетитель заговорщицки улыбнулся девушке:

— Благодарю Вас, Сесиль, — то ли знал имя заранее, то ли успел прочесть на бейджике.

Кабинет главы "FMK-korporasion" разительно отличался по стилю и от кабинета отца, и от оформления всего здания в целом. Он был выполнен в современном стиле хай-тек, максимально функционально и удобно. Удобно не для отдыха, а для работы. Несколько мониторов на рабочем столе, большая ЖК-панель на стене напротив, много стекла и металла. Пространство кабинета было наполнено светом, льющимся через застекленную часть потолка и окна, совершенно не пропускавшие посторонние звуки с улицы. Окна и потолок, покрытые специальным поляризованным материалом, были прозрачны изнутри и абсолютно непроницаемы снаружи, а когда это было нужно хозяину, они затуманивались полностью, создавая в кабинете ощущение полной изоляции от мира.

— Господин Кристиан Рэй, — весьма напыщенно возвестил референт, пропустил вперед себя посетителя и вышел из кабинета, плотно прикрывая за собой двери.

Как только двери закрылись, Мишель порывисто вскочил со своего места и бросился к вошедшему. Еще мгновение — и он обнял бы гостя, но в последний момент, лишь положив руки ему на плечи, вдруг остановился и замер, внимательно глядя ему в глаза.

— Ну здравствуй, отец! — произнес он наконец после затянувшейся паузы, — как я рад, что ты снова со мной.

— Здравствуй, сын, — произнес Кратос, — только давай сразу договоримся, что ты больше не зовешь меня отцом. Согласись, со стороны это выглядело бы несколько странно. Как я, кстати, умер?

Мишель наконец отпустил плечи Кратоса и, жестом предложив последовать своему примеру, устроился в кресле

— Твой вертолет разбился в Альпах. Изуродованное тело перевезли в Париж и похоронили в семейном склепе.

— Тело?

— Да, я перевез его из России, не захотел бросать его там. Я оказался на редкость сентиментален.

— Ну что же, мне это, как ни странно, даже приятно. Надо будет как-нибудь навестить его на кладбище, оно мне неплохо послужило. Кто из наших помогал тебе в России?

— Только Ястреб.

— А Кактус?

— После моего приказа он покинул Россию и узнал обо всем только в Швейцарии.

— Хорошо, он мне еще понадобится. А что с Ястребом?

— Он свое дело сделал. И теперь для нас совершенно не опасен.

— Пилот вертолета? Как с ним?

— Похоронен с почестями, семье назначена пожизненная пенсия, сыну оплачена учеба в университете.

— Хорошо. Это правильно. Может быть, угостишь меня коньяком в честь благополучного завершения нашего мероприятия?

— Да, конечно, извини, что сразу не предложил. Просто все так необычно как-то. Как мне, кстати, тебя теперь называть?

— Зови меня просто Кристиан. Мы теперь с тобой примерно одного возраста, могли, например, вместе учиться в Сорбонне. Легенду надо будет проработать. Давно не виделись, и вот теперь я вернулся во Францию, и намерен стать твоим компаньоном. Извини за цинизм, но я, скорее всего, переживу тебя, и тогда корпорация вновь должна стать моей. Легальный бизнес хорошо прикрывает мои финансовые потоки.

— Конечно, Кристиан, наверняка, все так и будет, — Мишель подошел к своему столу, нажал клавишу коммуникатора и отдал необходимые распоряжения.

Через несколько минут Виктор д"Лефлер церемонно вкатил в кабинет столик с любимым коньяком Кратоса, двумя пузатыми бокалами и блюдечком с лимоном. Кратос молча наполнил бокал, покачал его в руке, согревая своим теплом напиток и насыщая его кислородом, и медленно, смакуя каждое мгновение, отпил глоток.

— Как же я по нему соскучился, — он блаженно закатил глаза и замер, наслаждаясь теплой терпкой волной, пробегающей по пищеводу. — А чего, кстати, в мой кабинет не перебрался?

— Да привык я тут, а там я себя как в музее чувствую.

— Ну и ладно, ты теперь босс, тебе и решать.

Мишель с улыбкой наблюдал за ним. Странное дело, но в этом совершенно чужом парне, может быть, чуть старше самого Мишеля, он вдруг стал различать черты отца, его манеру держать бокал, жмуриться, блаженно закатывая глаза, слегка подрагивать ногой в такт чуть слышной музыке. Мелочи, но именно эти мелочи окончательно убедили Мишеля, что перед ним его отец, Франсуа Кретон, или Кратос, как он сам себя называет. Пусть в чужом теле, пусть под чужим именем, но это по-прежнему он. А значит, скоро все вновь встанет на свои места, и их вновь ждут необычные приключения, дающие каждый раз почувствовать себя настоящим мужчиной, почувствовать, как бурлит в жилах горячая кровь и как зовет она вперед, не давая телу покрыться мхом и заплыть жиром.

— Послушай..., Кристиан, — Мишель слегка замялся, то ли привыкая к новому имени отца, то ли подбирая слова, — ответь, если можешь, а почему для своей так называемой реинкарнации ты выбрал именно этот нелепый персонаж.

— Ну почему же нелепый, — Кратосу вдруг стало немного обидно за своего кровича, — а впрочем, ты где-то прав. Коржиков действительно несколько необычен. Один этот хор сущностей в его голове чего стоил. Но, тем не менее, именно эта его особенность и позволила мне довольно быстро сначала подготовить, а затем и уговорить его на обмен. Его мозг оказался идеально подготовлен к появлению чужих мыслей. Одной сущностью больше, одной меньше — не велика разница. К тому же, надо признать, Асперу все же удалось застать меня врасплох, и других кандидатов в обозримом окружении у меня не было. Сам помнишь, в каком цейтноте я пребывал. Это ведь только кажется, что кровичей за всю историю цивилизации людей наплодилось достаточно много. Нужно ведь еще, чтобы он подходил тебе по возрасту, жизненным показателям, чтобы сам внутренне был готов к таким крутым переменам в жизни. Подготовка кровича — это процесс трудоемкий и весьма длительный. Я вот, например, ближайшие пятьдесят лет вообще не собирался менять тело и поэтому специально кровича себе не готовил. Держал, конечно, в поле зрения два более-менее подходящих варианта на всякий случай. Один из них в России, а другой в Америке. Но тот, второй, во-первых, мулат, а я хоть и не расист, но не горел желанием прожить ближайшие двести-триста лет в негритянской шкуре, а во-вторых, он оказался парнем весьма амбициозным. Влез по горло в один крупный политический проект и вряд ли просто так согласился бы все потерять и отдать мне свое тело. И потом, если его затея выгорит, то он мне будет полезен на своем месте. Поэтому я его поддержал и помог в меру своих нескромных возможностей. Так что незабвенный Василий Петрович со всей его командой в голове пришелся как нельзя кстати.

— Ну что же, тогда за Василия Петровича, — Мишель поднял свой бокал, — да благословит господь его душу.

— В смысле?

— Ему ведь тоже пришлось "погибнуть". Автокатастрофа. Такси, на котором он возвращался из санатория, врезался в бензовоз. Погибли все, в том числе и водитель бензовоза. Пожар был жуткий. Коржикова опознали только по остаткам документов.

— Спасибо тебе за хлопоты, и от меня лично, и от Василия Петровича, поскольку душа его никуда не делась, а по-прежнему сидит здесь, — Кратос похлопал себя ладонью по макушке. — Только спрятана она очень глубоко и надежно, и без моего ведома наружу не появится. А там, в небесной канцелярии, небось, с ног сбились: "Куда это душа грешная Коржикова Василия Петровича подевалась"?

— Кстати, о Сорбонне, — вдруг вспомнил Мишель о предложенной отцом легенде, — мне кажется, это не самый удачный вариант. В Париже достаточно много выпускников Сорбонны вообще и моих сокурсников, в частности. Если помнишь, я два года стажировался в Калифорнийском университете, и вот там вполне мог познакомиться с тобой.

— Да не вопрос, в Калифорнии, так в Калифорнии.

— Если хочешь, то я привлеку Кактуса, и он быстро внедрит все необходимые данные в базы университета, полиции, посольства и аэропортов. Сделает все на высшем уровне.

— А вот этого не надо. Кактуса привлекать к этому делу не стоит. Я хочу, чтобы из тех, кто сейчас рядом с тобой, о нашей тайне не знал никто. У меня найдутся люди, способные проделать все это не хуже твоего русского гения.

— Хорошо, как скажешь.

— Да ты не обижайся. Я ведь меняю тело не в первый раз, так что на собственном опыте убедился, что ближний круг не должен знать о сути происходящего. Только так можно сохранить тайну мне, а жизни им. А для твоего Кактуса у меня есть другое задание. Как ты понимаешь, дело с Хранилищем все еще не закрыто.

— Но ведь мы проиграли, и теперь Аспер наверняка перепрячет хранилище.

— Мы проиграли сражение, но не проиграли войну, как говорил в свое время один великий полководец.

— Я ведь до сих пор не знаю, что там, в пещере, произошло.

— Да, конечно, ведь вы же с Полковником были снаружи. Как он, кстати?

— Он погиб. Его завалило в тоннеле, когда мы выносили твое тело из пещеры. Он бежал сзади меня, когда свод обрушился. Я не мог ему помочь, потому что на моих плечах был ты.

— Может быть, оно и к лучшему. Я, конечно, знаю, что ты очень тепло к нему относился, но Полковник последнее время стал слишком много думать, и со временем он стал бы нам опасен. Вопрос его ликвидации был всего лишь вопросом времени. А так все за нас решил случай. И совесть твоя спокойна, и дело сделано.

— Все так, конечно, и все же мне его чертовски жаль. Хорошая была команда. Лично мне было с ними весьма комфортно. Как говорил Маугли: "мы с ними были одной крови", — Мишель отсалютовал бокалом небу, отпил глоток и вдруг, осознав некую двусмысленность в своей последней фразе, смутился:

— Извини, не хотел ни на что намекать, — и чтобы быстрее сменить тему, напомнил, — так что там случилось, в пещере?

— Как ты помнишь, — Кратос сделал вид, что ничего не заметил, — я в "хамелеоне" проследовал за Апером и его молодежью в пещеру. Они довели меня до самого хранилища. Аспер начал показывать им саркофаги — контейнеры, где хранятся тела неактивированных арктидов, сопровождая это напыщенной речью. Я немного его послушал, а потом не выдержал и вставил пару своих комментариев. Ты бы видел, как вытянулись их лица. Аспер стал лихорадочно сканировать пространство, пытаясь запеленговать меня на всех доступных ему диапазонах. Но, во-первых, "хамелеон" делал меня невидимым, а, во-вторых, я сравнял температуру тела с температурой окружающего воздуха, и он не смог вычислить меня по разнице температур. И, тем не менее, Асперу удалось застать меня врасплох. В то время, когда я, как мальчишка радовался тому, что заманил его в ловушку, и тот теперь, не видя меня, не знает, что делать, Аспер готовился нанести по мне массированный удар. Мне дураку нужно было сразу атаковать его, а я решил покуражиться и убить сначала его кровича. Я ударил по парню, ударил так, чтобы он сгорел на глазах своего покровителя. Но вместо этого он просто взял и исчез, и я вдруг понял, что в очередной раз ошибся. Парень исчез не просто так: его телепортировала девчонка. Она не только смогла просчитать мой удар, но и почти успела спасти парня. А судя по тому, что я не почувствовал ее кровь, когда был в двух шагах от нее, она наверняка и есть крович Аспера. Иначе, зачем бы ему было так ее прятать. Мало того, что я ошибся с парнем, так еще и, устранив его, развязал руки Асперу. Он тут же нанес чудовищный удар и телепортировался сам вместе с девчонкой. Двоих бы он вытащить оттуда не смог, а так я просто облегчил ему задачу. Пока он заговаривал мне зубы, а я, развесив уши, упивался собственной гениальностью, он смог сконцентрировать такую мощь, что ее хватило, чтобы разрушить все хранилище, а оно, заметь, простояло там не одно тысячелетие и пережило на своем веку с десяток довольно-таки крупных землетрясений. Это просто чудо, что моя голова не пострадала, и вы с Полковником успели меня вытащить оттуда.

— Ну что же, — Мишель вновь плеснул немного коньяка в бокалы, — давай выпьем за то, что хорошо кончается.

— Ошибаешься, друг мой, ничего еще не кончилось. Во-первых, парень оказался жив, я сумел считать его мыслеформу, мне, конечно, было тогда не до него, но все же я его почувствовал. А во-вторых, если мне сейчас пока не по силам бодаться с Аспером, то я хотя бы могу добраться до девчонки. И вот тут мне понадобится твой Кактус.

— Что нужно делать?

— Я хочу знать о них все, и об этом парне, и о его девице. Кто они, откуда, где живут, что делают, о чем думают и так далее. Все, что он сможет о них добыть.

— А разве не проще тебе считать их мыслефомы.

— Если бы все было так просто. Ее мыслеформу я не знаю. Для этого мне нужно было хотя бы раз коснуться ее сознания, чтобы отличить ее мысли от миллиардов мыслей других людей. А вот мыслеформа парня закрыта. Аспер понял, что я теперь могу парня вычислить, и каким-то образом ее заблокировал. Магия, друг мой, может далеко не все. Впрочем, то, что творит твой друг на компьютере — это тоже своего рода магия, только он этого не осознает. И не вздумай ему сказать об этом, а то нос задерет выше обычного, и тогда к нему вообще на кривой козе не подъедешь.

— Хорошо, Кристиан, я думаю, что он сделает все, что сможет.

— Ну и отлично. Я сейчас уйду, а ты подумай, какой пост я мог бы занять в нашей корпорации — нужно как-то выходить из подполья.

* * *

Все правое крыло здания было целиком отдано под службу обработки данных. Здесь располагался мощнейший компьютер и технический персонал, занимающийся сбором данных, их обработкой, отслеживанием финансовых потоков корпорации и много еще чем, чем обычно занимаются информационные службы. Кактус официально в штате службы не числился. А был личным помощником президента корпорации по информационным технологиям. В силу своей весьма расплывчатой должности ему специальным распоряжением президента был открыт доступ к главному серверу, с самыми широкими полномочиями. Поскольку непосредственно в работу службы он не вмешивался, а использовал вычислительные мощности только для каких-то ему одному ведомых целей, начальник службы относился к нему лояльно. Однажды, когда президент со своим помощником был в отъезде, он попытался выяснить, чем это собственно занимается личный помощник президента, и наткнулся на такое количество ложных хвостов и посылок, что разобраться в них не смог бы даже весь отдел скопом. Да еще и расследование было прервано самым грубым образом, и на мониторе начальника отдела появилось сообщение: "Уважаемый господин главный программист, не пытайтесь совать нос туда, куда вас не приглашают, и будет тогда у вас все хорошо. Деятельность моя ни в коей мере не несет вред корпорации, а служит исключительно только ей на благо, ибо не только санкционируется непосредственно господином президентом, но и служит исключительно его интересам. Ваши попытки проникнуть в суть моих работ могут нанести вред корпорации и господину президенту лично. О произошедшем рекомендую ему не докладывать, чтобы не отвлекать на всевозможные безделицы, и со своей стороны обещаю, что на этот раз закрою глаза на Ваше неуместное любопытство. С уважением, Ваш К." После этого случая он стал относиться к Кактусу с большим уважением и в дела его больше не вмешивался. Кактусу был выделен отдельный кабинет, который он обустроил по собственному вкусу. С точки зрения непосвященного, кабинет представлял собой склад всевозможной оргтехники, разбросанной по комнате в полнейшем, одному хозяину ведомом "порядке". Но поскольку эта свалка передовой науки исправно работала и решала поставленные задачи, то Мишель, привыкший к причудам подчиненного, в заведенный здесь порядок не вмешивался и другим не разрешал. Здесь даже уборщица убиралась только под пристальным взором хозяина кабинета. Не дай бог ей было переложить какую-нибудь ненужную, на ее взгляд, бумажку из-под стула на стол или, того хуже, в мусорную корзину. Хозяин кабинета взрывался такой гневной тирадой, что слышно было даже в противоположном крыле здания. Однако уборщица с причудами хозяина кабинета освоилась быстро и свела уборку к замене постельного белья на диване (хозяин чаще всего ночевал прямо в кабинете) и к выносу упаковок из-под пиццы и китайской лапши. Кактус все-таки вынужден был иногда принимать пищу, и заказной фаст-фуд для этих целей подходил как нельзя кстати.

Мишель вошел в его кабинет, как всегда, без стука.

— О, шеф, какими судьбами? — Кактус оторвал взгляд от монитора и поднял лохматую до неприличия голову, — чем могу помочь?

— Здравствуй, дружище, — Мишель подошел к нему вплотную и покосился на экран. Там разворачивалась очередная стратегическая игрушка. Кактус отдыхал. Все увещевания друзей о том, что когда не занят делом, глазам нужно давать отдых, а не пялиться в монитор, играя в стратегии, пропадали даром. Все уже давно с этим смирились и принимали парня таким, каков он есть.

— У меня для тебя есть работа, как всегда срочная и, на мой взгляд, невыполнимая. Помнишь пару молодоженов, там, на Сейд-озере?

— Конечно.

— У тебя остались кадры с их физиономиями?

— Обижаете, шеф, я ведь, как Плюшкин, ничего не выбрасываю.

— Ты меня иногда сильно удивляешь, — Мишель посмотрел на Кактуса с затаенной улыбкой, — такие познания в русской литературе, при твоей-то приверженности к виртуалу и цифре.

— Я ведь не всю жизнь за компом просидел. Было дело, и в школу захаживал.

— Да ты что!? А я думал, ты с "клавой" в руках родился, — Мишель усмехнулся, но тут же вернулся к первоначальной теме, — я хочу знать об этих людях все. На сегодняшний день я знаю только их имена: Лада и Кирилл. Сможешь?

— Легко, — Кактус никогда не признавал ни авторитетов, ни препятствий. И, видимо, эта несокрушимая уверенность в собственной гениальности и удаче позволяла ему решать такие задачи, за которые более благоразумные люди просто не стали бы браться.

— Рад, что ты в этом так уверен. Срок, как всегда, минимален, так что давай твори, не откладывай. И еще, нужно сделать так, чтобы сами фигуранты о нашем к ним интересе ни в коем случае не догадались.

— Будете мстить, шеф?

-...?! — Мишель многозначительно приподнял бровь.

— Это, конечно, не мое дело, но один очень мудрый человек сказал: "Месть — это блюдо, которое надо подавать холодным".

— Это действительно не твое дело, но спасибо за совет. Давай включай мозги, умник, и работай, — Мишель вышел из кабинета, плотно прикрыв дверь. Он был твердо уверен, что теперь Кактус не выйдет отсюда до тех пор, пока не выполнит задание. Благо, туалет был предусмотрительно сделан прямо в кабинете.

Нужно было еще придумать, как ввести в свое окружение отца в образе Кристиана Рея. Проще всего это было бы сделать через покупку им крупного пакета акций корпорации, достаточного для того, чтобы войти в совет директоров. Однако этот простой вариант таил в себе некие подводные камни. Дело было даже не в огромной сумме, которую единовременно пришлось бы потратить на приобретение такого пакета, а в том, что нынешние владельцы акций вряд ли горят желанием с ними расстаться. Для достижения задуманного существовало два пути. Первый — скупить акции у мелких держателей. Это был путь длинный и ненадежный. Активность на рынке акций не сможет остаться не замеченной. Цены поползут вверх. При достижении ими определенной цифры всем станет понятно, что в совет директоров пытается прорваться чужак. Кое-кто из нынешнего состава наверняка этому воспротивится, начнет увеличивать количество своих акций, чем окончательно взбаламутит рынок. Первый путь не только долгий, но и малоперспективный. Остается путь номер два. Нужно купить сразу большой пакет. А купить его можно только у одного из нынешних членов совета директоров. Значит, нужно найти кандидата, который, по непонятным пока причинам, вдруг надумает совершить такую глупость.

Мишель прошел в кабинет отца, подошел к стене, украшенной старинной гравюрой, и повернул вокруг своей оси один из золотых канделябров, стоящих на полке по обе стороны от гравюры. Часть стены вместе с гравюрой отъехала в сторону, открыв секретный сейф. В свое время Кратос собрал очень подробное досье на всех членов совета директоров. Мишель знал об этом, хотя содержание досье ему было неизвестно. Теперь пришло время с ним ознакомиться, чтобы выбрать подходящую кандидатуру человека, готового добровольно и немедленно уступить свой пакет акций старому американскому товарищу Мишеля, Кристиану Рею. Он открыл сейф, достал оттуда бокс с мини-дисками, вернул все в исходное состояние и перешел в свой кабинет.

До позднего вечера он изучал досье, собранное отцом, и поражался тому потоку грязи, который вывалился на него с экрана монитора. Тут было все: любовники и любовницы, казнокрадство и взяточничество, употребление наркотиков и алкоголизм. На девятерых директоров корпорации грязи хватало с избытком. Мишель поначалу не переставал удивляться человеческой жадности и распущенности, но вдруг обратил внимание, что в досье нет материалов на него самого и, естественно, на Кратоса. А ведь они с отцом ничем не лучше всех этих людей. Ведь у них в шкафах такие скелеты, что мало не покажется: тут тебе и ограбления, и заказные убийства, и похищения людей. А чего только не делали их люди, выполняя приказы, непосредственно отданные самим Мишелем или Кратосом. Может ли он после всего этого судить кого бы то ни было? С этой мыслью к Мишелю пришло спокойствие и душевное равновесие, и уже с холодной головой он просто углубился в изучение материалов, полностью отстранившись от эмоциональной стороны вопроса. Вскоре кандидатура была найдена. Джон Каподакис — американец с греческими корнями, владелец крупнейшего телевизионного канала, нескольких влиятельных изданий в Штатах и в Европе, парой средней руки банков и одним казино в Лас-Вегасе. Это, так сказать, видимая часть финансовых интересов господина Каподакиса. Из досье следовало, что в свободное от легального бизнеса время он занимался организацией досуга для избранных. Его заведение реализовывало самые низменные и даже преступные наклонности и фантазии своих клиентов. В перечне услуг на первом месте стояла охота на людей в амазонских джунглях, когда группа охотников сначала выслеживала, а потом гнала по лесу живого безоружного человека, гнала до тех пор, пока не убивала. В роли жертв выступали бездомные бродяги, исчезновение которых мало кого беспокоило. Другой высоко оплачиваемой услугой были поставки молоденьких девочек и мальчиков, почти детей, а иногда и действительно детей, на усладу старым извращенцам, любящим девственность и предпочитающих безнаказанно применять силу в комфортных условиях. Обычной проституции им было уже недостаточно, процесс насилия над невинным, не имеющим возможности сопротивляться существом доставлял им, видимо, дополнительное наслаждение. Но было в списке клиентов господина Каподакиса несколько человек, которые не просто насиловали молодых девушек, но и собственноручно убивали их на глазах своих же товарищей. Позднее из мяса жертв повара готовили ужин, и вся компания под вино и жаркое из человечины весело обсуждала свои ощущения и полученное удовольствие.

В досье были факты, подтвержденные видеозаписями. Когда Мишель все это увидел, то с трудом справился с рвотными позывами, возникшими где-то в глубине желудка. Он смотрел на монитор и не верил своим глазам: как этот милейший господин, с характерным греческим носом, смешными толстыми губами и вечной сигарой в желтых от курева зубах, мог быть организатором столь гнусных забав. Он же теперь не только поздороваться с ним за руку не сможет, он даже просто видеть его не захочет. Почему отец, зная все это, молчал, почему не отдал материалы в полицию, почему сам, в конце концов, не разобрался с этим Каподакисом? Впрочем, ответ пришел сам собой. Отец всегда говорил, что людей как таковых он не очень-то любит и делит их только на полезных лично ему и бесполезных. Этот Каподакис был ему полезен, а знания его тайн оказалось теперь полезно Мишелю. И поэтому сам Мишель сейчас не побежит ни в какую полицию, а свяжется с отцом и передаст ему свои соображения по поводу того, как ему лучше всего войти в состав директоров корпорации. А уж договориться с Каподакисом о продаже его пакета, имея на руках эти материалы, отцу труда не составит. Мишель закрыл программу, извлек диск, а остальные диски вернул на прежнее место. Как знать, глядишь, и они когда-нибудь пригодятся.

* * *

— Доброе утро, шеф!

— Скорее, уже вечер, — Мишель посмотрел в красные от недосыпания глаза Кактуса и на оттиск нескольких клавиш на его правой щеке, — ты опять заснул за компьютером?

— Да, похоже, притопил пару часиков, но зато пока спал, комп задачку Вашу выполнил. Так что, готов рапортовать.

После их последней встречи прошло менее двух суток, а Кактус уже нарыл информацию, имея на руках минимум в виде изображений и пары имен. Мишель в очередной раз мысленно похвалил себя, что в свое время вместо того, чтобы просто убить наглого мальчишку-хаккера, обворовавшего счета его фирмы, взял его к себе на службу, а со временем даже подружился с этим нескладным, но весьма талантливым парнем.

— Ну, давай, гений, хвались, — Мишель приготовился к длинной, изобилующей массой ненужных подробностей и просто словоблудий речи. Уж таков был этот странный человек, Кактус: сутками мог молча просиживать за монитором, но если выдавалась возможность найти пару свободных ушей, то мог болтать без умолку, пока уши не отвалятся или собеседник не взмолится и не попросит пощады.

— Интересно с вами жить, шеф. Умеете вы задачки подбрасывать, прямо как в сказке: "пойди туда, не знаю куда, и найди то, не знаю что". Ребятам, придумавшим интернет, надо памятник при жизни поставить, если живы еще, конечно. Ведь сколько дурачков со своей вроде бы никому не нужной информацией в эту паутину попались. Суют туда, не задумываясь, свои данные, адреса, фотографии, а потом ушлые парни вроде меня всем этим беззастенчиво пользуются. Хотя я тут, кажется, слегка поскромничал, парней вроде меня не так уж и много, я такой, можно сказать, вообще один. Но это к делу не относится. Так вот, пару дней назад вы, шеф, изволили поставить передо мной, прямо скажем, мало выполнимую задачу. Помните?

— Угу, — обреченно вздохнул Мишель.

— В исходных данных мы имели имена и фотографии клиентов. Место их постоянного пребывания было неизвестно, характер и род деятельности тоже, адресов электронной почты или хотя бы IP-адресов их персональных компьютеров у нас не было тоже.

— Стал бы я тебя беспокоить и от стратегии отвлекать, если бы было, — попытался вклиниться в монолог Кактуса Мишель.

— И вот, — не обращая на слова шефа ни малейшего внимания, продолжал Кактус, — не имея на руках практически ничего, я приступил к поиску. Как всегда, пришлось начинать с нуля. Судя по тому, что говорили наши фигуранты по-русски и встречались мы с ними на территории России, я пришел к гениальному выводу, что они русские и живут в России или, по крайней мере, на территории бывшего СССР. Это позволило резко сократить круг поиска. Дальше я влез на сайт "Одноклассники ru.", извлек оттуда всех Лад и Кириллов. Потом сравнил их морды с нашими фотографиями и ничего не нашел.

— Лично всех отсматривал?

— Нет, шеф. Я бы тут полгода просидел. Есть специальная программа распознавания лиц, применяется как спецслужбами, так и в быту, в охранных системах, например. Распознает лицо на раз, даже если вы в гриме, очках или, например, бороду отпустите. С точно таким же успехом я прошерстил другие подобные сайты, типа "В контакте", "Мой мир на мыле" и так далее. Наши ребята оказались на редкость осторожными и умудрились не засветиться ни на одном из них. Даже если они там и зарегистрированы, то своих фоток не вывешивали. Любой другой повесил бы руки вместе с телом, не справившимся с задачей, но не я. Пришлось написать небольшую прогу, которая с помощью все той же распознавалки лиц, сумела бы работать с групповыми снимками. Она вычленяла из групповой фотки каждое лицо по отдельности и прогоняла его через уже известную нам программу, в которую, я, кстати, насовал в качестве образцов фоток наших клиентов в разных ракурсах. Благо видео позволило это сделать без проблем. В результате удалось прогнать через распознавалку не только тех, кто расположен на переднем плане, но и даже тех, кто попал в кадр случайно. Наш главный комп почти сутки работал над этим, уже почти дымиться начал, но дело свое сделал. Он нашел целые серии снимков, где наши фигуранты присутствовали вместе и порознь. Все эти снимки принадлежат студентам различных нижегородских вузов, пересекавшихся на биобазе ННГУ на Пустынских озерах, это недалеко от Арзамаса, в Нижегородской области. Из анализа комментариев к этим фоткам следует, что девчонку зовут Лада Владимировна Морозова. Ей двадцать один год, перешла на четвертый курс биофака ННГУ. В Нижний приехала три года назад из какого-то Лешуконского в Архангельской области. Про мужика пока ничего вразумительного не скажу, кроме того, что зовут его Кирилл Мефодьевич и он, похоже, их препод. Машина над этим пока работает. Имя достаточно редкое, так что рано или поздно и про него что-то нарою. Вот в основном и все, если не считать кое-какие мелочи.

— Не густо, — Мишель понимал, что проделанная Кактусом работа заслуживает уважения, но в отместку за все, что пришлось выслушать, не торопился его хвалить. К тому же, он заметил, как хитро поблескивали его глаза, и понимал, что вкусное Кактус приберег на финальную часть своих показательных выступлений. — Ну и о каких мелочах ты еще не сказал? — с деланным равнодушием спросил он.

Самодовольная улыбка поползла по хитрющей физиономии Кактуса, и он небрежным тоном произнес:

— Да ничего особенного, просто Лада через три дня выезжает в Москву фирменным поездом "Нижегородец" номер двадцать один, вагон девятый, место двадцать два. Отправление в двадцать один сорок, прибытие в столицу в шесть тридцать. А уже в полдень она выезжает из Москвы в Архангельск поездом номер шестнадцать, вагон четвертый, место двенадцатое. В Архангельске будет в восемь тридцать утра на следующий день.

— А это-то тебе откуда известно? Гадание на кофейной гуще не твоя епархия.

— Элементарно, шеф, влез в железнодорожную базу, а там все пассажиры, все билеты с фамилиями, номерами поездов, вагонов и посадочных мест, я даже теперь номер ее паспорта знаю.

— А вот это новость так новость. Вот за это тебе, Игорек, большое человеческое спасибо, — Игорем Кактуса кроме родителей не называл никто уже очень давно. И когда это имя исходило из уст Мишеля, это значило крайнюю степень его уважения и благодарности.

* * *

Кристиан Рей сидел в обитом белоснежной кожей кресле, закинув ногу на ногу и свободно откинувшись на спинку. В его руке плавно покачивался бокал с темно-янтарной жидкостью, постепенно нагревающейся от тепла руки и источающей по комнате аромат, свидетельствующий как о благородстве напитка, так и о его цене.

Напротив него за массивным столом сидел крупный абсолютно лысый мужчина, с огромным крючковатым носом на щекастом, лоснящемся от жира лице. Полные темно-красные губы с трудом удерживали толстую, давно потухшую сигару. Человек, не отрываясь и, кажется, даже не моргая, смотрел в монитор ноутбука, лишь изредка трогая клавиши короткими, толстыми, как сардельки, пальцами. Закончив просмотр, он извлек диск, подчеркнуто медленно опустил крышку ноутбука, достал носовой платок, промокнул им вспотевшую лысину, вновь раскурил свою сигару и только затем поднял глаза на своего собеседника. Все его поведение говорило о том, что он полностью владеет собой и ситуацией. Однако взгляд говорил об обратном. Глаза то растерянно бегали и суетились, то вдруг наливались лютой злобой и страхом. Причем перемены эти происходили столь стремительно, что оставалось только диву даваться, как этот человек умудряется до сих пор сохранять внешнее спокойствие и невозмутимость.

— Ну что скажете, господин Каподакис? — Кратос на всякий случай послал ему мысленный импульс, призванный погасить его бешенство и слегка успокоить. Он не хотел, чтобы грек наломал дров раньше, чем способен будет адекватно думать. В лучшие времена Кратосу не пришлось бы прибегать даже к шантажу, он просто приказал бы Каподакису, и тот сделал бы все, что ему нужно. Но сейчас, сразу после перемены тел, необходимо было экономить магическую энергию, тем более, что ее ресурс был все еще минимален.

— Ну что же, господин... — Каподакис бросил взгляд на записку с именем посетителя. Не то чтобы он его не запомнил, просто это была легкая шпилька в адрес человека, принесшего ему дурную весть, — ... господин Рей, так сколько же вы хотите за эту откровенную подделку? — Каподакис, похоже, окончательно взял себя в руки. Он даже перестал потеть и позволил себе пустить струю сигарного дыма в сторону Кратоса. — Я предлагаю вам деньги только потому, что не имею сейчас ни времени, ни желания заниматься ее разоблачением.

— Рад, что сумел произвести на вас впечатление, — Кратос усмехнулся, глядя ему прямо в глаза, — и поскольку также, как и вы, совершенно не располагаю свободным временем, то буду краток и сразу перейду к делу. То, что все это чистая правда, вам известно не хуже, а, возможно, даже лучше, чем мне. Но мне не нужны от вас деньги. Более того, я сам готов заплатить вам некую сумму, вместе с которой дать слово, что все эти материалы никогда не увидят свет.

— Я могу приказать, и вы никогда не выйдете из этого кабинета.

— Не разочаровывайте меня, Каподакис, вы же знаете, как это делается. То, что у вас в руках, естественно, копии. Оригиналы в надежном месте. Если я не объявлюсь ближайшие два часа, оригиналы будут переданы в средства массовой информации и всем вашим клиентам по списку. Вы ведь просмотрели список, там, в самом конце? — он кивнул на диск, — там все ваши друзья, с адресами и телефонами. Я не думаю, что дело дойдет до Фемиды, в карманы которой вы сможете напихать столько денег, что она с радостью закроит свои и без того закрытые глаза на ваши шалости. Зато ваши друзья наверняка проявят расторопность и найдут вас, где бы вы ни прятались. И тогда все ваши деньги вам уже не помогут.

— И что же вы, господин Рей, от меня хотите?

— Сущую безделицу. Ваш пакет акций "FMK-korporasion".

— А у вас губа не дура. Эта корпорация одна из самых доходных в мире, хотя и немногие об этом знают. И вы решили, что я вот так просто без боя отдам вам лучший пирог с моего стола?

— Вы меня не поняли Каподакис, я у вас этот пакет покупаю, причем оформим мы его по реальной сегодняшней стоимости, а заплачу я вам денег ровно столько, чтобы вам хватило заплатить налоги с продажи пакета.

— Но ведь это грабеж!

— Более того, мы с вами эти налоги тут же и заплатим. Мне ведь совершенно ни к чему, чтобы у вас по поводу нашей сделки были проблемы с государством.

— Это невозможно. Мне нужно подумать. Так дела не делают, господин Рей!

— Делают, дорогой, делают. Хотите подумать? Пожалуйста, думайте, пара минут у вас есть. А вообще-то, чего тянуть, мой нотариус и юрист корпорации в коридоре. Давайте быстренько подпишем бумаги и разойдемся.

— Мне нужно позвонить.

— Кому? Уж не господину ли Кретону. Так он в курсе всего и просил вас его больше не беспокоить. А впрочем, звоните, ваше право.

Каподакис поспешно набрал номер:

— Алло, Сесиль, здравствуй, девочка, это Каподакис. Соедини меня срочно с шефом.

— Здравствуйте, месье Каподакис. К сожалению, шеф сейчас очень занят и не сможет Вам ответить.

— А ты, деточка, все-таки скажи ему, кто звонит. Я думаю, он найдет для меня минутку.

— Прошу прощения, месье, я не хотела Вас огорчать, но на Ваш счет у меня однозначная инструкция: с вами не соединять никогда.

Каподакис молча опустил трубку, пожевал кончик сигары и угрюмо произнес:

— Какие у меня гарантии?

— Ну какие гарантии, Каподакис!? Только честное слово, мое и месье Кретона. Пока вы не вспоминаете про историю с акциями, мы не вспоминаем про этот диск. И учтите, мы должны умереть своей смертью, в своей постели, от старости и никак иначе.

— А если кроме меня у вас еще враги найдутся? Или, скажем, несчастный случай?

— А вы ходите в церковь и каждый день свечки за нас ставьте, авось, поможет. А если с нами вдруг авария какая, или кирпич на голову, ты, Каподакис, об этом первым узнаешь, от своих друзей.

— Но это же не честно.

— Хватит нюни распускать, Каподакис, зови своего юриста.

* * *

— Здравствуйте, Сисиль.

— Здравствуйте, месье Рей, — Сесиль с интересом взглянула на вошедшего. Да, он времени зря не терял, такое ощущение, что два дня провел в спа-салоне и тренажерном зале. Спина и плечи распрямились, сквозь рубашку даже мускулатура проглядывает, лицо посвежело и даже как будто помолодело. Если бы Сесиль не знала, сколько дней должно пройти после операции, чтобы так вот выглядеть, она решила бы, что месье Рей сделал себе подтяжку лица. Она многообещающе улыбнулась ему и пропела:

— Месье Кретон ждет Вас и просил проходить прямо к нему без церемоний.

— Благодарю Вас, — Кратос одарил ее ответной улыбкой и прошел в кабинет Мишеля.

— Ты здорово выглядишь, — произнес тот вместо приветствия.

— Я стараюсь. Коржиков, надо признать, изрядно запустил свое тело. Приходится много и интенсивно работать.

— А что с волосами, — кивнул Мишель на парик.

— Растут, правда, под париком не так быстро, как хотелось бы, зато ночью наверстывают. Думаю, еще пара дней — и парик уже будет не нужен.

— Ты, кстати, обещал рассказать, зачем он тебе вообще понадобился. Коржиков, насколько я помню, лысым не был.

— Пришлось побрить голову, чтобы нанести магическую татуировку, закрывающую мой мыслефон. Ты ведь знаешь, что после смены тел я какое-то время буду весьма уязвим. И мне бы не хотелось, чтобы Аспер смог этим воспользоваться.

Кратос уселся в кресло поудобней, извлек из пространства бокал вина, чем заслужил уважительно-ободряющий взгляд Мишеля, и торжественно произнес:

— Предлагаю выпить за нового владельца солидного пакета акций нашей компании, которого ты должен, не откладывая, ввести в совет директоров.

— Каподакис согласился!?

— А куда бы он делся. Разве тебе Сесиль не доложила, что он звонил?

— Нет. Я ей сказал, что знать и слышать ничего об этом ублюдке не желаю.

— Ну, ну, Мишель, этот ублюдок верой и правдой служил мне на протяжении долгих лет. А то, что он позволял себе немного пошалить, так это, дорогой Мишель, по сравнению с Инками, например, и их человеческими жертвоприношениями, мне, любимому, просто так детская возня в песочнице.

— Ну так это когда было!

— Что значит, когда было? Человеческая жертва есть человеческая жертва. А то как-то двойной моралью попахивает.

— Не скажи, там, в лесах Амазонии, жертвы приносились во славу Бога, какими бы ужасными они не были, а эти, — Мишель брезгливо поморщился, — тешили свою похоть и извращенные желания, ничуть не вспоминая ни об Иисусе, ни об Хунаб Ку — боге древних инков.

— Ну что же, может быть, с точки зрения человека ты и прав. И для тебя действительно есть разница, во имя чего резать глотку своему ближнему.

Они немного помолчали, потягивая коньяк и думая каждый о своем, потом Кратос решил вернуться к прерванному разговору:

— Так как скоро ты сможешь созвать совет директоров? Пора представить меня нашим старым знакомым.

— Ты же знаешь, это вопрос трех — максимум пяти дней. Только у меня есть новость, услышав которую, ты, я думаю, отложишь совет на некоторое время.

— Что за новость? Неужели Кактус нарыл чего-то.

— Именно. Он узнал фамилию Лады, где живет, откуда она родом и самое главное, где она точно будет в самое ближайшее время.

Мишель во всех подробностях рассказал Кратосу, что и как удалось узнать о Ладе и Кирилле.

— Тебя так и распирает от гордости за своего лохматого приятеля, — не преминул заметить Кратос.

— Да, он большой молодец.

— Ты подумай, как его поощрить. Может быть, ему что-то нужно?

— Ему нужен самый мощный компьютер, так он у него и так есть. Я даже не знаю, что ему еще можно предложить? А может быть, снять ему шлюшку подороже, дать недельку отпуска да и закинуть их куда-нибудь на острова?

— Хорошая мысль, но с отпуском, чувствую, придется подождать. Он мне может здесь возле своей чудо-машины понадобиться.

— Значит не судьба. Кстати, про Кирилла пока удалось узнать немного, вот пусть тогда над этим и поработает. Имя и отчество достаточно редкие, так что рано или поздно результат будет.

— Это ничего, Кирилл сейчас меня мало волнует. А вот встречу с Ладой откладывать не стоит. Судя по всему, Аспер живет где-то рядом с ними, скорее всего, в Нижнем Новгороде или в его окрестностях. А значит, ее отъезд на родину нам как нельзя кстати.

Глава 2

Великая сила искусства

Это был третий в Нижнем тату салон, куда Аспер пришел в поисках мастера, способного выполнить его заказ. Заказ, надо сказать, был весьма необычен, и поэтому мастер нужен был особенный. В первом салоне, куда зашел Аспер, работал человек творческий, явно не лишенный художественного вкуса и чутья, но рисунки, производимые мастером, несли в себе исключительно негативную энергию. Скорее всего, это происходило неосознанно, просто в силу его темной сущности. Так бывает, когда человек вроде бы доброе дело делает, но получаются в результате одни неприятности. Нарисует такой художник бабочку красивую на плече у девушки, а от нее парень уйдет, или того хуже, с самой что-нибудь приключится: под машину попадет, или сосулька с крыши на голову свалится. В общем, не подошел Асперу этот художник. Во втором салоне работала девушка, светлая и талантливая. Но в силу своей беспокойной творческой натуры все ее рисунки получались разными. Аспер просмотрел много ее работ и понял: каждый раз, даже когда ее просили в точности повторить понравившийся рисунок, она хотя бы чуть-чуть, но изменяла его. И делала это не из вредности, а просто потому, что было у нее в этот момент настроение не такое, как в прошлый раз, или погода на улице была другая, и солнышко светило не так ярко, да мало ли причин, вносящих в нашу жизнь разнообразие. Именно из-за неповторимости каждого мгновения в жизни человека ее работы всегда отличались друг от друга. При всей симпатии Аспера к ее творчеству, а это было именно творчество, ему необходим был ремесленник, в лучшем смысле этого слова, то есть человек, способный в точности повторить заданный рисунок, не отступая от оригинала ни на миллиметр.

Вся эта тема с татуировкой возникла совсем недавно и была связана с необходимостью защитить ментальное поле Кирилла от назойливого внимания Кратоса. Раньше перед Аспером такой проблемы не стояло, он давно разработал для себя одно сложное, требующее больших магических затрат, но действующее тем не менее безотказно заклинание. С его помощью он защищал свое поле и наносил защиту на жилье, в котором жил и работал. Но это заклинание совершенно не годилось для того, чтобы закрыть поле человека, пусть даже и кровича арктида. Конечно, можно было изготовить соответствующий артефакт, но не мог же Кирилл постоянно носить на голове защитный шлем или хотя бы банальную шляпу. Представьте себе человека, одетого в шляпу и днем и ночью, Михаил Боярский не в счет, он в шляпе хотя бы не спит. Выглядеть это, по меньшей мере, будет странно, если чего похуже не сказать. Решение с рисунком пришло как всегда неожиданно. Это не было открытием, это было, как говорится, хорошо забытое старое. Когда-то давно татуировки применялись как всевозможные защитные заклинания, обереги и тому подобные штуки. Существовал даже особый язык татуировок. Любой шаман мог с первого взгляда определить, что за человек стоит перед ним, какие у него намерения, что у него за душой и кто из шаманов прикрывает его своим магическим искусством. Позднее сакральная сущность рисунков на теле была утрачена и сохранилась лишь в диких племенах Африки и Южной Америки, да еще, пожалуй, в криминальной среде, где, впрочем, от магической составляющей и следа не осталось, а речь можно вести только о тайном языке рисунка, известном и применяемом лишь узким кругом лиц.

— Как ты относишься к татуировкам? — задал Аспер вопрос изнывающему в вынужденном заточении Кириллу.

— Категорически отрицательно, Дед, — Кирилл не почувствовал подвоха и вознамерился поговорить на заданную тему как следует. — Я считаю, что человеческое тело и без того достаточно красивое, чтобы пачкать его всякими рисунками, подчиняясь моде или сиюминутной блажи....

— Замечательно, — Аспер, в свою очередь, дискуссию развивать не собирался, — значит, татуировку будем делать телесного цвета.

— Кому? — не понял Кирилл.

— Тебе, дружок, тебе.

— Мне!?

— Ты же не собираешься сидеть тут в хоромах всю жизнь? Сам понимаешь, только здесь, на дне Свято-озера, твое ментальное поле недоступно Кратосу. Как только ты выйдешь отсюда, ты сразу же станешь для него, как на ладони. А если мы сделаем тебе татуировку, то с помощью магии она наглухо закроет твое ментальное поле. А в случае острой необходимости ты всегда можешь прочесть заклинание и снять защиту.

— Это ты сейчас про какую необходимость говорил?

— Ну, например, если со мной связаться захочешь или еще с кем.

— И кто мне в голову иголкой тыкать будет?

— По идее, конечно, должен бы я, но я, честно говоря, никогда этим не занимался. А поскольку дело это серьезное и малейшая неточность чревата дырой в твоей системе защиты, лучше поручить это дело профессионалу.

— И у тебя такой профессионал есть? — то ли утвердил, то ли спросил Кирилл.

— И у меня такого профессионала нет. Пока нет. Но я немедленно отправляюсь на его поиски.

Он прикрыл глаза и исчез. Раздался хлопок, и легкий порыв воздуха взвил пока еще длинные волосы на голове Кирилла.

— Вот так всегда, все хоть каким-то делом да заняты, а здесь даже телевизора нет, вот и сиди, пальцем в носу ковыряйся, — пробормотал он вдогонку Деду.

Аспер телепортировался в свою городскую квартиру. Здесь он бывал довольно-таки редко, но порядок в ней поддерживался идеальный. Аспер переоделся в кожаные штаны и косуху, вышел из квартиры, спустился на нулевой этаж, в подземный гараж, где у него стоял байк. Это был не просто байк, а настоящий "Харлей-Девидсон" — роскошный аппарат с двигателем Big Twin объемом 1584 cм³, с толстой вилкой в стиле Туринг, площадкой для ног, верхним жестким кофром и инжекторным двигателем. В свое время этот мотоцикл Аспер привез прямо из Америки, где он был сделан по его индивидуальному заказу. К сожалению, ему нечасто удавалось ездить на этом монстре, но уж если выпадал такой случай, то Аспер отрывался по полной.

И вот он уже целый день колесит по городу в поисках нужного ему мастера. Вывеска салона соответствовала всем канонам подобных заведений. Надпись "салон тату" в готическом стиле, иероглифы и драконы по бокам и так далее. Аспер зашел внутрь и осмотрелся. За стойкой сидел худющий парень, с шапкой рыжих плохо причесанных волос, огненной гривой, окружающей отягощенное, в буквальном смысле, пирсингом лицо. Его длинные худые руки были густо исписаны цитатами из Мао на языке оригинала. Глубокий вырез футболки не оставлял сомнения, что и его впалая грудь также не избежала встречи с иглой мастера.

— К сожалению, мастер сейчас занят, — неожиданно низким голосом произнес парень, — но вы можете подождать, это займет буквально десть минут.

— Хорошо, я подожду, — Аспер сел в кресло и принялся листать альбом с представленными образцами татуировок и работами мастера.

С первых же страниц он понял, что нашел то, что искал. На нескольких листах были показаны портреты, портреты, нарисованные на человеческой коже, и для того чтобы подчеркнуть мастерство татуировщика, рядом были размещены фотографии, с которых эти портреты и были скопированы. Совпадение было потрясающим. Это были работы действительно большого мастера.

Дверь со стильной надписью "Мастер татуажа, пирсинга и перманентного макияжа Лебедев С.В." отворилась, и из кабинета выпорхнула симпатичная блондинка с аккуратной марлевой повязкой на правом предплечье. Еще одной девушкой с синей косичкой на руке в городе стало больше. Аспер выдержал небольшую паузу, постучал в дверь кабинета и, получив разрешение, вошел. В комнате царил легкий полумрак, сквозь который угадывались очертания кресла, похожего на те, что стоят в гинекологических кабинетах, лежанки, с явно медицинским уклоном, ширмы и письменного стола в углу. Окна кабинета были задернуты плотными шторами. Уличный свет пробивался через небольшую щель, освещая комнату достаточно, чтобы передвигаться в ней, не натыкаясь на предметы. Возле светлой полоски окна стоял хозяин кабинета и курил, выпуская дым в открытую форточку. Это был невысокий темноволосый мужчина средних лет. Прямая спина и пропорционально развитая фигура выдавала в нем спортсмена, гимнаста или легкоатлета. Однако небольшой, но уже заметный животик говорил о том, что спорт в его жизни хоть и был, но уже давно в прошлом.

— Проходите и присаживайтесь, пожалуйста, — голос его был достаточно приятен, а легкая надтрещинка не портила, а скорее даже обогащала его. — Я докурю, с вашего позволения?

— Конечно, конечно, не торопитесь, — Аспер устроился на стуле, стоящем возле письменного стола, и принялся разглядывать кабинет, мебель и инструмент, разложенный возле кресла и кушетки.

— Ничего, что я не включаю свет? — вновь спросил хозяин. — Дело в том, что глаза сильно устают от ярких ламп во время процедуры, и я при любой возможности сразу же прячусь в тень.

— Как вам будет угодно, меня это совершенно не смущает. Простите, а С. В. это...?

— Сергей Васильевич к вашим услугам.

— Афанасий Никитович, — в свою очередь представился Аспер, — у меня к вам, Сергей Васильевич, не совсем обычная просьба.

— Нас, работников пирсинга и татуажа, трудно чем-нибудь удивить в этой жизни, — он докурил сигарету, бросил окурок в форточку, немало не заботясь о том, куда и в кого он может попасть, отошел от окна и сел за стол напротив Аспера.

— И все-таки я попробую, — затаенно улыбнулся Аспер, — но прежде позвольте задать вам несколько вопросов?

— Прошу вас.

— Скажите, Сергей Васильевич, портреты, которые вы перенесли с фотографий, это ваша работа?

— Разумеется.

— Тогда вы отличный художник.

— Я отличный копиист. Я могу сделать копию любой фотографии или картины. Ручаюсь, вы не найдете отличий. Но вот художник я как раз и неважный. С точностью до точки скопировать чужую работу — это пожалуйста, но стоит мне только начать творить самостоятельно, как я тут же впадаю в творческий экстаз и не могу уже остановиться, бесконечно улучшая и улучшая картину. А кожа — это ведь не холст, ее не загрунтуешь и не начнешь заново, поэтому умение вовремя остановиться в нашей среде ценится не меньше, чем умение хорошо рисовать.

— Замечательно, это как раз то, что мне нужно. Скажите, вы смогли бы повторить вот этот рисунок с абсолютной точностью? — Аспер выложил перед ним четыре фотографии лысой головы Кирилла в натуральную величину и с четырех ракурсов: справа, слева, сверху и с затылка. Лицо хозяина головы было затерто, чтобы не отвлекать взгляд от главного. А главным на всех фото была мелкая сеть тонких линий, расчерчивающая всю голову вдоль и поперек.

— Не поздно имидж менять? — Сергей Васильевич перевел взгляд на седую шевелюру Аспера, — байкер-то вы не настоящий.

— Это почему же вы так решили?

— Мотоцикл у вас, конечно, крутой, — он кивнул на окно, — однако косуха почти новая, руки чистые, под ногтями, пардон, грязи нет, значит байк либо купили недавно, либо катаетесь на нем редко. Но уж то, что вы его ни разу не разбирали и не собирали, это однозначно.

— Хм,— усмехнулся в ответ Аспер, — кое в чем вы ошиблись. Байк этот у меня давненько, а катаюсь я на нем действительно редко, чаще не получается, к сожалению. И не разбирал я его ни разу, тут вы тоже попали в точку, потому что он просто-напросто не ломался ни разу, но вы и в другом правы, татуировка нужна не мне, это ... моему внуку, — он секунду подумал и добавил, — по крайней мере, он называет меня Дедом.

— А ему, простите, сколько лет? Дело в том, что если он еще....

— Он уже достаточно взрослый.

— Ну тогда другое дело. Футбольный фанат? — кивнул он на фотографии.

— С чего это вдруг?

— Ну как же, смотрите: ячейки в виде пятиугольников, как на футбольном мяче, только очень маленькие.

— Нет. Этот рисунок к футболу отношения не имеет.

— Жаль, а то было бы о чем поговорить. Я, признаться, футбол уважаю. До сих пор даже поигрываю при случае. Но тем не менее, — вернулся он к теме разговора, — дело тут совсем плевое, я без лишней скромности и не такие вещи делал. Одному чудику на спине Монну Лизу наколол — сам Да Винчи не отличил бы. Две недели парня терзал, но дело того стоило.

— Дело в том, что рисунок этот нужно повторить не просто точно, а абсолютно точно.

— Не вопрос, приводите внука, сделаем комар носа не подточит.

— Вот тут возникает второй вопрос. Я не могу привести его к вам в салон. Я попросил бы вас сделать татуировку у меня дома. За отдельную плату, разумеется.

— Да без проблем. У меня на этот случай походный чемоданчик имеется.

— Ну и тогда последний вопрос. Вы сможете сделать татуировку так, чтобы ее на голове было не видно.

— Оба-на! Вы все-таки умудрились меня удивить. Первый раз просят сделать тату так, чтобы ее не было видно. Нет, я понимаю, когда их делают на интимных местах, для себя любимого, или просто для любимого, но на голове и так, чтобы не видно! А зачем ее тогда вообще делать?

— Видите ли, Сергей Васильевич. Я, к сожалению, не на все ваши вопросы могу ответить. Вы мне просто скажите, это возможно?

— Технически проблем нет. Можно просто наколоть рисунок чистой иглой, какое-то время следы от уколов продержаться, затем сойдут, кожа зарастет, и наколки не будет.

— Вы не поняли, наколка обязательно должна быть. Просто она должна быть максимально незаметной. Дело в том, что внук к данному виду искусства относится крайне негативно.

— Ну и на хрена тогда вообще затевать весь сыр-бор, — тихо, так, чтобы не услышал собеседник, пробормотал себе под нос мастер. А вслух произнес:

— Можно взять телесную краску, и тогда рисунок будет не заметен.

— Вот и замечательно. Значит договорились. Когда вы сможете подъехать?

— До конца недели у меня все расписано, — он полистал блокнот, — давайте встретимся через четыре дня, в понедельник, в десять.

— А если я заплачу вам втрое, мы сможем сделать это сегодня? У меня, к сожалению, не так много времени, как хотелось бы.

— Ну хорошо, стоить вам это будет полторы штуки зеленых, и не сегодня, а завтра с утра. Сегодня у меня уже глаза болят и руки дрожат. Как-никак, с самого утра колю. А вам ведь точность нужна.

Замечательно, значит, договорились. Вот адрес, — Аспер протянул ему бумажку с адресом его городской квартиры, — жду вас завтра в десять.

Сергей Васильевич стоял у окна, задумчиво курил очередную сигарету и наблюдал, как странный посетитель усаживается на своего железного коня и с многозначительным рокотом отъезжает восвояси.

— Да, Серега, — подумал он про себя, — интересно, в какую это историю ты умудрился вляпаться. Как бы потом пожалеть не пришлось. Хотя, с другой стороны, полторы штуки на дороге не валяются....

На следующий день он стоял у дверей квартиры, указанной в адресе. В одной руке он держал свой походный чемодан, в другой — мокрый зонт — погода с утра испортилась, и дождь шел как из ведра. Дверь открыл сам хозяин.

— Доброе утро, Афанасий Никитович, вот прибыл, как договаривались.

Вместо ответа Аспер стремительно вскинул руку и мягко коснулся ладонью лба Лебедева. Мастер тату закатил глаза и отключился, хотя ни зонт, ни чемоданчик из рук не выпустил. Аспер подхватил его обмякшее тело и занес в комнату.

— Извини, Сергей Васильевич, — пробормотал он, — но телепортироваться лучше всего в бессознательном состоянии. Особенно в первый раз.

Он усадил тело мастера в кресло, сложил руки, по-прежнему сжимающие зонт и инструмент, на коленях, сел в такое же кресло, стоящее рядом, положил свою руку на плечо Сергея и закрыл глаза. Раздался воздушный хлопок, и по пустой квартире пробежал легкий сквозняк.

* * *

Сергей открыл глаза и осмотрелся. Странное дело, заходил в городскую квартиру, а оказался как будто за городом. Мало того, что в бревенчатом рубленом доме, так еще и воздух какой-то невероятно свежий и чистый. А еще он поймал себя на ощущении невероятной легкости в собственной голове, и это поразило его больше всего. Вчера вечером он допоздна засиделся в клубе с одним своим приятелем и, надо признать, позволил себе там много лишнего. Настолько много, что с утра зверски болела голова и дрожали руки. Пришлось даже срочно пивком здоровье поправлять. И вот в таком не самом радужном состоянии он заявился на встречу со вчерашним странным клиентом.

И тут вдруг в башке такая легкость, как будто он последние пять лет вел не богемный образ жизни, со всеми отсюда вытекающими, а исключительно здоровый и спортивный. Давно он так хорошо себя не чувствовал. Только вот легкий привкус крови во рту, как будто язык прикусил.

— Куда же меня все-таки занесло? — подумал Сергей и еще раз внимательно оглядел бревенчатые стены. — А не слабо дедок хату отделал, наверное, по родной деревне тоскует.

Он поднялся и подошел к окну, попутно касаясь бревенчатых стен рукой:

— Теплая и смолой пахнет, значит, не пластик, а натуральное дерево.

За окном простиралось золотое от созревшей пшеницы поле. Легкий ветерок лениво гнал волну, с трудом ворочая налитыми солнцем колосьями. На дальнем конце поля темнела лесополоса, а справа между двух холмов угадывалась то ли речка, то ли озеро. Насколько Сергей Васильевич знал свой город, в этом районе подобного пейзажа не было.

— Чудны дела твои, Господи.

Он попытался было открыть окно, но у него так ничего и не вышло. За этим занятием его и застали вошедшие в комнату Афанасий Никитович и бритый наголо мужик, примерно одного с Селезневым возраста.

— Знакомьтесь, Сергей Васильевич, — как ни в чем не бывало произнес Аспер, — это Кирилл Мефодьевич, так сказать, цель вашего здесь появления.

— Кирилл, коротко представился мужик и протянул руку.

— Сергей, — ответил он на крепкое рукопожатие и глянул ему прямо в глаза. А в глазах прямо таки плескалась веселая насмешка, дескать, ну что, дружок, гадаешь, куда это тебя черт занес?

— Ничего, — злорадно подумал Сергей, — сейчас начну тебе в голову иголкой тыкать — быстро насмехаться перестанешь.

Подумать-то подумал, но не по злобе, а как-то с юмором что ли. Странное дело, но этот лысый мужик с первых минут стал ему почему-то чрезвычайно симпатичен. Да и дед вроде бы неплохой, по крайней мере, нутро никакой угрозы с их стороны не чувствует. А уж чего-чего, а "чуйка" у Сереги за годы его бурной жизни выработалась будь здоров. Ну а раз неприятностей пока не предвидится, то чего, собственно, время тянуть — пора и к делу приступать.

— Прошу, Кирилл, — он указал на кресло, на котором сам сидел буквально несколько минут назад. Кресло оказалось во всех смыслах более чем подходящим. Мало того, что у него спинка откидывалась, как у кресла в самолете, так оно еще и вращалось на специальной станине, которую к тому же в любой момент можно было застопорить, чтобы избежать случайных движений.

— Афанасий Никитович, вы пару часиков можете погулять — это процесс не скорый.

— Ничего, я, если не возражаете, здесь побуду — послежу, чтобы все точно было. Два глаза хорошо, а четыре лучше. Я ведь вам уже говорил, как важна абсолютная точность.

— Да ради бога, — несколько обиженно пробормотал Сергей и достал маркер. Прежде чем начинать работать иглой, нужно было нанести рисунок на кожу с помощью маркера. На этой стадии все еще можно было поправить.

Сергей любил поговорить с клиентом во время работы.

— Можем на ты? — не стал он изменять своей привычке и в этот раз.

— Конечно, — согласился Кирилл.

— Тогда скажи мне, Кирилл, на кой ляд тебе эта татушка? — решил он сразу взять быка за рога. Ответят — хорошо, не ответят — тоже не велика проблема. Времени впереди много, глядишь, попозже и разговорится. — Если ты так хочешь татуировку, давай я тебе на плече дракона сделаю или русалку. Зачем тебе эта сеть паучья?

— Это своего рода защитный амулет, — не стал скрывать правду Кирилл.

— Ну не хочешь говорить — не говори.

— Хм, — улыбнулся Кирилл, — я думал, что человек, профессионально занимающийся татуировкой, должен верить в ее мистическую сущность.

— Я ведь в этом деле достаточно случайно оказался. Просто в моей жизни наступил как-то такой период, что некуда податься было. Попросил я одного своего приятеля помочь. Вот Андрюха, так дружка моего зовут, и пристроил меня в этот салон. Я поначалу думал: пересижу пару месяцев, пока что-то получше не подвернется, а потом пообтерся, привык. И со временем работа даже нравиться стала. Вот уже считай четыре года как колю. Только вот во всю эту муть мистическую так и не поверил.

— Ну и зря. Вся эта муть, как ты выражаешься, вполне реальна в определенных, конечно, условиях. И потом, разве тебе не интересно, что это за место и как ты сюда попал?

— Интересно, конечно, только вы ведь все равно правду не скажете.

— Ну почему не скажем? Нам от хороших людей скрывать нечего. Мы сейчас на дне озера, в резиденции Деда.

— Деда? А, ну да, — он посмотрел на Аспера, — кстати, Афанасий Никитович, а сколько вам лет? А то уж больно внучек для вас старовато выглядит.

— Лет-то, — улыбнулся Аспер, — ну, пожалуй, чуть больше трехсот.

— Бывает, — философски протянул Сергей, — тогда вы еще молодец. Кириллова папу лет, наверное, в двести тридцать — двести сорок родили.

— Нет, Сергей, ошибаешься. Я внук приемный.

— Опять вы нам не верите, Сергей Васильевич, — с грустной улыбкой констатировал Дед.

— Ну почему же, я за свои короткие сорок тоже кое-чего в жизни повидал. И большим спортом занимался, пока травмы не замучили, и на железной дороге работал, и мебель делал, и связь в городе налаживал, и даже на рынке отметился. Теперь вот татуировку делаю человеку, утверждающему, что живет на дне озера в деревянном доме с пшеничным полем за окном, вместе с дедушкой трехсотлетним. Почему бы и нет?

— Зря вы так, Сергей Васильевич. Дом этот действительно на дне озера, а пейзаж за окном — это так, видимость, иллюзия, магия, если хотите. И рисунок, который вы Кириллу наносите, действительно послужит ему защитным амулетом и позволит наконец выйти из этого дома наружу.

— Ты что же, всю жизнь здесь просидел?

— Нет, конечно. Просто недавно произошел ряд событий, после которых мне без этой защиты выходить на поверхность нельзя.

— Ну вот, — прервал разговор Сергей, — с рисунком, можно сказать, закончили. Можете проверять, а я покурил бы пока, если можно.

— Конечно, Сергей Васильевич, — Аспер протянул ему пепельницу, — пройдите пока к окошку.

Сергей закурил сигарету, а Аспер принялся вымерять расстояния между точками на голове Кирилла, что-то бормоча себе под нос и постоянно сверяясь с какими-то записями в тетради. Со стороны это выглядело довольно забавно.

— Вот психи, — думал Сергей, наблюдая за тем, как суетится вокруг Кирилла Дед. Дым от сигареты устойчиво тянулся в сторону плотно закрытой форточки и таял там, будто растворяясь в стекле. — Это надо же придумать — дом на дне озера, магия. Тоже мне, град Китеж нашелся. Психи они, конечно, однозначные, но вроде не буйные и при деньгах. Кинуть не должны. Ну а если даже и кинут, так Андрюха с дружками этого деда по байку мигом вычислит и должок с него с процентами стребует. И с Андрюхой они, пожалуй, не поспорят, как скажет — так и будет.

— Сергей Васильевич, — оторвал его от размышлений голос от кресла, — я вот тут позволил себе в трех местах поправить, а в остальном все точно. Рад, что я в вас не ошибся.

Сергей подошел к креслу и ревниво осмотрел внесенные стариком поправки.

— Вынужден с вами согласиться, Афанасий Никитович, видимо, фотографии недостаточно четко отразили истинную кривизну черепа в этом месте, вот при переносе и ошибся.

— Не переживайте, Сергей Васильевич, вы молодец. Такой рисунок скопировали и только три небольших неточности, это очень хорошо.

— В таком случае можем приступать непосредственно к процедуре? Ты, Кирилл, как, готов?

— Конечно, — Кирилл поерзал в кресле в поисках более удобного положения, — я, как пионер, всегда готов.

— Ну и отлично. Сейчас подберем краску и вперед.

— Я, пожалуй, вас оставлю, — Дед направился к двери, — вы тут теперь и без меня справитесь, а у меня кое-какие дела еще есть.

* * *

Аспер вышел из комнаты, и пока еще дверь комнаты за ним не закрылась, услышал:

— Так о каких ты там событиях, Кирилл, говорил? Вы на пару с дедушкой часом не прибили кого-нибудь?

— В том то и дело, что не прибили...

Дверь закрылась, начисто отрезая все звуки. Аспер совершенно не боялся, что мастер узнает какие-то лишние подробности. Во-первых, он хорошо разбирался в людях и видел, что тот по-прежнему не верит ни единому их слову и тем не менее совершенно ничего не боится, а во-вторых, Аспер знал, что, как только Селезнев покинет резиденцию, он тут же забудет не только все, о чем здесь услышал, но и вообще сам факт их знакомства.

Аспер распахнул высокие двустворчатые двери, сделанные из резного мореного дуба, и вошел в большой зал с витыми колоннами, покрытыми деревянным кружевом. Факелы на колоннах весьма прилично освещали весь зал и большой, застеленный белой с красной вышивкой скатертью, стол посредине и несколько кресел в углу. В одном из кресел сидел седовласый бородатый старец с иссеченными морщинами лицом, одетый в длиннополую рубаху из натурального выбеленного льна. Из-под подола выглядывали кожаные сапоги с загнутыми вверх носами. Старец тяжело поднялся, опираясь на высокий резной посох, увенчанный сверкающим набалдашником, и поклонился вошедшему Асперу в пояс:

— Здрав буде, пресветлый.

— И ты здравствуй, волхв-хранитель, — Аспер ответил ему таким же поклоном и жестом пригласил присесть.

Устроившись в кресло напротив, он спросил:

— Какие новости, Вышата? Как дела с Архивом.

— С Архивом все в порядке, пресветлый. После нападения, как ты знаешь, он перемещен в запасной схрон. Сейчас Архив разобран и законсервирован. Охрана налажена. Теперь им Вологодская дружина занимается.

— Добро, а что с Хранилищем?

— Место под новое хранилище мы уже подобрали на Северном Урале, в Пермском крае. Есть там пещерный комплекс, специально для этих целей хранили.

— Надеюсь, достаточно далеко от туристических маршрутов? Не хотелось бы переносить его еще раз ближайшие лет пятьсот-шестьсот.

— Напротив, пресветлый, место это весьма оживленное, маршрут туристический давний и всем, кому надо, известный.

— Тогда чего же вы полезли туда? — нахмурился Аспер и даже в сердцах ладонью по колену хлопнул, — или на планете места более подходящего не нашлось.

— Погоди гневаться, пресветлый,— волхв тоже упрямо сдвинул брови, — а лучше выслушай сперва. Во-первых, выход силы там достаточно мощный, а значит, капсулы смогут храниться долго и безопасно. Во-вторых, место это хоть и людное, но с хитринкой. Оно людьми уже давно изучено и ученому люду неинтересно, а пользуется славой только у спелеологов-любителей. Пещера эта оценена по самой первой, то есть простой категории сложности, да и на нее-то не тянет. Пещера очень старая и потому постоянно осыпается. Одно время ее даже закрывали наглухо. Опасно было. Сейчас считается, что все, что там можно было открыть, уже открыто и новых исследований не ведется. Наш комплекс пещер расположен даже не вторым, а четвертым ярусом под этими открытыми для всех пещерами. Вероятность, что на Хранилище кто-то случайно наткнется, равна практически нулю. Зато и врагам вряд ли придет в голову искать Хранилище в таком месте. Большой Собор волхвов считает, что это место наиболее подходящее для организации Хранилища.

— Ну раз Большой Собор так порешил, значит, так тому и быть. Ты, волхв-хранитель, на меня не серчай, ты же знаешь, в том Хранилище друзья мои лежат, а я их не уберег, покой нарушил, вот и гневлюсь теперь на себя самого, да и другим, как видишь, за компанию достается.

Они помолчали немного, думая каждый о своем, и Аспер продолжил:

— Ну а раз место готово, то не будем в долгий ящик откладывать, а прямо завтра на зорьке пойдем с тобой туда и начнем Хранилище переносить. Как там на месте, все ли ладно?

— Все ладно, пресветлый. Все волхвы, переносом владеющие, уже там, местный шаман Михаил своих людишек организовал, озеро оцепили, ни одна живая душа не пройдет. Можно спокойно работать.

— Вот и ладно. Иди пока отдыхай, а завтра с утра на Сейд-озеро пойдем.

Они поднялись, поклонились друг другу в пояс и вышли из зала каждый в свою дверь.

* * *

Сергей как раз закончил работу, когда в комнату вернулся Аспер.

— Ну как? — Сергей промокнул ватным тампоном выступившую на голове Кирилла кровь и торжествующе посмотрел на Деда. Он был явно доволен результатом и теперь ждал похвалы от привередливого заказчика. Кирилл сидел в кресле с абсолютно безучастным видом, ожидая, когда Дед примет работу и рассчитается с Сергеем.

Дед взял из его рук вату и, стирая кое-где появляющуюся кровь, стал придирчиво осматривать рисунок. Крови, кстати сказать, было совсем немного, что весьма озадачило мастера. Он даже не удержался и попытался прояснить этот вопрос у Кирилла. И чтобы тот не заметил его озабоченности происходящим, Сергей, вспомнив классика, прошепелявил, подражая Юрию Яковлеву в фильме "Иван Васильевич меняет профессию":

— Меня терзают смутные сомнения: утром сказки про магию, днем — рисунок странный, теперь вот кровь у тебя бежать не хочет. Не просветишь?

— Просто такая особенность организма. У меня очень быстро свертывается кровь.

— Свертывается? Ну, ну. Да тут и свертываться-то нечему. Больше половины дырок вообще кровь не дали.

К концу работы Сергей начал заметно нервничать.

— Дело движется к концу, ребята явно непростые. А ну как все, что они тут наговорили, окажется правдой? Ему тогда не то что не заплатят, его отсюда вообще не выпустят... Ну ничего, Серегу Лебедева голыми руками не возьмешь. Мы еще побарахтаемся.

Аспер без труда прочитал все раздумья Сергея, написанные у него буквально на лице, и послал сильный ментальный импульс, чтобы его немного успокоить. Морщины на лбу разгладились, глаза посветлели, и Сергей с чувством хорошо проделанной работы начал собирать свое оборудование.

— Ну что же, Сергей Васильевич, — оторвался от изучения головы Кирилла Аспер, — хочу еще раз поблагодарить вас за блестяще выполненную работу. И, как говорится, получите и распишитесь.

Он вынул из кармана заранее заготовленный конверт с деньгами и протянул Сергею. Тот с легким кивком головы принял конверт, пересчитал деньги и спрятал в карман.

— Позвольте, я вас провожу, — Аспер открыл дверь, пропуская вперед себя Сергея. Тот на пороге обернулся, чтобы попрощаться с Кириллом, и в этот момент встретился глазами с Дедом. Он глянул в темные, налитые тяжестью глаза старика и уже не мог ни отвести своего взгляда, ни повернуть голову, ни даже просто пошевелить рукой. Дед поднял руку и легонько шлепнул его по лбу. Глаза Сергея закатились, ресницы дрогнули и сомкнулись, пряча сознание в спасительной темноте. Его ноги подогнулись в коленях, и Асперу пришлось даже подхватить его одной рукой, чтобы он не упал.

— Ну, Кирюша, мы полетели. Скоро вернусь.

Воздух с легким хлопком качнулся, и Аспер с Сергеем исчезли.

* * *

Сергей открыл глаза. Он был у себя в салоне, в собственном кабинете. Стараясь не делать резких движений, он быстро оценил свое самочувствие. Ничего не болело, все части тела вполне адекватно двигались, и лишь во рту ощущался неприятный привкус крови. Сергей сплюнул в пепельницу: слюна как слюна, никакой крови нет. Все как всегда, за исключением одного: он совершенно не мог вспомнить, как здесь оказался.

— Вчера приходил какой-то мужик и сделал заказ на татушку на дому. Потом просидели полночи с Андрюхой в кабаке, обсуждали очередную его бредовую идею. Крепко обсуждали. Утром поехал на заказ с больной головой. Куда, к кому, что за заказ — полный провал. Пустота. Вакуум. Ни малейшего представления. Помню только, что хорошие деньги посулили, — Сергей похлопал себя по карманам, извлек конверт. Внутри — пятнадцать стодолларовых купюр. — Не обманул мужик. Черт, даже как он выглядел, вспомнить не могу. Никогда такого со мной не было.

— Привет, шеф, — в комнату заглянула утыканная всевозможным железом морда помощника, — а вы как мимо меня прошли?

— Как, как, спать надо меньше, и закрой дверь, и вообще стучаться надо, когда в комнату заходишь, — неожиданно зло прокричал Сергей. Глаза парня округлились от неожиданности, ухо дернулось, звякнув колечками, и дверь захлопнулась.

— Как прошел, как прошел... Я бы сам хотел знать, как прошел.

Глава 3

Хочешь жить — живи

Человек висел над пропастью. Внизу, под ногами, где-то далеко-далеко, простиралась зеленая долина, манящая светом, щебетанием птиц и душистыми ароматами полевых цветов. Вверху, над головой, была непроглядная темень. Она давила и пугала Человека своей неотвратимой тяжестью и безысходностью. Человек уже давно был готов сорваться и упасть, упасть, чтобы наверняка разбиться и умереть, но остаться там, в этом празднике жизни, подальше от черного угнетающего неба. Он хотел сорваться и не мог. Он хотел умереть и не мог. Даже над своей смертью Человек был не властен. Тонкая, толщиной с паутину нить, выходящая из его левой ладони, держала его крепче самого толстого стального каната. Второй конец нити терялся в вышине, уходя в черноту. Нить эта не только не давала Человеку сорваться, но и капля за каплей вкачивала в него энергию, заставляя биться его сердце. Пусть редко, пусть через раз, но сердце билось, гоняя кровь в легкие и мозг, в мозг, который уже сдался, который уже не хотел жить и который ничего не мог с этим поделать.

А еще была боль. Боль, разливающаяся по всему телу, заполняющая каждую клеточку его искореженного тела. Боль, сначала острая, режущая, разрывающая душу на тысячи мелких кусочков, заставляющая выть, орать так, что горло трещало по швам. Потом Боль, нет, не ослабла, стала привычной, стала тупой и неизбывной до одурения, до полной безнадеги. Единственным способом избежать Боли было умереть. Но Человек был лишен этой привилегии — умереть, когда хочется. Тоненькая нить, связывающая его неизвестно с кем или чем, лишала его этой привилегии.

А потом пришла Мысль, даже не мысль, а ощущение мысли, на самой границе восприятия. Мысль о том, что он не один. А вслед за Мыслью пришел голос: "Мы поможем! Жди!" И эти три немудреных слова возродили в душе Надежду. Надежду, которая затаилась где-то в самом дальнем уголке сознания и ждала, когда Человек умрет, с тем чтобы потом умереть самой. Ведь Надежда умирает последней. Впрочем, история знает примеры, когда надежа еще долго живет даже после смерти человека, живет в его родных и близких. Но это не наш случай. У Полковника не было никого, кто смог бы продлить жизнь его Надежде.

* * *

— Светлейший, Чудь человека нашла.

Чудью волхвы называли снежных людей. В стародавние времена биороботы этого класса широко применялись арктидами в основном в военных целях или в целях охраны каких-то важных объектов. Люди знали об их существовании, считали их дикими, или лесными людьми, и называли Чудью, а иногда Чудью белоглазой. Название это пошло оттого, что в ночное время, когда включался режим ночного зрения, их глаза излучали бело-зеленое свечение, да и в обычное время пигментация их глаз была весьма светлой. Арктиды создавали роботов по образу и подобию местных жителей того времени. Но это было чисто внешнее сходство, во всем остальном: от способностей до срока функционирования — разница была разительной. Время шло, внешний вид людей менялся, а биороботы оставались прежними, постепенно люди стали называть их дикими людьми, лесными людьми, а тут еще и чудесные способности: от невероятной силы до голоса, способного навести ужас на самого отчаянного смельчака. Как тут не появиться всевозможным легендам и сказкам. Ну и название соответствующее "Чудь белоглазая" пришлось как нельзя кстати.

— Какого человека? — не понял Аспер Вышату.

— В тоннеле, ведущем в Хранилище, Чудь нашла заваленного, но живого человека, — терпеливо пояснил волхв-хранитель, — они его раскопали и теперь держат в своей пещере.

— С каких это пор снежные люди спасателями работают, — проворчал недовольный новостью Аспер.

— Они выполняли его приказ.

— Что?! Даже вы не можете им приказывать!

— И тем не менее, они четко дали нам понять, что выполняют его распоряжения и нас к человеку не подпустят. Видимо, человек обладает достаточной властью, раз подчинил себе Чудь.

— Очень интересно, пойду-ка я гляну, что это там за человек командует моими роботами.

До пещеры, где "жили" снежные люди, было недалеко, и Аспер не стал телепортироваться, предпочтя прогулку пешком. В момент обрушения Хранилища там находилось лишь четверо, способных управлять роботами. Кирилла выкинула из пещеры Лада, саму Ладу вынес оттуда Аспер. Кратоса завалило, но Аспер четко отследил слабый, но вполне определенный сигнал его мыслефона, когда тело Кратоса вынесли на поверхность, потом его перевезли в глубь континента и затем переселили в другое тело. Лишь совсем недавно его мыслефон снова пропал: видимо, Кратос обрел достаточные кондиции, чтобы наложить заклинание и закрыть свое ментальное поле. Неужели он вернулся и взял роботов под контроль? Но это невозможно. В них зашита специальная программа с образцом его мыслефона, и роботы никогда, ни при каких обстоятельствах не будут выполнять его приказы. Более того, стоит ему оказаться в непосредственной близости от них, это тут же станет известно Асперу. Неужели Кратос таскал с собою собственного кровича, и тот попал под завал?

Размышляя подобным образом, он приблизился к пещере, но входить сразу не стал. Вместо этого Асспер прикрыл глаза и просканировал пространство перед собой. Внутри скалы, в довольно просторной нише, к которой вел длинный, с несколькими ответвлениями проход, находились трое: два биоробота и человек. Человек был серьезно болен, хотя жизни его ничего не угрожало. Ознакомившись с обстановкой, Аспер решительно направился вглубь скалы.

* * *

Полковник лежал на охапке свежей травы, которую утром принес один из "снежных человеков". Никакого более оригинального названия этим существам он так и не смог подобрать, хотя постоянно об этом думал, практически с того самого первого момента, когда они достали его из-под завала. Полковник периодически на несколько минут приходил в себя и в один из таких моментов вдруг увидел огромную волосатую морду, радужно ухмыляющуюся во все свои тридцать два зуба (или больше. Кто их считал, тот ничего сказать не успел).

— А вот и помощь, — подумал Полковник, — сейчас мной закусывать будут. Ну и ладно, давно пора...

В другой раз он пришел в себя на руках одного из них. Снежный человек нес его по тропе, держа на двух руках-лапах бережно, как ребенка. Полковник лишь успел заметить, что наконец-то с ног и груди ушло давление, и в теле появилось ощущение легкости, настолько яркое, что ненадолго даже заслонило боль.

Когда Полковник открыл глаза снова, он обнаружил себя, во-первых, живым, а во-вторых, спокойно лежащим на вкусно пахнущей подстилке из зеленой травы и цветов, в изобилии росших на горном склоне. Он вдруг осознал, что чувствует себя не в пример лучше, чем раньше. Грудь была туго стянута материей, фиксирующей переломанные ребра, на ногах — шины, все как в лучших клиниках Швейцарии. И медбрат опять же под рукой всегда. Правда, волосатый чересчур, ну уж это вопрос вкуса, а о вкусах, как известно, не спорят. Прямо санаторий какой-то. Одно плохо: кормить в этом санатории было, видимо, не принято. Если первое время Полковник о еде и сам не вспоминал, то потом, по мере того, как организм пошел на поправку, все чаще и чаще стали приходить мысли о еде. Мысли были, а еды не было. Немного спасал тоненький ручеек, стекавший по стене пещеры. В результате на полу, в небольшом углублении в камне образовалась достаточных размеров лужица, так что, по крайней мере, в воде Полковник нужды не испытывал. Но воду на зубок не положишь, и нужно было что-то делать.

— Эй, ребята! Люди вы или звери? Спасибо, конечно, что вытащили, первую помощь оказали, однако помереть под камнями или от голода не велика разница.

Снежные люди на голос реагировали, но слов, по всей видимости, не понимали.

— Эй, мне бы пожрать чего-нибудь, а то помру ведь совсем.

Две пары светлых глаз изучающе уставились на Полковника, потом друг на друга и опять на него.

— Р-р-р-р, — выдал один из "медбратьев".

— И все? Это все, что ты можешь сказать! — Полковник перешел на крик, хотя в его состоянии крик был весьма условным. — Какого хрена было меня спасать, если я сейчас сдохну от голода!? Это что, у вас тут в горах развлекаться так принято!? Поймать человека и смотреть, как он от голода загибается!? Я вам русским языком говорю, мне нужна еда!!! — голос Полковника сорвался, и он без сил упал на подстилку. — Мне нужна еда!!! Сволочи!!! — не имея сил говорить, мысленно проорал он и вдруг услышал:

— Еда, — услышал не ушами. Голос раздался у него в голове, как тогда в пещере, когда к нему пришли на помощь. — Что это — еда?

— Кто это сказал? Ты!? — Полковник уставился на одного из снежных людей. — Значит, говорить вы умеете, только мысленно, и меня понимаете... Так, так, так, — он постарался сосредоточиться, — что он сказал? "Что это — еда?" Значит, он не знает, что такое еда. Он что же, сам-то совсем не ест что ли? Стоп, это сейчас не важно... Так, так, так... Что такое еда?

— Эй ты, слушай сюда внимательно. Что такое еда? Еда — это плов из ягненка с розмарином, ароматный, рассыпчатый... Щепоть в рот берешь, а жир между пальцев по руке стекает. А ты его слизываешь, слизываешь и вином виноградным красным запиваешь... Что такое еда? Это картошка, на костре запеченная. Угли сизые разворошишь, а там — черная картофелина. Ты ее в руки берешь, пальцы обжигаешь, с ладони на ладонь перекатываешь, дуешь... Потом, пачкая ногти в обуглившейся кожуре, начинаешь чистить ее, пытаясь сквозь жар добраться до белой рассыпчатой сердцевины, а когда терпенье лопается, просто разламываешь картофелину пополам, макаешь в соль и в рот, не обращая внимания ни на уголь, ни на огонь, рассыпающийся во рту, и начинаешь дышать часто-часто, пытаясь хоть чуть-чуть остудить рот... Что такое еда? Это — хлеб ржаной, мягкий с хрустящей корочкой, щедро посыпанный солью... Кусаешь хлеб и запиваешь его теплым парным молоком...

— Так, стоп, придурок. Где он тебе тут все это найдет? И чего ты орешь, он же мысленно понимает. Так, что он здесь может найти из еды? Еда — это ягоды, грибы, рыба, ну и мясо, только его на костре пожарить надо, сырое нельзя. Хотя, черт с ним, можно и сырое... Очень, понимаешь, жрать хочется...

Снежный человек рыкнул на прощание и выбрался из пещеры, а вконец обессиленный Полковник повалился на подстилку.

В следующий раз он пришел в себя от восхитительного запаха жареного мяса. Перед ним на импровизированном вертеле из толстой ветки лежала тушка то ли зайца, то ли кошки. А впрочем, какая разница. В положении Полковника сгодились бы и древесные улитки, а тут целый заяц. Полковнику все-таки хотелось верить, что это заяц. Да и откуда здесь, в конце концов, взяться кошке.

— Заяц — он и есть заяц, — подвел итог своим размышлениям Полковник и вонзил в мясо зубы.

С тех пор так и повелось. Снежные люди регулярно приносили Полковнику рыбу или жаренное на костре мясо и свежую траву для подстилки, а тому ничего другого не оставалось, как медленно, но верно идти на поправку.

* * *

Аспер прошел мимо замерших в почтении роботов и решительно вошел в пещеру. Те, в свою очередь, тут же вышли наружу. Полковник приподнялся со своей лежанки и настороженно посмотрел на вошедшего. По поведению снежных людей стало ясно, что в пещеру вошел хозяин. Впрочем, через мгновение он узнал его. Именно этот старик вел в пещеру "молодоженов", когда они с Кретонами и Ястребом сидели в засаде возле входа в Хранилище. Старик смотрел на Полковника внимательно, с интересом и даже с определенной долей сочувствия, что несколько удивило последнего. В силу сложившихся обстоятельств Полковник был склонен ожидать более агрессивной встречи.

— Ну что же, давайте знакомиться, молодой человек, — проговорил старик.

— Не такой уж и молодой.

— Очень многое в этом мире относительно.

— Понимаю.

— Вряд ли, но это сейчас не важно. Итак, вы не ответили. Как вас зовут?

— Последнее время меня звали Полковник. Не вижу причин менять имя.

— А мама с папой вас как величали, уважаемый Полковник.

— Скубин Алексей Иванович, к вашим услугам. Впрочем, как говорится, это было давно и неправда.

— Ничего, Алексей Иванович, я ведь не из праздного любопытства спрашиваю.

— Если не трудно, называйте меня все же Полковником. Алексея Ивановича нет, как внешне, так и внутренне.

— Воля ваша, Полковник, — Аспер, сам не раз менявший и имя, и внешность, с пониманием отнесся к его просьбе. — У меня к вам много вопросов, Полковник. И первый из них — как вы здесь оказались?

— А вас, простите, как звать-величать, раз уж мы знакомимся?

— Афанасий Никитович, — не стал скрывать своего сегодняшнего имени Аспер, — я готов вас слушать.

— На ваш простой вопрос в двух словах как-то сразу и не ответишь.

— А ничего, я хоть и занят, но на разговор с вами время выделю.

— В таком случае я, пожалуй, начну издалека, — Полковник понимал, что перед ним один из представителей, а чем черт не шутит, может быть, и руководитель стороны, против которой была направлена вся последняя деятельность Полковника и его команды. Однако понимание этого несло в себе не страх, а какое-то спокойствие, замешанное на усталости и переоценке всего того, чем приходилось заниматься последнее время. Уже давно количество вопросов в его голове превышало количество ответов, которые он додумывал сам или получал от Кретонов. И сейчас, похоже, наступил подходящий для исповеди момент. И пусть исповедником выступает не приходской священник, и отпускать ему грехи он вряд ли уполномочен, так ведь и вопрос покаяния — это дело, прежде всего, твое личное, внутреннее. И уж если нет возможности обставить все так, как предписывается традициями, обходись, чем есть. Полковник выдержал паузу, устраиваясь поудобней на лежанке, и начал свой рассказ:

— Когда то, когда меня еще звали Скубиным Алексеем Ивановичем, я служил в спецназе ГРУ в звании полковника. Во время операции в Чечне моей командой была уничтожена группа террористов, в составе которой было две женщины. Из этой истории раздули скандал, меня обвинили в убийстве мирных жителей и закрыли на зону. Там сцепился с зеками, крепко сцепился, двоих убить пришлось, еще срок добавили, а пахан местный приговор вынес. Пришлось бежать, благо нашлись добрые люди, помогли. Перебрался в Европу, где мне сделали пластику лица и новые документы. Пришлось все это отрабатывать. Собрал команду, и мы стали выполнять поручения новых хозяев. После нескольких лет интенсивной подготовки пришло время основной работы, для которой, как я сейчас понимаю, нас и готовили... — Полковник говорил подробно, четко, не пропуская ни одной детали, но и не называя никаких имен. Аспер хоть и отметил для себя этот момент, но заострять на нем внимание пока не стал.

— В Москве проникли в некое подземелье, — продолжал меж тем Полковник, — где хранился какой-то таинственный архив. Архив охранялся, поэтому пришлось вступить в бой. В результате я потерял одного бойца, а с вашей стороны погибли трое. — Аспер грустно покачал головой, соглашаясь с этой скорбной арифметикой.

— В результате операции нам удалось добыть сундучок с какими-то записями, как потом оказалось, и еще странный металлический шар, который каким-то образом растаял у меня в руке, — Полковник не стал скрывать даже то, что утаил в свое время от Кретона-старшего. Впрочем, он до сих пор не был уверен, что история с шаром была на самом деле, а не стала результатом удара по голове, полученного им от пролетающего мимо сундука.

— Потом после расшифровки записей наша группа прибыла сюда, на Сейд-озеро, в поисках Хранилища. Сначала мы попытались проникнуть туда под водой, но напоролись на динозавра. Предприняли еще несколько попыток — с тем же результатом. Попутно пришлось убить четырех рыбаков — они постоянно крутились рядом — мешали. Ваши люди были?

— Нет, случайные, местные. Оказались не в том месте и не в то время.

— Жаль, — Полковник помолчал и все-таки решил уточнить свою мысль, — жаль мужиков. В принципе жаль, да к тому же еще и не при чем оказались. Все-таки противник есть противник, а тут случайные жертвы.

— Жертвы есть жертвы, и никакой разницы для них нет, случайные они или плановые.

— Да, вы правы, конечно, просто меня всю жизнь учили по-другому, да и в глубине души все равно какие-то оправдания себе ищешь, — Полковник нахмурился и замолчал. Как высказать то, что на душе накопилось, вслух, если привычки такой отродясь не имел, если человек, с кем говоришь, по сути, враг твой, и ты своими делами много крови ему попортил, товарищей его убил, дело его порушил, ну или хотя бы пытался. Как тут душу обнажать, когда за всю жизнь в церкви-то был пару раз, да и то туристом. Когда разговоры "по душам" если и велись, то на кухне с друзьями да под водочку, и то контроль никогда не отпускался. Уж чему-чему, а этому полковника Скубина еще в спецучебке на всю жизнь научили. Даже в Швейцарии, сразу после налета на Архив, когда Полковник позволил, пожалуй, впервые в жизни напиться до зеленых чертей, контролер, сидящий в башке, был трезв, как стеклышко и ни на секунду своего внимания не ослабил.

То ли усталость стала брать свое, то ли по какой другой причине, но разговор со стариком вдруг стал Полковнику в тягость, и он, скомкав окончание своего рассказа, вместил его в несколько предложений:

— Ну мы, в общем, сунулись в пещеру по суше, нарвались на ваших снежных людей и сделали вид, что сдались и уходим. Основная часть действительно ушла, а мы остались недалеко от входа, в засаде. Когда вы с "молодоженами" вошли в пещеру, один из нас последовал за вами следом. Потом был подземный толчок, и мы рванули спасать товарища, где меня в результате и засыпало. Дальнейшее помню плохо, но раскопали меня и принесли сюда в пещеру вот эти ребята. Они же и оказали мне первую помощь. Мне кажется, они читают мои мысли.

— Вам не кажется, Полковник. Они действительно слышат ваши мысли, я вам даже больше скажу: вы один из немногих, чьи мысли они могут слышать.

— Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться.

— Ничего, жизнь покажет. Итак, — Аспер хлопнул ладонью по ноге, как бы подводя итог беседе, — все, что я хотел, я услышал, благодарю вас за полный и максимально искренний рассказ. У вас наверняка имеется ко мне много вопросов, но прежде чем я на них отвечу, мне необходимо осмыслить все услышанное сегодня. Давайте сделаем так, — продолжил он тоном, не терпящим возражений, — я навещу вас завтра, отвечу на все ваши вопросы и решу, что с вами делать дальше.

Полковник в ответ только пожал плечами, дескать, делайте, что хотите, от меня все равно ничего не зависит.

— Полковник, — Аспер, направившийся было к выходу, вдруг вернулся назад, — я вижу, что вас очень беспокоит правая нога, множественные переломы со смещением, я мог бы вам помочь, если позволите, хотя бы боль снять для начала. Вы человек мужественный и не показываете виду, но я-то вижу, как вам сейчас больно.

— Сделайте одолжение, нога что-то действительно разошлась не на шутку.

Аспер склонился над его ногой, потер ладони одна об другую и протянул их к зажатой в деревянный лубок ноге. Его ладони плавно перемещались над самой ногой от бедра до стопы, едва-едва касаясь ее, и Полковник чувствовал, как несущее облегчение тепло мягкими волнами распространяется по ноге, постепенно заглушая и успокаивая боль. Через пять минут, когда Аспер выпрямился, утирая со лба холодную испарину, Полковнику хотелось только одного, поскорее остаться одному и заснуть, пока боль в ноге улеглась, и тело охватила неожиданно сладкая истома. Однако он сконцентрировался и произнес:

— Спасибо вам, Афанасий Никитович, мне стало намного легче.

— Простите, Полковник, последний вопрос. Мне показалось, что то, что я сейчас с вами проделывал, не было для вас новым.

— Да, среди нас был человек, обладавший такими же способностями.

— Это его вы пытались вытащить из обваливающейся пещеры.

— Да, но я не знаю, удалось это или нет, меня завалило раньше, чем мы смогли его вынести.

— Не волнуйтесь, удалось.

— Ну что же, я рад.

— Рады, что удалось его спасти?

— Нет, рад, что тот, кто его нес, сумел выбраться из пещеры. Мне кажется, мы были с ним друзьями.

— Вы так старательно избегаете упоминания каких бы то ни было имен, — улыбнулся Аспер. — Хочу вас успокоить, Полковник, имя того человека мне не интересно. Поверьте, он сейчас и выглядит уже совсем по-другому, и имя соответственно носит совершенно иное. Фамилии остальных мне не нужны, поскольку вы и ваши товарищи для меня, уж извините за прямоту, угрозы не представляете. Разные весовые категории, знаете ли. А тот, кого вы спасли, еще года два-три мне будет неопасен. Так что можете смело называть имена, не тратьте силы на самоконтроль, а мне без разницы.

— Простите, Афанасий Никитович, — оставил его тираду без внимания Полковник, — вы, судя по всему, где-то недалеко расположились? Не могли бы вы меня угостить щепотью соли. Ваши ребята, хоть и снабжают меня едой, однако, видимо, соли им здесь взять неоткуда.

— А вы попросите их прийти ко мне в лагерь и взять соли, раз уж вы научились командовать моими людьми. Заодно и проверим, прав я на ваш счет или нет, — с этими словами Аспер вышел из пещеры, оставив Полковника размышлять над своей последней фразой.

* * *

Весь следующий день Аспер был занят тем, что телепортировал саркофаги из полуразрушенного Хранилища на Сейд-озере на Урал. Лишь однажды он ненадолго отвлекся, когда один из снежных людей пришел к нему с просьбой Полковника выдать немного соли.

— Значит, получилось, — пробормотал себе под нос довольный Аспер, — это хорошо... Прав я оказался насчет Полковника.

Волхвы, не обладавшие такой силой телепортации, как у Аспера, были заняты тем, что перемещали куски породы, завалившие саркофаги, освобождая их для Аспера. Если кто-то думает, что телепортировать многотонную глыбу на пару метров в сторону — дело не самое сложное, пусть пойдет и попробует. Несмотря на то, что они регулярно менялись, давая друг другу отдых, к концу дня все были изрядно вымотаны. Аспер, тоже уставший не меньше их, подозвал к себе Вышату:

— Хватит на сегодня, хранитель. Почитай треть работы сделали. Бери волхвов и идите отдыхайте. За безопасность не волнуйтесь, Чудь и местные лопари ваш покой постерегут.

Отправив волхвов на отдых, он обратился к Михаилу, местному шаману, предводителю племени лопарей, испокон веку жившего в этих землях и охранявшего озеро и Хранилище, спрятанное на его берегу.

— Миша, я волхвов отдыхать отправил, пусть твои люди постерегут, чтобы никто им не мешал и не беспокоил. Завтра нам опять тяжкий день предстоит.

— Не волнуйся, Великий.

Совсем недавно Михаил называл Аспера не иначе как Великий Дух и общался с ним только в состоянии транса, во время ритуального шаманского камлания. Однако после недавних событий, когда шаману довелось познакомиться с Великим духом воочию, приставка "дух" как-то сама собой отпала. Какой же он Дух, если вот он рядом с тобой: говорит, ест и пьет, как все. Ну, может, кое-чего, чего обычные люди не могут, так ведь мало кто даже про себя доподлинно знает, на что он способен, а на что нет. В пиковых ситуациях, бывает, и у обычного человека такие способности проявляются, о которых он не только не догадывался, а и даже слыхом никогда не слыхивал. Однако смена статуса и превращение из Великого Духа в просто Великого, не изменили при этом ни его уважения к Асперу, ни принципов сложившейся субординации.

— Все известные и даже никому не известные, кроме нас, тропы перекрыты. Лопари не допустят на озеро ни одной живой души, отдыхайте спокойно.

— Хорошо, Миша, спасибо.

— Великий, разреши вопрос?

— Конечно, Миша, спрашивай.

— Когда все закончится и вы отсюда уйдете, что будет с нами? — Михаил заметно волновался. Несмотря на возраст, слишком молодой для шамана, он был настоящим лидером своего народа. Он один из немногих, кто знал истинную цель и назначение своего племени, и вот теперь с перемещением Хранилища в другое место Михаил переживал, что пропадет стержень, удерживающий самобытность, цельность лопарей, несущий глубинный смысл его существования на этой земле. И лишившись этого стержня, самобытный, но малочисленный народ быстро растворится в бескрайнем людском море. Забудет свои традиции, свои корни, покинет этот суровый край в поисках более сытой и комфортной жизни. И тогда окончательно превратятся в камень души старых шаманов, скрытых в Сейдах, разбросанных тут и там по горам в окрестностях озера.

— Ты напрасно волнуешься, Миша, — поспешил успокоить его Аспер, — с переносом Хранилища мало что меняется. Это по-прежнему ваша земля, это по-прежнему ваши горы, и Сейда с душами ваших предков — это по-прежнему ваше озеро, в котором по-прежнему живет ваш плезиозавр. Тайн и загадок, которые нужно охранять и беречь, еще достаточно. Живите, как жили, храните все это для ваших детей и внуков. К тому же здесь, на Сейд-озере, по-прежнему остается один из самых мощных на планете выходов силы, и мы отсюда никуда уходить не собираемся. Мы еще встретимся, и не раз, — он ободряюще приобнял шамана, потом слегка отстранился и внимательно посмотрел ему в глаза и, видимо, оставшись довольным увиденным, завершил разговор, — а сейчас извини, Миша, у меня еще одно дело на сегодня осталось.

* * *

— Как вы себя чувствуете, Полковник? — Аспер вошел в пещеру. Как и в первый раз, непосредственно перед его приходом оба снежных человека быстро покинули жилище, оставив постояльца встречаться с вошедшим один на один.

— Спасибо, Афанасий Никитович, — ваша помощь пришлась как нельзя кстати, и сегодня мне намного легче.

— Вот и замечательно, в таком случае, продолжим разговор?

— Вы здесь хозяин, — пожал плечами Полковник.

— Это точно. Сегодня, Полковник, моя очередь рассказывать вам истории. Я не знаю, что именно рассказывал вам Кратос, это, кстати, настоящее имя того, на кого вы работали, он весьма изобретателен в этих вопросах, поэтому просто выслушайте мою версию.

Далее последовала сжатая, но достаточно подробная интерпретация истории Арктидов от Аспера. По понятным причинам Аспер ограничился периодом второго появления Аркидов на Земле и циклом новейшей истории, охватывающей период участия в ней самого Полковника. Тот слушал внимательно, не перебивая, профессионально отмечая моменты, где собеседник явно что-то недоговаривал, и делал мысленные пометки на полях. Как знать, может, когда и пригодится, или возможность будет вопрос задать, или вопрос сам снимется. Но когда Аспер свой рассказ закончил, первое, что спросил Полковник, было, на первый взгляд, не совсем по теме:

— Скажите, Афанасий Никитович, — Аспер за все время рассказа так и не назвал своего настоящего имени. Полковник это тоже для себя отметил, но отнесся с пониманием. Он скорее насторожился бы, случись обратное. — Вчера вы сказали, что если я смогу отправить к вам посланца за солью, то вы окажетесь правы на мой счет. Можете пояснить?

— Теперь могу. Среди арктидов был один ученый. Его звали Маргус. Именно он создал артефакт, который вы, Полковник, нашли в Архиве? Помните металлический шар, растворившийся в вашей ладони?

Полковник лишь кивнул в ответ.

— Это так называемое "Око силы" — артефакт, предназначенный для поиска источников Силы. Нам не удалось его активировать, а вот вам, Полковник, он, как видно, пришелся впору и, мало того, еще и жизнь спас.

— ...?

— Когда вы лежали в завале, именно "Око" подключило вас к источнику Силы и сначала дало вам возможность продержаться до прихода помощи, потом помогло наладить вам ментальный контакт с одним из снежных людей, которые вас и откопали. Оно и сейчас вам помогает, вы должны ощущать легкую пульсацию в левой ладони.

— Да, действительно, есть такое ощущение, я, правда, думал, что это последствия травмы.

— Нет, это "Око" работает, оно и сейчас качает в вас энергию, и именно благодаря этому вы так быстро идете на поправку.

— И что же, это ваше "Око" любому может помочь?

— В том то и дело, что нет. Я ведь говорил вам, что никто из нас не смог его активировать, а вы смогли.

— Но ведь я для этого ровным счетом ничего не делал.

— Вероятно, все за вас сделало само "Око" и... — Аспер сделал несколько театральную паузу и продолжил, — ... и ваша кровь, Полковник.

— Что вы имеете в виду?

— Вы крович Маргуса, сделавшего "Око" для себя и своих потомков. Он же, кстати, в свое время сделал и этих снежных людей, возможно, именно поэтому вы и смогли с ними связаться. Удивляюсь только, как это Кратос просмотрел в вас кровь арктида. Возможно, вы интересовали его исключительно с точки зрения вашей специальности, и никаких других планов на ваш счет у него не было. И на старуху, как говорится, бывает проруха.

— А из каких соображений вы, Афанасий Никитович, сделали такой вывод?

— Как только я узнал историю вашего чудесного воскресения, я провел сравнительный анализ вашей крови с образцом крови Маргуса.

— Насколько я помню, вы у меня никакой крови не брали.

— На месте вашей "гибели" нашлось достаточно остатков крови для анализа.

— Значит, я не человек, а один из вас?

— Успокойтесь, Полковник, вы на девяносто девять и девять десятых человек. Может быть, даже больше. Людей, в чьей крови течет кровь арктидов, на земле достаточно много. Она чрезвычайно стойка и передается из поколения в поколение практически без потерь. Но люди не перестают от этого быть людьми. В вашей крови арктида ничтожно мало. Именно поэтому Кратос ее и не почувствовал. А вот артефакту ее оказалось достаточно.

— Ну и какой из всего этого вы сделали вывод?

— А какой вывод? — Аспер поднялся и направился к выходу из пещеры, однако на пороге обернулся, — претензий у меня к вам лично нет, но и возможности дальнейшего сотрудничества с вами я пока не вижу.

Полковник отметил для себя это "пока", но не подал вида.

— Как жить, решать вам, Полковник, я приму любое решение и всем, чем смогу — помогу. Думайте. Я здесь еще три дня пробуду, зайду к вам попрощаться, тогда и поговорим.

С этими словами Аспер вышел из пещеры и отправился отдыхать в свои нижегородские "хоромы". День выдался тяжелым, и отдых был нужен даже ему.

* * *

Следующие три дня прошли в напряженной и крайне тяжелой работе. Аспер телепортировал саркофаг на Урал, подключал его к тамошнему источнику силы, возвращался обратно на Сейд-озеро, где к тому времени ему уже подготавливали следующий, хватал его и уносился обратно на Урал. К концу дня выматывался так, что сил на последнюю телепортацию на Свято-озеро, в "хоромы", едва хватало. А этот последний переход был ему просто необходим, потому что только там, в своем подводном доме, он был в абсолютной безопасности и мог позволить себе расслабиться, чтобы полноценно восстановиться к следующему дню.

Когда последняя капсула с информационной матрицей арктида была переправлена в тайную пещеру на Северном Урале, Аспер пришел к Полковнику попрощаться. Три дня не прошли для Полковника даром. Во-первых, он уже вполне сносно перемещался по пещере. Во-вторых, обстановка в самой пещере заметно изменилась: лежак, на котором располагался Полковник, обзавелся солидной прокладкой из мягкого лапника, появился грубо сколоченный, но вполне надежный табурет и оборудованный очаг, дым от которого вытягивался в длинную, тонкую щель в скале, уходящую куда-то далеко в сторону от пещеры.

— А у вас тут стало заметно уютней, Полковник, — произнес Аспер, оценив изменения. — Да и вы, я смотрю, чувствуете себя здесь, как в своей тарелке.

— Ну не зря меня столько лет учили выживать в любых условиях. Вот наука и пригодилась.

— Мы закончили свою работу здесь, так что я пришел попрощаться. Что вы надумали, Полковник?

— Я бы хотел остаться здесь, по крайней мере, какое-то время. Тем более, что с ребятами я нахожу все большее взаимопонимание. Поживу здесь, отдохну от мирской суеты, поразмыслю над тем, как жил и зачем жил, а там, глядишь, может, и еще на что-то хорошее сгожусь.

— Ну что же, это ваше право. И я его уважаю.

— Афанасий Никитович, у меня к вам просьба, если можно.

— Слушаю вас.

— Мне бы какой-нибудь завалящий шанцевый инструмент, лопатку, хотя бы саперную, нож. Топор вот ребята где-то добыли, ну и еще кое-какие мелочи, если это возможно, конечно.

— Хорошо. Я пришлю к вам одного местного товарища, его зовут Михаил, он шаман и предводитель местного народа. Он поможет вам решить бытовые проблемы. Не скромничайте, просите все, что нужно. Край здесь суровый, и если надумаете задержаться здесь надолго, то готовиться нужно основательно. О вашей роли во всей этой истории ему пока говорить не нужно, погибли его товарищи, и осложнять отношения ни к чему. Потом расскажете, если сочтете нужным. Будем пока считать, что вы оставлены мной здесь для контроля над снежными людьми, нуждающимися в этом после недавних событий. Историю сами додумаете, опыта вам не занимать.

Говорить Полковнику, что это снежные люди будут за ним присматривать, а не наоборот, Аспер не стал. Все-таки доверять ему полностью он пока оснований не имел.

— Связаться со мной можете через снежных людей, вам нужно только попросить их об этом. Что же, желаю вам удачи, Полковник. Надеюсь, наша следующая встреча произойдет при более приятных обстоятельствах, не оставляющих столь тягостного осадка.

С этими словами он протянул Полковнику руку и открыто посмотрел ему в глаза. После едва заметной паузы Полковник крепко и открыто пожал ее, ставя тем самым точку в их разговоре. Точку, обещающую в скором времени превратиться в многоточие.

Глава 4

Первый сон Кирилла Мефодьевича

На вершине горы Олимп под сенью оливковой рощи стояли двое. Один — мужчина, высокого роста, с седой шевелюрой и такой же седой, длинной, развевающейся на теплом ласковом ветерке бородой. Белый, расшитый золотом гиматион из тонкой шерсти не скрывал, а скорее наоборот, подчеркивал сильное, спортивное тело. Забавное это было сочетание молодого сильного тела и седой шевелюры. Впрочем, строгий, умудренный жизнью взгляд мало способствовал желанию шутить по этому поводу.

Его спутник — молодой мужчина, одетый в короткий хитон с широким, украшенным золотыми медальонами поясом и сандалии "крепидес" из толстой кожи на двойной подошве. Легких поножей — "кнемидес", полагающихся к костюму воина, на нем не было, поскольку никаких боевых действий в обозримом будущем не наблюдалось. Мужчина был молод, высок ростом и отличался статью, присущей не просто атлетам, а воинам, использующим свое тело в бою, а не на гламурных показах.

Старик (впрочем, вряд ли кто-то рискнул бы так его назвать) закинул свободный конец гиматиона на плечо и простер обе руки над ковром из сплошных облаков, раскинувшимся у них практически под ногами. Повинуясь движению его рук, облака вдруг заклубились и начали раздвигаться в стороны. Постепенно перед ними открылось окно, заполненное бирюзовой морской гладью, широкой песчаной полосой приморского пляжа и крепостной стеной на возвышенности. Этакая гигантская жидкокристаллическая панель, работающая, правда, в формате 3D, то есть в объеме.

Сотни кораблей вытащены на берег лазурного Геллеспонта. Перед судами на широком песчаном берегу разбит лагерь огромного войска, собранного здесь Агамемноном, видным царем Микен многозлатых. Здесь и ахейцы, и лакедемоняне во главе с Нестором. Тут же и царь Диомед, сын Тедея, со своим войском из конеобильного Аргоса, и Филоктет, обладатель лука и стрел Геракла. Здесь же правее от них разбил свой лагерь Паламед, сын Навплия, рядом шатры Идоменея, внука Миноса, здесь и два Аякса (один сын Теламона, другой — Оилея из Локриды). Многих героев собрал Менелай под стенами Трои. Даже хитроумный Одиссей с войском своим прибыл с прекрасной Итаки.

Две реки (Скатамар справа и Симоент с фронта) защищают лагерь ахейцев от внезапных набегов противника. В нескольких километрах от лагеря, на возвышенности, в небо взметнулись каменные стены неприступной Трои.

— Любуешься делом рук своих, громовержец?

— Людям иногда нужна хорошая встряска, Ахилл. К тому же, война — хороший метод регулировки численности населения. Греков в последнее время стало непозволительно много.

— Разве тебе не жаль свой народ, громовержец?

— Они же люди, Ахилл, век их короток, но и плодятся они достаточно быстро. А я-то все голову ломаю, чего это доблестный Ахилл от войны бегает, в Трою не идет. Людей своих жалеешь?

— Не только. Битва за мужа, жену удержать не сумевшего, славы большой не прибавит.

— Ты же понимаешь, Ахилл, Елена — лишь повод, чтобы Трою богатую разору предать. Слишком желанный кусок — торговый путь, на котором стоит этот город.

— Все так, Зевс, но в памяти людской останется лишь история Париса и Елены. Люди сентиментальны и к анализу не склонны. И будут в веках легенды слагать, как славный Ахилл со своими мирмидонянами глупому мужу жену возвращать помогал и добрый десяток лет на это ухлопал.

— Просто ты Елену не любишь.

— Должен же хоть кто-то ее не любить. Но не в ней дело. Эта война мне не нравилась изначально. Было в ней что-то не так. И сейчас, как мне кажется, мои подозрения сложились в единое целое. Ты знаешь, что за девять лет войны погибло уже шестеро наших.

— Ну на то и война.

— Нет, Аспер, — Ахилл впервые за время разговора назвал его настоящим именем, — арктиды погибли не в бою. Они были убиты подло, в спину.

— Я не знал, — Аспер был явно расстроен.

— Ты слишком увлекся своей новой игрой.

— Разве на них не было "кольчуги"?

— Ты же знаешь, что магия требует больших затрат. Мы накидываем "кольчугу" только во время боя, а на привале, в лагере, никто ей не пользуется. Но дело даже не в этом. Меня беспокоит способ убийства. Оружие, которым они были убиты, было отравлено.

— Яды, увы, в наше время — вещь обыденная.

— Такого яда мы еще не знали. Достаточно небольшого пореза, и кровь в теле буквально вскипает. Яд распространяется стремительно: два-три удара сердца — и вся кровь уничтожена. Никого не удалось ни спасти, ни воскресить. Шесть одинаковых смертей. Кто-то объявил на нас охоту.

— Случай исключаешь?

— Абсолютно. Ни одного случая подобной смерти среди людей или кровичей. Кто-то со знанием дела выбирает свои жертвы.

— Почему-то мне кажется, что ты даже имя его знаешь.

— Я думаю, это Кратос.

— Мы не слышали о нем уже несколько столетий, — с сомнением покачал головой Аспер.

— И все-таки я настаиваю: эта война — его рук дело. Я думаю, что он нашел этот яд, способный убивать арктидов раз и навсегда, и собрал здесь под стенами Трои половину Греции. Трудно представить себе арктида, способного отказаться от шанса поучаствовать в столь грандиозной драке.

— Кроме тебя, Тревел, — улыбнулся Аспер. Впрочем, тот оставил его реплику без внимания и продолжил:

— Он каким-то образом вычисляет нас и убивает по одному. Но самое главное, я думаю, это не основная его задача.

— Что ты имеешь в виду?

— Думаю, что главная его цель — это Клео.

— Кассандра? — удивился Аспер

— Именно. Он собрал здесь столько людей, что отследить чью-то персональную линию судьбы очень трудно. Этой войной Кратос замаскировал свою истинную цель — убить Клео. В этом клубке судеб, устремленных к смерти, отследить свою собственную Клео просто не в силах.

— Что скажешь, Клео? — обратился Аспер к кому-то невидимому. — Ты слышала это?

В тот же миг у них в головах прозвучал ясный и четкий женский голос.

— Да, Аспер, он прав. Я действительно не вижу своей линии судьбы. Все наши линии, и ваши, кстати, тоже, устремлены в Аид. Выделить из этого клубка чью-то одну практически невозможно.

— В таком случае ты должна немедленно покинуть город.

— Нет, Аспер, Если Тревел прав, то Кратос должен быть где-то среди ахейцев, осаждающих Трою. Оставаясь здесь, я могу сыграть роль наживки, чтобы вычислить Кратоса и схватить его.

— Спасибо, что не убить.

— Брось, Аспер, мы же все помним, что он твой брат.

— Да уж, брат, — Зевс задумчиво почесал седую бровь. — Вот что, Тревел, пришла пора и тебе принять участие в этой войне. Думаю, там, на месте, тебе будет проще вычислить, под чьей личиной скрывается Кратос.

— Да я уже и сам об этом думал. Придется все-таки запятнать гордое имя Ахиллеса участием в этой комедии. Кстати, Клео, ведь Кратос может быть и среди защитников города. Просто в мирное время он и близко не мог к тебе подобраться, а начать войну, при его-то уме, можно было и из-за стен Трои. Елена ведь, в конце концов, не сама по себе от Менелая сбежала, ее Парис увез.

— Думаешь, это он?

— Не знаю. Может он, может Гектор, может любой другой из троянцев или ахейцев. Разберемся.

— Я тебя, Тревел, об одном только прошу: "кольчугу" никогда не снимай, даже во сне. Я открою тебе доступ к своему источнику — можешь воспользоваться им в любой момент, когда твоя магическая энергия иссякнет.

— Спасибо, Аспер, — Ахилл вдруг замолчал и прислушался к голосу, зазвучавшему у него в голове. Выслушав сообщение, он произнес:

— Мне пора, Зевс, Патрокл сообщил, что на Скирос прибыли Одиссей с Диомедом. Снова будут меня на войну уговаривать. Что же, придется на этот раз дать себя уговорить.

— Не слишком ли близко ты сошелся с Патроклом?

— Патрокл — мой друг и крович к тому же. И извини, Аспер, это мое дело — с кем и как близко мне сходиться.

— Все-все-все, — смеясь, поднял руки вверх Зевс, — не хватало, чтобы ты тут на Олимпе свои подвиги творить начал. — Он хлопнул в ладоши, и небо закрылось белыми и кудрявыми, как борода Зевса, облаками.

* * *

Встретившись с Дедом, Кирилл рассказал ему о странном сне. Дед на удивление серьезно его выслушал, а потом после достаточно долгой паузы прокомментировал:

— Видишь ли, Кирилл, история, что ты рассказал мне, случилась на самом деле. Из всех участников этой беседы в живых, как ты понимаешь, остался я один. Я тебе эту историю не рассказывал, и ты о ней знать не можешь. Значит сон твой — это не что иное как наведенный информационный поток. А вот кто и с какой целью его на тебя навел — вопрос. Ответа у меня пока нет, но я над этим буду думать.

— Да ладно, Дед, как говорят мои студенты, не парься. Ну приснилось и приснилось. Не обращай внимания.

— Не скажи, Кирилл, сны — это момент, когда наше подсознание говорит с нами. Иногда подсказывает, иногда пугает, иногда развлекает. Сон — это штука серьезная. Не каждому дано понять, что хочет сказать тебе твой разум. И тот, кто овладеет этим искусством, здорово облегчит жизнь себе и своим близким. Так что, думай над этим сном, думай. Все это явно не просто так...

Глава 5

Похищение

— Поезд номер шестнадцать, Москва — Архангельск, отправляется с восьмого пути, — голос диктора-информатора Ярославского вокзала города-героя Москва утонул в зычном крике проводницы:

— Отправляемся! Граждане провожающие, все покинули вагон!? Кто не успел, буду нещадно сбрасывать по ходу движения поезда!

Лада улыбнулась и поймала ответные улыбки попутчиков. С попутчиками ей явно повезло. Престарелая пара, муж с женой, деловито устраивались в купе, выкладывая из чемоданов домашние тапочки, халат для нее и спортивный костюм для него, пару журналов с кроссвордами и всякую другую мелочь, необходимую, чтобы скрасить двадцать часов пути до славного города на Северной Двине. Лада зашла в купе намного раньше их, свой "дорожный набор" уже давно выложила и рассовала по крючочкам и полочкам. Четвертого пассажира в купе не было, может быть, опоздал, а может, подсядет позже, в Ярославле или где-нибудь еще. Станций за время пути, слава богу, будет предостаточно.

Старички наконец перестали копошиться и чинно уселись за столик, напротив Лады.

— Ну что же, девушка, давайте знакомиться, — голос старичка еще слегка дрожал от сбитого суетой дыхания, — меня зовут Владимир Николаевич, а супругу — Тамара Григорьевна.

— Очень приятно, — ответила Лада и представилась.

— Куда путь держите? — подала голос Тамара Григорьевна и поправила съехавшие на кончик носа очки, — к бабушке на каникулы?

— Нет, к маме с папой. Я сама родом из Архангельска, вернее, из области, там у меня родители живут, а я учусь в Нижнем в университете. А сейчас каникулы, и я к родным в гости еду.

— Замечательно, и мы тоже в гости едем. У нас дочка на Архбуме работает. Это комбинат бумажный так называется. Мы-то сами москвичи коренные, а дочь вот МГТУ имени Баумана закончила, замуж вышла на последнем курсе, распределилась с мужем на север, да так там и осталась. Двух внучек нам родили, вот мы в каникулы к ним и катаемся каждый год.

Поезд мягко качнулся, перрон за окном поплыл вдоль окна, оставаясь в жаркой столице и с завистью глядя вслед поезду, уезжающему на прохладный север.

Дверь купе с шумом отъехала в сторону, и в проеме появился мужчина с покрасневшим лицом, всклоченными, хоть и короткими волосами, и большой дорожной сумкой в руках.

— Здравствуйте, — произнес он, переведя дух, — чертовы пробки, думал, все, кранты, опоздаю. В последний момент в вагон впрыгнул.

Мужчина закинул сумку на верхнюю полку, пригладил волосы и, уже окончательно успокоившись, повернулся к остальным:

— Разрешите представиться — Сергеев Леонид, — он несколько манерно кивнул головой дамам и протянул руку Владимиру Николаевичу, — журналист, "Аргументы и факты". Следую в Архангельск по заданию редакции.

Владимир Николаевич ответил на рукопожатие и в свою очередь представил дам:

— А что такого интересного в Архангельске произошло, что понадобилось из столицы гнать корреспондента? Если не секрет, конечно.

— Да что вы, Тамара Григорьевна, какой секрет. Есть в Архангельской области такой городок не городок, поселок не поселок, называется Лешуконский. Там одному местному жителю сто десять лет исполняется. Вот еду про него статью писать.

— Ой, а я ведь совсем забыла, — вскинулась вдруг Лада, -это вы к деду Моте едете?

— Да, к Северову Матвею Спиридоновичу. А вы его откуда знаете?

— А у нас в Лешуконском, — вспомнила свою старую присказку Лада, — деда Мотю все знают. Да к тому же он еще и мой родственник. Дальний, правда. По маминой линии троюродный прадедушка. Седьмая вода на киселе, но все же.

— Ладочка, да мне вас сам бог послал. Вот судьба, нам почти сутки ехать, а у меня в соседях человек моего героя знающий, да еще и родственник.

— Да, повезло вам, Леонид, — поддержала разговор Тамара Григорьевна.

— Везет тому, кто везет, — торжествующе поднял палец Леонид, — Ладочка, не согласитесь ли вы рассказать мне все, что знаете о Матвее Спиридоновиче? А я в статье расскажу о нашей с вами счастливой встрече и вашу фотку с юбиляром напечатаю. Вы, надеюсь, туда едете?

— Да, у меня там мама с папой. А деда Мотю у нас все любят, так что расскажу с удовольствием.

— Скажите, Ладочка, а правда, что дед Матвей — колдун?

— Нет, конечно. Колдун, — плохое слово, деду Моте не подходит. Он себя ведуном называет, или знахарем.

— Ну не велика разница.

— Ошибаетесь, Леонид, ведун — это человек, обладающий особыми, скрытыми для обычных людей знаниями, ведающий особые законы природы, опирающийся на силы, этими законами управляющими.

— Ну так и колдуны то же самое.

— Нет, у ведуна сила светлая, добрая, сила эта от бога идет. А колдун — человек темный, недобрый. Так деда Мотя говорит.

— И что же этот ведун, говорят, может будущее предсказывать?

— Может, только он очень редко это делает. Деда говорит, что будущее человеку знать не дано и не нужно. Знание того, что будет,— это тяжелые знания, они могут сломать человека и даже убить его. Очень сложно жить, как жил, и оставаться тем, кем был, неся на плечах такой груз знаний.

— Да, он у вас философ.

— Он просто очень старый, и значит, мудрый.

— Ох, Ладочка, как нам, старикам, такое слышать приятно, — вставила слово Тамара Григорьевна.

— Вот, вот, а ты меня все в маразме обвиняешь. А это не маразм, это мудрость старческая.

— Волков, не путай божий дар с яичницей, — улыбнулась Тамара Григорьевна.

— А вы знаете, — вспомнила вдруг Лада, — как-то деда Мотя предсказал одной женщине пожар. Он сказал ей, чтобы она на Ильин день баню не топила, дескать, и себя и детей погубишь. А Ильин день как раз на субботу пришелся. Ну, а в субботу, само собой, все бани топят, вот и женщина та не послушалась. Баню затопила, да в последний момент дедов наказ вспомнила, да мыться-то и не пошла. А баня вдруг огнем занялась, да так шибко, что если бы они мылись там, все бы и погорели. А вообще-то деда Мотя — травник. Он много разных целебных трав да ягод знает, сам их в лесу собирает, а потом всех Лешуконских лечит. У нас вообще в Лешуконском народ мало болеет.

— Да-а-а, занятно. Интересный старик этот ваш деда Мотя. Странно, что я раньше о нем ничего не слышал.

— А о нем вообще мало кто знает, он ведь с самого рождения никогда из Лешуконского не выезжал.

Тамара Григорьевна достала из сумочки пачку сигарет и поднялась из-за стола:

— Пойду курну, кто-нибудь компанию составит?

— С удовольствием, — подхватился Леонид. — А вы, Ладочка, с нами?

— Нет, я не курю.

— Вот и умница, — проворчала Тамара Григорьевна и скрылась за дверью.

— Томочка у нас всю свою сознательную жизнь курит. Мы ведь с ней знакомы уже полвека, пожалуй. Она пришла молодым преподавателем к нам на кафедру и уже тогда курила не хуже самого заядлого курильщика. Тогда вообще было модно женское курение среди интеллигенции. Дамы так самоутверждались во времена становления эмансипации в нашей стране. Позднее, женское начало взяло свое: про эмансипацию Томочка забыла напрочь, а вот привычка курить осталась. Однажды, уже в возрасте, бросила и заболела сразу сильно. Кашель сильный, даже кровь выступала. Думали сначала, что туберкулез, а потом оказалось, что из-за курения легкие отхаркиваются. Чем только не лечили, пока один врач, профессор, не сказал, что Томочке бросать курить нельзя ни в коем случае. Пусть, дескать, переходит на более легкие сигареты, пусть курит реже, но курит, Иначе смерть. Вот и смолит, знает, что плохо, а что делать?

— А вы где преподаете?

— Так в Бауманке-же, там, где Ленка, дочь наша, училась. Я-то сейчас на пенсии, от дел отошел, а Томочка небольшой курс еще ведет, не дает мозгам плесенью порасти.

Дверь купе отъехала в сторону и в проеме вместе с запахом табака и ванили появилась Тамара Григорьевна:

— Ну что, Волчара, все косточки мне перемыл?

— А почему Волчара, Тамара Григорьевна, — улыбнулась девушка.

— Ну, во-первых, потому что Волков, а во-вторых, — видели бы вы его, Ладочка, в молодости: настоящий Волчара. Как глянет, аж мороз по коже. Студентки и боялись его жутко, и без ума от него были одновременно.

— Ладно тебе, Тома, прошлое-то ворошить, — на веселом глазу деланно проворчал Владимир Николаевич.

— А не пора ли нам отметить наше знакомство, — решил проявить мужскую солидарность Леонид и поставил на стол бутылку армянского коньяка.

— Вот это дело, — Владимир Николаевич посмотрел на супругу, потирая руки.

— А почему бы и нет, — поддержала Тамара Григорьевна. — Вы, Ладочка, как, выпьете рюмочку?

— Ой нет, спасибо. Я не пью.

— И опять молодец, — Тамара Григорьевна заговорщицки подмигнула Ладе.

— Запомните, Ладочка, — Леонид разлил коньяк по стаканам, — ничто так не сплачивает коллектив, как совместно проведенное время в курилке и распитие благородных спиртных напитков.

Старшее поколение в купе дружно засмеялось.

Вот так под шутки и прибаутки, коими щедро угощал попутчиков Леонид, попутчики продолжали свое движение на север.

Рано утром, сразу после Исакогорки, пассажиры стали собирать вещи, готовясь к прибытию в Архангельск. Ехать осталось совсем немного, и всех охватило легкое, приятное возбуждение. Мерный, уже привычный настолько, что стал почти неслышным, стук колес за окном внезапно изменился. Стук превратился в грохот, смешанный с металлическим лязгом. Пассажиры дружно выглянули в окно. Поезд двигался по мосту через Северную Двину.

— Смотрите, какая вода в реке голубая, — восторженно воскликнул Леонид. — Вот он край первозданной природы и чистоты, не то, что Москва-река.

— Вот тут, Леонид, вы крупно ошибаетесь, — Владимир Николаевич похлопал его по плечу. — Настоящий цвет Северной Двины, по крайней мере, в районе Архангельска, коричневый. Возможно, где-то в верховьях река течет сквозь марганцевые слои, возможно, нет, не знаю. А синяя она сейчас из-за того, что мы смотрим на нее сверху и видим отраженное в воде небо.

— И, кстати, насчет первозданной чистоты, — Тамара Григорьевна хитро подмигнула Ладе, — насколько мне известно, реку периодически закрывают для купания из-за расположенного выше бумажного комбината, где, собственно, и работает наша дочь.

— Вот ведь какая штука, — Леонид разочарованно отвернулся от окна. — Странный все-таки зверь — человек. Ведь у себя дома, в квартире, человек и чистоту поддерживает, и воздух проветривает, и мебель не ломает, по крайней мере, большая, адекватная часть человечества. А то, что Земля, — это наш общий дом, и вести себя на земле нужно так же, как ты ведешь себя в собственной квартире, не понимает. Широты мышления не хватает. Как птенец в яйце. Тело развилось настолько, что скорлупа полопалась, а сбросить с себя эту скорлупу боится или не может. Вот и сидит в ней, и мыслит в границах своей скорлупы. И не факт, что когда-нибудь сможет из скорлупы выбраться.

— Где-то я эту теорию уже слышала.

— А я, Ладочка, на своем авторстве и не настаиваю. Теория эта не новая и не мной придуманная, но я с ней полностью согласен. А вас, кстати, родители будут встречать?

— Нет, они о моем приезде не знают, я сюрпризом еду.

— Как же вы до дома собираетесь добираться?

— Как обычно, с вокзала в аэропорт, а там самолетом или вертолетом, на месте сориентируюсь.

— Тогда позвольте мне, Ладочка, в знак благодарности за полученную информацию предложить вам долететь до дома вместе со мной.

— ...?

— Дело в том, что областная администрация зафрахтовала вертолет, чтобы лететь в Лешуконский в гости к юбиляру. Для меня там забронировано два места. Со мной должен был лететь фотограф, но перед самым вылетом заболел, только успел сунуть мне в руки аппаратуру, дескать, сам справляйся. Так что его место свободно. Назоветесь моим фотографом и долетите без хлопот.

— Ну я не знаю, неудобно как-то, — засомневалась Лада.

— Ладочка, не вздумайте отказываться, — Тамара Григорьевна ободряюще коснулась девушки, — соглашайтесь не раздумывая. Такой случай удачный! А вы, молодой человек, — она повернулась к Леониду, — головой за девушку отвечаете. Не дай бог, девушку обидите, из-под земли достану. У меня, поверьте, связей достаточно.

— Тамара Григорьевна, можете быть абсолютно спокойной, Ладочка со мной как за каменной стеной будет. Читайте нашу газету, и вы сами все увидите. Кстати, вот вам моя визитка, можете звонить в любой момент.

Поезд плавно затормозил у перрона, и пассажиры дружной цепочкой потянулись на выход.

Леонида на перроне ожидал молодой парень. Он держал в руках табличку, на которой было написано его имя.

— Максим? — подошел к нему журналист. — Я Сергеев, здравствуйте.

— Здравствуйте, Леонид, — парень пожал ему руку, — добро пожаловать в Архангельск.

— Спасибо.

К ним подошла чета Волковых, тепло попрощалась и растворилась в толпе прибывших и встречающих, плавно стекающей по лестницам в сторону автостоянки и остановки автобусов.

— Знакомьтесь, Максим, это Лада, мой фотограф.

— Очень приятно, прошу в машину. У нас еще три часа до вертолета, предлагаю перекусить, есть неплохой ресторан здесь неподалеку.

Машина сделала круг по площади 60-летия Октября и выехала на проспект Дзержинского. Несколько минут поездки, и машина свернула направо на улицу 23-й гвардейской дивизии, проехав по которой до пересечения с улицей Тимме, остановилась возле спорткомплекса "Лагуна".

— Ну вот и приехали, — Максим обернулся к сидящей на заднем сидении девушке, — Лада, простите, у вас за спиной лежит свежий номер нашей газеты, там моя новая статья, подайте, если не трудно, похвастать хочу.

Лада обернулась назад, и в этот момент Леонид перегнулся через спинку своего сиденья, дотянулся до шеи девушки и нажал пальцем в точку, расположенную где-то в области уха. Ее глаза закатились, девушка слабо всхлипнула и медленно сползла по спинке сиденья.

Леонид пересел на заднее сиденье, слегка пододвинув тело девушки, и нетерпящим возражений голосом, глядя прямо в глаза Максима, произнес:

— Заберешь машину завтра в этом же месте. Свободен...

* * *

— Ну как, проснулась? — Лада услышала знакомый голос, но открывать глаза не торопилась. Вместо этого она лихорадочно пыталась понять, что же такое с ней произошло. Она четко помнила, как садилась в машину вместе с Леонидом, как они, прежде чем ехать в аэропорт, завернули в ресторан, чтобы перекусить. Она даже помнила, как Максим попросил ее передать газету с его статьей. А вот дальше все. Провал. Память отказывалась сообщать какие либо подробности. По ощущениям, она лежала в кровати, довольно таки мягкой, под теплым одеялом, в комнате, где чудесным образом смешивались запахи летнего дня, наполненные хвоей, цветами, солнцем и домашними пирогами, испеченными в русской печке. Так пахло дома в далеком детстве, когда была еще жива бабушка. Неужели они в Лешуконском? Тогда почему она ничего не помнит, почему у постели сидит Леонид, а не мама? Почему? Почему? Почему? Вопросы веселой каруселью вертелись в ее голове и не находили ответов. Глаза почему-то открывать не хотелось, мешал какой-то неосознанный страх и неуверенность. Однако Леонид не отступал:

— Открывай глаза, соня. Я же вижу, что ты уже проснулась.

Пришлось уступить, Лада открыла глаза и осмотрелась. Это действительно была русская изба, очень похожая на ту, где жили мама и папа, но дом этот был чужим. В углу, освещаемая неверным светом лампадки, висела икона. Лада плохо разбиралась в иконописи, но то, что это Пресвятая богородица, поняла сразу. И от этого стало ей немного легче на душе — все-таки православные люди живут, в бога верят. Девушка лежала на высокой деревянной кровати, застеленной ватным матрацем и периной. Она была укрыта стеганым покрывалом, собранным из множества разноцветных лоскутов в причудливый узор. Девушка приподняла край одеяла, на ней была то ли сорочка, то ли ночная рубашка. Одежда, в которой она сошла с поезда в Архангельске, в том числе и нижнее белье, отсутствовала. Перед окном, занавешенным натянутыми на веревочке простыми ситцевыми занавесками, стоял небольшой стол, покрытый белой скатертью. На столе под белым с вышивкой полотенцем угадывалась кринка с молоком и блюдо с источающими невероятно заманчивый запах пирогами. За столом, опираясь на него локтями, восседал Леонид, с упоением жующий пирог.

— Леонид? Что со мной? Где это мы?

Леонид отхлебнул молока, торопливо прожевал пирог и, довольно улыбаясь, произнес:

— Проснулась, вот и славно. Как себя чувствуешь? Голова не болит?

— Не болит, а при чем здесь голова! Что вы мне зубы заговариваете!

— А во рту неприятного привкуса не ощущаете?

— Какого еще привкуса! — нахмурилась Лада. — Что вообще происходит!?

— Вот! — торжествующе поднял палец Леонид, по-прежнему не обращая внимания на вопросы девушки. — Это еще одно подтверждение моей правоты. Теперь, милая Лада, я могу ответить на все твои вопросы. Но начну все-таки с незаданного. Кто мы? Ты — Лада Владимировна Морозова, человек в высшей степени странный. Я бы даже человеком тебя называл с большой натяжкой. Ты крович арктида, но крович не простой, в тебе крови арктида намного больше, чем человека. Когда человек подвергается телепортационному перемещению в пространстве, у него после этого жутко болит голова и во рту появляется сильнейший привкус железа, или крови, кто как это идентифицирует. Крович обычно испытывает те же ощущения, но в приглушенной, так сказать, форме. Ты же, судя по всему, этих ощущений не испытываешь вовсе, что только подтверждает мою версию о преобладании арктидианской составляющей в твоей крови. Осталось только узнать, чей же ты собственно потомок. Признаться, поначалу я было решил, что Аспера. Но пока ты спала, я, уж извини, без спросу взял у тебя образец крови и сравнил ее с образцом Аспера. Результат, увы, отрицательный. Ты уже во второй раз разрушаешь мои планы. Помнишь Сейд-озеро? Как я тебя тогда не почувствовал? Я ведь тогда дружка твоего, Кирилла, почти убил. А ты мне помешала, ай-яй-яй.

— На Сейд-озере? Значит вы...

— Да, Краузе Ян Карлович, собственной персоной. Что, не похож? — Леонид просто наслаждался моментом. — Я, Ладочка, за свою жизнь поменял много лиц, и имен, кстати, тоже. Можешь называть меня Краузе, или даже Кратос, тебе ведь это имя тоже известно, хотя здесь меня знают как Леонида, и я бы хотел, чтобы на людях ты обращалась ко мне так же.

— Боитесь, что узнают ваше настоящее имя?

— А ты уверена, что Кратос — это мое настоящее имя? — на мгновение взгляд Кратоса стал жестким и холодным. — Я просто не хочу смущать местное население. Они ведь тут, как дети, наивные и непосредственные. Знают меня как Леонида, ну и пусть себе знают. Тем более, что я могу заставить тебя. Просто пока не вижу смысла применять силу.

— Получается, что я у вас в плену.

— Или в гостях. Все зависит от тебя.

— Но если я не крович Аспера, может быть, отпустите меня? Зачем я вам:? Где я нахожусь, я не знаю, так что Аспера при всем желании на ваш след вывести не смогу. Телепортируйте меня обратно в Архангельск, и сделаем вид, что ничего не было.

— Не знаю, не знаю, — Кратос задумчиво почесал переносицу, — я еще пока ничего не решил. Сейчас мои люди выясняют, чей же ты все-таки крович на самом деле. В свое время я собрал неплохую коллекцию образцов крови моих товарищей, если их можно так назвать. Зачем-то ведь Аспер вытащил тебя из обваливающейся пещеры. Он, конечно, альтруист известный, но все же... Для чего-то ты ему все-таки нужна. Вот когда я это пойму, тогда и решу, что с тобой делать. А пока поживешь здесь. Будешь делать все правильно — будешь жить как гостья, нарушишь правила — станешь пленницей.

— И какие такие правила?

— Все очень просто. Из дома не выходить, местным лишних вопросов не задавать, они ничего не знают, да и слушаться будут меня, а не тебя. И еще, мне нужна фамилия твоего дружка, Кирилла.

— Я вам ничего не скажу, — если бы Лада могла, она бы испепелила Кратоса взглядом.

— Я почему-то не удивлен, — его улыбка получилась какой-то уж очень недоброй, — поэтому, извини, придется получить эту информацию самостоятельно.

Кратос не сдвинулся с места, однако Ладе показалось, что он вдруг схватил ее голову руками и сильно сдавил виски. Девушка попыталась отвести эти невидимые руки, но не смогла даже пошевелиться. Давление на виски все увеличивалось, и вот ей уже казалось, что пальцы Кратоса, преодолев тонкую защиту, проникли внутрь ее головы и стали копошиться там проворно и споро. Так библиотекари перебирают свои картотеки с быстротой, обычному человеку не доступной, успевая при этом выхватывать с карточки всю нужную им информацию. Боли не было, но ощущения, которые испытывала девушка, были малоприятны и унизительны. Именно поэтому, от унижения и осознания собственного бессилия, из ее глаз вдруг брызнули слезы. Лада плакала молча, и лишь ее ненавидящий взгляд красноречиво выражал все, что она думает о человеке, бесцеремонно копающемся в ее голове.

Наконец экзекуция закончилась, и давление на голову спало.

— Ну вот, теперь я знаю его фамилию — Кононов. Значит, я все-таки был прав, атакуя его. Фамилия-то у твоего дружка непростая, со смыслом. "Кон" — место принятия важнейших решений у древних. Так они называли Арктиду, когда приходили к нам за советом. Предки Кирилла, знали, от кого ведут свой род. Ну что же, — Кратос недовольно посмотрел на все еще льющую слезы Ладу, — это будет тебе уроком. Лучше отвечать, когда я спрашиваю, поскольку я своего так или иначе всегда добиваюсь.

— Где мои вещи? — вместо ответа, смешно шмыгнув носом, спросила девушка и вытерла слезы.

— Вещи твои, Ладочка, пришлось уничтожить. Так, на всякий случай. Не хочу, чтобы Аспер раньше времени на след вышел. Новые вещи тебе сейчас принесут.

— А вы его боитесь, — не спросила, а скорее утвердила Лада. И в голосе ее прозвучали плохо скрытые торжествующие нотки, неприятно царапнувшие слух Кратоса.

— Кого, Аспера? — он задумался, взвешивая услышанное, а потом проворчал, — конечно, боюсь, ничего не боятся только дураки..., но зато Аспер — единственный, кого я боюсь.

Глава 6

Домашняя заготовка

Кратос закрыл дверь, но дальше не пошел, а так и остался стоять, прижавшись спиной к дверному полотну. Он стоял и вслушивался, как оставшаяся одна Лада наконец-то дала волю своему страху и отчаянью. Кратос ловил исходящие от девушки волны и улыбался. Впрочем, это не была улыбка садиста, получающего удовольствие от чужих страданий, улыбка эта была какая-то добрая и сочувствующая.

— Молодец, девочка, — проговорил он вслух негромко, — как себя в руках держала, а? Любо-дорого.

— А девчонка-то тебе, Иваныч, похоже, понравилась? — также негромко спросил его стоящий рядом мужичок, в заправленных в яловые сапоги полосатых штанах, и несмотря на лето, в аккуратной, подпоясанной ремнем телогрейке. Наполовину седые волосы были прикрыты небольшим картузом с лаковым козырьком, из-под которого смотрели цепкие, несоразмерно маленькие глазки. Лицо его то ли уже успело загореть, то ли обладало природной смуглостью, выражало сейчас странную смесь подобострастия и подспудного желания выглядеть, хотя бы со стороны, хозяином. Именно выглядеть, поскольку в данной ситуации хозяином он себя совершенно не чувствовал. Хоть и был он в этой деревне главным, настолько главным, что казалось, птички на деревьях без его ведома не поют, что уж тут говорить про людей, которые беспрекословно исполняли любой его приказ. Несмотря на свой весьма неказистый вид, волю он имел недюжинную и держал в страхе и слепом подчинении всю деревню. Люди боялись его по-разному. Одни испытывали просто иррациональный страх при одном только его виде, другие — боялись, потому что знали, что вся жизнь в деревне и благополучие ее жителей зависит исключительно только от этого человека. И он об этом знал, и знал, что люди в деревне об этом знают, и именно это придавало ему уверенности и чувство, что он здесь хозяин. И вот сейчас этого чувства не было. И виноват в этом был вот этот самый мужик, Сергеев Леонид Иванович, свалившийся на его голову как снежный ком. И ведь стоит ему только глазом моргнуть, и мужики деревенские мокрого места от гостя не оставят, а нельзя. Гостя этого ему сам Господин послал, не просто послал, а с наказом, чтобы любой его приказ исполнялся, как приказ самого Господина.

Господин в жизни Тимофея Ипатьевича Грязнова появился тридцать лет назад, когда молодой актер провинциального театра не на шутку увлекся модной в их кругу мистикой, гаданием на картах Таро и общением с духами. Вот во время одного из таких сеансов к нему и пришел Господин.

В тот вечер они собрались на даче одной молодой актрисы. Дача, конечно, была не ее, а родителей, старых актеров того же самого театра, в котором служили их дочь, Грязнов, и еще добрая половина собравшихся. Остальные были тоже представителями провинциальной богемы, художники и музыканты. Собралось человек десять молодых людей примерно одного возраста, одинаково сдвинутых на всевозможной мистике. Главной зачинщицей этих сборов была Аделаида — молодая художница, непризнанный гений, как водится, Дама не очень красивая, это если мягко, и потому в личной жизни несчастная. Сексуальная легкость бытия и неразборчивость в связях личному счастью не способствовали, а даже наоборот, лишь усугубляли проблему. В общем, самая благоприятная почва для мистики.

— Друзья мои, — торжественно начала Аделаида, когда вся компания уселась за большой круглый стол, стоящий посреди утонувшей в неверном свете свечей комнате, — мне привезли из Риги настоящую гадальную доску.

Аделаида торжественно извлекла из сумки деревянную доску размером с большую кухонную разделочную доску. На доске был нанесен русский алфавит, ряд цифр от 0 до 9 внизу, в правом верхнем углу было нарисовано солнце и слово "да", в левом — луна и слово "нет". Вслед за этим на стол легла еще одна доска, размером поменьше. Формой она напоминала остроконечный ромб, только один из острых углов его был направлен внутрь ромба. В трех остальных углах были высверлены большие отверстия, в которые вставлены деревянные шарики, с их помощью доска-указатель легко двигалась по гадальной доске.

— Это опросник, — провозгласила Аделаида, — когда мы вызовем духа, он, отвечая на наши вопросы, будет двигать опросник, указывая либо на "да", "нет", либо будет составлять предложения, указывая на буквы.

— А кого будем вызывать?

— Давайте вызовем Наполеона!

— А ты с ним по-французски говорить будешь?

— Хватит болтать, — одернула "расшалившихся детей" Аделаида, — доска у нас русская, поэтому вызывать будем кого-то русскоговорящего. Я предлагаю Толстого.

— А почему, например, не Гоголя?

— Гоголя вызывать не рекомендуют. У него скверный характер и черный юмор, можно беду накликать. Все, хватит болтать. Начинаем.

Все затаили дыхание, Аделаида закрыла глаза и положила руки на опросник. Посидев несколько минут, она вдруг понизившимся на октаву голосом завыла:

— Вызываем дух Льва Толстого! Вызываем дух Льва Толстого! Дух Льва Толстого, приди к нам!

Внезапно ее руки, лежащие на опроснике, задрожали мелкой, но весьма заметной дрожью, пламя свечей качнулось, родив ватагу причудливых теней, пробежавшую по стенам. По ногам присутствующих прошел холодный ветерок.

— Лев Николаевич, Вы здесь? — голос Аделаиды дрогнул от волнения и страха.

Опросник в ее руках дрогнул и поплыл в правый верхний угол.

— ДА. — Выдохнул кто-то из девушек.

— Мы можем задать Вам несколько вопросов?

— ДА.

— Ваше имение было в Болдино?

— Ты что, дура, — зашептал кто-то из присутствующих, — какое Болдино!

— Тихо, не мешай, — также шепотом ответила Аделаида. — Я должна проверить, вдруг это не Толстой, а какой-то вредоносный дух под него косит.

Между тем дощечка опросника поплыла в левый угол:

— НЕТ.

Грязнова, несмотря на весь его скептицизм, происходящее увлекало все больше и больше. Внезапно в его голове прозвучал голос:

— Ну что, интересно?

Грязнов даже подпрыгнул от неожиданности, чем вызвал не только недовольное шиканье от своих товарищей, но и предостережение в голове:

— Не дергайся и делай вид, что заинтересован происходящим на столе. А мне можешь отвечать мысленно. Надеюсь, ты в состоянии родить хоть одну связанную мысль. Или я зря теряю время?

— Кто ты? — наконец сформулировал он ответ.

— Зови меня Господин.

— Чей Господин?

— Твой, придурок. Друзей твоих. И вообще всего сущего.

— Вы Бог?

— Я Господин, и все, хватит об этом. Пока я морочу голову твоим друзьям, будь любезен, выслушай меня внимательно. Долго ты собираешься прозябать в этой провинции, гробить свой талант и использовать свой потенциал на десять процентов максимум?

— А что делать? Чтобы в столицу пробиться, одного таланта мало.

— А ты мне ответь сначала, тебе талант твой зачем дан? Чтобы славы мировой добиться или чтобы денег было не меряно?

— Конечно, чтобы денег, — мелькнула первая, "неправильная" мысль, которую Грязнов тут же скорректировал, — конечно, для славы.

— Себе-то не ври, я ведь все твои мысли насквозь вижу.

— Грязнов, ткнула его в бок соседка по столу, чего застыл, давай спрашивай, твоя очередь.

Он вдруг вспомнил, что сидит за столом и общается с духом Толстого. Грязнов обвел взглядом девять пар глаз, в нетерпении уставившихся на него, и выпалил:

— А каково это быть властителем дум?

— Ты что, дурак, — зашипела на него Аделаида, как он тебе ответит-то.

Однако дощечка начала свой неторопливый бег по доске.

— Т...Я...Ж...К...О... Тяжко.

— Тяжко, тяжко, — прошелестел возбужденный шепоток над столом, и внимание собравшихся тут же переключилось на соседа Грязнова справа.

— Давай, спрашивай, твоя очередь...

— Молодец, — вновь зазвучал голос в голове, — правильный вопрос задал. Ведь властвовать над умами — вот главная цель, подвигнувшая тебя на актерство. Она даже важнее, чем деньги. Только сцена дает тебе эту власть лишь на миг. Два часа спектакля, час-полтора после — и все впечатления улеглись, текучка засосала, и зритель вернулся в свою жизнь, забыв и о тебе, и о твоих мыслях.

— Не всегда ведь так.

— Конечно, какой-то след твой в его сознании останется, безусловно, но ведь это не власть.

— А что же Вы предлагаете?

— Есть один выход: спуститься со сцены в жизнь, в народ. Создать свой мир, где ты будешь и Царь, и Бог, и размеры этого мира не имеют значения. Главное, чтобы в этом мире жила твоя паства, единственным властителем душ которой станешь ты и только ты.

— Разве такое возможно?

— Конечно. Я помогу тебе в этом. Но ты должен делать все, что я скажу. В точности и беспрекословно.

— А зачем это Вам?

— Потому что я хочу быть властителем твоей души.

— Вы заберете мою душу!!!

— Только когда ты умрешь или если подведешь меня!

— Но ведь это сделка с дьяволом!!!

— Ну вот, то Богом называешь, то дьяволом. Ты не последователен. Это сделка с Господином. Ты мне — я тебе. Все честно.

— А я могу отказаться?

— А зачем, ты ведь уже согласился. Будь честен и не пытайся обманывать ни себя, ни меня, тем более.

— Да, Вы правы...

— И прекрати мне выкать. Отныне зови меня мой Господин и на ты.

— Хорошо, мой Господин.

— А теперь вставай и уходи отсюда, мне еще нужно наказать этих идиотов, посмевших вторгнуться в материи, для них не доступные и потому смертельно опасные.

Грязнов молча поднялся и ни с кем не попрощавшись, вышел из комнаты, покинул дачу и на последней электричке вернулся в город. По приказу Господина он уволился из театра, продал квартиру и вещи. Перед самым отъездом из города он получил посылку до востребования в почтовом отделении. Внутри коробки лежала старинная рукописная книга, написанная на неизвестном ему языке, и распятие размером с ладонь. Распятие оказалось весьма необычным, как, собственно, и книга. Дело в том, что крест не был похож ни на традиционный православный, ни на католический. Он представлял собой две скрещенные посередине перекладины в виде буквы "Х", на которых за руки и ноги была распята фигура человека. Голова его была гордо поднята, а с обратной стороны, на затылке, было приделано кольцо, через которое была продета массивная золотая цепь.

Первые комментарии к посылке он получил в ту же ночь:

— Посылку получил?

— Да, мой Господин, — это обращение теперь он произносил привычно легко, уже не испытывая первоначального затруднения.

— Крест этот надень на шею и никогда не снимай. А книгу береги как зеницу ока, это Евангелие от Марии. Я позднее объясню, как их использовать.

— Разве Мария писала Евангелие?

— Придет время, и это узнаешь.

Спустя неделю Грязнов навсегда уехал из этого города. Ни с кем из своей компании он за эту неделю так и не встретился. Только перед самым поездом, уже на вокзале, он вдруг нос к носу столкнулся с художником Вадиком Коровкиным, бывшим в тот вечер в их компании. Вадик славился на весь город своей шевелюрой. Он даже утверждал, что никогда в жизни не стриг волос. Врал, наверное, но волосы у него действительно были шикарными, на зависть местным модницам. Так вот, первое, что поразило Грязнова при встрече с Вадиком на вокзале, был огромный седой локон в его волосах.

— Здорово, Грязнов! Ты куда пропал? Тут у нас несчастье случилось! — затараторил он, не давая открыть рот собеседнику. — Сразу после твоего ухода, ну, там, на даче у Нельки, такое началось. Доска вдруг сама начала двигаться, без всяких вопросов, мы только читать успевали. Дух Толстого осерчал почему-то, начал нас ругать, дескать, как мы смеем беспокоить порядочных людей со своими дурацкими вопросами, зачем вообще полезли в тонкий мир, куда нам с нашим свинячьим рылом путь навеки заказан, и ждет, дескать, нас всех за это наказание лютое. После этих слов доска вдруг в воздух поднялась да как хрястнется об угол стола — и вдребезги. Вторая доска с алфавитом со стола слетела — и об зеркало. Оно вдрызг, доска тоже разбилась. Аделаида наша ни с того ни с сего как заорет благим матом, руками за голову схватилась, глаза вытаращила, а из них слезы кровавые потекли. Поорала немного и затихла.... Да... Четыре дня как схоронили. Врач потом сказал, что у нее резко внутричерепное давление поднялось, в мозгу все сосуды полопались. Нелька после этого в монастырь собралась, грехи замаливать, а у меня вот, — он провел рукой по седым волосам, — в ту ночь, глянь, какая фигня появилась. Повезло тебе Грязнов, вовремя ты свалил оттуда.

— Да уж, повезло, — подумал он про себя и, так и не ответив ни слова художнику, развернулся и зашагал к подъехавшему к перрону поезду.

Дальнейшие три года жизни Грязнова строились исключительно по сценарию и режиссуре Господина. Он возникал в его голове каждую ночь, тщательно инструктировал и отчитывал за прошедший день, если что-то было сделано не так. Впрочем, это случалось крайне редко. Грязнов один лишь раз попытался воспротивиться воле Господина, и был тут же наказан жестко и неотвратимо. Сердце вдруг обхватила холодная рука, сжала сильно, так что оно биться перестало, а лишь трепыхалось в железных объятиях раненой пташкой, из последних сил цепляясь за жизнь. И хватка эта ослабла только тогда, когда Грязнов осознал, что это не просто приступ, а наказание, и что в следующий раз рука эта не разожмется никогда, и сердце его замрет навеки, прекратив питать живительной кровью его молодое и так им самим любимое тело. А что же дальше? Дальше темнота, деревянный гроб, шустрые и трудолюбивые могильные черви и забвение. ЗАБВЕНИЕ! Никто и не вспомнит, что был такой талантливый актер, подававший большие надежды, но так ничего путного в жизни и не добившегося.

Такая перспектива навсегда отбила охоту своевольничать, и с тех пор он выполнял приказы Господина строго и неукоснительно.

За эти три года Грязнов успел наняться в старатели, затесаться в доверие к старшине артели, да и всех артельщиков сумел расположить к себе в кратчайший срок. С появлением Господина Грязнов обнаружил у себя сильный дар убеждения и способности внушать свои мысли окружающим, чего раньше за собой не замечал. В результате он не только стал быстро сходиться с разными людьми, но и мог легко манипулировать ими. Потом погиб старшина артели. Пошел один в тайгу на дальний прииск и нарвался на медведя, а тот, вместо того чтобы убежать, как это чаще всего летом и происходит, напал на него. Может, где-то неподалеку медвежата были, а это была их мать, может, еще какая причина нашлась, неизвестно, только вот накануне ночью Господин предупредил Грязнова, чтобы тот нашел предлог и со старшиной не ходил.

Артель дружно выбрала новым старшиной Грязнова. Сезон оказался удачным и, выгодно сбыв золотишко, артель засобиралась на зимние квартиры. Но Грязнов убедил мужиков остаться в тайге. Народ в артели собрался бичевой, дома их никто особо не ждал, да и домов-то в обычном понимании этого слова не много у кого и было, так что предложение нового старшины больших возражений не встретило. Нашли в глухом таежном углу заброшенную заимку, подлатали, как следует, и остались зимовать. Запасов закупили вдоволь, охотились всю зиму, так что голодом не страдали. А чтобы со скуки не перепились и потом не поубивали друг дружку, начал он проповедовать мужикам некую религиозную философию, сочиненную Господином. Тут-то и пригодилась ему та посылочка. Доставал он книгу, надевал крест на шею и рассказывал мужикам, что это вот, дескать, и есть истинная форма креста, на котором был распят Спаситель.

— Не зря он на русскую букву Х походит. И именно от Христа буква сия свое название и получила. А прочел я об этом вот в этом вот самом Евангелие, написанном матерью Христа Марией. Когда распяли Иисуса, ближайшие друзья спрятали Марию от расправы римлян на Руси, где и написала она вот эту книгу.

Однажды после очередного посещения Господина Грязнов вдруг понял, что может эту книгу читать, легко понимая и буквы и смысл написанного.

— А все остальные Евангелия, написанные апостолами Христовыми, были позднее попами под свой лад переписаны и отредактированы. А про Евангелие от Марии попы не знали никогда и потому рук своих поганых до него не дотянули, и писания святые своими поправками не испоганили. А посему книга эта — истинное божье Евангелие и есть, и именно по ней службу господу нести следует и молитвы отправлять. И не нужны для этого ни церкви злаченые, ни попы, с жиру лоснящиеся, ибо бог он внутри каждого из нас, и говорить с ним напрямую надо, аки мать с сыном, или дите с отцом своим небесным. Многие годы разные люди книгу эту свято хранили, передавая из рук в руки, только тогда, когда умирал хранитель и, умирая, назначал своего наследника. И люди эти Истинными Христианами прозываются, название свое по первым буквам имени Иисуса Христа ведя. Вот и вам, братья, честь великая выпала к истинной вере прикоснуться и божью благодать на себе испытать.

Дело так удачно пошло, что к весне артель благополучно превратилась в небольшую пока, религиозную секту. По весне, как только снега сошли, заняла артель несколько перспективных делянок и возобновила промысел, а параллельно часть артельщиков принялась дома строить, ибо решили они тут свою религиозную общину основать. Строили аккуратно, больших деревьев не валили, а дома под их кронами размещали, так, чтобы сверху незаметно было. К началу четвертой зимы в глухой сибирской тайге организовалась целая деревня. Народ тут собрался разный: люди приходили целыми семьями и поодиночке, но все, кто приходили, оставались уже навсегда. Старые артельщики еще могли назвать Грязнова Ипатичем, по старой памяти, да и то только с глазу на глаз, а все остальные именовали его теперь не иначе как Учитель. Он никого не держал в общине силой, кое-кто даже уезжал, но побыв вдалеке недели три-четыре, начинал испытывать буквально физическое недомогание и неодолимую тягу вернуться назад. И мало того, что все они рано или поздно возвращались, так еще с собой новых братьев и сестер приводили.

Время шло, община росла, но мало кто в округе знал о ее существовании. Режим секретности соблюдался братством неукоснительно. Мало-помалу, тихой сапой общинники умудрились, особо себя не афишируя, внушить местным жителям, что в ту часть тайги, где промышляет братство, лучше не соваться. Люди, случайно забредшие на их земли, либо погибали странным образом, либо исчезали бесследно. По окрестности прошла молва, что лес в этих местах проклятый и лучше туда не соваться. Тем, кто обладал хоть какой-то информацией, оставалось только гадать, почему это власти смотрят на всю эту ситуацию сквозь пальцы. Ну, а о том, что в угодьях общины работают три золотых прииска и небольшой платиновый рудничок, знали только избранные общинники, в основном из первой артели, да бомжи, работавшие на этих самых приисках и руднике. Впрочем, у них-то шансов выйти из тайги вообще не было. Золото и платина сбывались по одному Грязнову ведомому каналу. Это была плата Господину за жизнь, благополучие и власть, которую он имел над своими людьми. Трижды прав был Господин тогда, тридцать лет назад. Не нужны были ему а, ни деньги, только власть, власть над чужими душами и судьбами.

— Понравилась тебе девка-то, Иваныч? — повторил свой вопрос Грязнов.

— Понравилась, говоришь? А и понравилась! В ней, Ипатич, понимаешь, стержень есть. Сила скрытая. Вот смотри, одна в чужом месте, у чужих людей, ничего не знает, ничего не понимает, страшно, а она страх свой в кулак зажала и виду не показывает. Вон только когда одна осталась, только страх отпустила. Трясется теперь, плачет, а через пару часов будет думать, как отсюда выбраться.

— Да как же отсюда выберешься, тайга же кругом непроходимая.

— Ну она, положим, об этом еще не знает, А узнает, все равно думать будет, потому как сила в ней. Уважаю, — Кратос немного помолчал и повторил, — сильного противника уважаю.

— Да и уважай, кто тебе против чего скажет, — хитро прищурился на него Грязнов. — А если, кроме уважения, у тебя к ней еще какое желание проснется, так ты только скажи, устрою. У нас тут хоть и нравы строгие, но для дорогого гостя исключение завсегда организуем.

— Эх, Ипатич, для этого дела мне твоя помощь без надобности. Тут дело другое. Я чувствую, девчонка эта мне еще пригодится. Пока не знаю, для чего, но... Время покажет.

— Ну и долго вы под дверью топтаться будете? Девка-то проснулась, ей умыться, поесть надо, да и до ветру сходить опять же.

— Ты чего, Ольга, шумишь? Чего людей хороших тревожишь! Это Ольга, — обратился он уже к Кратосу, — ох и вредная баба. Как ее мужика не стало, совсем с нею сладу нет никакого. Выгнал бы давно, да она своими травками всю общину лечит. Нет такой болезни, на которую у нее бы травки не нашлось. Ну как ее при таких-то талантах выгнать.

— Ты, бабка, вот что, — Кратос посмотрел ей прямо в глаза тяжелым давящим взглядом. Бабка, однако, взгляд приняла, глаз не опустила, только чуть заметно ссутулилась больше обычного.

— За девушкой проследи, помой, накорми, — продолжил он, — но из комнаты не выпускай. Несколько дней ей придется провести в своей комнате. Будем считать это домашним арестом. Выделишь пару мужиков понадежней, — повернулся он уже к Грязнову, пусть сидят под дверью и караулят. Девушку не обижать, головой ответишь.

— Это как же я, интересно знать, ее помою да в сортир свожу, коли ей из комнаты хода нет!— возмутилась бабка.

— Да уж придумай что-нибудь, горшки, ведра и тазики пока еще никто не отменял. Когда все закончится, Ипатич лично баньку ей затопит.

— Тьфу на вас, басурмане! — в сердцах плюнула женщина и открыла дверь в комнату Лады.

Глава 7

Кирилл, Лада пропала!

Период вынужденного заточения подходил к концу. Татуировка на голове стала практически не заметна, волосы вновь отросли до состояния, в котором уже вполне прилично было появляться перед людьми, которые тебя знают и помнят с шевелюрой, забранной в хвост. Конечно, удивленных вопросов не избежать, ну так ведь, в конце концов, всегда можно сослаться на жару и желание попробовать новый имидж, пока каникулы и есть время все исправить. Однако эти последние дни превратились для Кирилла просто в невыносимую муку. Мало того, что Дед последние четыре дня был занят переносом Хранилища из разрушенной пещеры на Сейд-озере в какое-то новое место, так еще и Лада вдруг решила, что именно сейчас ей необходимо навестить родителей, и отправилась в свой далекий Лешуконский, бросив его одного киснуть в этой подводной темнице с набившим оскомину пейзажем за окном. Нет, конечно, в опциях этого замечательного во всех отношениях дома было достаточно вариантов заоконной действительности, но, во-первых, Кирилл уже изучил их все, а во-вторых, уж такое у него в последнее время было пакостное настроение, что не радовали его ни поля бескрайние, ни рощи соловьиные, ни пески Сахары, ни рериховские Гималаи.

Приближение Деда Кирилл почувствовал заранее, но на встречу и тем более общение особо рассчитывать не стал, приученный уже за последние дни, что Дед появляется крайне измотанным, коротко здоровается и отправляется отдыхать и восстанавливаться. Сколько продлится эта его работа, Дед не распространялся, придерживаясь своей старинной тактики: "Меньше знаешь — крепче спишь". В этот раз, однако, сюжет получил другое, совершенно неожиданное развитие. Дед не вошел, а скорее ворвался в комнату. Выглядел он, прямо скажем, неважно. Помимо привычной уже усталости на лице его явственно читалась тревога и даже, что особенно поразило Кирилла, растерянность.

— Кирилл, Лада пропала, — выпалил он, едва переступив порог.

— Как это пропала? Она же не кукла, она не может просто так потеряться.

— Прекрати ерничать, Кирилл, она не потерялась, она ПРОПАЛА!!! — Аспер жестко пресек попытку Кирилла пошутить и сходу уселся в кресло. Впрочем, из-за крайнего возбуждения не смог просидеть в нем и минуты, вскочил и принялся измерять комнату шагами, — я перестал слышать ее мыслефон.

— Она что, умерла?! — ужаснулся Кирилл и схватил Деда за руку, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Нет, Кирилл, умирают по-другому. Мыслефон исчезает постепенно, как бы истаивает, постепенно растворяясь в мировом эфире. И потом он обязательно несет в себе информацию о смерти. Некая такая финальная точка. Мыслефон Лады просто исчез в одночасье. Как будто кто-то его взял и выключил.

— И что это значит?

— Скорее всего, ее похитили, и я знаю только одного человека, способного вот так вот отключить мыслефон.

— На Кратоса намекаешь? Но ведь ты же сам говорил, что он сейчас очень слаб и вряд ли предпримет какие-то резкие шаги.

— Видимо, я ошибся. И потом, его слабость условна. Он слаб для меня, а для того чтобы закрыть мыслефон Лады, его сил вполне достаточно, — Аспер наконец-то взял себя в руки и уселся в кресле, беспрестанно оглаживая свою бороду.

— А что если она просто где-то глубоко под землей? Помнишь, когда я валялся в соляной пещере, ты тоже не мог найти моей мыслеформы?

— Боюсь, что здесь не тот случай. Нет по пути ее следования никаких пещер. Это первое, что я проверил. Ничего, кроме ракетных шахт на космодроме "Северный". Но я совершенно не могу представить себе ни одной причины, по которой бы она вдруг решила залезть в эти шахты. В данной ситуации предпочитаю думать, что она в руках Кратоса. Хорошего мало, конечно, но хотя бы можно что-то сделать. Если он ее сразу не убил, то значит, у нас есть шанс.

— Ты, Дед, как-то уж очень спокойно рассуждаешь: "Убил, не убил"!!! Это ведь Лада! Дед! Надо что-то делать!!!

— Знаешь, дорогой, истерикой тут уж точно не поможешь. Возьми-ка себя в руки. И вообще, хватит тебе здесь штаны просиживать. Татуировка практически не видна, заклинание работает, я сам проверял. Давай, друг мой, выметайся отсюда. Езжай домой, ты мне там полезней будешь. Вот тебе телефон, — Аспер протянул Кириллу бумажку, — это один мой знакомый в Архангельске. Зовут Алексей, служит в местном ФСБ. Свяжись с ним, скажи, мол, Афанасий Никитович привет шлет, расскажи все про Ладу. Когда ехала, куда ехала, номер поезда, вагон, место, кинь по интернету несколько фотографий, пусть по своим каналам все проверит. Проведет неофициальное расследование. В общем, поможет, чем сможет.

— Может быть, родителям позвонить?

— Нет, пока не стоит. Лада туда без предупреждения ехала, так что они ее и не ждали. Ни к чему стариков раньше времени тревожить. А вот адресок родителей и телефончик Леше на всякий случай передай, авось, пригодится.

— А ты что будешь делать?

— То же, что и с тобой, подниму в ружье всю свою агентуру, засажу людей эфир слушать, может, где ее мыслеформа и мелькнет. Территорией России ограничиваться не будем, поиск проведем глобальный, так сказать всепланетный. Ничего, — Аспер ободряюще похлопал приунывшего Кирилла по плечу, — все будет хорошо. Если то, чего исправить нельзя, сразу не произошло, то все остальное поправимо. Дай только время. Ступай, Кирюша, домой, да не забудь заклинание сотворить, иначе Кратос и тебя вычислит.

— А что если, мне наоборот, подставиться ему специально? Может, так Ладу быстрее найдем?

— А если он тебя просто прибьет сразу без затей и все?

— Ну Ладу он ведь для чего-то похитил. Если меня похитит, может, с ней в одном месте окажемся.

— Знаешь, Кирилл, мы с ним хоть и старые, но маразмом не страдаем. Ну сам посуди, стал бы ты вас двоих держать в одном месте, если бы похитил. На Земле что, мест укромных мало?

— Да, Дед, что-то я тупить начал. Как-то меня эта весть врасплох застала. Поехал я, пожалуй.

— Давай, Кирюш, езжай и держи меня в курсе, если что.

* * *

Погружающийся в вечерний сумрак Нижний встретил Кирилла светом окон, неоновыми вывесками, к месту и не очень освещающих улицы, и, что особенно радовало, небольшим количеством машин на дорогах. Наступил как раз такой час, когда работающая часть жителей разъехалась по домам, а ночная тусовка из них еще не выбралась. Солнце уже утонуло где-то там, в Заречье, и на небе властвовала слегка надкушенная луна, окруженная игриво подмигивающими звездами. Впрочем, судя по настроению, царившему в душе Кирилла, звезды подмигивали зловеще, а луна ехидно щерилась беззубой ухмылкой.

Кирилл лихо влетел в свой двор на Родионова, распугав пару бездомных собак, занятых своими бомжатскими делами, кое-как припарковал машину и вбежал в подъезд. Не в силах ждать, когда лифт спустится с девятого этажа, Кирилл на одном дыхании взлетел на свой этаж. Даже не сняв обувь, он схватил телефон и набрал данный Дедом номер. Гудки в телефонной трубке нудно и неумолимо вытягивали из него жилы: одну, вторую, третью. Кирилл уже физически ощущал, как они, словно щупальца гигантского спрута, дотягивались до Архангельска и слепо шарили там в поисках абонента, совершенно не торопившегося ответить на поздний звонок. И вот, когда уже терпение Кирилла практически иссякло, а глаза начали непроизвольно определяться с местом на стене, куда в следующее мгновение полетит ни в чем не виноватый телефон, в трубке раздалось:

— Алло, слушаю вас очень внимательно.

— Добрый вечер, — Кирилл сжал волю в кулак и постарался соблюсти хотя бы видимость приличий, — могу я поговорить, с Алексеем Борисовым.

— Я вас слушаю. С кем имею честь?

— Здравствуйте, Алексей. Меня зовут Кирилл Кононов, я звоню из Нижнего Новгорода, и меня просили передать вам привет от Афанасия Никитовича.

— Да вы что, спасибо большое! Как он там поживает? Сто лет его не видел, — искренне обрадовался привету Алексей.

— Нам нужна ваша помощь, Алексей, — не смог далее соблюдать политес Кирилл, — нам очень нужна ваша помощь.

— Слушаю вас, Кирилл, — собеседник тут же проникся серьезностью разговора, и от былого веселья в голосе не осталось и следа.

— Дело в том, что у меня есть девушка, в общем, невеста, — Кирилл все никак не мог подобрать нужных слов, — она родом из ваших мест. Есть там у вас такой районный центр Лешуконский.

— Да есть такой, и что? — Алексей пока не очень понимал, при чем здесь он, и разговор этот начинал уже слегка его тяготить.

— Она пропала Дед, в смысле Афанасий Никитович, считает, что ее похитили.

— Я вам сочувствую.

— А она как раз ехала к родителям в Лешуконский.

— Так, теперь кое-что начинает проясняться. Вы хотите сказать, что она пропала на территории нашей области? Когда, где и при каких обстоятельствах?

— Она выехала из Нижнего два дня назад поездом через Москву. Сегодня утром должна была приехать в Архангельск. Поезд номер шестнадцать, вагон четвертый, место двенадцатое. Примерно в это же время, плюс-минус час, она и пропала.

— Откуда вы узнали о пропаже?

— Лично мне об этом сообщил Дед, в смысле Афанасий Никитович. А он...

— Ну с ним все понятно, — перебил Алексей, — раз сказал "похитили" — значит, похитили. Так, задача мне теперь более-менее ясна. Вы можете переслать мне по "мылу" пару-тройку ее фотографий. Желательно в разной одежде и в разном настроении. Лицо человека заметно меняется в зависимости от настроения и состояния духа во время съемки. И когда в наличии есть несколько вариантов изображения, опознание проводится значительно легче. Минимизируется вероятность ошибки.

— Да, конечно, я уже приготовил несколько фоток, — Кирилл записал адрес электронной почты и продолжил, — я еще приложу адрес ее родителей и их телефон, только учтите, что они пока ничего еще не знают. Она ехала сюрпризом. Если возможно, то разузнайте все на месте аккуратно, так чтобы старики раньше времени не запаниковали.

— Хорошо, договорились. Давайте так, я позвоню вам завтра в это же время и отчитаюсь в том, что удалось накопать, если ничего экстренного не случится. В противном случае, буду звонить сразу же, по мере необходимости. Дайте номер своего мобильника.

Кирилл продиктовал Алексею номер своего телефона, и на этом они расстались, пожелав друг другу спокойной ночи.

Ночь... Странное время суток... Еще с языческих времен, когда люди поклонялись Ра — Богу Солнцу, считалось, что ночь — это время, когда Бог спит и не видит, что творится на Земле. Ночь — это время, когда люди предоставлены сами себе и могут делать все, что захотят. Бог спит, Луна равнодушно наблюдает за всем, что происходит под ней, не мешая людям творить вещи, делать которые днем им либо совсем в голову не приходит, либо просто банально некогда. Вот и получается, что добропорядочный глава семейства выходит ночью на тропу разбоя, а учитель физики начинает слагать стихи. Изнывавшие целый день от безделья юнцы ночью собираются в стаи с тем, чтобы тусить в каком-нибудь клубе до утра, прожигая родительские деньги и собственное здоровье, а мать семейства, хлопотавшая весь день по дому, вместо того, чтобы, уложив спать детей, самой отдохнуть, берет в руки пяльцы и полночи напролет вышивает крестиком никому, кроме нее в общем-то, и не нужную картинку. Ночь находит занятие каждому. Репертуар огромен и практически не ограничен. И лозунг один: "Возможно все! Пользуйтесь, пока Бог спит".

Кирилла ночь развлекала мыслями одна красочней другой. То он представлял себе, как Лада мучается в плену у Кратоса, то — как он благополучно спасает ее из плена. Причем, в первом случае воображение явно работало лучше и изобретательней, чем во втором. И сюжеты были разнообразней, и краски побогаче, и звук что надо, не то, что эти малобюджетные истории со счастливым концом....

Заснуть удалось только под утро, да и то, не заснуть, а так, забыться тяжелым, тревожным, не дающим отдыха сном. Сном, прерывающимся от малейшего шума: будь то сработавшая в чьей-то машине сигнализация или ветка, ударившая в стекло тремя этажами ниже.

Весь следующий день Кирилл провел за компьютером. Он тупо перелопачивал сайт за сайтом, одну поисковую систему меняя на другую. Кирилл просмотрел сотни новостных лент, официальных отчетов и просто банального трепа в блогах и на всевозможных форумах. Он не пропустил ни одной странички, где встречалось бы имя Лада или фамилия Морозова, прошерстил все криминальные хроники в поисках информации о всевозможных странных событиях, произошедших на пути следования поезда Москва — Архангельск (в Москве с Ладой все было в порядке, за это Дед ручался). Ничего. В стране и в мире происходило много всякого, но ничего из этого не было напрямую связано с Ладой и ее исчезновением. Кирилл понимал, что занимается пустой работой, и профессионалы, которые, кстати, уже работают, сделают то же самое, но гораздо быстрее и легче. Но ничего не делать и сидеть просто так, ждать дальнейшего развития событий, он не мог. Лучше уж впустую перекапывать породу, чем сидеть сложа руки. С ума можно сойти от неизвестности и безнадеги. За весь день Кирилл даже ни разу не перекусил, лишь накачивал себя кофе, чашку за чашкой. В результате к концу дня у него сложилось стойкое ощущение, что на его тоненькой, слабой, как соломинка шее выросла огромная, раздутая во все стороны голова, наполненная крутым кипятком. При малейшем движении весь этот кипяток норовил сместиться в одну сторону, перевесить голову на тонкой, неустойчивой опоре и опрокинуть сосуд, окончательно сломав эту странную конструкцию. Плюс к этому кто-то "добрый" насыпал в глаза песка, который при малейшей попытке отвести взгляд от монитора вызывал жуткую резь. Казалось, песчинки в кровь раздирают глазные яблоки и боль, заливающая глаза красным, поднимается вверх, туда, в мозг, где плещется кипящее море. Спас Кирилла от полной потери рассудка телефонный звонок.

— Кирилл, добрый вечер. Это Алексей Борисов.

— Здравствуйте, Алексей. Добрый вечер или нет, зависит от того, что вам удалось узнать.

— Докладываю. Лада Морозова прибыла в Архангельск в восемь тридцать, то есть по расписанию. Сошла с поезда в компании журналиста издательства "Аргументы и факты" Сергеева Леонида, вместе с которым она должна была долететь на вертолете горадминистрации до Лешуконского. На перроне их встречал Максим Родин, журналист газеты "Правда Севера". Он на своей машине должен был отвезти их к вертолету. Ни в вертолете, ни тем более в Лешуконском их не было. Это вкратце, так сказать, по фактам. Теперь подробности, если не возражаете.

— Му-гу, — промычал Кирилл, в том смысле, что какие могут быть возражения, давай скорее свои подробности...

— Так вот, мы нашли супружескую пару Волковых: Тамару Григорьевну и Владимира Николаевича, которые ехали с Ладой и Сергеевым из Москвы в одном купе. Со слов Волковых, Сергеев направлялся в Лешуконский, чтобы сделать репортаж о юбилее Северова Матвея Спиридоновича. Есть у нас там такой на всю область знаменитый долгожитель. Сто десять лет исполнилось сегодня как раз. Этот самый Сергеев и предложил Ладе доставить ее в Лешуконский на вертолете нашей администрации. У него якобы в последний момент заболел фотограф, так что одно место как раз свободно. Впечатление Сергеев оставил достаточно положительное, поэтому Лада после недолгих колебаний согласилась. В Архангельске их встретил местный журналист Максим Родин, в чью машину они и сели. Попутчица Лады, Волкова Тамара Григорьевна, перед самым прибытием поезда, когда собиралась позвонить дочери, смогла незаметно сфотографировать этого Сергеева. На всякий случай, как она сказала. Видимо, жизненный опыт и женская интуиция сработали. К тому же она дала достаточно точное описание Родина, и мы сделали его фоторобот. Да, еще Сергеев дал ей перед расставанием свою визитку. Дальнейшее расследование показало, визитка, которую нам передала Волкова, действительно принадлежит Сергееву Леониду Ивановичу 1961 года рождения, уроженцу города Москвы, работающему в издательстве "Аргументы и факты". Мне даже удалось переговорить с ним.

— То есть?

— А то и есть, что Сергеев ни в какие командировки ближайший месяц не выезжал и не планировал. Более того, накануне у Сергеева пропала барсетка, в которой помимо прочего лежали паспорт и визитки. О чем есть соответствующее заявление в районное отделение милиции. И, кстати, про юбилей Северова они в "Аргументах" знают и даже заказали специальный репортаж своему местному спецкору. Гонять ради одной статьи двух людей из Москвы слишком накладно.

— Значит, подстава.

— Именно, хорошо подготовленная и весьма информированная подстава. Фотография лже-Сергеева, переданная нам Волковой, в Москве опознана не была. Ни по нашей, ни по милицейской базам данных он также не проходил. Для очистки совести я показал фото настоящего Сергеева Волковым, они подтвердили, что с ними в купе ехал совсем другой человек.

— А что второй?

— Со вторым тоже не все ясно. Журналист такой у нас есть, но он уже неделю как на Соловках в командировке, готовит серию статей о монастыре. Я проверил, он оттуда никуда не выезжал, был все время там, есть куча свидетелей. Волковы по фото его, естественно, не опознали, зато Тамара Григорьевна смогла вспомнить номер машины, на которой увезли Ладу. Машина "Форд-фокус" темно синего цвета, государственный номер В283 АК 29 принадлежит Эдику Караваеву. Мелкая шестерка, помощник одного из наших архангельских депутатов. Ни в чем серьезном до сего дня замечен не был. К шефу его у нас вопросов достаточно, но фактов пока не хватает. Осторожный он, и зацепиться не за что, так, одни догадки и предположения. Так вот, со слов этого самого Эдика, шеф накануне велел ему подъехать к Московскому поезду, встать на перроне с табличкой "Сергеев Леонид", представиться Максимом Родиным, журналистом, и делать все, что этот самый Леонид велит. Что собственно этот Эдик и выполнил. Сергеева с девушкой встретил, отвез к ресторану Лагуна, где их вместе с машиной и оставил. Машину велено было забрать утром следующего дня, что он и выполнил. Более того, в бардачке Эдиком была обнаружена пачка сторублевок в размере десяти тысяч. Что произошло с девушкой и ее спутником, куда они делись, он не знает. Машина простояла возле ресторана весь день и всю последующую ночь. Нашелся свидетель, который видел, как из машины выходил Караваев, а вот как из нее вышли лже-Сергеев и Лада, не видел никто.

— И что, все?

— Пока все, дальше пока тупик.

— А как же этот... депутат?

— А что депутат. Ему накануне позвонил неизвестный, передал привет от Рашида Валиевича, тоже личность известная в определенных кругах, попросил помочь с машиной на сутки. Ну почему бы и не помочь уважаемому человеку.

— А Рашид Валиевич?

— А тот, скорее всего, скажет, что никого ни к кому не посылал. И все, концы в воду.

— А звонок, откуда звонили, проследить можно?

— Можно, и даже проследили. Москва, автомат на Ярославском вокзале. Звонил, скорее всего, сам лже-Сергеев, непосредственно перед отъездом. И никакой Рашид Валиевич о нем слыхом не слыхивал. Так что и здесь тупик.

— А зачем же было именем местного журналиста прикрываться? Лада все равно всех журналистов города знать в лицо не может, а вот рисковать тем, что конкретно этого Родина она знает в лицо, по-моему, глупо.

— Я думаю, что это местная инициатива. Этот самый Родин много крови попил шефу Эдика. У него недавно целый цикл изобличительных статей вышел, весьма, надо признать, аргументированных. Вот он и решил навести тень на плетень. Такая своего рода мелкая пакость, а вдруг пригодится. И к тому же встречающий журналист хорошо вписывался в концепцию лже-Сергеева, о чем он, кстати, проинструктировал Эдика по телефону минут за десять до прибытия поезда.

— По-моему, есть все-таки смысл с самим этим Рашидом Валиевичем поговорить.

— Не все так просто, Кирилл, этот дядя, помимо охраны, еще и депутатскую неприкосновенность имеет. К нему и с официальным-то делом не очень и сунешься, чего уж говорить о частном расследовании. Так что, извини, дружище, все что мог, я сделал. Завтра истекает трехдневный срок, как Лада исчезла, можно официально в розыск подавать. Лучше подать здесь в Архангельске, я тогда его на контроле смогу держать, передай Афанасию Никитовичу.

— Хорошо, передам, — Кирилл тяжело вздохнул. Видимо, где-то в глубине души он надеялся на более обнадеживающие результаты, хотя умом понимал, что если Ладу действительно похитил Кратос, то дело это так быстро, как хочется, вряд ли решится.

— Спасибо тебе, Алексей, ты за день такую работу провернул, просто диву даешься. Жаль, что результата немного, но все-таки. Сейчас срочно с Дедом свяжусь, может быть, он что-то еще придумает.

— Да не за что особенно благодарить, я Афанасию Никитовичу всегда готов помочь. Я тебе на мыло фотку этого Сергеева бросил, может пригодиться. Так что, обращайся, если что. И вообще, держите меня в курсе. Чем смогу, всегда помогу.

Голова, про которую Кирилл напрочь забыл во время разговора, вновь дала о себе знать, откликнувшись большим чугунным колоколом на его попытку встать из-за стола. Надо бы лечь на пять минут, расслабиться, прочитать пару формул и привести себя в норму, но некогда: нужно было сначала связаться с Дедом, передать все, что Алексей нарыл, а уж потом собой заниматься.

-Алло, Дед, только что звонил твой Алексей из Архангельска. Есть новости.

— Сейчас буду...

Голос в трубке умолк, и практически в ту же секунду часть пространства в комнате подернулась рябью. Небольшое прозрачное, но слегка искажающее пространство облако проплыло по комнате, остановилось в дальнем от Кирилла углу и вдруг материализовалось в Деда. Он всегда тщательно выбирал "место для посадки", прежде чем возникать в неподготовленном для этого помещении. Всегда имелась возможность столкнуться с какой-нибудь вещью или, не дай бог, человеком. Последствия такого совпадения во времени и пространстве могли быть абсолютно непредсказуемыми.

— Плохо выглядишь, — произнес он вместо приветствия, мельком глянув в красные от перенапряжения глаза Кирилла. И пресекая слабую попытку сопротивления, тут же наложил свои ладони ему на голову. Кирилл прикрыл глаза и блаженно застонал. Боль нехотя покидала облюбованную ею территорию, и этот процесс освобождения нес в себе такое неизъяснимое наслаждение, что Кирилл не сдержался и улыбнулся.

— Ну вот, теперь рассказывай, — удовлетворенно потер ладони Аспер.

Кирилл максимально подробно передал весь свой разговор с Алексеем. Параллельно с этим он открыл электронную почту и распечатал фото лже-Сергеева.

— Так вот, значит, как ты теперь выглядишь, — тихо произнес Аспер, внимательно глядя на фото.

— Считаешь, Кратос сам все это проделал?

— Сам, именно сам, — Аспер постучал по фото пальцем, — он твою Ладу крепко испугался.

— Испугался?!

— Ну может быть, не испугался, но не понял, это точно. Не понял... А он этого не любит.

— И чего же он не понял? — тема, затронутая Дедом, все меньше нравилась Кириллу.

— Сам посуди, сначала он не почувствовал ее кровь. Помнишь, когда на Сейд-озере ты надел ей на руку свой браслет. Это не просто оберег, он блокирует излучение крови арктидов. Когда Кратос разговаривал с вами на озере, он почуял твою кровь арктида, а вот ее — нет, и принял ее за обычного человека. Потом в пещере, когда она вышвырнула тебя из-под его удара, он понял, что ошибся. Вряд ли он увидел, какой ценой это далось Ладе. Когда она теряла сознание, ему уже было не до этого. Но потом у него было время сложить два и два. Лада обладает большой силой и может прятать свою кровь — такого соперника можно если не испугаться, то зауважать, по крайней мере. И, конечно же, он не мог никому поручить операцию ее захвата. Сам. Только сам, — Аспер еще раз постучал пальцем по лицу на фотографии.

— И что нам теперь с этим делать? — нахмурился Кирилл.

— Тебе ничего, — Аспер поднялся с кресла, — отдыхай, все, что ты мог сделать, ты сделал. А мне надо подумать. Попробую просчитать Кратоса, если удастся понять ход его мысли, то мы сможем предугадать его дальнейшие шаги, а значит, и опередить его.

Аспер исчез также эффектно, как и появился, оставив Кирилла с вконец испорченным настроением и невыполнимым наказом отдыхать. Какое тут к чертям собачьим отдохновение. Любимая девушка в руках разозленного на нее, ее друзей, да и на весь белый свет, судя по всему, мага, способного на все, чтобы досадить своему братцу. И в который раз пришла в голову мысль: "Не слишком ли большую цену приходится платить людям за эту многовековую вражду? Вражду существ, которые, по сути, свой шанс жить так, как хочется, в своем мире уже однажды упустили, разрушив его полностью. И вот теперь они пришли в наш мир, учат нас жить, заставляют играть в свои смертельные игры, не особо даже спрашивая нашего желания..." Кирилл любил Деда, уважал его и был ему за многое благодарен, но сейчас, когда Лада попала в беду, подобные мысли нет-нет да и рождались в его голове. Впрочем, однозначного ответа на все эти вопросы он пока не нашел.

Глава 8

Все идет по плану

— Ну как, отошла немного? — в комнату вошла невысокая пожилая женщина, в цветастом ситцевом платочке, концы которого были завязаны не внизу, под подбородком, а сзади, на шее. Традиционная, в общем-то, у русских форма ношения платка, которая сегодня, однако, ассоциируется исключительно с ношением банданы. Несколько седых прядок прикрывали высокий и не по возрасту гладкий лоб. Из-за стекол очков на Ладу смотрели добрые, излучающие свет глаза. Впрочем, это могло Ладе и показаться из-за очков, бликующих на ярком, пробивающемся сквозь маленькие занавески утреннем солнце.

— Давай знакомиться, — голос вошедшей, вкупе с улыбкой и задорными ямочками на щеках оставлял девушке надежду на верность первого впечатления, — меня Ольгой зовут, а здесь все баба Оля кличут. А тебя как?

— Лада, — представилась девушка и попыталась вытереть слезы.

— Поплакала и ладно, слезки они, бывает, и страданья облегчают. Когда поплачешь, на душе светлее становится, как после дождика, и дышится свободней, и головка работает. Давай-ка вставай, одевайся, вон тебе и одежку приготовили. Я сейчас умыться принесу да покушать чего-нибудь.

— Спасибо вам, но я не хочу.

— Ты, Ладушка не дури, тебе теперь сил много надобно, и ясность в голове не помешает. А без еды какая уж тут ясность. Без хлеба куска везде тоска. И не выкай, мне несвычно как-то. Меня тут все баба Оля и на ты зовут. Так-то. А попозже я тебе ведро принесу, до ветру ходить. Этот городской тебя из дому пущать не велел, а нужник-то во дворе, так что пока в ведерко походишь. И чего строжится, не пойму, боится, что сбежишь? Дак куда тут бечь-то, тайга кругом да звери дикие. Тут чтобы сбечь, тропы тайные знать надобно, а так пропадешь только зазря.

— А где это мы, баба Оля?

— Дак знамо где, в тайге. Деревенька тут у нас неприметная, людям неизвестная, а кругом лес глухой.

— А почему вы от людей прячетесь?

— Это все Грязнов, старый черт. Братство тут, вишь, организовал, истинные христиане, тьфу на них, прости господи, — баба Оля сначала плюнула в сердцах, а потом перекрестилась. — Столько лет своими сказками людям головы морочит, а они ему верят, никого, кроме него, слышать не хотят. Ну ничего-ничего, аукнется ему это как ни то, на ершах и щуки давятся.

— Что-то мне кажется, что ты, баба Оля, в его сказки не очень-то и веришь.

— Это потому, что Бог меня не оставил, — она вновь перекрестилась, расстегнула верхнюю пуговицу сарафана, достала с груди маленький золотой крестик и, поцеловав его, спрятала вновь.

— А давно ты здесь, баба Оля?

— Да уж почитай годов двадцать с лишком. Я ведь сюда за Степаном, мужем моим, подалась. Молодая была, в селе нашем фельдшером работала, а Степка мой механизатором. Появился как-то в селе мужик, Никита Кедров. Лет десять шлялся где-то, бичевал, золото на промыслах мыл. Родня уж думала, что совсем сгинул, а тут, поди ж ты, объявился. Да не просто так, а сказки начал по селу рассказывать, дескать, есть в тайге место, где добрые люди живут, истинными христианами прозываются, молятся богу, Пресвятую богородицу почитают, да евангелие, ею собственноручно писанное, читают. И такая, дескать, среди тех людей благодать божия разливается, что живут они своим миром, от мира греховного отделившись, в любви и согласии. И ждет их всех райская жизнь после смерти, ибо только они истину ведают, и лишь им суждено страшный божий суд пережить. Уж такого сиропу разлил, что Степка мой поверил ему безоглядно и за ним подался. А я, дура молодая, за ним. Все надеялась, что любовью своею и верой господа нашего Иисуса Христа, — тут баба Оля вновь крестом себя осенила, — отвоюю Степку в борьбе с бесовским. Но не судьба видать. Степка мой так и прожил жизнь, ереси этой поклоняясь, все Грязнову в рот смотрел и меня все агитировал. А пять лет назад его сосной придавило, вот я одна и осталась.

— А чего же, баба Оля, здесь живешь? Не уйдешь отсюда? Или не отпускают?

— Да кто же меня удержит, да и Грязнов только рад будет, если уеду. Да только некуда мне, девочка, ехать. Мы ведь когда сюда подались, и дом свой, и хозяйство, — все продали. Детей нам со Степой Бог не дал, родители давно уж померли, так что никого и ничего у меня там нет. А здесь..., — баба Оля пожевала в раздумье губами и продолжила, — мы ведь когда сюда пришли, на общину аккурат болезнь навалилась. Сильнейшая температура, рвота и сыпь по всему телу, и ни одной таблетки во всей деревне. Этот дурак Грязнов запрещал людям лечиться бесовскими таблетками, а заставлял молиться Богородице и поститься. Как они до сих пор не поумирали, одному Богу известно. Пришлось мне вспоминать курсы народной медицины, благо бабка моя хорошей травницей была и меня многому научила. Все твердила мне, помню: "На всякую болезнь зелье вырастает". Выходила я тогда больных с Божьей помощью, да так лекарем среди них и осталась. Да и теперь на кого же я их оставлю. Нет уж, видно, мне уж так на роду написано, здесь до самой смерти жить. Видать, это рок мой, а вот тебе, милая, — она погладила Ладу по голове, — не место тут, это уж точно.

— Баба Оля, ты поможешь мне сбежать отсюда? — Лада с надеждой посмотрела в старушечьи глаза и за стеклами очков разглядела вдруг, как серые зрачки бабы Оли подернулись вдруг набежавшей слезой, как сорвалась она из уголка правого глаза и пробежала по щеке. Впрочем, баба Оля быстро взяла себя в руки, вытерла мокрую дорожку на щеке и с нескрываемой горечью в голосе проговорила:

— Эх, милая, разве ж я чего могу? Я ведь тут сама навроде изгоя. Веру их не принимаю, своей держусь, одна только и польза им от меня, когда кого какой ни то недуг скрутит. Грязнов вон меня как увидит, аж перекашивается весь. И терпит лишь потому, что я людей лечу. Все остальные преданы ему и против воли его не пойдут никогда.

— Баба Оля, ты мне только помоги из дома выйти, а там уж я сама как-нибудь.

— Ладно, девочка, поживем — увидим. Авось, чего ни то и придумаем. Тебя там снаружи мужики караулить будут, так что ты зазря на рожон не лезь. Кушай вот давай, а я покуда помолюсь пойду, глядишь, с Божьей помощью и сладим. В одном Грязнов прав: чтобы с Богом общаться, церковь вовсе не обязательна, главное, Бога в душе иметь.

Баба Оля вышла из комнаты, и Лада вновь осталась наедине со своими невеселыми мыслями.

* * *

Кратос навестил Ладу утром следующего дня. Девушка к тому времени окончательно успокоилась и приняла свое нынешнее положение. Лить слезы не имело смысла, выйти из дома, чтобы Аспер смог засечь ее мыслефон, возможности пока не представлялось, поэтому нужно было как-то приспосабливаться к вновь сложившимся условиям и ждать дальнейшего развития событий. Впрочем, пассивно ждать в роли сломленной жертвы она не собиралась, хотя и виду не показывала.

— Доброе утро, Лада, как ты себя чувствуешь? — Кратос смотрел на Ладу дружелюбно и слегка иронично. — Успокоилась?

— Можно подумать, у меня есть выбор, — проворчала Лада вместо приветствия.

— Вот и ладно. Я знал, что ты девушка разумная.

— Ничего, время придет, дедушка найдет меня, и вы тогда обо всем этом пожалеете.

— Хм, дедушка... — хмыкнул Кратос иронично, — как ты его ласково. Меня всегда поражала способность Аспера так дурить вам, людям, голову. Чего-чего, а манипулировать другими Аспер всегда был большой мастак.

— Зря вы так. То, что вы с ним враги, вызывает большие сомнения в вашей объективности.

— А зачем мне это, Ладочка? Я никогда не бегал за дешевой популярностью, тем более глупо искать эту популярность в твоих глазах? Поверь мне, я пытаюсь сохранить максимальную объективность. Сам не знаю, почему, но мне это важно.

— Еще немного, и вы мне бескорыстную дружбу предложите.

— А почему бы и нет, Ладочка, — весело и искренне рассмеялся Кратос, — жизнь полна таких парадоксов, что никакой фантазии не хватит.

— Друзья не роются друг у друга в мозгах без спросу.

— Ну, Ладочка, вы ведь сами меня к этому вынудили. И, кстати, помимо фамилии вашего приятеля, я там невольно еще кое-что интересное обнаружил.

— То, что я на третьем курсе на экзаменах заранее знала, где какой билет лежит?

— То, что ты в корыстных целях институтских тараканов используешь, — хохотнул Кратос, — это твое личное дело. Я о другом.

— Очень интересно.

— Я случайно обнаружил, что Аспер поставил тебе в голову сильнейший запрет на секс. Он почему-то твоей девственностью сильно озабочен.

— Вы все врете.

— Я!? Все вру!? Да я вообще никогда не вру. Ну иногда говорю не всю правду, иногда говорю частичную неправду. Должен тебе, Ладочка, сказать, что абсолютная ложь также бессмысленна, как и абсолютная правда. Я когда-то был довольно близко знаком с Гомером, тем самым, написавшим Одиссею и Илиаду. Он в то время был сильно увлечен темой Троянской войны и сильно переживал, что ему никто не поверит, он ведь не был ее участником. А в то время уже ходили мемуары двух непосредственных участников этих событий. Я ему тогда сказал:

— Дружище Гомер, никогда не пиши всю правду. Она скучна и никому не интересна. Ну разве только двум десяткам ученых мужей. А твои произведения будут читать миллионы.

И я оказался прав. И нужно-то было всего-навсего чуть-чуть изменить место, где происходят события, чуть-чуть изменить причины и цели войны. И результат: его Илиаду читают до сих пор. А кто помнит имена тех самых парней, участвовавших в этой войне и описавших ее не в пример правдивее Гомера? Два-три умника, защитивших диссертацию, да я, обреченный помнить все.

— А как же Шлиман, раскопавший Трою именно там, где указано в Илиаде?

— Да мало ли, Ладочка, во времена Гомера было разрушенных городов на побережье. Я же говорю, ложь, замешанная на правде, как и правда, приправленная ложью, гораздо жизненнее и привлекательнее, чем их абсолютные ипостаси. Я вообще думаю, что правда и ложь — понятия более чем относительные. То, что правда для Шлимана, то ложь с точки зрения Гомера, и наоборот.

— Значит, по-вашему, выходит, что то, что вы сказали про Аспера, правда лишь с вашей точки зрения?

— Вот тут боюсь, Ладочка, тебя разочаровать. К сожалению, это правда с любой точки зрения. В твоей прелестной головке следы очень сильного постороннего вмешательства, настолько мощного, что снять блокировку даже мне не по силам. А я знаю только одного, кто мог бы это проделать, и зовут его Аспер. Для чего он это сделал? Вот задача, над которой я буду размышлять все ближайшее время. И когда я пойму, зачем это ему нужно, тогда я, возможно, смогу тебе помочь от этого избавиться.

— А, может, я не хочу от этого избавляться, — тихо прошептала Лада и отвернулась к окну.

Кратос посмотрел на нее с грустной улыбкой. Эта сильная духом девчонка нравилась ему все больше. Жаль, что она играла за другую команду. И было похоже, что это препятствие было непреодолимым. А раз это невозможно, то нечего отвлекаться и тратить на это силы и время, а делать нужно то, что задумал.

— Я, кстати, Ладочка, узнал, чей именно вы крович, если вам, конечно, интересно.

— И чей же? — Лада повернулась к нему, — в ее глазах читался неподдельный интерес.

— Ну что за глаза, — поразился Кратос, — прямо бирюза сплошная. А как светятся!!! Даже обидно, что не я тому причина, — и продолжил, — была среди нас девушка по имени Лелия. Занималась выведением разного вида животных. Сейчас бы ее назвали био-инженер. Тогда она была просто ученый, один из многих, — Кратос замолчал, задумавшись. Мысль его улетела в те далекие времена, когда их еще было много, когда они с упоением и азартом осваивали вновь обретенную планету, строили планы на будущее и, главное, были единомышленниками.

— У меня с Лелией даже когда-то роман был, правда, недолгий. В ту пору мы уже знали, что не можем иметь детей, и нравы среди нас царили весьма легкие. Мы быстро сходились и также быстро и легко расставались, не строя постоянных отношений, подразумевающих счастливую жизнь на долгие годы, детей, внуков и смерть в один день.

— Она была красивая?

— Да, очень. Не могу тебе сейчас точно описать цвет ее волос и глаз, во-первых, наши женщины постоянно их меняли, а во-вторых, все-таки достаточно много времени с тех пор минуло. Но то, что она слыла среди нас первой красавицей — это точно.

— Жаль..., — задумчиво произнесла девушка.

— Не понял. Чего тебе жаль? Того, что красавица была?

— Нет, конечно. Того, что увидеть ее не смогу никогда. Очень хотелось бы.

— Ну уж тут, увы, ничем помочь тебе не смогу, — Кратос замолчал, то ли давая Ладе переварить новую информацию, то ли вспоминая минувшее. Девушка тоже сидела тихо, углубившись в свои мысли, вспоминая маму и бабушку, слывших в свое время записными красавицами...

— Кстати, Ладочка, — вдруг нарушил повисшую паузу Кратос, — а ведь ты ее видела.

— Как это? — глаза девушки удивленно округлились, в очередной раз обдав синевой собеседника.

— Ну что за взгляд! — вновь пронеслось в голове Кратоса, — чуть изменилось настроение, а может даже, освещение — и на тебе, цвет уже другой. Как очаровательно он меняется: от бледно-голубого в гневе, до темного ультрамарина в любопытстве.

— Помнишь, саркофаг, возле которого вы стояли в Хранилище?

— Да, там еще женщина красивая лежала — Виола, кажется.

— Это ее сестра-близнец. Они были похожи, как две капли. И в жизни у них было много общего, только вот профессии разные, поэтому Лелия была во второй группе с учеными, а Виола — в третьей, с техническим персоналом. Бедняжкам так и не суждено было встретиться после "хроноэмиграции".

— Как жалко, — повторила девушка, и синее море в ее глазах качнулось, готовое выйти из берегов. — Такие красивые..., столько лет жить рядом с телом сестры и не иметь возможности увидеть ее живой..., изо дня в день смотреть на свою кровиночку, лежащую в гробу, знать, что можешь в любой момент оживить ее и тем самым убить окончательно... Кошмар!!!

— Вот оно! Как же я сам не догадался, древний дурак, — Кратос чуть не подскочил от внезапно возникшей догадки. — Кровиночка, конечно же! Кровь близнецов идентична. Если кровь Виолы смешать с кровью Лады, то Виола возродится в теле девушки. Аспер нашел способ оживить еще одного арктида. И наверняка, игла Лелии у него наготове. Вот зачем нужна братцу эта девчонка. Ну что же, это совсем не отменяет мой план, а лишь добавляет перчику в процесс его реализации.

— Видишь, Лада, я ничего от тебя не скрываю. Просто нет такой необходимости. Более того, я даже готов разрешить тебе выйти из дома...

-...?

— ...но при одном условии.

— Ну, разумеется.

— Я ведь понимаю, что стоит тебе только появиться снаружи, как Аспер тут же засечет твой мыслефон и пришлет сюда бригаду своих подручных, или того хуже, явится лично. А мне, в силу определенных обстоятельств, пока встречаться с ним лично не резон.

— И какое же условие?

— Есть два пути, чтобы закрыть мыслефон: первый — этот, — Кратос сдвинул волосы со лба и показал девушке едва видимый рисунок. — Это магическая татуировка. Чтобы сделать тебе такую же, придется обрить тебя наголо.

Девушку буквально передернуло от этой перспективы.

— Но есть и другой способ, — меж тем продолжал Кратос, — это магический амулет. Если ты дашь мне слово никогда не выходить на улицу, не надев его, вопрос будет снят.

— И что мне помешает в один прекрасный момент его нарушить?

— Ладочка, я достаточно хорошо тебя узнал, чтобы быть уверенным, что если ты пообещаешь никогда не выходить из дома без амулета и никогда не снимать его, пока ты вне этих стен, то мне этого будет достаточно.

— И что это за амулет? Какая-нибудь дурацкая кастрюля с кривыми ручками, которую я должна буду надевать, выходя на улицу. Если это так, то я лучше не буду выходить отсюда вовсе.

— Ну что ты, зачем же кастрюля, — Кратос плавно повел рукой, как бы запуская ее в невидимый карман, и через мгновение в ней оказалась изящная диадема с закрепленным в центральной части светло-зеленым с красными вкраплениями камнем. Два полуобруча, выполненные из витой проволоки белого металла, сходились к центру, постепенно расширяясь в высоту. Пространство между ними было заполнено ажурным узором из металлических завитков, в стиле, напоминающем филигрань. Тут и там дополнительный объем украшению добавляли вкрапления зерни — маленьких металлических капель-шариков из желтого металла, скорее всего, из золота. В центре, в самой широкой части диадемы, был вправлен камень. Изделие выглядело изящно и, судя по всему, стоило немало.

— Вот так вот сейчас драгоценности девушкам дарят, — тем не менее проворчала Лада, — ни тебе бархатных коробочек с ажурными застежками, ни сафьяновых подушечек.

— Помилуй, Ладочка, — улыбнулся Кратос, — я ведь у тебя не руки и сердца прошу. Задача у меня сейчас менее романтическая, поэтому и подход сугубо деловой. Мне сейчас, поверь, не до церемоний. Я ведь мог обойтись и более простым изделием, однако не хотелось портить безвкусицей твою прелестную головку. Прими уж как есть. Прошу заметить, диадема сия выполнена из платины с местного рудника, а золотые вкрапления — из здешнего же прииска, принадлежащего коммуне.

— А я думала, что у нас в стране все ископаемые драгметаллы принадлежат государству, — перебила его девушка.

— Государство тоже так думает, и вы оба ошибаетесь. Но не это сейчас главное. Вся прелесть этого украшения скрыта именно в этом камне. Это — гелиотроп, иногда его еще называют кровавиком, или кровяной яшмой. Помимо декоративных достоинств обладает еще рядом преимуществ, мало известных неспециалистам. Древние египтяне считали, что камень этот выполняет желания владельца и заставляет окружающих верить всему, что бы тот ни сказал. А еще, дескать, он способен открыть перед владельцем любую дверь и даже разрушить каменную стену. В средние века считали, что камень способен управлять погодой, может подарить хозяину долгую и здоровую жизнь. А вот в Южной Америке, откуда, собственно, и прибыл именно этот камешек, индейцы Майя применяли амулеты в виде сердечка, сделанные из этого камня, для остановки кровотечений. От себя лично добавлю, что все эти мифы и легенды имеют под собой вполне реальную основу, надо только слова заветные знать. Но для нас интересна другая особенность данного минерала: при соответствующей обработке он способен блокировать мыслефон человека, на чьей голове он в тот момент располагается. А это, согласись, в нашем случае, весьма полезное свойство. Итак, если ты дашь мне слово никогда не снимать диадему за пределами этого дома, то я разрешу тебе свободное перемещение на территории поселка. Можешь, конечно, уходить и дальше, просто там я твою безопасность не гарантирую.

Лада молчала, не зная, что ответить. С одной стороны, выйти из надоевших четырех стен — страсть как хотелось, с другой, — чувствовался во всем этом какой-то подвох, природу которого она пока понять не могла, и оттого предложение Кратоса ее слегка настораживало.

— Я жду твоего решения, — поторопил ее размышления Кратос.

— Хорошо, я согласна, — соблазн выйти на свежий воздух все-таки взял верх.

— В таком случае произнеси слово в слово: "Даю слово, что не выйду из дома, где сейчас нахожусь, не надев на голову эту диадему, и не сниму ее все время, пока нахожусь вне стен этого дома".

Лада повторила фразу слово в слово и приняла диадему из рук Кратоса. Подойдя к зеркалу, девушка тут же примерила ее на свою голову и полюбовалась отражением. Неизвестный мастер, если он вообще существовал, в точности угадал и с размером и с подбором металла. Мало того, что диадема пришлась впору, так и еще и подошла к ее волосам и цвету глаз идеально. Лада искренне любовалась украшением, напрочь забыв историю ее появления на своей головке.

— И когда я смогу выйти? — спросила она.

— В любой момент, как только захочешь. Если хочешь сейчас, то я позову бабу Олю, она тебе тут все покажет.

— Зачем вам это, Леонид? — решилась наконец спросить Лада, — чувствую какой-то во всем этом подвох, а какой, понять не могу.

— Да какой, к чертям собачьим, подвох, — Кратос тяжело вздохнул и обреченно махнул рукой. — Я сейчас очень слаб и никакой угрозы для Аспера не представляю, и он об этом прекрасно знает. Я, Ладочка, устал от нашей с ним войны и не хочу больше ее продолжать.

— А не потому ли вам, Леонид, мира захотелось, что вы сейчас ослабли и Аспера просто-напросто боитесь.

— А это уж как тебе будет угодно, только прошу заметить, — его глаза вдруг на миг полыхнули злым огнем, — я ведь тело не первый раз меняю, и слабость эта каждый раз появляется, как и у Аспера, впрочем. А вот воевать расхотелось впервые.

— Ну а я тогда здесь причем?

Кратос уже взял себя в руки и ответил спокойно и даже с иронией:

— Ты, Лада, будешь моим послом доброй воли, хоть и не по доброй воле. Я хочу, чтобы ты убедила его заключить со мной мир. Мир, который, в конечном итоге, выгоден нам обоим.

— Хорошо, отправьте меня обратно, хотя бы даже в Архангельск, я сразу же свяжусь с Аспером и передам ему ваше предложение.

— Если бы все так было просто, — Кратос посмотрел на нее с затаенной грустью, — одного моего желания недостаточно. Тут нужна добрая воля обеих сторон. А в желании мира со стороны братца я совсем не уверен. И поэтому ты в наших с ним переговорах будешь не только посредником, но, уж извини за цинизм, и гарантией, что такие переговоры вообще состоятся.

— И как вы себе это представляете?

— Пока еще не знаю. Я над этим думаю. А тебе придется какое-то время еще потерпеть.

С этими словами Кратос, не попрощавшись, вышел из комнаты.

* * *

Неожиданный поворот истории заставил Ладу крепко задуматься. Она еще раз глянула на свое отражение в зеркале, полюбовалась сверкающим в волосах чудом и аккуратно положила диадему на стол.

— Будет еще время поносить. Что же сейчас произошло? Насколько искренним был со мной Кратос? Неужели это действительно шанс прекратить многовековую вражду братьев? Если так, то почему он избрал такой, не самый красивый путь к началу перемирия? А с другой стороны, такая страховка, пожалуй, единственно возможное решение в его ситуации. Как же поступить? Ох, как не хватает сейчас дедушки. Нужно каким-то образом дать о себе знать... Из дома выйти можно, но Кратос взял слово, что я не сниму диадему, а значит, не смогу подать дедушке сигнал. Конечно, слово можно и нарушить, но, во-первых, совестно как-то, не в ее правилах слово данное нарушать, а во-вторых, и страшно. Уж больно обещание было обставлено как-то особенно, почему-то его фразу нужно было повторить именно буква в букву? Нет ли тут какой-то магической хитрости. Нарушь я обещанное, и случится что-то страшное, вдруг, например, в жабу превращусь? Кто этих магов знает, что у них на уме. Нет уж, лучше пока поостерегусь и диадему на улице снимать не буду...

— О чем задумалась, девонька, — прервала ее размышления баба Оля, — ты думку-то трижды вокруг головы оберни, да раз выскажи.

— Да так, — неопределенно пожала плечами девушка.

— Ух-ты, неужто супостат свататься приходил? — баба Оля заметила лежащую на столе диадему и теперь с интересом ее разглядывала.

— Да нет, что ты, баба Оля, — улыбнулась Лада, — это не подарок, а скорее, цепь кандальная.

— Это как так?

— Да вот, он мне условие поставил, дескать, я могу из дома выходить, но только если на голове вот эту штуку носить буду. А без нее ни-ни.

— Что за прихоть такая странная. Вещь, конечно, красивая, но силком красоту разве носить заставишь?

— Выходит, что и заставишь, — вздохнула Лада, — и на волю страсть как хочется, и надевать ее нельзя. Нет, надеть, конечно, можно, только тогда друзья мои про меня так ничего и не узнают, а значит, и на помощь не придут.

— Ой, девонька, загадки загадываешь, а мне старухе и не разгадать.

— Да какие загадки, бабушка. Там, — она махнула рукой куда-то вдаль, — у меня есть дедушка... ну, он мне не совсем дедушка, в смысле, не родной... хотя, конечно, совсем как родной. Ох, что-то я совсем запуталась и тебя, наверное, запутала, — остановила свой рассказ Лада.

— А ничего, говори, как можешь, а я, чего непонятно будет, и переспросить могу.

— Так вот, — девушка собралась с мыслями и продолжила, — дедушку этого Афанасий Никитович зовут. Он много чего разного умеет. Может раны заговаривать, может будущее видеть, может даже живую или мертвую воду сотворить.

— Неужто и впрямь, я-то про живую воду только слышала, да думала, сказки все это. А дед твой, видать, волшебник. Эх, мне бы с ним сойтись, науке поучиться. У него как, небось, и бабка какая под боком имеется?

— Нет у него никакой бабки, и зря ты мне, баба Оля, не веришь, — вроде как обиделась Лада.

— Отчего же не верю? Верю. Я, девонька, на свете долго живу и чудес разных повидала. Раз говоришь, может, значит, может.

— А еще он может меня на любом расстоянии чувствовать. Если захочет, вмиг увидит, где я и что со мной. И вообще, он много чего чудного умеет. А Леонид об этом прекрасно знает, поэтому и не пускает меня на улицу без диадемы.

— И где же этот супостат такую диковинку раздобыл?

— Сам и сделал. Он такой же, как дедушка. Тоже много чего может. Только злой он, недобрый.

— Колдун значит, я так и знала, — сказала, как приговор вынесла, баба Оля, — я его как сразу увидела, так силу его черную почуяла. Неужто и дед твой колдун?

— Нет, что ты, баба Оля, — Лада от нее даже слегка отпрянула, — дедушка добрый, он не колдун, он волшебник.

— Ну и что же нам теперь с тобой делать, девонька?

— Я не знаю, баба Оля, — глаза Лады вновь налились слезами, — боюсь, я формулу магическую произнесла, и теперь, если сниму диадему на улице или вообще без нее выйду, беда какая-нибудь страшная случится.

— И что же это за формула такая страшная?

— Да слова как бы обычные, — Лада слово в слово повторила свое обещание, данное Кратосу.

— Даю слово, что не выйду из дома, где сейчас нахожусь, не надев на голову эту диадему, и не сниму ее все время, пока нахожусь вне стен этого дома, — баба Оля медленно повторила всю фразу, пожевала губами в раздумье и произнесла, тщательно взвешивая каждое слово. — Вот что я тебе девонька скажу: фраза эта на заговор не похожа. Но кто их, этих колдунов знает, чего они там удумать могут. У всякого Ермишки свои делишки. Коль он от тебя слова эти потребовал, да еще и повторить велел в точности — неспроста все это. Нельзя тебе, Ладушка, слово свое нарушать, никак нельзя.

Глаза Лады окончательно потухли. Она и сама все понимала, но теперь, услышав это от другого человека, осознала вдруг всю безнадежность ситуации.

— Ты что это, девонька, — вскинулась баба Оля, увидев, как вдруг посерело ее лицо, — а ну-ка давай не кисни, надевай свою корону и айда гулять, я тебе деревню нашу покажу, с людьми познакомлю, а там, глядишь, что-нибудь обязательно придумаем.

Сколько Лада провела взаперти? День, от силы два, а ей показалось, что несколько лет. Лада вышла на крыльцо и блаженно зажмурилась от яркого солнца, плеснувшегося в ее глаза веселыми брызгами. Свежий ветерок принес легкий аромат цветов и хвои, где-то в раскидистой кроне могучего кедра, выросшего практически вплотную к дому, запела неведомая птаха, приветствуя новую живую душу, явившую, наконец, честному народу свой облик. Впрочем, честной народ не очень-то и торопился поглядеть на гостью. Деревня была необычайно пустынна: ни людей, ни животных, даже деревенских собак не то что видно, даже слышно не было.

— Баба Оля, а чего пусто-то так, даже ребятишек не видать?

— Дак у нас ведь тут как: мужики кто на рыбалке, кто на охоте, а кто и на промысле. Бабы в основном в лесу грибы да ягоды собирают, а кто по избам сидит, те тоже при деле, по улице бегать недосуг. Девки, кто постарше, в тайге при матерях, а ребята взрослые с отцами. Ну а мелюзга с мамками дома сидит, да и не так уж и много детишек в деревне-то. Народ у нас нелюдимый, гостей не жалует, живет своим миром и к чужакам осторожен, так что не удивляйся, если за цельный день ни одной души не встретишь. Разве что к вечеру все на проповедь соберутся, да только не факт, что тебя саму туда пустят.

— А что за проповедь, баба Оля?

— Да Ипатич народ в большом доме собирает, — бабка махнула рукой в сторону большой избы, разместившейся под огромным кедром. — Почитай, каждый вечер народ собирает и мозги им своей ересью засоряет. И ведь что характерно, верят люди ему безоговорочно, точно дурманом каким опоены. Я ведь поначалу пыталась с этим бороться по-своему: и к душе взывала, и к богу — без толку, — она обреченно махнула рукой. — Никаких слов против басен его слышать не хотят. Чуть только не разругалась со всей деревней, а потом и отстала. Живите, как хотите. Нельзя же с людьми в постоянной контре жить, это уж не жизнь, а тоска смертная получается. Вот так и живу среди них вроде как и не чужая уже давно, а все не своя.

Баба Оля обвела грустным взглядом деревню и умолкла. Лада, не зная, как отвлечь ее от невеселых мыслей, обратила вдруг внимание на то, что все дома в деревне были построены или возле больших деревьев или вообще вокруг стволов, так что крыши их были полностью скрыты кронами.

— Это чтобы деревню нашу, — ответила на ее вопрос баба Оля, — с самолетов не видно было, ведь про нее ни одно начальство в стране не знает. Это так Ипатич повелел строиться, когда община только начиналась. Раньше-то тут деревня была. Вон там, — она показала вдаль, где чернели остатки каких-то строений, по самые крыши заросшие бурьяном и травой. — Властям-то только эта деревня и известна. Брошена она давно, еще когда первые поселенцы появились, здесь уже одни гнилые развалины стояли. Никому эта деревня не нужна, никто сюда и не суется. А про нас они и слыхом не слыхивали.

Они шли по деревне от дома к дому, баба Оля рассказывала историю их общины, говорила, кто в каком доме живет, давая краткую характеристику его хозяевам и историю их появления в общине. Несмотря на всю разность судеб, было что-то общее во всех этих историях. Все они, так или иначе, не смогли реализоваться в обычной жизни, и именно неустроенность в быту или в личной жизни привела их сюда, в общину. Старик Ипатич принимал всех, кто приходил, не зависимо от того, приходил ли человек со своим скарбом или вовсе с одной котомкой за плечами, остался ли кто-то у него там, за лесом, или он по жизни был один как перст. Впрочем, община пополнялась не часто и не очень-то к этому стремилась. Обычно новичков приводил кто-то из старожилов, что автоматически служило своего рода рекомендацией. И ни один из общинников, будь-то старожил или новичок, никогда не предпринимал попытки общину покинуть.

Лада слушала рассказы старушки вполуха. Ее не оставляла мысль о том, что вот совсем недавно произошло нечто такое важное, и произошло это во время их разговора с бабой Олей в доме. Лада пыталась восстановить их беседу, стремясь понять, что же такое важное зацепило ее подсознание. И вот когда ее воспоминания достигли момента, где она повторяла бабе Оле данную Кратосу клятву, девушку вдруг осенила догадка:

— Вся клятва построена от первого лица: "Я даю слово надеть... я даю слово не снимать..." А если диадему снимет с меня кто-то другой? Баба Оля, например. Она-то ведь слова Кратосу не давала. Риск, конечно, есть. И рискую здесь не только я, но и тот, кто снимет диадему. Могу ли я взять на себя такую ответственность? Имею ли я право рисковать здоровьем, а то и жизнью другого человека. Нет. И Кратос знал это, и поэтому не боялся такой формулировки, а может быть, и наоборот, специально все подстроил, чтобы спровоцировать меня на такой ход и сделать меня виновницей чужого несчастья. Ну уж дудки, ничего у вас, господин хороший, не получится.

— И чего такого завлекательного в его сказках? Никак не пойму, — прорезался сквозь размышления девушки голос бабы Оли, — почитай, ведь все тут только благодаря его россказням и живут. Одну меня вот любовь да случай привели.

— Случай? Случай!!! Вот что не учел колдун. Мне не обязательно самой снимать диадему, могу ведь я ее, например, случайно уронить. И тогда в произошедшем не будет виноват никто, кроме несчастного случая. Ну при самом худом раскладе Кратос обвинит меня. Тогда значит судьба. А отдаться полностью на его волю, это еще хуже. Осталось только понять, как это сделать? Если ходить по улице и трясти головой, вряд ли это будет случайностью. А вот если бы я, например, споткнулась и падая потеряла диадему, — это могло бы сойти. Благо корней, торчащих из-под земли, тут достаточно, так что, зацепиться ногой за один из них труда не составит. Но ведь и споткнуться нужно так, чтобы выглядело все натурально. Лучше всего проделать это на бегу, тогда и грохнуться можно как следует, и корона наверняка свалится. Но с чего бы это мне вдруг начать по деревне бегать. В спортивный образ жизни никто не поверит. А чего вообще девушка может ни с того ни с сего побежать? А с того, что ее кто-то или что-то напугает. И кто же меня здесь может напугать, если во всей деревне ни души, а кто и есть, так сами по домам прячутся? Эх, был бы здесь какой-нибудь бык бешеный или собака злая.

Лада даже остановилась от поразившей ее идеи, — интересно, а смогу я в этом венце, с какой-нибудь живностью контакт наладить? Нужно попробовать, только не сейчас, а когда одна останусь. Ни к чему старушку пугать, а то последнего союзника лишусь.

С трудом дождавшись ночи, когда вся деревня уснула, Лада, предварительно надев на голову диадему, вышла на крыльцо. Все попытки прощупать окружающее пространство изнутри дома не привели ни к чему. Видимо, экран, который навел на дом Кратос, был настолько мощным, что не пропускал никакое излучение. Осталось попробовать проделать все это вне стен "темницы", хотя надежд на удачу у девушки оставалось все меньше. Лада села на крыльцо, прикрыла глаза и попыталась расслабиться. Не без труда, но вскоре ей это все-таки удалось. Дыхание девушки стало ровным, размеренным и глубоким. Плечи девушки были опущены, руки вольно лежали на коленях, тело было неподвижно. То, что девушка дышит, выдавали лишь ее живот, плавно вздымающийся в такт вдохам, да трепещущие на выдохе ноздри. Тьма перед закрытыми глазами девушки постепенно рассеивалась и заполнялась цветными линиями и пятнами. Лада окунулась в окружающее ее информационное поле. Она уже соскучилась по этому ощущению полета, полета в космосе, но не в том пустом, безвоздушном пространстве, окружающем планету, а в пространстве, заполненном информацией. Информацией разной: и о том, кто здесь живет, и о том, кто что думает, и о том, что было и что будет. Слоев множество, как в слоеном пироге, они живут каждый своей жизнью, иногда абсолютно изолированно, иногда переплетаясь друг с другом, перетекая один из другого, постоянно меняясь, рождаясь вновь и умирая. Но даже умирая, они не исчезают никуда, а просто переходят на другой, более сложный и труднодоступный уровень, где вновь проживают свою жизнь. С тем чтобы в конце ее перейти на уровень следующий. И так до бесконечности.

Лада не так давно научилась выходить на этот первый уровень информационных полей — эмональный, как его называл Аспер. Именно на этом уровне хранится эмоциональный фон всех живых существ на планете, хранится недолго и постоянно изменяется, вторя чувствам и мыслям носителя информации.

Даже здесь не все поля были доступны Ладе. Но что она точно хорошо умела — это чувствовать животных, вступать с ними в контакт и даже управлять ими при желании. Видимо, из-за действия диадемы сфера обзора, которую могла просканировать девушка, была заметно сжата и ограничивалась радиусом порядка двадцати метров. Но даже этого хватило Ладе, чтобы почувствовать вблизи себя и маленькую птичку в ветвях дерева, и семейство мышей под полом дома, и другую мелкую живность, занятую ночной таежной жизнью. Но что особенно порадовало девушку — это большой пес в соседнем доме. Среднеазиатская овчарка — Алабай, крупный сильный кобель, с ярко выраженным чувством собственного достоинства. Такой просто так лаять и кошек гонять не будет, но и чужого на свою территорию не пустит. Сейчас он спокоен и даже мечтательно меланхоличен, но Лада не сомневалась, когда ей это будет нужно, она сумеет сделать так, чтобы он напал на нее, пусть даже понарошку, играя. Девушка же может испугаться даже играющую собаку. Когда на тебя летит этакий-то "теленок", кому охота разбираться, поиграть он с тобой хочет или непосредственно в горло вцепиться. От такого "игруна" лучше все-таки держаться подальше. Вот она и побежит от него, а потом споткнется, да так "удачно", что венец с головы и слетит. А Асперу, чтобы ее засечь много времени не надо, уж в чем-чем, а в этом Лада не сомневалась. Только устроить все это нужно не сейчас, а на глазах как можно большего числа зрителей, которые подтвердят при случае ее версию происшествия. А посему операцию переносим на завтрашнее утро, когда деревня проснется, и народ на работу потянется.

Лада вернулась в реальность и с легким сердцем отправилась спать.

Глава 9

Лада начинает действовать

Солнце уже взошло, но еще было не виднό. Лишь верхушки деревьев вдруг засветились золотом, да небо, спрятав звезды, посветлело до бледно-синего. Вода озера, отразив небосвод, тут же из черной превратилась в белесую. Воздух наполнился прохладной влагой от стелящегося над водой тумана и легкими ароматами хвои и просыпающихся цветов, распускающих свои яркие лепесточки навстречу встающему солнцу. Птицы, посвистывая и радостно вскрикивая, сообщили миру о рождении нового дня. Впрочем, птиц еще не много, и голоса их еще достаточно редки и одиноки.

Посредине круглой чаши озера одиноко покачивалась деревянная лодка с неподвижно замершим рыбаком. Все его внимание было приковано к двум мерно покачивающимся на воде поплавкам. Вот-вот должен был начаться утренний клев. Накануне ночью именно в этом месте он оставил кормушку с прикормом из теста, замешанного на пшеничных сухарях, толокне, подсолнечном жмыхе и растительном масле с сухой кровью. Всю ночь прикорм источал привлекательный запах, разносимый неспешной водой по всему озеру, так что к утренней зорьке ожидался большой наплыв голодного и жадного до еды ельца. Местные мужики еще называют его чебак. Рыбка хоть и не очень большая, сантиметров двадцать-двадцать пять максимум, но невероятно вкусная, особенно жареная на масле с лучком, да под сметанку, м-м-м...

Рыбак сидел, стараясь не делать лишних движений, ибо елец — рыбка пугливая, и малейшая тень на воде от удилища или от самого рыбака — и стайка порскнет в разные стороны и вернется к прикормке уже только спустя некоторое время, да и то при условии полной тишины и покоя. Поэтому и лодка была развернута кормой к восходящему солнцу, чтобы тень человека не выходила за ее границы, и удочки полностью лежали внутри лодки, выставив за борт лишь самую тонкую часть удилища.

Раньше Кратос не замечал в себе такой странной любви к рыбалке. Только появившись здесь, в таежной общине, он, прознав про это озеро, расположенное неподалеку от деревни, вдруг испытал такое страстное желание посидеть с удочкой, что не смог, да и не захотел с ним бороться. Он взял у Ипатича лодку и снасти и, приготовив приманку по всем правилам рыбацкого мастерства, отправился на озеро. И теперь почитай каждую зорьку Кратос встречал на озере. Три-четыре ельца на утреннюю жареху и плюс к этому невероятное душевное отдохновение и полная расслабленность, как в теле, так и в мыслях. Страсть к рыбалке, судя по всему, досталась ему от прежнего хозяина этого тела, Коржикова Василия Петровича. Так частенько бывало, что какие-то особенные привычки, характерные жесты или фразы навсегда прикреплялись к "телу" и проявляли себя в самые неожиданные моменты, несмотря на то, что новый хозяин полностью подавил ментальную сущность старого. Он полюбил в эти тихие утренние часы, позволявшие ему побыть наедине с собой, подвести итоги дня прошедшего и наметить задачи на день следующий.

— Так, что мы имеем? — размышлял Кратос, глядя на неподвижные пока еще поплавки. — День прошел, а Лада так и не решилась снять блокатор мыслефона. Неужели я в ней ошибся и нужно было не городить огород с диадемой, а просто вывести ее на пару минут на улицу, чтобы братец засек ее местонахождение, да и запереть снова в доме.

По какой-то пока не понятной для Кратоса причине ему не хотелось поступать с девушкой грубо и жестко. Поэтому и была придумана комбинация с диадемой, чтобы спровоцировать Ладу на то, чтобы она все-таки послала сигнал Асперу. А тот уже в свою очередь отправил бы Кирилла на выручку. Но Лада, прогуляв по деревне целый день, так ни на что и не решилась.

— Видимо, я что-то перемудрил. Дам ей еще сутки, а потом придется что-то придумывать. Видимо, что-то я в ней до сих пор не понял.

Впрочем, непонятного в девушке было предостаточно. Чего стоит хотя бы ее принудительная девственность.

— Какого дьявола это Асперу понадобилось? Братец ведь просто так ничего не делает. Допустим, он хранит девчонку для себя, в нынешнем теле он по каким-то причинам ничего сделать не может, поэтому поощряет отношения Лады с Кириллом. Потом, поменявшись с ним телами, сможет овладеть уже подготовленной девушкой. Возможно, но зачем!!! Зачем так сложно? И причем тут девственность? За столько-то лет жизни предрассудки по поводу девственности уж всяко должны были пропасть.

Поплавок дернулся и резко ушел на глубину. Кратос, стараясь не делать резких движений, потянулся к удочке и коротко дернул ее вверх и в сторону, подсекая клюнувшую рыбку. Почувствовав приятно порадовавшую сердце тяжесть на конце лески, он начал аккуратно выбирать ее, вращая катушку, и только когда уже у самой поверхности серебром мелькнул бок ельца, он позволил себе сдвинуться к краю борта, чтобы подцепить добычу коротким подсадчиком и вытянуть ее в лодку. Средних размеров елец, лишившись воды, судорожно забился в сетке, выгибая упругое сильное тело. В немом крике он распахивал рот с крепко и глубоко засаженным крючком, таращил свои круглые глаза, разглядывая человека, и думал, небось, про себя: "Жадность фраера сгубила...", если, конечно, умел думать. Кратос подхватил упругое дергающееся тельце, оставляющее на пальцах зеркальные чешуйки, выпутал его из сетки и, сняв с крючка, опустил в садок.

— Процесс пошел, — пробормотал довольный рыбак. Его совсем не волновал размер рыбешки, его интересовал сам процесс: тщательная подготовка накануне, предвкушение момента, когда вдруг дрогнет и рванет на глубину поплавок, короткая, но яростная борьба и, наконец, вот он трофей: бьется бессильно в твоих руках, пачкая их чешуей, слизью и кровью, источая ни с чем не сравнимый запах только что пойманной рыбы.

Аспер насадил на крючок пару свежих опарышей и аккуратно опустил снасть вводу.

— Так, ну и зачем ему девственница? Что за прихоть такая странная? — вернулся он к своим размышлениям.

— Зачем-зачем, для чистоты породы, вот зачем! — мысль, прозвучавшая в голове, не принадлежала Кратосу, и в первое мгновение он даже опешил, но тут же взял себя в руки:

— Ба, да это никак Петрович проснулся! Это как же ты умудрился, дружище?

— Понятия не имею. Видно, у тебя недоработочка какая получилась, — отозвалось сознание бывшего владельца тела.

— Может быть, может быть. А ты знаешь, я даже рад. Что-то я последнее время заскучал. А так, глядишь, будет с кем словом перемолвиться на досуге. Только как же ты все-таки сюда пролез? Надо будет этот вопрос обдумать.

Несмотря на то, что Кратос оправился от новости, некая растерянность и нестройность в мыслях все же имела место. Часть его внимания и силы была направлена на то, чтобы сканировать пространство, ожидая момента, когда Лада решится снять диадему. Видимо, поэтому Кратос пропустил момент, когда из глубин подсознания прорвалась матрица Коржикова. Первым сигналом была внезапно вспыхнувшая страсть к рыбалке, но он не обратил на это внимание, ну а уж потом, когда попалась рыбка и приятные эмоции возбудили волну воспоминаний, занятое другим, сознание Кратоса "переключило тело на автопилот" и пропустило в себя чужие мысли.

— Так, что ты сказал, Петрович? Что-то там про чистоту породы? Я не совсем уловил.

— У меня приятель был — кинолог. Так вот, когда ему попадалась особо породистая молодая сука, он берег ее, как зеницу ока, и первую ее вязку делал всегда с самым титулованным кобелем, с королевской родословной. Этакое право первой ночи. Он говорил, что если первое потомство у суки будет от такого папаши, то и весь остальной приплод, даже если кобели будут поплоше, в пределах разумного, конечно, будет чрезвычайно удачным. Вот я и говорю, что он чистоту породы хочет сохранить.

— Интересная мысль...

— Ну я не знаю... может быть, я и не прав... я ведь в твоих магических делах не очень то и понимаю... — тут же пошел на попятную Петрович.

— Стоп! — прервал его Кратос, — Петрович, мне каша в голове не нужна. Раз уж сумел сюда пролезть — сиди тихо и не высовывайся. Говорить будешь, только когда я разрешу. Будешь перебивать и отвлекать, заколочу обратно, теперь уж навсегда. Понял?

— Да.

— Вот и хорошо. Теперь молчи, я думать буду. Значит, что мы имеем. Лада — фактически крович арктида, тело и разум которого доступен Асперу. Плюс к этому он заблокировал ее интимную жизнь, вероятно, с тем, чтобы самому стать ее первым мужчиной. А Кирилла он подвел к ней потому, что собирается вступить в отношения уже в его теле. Ха! Может быть, у нынешнего, трехсотлетнего Аспера кое-что не работает? Да нет, сколько бы лет телу ни было, он в состоянии поддерживать его функциональность на уровне двадцатипятилетнего. Но это не дает ответ на вопрос, причем здесь Виола? Ребенок Аспера и Лады будет кровичем первого уровня, но не больше. Штука, в общем-то, хоть и не рядовая, но и не такая уж и редкая. С ребенком Кирилла и Виолы независимо от того, в своем она будет теле или уже в теле Лады, история будет такой же. Получается, Аспер делает ставку на пару: он и Виола. Но все попытки зачать ребенка от двух арктидов раньше успеха не имели. Лучшие умы ломали головы над этой проблемой, и безрезультатно. А Аспер, выходит, решение нашел. И тогда вполне логичен и запрет девушки на секс, и ее дружба с Кириллом, кровичем Аспера.

— Клюет!!! Клюет!!! Подсекай же, черт тебя побери!!! — Петрович был просто сам не свой от возбуждения.

Кратос даже вздрогнул от неожиданности. Увлекшись размышлениями, он совсем забыл про рыбалку. Поплавок дергался из стороны в сторону, то погружаясь "с головой", то выпрыгивая из воды "в полный рост". Схватив удочку, Кратос резко потянул ее на себя, но было поздно. Мелькнув в толще воды серебристым боком, елец-насмешник, скрылся на глубине, унося с собой законную добычу.

— Эх ты, раззява... пришел на рыбалку, а сам ворон считаешь... — Петрович был так расстроен, что Кратосу даже стало его немного жаль.

— Ладно, не ворчи. Не последний, небось.

— Да ты так руками махал, теперь полчаса ни один елец к кормушке близко не подойдет.

— Зато будет время все спокойно обдумать.

— Думать надо дома на диване, а на рыбалке надо за поплавком следить, — проворчал Петрович и умолк.

Кратос буквально физически ощутил, как сущность Петровича, обидевшись, уходит куда-то на глубину подсознания.

— Ну и ладно. На чем мы там остановились? — он по инерции нацепил на крючок новую наживку и забросил удочку. Впрочем, рыбалка была ему уже неинтересна. Гораздо сильнее его сейчас занимали собственные мысли и догадки.

— Значит, что получается, — решил подвести итог Кратос, — Аспер переходит в тело Кирилла. Лада отдает свое девственное тело Виоле. И молодые арктиды создают союз, результатом которого, судя по всему, должен быть первый рожденный на Земле арктид, то есть ребенок, родной ребенок двух арктидов. И вместе с ним открывается прямая дорога к воплощению мечты всех арктидов, прибывших когда-то на Землю. — В свое время как-то так само собой сложилось, что планету в период жизни до "хроноэмиграции" Кратос называл Арктидой, а после — Землей. И получалось так, будто прибыли они на Землю с другой планеты, что, в общем-то, в философском смысле было недалеко от истины.

— Когда-то и я, как все мечтал о возрождении цивилизации арктидов. Но потом после краха надежд концепция изменилась, и я решил создать с нуля совершенно новую цивилизацию. Правда, пришлось устранить практически всех конкурентов. Один вот только братец и остался. Ну, это как говорится, "издержки производства" А тут такие новости. А если все, что я сейчас тут нафантазировал, окажется правдой? Не пора ли вернуться к старым утопиям? С другой стороны, многовековую вражду вот так вот в одночасье не остановишь. Это я девчонке мог сколько угодно сказки рассказывать, а на самом деле Аспер сто раз успеет меня прихлопнуть, пока я смогу убедить его в своей искренности. И такой заложник в этом деле не только не поможет, но скорее даже помешает. Нужно успеть не дать Ладе снять венец, а то, если я прав, ей на выручку прилетит не Кирилл, а сам Аспер. И со мной долго разговаривать не будет. А я сейчас еще слишком слаб, чтобы с ним тягаться.

Кратос начал спешно сворачивать снасти, как вдруг в его мозгу сработала сигнальная система. Та часть подсознания, контролировавшая эфир, засекла мыслеформу Лады. Девушка все-таки вышла из дома без диадемы.

— А-а-а, дьявол!!! Опоздал!!! — разнесся над озером полный отчаянья голос Кратоса.

Он бросил так и не убранные удочки и исчез. Лодка качнулась, рождая кольца волн, споро разбежавшихся к берегам, и вскоре вновь замерла на зеркальной глади. Над озером повисла пронзительная тишина, изредка нарушаемая просыпающимися птицами. Впрочем, тишину нарушают только вороны в городе и петухи в деревне. Птицы, живущие в окрестностях озера, тишину не нарушали, а украшали, внося в нее свои причудливые и неповторимые узоры.

* * *

Ночью Лада спала плохо, беспокойно, то и дело просыпаясь, вскидываясь тревожно и опять забываясь коротким чутким сном. Ей все казалось, что она проспит, пропустит момент, когда жители коммуны выйдут из домов, чтобы разойтись по работам, и ее план придется переносить на вечер или даже на следующее утро. Однако не проспала, и только за окном раздались первые голоса, Лада была уже полностью готова. Она надела на голову диадему и вышла на крыльцо. Утренний прохладный воздух споро пробежался по незакрытым частям тела, породив веселую ватагу мурашек. Только-только вставшее солнышко еще не грело, но уже радостно слепило глаза, мелькая сквозь ветви деревьев. День обещал быть хорошим, а значит и удачным. Лада посмотрела на суетящихся вокруг и старательно не обращающих на нее внимания людей и перевела взгляд на дом, где живет собака. А вот и она и не на цепи, что очень кстати.

Большой лохматый пес развалился под крыльцом, выставив наружу только морду и передние лапы. Пес был в меру ленив и вскакивать ни свет ни заря просто так явно не собирался. Он оглядывал сквозь полуприкрытые веки привычную суету, изредка позевывал, ожидая, когда хозяйка проводит мужа на работу и примется за кормежку домашних. Тогда и до него очередь дойдет.

Лада быстренько настроилась на пса и, послав ему первый, вызывающий интерес импульс, спустилась с крыльца. Пробуждать в собаке агрессию она поостереглась, а просто постаралась вызвать его на игру.

Правое ухо пса встало торчком, бровь поползла вверх, открывая полностью глаз. Кто такая? Почему не знаю? Молодая женщина шла по двору, медленно удаляясь от него и явно приглашая к игре. На пса вдруг налетела волна воспоминаний, каким он был молодым и шустрым, как любил носиться по лесу, играя со своим хозяином или просто гоняясь за мухами, радостно повизгивая во всю мощь своих еще не окрепших легких. Он встрепенулся и выбрался из-под крыльца.

— Эй, подожди, я с тобой! — захотелось крикнуть ему, как тогда в детстве.

До деревьев с раскинутыми во все стороны корнями, которые Лада приметила еще вчера вечером, оставалось метров пять, когда за ее спиной раздался низкий утробный лай. Пора. Девушка обернулась на огромную стоящую во весь рост собаку, не отрывающую от нее взгляда, вскрикнула, изобразив довольно натуральный испуг, и бросилась бежать в сторону леса. Пес, словно только и ждавший команды, тут же рванул за ней. Лада, добежав до первого же дерева, споткнулась о его корень и со всего маха рухнула на землю, едва успев выставить вперед руки. От столь жесткого падения она не только потеряла диадему, но и так крепко двинулась о корни коленом, что на ноге тут же расцвел большой кровавый цветок. Так что когда первые жители деревни, пришедшие ей на помощь и отогнавшие ничего не понимающего пса, оказались рядом, играть практически ничего не пришлось. Лада сидела на земле, размазывая по щекам хлынувшие слезы, и шарила вокруг, пытаясь найти слетевшее украшение. Ничего не понимающие люди, всяк на свой лад пытались успокоить девушку, мол, собака эта никогда никого не трогала и, мол, добрее ее скотины в округе не сыщешь.

— И чего это вдруг на пса нашло? Чего играться вздумал? Отродясь за ним такого не водилось.

— А ты, девонька, не плачь, а вставай давай да иди умойся, да бабе Оле ногу покажи, пусть чем ни то намажет, к вечеру, глядишь, все и заживет.

А тут и баба Оля подоспела, подхватила Ладу и домой было повела, да сквозь слезы про диадему расслышала.

— А ну-ка, народ, расступись, — зычно крикнула она, — не топчитесь тут, не то диадему поломаете.

— Эт кака така диадема? Эт ты о чем это, Ольга?

— Диадема — украшение такое ювелирное, — тут же пояснила она, — с камешком зеленым. На голове носят.

— И почто это надо по лесу да в украшениях ювелирных ходить, — заворчал народ, но тем не менее расступился, оглядывая траву и ближайшие кусты. — И что за мода така нова, перед кем тута перья-то распускать?

— А и не вашего ума дело, — проворчала баба Оля, — ищите давайте.

Диадема вскоре была найдена и водружена на голову практически успокоившейся к тому моменту Ладе.

* * *

— Ну что же ты, Лада, нарушила свое слово, — вместо приветствия прямо с порога произнес Кратос.

— Вы знаете, Леонид, я тут не причем, — Лада уже успокоилась. И была готова дать отпор.

— А я знаю, — неожиданно легко согласился с ней Кратос, — я уже провел небольшое расследование и знаю, что все произошло случайно из-за напавшей на тебя собаки.

— Честно говоря, напасть она не успела, но испугала.

— Хорошо, суд признает тебя невиновной, — улыбнулся он и взял диадему в руки. — Но во избежание повторных случайностей я вынужден принять превентивные меры. — Кратос надел диадему девушке на голову и сомкнул над ней руки. Около минуты в комнате висела полная тишина. Кратос держал руки над диадемой на голове девушки, а та боялась пошевелиться, не понимая, что собственно происходит.

Когда он убрал руки, голову Лады пронзила острая боль. Девушка вскрикнула, в глазах ее побежали круги, и она без сил осела на стуле, как будто из нее вдруг вынули некий стержень. Лада, превозмогая боль, подняла руки к голове и коснулась венца. В этот момент ей вдруг показалось, что диадема ожила. Металл, только что бывший холодным и твердым, вдруг нагрелся и стал податливым, как пластилин. Ее полукольца зашевелились и медленно потянулись навстречу друг другу. Вскоре кольцо замкнулось, образовав в месте стыка единую монолитную структуру. Диадема вдруг резко потяжелела и стала давить вниз, постепенно сползая по голове, забираясь под кожу и далее проникая в кости черепа. Еще мгновение — и на виду остался только камень. Он тоже погрузился в лобную кость, но не целиком. Его верхняя часть осталась снаружи на уровне кожного покрова, слившись с ним так, что трудно стало различить, где кончается кожа и начинается камень.

Лада еще не видела, что произошло, но ощущения были не из приятных. Правда, боль утихла так же внезапно, как и началась. Девушка вздохнула легко и свободно, лицо ее прояснилось.

— Что это было? — вопросительно посмотрела она на Кратоса.

— Увы, мне пришлось прибегнуть к этой болезненной процедуре, но зато теперь мы с тобой застрахованы от каких бы то ни было случайностей.

Лада подошла к зеркалу, посмотрела на отражение и не поверила глазам. Диадемы на голове не было, зато во лбу был впечатан тот самый зеленый с красными вкраплениями камень. Она сначала робко коснулась его пальцем, потом более уверенно двумя и попыталась зацепиться за край камня и выдернуть его прочь. Ни к чему хорошему эта попытка не привела, только лишь вернулась боль, кожа на лбу поцарапалась ногтями до красных ссадин.

— Ты...! Вы...! Как ты посмел!!! Кто дал тебе право проделывать со мной такое... Да Дед тебя за это по стенке размажет... — возмущению Лады не было предела, но чем больше она злилась, тем меньше находилось слов, чтобы это возмущение высказать. Кончилось все банальным, но весьма злобным шипением, ударами кулачков в грудь Кратоса, плавным переходом к истерическим, жалеющим саму себя, любимую, слезам, судорожно вздрагивающим плечам и голове с ненавистным камнем, уткнувшейся в плечо все того же, так и не проронившего ни слова Кратоса.

Он молча довел ее до кровати, опустил на мягкий матрац и оставил так переживать случившееся и привыкать к новым обстоятельствам.

И только у самой двери он обернулся и, глядя на Ладу, с самому себе не понятной жалостью, попытался ее ободрить:

— Когда все закончится, я уберу ее, обещаю.

Глава 10

Всепланетный поиск

Глобальный всепланетный поиск — штука хлопотная и затратная. Нет, конечно, если нужно просто просканировать информационное поле и найти требуемую мыслеформу — это одно. Тут достаточно и собственных сил, да и расход магической энергии сравнительно небольшой. Другое дело, если поле необходимо сканировать постоянно, в ожидании, что где-то, когда-то вдруг появится нужная мыслеформа, причем, скорее всего, появится ненадолго. И поэтому за то короткое время, что она будет доступна, нужно не только отметить ее присутствие, но и постараться определить место, где находится носитель, и как он себя чувствует, и поддержать его по возможности.

Аспер, как и обещал, привлек к глобальному поиску всех своих помощников. Сотни кровичей по всему миру каждый своим способом сканировали свой участок информационного поля планеты. Длительное нахождение в астрале требует чудовищного количества энергии. Кровичи, пробывшие там несколько десятков минут, вываливались в реал абсолютно обессиленными, сутки после этого приходили в себя и восстанавливали силы. Поэтому был составлен график, с тем чтобы сканирование поля не прекращалось ни на мгновенье. И все-таки Аспер не стал полагаться только на помощь кровичей. Организовав дежурства кровичей, он вышел из своей городской квартиры и, оседлав байк, направился в сторону Молитовского моста. Стремительно спустившись по серпантину Окского съезда, Аспер въехал на мост и уже через минуту оказался на другой стороне Оки. Слева от него, прямо на излете моста, показалось невысокое желтое здание, огороженное забором, и площадь, вся сплошь утыканная высоковольтными мачтами и трансформаторами, сплетенными между собой расходящимися по всему городу проводами. Молитовская электрическая подстанция и была целью его поездки. Для осуществления плана необходим источник мощного электромагнитного поля. Аспер, припарковав байк на площадке возле центрального входа, прошел мимо ничего не замечающей охраны на территорию подстанции. Не то чтобы охрана подстанции плохо выполняла свои обязанности и прошляпила приход Аспера, просто арктиду пришлось потратить часть энергии, чтобы навести морок и на охрану, и на всю систему видеонаблюдения подстанции. Аспер прошел в центр площадки и замер там, раскинув руки.

Информационное поле планеты было живым и подвижным, как ртуть, неуловимо меняющимся, перетекающим из одного состояния в другое. Аспер огляделся, отметив присутствие своих наблюдателей, быстро и безуспешно, не по нужде, а скорее по привычке, просканировал поле в поисках мыслеформы Лады, ничего, естественно, не нашел и, мысленно извинившись перед жителями города, приступил к делу. Асперу предстояло произвести несколько копий собственной мыслеформы. Эти копии, или "образы", как он их называл, были в состоянии в течение нескольких недель самостоятельно существовать в рамках информационного поля и нести там неустанную вахту. Легче всего копия получается, если представить собственное отражение в зеркале. Чем точнее и детальнее будет отражение, тем точнее будет и сам "образ" мыслеформы. Единственным недостатком можно было считать то, что действие требует колоссальных энергозатрат. Именно поэтому, как только Аспер приступил к изготовлению копий, в тысяче квартир Нижнего Новгорода свет сначала моргнул несколько раз, а потом и вовсе пропал. Предприятиям повезло больше, там, где это было предусмотрено, включились резервные источники или были задействованы дополнительные лучи, не связанные с Молитовской подстанцией.

Ломанные, сверкающие голубым, издающие напряженное гудение линии протянулись от трансформаторов, линий электропередач и просто из воздуха к Асперу, стоящему посреди площадки, широко раскинув руки. Его тело слегка покачивалось от вливающейся в него энергии. Казалось, что еще немного, и он вспыхнет, объятый пламенем, или взорвется, разлетевшись в стороны огненными брызгами. Однако время шло, но ничего подобного не происходило. Лишь все то же тяжелое гудение, и одинокая фигура, окутанная голубым светом.

Аспер внимательно осмотрел свое отражение в зеркале и, оставшись удовлетворенным увиденным, мысленным движением руки снял изображение со стекла и отшвырнул в сторону. Это был десятый "образ". Все, хватит. Во-первых, достаточно, во-вторых, и сил почти не осталось. Аспер последний раз посмотрел на теряющие форму и постепенно втягивающиеся в общее поле субстанции, отдал безмолвную команду, распределяя свои "образы" равномерно по всему полю, и вывалился в реальность.

Свечение вокруг тела тут же прекратилось, и электроэнергия вновь свободно потекла в квартиры горожан. Позднее специалисты безуспешно ломали головы, пытаясь понять, что же такое на самом деле произошло с электричеством. Ведь на входе приборы показывали обычный уровень электроэнергии, а вот на выходе был четкий и безнадежный ноль. Чудовищное количество энергии исчезло, исчезло в никуда, растворилось бесследно, ушло, как вода в песок. Это противоречило всем учебникам, которые они изучали. Это противоречило всему их жизненному опыту, всей их многолетней практике. Этого просто не могло быть. Но тем не менее так было.

* * *

Лада объявилась глубокой ночью. Ее засекли сразу несколько "образов" и два кровича, дежуривших в то время в астрале. За то короткое время, что мыслеформа Лады была в эфире, Аспер успел разглядеть, что находится она в небольшом поселении, вокруг девушки собрались люди, и особой агрессии они не выказывали, даже, наоборот, сквозь явно выраженное любопытство просматривалась некая доля сочувствия. Присутствие мыслеформы Лады было достаточно кратковременным, но все-таки удалось определить почти точное место ее пребывания: небольшое поселение в тайге, километрах в семидесяти от поселка Мурга на краю Новосибирской области.

Вот теперь можно было действовать. Лада жива, она в относительной безопасности и даже нашла способ послать о себе весточку. Аспер сомневался, что выход Лады в эфир был исключительно ее инициативой.

— Скорее всего, ее держат в защищенной заклятием избе, и ей каким-то образом удалось вырваться. По-прежнему не понятно, что за игру затеял Кратос. Вряд ли он всерьез рассчитывает заманить в ловушку именно меня. Просто в силу объективных причин он сейчас настолько слаб магически, что должен скорее прятаться от меня, а не ловушки строить. А почему он уверен, что я лично не прибуду спасать Ладу? Да потому, что он слишком хорошо меня знает. Я не люблю борьбу с заведомо слабым противником. Это скучно и неинтересно. Значит, он ждет там Кирилла. Если вообще ждет, и если выход Лады в эфир был все-таки случайным. Кириллу придется ехать туда в любом случае. Он хотел привлечь нескольких своих старых армейских друзей, и это хорошо. Про них наверняка никто не догадывается, и уж тем более ментально отследить их появление в тайге Кратос не сможет. А Кирилла я защитил надежно. Значит, так тому и быть. Не судьба видно Кириллу сегодняшнюю ночь доспать спокойно.

Аспер достал мобильник и набрал номер...

Глава 11

Верные друзья

Кирилл прибыл в столицу в шесть утра на Курский вокзал, не торопясь спустился в метро и доехал до Ленинградского вокзала. До поезда, в котором прибывали Виктор с Борисом, оставалось несколько часов, поэтому Кирилл сдал спортивную сумку, с которой приехал, в камеру хранения и отправился погулять по Москве.

Кирилл любил этот суматошный, вечно спешащий город, и город отвечал ему взаимностью. Он как-то заметил, что если постараться и выпасть на некоторое время из ритма города, если сойти с привычного делового или туристического маршрута и просто пойти не спеша куда глаза глядят, по старым московским улочкам и переулкам, то город примет тебя как равного, откроет тебе свои заметные уголки, порадует тишиной и покоем, одарит своей философией и родит в твоей голове такие мысли и ассоциации, о которых ты даже и не подозревал в своей суетной повседневной жизни.

Кирилл доехал на метро до Театральной площади, обошел справа Большой театр и по Петровке направился неспешным шагом в сторону улицы Кузнецкий мост. Когда-то, в конце XV века, великий князь московский Иван III основал здесь слободу кузнецов, трудившихся на расположенном рядом Пушечном дворе. Где-то здесь протекала речка Неглинка, через нее был переброшен мостик, названный Кузнецким, а тремя веками позже улица по обе стороны моста стала называться Кузнецкий мост. Потом Неглинку упрятали в трубу, мост за ненадобностью разобрали, а название улицы сохранилось.

Взяв чуть вправо по улице Кузнецкий мост, Кирилл перешел на Неглинскую и, пройдя ее всю, вышел на Трубную площадь. На площади он перекусил в одной из кафешек и продолжил свою неспешную прогулку. Дальше его путь лежал по Трубной улице, потом он покружил по многочисленным переулкам по обе стороны Сретенки, постепенно продвигаясь к Садовой-Сухаревской. Форсировав Садово-Спасскую, он двинулся по дуге Большой Спасской и вышел наконец на Каланчевскую, откуда до трех вокзалов было уже рукой подать.

До поезда из Питера оставалось полчаса, как раз хватило времени, чтобы забрать сумку из камеры хранения и пройти на перрон к прибывающему составу.

Оба друга жили в Питере давно и встречались регулярно. Виктор был журналистом и сотрудничал с крупным военным журналом. А еще у него была своя передача на питерском телевидении. Он рассказывал об армейских буднях, регулярно посещал всевозможные выставки вооружений. Но главной темой его передачи все-таки оставались репортажи с мест боевых действий. Он лично как заправский военный корреспондент выезжал во всевозможные "горячие точки", делал там потрясающие по своей откровенности, правдивости и какой-то бесшабашной смелости репортажи. А еще, была в его передаче одна "фишка". Он никогда не показывал свое лицо. Все репортажи снимались либо со спины, либо голос его звучал за кадром. Кирилл, внимательно следивший за творчеством друга, однажды спросил его:

— Ты чего от людей прячешься? Опасаешься преследований?

Ответ постоянно балагурящего Виктора неожиданно удивил Кирилла своей серьезностью:

— Да нет, преследований я не боюсь, ибо враги мои меня в лицо прекрасно знают, а вот торговать своим лицом, как это сейчас принято у нас, не хочу, противно, знаешь ли. Не мое это дело, звездить, по тусовкам бегать, в желтой прессе мелькать, скандалы проплачивать, только чтобы про тебя написали, чтобы, не дай бог, не забыли. И потом, есть в этом какой-то стиль, что ли, своего рода пиар ход. Знаешь, какая в Интернете дискуссия по поводу моей физиономии развернулась? Лучшей рекламы для передачи и не придумаешь. Чего там только не пишут обо мне. Иногда просто диву даешься, куда человеческая фантазия завести может. Я тут на эту тему даже книгу написать подумываю.

Жизнь Виктора протекала весьма бурно и даже суматошно в некотором смысле. Он, впрочем, не жаловался, ибо все это в точности соответствовало его характеру и душевным наклонностям.

Что же касается Бориса, жившего там же, в Питере, то он был полной противоположностью Виктора. Если Виктор был здоровяком под два метра роста с ладно скроенной, физически развитой фигурой, которую не могли испортить ни начинающийся животик, ни приличных размеров лысина, окруженная с трех сторон короткими уже седеющими волосами, то Борис, при своих ста восьмидесяти выглядел рядом с ним просто худым коротышкой, с непокорным ежиком черных, как смоль волос, которых, казалось, не берет ни пережитое, ни время. Да и характерами они тоже были мало похожи друг на друга. Борис имел характер спокойный, флегматичный, склад ума аналитический. Со стороны казалось, что человек находится в постоянной задумчивости и полудреме какой-то. Ох, как ошибались те, кто так думал. Борис умел включаться мгновенно, физически развитое, тренированное тело распрямлялось, как пружина, и входило в боевое состояние сразу же, как только его хозяину угрожала непосредственная опасность. Эта его удивительная способность не раз в прямом смысле спасала ему жизнь, как на войне, так и в мирной жизни. Но стоило только миновать опасности, Борис расслаблялся и опять впадал в привычную для себя задумчивость и созерцательность. Его нервная система являла собой образец устойчивости и равновесия.

После армии Борис окончил Питерский университет, физмат, защитил кандидатскую и остался в родных пенатах преподавать любимую физику.

Поезд из Санкт-Петербурга прибыл точно по расписанию и уже через пятнадцать минут друзья обнимались, стоя прямо посреди перрона, хохоча, и радостно хлопая друг друга по плечам. Толпа приехавших с недовольным рокотом обтекала их со всех сторон, но они совершенно не обращали на нее внимания. Радость встречи с лихвой компенсировала толчки проходящих мимо людей. Последний раз друзья встречались лет десять назад, когда Кирилл приезжал по делам в Питер. С тех пор они лишь изредка переписывались по электронке и созванивались по праздникам и в дни рождения. Каждый жил своей, насыщенной повседневными событиями жизнью, и время на старых друзей находилось все реже и реже.

Друзья вышли на площадь трех вокзалов, поймали такси и поехали в Марьино к Сереге.

Сергей работал то ли в ФСБ, то ли в ГРУ. Он никогда не распространялся о своей службе, и организацию, где служил, всегда называл одним словом — контора. Кирилл принимал это как данность и никогда не настаивал на конкретике.

По роду службы Сергей постоянно мотался по всему миру, выполняя особо деликатные, а иногда и совсем не деликатные задания. Казалось, на земле, а уж в постсоветском пространстве, точно, не было ни одной горячей точки, где Серега бы не отметился.

Вот и в этот раз Кирилл смог выловить его лишь на сотовом, и Серега предупредил:

— Я постараюсь вернуться в Москву к вашему приезду, но если у меня что-то не склеится, то ключи от квартиры есть у соседей. Приходите, располагайтесь, а я буду на связи.

Разговор в тот раз получился короткий, и Кирилл так до конца и не понял, сможет ли он рассчитывать на товарища, или им придется действовать втроем.

* * *

Дверь Серегиной квартиры, похоже, закрывалась на замок только тогда, когда хозяин был в отъезде. В те же нечастые дни, когда он был дома, дверь не закрывалась принципиально, символизируя то ли невероятную хлебосольность хозяина, то ли его абсолютную беспечность. Сергей сидел на кухне за столом, украшенным початой бутылкой водки, тарелкой с солеными огурцами и неровно нарезанными кусками ржаного хлеба. В руках у него была видавшая виды гитара, издающая чем-то похожие на музыку звуки. От Серегиного пения не то, что веяло, за версту несло беспросветной тоской и смертельной усталостью. Назвать все это песней можно было только с очень большой натяжкой. На вошедших хозяин не обратил ни малейшего внимания.

Я — солдат,

и я знаю свое дело.

Мое дело стрелять,

чтобы пуля попала

в тело врага.

И эта песня тебе,

мама — война,

Теперь ты довольна?

— Стихи, часом, не твои? — шепнул Кирилл Борису. Тот с недавних пор неожиданно для всех начал писать стихи, очень красивые и добрые.

— Нет, я про войну не пишу.... Не получается без мата.

Я — солдат,

недоношенный ребенок войны,

Я — солдат,

Мама, залечи мои раны.

Я — солдат,

солдат забытой богом страны,

Я — герой,

скажите мне какого романа.

М-м-м, у-у-у, м-м-м....

(Песня "Солдат" — группа 5"nizza)

— Этот стон у нас что, песней зовется? — первым не выдержал Виктор. — По какому поводу гуляем?

— А-а-а, банда в сборе..., да нет никакого повода, просто скучно.

— Ну тогда мы с тобой, — Виктор протиснулся в тесную кухоньку и плюхнулся на табурет. Борис последовал его примеру:

— Ты, Серый, часом, не стихи ли писать начал?

— Да нет, это не мое. Есть такая группа "Пятница". Песня хорошая, только поют они ее неправильно, слишком уж задорно как-то.

— А ты значит, правильно поешь, — встрял в разговор Виктор, расставляя на столе стаканы.

— Я пою, как чувствую и как умею. Так что, я тебе, Борька, не конкурент. — Сергей убрал гитару в угол и глянул на Виктора. — А тебе, дылда, не нравится — не слушай.

— Ты, Кирюха, как, водички из-под крана выпьешь или просто так рядом посидишь? — не унимался Виктор.

Друзья знали о нелюбви Кирилла к сорокоградусной и не упускали случая подшутить над ним. Кирилл, впрочем, на них ничуть не обижался.

— Вам же больше достанется.

— Да чего тут пить-то? — Виктор кивнул на бутылку, — он уже почти половину уболтал в одиночку.

— Эх вы, бедолаги, — пробормотал Борис, склонившись над своей сумкой, — чтобы вы делали без меня.

На стол из сумки один за другим стали появляться пакеты с жареной курицей, вареной картошкой и яйцами, пирогами и бутербродами с сыром. Венчала все это бутылка домашнего вина.

Из всей четверки Борис был единственным, кто в свое время женился и жил в браке счастливо. С супругой Борису повезло несказанно. Мало того, что она беззаветно любила его и обеспечивала семье надежный во всех отношениях тыл, так еще и, повинуясь какой-то внутренней глубинной памяти, доставшейся ей, видимо, от прабабок, никогда не препятствовала нечастым, но регулярным попыткам Бориса взбодрить увядающий в городском покое организм адреналином. Она не воспринимала это как попытку убежать, пусть и на время, от семьи. Мужчина по природе своей воин и добытчик. И уж коль жизнь так устроилась, что не хватает на всех войн и сражений, да и мясо нынче гораздо проще купить в магазине, чем гоняться за ним по лесу, надо иногда дать возможность мужику встряхнуться, сбросить с себя пыль комфорта и покоя и окунуться в первобытные эмоции и впечатления, чтобы получить очередной заряд бодрости на год-другой. Когда Борис объявлял ей о новом спуске на плотах по горным рекам Памира или о прыжке с парашютом на Северный полюс, или еще о какой-нибудь экстремальной затее, она покорно собирала ему походный баул, лучше всех зная, что ему там может понадобиться, провожала на поезд или самолет, смотрела вслед грустными глазами, шепча про себя молитву и желая лишь одного, чтобы он достиг всего, чего хотел, и поскорее вернулся домой. Так в старину жена собирала мужу торбу со снедью, прятала туда же мешочек с землицей родной, чтобы воин на чужбине мог силы набраться. Вешала ему оберег на грудь, цепляла на луку седла щит и шла, держась за стремя, до самой околицы, провожая любимого в дорогу дальнюю. А потом на крыльце оглядывалась ему вслед, чтоб дорога легкой была, и если и позволяла себе всплакнуть, то не навзрыд, как по убиенному, а тихонько, слезою чистою, неспешною, чтобы путь его обратно к дому чистым был и нетрудным.

— Завидую я тебе, Борька, — Виктор, жмурясь, как кот, понюхал курицу, — была на всю страну одна золотая женщина и та тебе досталась. Ты хоть перед отъездом сочинил что-нибудь?

— А как же.

— Ну так давай похвались.

Борис выдержал паузу и, немного смущаясь, начал:

Наступит завтра день печальный,

С тобой расстанемся мы вновь,

Увижу взгляд я твой прощальный

И в нем — живущую любовь.

В чужом краю, в разлуке дальней

Я буду думать вновь и вновь

Про взгляд твой ласковый, прощальный,

Про нашу грешную любовь.

И как на первое свиданье,

С тобою встретимся мы вновь.

И будет глаз твоих сиянье

И наша светлая любовь.

(Стихотворение "Прощание" — автор Б.П.Кононов)

— Здорово, — Кирилл с уважением посмотрел на товарища. — Ты, Боря, молодец. И это не только тебе с женой повезло, но и ей с тобой. Счастливые вы, и я вам по-хорошему завидую.

— Хорошие стихи, Борь, — Серега похлопал друга по плечу и, удовлетворенно оглядев преобразившийся стол, разлил водку. — За вашу любовь и удачу мы обязательно выпьем, но попозже, а сейчас у меня как раз третий тост подоспел.

Услышав про третий тост, Кирилл плеснул себе в стакан вина и молча поднял его над столом. Третий тост традиционно пили не чокаясь, вспоминая павших друзей. В этот момент ветераны-афганцы обычно говорили: "За тех, кто остался там, за речкой". Он вдруг подумал, что выражение это, изначально привязанное к географической особенности границы СССР и Афганистана, со временем приобрело более глубокий, философский и даже мистический смысл. Практически во всех религиях и мифологиях мира существует понятие реки, разделяющей мир мертвых и мир живых. Именно по реке Ахерон, границе между миром живых и подземным миром мертвых, старик Харон в своей лодке перевозил души умерших в Аид в древней Греции. А в древнем Египте фараонов хоронили в "Солнечных лодках" из золотого папируса, именно в них души умерших переправлялись в царство мертвых. И у древних славян была своя священная Белая река, разделяющая Сваргу — небесную обитель богов и Явь — место жительства людей. Именно в Сваргу попадали честные воины и вечно пировали с богами за одним столом, а путь их на небо лежал через Белую реку.

Так что, фраза "за тех, кто за речкой" несла в себе глубинный философский подтекст.

Выпили стоя, опустили пустую посуду на стол и сели молча, думая каждый о своем, вспоминая друзей, иногда общих, иногда только своих. Много их оказалось "там, за речкой" за их недолгую еще, в общем-то, жизнь...

— Ну что, — первым прервал молчание хозяин дома, — погрустили и будет. Вы сюда что водку жрать приехали или дело делать?

— Дело, конечно, — Виктор хлопнул могучей пятерней Серегу по плечу. — Водку жрать мы и дома могли, и для этого тащиться в твою гостеприимную берлогу было совсем не обязательно.

— Ну раз дело, то и давайте к делу, — Сергей решительно убрал со стола опустевшую бутылку. Хотел было прихватить и вино, но немного подумав, оставил. Разговор предстоял длинный и серьезный, — может пригодиться:

— Давай, Кирюха, рассказывай все и поподробней.

— Суть проблемы в общих чертах выглядит так: похитили мою невесту. Место, где ее прячут, примерно известно. Есть привязка к небольшому населенному пункту. Она там где-то в радиусе ста километров. Нам нужно туда поехать и освободить ее.

— Все это мы уже по телефону слышали, и нам твоих общих черт, дорогой, хватило для того, чтобы здесь собраться, — Сергей как всегда был максимально собран и серьезен, — чтобы мы отправились дальше и вернулись желательно с победой, этого явно недостаточно. Кто похитил? Почему похитил? Чего хотят?

— Тогда мне придется начинать с самого начала, а это процесс не скорый.

— А мы пока никуда не торопимся.

Кирилл допил остатки вина в стакане, немного помолчал и начал рассказ:

— Чтобы вам было понятней, я, пожалуй, начну с самого начала. Когда-то на земле, еще до людей, жила совершенно другая цивилизация. Они называли себя Арктидами. Жили долго, гораздо дольше, чем мы сейчас, и достигли больше нас и в плане техники, и в плане самоуничтожения. Короче, угробили себя и чуть не угробили планету. Однако небольшая группа арктидов сумела спастись. Не буду вдаваться в технические детали, это сейчас не важно, но они вновь появились на планете уже тогда, когда на ней зародилась цивилизация людей. Естественно, умственное, культурное и техническое развитие арктидов было по определению выше, чем у людей, однако их численность не позволяла на первом этапе полностью овладеть планетой. Им пришлось самоизолироваться на материке, названном ими в честь их родины Арктидой. А поскольку изолироваться полностью не было возможности, да и смысла не имело, они стали для людей играть роль богов. В силу понятных причин им это вполне удавалось.

— Борь, — Виктор взял бутылку и с подозрением принюхался, — ты из чего свое вино делаешь?

— Из черноплодки, а что? — не понял подвоха Борис.

— Смотри, как его зацепило, я так тоже хочу. Давай, наливай свою домашнюю заготовку.

Он разлил вино по стаканам и раздал их друзьям.

— Ладно, Витек, хватит хохмить, — Сергей серьезно и абсолютно трезво смотрел на Кирилла, — продолжай и не обращай на него внимания.

Кирилл продолжил рассказ. Он практически полностью пересказал то, что в свое время услышал от Ангела-куратора, когда Кратос временно выбил его сознание из тела и Кирилл побывал на "том свете" у Ангела в гостях. Ангел, в прошлом Тревел Лесс — начальник службы безопасности Аспера, был непосредственным участником тех событий, и его версия, по ощущениям Кирилла, была более полноценной, чем разрозненные и неполные истории в исполнении Деда. Он рассказал друзьям все: и о том, как были активированы две первые партии "хроноэмигрантов", и о неудачах при активации последней партии, и тех проблемах с деторождением, возникшими в кругу арктидов после активации. Он подробно остановился на том, как появились первые кровичи арктидов и как последним удалось с помощью кровичей продлить свою жизнь практически до бесконечности.

Друзья слушали его, перебивая лишь тогда, когда кому-то из них требовалось уточнить тот или иной момент в его повествовании.

— На сегодняшний день в живых осталось только двое. Одного зовут Аспер, другого Кратос, его родной брат, как недавно выяснилось. Между ними идет постоянная и непримиримая борьба, даже война, я бы сказал. Ладно бы дрались между собой — к сожалению, в этой войне принимают участие люди.

— Ну хорошо, с преамбулой все более-менее ясно, — Виктор наконец оставил свой шутливый тон. — Я, между прочим, эту историю в разных интерпретациях уже встречал и не раз. Может быть она слегка оригинальней других и менее мифологична что ли. Но почему ты думаешь, что мы примем ее как истину?

— И еще, — вставил Борис, — до сих пор не понятно, с какого бока в этом деле ты и твоя невеста?

— Терпение, сейчас и до меня дойдет очередь. Я в эту историю попал в школе. Помните Голос, который помогал мне в Афгане?

— Ну еще бы, ты тогда своими предсказаниями много шороху наделал.

— Так вот, впервые этот голос пришел ко мне в десятом классе. Потом в армии, ну а потом, после госпиталя, он обрел плоть и кровь. Им оказался один из оставшихся в живых арктидов. Его зовут Аспер.

— И судя по тому, что ты связан с ним до сих пор, — Борис внимательно посмотрел на Кирилла, — это не просто благодарность за помощь в Афгане?

— Да, ты прав. Дело в том, что в моей крови есть кровь арктидов. Я их крович, и Лада, кстати, тоже. Так что, это не только благодарность, это, скорее, работа в команде.

— И над чем же ваша команда работает?

— Аспер на сегодняшний день никаких глобальных планов не вынашивает и занят, как мне кажется, одной проблемой: выжить и помочь выжить другим.

— Кому это другим, ты же сказал, что их осталось только двое.

— Другие — это кровичи арктидов. Не все, конечно. Кровичей арктидов на планете немало. Многие из них проживают свою жизнь как обычные люди: создают семьи, рожают детей — новых кровичей и умирают, так ничего и не узнав об этой истории. Речь не о них, речь идет о тех кровичах, кто так или иначе выбивается из общего ряда. Белых ворон не любят и клюют в любой стае, особенно в человеческой.

— И чем же они выделяются?

— Кто чем, по-разному: одни могут предсказывать будущее, другие видят сквозь стены, третьи передвигают взглядом предметы, четвертые читают мысли на расстоянии, ну и так далее. Талантов много и талантов разных. Все они необычны, все они привлекают внимание и зачастую пугают, как окружающих, так и самих обладателей этих самых талантов. Такие люди были везде и всегда, и лишь единицам удавалось прожить жизнь безоблачную и счастливую. Чаще всего жизнь этих людей проходила тяжело, трагично и заканчивалась раньше срока. С тех пор как Аспер потерял надежду возродить свой народ, он занят тем, что ищет и собирает вокруг себя кровичей. Ищет, чтобы помочь им овладеть своими новыми возможностями, развить их так, чтобы не пугаться этих возможностей самим и не пугать ими окружающих. Слишком свежи еще в его памяти костры инквизиции.

— Свежи?

— Для человека его возраста три-четыре века — не срок. В те времена погибли последние арктиды, кроме наших братьев, разумеется. Аспер, кстати, считает, что инквизиция была создана Кратосом именно с целью уничтожить последних арктидов. Конечно, как водится, почин тут же поддержали и развили. Нашлись добрые люди и использовали чужую идею в личных целях.

— Это точно, — не удержался от реплики Виктор, — террор и диктатура очень удобны, чтобы под шумок решать свои личные задачи.

— Вот поэтому Аспер и ищет кровичей, учит их жизни, а иногда даже помогает спрятаться. Организует им новые документы, новые имена, перевозит их в другие города и даже страны.

— Ну прямо добрый самаритянин какой-то. Прямо плакать от умиления хочется. А чем же ты со своей невестой не угодил этому, второму?

— Вот тут мы подошли к финальной части моего рассказа.

Далее последовал пространный и весьма подробный рассказ о последних событиях. Кирилл начал свое повествование с нападения людей Кратоса на Архив и гибели его защитников. Затем он во всех подробностях рассказал про события на Сейдозере: про то, как они с Ладой караулили появление на озере Кратоса, про то, как погибли подводники противника, нарвавшись на ихтиозавров, защищавших подводный вход в хранилище, потом рассказал про то, как семья снежных людей прогнала со скал наземную группу, и наконец, про то, как Кратос все-таки перехитрил их и подловил Аспера и Кирилла с Ладой уже в хранилище. Потом он поведал друзьям о том, как после атаки Кратоса оказался "на том свете", и обо всем, что ему рассказал Ангел-куратор.

— Интересно, Ангел был на самом деле, или это был твой бред в период кратковременного коматоза?

— Не знаю, может, и бред, только Дед потом подтвердил, что был у него такой товарищ по имени Тревел Лесс.

— А может, ты это имя раньше от Деда слышал? — не унимался Сергей.

— Может и слышал.

— Ну ладно, — прервал их диалог Борис, — не отвлекайся, что там дальше было?

— А дальше я очнулся в Африке в соляной пещере.

Кирилл поведал о своих приключениях в африканском племени и о своем возвращении. Историю своего восстановления он опустил за неважностью и закончил рассказ тем, как узнал об исчезновении Лады.

— Да, парень, ну ты нагородил, без стакана не разберешься, — пробормотал Виктор, разливая остатки вина в опустевшие стаканы. — Ты как, поддержишь? — посмотрел он на Кирилла. Тот молча покачал головой и перевел взгляд на Бориса. Так уж повелось в их компании, что последнее, решающее слово всегда было за штатным аналитиком Борисом. Однако тот не торопился высказываться. Первым не выдержал Сергей:

— По всему получается, что вы с Ладой, нарушив планы Кратоса, стали его злейшими врагами. Кстати, а какими такими талантами вы с Ладой обладаете, что Аспер решился вас отправить на встречу с братцем?

— У Лады способности фантастические, и они растут постоянно. Дед говорит, что ее кровь процентов на девяносто — это кровь арктидов. Она скорее арктид, чем человек. Что касается меня, то таланты мои небольшие, могу чувствовать мысли животных и людей, не мысли даже, а эмоции. Недавно Дед научил живую воду готовить. Могу включать регенерационные процессы в собственном организме и раны заживлять.

— Да ладно, — не утерпел Виктор, — можешь показать?

Кирилл, не говоря ни слова, взял со стола нож и полоснул себя по ладони. Виктор вскочил со стула, Сергей с интересом смотрел на ладонь Кирилла, и лишь Борис похоже никак не прореагировал на происходящее, а сидел, по-прежнему глубоко задумавшись и устремив взгляд в пространство.

Нож был острым, рана получилась глубокой. Белая полоска разрезанной кожи мгновенно покраснела, налилась кровью. Первая капля повисела немного на нижней границе раны, но, подгоняемая своими подругами сорвалась вниз и растеклась по столу красной кляксой. Казалось, что еще немного и на столе образуется приличных размеров лужица, а Кирилл даже не попытался хотя бы зажать рану рукой. Он просто сидел и смотрел на ладонь. Веселый красный ручеек, капля за каплей стекающий по ней на стол, постепенно иссяк, края раны сами собой сошлись, сжались плотно, перекрывая путь крови, и на глазах удивленных друзей рана стала срастаться и уменьшаться в размерах. Через минуту это была довольно длинная царапина, а еще через полминуты и та исчезла вовсе. И если бы не лужица крови на столе, то ничто не напоминало бы о случившемся.

— Извини, хозяин, — первым нарушил тишину Кирилл, — я тут тебе слегка напачкал.

— Да не вопрос, — Сергей дотянулся до раковины и, взяв тряпку, вытер кровь.

— Ну ты, Кирюха, даешь, — Виктор вертел ладонь друга, то ли пытаясь разглядеть следы недавней раны, то ли пытаясь уличить Кирилла в шарлатанстве. — Копперфильд отдыхает.

— Да ладно вам, я видел штуки и покруче. Моих способностей только на такие дешевые фокусы и хватает. Что, парни, скажете?

После недолгого молчания слово наконец-то взял Борис:

-Что же, ты был достаточно убедителен, история, которую ты нам рассказал, впечатляет. Однако я не могу полностью разделить твою оценку деятельности Аспера. Хотя наверняка мне недостает информации, но на сегодняшний день что-то как-то не очень верится в его бескорыстность? А второй чем занимается? Какова его цель и сверхзадача, кроме того, чтобы брата извести?

— Я не знаю, чем занимается Кратос и каковы его цели на самом деле, но я знаю точно, что он враг Деду, заменившему, кстати, мне семью, когда я остался совсем один. А еще он пытался убить меня, и он похитил Ладу. Если вам этого недостаточно, чтобы помочь мне, то тогда так и скажите. А то я тут с вами время теряю, а он там Ладу взаперти держит, если она вообще жива. Впрочем, даже думать об этом не хочу. Я хочу услышать ваш ответ прямо сейчас.

— Вы меня знаете, — Сергей посмотрел в глаза Кириллу. — Я человек прямой и конкретный и во всю эту магию с экстрасенсорикой не очень то и верю. Я предпочитаю вещь руками пощупать, а не ловиться на красные байки продавцов и рекламщиков. Но, — остановил он готового вот-вот взорваться Кирилла, — у моего друга беда, и он пришел ко мне за помощью, поэтому, ну ее к бесу эту вашу магию, давайте просто поедем и выручим девчонку.

— Фокус твой с ладонью впечатлил, — Борис как всегда тщательно подбирал слова, — а учитывая твои афганские предсказания, которые не раз и не нам одним жизнь спасали, я скорее склонен поверить в твою историю, как бы невероятно она не звучала. Хотя ты понимаешь, что я как завзятый традиционалист, не могу серьезно относиться к фантазиям на тему о прошлом Земли, о разного рода необычных способностях разумных существ. Но, тем не менее, я полностью согласен с Серегой. Друг в беде, и мы должны ему помочь. Я с тобой.

— Ты, Кирюха, не кипятись, — Виктор обнял товарища, — лично я тебе верю полностью и безоговорочно. Вы мужики не представляете, какая это тема, какой материал сенсационный. — Глаза журналиста пылали праведным азартом. У него даже ноздри стали нервно подрагивать, словно у гончей, почуявшей лисий след. — Прав Борька или нет на счет твоих братьев, жизнь покажет. Но мы-то, Кирюха, все равно с тобой. Сейчас вот бутылочку допьем и пойдем спасать твою Ладушку.

— Ты вот что, спасатель, — облегченно вздохнул Кирилл, — прежде чем бутылочку допивать, дай-ка мне на трезвую голову слово, что про всю эту историю ты, если и не забудешь, то хотя бы никогда не вспомнишь больше, и ни одного слова, даже полунамека из-под твоего бойкого пера в эту сторону не вырвется.

— Да ты же меня, брат, без ножа режешь.

— Ничего, переживешь. Слишком много хороших людей может пострадать от одного твоего неверного слова. Так что давай, Витек, я серьезно.

— Да ладно, ладно тебе. Что я не понимаю что ли, не первый раз замужем. Все, — он провел пальцами по губам, как бы застегивая застежку-молнию, — могила, гадом буду, — добавил он еще для верности.

Бутылочка кончилась быстро, и хозяин, хлопнув ладонью по столу, как бы завершая данную стадию переговоров, предложил:

— А пошли-ка, братцы, в комнату, я там кое-чего приготовил к вашему приезду.

Посреди комнаты вдоль дивана стоял раздвинутый стол, рядом — заваленное какими-то журналами кресло с торшером, напротив — тумба с огромным плоским телевизором и высокими колонками. Другой мебели в комнате не было. Хозяин явно редко бывал дома и не отягощал себя бытовыми проблемами. На столе лежала крупномасштабная карта района, где четверке предстояло проводить боевые действия.

— Ну давай, тыкай пальцем, стратег? — Виктор внимательно осмотрел карту. — Где карту-то взял?

— Где взял, где взял... купил! — пробормотал Серега.

Кирилл подошел к столу, поискал глазами нужное название на карте и постучал пальцем:

— Вот он, поселок Мурга, Красноярский край, на сто верст вокруг глухая тайга. Сигнал был отсюда.

— Из самого поселка?

— Нет, Дед сказал, что, скорее всего, держат ее в тайге, в какой-то глухой деревушке. Просто этот поселок — ближайшая обозначенная на карте точка.

— А как, кстати, он ее увидел?

— Он сканировал ментальное поле земли в поисках ее мыслеформы.

— Это что за песня такая?

— Каждая мысль, подуманная человеком, не пропадает в пучинах его мозга, а излучается в эфир, в так называемое ментальное поле планеты. Мысли наши там какое-то время хранятся в свободном доступе, потом сортируются, архивируются, перемещаются на другие, менее доступные уровни, но ни одна из них не исчезает бесследно. Люди с развитой интуицией могут неосознанно улавливать мыслеформы низшего порядка. В этом случае у людей появляются неожиданные догадки или спонтанно принимается нужное, правильное решение. Это уровень интуиции. Люди с развитой экстрасенсорикой могут подключаться к высшим открытым информационным полям. Они могут рассказать про ваше прошлое или предсказать будущее, найти пропажу по фотографии или рассказать, как жил человек и отчего умер, ну и так далее. Маг уровня Аспера может считать информацию с полей любого уровня и закрытости. И чтобы найти человека, достаточно знать характеристики его личного ментального поля, своего рода ключ, позволяющий настроить точный поиск.

— То есть ты хочешь сказать, что любая моя мысль зафиксирована, оценена и сохранена?

— Именно, Витя. Любая.

— Это как же я за свою недолгую жизнь замусорил мировое информационное поле! Кошмар!!!

— Брось хохмить, Витек, — Борис обернулся к Кириллу. — Тогда почему Аспер не может определить ее местоположение точнее?

— Мыслеформа Лады заблокирована. Лишь однажды ей каким-то образом на мгновенье удалось снять блок, Аспер тут же ее засек и определил место.

— Ну хорошо, с этим ясно, — Сергей накрыл ладонью точку на карте с названием Мурга. Не плохо бы выяснить, что это за Мурга такая и с чем ее едят.

— Мурга, — взял слово Борис, — поселок лесорубов, основан в семидесятых годах, когда вглубь тайги была проложена железнодорожная ветка. Сейчас в поселке работает два лесозаготовительных предприятия: ООО "Мурга" и ЧП "Оболин", обеспечивают работой практически все взрослое население поселка. Массивы сосны, кедра, березы, осины — сырья хватает.

— Все?

— Все. В интернете об этом поселке не так уж и много информации.

— Не густо, — Сергей задумчиво почесывал бровь. — Человека похитили, где-то прячут. Тот, кто это проделал, судя по твоим словам, товарищ серьезный и организовать все это должен был бы весьма обстоятельно. А для этого нужен определенный людской ресурс, и ресурс, готовый к проведению подобных операций. Лучше всего для этого подходит криминал. А что мы знаем о местном криминале?

— Какой в этой глуши может быть криминал?

— А вот тут ты, брат Борис, ошибаешься, — вступил в разговор Виктор, — лесозаготовками у нас в стране криминальный элемент занимается очень часто, как до поимки, так и после. Лесные угодья России — прекрасная почва для роста криминальных талантов. Обе фирмы очень крепко завязаны с преступностью. Курирует их работу весьма известный в определенных кругах вор в законе Савва Сибирский. Старику уже за восемьдесят, но он крепко держит в руках бизнес и уходить на покой не собирается. Он вообще, похоже, собрался жить вечно. А еще в этом районе существует одна очень закрытая, говорят, очень древняя религиозная секта. О ней мало что известно, но то, что она есть, это точно.

— Тоже в сети накопал?

— Нет. Просто в Красноярске в местной газете работает неплохой парень — Леха Никитин, с которым мы как-то пересеклись на выставке вооружений в Омске и так хорошо посидели в квартире одного местного товарища, что чуть не пропустили всю выставку. После Кирюхиного звонка я связался с Лехой и попросил его собрать кое-какую информацию. Ее пока немного, но к нашему приезду Леха обещал накопать еще. Ну и что ты по этому поводу думаешь, спец по чудесам и магии.

— Кстати, Дед сказал, что у людей, окружавших Ладу, на груди было распятие в виде буквы Х. И хотя информации пока негусто, думаю, что Кратос связан либо с бандитами, либо с сектой, причем, вариант с сектой мне нравится больше, как более закрытый.

— Я думаю, сейчас гадать бессмысленно, — Борис ободряюще похлопал по плечу товарища, — получим на месте больше информации, там и будем разбираться. Сегодня, наверное, уже поздно, — он бросил взгляд в потемневшее окно, — а завтра, с утра пораньше нужно будет заняться билетами на самолет. Ближайший рейс в 5:25. Тянуть, я думаю, не стоит.

— Вряд ли нас пустят в самолет с этим багажом, — Серега вынул из угла два огромных черных баула и с грохотом водрузил на стол, прямо на карту.

— Ну-ка, ну-ка, а что у нас тут в черных ящичках? — Виктор потянулся к баулам, радостно потирая руки.

С легким стрекотом раскрывающихся молний закрома Серегиных баулов распахнулись, явив взору друзей впечатляющую картину. Один из них был доверху набит всевозможным оружием. Тут были и автоматы СР3 "Вихрь" с дополнительными магазинами, 9-ти мм пистолеты-пулеметы ОЦ-02 "Кипарис" с боезапасом, цинки с дополнительными патронами, полтора десятка гранат Ф-1 и еще кое-чего по мелочи.

Вторая сумка оказалась набита средствами связи, приборами ночного видения, индивидуальными аптечками и одной большой аптечкой первой помощи. Все остальное пространство сумки занимали плотно утрамбованные пакеты с сухим пайком и банки с тушенкой и кашей.

Серега стоял над всем этим богатством с видом коробейника, распахнувшего перед красными девицами свой короб с лентами и бусами.

— Знатно затоварился, — Виктор поглаживал оружие, не торопясь вынимать его из сумки.— На каком рынке брал, конечно, не скажешь?

-Ты же у нас мальчик большой.

— Ну и ладно, не очень-то и хотелось. Только чего ты "Вихри" взял, на них же глушаки не предусмотрены?

— Ну и что. Если дело до боя дойдет, там глушаки уже будут без надобности, и даже наоборот, шумовой эффект помочь может. Зато эти малютки под одеждой незаметны и вообще, с ними хоть в городе, хоть в лесу очень даже удобно. Да и патроны что надо: на двести метров броню любого класса прошьют и не заметят. А для тихого дела и "Кипарисы" сгодятся.

-Ты у нас вояка, тебе виднее,— не стал спорить Виктор, — а вот жратвы-то зачем столько набрал?

— Еще Наполеон говорил, что армия марширует своим желудком.

— Оно, конечно, Наполеон Бонапарт — герой и парень умный был, только нынче, чай, не двенадцатый год, такого добра прямо на месте купили бы. Чего с собой через всю страну тащить, грыжу зарабатывать.

— Купить-то купили бы, да вот городок, куда едем, небольшой, зачем к себе лишнее внимание привлекать.

— И то верно. Значит по всему выходит: пилить нам братцы до места суток пять поездом, с этим-то богатством.

— Нет у нас этих суток, — Кирилл отошел к окну и достал сотовый, — сейчас попробуем решить эту проблему.

— Может, по сотовому не стоит? — проявил профессиональную осторожность Сергей.

— Ничего, это телефон особенный, — Кирилл нажал всего одну кнопку и приготовился ждать соединения.

Ждать, однако же, практически не пришлось. Дед ответил сразу, словно только и караулил, когда Кирилл соизволит ввести его в курс дела.

— Здравствуй, Кирилл, как дела?

— Привет, Дед, мы встретились, все в порядке, но есть проблема. Там на месте нам будет нужно оружие. Оружие есть, но оно здесь, в Москве. Если повезем с собой, то придется ехать поездом, в самолет с этим, сам понимаешь, не пустят. А это долго. Хотелось бы вылететь завтра самолетом, так что, оружие, сухпай и техника нужны нам в Красноярске завтра к вечеру.

— Хорошо, я тебя понял, дай мне четверть часа, я перезвоню.

Кирилл отключил телефон и вернулся к столу.

— И что это за связь у вас такая, что ты не боишься говорить так открыто. Насколько я знаю, сотовая связь мало того, что самая незащищенная, так еще и пишется вся. А уж поставить фильтры на слова "оружие", "взрывчатка" и так далее, чтобы зафиксировать обоих абонентов и передать сигнал в спецслужбы, дело вообще плевое.

— Ей богу, не знаю, как и что тут у Деда работает, но это обычный телефон, такой же, как у вас у всех, но если мне нужно с ним связаться, набираю единицу, и он отвечает, причем, если единицу наберет кто-то другой, то получится единица и ничего более. Дед говорит, что связь эта защищена абсолютно не только от спецслужб, но и от Кратоса и работает всегда, даже если телефон отключен или батарейка разряжена.

— С точки зрения физики, это невозможно, — бросил реплику штатный физик.

— Я думаю, что это все-таки не совсем обычный телефон, а магический артефакт, изготовленный Дедом специально для меня.

Тут как раз зазвонил телефон:

— Слушай внимательно, Кирилл, — голос Деда был сух и деловит, — твой заказ может быть выполнен через два-три дня. У меня сейчас по определенным причинам там нет подходящих людей.

— Два-три дня — это долго, Дед.

— Я понимаю, поэтому у меня к тебе другое предложение. Если ты ненадолго откроешь свой ментальный канал, то я смогу через тебя телепортировать то, что вы приготовили непосредственно в Красноярск. Вам все это передадут, как только вы туда прибудете...

— Без проблем, Дед, говори, что делать, — перебил его Кирилл.

— Не торопись, я хочу, чтобы ты четко для себя осознавал: как только ты откроешь канал, его тут же засечет Кратос. Я не думаю, что он сейчас в состоянии нанести тебе мгновенный удар, но, тем не менее, шанс такой есть.

— Я это понимаю, но время дорого, и поэтому, я думаю, стоит рискнуть.

— Хорошо, тогда, прежде чем отключишь защиту, скажи мне, что отправляем.

— Две черных сумки, одна с оружием, другая с продуктами и средствами связи.

— И еще вот это, — Серега метнулся к шкафу и извлек оттуда небольшой плоский чемоданчик, — "Винторез" — снайперская винтовка, — пояснил он, догадываясь о сути разговора Кирилла и Деда.

— И еще "дипломат" с винтовкой.

— Хорошо, сложите все в одно место.

— Уже, все на столе. Сумки застегните, — бросил Кирилл товарищам, — и отойдите подальше на всякий случай.

— Внимание, Кирилл, сразу после того, как сумки исчезнут, закрывай канал. Понял?

— Да, Дед, я готов.

— Тогда начали! И смотри на сумки, глаз не отводи.

Кирилл мысленно произнес формулу, открывающую его ментальное поле, и уставился на сумки.

Сначала он почувствовал легкий зуд на коже головы, словно волосы вдруг встали дыбом и зашевелились сами собой. Он с трудом подавил желание поднять руку и убедиться, что с головой все в порядке. В комнате секунд тридцать ничего ровным счетом не происходило. Кирилл успел отметить, как напряженно следят за происходящим друзья, вставшие вдоль стен на максимально возможном расстоянии от стола с сумками. Вдруг предметы, лежащие на столе, подернулись рябью, и с хлопком, похожим на хлопок ладоней, сумки и футляр с винтовкой исчезли. Карта, расстеленная на столе, сама собой взвилась над ним, как бы устремляясь вслед за сумками, и большим бумажным парашютом спланировала обратно. Два карандаша, лежавшие до этого на карте, со звуком, особенно громким и звонким в повисшей тишине, покатились по полу.

— Черт меня побери! — пробормотал после паузы Виктор.

— Да..., впечатляет... — Борис был более сдержан, но впечатлен не меньше остальных.

— И куда, кстати, подевались наши шмотки? — Сергей постарался сохранить невозмутимость, — объясни.

— Я так полагаю, — начал Кирилл, — что твои баулы уже в Красноярске у одного из людей Деда. То, что вы сейчас видели, было классической телепортацией. Я открыл свое ментальное поле, Дед подключился к нему, увидел все происходящее моими глазами и произвел телепортацию наших вещей в известное ему в Красноярске место.

— Классической, говоришь?

— Издевается.

— Да ладно вам, парни. Что знаю, то и говорю. Я же сказал вам, Дед — маг высшего порядка, он может практически все.

— Ну хорошо, — Сергей первым отошел от стены и уселся в кресло. — Что значит: "я открыл ментальное поле", ведь ты же говорил, что наши мысли излучаются в эфир постоянно.

— Обычно да, но после того, как Кратос узнал характеристики моего поля, я стал для него уязвим. По крайней мере, так считает Дед. Чтобы защитить меня, он сделал мне на голове магическую татуировку. Она блокирует мое ментальное поле, но если мне нужно, я могу отключить защиту. Правда, я в этот момент рискую быть атакованным Кратосом.

Борис подошел к Кириллу и раздвинул его короткие волосы, пытаясь разглядеть татуировку на голове.

— Ничего не видно.

Не говоря ни слова, Кирилл сделал стойку на голове. Кровь прилила к голове, и на коже сквозь волосы проявился нарисованный осьминог. Встав на ноги, он продемонстрировал голову друзьям.

— Солидно, — пробормотал Виктор, разглядывая рисунок. — Хороший мастер рисовал, почти как наш, — он оголил плечо, где красовались парашют и автомат Калашникова на фоне гор. Все это венчала надпись "Кандагар 83-85". Такие же татуировки были на плечах у друзей, кроме Кирилла. Он не успел сделать себе такую, так как не задолго до этого попал в госпиталь.

— Значит, эта штука стережет твои мысли и не пускает наружу?

— Именно.

— А если тебе хочется, то ты можешь ее отключить?

— Могу, но тогда мой мыслефон станет достоянием общественности, по крайней мере, той ее части, кто сумеет его считать.

-С этим все ясно, — подвел итог хозяин дома, — на сегодняшний день, я полагаю, все вопросы по делу исчерпаны?

Друзья дружно кивнули в ответ.

— Тогда предлагаю вернуться к столу, чтобы закончить вечер достойно.

— А что, разве есть чем? — встрепенулся Виктор.

— Обижаешь. Я ведь вас ждал все-таки.

Дальше вечер, плавно перетекший в ночь, а затем и в утро, протекал на кухне в непринужденной дружеской беседе, щедро сдобренной алкоголем, закуской, воспоминаниями армейской жизни и новостями жизни гражданской.

С утра Серега, включив свои связи, раздобыл билеты на рейс до Красноярска. Свободных билетов не оказалось, но Серегины возможности позволили не только ссадить с рейса четверых несчастных, но предоставить друзьям практически лучшие места, чтобы они могли как следует отдохнуть во время полета. Пассажирам было объявлено о сбое в компьютере, вызвавшем путаницу с билетами. Четверым неудачливым пассажирам были принесены извинения и моральная компенсация в виде обеда в ресторане аэропорта, а также были предоставлены билеты на следующий рейс.

Конфликт был исчерпан, и уже в девять часов теплая и слегка помятая компания, под пристальными и весьма заинтригованными взглядами бортпроводниц, бывших в курсе истории с появлением этой четверки на борту, уютно расположилась в креслах авиалайнера. Лететь предстояло четыре с половиной часа, и время перелета лучше всего было потратить на сон, чем друзья и занялись, даже не дождавшись, когда самолет взлетит.

* * *

— Шеф, есть новости! — Кактус был возбужден необычайно, видно последние события разбудили в нем охотничий азарт, поугасший было после фиаско на Кольском полуострове.

— Сейчас буду, — коротко бросил Мишель и отключил телефон. Он предпочитал общаться с Кактусом на его территории, во-первых, тот чувствовал себя увереннее среди своих друзей-компьютеров, да и Мишелю не мешало лишний раз размяться, а то после того, как он стал главой корпорации, слишком уж много сидячей работы ему прибавилось.

Кактус предстал перед шефом в своем привычном обличии: бледный, растрепанный, с выпученными и красными от хронического недосыпа глазами, за своим усыпанным мандариновыми корками столом. Кто-то однажды сказал ему, что цитрусовые помогают глазам и поддерживают общий тонус организма у людей, постоянно работающих за компьютером. С тех пор мандарины прочно вошли в его рацион и иногда даже полностью заменяли ему остальную пищу. Где бы Кактус ни работал, после него всегда оставалась рыжая засохшая кожура.

— Что тут у тебя? — Мишель уселся за стол рядом с программистом и заглянул в монитор. На первый взгляд в мелькании окон, строк и цифр вряд ли можно было найти хоть какой-то смысл. Однако Мишель достаточно хорошо знал своего работника и поэтому терпеливо ждал, когда тот дожует последнюю дольку мандарина и соизволит наконец ответить.

— Мои маяки сработали. Два человека из нашего списка вчера выехали одним поездом из Питера в Москву, где живет третий. А сегодня утром в Домодедово были куплены билеты в Красноярск на эти три фамилии. Кононов пока нигде не засветился, зато одновременно с ними был куплен еще один билет на имя Кондрашкина Александра Семеновича, приехавшего из Нижнего Новгорода в тот же день. Все четыре билета приобретались по одной заявке, поэтому, вероятнее всего, Кондрашкин и есть Кононов Кирилл, только с новыми документами. Дело сделано, шеф.

— Что-то ты, Колючий, сегодня немногословен.

— Шеф, я тут покопался в их досье. Все трое — дружки Кирилла по Афгану. Служили вместе с ним в разведроте. Борис Ерцев сейчас преподает физику в Питере. Виктор Вельсковой — военный журналист, пишет для ряда журналов и ведет свою программу на питерском телевидение. Сергей Черепков — вообще темная лошадка. Служит в ГРУ, досье закрыто так, что я даже не рискнул ломать, чтобы не привлекать внимание.

— И правильно, кстати, сделал.

— В общем, шеф, ребята серьезные. И если уж Полковник со своими парнями с этим Кириллом не сладил, то я как-то не думаю, шеф, что вам стоит с ними связываться. Не знаю, как бы я на вашем месте поступил, доведись моему отцу погибнуть у меня на глазах, но силы свои надо оценивать реально. Боюсь, как бы нам шею не свернуть на этом деле.

— Что за похоронные настроения, Кактус, — Мишель даже слегка опешил от темы, неожиданно поднятой его помощником, — нельзя ввязываться в драку и не надеяться на победу.

— Шеф, я только хотел сказать, что на этом деле мы уже потеряли вашего отца, Полковника с его командой и еще пару тройку парней, мне лично незнакомых. Будьте осторожней, шеф. Это дело неважно пахнет, и я боюсь, что плохо кончится..., мне бы не хотелось терять такого хорошего работодателя, — попытался неловко пошутить в конце своей весьма сумбурной речи Кактус.

Мишель подошел к программисту, приобнял его за плечи и заглянул прямо в глаза:

— Кактус, дружище, твое беспокойство, конечно, очень трогательно, но, поверь мне, оно напрасно. По крайней мере, на нынешнем этапе наше с тобой личное участие в событиях на территории России не предусматривается.

— Вы шеф — вам виднее, — пробормотал Кактус. Слова Мишеля, похоже, не достигли своей цели, и беспокойство в душе парня засело накрепко.

Глава 12

О пользе старых знакомств

Кирилл проснулся от какого-то неясного беспокоящего шума, никак не связанного ни с мерным гулом работающих двигателей, ни с общим фоновым гулом разговаривающих пассажиров. Он бросил взгляд на часы — сорок минут до посадки, и недовольно обернулся на источник разбудившего его шума. На сидении за его спиной сидела молодая женщина с маленьким ребенком на руках. Последний издавал нечеловеческие звуки и не выказывал ни малейшего желания успокаиваться. Бедная мамочка непрерывно качала малыша, засовывала ему в рот пустышку, которую он с неизменным успехом тут же выплевывал.

— А-а-а-а!!! У-у-у-у!!! — блажил младенец.

— Ну, Митя, успокойся, ну, Митя, — причитала уже близкая к истерике мамаша. А сынок в ответ:

-У-у-у-у!!! А-а-а-а!!!

Похоже, проснулся не только Кирилл, а все пассажиры самолета. Кто-то смотрел на них с сочувствием, кто-то с недовольством, а кто-то и с явным раздражением. Молоденькая симпатичная стюардесса стояла рядом с орущим монстром, легко убирающимся на мамкиных коленях, растерянно хлопала ресницами, с готовыми вот-вот сорваться слезами. В ее руке мелко подрагивал стакан с водой, которой она, видимо, пыталась успокоить то ли ребенка, то ли маму. Судя по всему, все методы были уже исчерпаны, и бортпроводница тоже не знала, что еще можно сделать. Кирилл подумал, что ему еще повезло: если бы не бессонная ночь, он проснулся бы гораздо раньше. Те же мысли были написаны на лицах поднимающих головы товарищей.

— Надо что-то делать, — пробубнил Виктор, — а то наш самолет уже на пожарную машину похож: сирена орет, воды вон тоже навалом.

— Да чего же тут сделаешь? — Борис, единственный папаша среди них, задумчиво смотрел на голосящего ребенка — Я по своим знаю: это истерика, пока сам не захочет, не успокоится. Ни игрушки, ни сказки, ни соски с молоком, — ничего не поможет. Любая реакция на крик только провоцирует продолжение. Лучше всего не обращать на него внимания, тогда рано или поздно сам успокоится.

— Как же, успокоится он. Кирюха, давай делай что-нибудь.

— А я-то здесь причем?!

— Ты же говорил, что можешь влиять на животных.

— И?

— Вот и уйми это животное.

— Эй, женьщина, заткни сваэго виродка! — громкий гортанный, не знающий возражений голос с ярко выраженным акцентом принадлежал одному из рядом сидящих пассажиров. Про таких сейчас говорят: "лицо кавказской национальности". Сытая холеная морда с жесткой черной щетиной. Наглые пустые глаза зло смотрели на ребенка из-под сросшихся густых бровей.

— Закрой ему пасть, или ми сами это сделаем, — он обернулся к двум своим товарищам, тут же поддержавшим его дружным и весьма громким гоготом.

— На, дай ему вина, пусть випьет и заснет наконец.

— Да, как же... да вы же... — женщина была явно растеряна, — вы же сами шумите. Если бы не вы, он бы и не проснулся вовсе. Вы же сами на весь самолет разговаривали.

— Кто шумит? Ми шумим? Ми нэ шумим, ми так гаварим. Ми всэгда так гаварим.

Сергей поднялся со своего места и подошел к кавказцам.

— Хотите сказать, что вы и дома себя так ведете? — голос его был контрастно тихим и даже подозрительно вкрадчивым.

— Канэшно, брат.

— Значит, когда я приеду к вам в гости, то должен буду орать во всю глотку, пугать ваших детей и цепляться к вашим женщинам? То есть вести себя так же, как хозяева?

— Э-э-э, брат.

— Дело в том, парни, что это не я у вас в гостях, а вы у меня. И здесь хозяева ведут себя гораздо тише.

— Ладно, брат, — сбавил тон кавказец, — все хорошо, брат. Мы все поняли.

Кирилл не верил своим ушам. В Серегиных словах, конечно, была логика, но вряд ли она была способна достучаться до хама. Он не успел додумать эту мысль до конца. Серега обернулся. Однажды Кирилл услышал интервью молодого американского актера, снимавшегося в фильме "Запах женщины" вместе с Аль Пачино. Герой, которого играл Аль Пачино, был слеп, а актер, естественно, нет. И вот как только звучала команда "мотор", глаза актера мгновенно стекленели и становились совершенно слепыми. И только после слова "стоп" он вновь превращался в зрячего человека. Аль Пачино — великий актер. Серега — не Аль Пачино, поэтому, когда он обернулся, его обычно голубые глаза были настолько бледными, что казались прозрачными, и веяло от них таким могильным холодом, что по спине Кирилла мурашки побежали. Такой взгляд мог убедить кого угодно. Спустя мгновение глазам его вернулась прежняя синева, рот скривился в не очень ловкой усмешке, и Серега сел на свое место.

— Серега, это было круто, — Виктор с нескрываемым уважением посмотрел на приятеля. — А с этим так же можешь? — кивнул он на продолжающего блажить ребенка.

В ответ Сергей лишь скупо улыбнулся и, прикрыв глаза, расслабленно развалился в кресле.

— Ну тогда ваш выход, маэстро.

— А почему бы и нет, — подумал Кирилл. — Хуже от этого никому не будет, по крайней мере, ребенку уж точно. Он сел в кресле поудобней, закрыл глаза и расслабился. Ровное мерное дыхание. Вдох через нос, выдох через рот. Кирилл мысленно представлял, как вместе с очередной порцией воздуха в тело проникает маленький солнечным зайчик, пушистым шариком он входит через ноздри, пробегает по всему телу, сверху вниз, возвращается к голове, но не выходит через рот вместе с выдохом, а опускается куда-то в район живота, где сливается с другими такими же шариками. И вот когда огненный шар достиг достаточно большого размера, он вырвался из тела и взмыл под потолком салона самолета, и Кирилл увидел весь салон с высоты. Впрочем, картина была не совсем обычной. Кирилл видел не людей, а их светящиеся всеми цветами радуги силуэты. Вот три окрашенных в огненно-красное. Это с трудом сдерживающие себя кавказцы. Вот темно-коричневый, почти черный силуэт женщины — мамы ребенка, и сам ребенок, светящийся ядовито-зелеными сполохами.

— Да, парня, похоже, кто-то очень крепко расстроил, и никакой надежды на улучшение состояния не предвидится. А впрочем, стоп. Что это? — где-то в глубине пульсирующего зеленого марева мелькнула маленькая оранжевая точка. Кирилл мысленно потянулся к мальчику и ухватил эту точку, зафиксировал ее и начал аккуратно растягивать, по миллиметру отвоевывая пространство у зеленого сияния. Оранжевое сияние у детей означает радость и удовольствие. Чем больше оранжевый свет отвоевывал пространства, тем тише становилось зеленое свечение, и тем больше проявлялись линии другого цвета. Кирилл внимательно разглядывал эти линии, пока не нашел одну, светло-фиолетовую, нужную ему сейчас. Это цвет покоя и умиротворенности, именно это сейчас было нужно ребенку, на взгляд Кирилла. Найдя нужный ему цвет, он оставил сделавший свое дело оранжевый и принялся за светло-фиолетовый. Десяток другой осторожных движений, и зеленое поле полностью закрылось фиолетовым, осталось лишь несколько участков, сверкающих оранжевым.

— Немного удовольствия тебе не повредит, дружочек.

Кирилл открыл глаза и включился в действительность. Салон самолета звенел тишиной. Даже гул двигателей был какой-то приглушенный, практически за гранью восприятия. Успокоившийся ребенок спал на руках измученной мамочки и блаженно улыбался во сне. Никто ничего не заметил, кроме друзей, разумеется, но, тем не менее, все вздохнули с облегчением. Все оставшееся время до Красноярска пассажиры вели себя тихо, боясь нарушить хрупкий покой и тишину.

Самолет приземлился в аэропорту Емельяново практически по расписанию, и уже через двадцать минут друзья вышли в холл аэропорта, где к ним подошел молодой человек субтильной наружности. Он внимательно осмотрел всю четверку сквозь круглые очки, криво сидящие на длинном крючковатом носу, и, остановив взгляд на Кирилле, произнес неожиданно высоким, ломающимся голосом:

— Вы Александр Кондрашкин?

— Он самый, — Кириллу стало неожиданно весело от серьезности и чудовищной работы ума, написанной на лице встречающего. Еще перед отъездом в Москву Аспер вручил Кириллу паспорт на имя Александра Кондрашкина с его, Кирилловой, фотографией со словами:

— Вот тебе новые документы, на всякий случай, вдруг Кратос захочет тебя выследить каким-то образом.

Друзья об этом были уведомлены и даже величали его Александром на людях. Поэтому вопрос встречающего не вызвал у них недоумения.

— А как вас величать, молодой человек?— спросил Борис, но в ответ не был удостоен даже взгляда. Встречающий по-прежнему смотрел только на Кирилла, старательно избегая встречи глазами с остальными. Было видно, что он чувствует себя не очень уверенно и явно тяготится данным ему поручением. Однако вопрос он услышал и с ответом медлить не стал:

— Юрий,— коротко представился юноша. — Прошу следовать за мной, — он развернулся и бодрой рысью двинулся к выходу. Друзьям не оставалось ничего другого, как молча последовать за ним.

Юрий вышел из здания аэропорта и взял курс на стоянку машин. Остановившись у пятидверной "Нивы", он открыл багажник.

— Ваша машина, документы на машину, это ваши вещи, — внутри лежали те самые баулы, что Сергей приготовил в Москве.— Вот адрес, где вы можете располагаться на любое необходимое вам время, это ключи. Всего доброго и удачи вам, — он коротко кивнул Кириллу, по-прежнему делая вид, что не замечает остальных, и направился было по своим делам, но вдруг остановился и, слегка поколебавшись, протянул Кириллу визитку:

— Вот еще возьмите на всякий случай, если что, звоните.

Кирилл взял визитку, на которой значилось: Гойдман Юрий Соломонович, адвокат. Адвокатская контора "Гойдман и сыновья"" и телефоны.

— Большое спасибо, — бросил Кирилл в стремительно удаляющуюся спину Гойдмана-сына.

— Странные друзья у твоего Деда.

— Знаешь, Витя, Дед сказал, что у него пока нет здесь подходящих людей, так что этот экземпляр — скорее посредник, выполняющий поручение за определенную плату.

— И судя по всему, он принял нас за обыкновенных бандитов.

— Ну и ладно, нам от этого, собственно, ни холодно, ни жарко. Прошу садиться.

Поскольку документы были оформлены на Кирилла, то он по-хозяйски устроился на водительском месте, сделав приглашающий жест остальным. Адрес квартиры был известен, осталось только забить его в навигатор, задать маршрут и ехать, четко выполняя команды.

Аэропорт со всеми его сооружениями, автостоянкой, взлетной полосой и самолетами скрылся за поворотом, когда Кирилла вдруг накрыло волной странного и крайне неприятного беспокойства. Ощущение было настолько сильным, что его лоб мгновенно покрылся холодной испариной и руки стали вдруг тяжелыми и какими-то ватными. Пытаясь понять причину странного ощущения, он осмотрелся по сторонам. Впереди — никого, а вот сзади их машину на большой скорости догонял темно-синий "Ниссан".

— Внимание, парни, сейчас что-то будет, — успел произнести Кирилл, когда "Ниссан" поравнялся с их "Нивой", глухо тонированное стекло плавно поехало вниз, и из темноты салона показался ствол автомата. Кирилл мгновенно нажал на тормоз. Визг тормозов, дым перегретой резины и сполохи огня из пролетающей мимо машины, — все в лучших голливудских традициях. Пули, выпущенные в их сторону, пролетели перед лобовым стеклом, даже не оцарапав машины. "Ниву" развернуло правым боком к пролетевшему вперед "Ниссану". Серега тут же распахнул дверцу, выхватил неизвестно откуда взявшийся "Кипарис" и выпустил в "Ниссан" несколько коротких прицельных очередей. Заднее стекло иномарки разлетелось вдребезги, остановившаяся было машина рванула вперед, но тут же резко вильнула и улетела в кювет. Неуправляемый автомобиль пропахал капотом траву, густо растущую вдоль дороги, зацепил носом крепкий еще пенек, крутанулся через него, сделав сальто, и грохнулся со всего маха на все четыре колеса сразу, безнадежно ломая шаровые опоры, амортизаторы и прочие заморские штучки. Не убирая пистолета, Сергей и поспешившие за ним товарищи подбежали к застывшей наконец машине. Двери ее распахнулись, из под мятого капота вился сероватый дымок, и что-то весьма подозрительно потрескивало. На перепаханную землю из разбитого бака веселым ручейком струился бензин. В салоне находились те самые кавказцы, летевшие с ними одним рейсом, и еще один, видимо, встречавший их в аэропорту. В живых к тому моменту остался только один, тот самый, с кем в самолете говорил Серега. Он еще сжимал в руках автомат, но хриплое прерывистое дыхание и кровавые пузыри на губах не оставляли сомнений, что это были его последние минуты жизни.

— Сидел бы дома, может быть, долгожителем бы стал, — с определенной долей жалости произнес Серега.

— Кто тебя послал? На кого, мразь, работаешь? — Борис пристально смотрел в его мутнеющие глаза. — Давай, облегчи душу перед смертью.

Но в ответ кавказец лишь прохрипел что-то нечленораздельное, дернулся всем телом и отдал душу дьяволу.

— Думаешь, это привет от Кратоса? — встревожился Кирилл.

— Да кто его знает, может и привет, Сам-то как думаешь? Это реально?

— Мало вероятно, хотя, он, конечно, мог засечь меня, когда Дед оружие сюда перебрасывал. Возможности у него очень большие.

— Да ладно вам страхи нагонять, — возмутился Серега, — просто гордость восточная взыграла, вот и решили нам таким образом ответить.

— Ну, что же, от них правды мы теперь все равно не узнаем, так что запишем всю эту историю до поры до времени в непонятки, а там глядишь и разберемся.

— Ладно, парни, поехали отсюда, пока нет никого, — Виктор посмотрел на пустую трассу, — пора ноги уносить, а этих на бандитские разборки спишут, если смыться успеем.

* * *

Квартира, куда поселил их адвокат, находилась на углу улиц Ленина и Парижской коммуны, практически в центре города. Разместились, привели себя в порядок и разбрелись по делам. Борис отправился на поиски ближайшего интернет-кафе, чтобы поискать информацию о секте и собрать новости от своих студентов, которым он поставил задачу по поиску сведений. Виктор созвонился со своим приятелем журналистом и отправился к нему на встречу. Серега решил остаться дома, еще раз перебрать оружие. Это занятие его как-то успокаивало и настраивало мысли в нужном направлении. А вот Кирилл наоборот не мог находиться в четырех стенах и отправился просто бесцельно побродить по городу, мозги проветрить.

Кирилл шел по улицам Красноярска, не обращая внимания на их названия и номера домов. Он не боялся заплутать в незнакомом городе. Время, проведенное в добровольном заточении, не прошло даром. Дед многому научил Кирилла и помог развить уже имевшиеся у него качества. Он и раньше неплохо мог ориентироваться в любом незнакомом ему городе, а теперь, после занятий с Дедом, он вообще мог не хуже навигационной системы определить кратчайший путь к нужному ему адресу. Достаточно было только мысленно назвать улицу и номер дома, расслабиться, отдаться на волю подсознания и идти, что называется, куда глаза глядят. И можно быть уверенным, что придешь туда, куда нужно.

Впрочем, сейчас никакого конкретного адреса в его голове не было, он просто шел и думал. Думал об иронии судьбы, которая развела двух братьев по разные стороны. Развела давно, настолько давно, что и не описать, и так крепко развела, что единственное, что сейчас способно заставить их встретиться друг с другом — это лютая ненависть и желание убить. Впрочем, нет, не убить, ведь Дед не стал добивать контуженого брата в пещере на Сейд-озере, а оставил ему шанс выжить. Или просто не захотел братской крови на руках? Или действительно уверен, что в их с братом противостоянии верх всегда будет за ним? Так или иначе, Кратос жив, и значит, в любой момент может начать все сначала. И судя по тому, что пропала Лада, уже начал. И вот ведь парадокс: два могущественных мага настолько равны, что личный поединок между ними теряет смысл. И им приходится прибегать к помощи людей, тех самых людей, которых один из них презирает, а другой безуспешно стремится научить жить так, как не смог в свое время жить сам. Что тогда делать нам, обычным людям? Впрочем, не таким уж и обычным, учитывая особенности крови и способности, с этим связанные...

— Одну минуту, гражданин, — прервал его размышления уверенный, привыкший к беспрекословному подчинению голос за спиной. Кирилл обернулся. Позади него, возле белого жигуленка со стандартной голубой полосой по боку, мигалкой на крыше и крупными буквами ППС на капоте, стояли два сержанта.

— Одну минуту, гражданин, — повторил тот, что был повыше ростом и крупнее в габаритах. Его весьма заметный живот, слегка отвисшие лоснящиеся то ли от пота, то ли от жира щеки выдавали в нем любителя фаст-фуда, пончиков, шаурмы и прочей малополезной снеди, — документики проверим?

Кирилл быстро просканировал пространство: никакой угрозы не почувствовал и поэтому со спокойным сердцем полез в грудной карман куртки. Второй сержант, с серым лицом и темными мешками под глазами, говорящими либо о серьезном заболевании печени, либо о стойком злоупотреблении алкоголем, либо о том и другом сразу, заметно напрягся и направил ствол укороченного автомата в сторону Кирилла. Увидев, однако, в его руках паспорт, облегченно выдохнул и расслабился.

— Кондрашкин Александр Семенович, — прочитал сержант, сравнил фото с оригиналом, и удовлетворенно поджав пухлые губы, сунул паспорт себе в карман. — Вам придется поехать с нами, гражданин Кондрашкин.

Кирилл по-прежнему не ощущал никакой угрозы и поэтому возражать против такого оригинального приглашения в гости не стал, и, скорее для порядка поинтересовался:

— Я что-нибудь нарушил, сержант?

— Нет, просто с вами хочет поговорить один очень уважаемый человек. И отказываться я вам не советую.

— Да я, в общем-то, и не собирался. Почему бы и не пообщаться, был бы человек хороший.

— Хороший, хороший, — не понятно чему ухмыльнулся второй и радушно распахнул дверцу машины.

Ехали не долго, остановились возле самой обычной типовой многоэтажки, поднялись на второй этаж и остановились возле обычной, далеко не самой богатой на площадке, металлической двери. Кирилл на всякий случай окинул мысленным взором квартиру: обычная, трехкомнатная, два человека в большой комнате, два — в дальней маленькой. В зале хозяин и его помощник, двое других, судя по всему, охрана. Некая напряженность чувствуется только у охраны, ну ей по статусу положено быть на стороже, а вот хозяин с помощником испытывают скорее интерес, чем агрессию. И еще, квартира оказалась не такой простой, как могло показаться на первый взгляд. Она было совмещена с соседней квартирой, находящейся в другом подъезде. И вот в ней-то народу было предостаточно. Кирилл не успел детально просканировать их состояние, но общую настороженность и скрытую угрозу почувствовал. Угрозу, направленную не на него конкретно, а так, вообще, как дань занимаемой социальной ниши. Дверь открыл помощник хозяина: мужчина лет пятидесяти, субтильной наружности, с редкими седыми волосами, с трудом прикрывающими блестящую лысину, и черной пиратской повязкой, закрывающей левый глаз. Взгляд единственного глаза был внимателен и жесток.

— Прошу вас, — одноглазый окинул Кирилла с ног до головы профессиональным взглядом и, широко распахнув дверь, посторонился.

В квартиру вошел только Кирилл. Его сопровождение, видимо, сделавшее свое дело, осталось на лестнице. Квартира была отделана довольно богато, но в то же время не броско. Чувствовалась рука хорошего дизайнера и желание хозяина демонстрировать это самое богатство только людям понимающим и способным оценить по достоинству.

За большим дубовым столом сидел хозяин квартиры. Это был старик, находящийся в том возрасте, когда уже сложно сходу определить, сколько ему лет: семьдесят, восемьдесят, а может, и все девяносто. Серое, землистого цвета лицо, полностью лишенное растительности, было изборождено глубокими морщинами, не могущими, тем не менее, скрыть большой шрам, пересекающий левую скулу. За узкими жесткими губами скрывались шикарные, явно искусственного происхождения зубы, заметно контрастирующие с видавшим виды лицом. Малохудожественные татуировки на руках, пальцах и груди, видневшиеся в вырезе расстегнутой практически до живота рубахи, однозначно говорили о бурном и криминальном прошлом их владельца.

В комнате витал пряный запах свежеприготовленного мяса, источаемый внушительного размера ломтями, выложенными бесформенной грудой на большую тарелку. Рядом стояло блюдо с горячей отварной картошкой, миска с огурцами и крупно нарезанными помидорами. Завершали сей натюрморт запотевший графин с водкой и несколько рюмок. Стекло ручной работы с изысканным рисунком и золотыми вкраплениями явно выбивалось из общего непритязательного пищевого набора на столе. Но, как говорится, о вкусах не спорят.

Старик погладил абсолютно лысый череп испещренной рисунками рукой и, указав на стул напротив себя, произнес голосом безликим и тихим, привыкшим, что его все равно слышат все, кому надо:

— Проходи, садись, мил человек. Угощайся, чем бог послал. У нас с тобой разговор долгий предстоит.

— И о чем же разговор, позвольте узнать? — Кирилл присел к столу и, неожиданно почувствовав голод, решительно взял пустую тарелку, положил на нее пару картофелин, кусок мяса и половинку сочного помидора. А чего стесняться-то, он в гости не напрашивался...

— Выпьешь? — старик придвинул Кириллу полную рюмку.

— Не обижайтесь, но я водку не пью.

— Чего же тут обижаться? Не пьешь — значит, не пьешь. У каждого свои заморочки в голове. Я вот, например, кефир ненавижу, — старик хитро глянул на собеседника и вроде бы даже улыбнулся. — Меня знаешь?

— Лично с вами я не знаком, но кое-что все-таки сказать могу.

— И что же, например?

— Свой первый срок вы отсидели еще на малолетке, — Кирилл указал на тюльпан, обвитый колючей проволокой на левой руке, — потом был еще срок на севере, судя по татуировке, — он указал на кисть старика, где был изображен олень на фоне восходящего солнца и надписи "север".

— Ну, ну, — тот смотрел на Кирилла с нескрываемым интересом, — дальше.

Кирилл посмотрел на синий перстень с изображением белой короны и тремя отходящими лучами на правой руке и продолжил:

— Короновали вас во время третьей отсидки. Потом было еще две, как минимум, — он показал на другой перстень с изображением карты с двумя мастями: пики и треф и пятью куполами сверху. — Вы весьма авторитетный и уважаемый человек в своем кругу.

В ответ старик благосклонно кивнул и вновь уперся в Кирилла серыми, и даже скорее стального цвета глазами.

— Если ко всему вышесказанному прибавить ваш возраст и то, что в Красноярске самым авторитетным вором называют Савву Сибирского, то вы, скорее всего, и есть Савва Сибирский.

Если на протяжении всего монолога Кирилла лицо старика оставалось неизменно спокойным, с легкой черточкой интереса, то вот лицо одноглазого, так и не присевшего за стол, мрачнело с каждым произнесенным Кириллом словом.

— И откуда ты у нас такой умный взялся?

— Сядь, Кутузов, не пыли, — старик недовольно поморщился и вновь обратился к Кириллу:

— Однако, мой начальник службы безопасности прав. Уж больно много ты знаешь, для человека, зоны не нюхавшего. Я ведь сидельцев нутром чую. А ты, парень, не то, что в зоне не сидел, ты даже рядом не стоял.

— Правы вы, конечно, не сидел. Но вот ведь что интересно, вы-то уж точно сидели, и немало, а говорите вполне светским языком, никакой "фени"?

— Я вор старый. У хозяина в гостях не один раз бывал. И меня воспитывали люди, для которых этот язык был особым... Языком для избранных. Это сейчас молодежь по фене базарит, думает, что это круто. Чтобы я с тобой на этом языке говорил, это заслужить надо. Я знать тебя должен, уважать даже. Ты, кстати, так и не сказал, откуда про воров так много знаешь?

— Я, видите ли, ученый — филолог и в свое время читал курс по тюремному жаргону. Ну и язык татуировок изучал соответственно.

— Ты смотри, Кутузов, до чего мир докатился. Раньше воровской язык только на хатах да малинах изучали, а теперь, видишь, детишек в школах учат.

Кутузов, хмыкнув, разлил водку по рюмкам, одну — Савве, другую себе.

— Вот ведь какая штука, ученый, ты про меня вон сколько много знаешь, а я?... Кто ты такой, Кондрашкин Александр Семенович? Кто твои друзья? В каком таком университете тебя шмалять так лихо научили? И какого черта вы приехали в мой город? — Савва смотрел на Кирилла все так же спокойно и все так же чуть улыбаясь. Но отвечать улыбкой на улыбку почему-то не хотелось.

— Не понимаю о чем это вы, уважаемый Савва э...?

— Зови меня просто Савва, — он наполнил рюмку и, выпив залпом, закусил огурцом, — не понимаешь, говоришь, на фу-фу меня разводишь? Хорошо. Тогда я тебе кое-что расскажу, слушай. Ты и трое твоих дружков сегодня прилетели из столицы. В аэропорту вас встречал местный болтун , который подогнал вам тачку и стволы. По дороге в город вы мочканули Гогу Тифлиса и его пацанов. А потом вместо того, чтобы слинять, вы приперлись в город и поселились на хате, которую вам снял все тот же адвокат. Тут и Кутузовым не надо быть, чтобы сделать вывод: вы сделали не все, на что подписывались. И мне теперь очень хочется узнать: на кого вы работаете и кого еще он вам заказал?

Услышанное заставило Кирилла крепко задуматься. Старик достаточно подробно знал историю нескольких часов их пребывания в городе. Скорее всего, кто-то стал свидетелем их разборки с кавказцами или, по крайней мере, связал с этим их машину. Через нее они вышли на адвоката. От того узнали сколько их, где они расположились и даже что у них за багаж. В оперативности местным браткам не откажешь. Ну, что же придется отвечать на вопросы, тем более, что встреча с этим самым Саввой в их планах все равно предусматривалась. Чуть позже и не при таких обстоятельствах, но предусматривалась. Надо вот только как-то парней предупредить, чтобы глупостей не наделали. Скоро ведь хватятся. Можно, конечно, с Дедом связаться, но поскольку Ладу держат где-то тут рядом, и Кратос наверняка с ней, то предупреждать его о своем присутствии непосредственно под носом не стоит. Значит, придется справляться самим. Только вот насколько откровенным можно быть? Что если Кратос в деле похищения Лады прибегнул к услугам именно Саввы. Есть такая вероятность? Теоретически есть. Но в этом случае я бы уже, наверное, разговаривал с самим Кратосом или не разговаривал бы вовсе. Скорее всего, ему помогает кто-то другой, и Савва тут, как говорится, не при делах. Пожалуй, можно рискнуть.

— Ну, что же, уважаемый Савва, я готов максимально подробно ответить на все ваши вопросы, но у меня к вам одна просьба.

— ?...

— Разрешите позвонить своим друзьям, успокоить их. Меня нет уже достаточно долго.

— Надеешься, что твои дружки тебе помогут?

— Я могу не говорить, где я. Я просто скажу, с кем я, скажу, что у меня все в порядке, и они успокоятся.

— А ты оптимист, — усмехнулся Кутузов.

— Я знаю своих друзей и, как мне кажется, владею ситуацией.

Кутузов переглянулся с хозяином. Тот немного подумал и кивнул:

— Хорошо, звони, но учти: ты не называешь наших имен и не делаешь попыток даже намекнуть, где ты сейчас находишься.

— Хорошо, даю слово.

— Слово? Ну, что же, звони. Телефон дать?

— Спасибо, у меня свой.

Кирилл достал мобильник и набрал номер Сергея.

— Серега, меня тут в гости пригласили к очень авторитетному человеку. Мы о нем в Москве говорили, помнишь?

— Авторитетный мужчина преклонного возраста, который всю округу держит?

— Именно.

— Помощь нужна?

— Нет, у меня все в порядке. Мы здесь немного побеседуем, и я вернусь.

— У тебя точно все под контролем.

— Да, не волнуйся. Есть некоторое недопонимание ситуации, но скоро все выяснится. Пока, до связи.

Кирилл отключил телефон и посмотрел на Савву.

— Ладно, нормально базарил. Ничего лишнего вроде не трюкнул. Ну, теперь давай трави свои байки. И о чем вы, кстати, в Москве про авторитетного человека говорили.

— Да ничего особенного, просто мы старались максимально полную информацию получить о городе, в который летим. Так что ни каких баек, все по-честному, как перед прокурором.

— Хм, с прокурором меня еще никто не сравнивал. Ну, ну...

— Судя по всему, этот самый Гога Тифлис тоже не последний человек в вашем кругу. И вы решили, что мы киллеры, которых кто-то нанял, чтобы его убить?

— А ты бы так не решил?

— Мы впервые увидели вашего Гогу в самолете... — Кирилл максимально подробно рассказал обстоятельства их знакомства с кавказцами. — ... ребят мы успокоили, но злобу они, видимо, затаили. Догнали нас на шоссе и попытались обстрелять. Пришлось ответить. Нам повезло больше. Они остались там, а мы приехали в город.

— Хм, повезло, — Кутузов достал мобильник и вышел из комнаты.

— Ну что же, складно, складно. Только в твою грустную историю как-то плохо вписывается сумка, набитая стволами. Не самый правильный багаж для учителя.

— Да были стволы, были, чего скрывать. Только нужны они нам совсем для другого дела. Дело в том, что у меня похитили невесту. Мы знаем: кто и для чего это сделал. Нам известно, что ее держат где-то в глухой таежной деревне в районе поселка Мурга. Мы с друзьями направляемся туда, чтобы ее освободить.

— И ты хочешь, чтобы я в эту пургу поверил?

— Это правда. Ее держат у людей, носящих на шее кресты в виде буквы Х с распятой фигурой Христа. Украл ее человек, который достаточно тесно связан с этими людьми. Некоторое время назад мы с Ладой, так зовут мою невесту, помешали осуществлению его планов. И вот теперь он таким образом нам мстит. Мы с друзьями должны найти эту деревню, пробраться туда и спасти Ладу. Адвокат об этом ни чего не знает. Он просто снял для нас квартиру и передал нам машину и оружие.

— Что скажешь? — обратился Савва к вернувшемуся Кутузову.

— Знакомое распятие. Братство "Истинных Христиан". Живут в тайге, где-то юго-западнее от Мурги.

— Что за братство такое? — обернулся к нему Кирилл, — Можете рассказать поподробнее?

— О них мало что известно. Хапнули приличный кусок тайги, объявили его своей территорией и никого постороннего туда не пускают. Живут вроде бы промыслом. Зверя бьют, рыбачат, собирают орехи и ягоды. В конце сезона все это сдают и закупают припасы на следующий год. Среди местного населения сформировано устойчивое мнение, что та часть леса, где обитает братство, проклята, и по доброй воле лучше туда не соваться. Если кому-то в тех местах случалось заблудиться — живыми их после этого никто не видел. Мы трижды пытались выйти на них. Людей посылали. Бесполезно, никто не вернулся. — Кутузов говорил по-военному сухо и четко, как будто доклад на плацу делал.

— А что же власти. Они-то как на это реагируют?

— А с властями вообще сплошные непонятки, — вступил в разговор Савва. — Власти упорно делают вид, что ничего не происходит. Власти — это ведь люди. Людей можно уговорить, купить или запугать. В случае с братством это не работает. Официально, с точки зрения власти ни братства, ни всего с ним связанного, просто не существует.

В кармане Кутузова заиграл сотовый. Тот молча вышел из комнаты, и лишь сквозь закрывающуюся дверь Кирилл смог расслышать:

— Ну что, нашел?...

Оба собеседника делая вид, что увлечены нехитрой трапезой, на время замолчали, на самом деле размышляя над услышанным. Впрочем, пауза тянулась недолго, поскольку вернулся Кутузов и что-то коротко прошептал на ухо Савве.

— Я на белом свете пожил достаточно. Всякого повидал: и на зоне, и тут на воле — и в людях разбираться научился. То, что ты говоришь мне правду, я и без кутузовской проверки понял. Но у него служба такая, не обижайся. Он людей с вашего рейса подтянул, твои слова проверил. Так что тут все ништяк . То, что ты мне не всю правду рассказал, я тоже вижу, и тебя понимаю. Главное, не врал. Все, что нужно было сказать, ты сказал. Теперь меня послушай. Я здесь хозяин, и хозяин давно. Но время идет, я старею, и кое-кто из молодых думает, дескать, Савва уже не тот и пора ему на покой. Лет пять назад в наших краях появился молодой вор Михраб. Сколотил бригаду, получил свою долю, делом занялся. Парень борзый, дерзкий, за пять лет поднялся так, что стал выше многих в городе. И вот теперь решил, что сможет меня свалить. Конечно, на сходняке его голос против моего пока еще слабоват. И он это знает. Поэтому он вызвал сюда Гогу Тифлиса. Тифлис, хоть и из молодых, но вор авторитетный. Общественность его уважает, к словам прислушивается. Трудно сказать, чей был бы верх. Шанс у них был приличный. И тут появляешься ты со своими дружками. И с ходу жмуришь Тифлиса и его братву. С одной стороны, вы оказали мне услугу, и я теперь вам должен. С другой, все выглядит так, что это мой заказ. По понятиям, Михраб теперь должен ответить. И он ответит. А значит, будет война. Много правильных пацанов поляжет. Москва надавит и ментам придется реагировать жестко. Порушатся налаженные связи, планы прахом пойдут. Сколько сил уйдет, чтобы все восстановить потом? А сколько денег придется потратить? Я всегда считал, что худой мир лучше хорошей войны. И по всему выходит, что самое правильное — это отдать вас Михрабу. Что ты на это скажешь, ученый?

Ответить Кирилл не успел. Где-то в глубине квартиры раздался телефонный звонок, и через мгновение в комнату вошла груда мяса в спортивных штанах и черной майке-борцовке, с телефонной трубкой в руках. "Борец" склонил бритую голову к уху Саввы и громким сиплым шепотом, слышным, казалось, в каждом углу квартиры, сказал:

— Савва, тебе журналист звонит, Никитин. Очень поговорить хочет. Срочно.

— Ну давай, раз срочно. — Савва поднес трубку к уху, — Да...

Далее, судя по всему, говорил Никитин.

"Кажется, именно это имя упоминал в свое время Виктор", — подумал Кирилл.

Между тем, монолог на том конце телефонной линии, судя по всему, подошел к концу, потому что Савва бросил коротко в трубку:

— Хорошо, я все понял, — и вернул телефон "борцу".

Савва дождался, когда тот выйдет, и обратился к Кириллу:

— Ты смелый парень, правильный, и ты мне нравишься. А еще, я не люблю, когда воруют людей, тем более женщин. Если ты мужчина, и у тебя есть вопросы, то и предъявляй их, кому следует, причем тут женщины или дети? Не правильно это. И именно поэтому я помогу тебе. А вовсе не потому, что за тебя и твоих друзей только что поручился человек, которого я лично знаю и уважаю, хоть он мне во внуки годится. Сейчас Кувалда отвезет тебя на хату, отдашь ему ключи от вашей тачки. Она у вас уже засвечена. Если мы вас вычислили, то завтра к утру и Михраб вас найдет, а там и менты подтянутся. Мои ребятки тачку за город отгонят и бросят там. А лучше сожгут. Понял Кутузов?

— Не вопрос.

— А...

— А с адвокатом перетрем и тему закроем, не кипешись. Кутузов, завтра с утра на своем "мерине" лично повезешь их в Мургу, сдашь их нашим людям, пусть помогут до братства добраться. Ну и договоритесь, как будете обратно выбираться, чтобы все чин-чинарем было.

— А как же Михраб? Я тебе здесь нужнее буду.

— Ништяк, Кутузов, денек мы тут без тебя переживем, а там, случись чего, по дороге никто, кроме тебя ситуацию лучше не разрулит. Охрану не бери, лишний шум и суета ни к чему. Менты твою тачку знают — цепляться не станут. Да и эти ученые за себя лучше любой охраны постоять могут. Ну, что же, давай, парень, — обернулся он к Кириллу, — езжай к своим, и удачи вам. Ты везунчик, а судьба таких любит.

* * *

— Ты ему веришь?

— Мы же не в церкви, Кутузов. Веришь — не веришь. Странно слышать от тебя такие слова. Я просто пытаюсь использовать ситуацию. Михраб зарвался. Его по любому надо на место ставить, а тут случай как нельзя лучше подходит. Я же не могу их отдать Михрабу. И не потому, что за них Алексей попросил, а просто это будет выглядеть, будто я ослаб и войны боюсь. И значит, грузин вправе делать то, что делает. А когда этих парней вычислят и выяснится, что я не при делах, наш ответ Михрабу будет обществом воспринят правильно.

— Но для этого нужно, чтобы их вычислили.

— А это уж твоя забота, Кутузов. Но только если в этом будет необходимость. Что-то мне подсказывает, что общество и так будет спокойно наблюдать за нашей с Михрабом войной, а потом поддержит победителя. Да и ментам подарки делать без особой нужды не стоит. И еще, имей в виду, если кто-то пронюхает, что ты их из города вывез, нам будет не отмазаться.

— Да, ладно, не учи ученого. Вывезу я их, комар носа не подточит, а дальше-то что?

— Отвезешь их в Мургу. Ребята фартовые, авось, у них чего с братством и сладится. Наведут шухеру в тайге а там, глядишь, под шумок и мы туда влезем. Сдается мне, что не только промыслом живут эти христиане. Не обошлось тут без золотишка, попомни мое слово. Уж больно крыша у них крепкая, надежная. Ни с какой стороны не подступиться. Я тут справочки наводил: никто из серьезных людей к ним никакого отношения не имеет. А значит, сами справляются. А чтобы самим справляться, да так удачно, одних шкурок маловато будет.

— А может, просто крыша шифруется хорошо.

— Нет, Кутузов. Была бы крыша, я бы знал. Кто у нас там, в Мурге?

— Харлам. Человек надежный, проверенный.

— Скажешь ему, пусть поможет им, даст все, что попросят, дорогу покажет, но сам в тайгу пусть не суется. Издалека наблюдает, а потом, как шухер поднимется, нам вякнет, мы туда ребятишек подошлем, тогда уж к братству в гости и пойдут.

— Не боишься — войну на два фронта затевать?

— Вот для этого мне и нужны эти ученые. Пока они там шустрят, мы здесь с Михрабом разберемся.

* * *

Когда Кирилл вернулся в квартиру на улице Ленина, команда была уже в полном составе. Более того, Виктор привел с собой своего приятеля, Никитина Алексея. Друзья сидели за столом, накрытым нехитрой снедью и початой бутылкой водки.

— Кир... — Виктор запнулся, вспомнив, что сейчас его зовут Александр, — мы тут без тебя начали, — он как бы извиняясь, указал на бутылку. — Во-первых, за встречу надо было выпить, а во-вторых, от тебя в этом деле все одно толку никакого.

— Ну и правильно сделали. Хоть каким-то делом занялись.

— Знакомьтесь, Никитин Алексей, — Виктор крепко хлопнул его по плечу, — местный журналист и мой большой приятель. А это...

— Кондрашкин Александр, — перебил Виктора Кирилл.

— Идейный вдохновитель и главный виновник нашего здесь появления, — не унимался Виктор.

Рукопожатие Алексея оказалось уверенным, крепким, но не нарочитым, не таким, как иногда случается: жмешь руку человеку, а тот, словно в тисках, все соки из твоей ладони выжать пытается. То ли силушкой хвалится, то ли себя не контролирует. Рукопожатие Никитина было не таким. Оно говорило скорее не силе, а о твердости характера и надежности человека. Выглядел Алексей соответствующе: чуть выше Кирилла, широкоплечий, с легкой полнотой, свойственной людям, бросившим в недавнем прошлом занятия спортом. Чуть подкрученные вверх пшеничные усы и такого же цвета чуб на левую сторону делали Алексея похожим на казака-станичника из шолоховского "Тихого Дона".

— Ну давай, колись: где был, чего видел? — за шутливой фразой Сергея крылось плохо скрываемое волнение. — По порядку и максимально подробно.

— По порядку, так по порядку, — пожал плечами Кирилл. — Я бродил по городу, когда меня остановили два сержанта — ППСника и предложили проехать в гости к одному очень уважаемому человеку. Я согласился.

— А тебе мама не говорила, что нельзя садиться к незнакомым дяденькам в машину?

— Брось, Витек, не мешай.

— Привезли в квартиру. Квартирка хитрая, совмещена с другой из соседнего подъезда. Всегда можно уйти и выйти незаметно. В квартире меня ждал Савва Сибирский.

— С чего ты решил, что это был Савва?

— Возраст, внешний вид, наколки, манера держаться и говорить...

— Шерлок Холмс, прямо.

— Помните проблему по дороге из аэропорта? — начал осторожно Кирилл.

— Имеешь в виду кавказцев, — уточнил Виктор, давая понять, что Алексей в курсе происходящего.

— Именно. Это был уголовный авторитет Гога Тифлис и его подручные. Дело в том, что один местный товарищ то ли по кличке, то ли по имени Михраб затеял сдвинуть с трона Савву Сибирского. В качестве тяжелой артиллерии он вызвал в город Гогу Тифлиса. Люди Саввы, видимо, следили за Тифлисом и стали свидетелями нашей с ним "встречи". — Кирилл по-прежнему старался выбирать обтекаемые формулировки. — Они засекли нашу машину и вышли на адвоката, который сдал нас с превеликим удовольствием.

— А ты бы не сдал? — вдруг неожиданно серьезно спросил Виктор.

— Не знаю, но это неважно. Поскольку мы остались в городе, Савва решил, что мы бригада киллеров, которая выполнила только часть задания. Следующими вероятными целями были Михраб или сам Савва. В первом случае все выглядело бы так, как будто нашим заказчиком является Савва. Но он-то, сами понимаете, ни сном, ни духом. И получается, что появилась некая третья сила, желающая столкнуть лбами его и Михраба и под шумок подмять город. Вот Савва меня и пригласил, чтобы разобраться.

— А я бы на его месте шлепнул бы нас всех и все дела.

— Вот поэтому ты, Витя, и не на его месте — вступил в разговор молчавший до сих пор Борис. — Шлепнуть нас, значит, косвенно признать себя заказчиком и не найти заказчика настоящего.

— Хорошо, — не унимался Виктор, — тогда надо было захватить одного из нас и вытрясти из него всю душу.

— А мое приглашение в гости — это, по-твоему, не то же самое? Просто, прежде чем душу вытряхивать, Савва решил поговорить со мной сначала.

— И как же ты его убедил?

— Да рассказал все как есть, он мне и поверил, — Кирилл не стал распространятся про несколько мнемоимпульсов, направленных в сторону Саввы и несущих в себе мысль, что Кирилл парень честный и ему можно верить. Во-первых, не был до конца уверен, что именно это сработало, а во-вторых, не хотелось пускаться в слишком уж пространные объяснения. — Ну, а потом ему еще, судя по всему, Алексей позвонил, что, наверное, и привело к окончательному решению. Кстати, ты откуда так хорошо Савву знаешь? Если не секрет, конечно.

— Да нет никакого секрета. Он когда-то в глубоком детстве с моим дедом очень дружен был. Судьба только по разным дорожкам развела. Савва первый раз в тюрьму сел, еще когда ему шестнадцати не было. Пока тот сидел, деда в армию призвали. Так и разошлись пути-дорожки, а дружба детская осталась. Потом была война. Дед воевал, а в тылу осталась бабушка с двумя сыновьями погодками. Один из них, младший, был мой отец. Савва к тому времени уже рецидивистом был, в войне, понятное дело, не участвовал, жил своей воровской жизнью. Но если бы не он, погибли бы в самую голодную зиму сорок второго и бабушка, и отец мой, и брат его, дядя Ваня. Дед с войны не вернулся, а Савва, когда был на воле, всегда помогал бабушке и детям деньгами и продуктами. В общем, он попытался заменить им отца. Странная, конечно, была замена. Савва в зоне больше времени проводил, чем на свободе, но помогать им умудрялся даже оттуда. Если бы не его криминальная сущность, он, наверное, мог бы стать замечательным отцом и дедом. Он и меня своим названным внуком считает.

— Да, история, — вздохнул Сергей.

— Я давно мечтаю книгу об этом написать, да все руки не доходят.

— Ну, хорошо, вернемся к нашим делам, — Кирилл решил продолжить рассказ, тем более, что он собственно приближался к своему завершению. — Значит, что мы там порешили. Поскольку мы, как-никак, оказали Савве услугу, то, в качестве ответного жеста, завтра с утра его начальник службы безопасности отвезет нас на своей машине в Мургу. Наша "Нива", сами понимаете, засвечена по полной и теперь подлежит уничтожению. Кстати, этот самый начальник — занятный мужик. По-моему, из бывших. Я прав?

— Не знаю, — пожал плечами Никитин, — он вообще мужик мутный. Кто он и откуда взялся, мало кто знает. Да я и не интересовался особо. Савва, даром что сам вор, ни отца, ни меня к своим воровским делам никогда не подпускал, всю жизнь учил, что жить надо честно, и вся эта воровская романтика — сказка для дурачков.

— А что в Мурге? — вернул разговор в прежнее русло Сергей.

— Во-первых, там наша цель. Люди со странным распятием — это секта, или братство "Истинных Христиан". Их база где-то в тайге, в запретном для местного населения районе. Вокруг этого братства вообще мало информации, одни слухи и загадки. Во-вторых, в Мурге нас ждут люди Саввы. Они покажут нам дорогу в братство и вообще помогут, чем нужно. Кстати, что о братстве нарыть удалось? — обратился он к Борису.

— Ты знаешь, и много и ничего. Само название "Истинные Христиане" известно уже не одну сотню лет минимум. Не удивлюсь, что оно появилось и раньше, просто упоминаний в летописных источниках нет. А нет потому, что все, что связано с "Истинными Христианами", покрыто глубочайшим мраком и тайной. Тайные общества и братства с таким названием периодически возникали не только на территории Руси, но и в других странах, где было распространено православие. Появлялись эти общества из ниоткуда и пропадали в никуда. Информации минимум. Никаких списков, никаких имен. Практически вся информация связана либо со скандальными статьями в прессе, либо с отчетами всевозможных правоохранительных служб, разрабатывавших в свое время эту тему. Итог всегда один. Стоило только официальным властям, светским или церковным неважно, подобраться к братству поближе, как оно исчезало. Исчезало бесследно, но не навсегда. Спустя несколько лет общество вновь появлялось где-нибудь совсем в другом месте. Чаще всего это был какой-нибудь глухой таежный угол. Оно и понятно, в глуши тайну сохранять намного легче. Удалось найти свидетельство одного агента охранки, который в 1903 году смог проникнуть на тайную проповедь среди членов братства. Он подробно описывает и сам обряд, и особенно поразившее его распятие. Описание полностью совпадает с тем, что видел твой Дед. А еще он приводит довольно-таки подробный пересказ самой проповеди, дающий некоторое представление о сути того учения, что исповедуют "Истинные Христиане". Их учение утверждает, что кроме евангелий, признанных официальной церковью, существует еще одно, тайное, евангелие, написанное матерью Иисуса. В нем вся трактовка библейских событий, связанных с жизнью и смертью Христа, выглядит несколько иначе. Цитирую:

"Когда я жила у Иосифа, ко мне послан был от Бога Архангел Гавриил сообщить благую новость о рождении от меня Спасителя мира. Он явился ко мне с такими словами: "Радуйся, Благодатная, Господь с Тобою, благословенна Ты в женах". Я смутилась и подумала: что значит это приветствие? Архангел же продолжал: "Не бойся, Мария, Ты обрела благодать у Бога; Ты родишь Сына и назовешь Его Иисус". И спросила тогда я в недоумении: "Как это может быть, когда я не замужем"? Архангел ответил мне: "Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя, поэтому и рождаемое Святое назовется Сыном Божиим". С превеликим смирением я ответила: "Я раба Господня, пусть будет Мне по слову Твоему". Но возразил мне Архангел: "Истинно слова Господа нашего, Царя небесного, передаю тебе, Мария. Отныне не раба ты Господу. Отныне избрана ты стать Царицей мира людского. Многотрудная судьба назначена тебе Господом. После того, как родишь ты Сына Божьего, на тридцать третьем году его приведешь ты Иисуса в город Иерусалим, где примет он смерть мученическую на кресте. Смертью смерть поправ, вознесется он на небо, к отцу своему, а тебе судьба — по миру скитаться, многие муки претерпевая. Будешь ты бита не единожды и друзьями предана, но семена ученья твоего не пропадут даром и взойдут благодатным урожаем многие лета спустя". Так сказал Архангел Гавриил и отошел от меня", — Борис произнес все это на одном дыхании, как молитву прочитал, и, переведя дух, замолчал, глядя на притихших друзей.

— Это каково же ей, бедной, было? — нарушил тишину Алексей — Жить, с такими знаниями. Плод носить, ребеночка рожать, растить его, души в нем не чая, и знать все это время, что вот он срок, все ближе и ближе, когда умрет ее дитятко смертью лютой. День за днем видеть, как капля за каплей истекает срок, отпущенный Богом. Кошмар. Врагу не пожелаешь.

— Это все? — Сергей решил наконец закончить тему.

— Ну, если в общих словах, далее ученикам Иисуса не понравилось, что царствовать на земле должна женщина, и они, предав Марию, написали собственные истории Жизни Иисуса Христа, а на Марию и ее последователей устроили гонения. Мария бежала и долго скрывалась на территории Руси. Но и там не было ей покоя. В общем, все, как предсказал Архангел. А после смерти Марии ее сподвижники стали тайно распространять это учение. Вот наши "Истинные Христиане" и есть последователи этого самого учения. Теперь все. Конкретно о нашей секте в сети нет ничего.

— Н-да, действительно не густо. Слов много, информации ноль. Ну, что же, значит, будем разбираться на месте.

— Эх, братцы, жаль не могу с вами пойти. У меня самолет через три часа. В командировку уезжаю. А так хотелось бы с вами в тайгу пойти. Это же такой материал, м-м-м... пальчики оближешь.

— Ну вот, еще одного журналиста нам только не хватает. Витька вон с трудом слюнки сглатывает, и ты туда же. Нет уж, езжай давай в свою командировку, а потом, бог даст, свидимся и все расскажем.

* * *

Кутузов прибыл, как и обещал, без пяти минут пять. Огромный, черный, наглухо затонированный "Mercedes-Benz GL450" стоял максимально близко к подъезду. Как только друзья вышли из дверей, из-за слегка опущенного водительского стекла послышалось:

— Загружайтесь быстро. Вещи в багажник.

Кирилл на правах "старого знакомого" сел впереди.

— Знакомьтесь, — обернулся к друзьям Кирилл, — это...— он вдруг запнулся. Называть Кутузова по кличке не хотелось, а настоящего его имени он не знал.

— Кутузов, — понял тот его сомнения и неожиданно добавил: — Николай Николаевич.

— А я думал...

— Кутузов — моя настоящая фамилия. А это — он указал на повязку, закрывающую левый глаз, — просто так совпало.

— Мистика какая-то, — пробормотал Виктор, — древние считали, что имена определяют судьбу их носителей.

— Может и так, но в моем роду мне первому так подфартило. Ну что, поехали?

— Поехали, надерем задницы вашим сектантам, — Виктор поудобнее устроился на заднем сиденье.

— Не стоит недооценивать противника. Там в секте народ тертый. Мужики все как один охотники. Не то что белку, воробья в глаз бьют. Они в отличие от вас, здесь — дома. Тайгу с детства знают. Глухой ночью с закрытыми глазами могут вдоль и поперек пройти. Так, что советую подойти к делу серьезно.

— Ну, поживем — увидим. Как говаривал Портос, чтобы узнать, чем закончится драка, нужно сначала в нее ввязаться, — не унимался Виктор.

— Это дело ваше, — не стал спорить Кутузов. — Ехать до места часов семь, поэтому рекомендую поспать. Если не ошибаюсь, то нынешней ночью выспаться вам не удалось.

Друзья не стали себя долго уговаривать и вскоре задремали. Кирилл некоторое время еще пытался поддерживать с Кутузовым беседу, но вскоре тоже сдался и заснул, склонив голову на грудь.

Спали крепко и беспробудно. Спали часа четыре. Спали бы и дольше, но их разбудил Кутузов. Они заехали в какую-то деревню, где их уже ждал сытный обед. Хотя для обеда было еще рановато, но четыре часа пути сделали свое дело. Друзья с аппетитом съели борщ, вынутый прямо при них из печки, выпили по огромной кружке молока, запивая им шикарные, еще теплые пироги с рыбой и капустой. Хлебосольная хозяйка наложила им в дорогу гору пирогов, дала банку с молоком, и друзья вновь отправились в дорогу.

Далее была дорога, лес, поля, опять лес, редкие деревеньки, и опять лес. Говорили много, сначала о деле, потом обо всем сразу. Договорились даже до того, что пару раз назвали Кирилла его настоящим именем, и наконец замолчали, исчерпав темы кажется на месяц вперед. А вокруг лес, поля, холмы, и опять лес, и дорога, вьющаяся бесконечной лентой, то уходящей за поворот, то упирающейся в горизонт. В конце-концов все вновь стали понемногу засыпать. Кирилл, убаюканный монотонным пейзажем за стеклом и плавным покачиванием автомобиля, дремал крепко, просыпаясь, только если машину встряхивало на каком-нибудь особо неровном участке дороги. Справедливости ради надо сказать, что подобных участков хватало. В эти моменты Кирилл невольно вспоминал две извечные российские беды: дороги и дураков, которые именно эти дроги выбрали для передвижения. Просыпаясь, Кирилл не уставал удивляться, как Кутузов, немолодой уже в общем-то человек, столько времени уже провел за рулем, а по-прежнему был собран и спокоен. Он уверенно вел машину на приличной крейсерской скорости, не взирая ни на усталость, ни на качество дороги.

Глава 13

Второй сон Кирилла Мефодьевича

Марево клубилось над долиной реки Скатамар. Горячий воздух, струясь и мерцая, поднимался от раскаленной земли, искажая все, что охватывал глаз. Слабый, едва ощутимый ветерок со стороны моря вместо прохлады нес стойкий запах горелой человеческой плоти. Накануне опять была битва, вновь окончившаяся ничем, и погребальные команды всю ночь жгли костры, предавая огню тела погибших товарищей. Запах сгоревшей плоти десятый год витал над Троей и стал привычным, и никто уже не обращал на него внимания.

Под палящим солнцем Геллеспонта стояли трое. Воины. Фигуры, амуниция вооружение все говорило об этом. Двое из них были в коротких хитонах, поверх которых надеты доспехи, богато украшенные чеканкой. Бронзовый шлем на голове одного, увенчаный продольным гребнем и султаном из красного конского волоса, сдвинут на затылок. На ногах — дорогие бронзовые поножи, также покрытые чеканкой и медными вставками. За спиной у другого висел круглый вогнутый щит, кованный из нескольких слоев металла с таким причудливым набором рисунков, что разглядывать их можно было часами, словно картину какого-нибудь великого художника. Еще бы, ведь этот щит, как и все доспехи в целом, ковал сам Гефест, искусный кузнец, бог огня и покровитель кузнечных ремесел. Щит — подобие земли, неба и моря. Все пространство земли божественный ковач заполнил подсмотренными им с высоты Олимпа сценами сельской и городской жизни. Дивно сверкающий панцирь сделан специально, чтобы ослеплять врагов. Шлем выкован, облегающим голову и утолщенным у висков. К шлему Гефест приладил золотой гребень и украсил конским волосом. Поножи он отлил из белого олова.

Весь вид воинов говорил об их благородном происхождении и богатстве.

Третий же воин являл собой полную противоположность своим товарищам. Из одежды на нем был лишь короткий хитон, скрепленный на правом плече фибулой и стянутый широким кожаным поясом. К поясу крепились длинные, до середины бедер, полоски толстой кожи с нашитым на них металлом. Ни шлема на голове, ни доспехов на могучем торсе не было. Кожа на иссеченном в многочисленных схватках теле задубела настолько, что, похоже, не страшны ей были ни изнуряющая жара, ни слепящее солнце, ни мечи и стрелы противника. Из оружия воин имел лишь короткий колюще-режущий меч, висящий на поясе, и мощный боевой лук в руке. Это Аякс Оилид, сын Оилея и Эриопиды (Эриопы), царь Локриды, известный своим буйным и дерзким нравом, предводитель ополчения в сорок человек. Искусный копьеметатель и прекрасный бегун, уступающий в скорости только Ахиллу. Воины его по праву славятся как непревзойденные лучники и пращники среди ахейского войска.

Вся троица внимательно осматривала стены неприступного города, простиравшегося под ними.

— Для чего ты оторвал нас от дел и притащил сюда через всю долину, Одиссей? — первым нарушил молчание полуобнаженный гигант, — Чтобы полюбоваться на Трою с тыла?

— Нет, Аякс, сын Оилея, наша цель не Троя, а это замечательное сооружение, что отходит от городской стены и поднимается в горы, — он показал рукой на правую часть крепостной стены.

С гор спускалась огромная конструкция, опиравшаяся на землю с помощью двух гигантских арок и упиравшаяся другим концом в стену.

— И что же в нем такого замечательного, Одиссей? — спросил обладатель божественных доспехов Ахилл.

— Это старый акведук — огромная каменная труба. Когда-то давно, когда старик Приам был молод и полон сил, с помощью этого акведука в город поступала вода из горного озера. Потом колебатель земли Посейдон разрушил часть горы, и озеро ушло под землю. Дыру в трубе заделали каменной пробкой, чтобы в город не пробрался враг и успокоились. В городе сейчас зреет заговор с целью сдачи Трои. Во главе его стоят Эней и Антенор, и они готовы показать нам место, где после землятресения часть трубы была разрушена. Ночью мы сможем пробраться в акведук, разобрать пробку и проникнуть в город.

Ахилл внимательно рассматривал акведук, словно взвешивая только что услышанное.

— Смотрите, как эта конструкция похожа на гигантскую длинноногую лошадь, мордой упершуюся в городскую стену.

— Вот-вот, мой лирический друг, — подхватил его аллегорию Одиссей, — именно на этом коне мы и въедем в Трою.

— Мои лучники лучше всех подойдут на эту роль, — подал голос Аякс. — Их хоть и не много, но каждый в бою десятка стоит. За ночь мы разберем эту пробку и откроем ворота. Нужно только как-то отвлечь троянцев, чтобы они не всполошились раньше времени.

— Есть у меня на этот счет одна идея. Сделаем вид, что уходим. Войско погрузим на триеры, отойдем в открытое море и спрячемся за Тенедосом, а на берегу оставим, как и положено, богатый дар богине Афине, чтобы путь наш домой гладким был и безмятежным.

— Неплохо бы кого-нибудь оставить, чтобы поведал троянцам о нашем уходе.

— Есть у меня один человек, Синоном зовут — актер прекрасный и воин отважный к тому же. Думаю убедить Троянцев, что мы послушались предсказания Калханта, ушли, оставив их в покое, ему труда не составит. Ведь люди доверчивы, особенно когда ложь ласкает и слух, и душу. Троянцы устроят пир, а ночью, когда они, да помогут нам Морфей с Дионисом, угомонятся, мы тихо войдем в город и устроим свой пир, да такой, что сам Арес вздрогнет от ужаса.

— По праву твое коварство и хитроумие, Одиссей, соперничает с твоей отвагой, — засмеялся Ахилл и крепко хлопнул друга по плечу

— Ты все слышала? — мысленно спросил Ахилл еще одного незримо присутствовавшего здесь участника событий.

— Да, — ответила Клео.

— Предупреди своих, иначе Троя падет.

— Мои троянцы уже давно не внемлют моим пророчествам. Они лишь смеются, считая меня сумасшедшей.

— Тогда уходи сама.

— Нет, нужно до конца сыграть свою роль. Иначе, зачем мы все это затеяли?

— Но ведь ты можешь погибнуть.

— А уж это твоя забота, Тревел, на то ты и начальник службы безопасности. Я спрячусь в храме Аполлона. Кратос наверняка меня вычислит и придет туда, вот там-то вы с ним и встретитесь. И, кстати, я думаю, что печаль Аспера по потере брата будет весить на весах судьбы гораздо меньше жизней наших товарищей.

— Это уж, как получится....

Глава 14

Поселок Мурга

Кирилл проснулся, и не от неровности на дороге, а отчего-то другого. Это было даже не ощущение, а скорее предчувствие ощущения тревоги. Но и его хватило, чтобы Кирилл открыл глаза и осмотрелся. Вроде все как всегда, лес вокруг и шоссе, уходящее за горизонт. Впрочем, на этот раз горизонт был гораздо ближе, машина с ровным ненадрывным урчанием поднималась в гору. Сразу за подъемом дорога делала крутой поворот, и тревога Кирилла обрела уже вполне четкие очертания.

— Подъем, парни, тревога.

— В чем дело? — Кутузов бросил на него недоуменный взгляд.

— Пока не знаю, но что-то сейчас будет.

Кирилл не успел закончить фразу, а машина уже заложила вираж, легко вписываясь в поворот на полном ходу.

— Вот оно, — проворчал Сергей.

Сразу за поворотом на обочине стоял милицейский УАЗик. Два мента с автоматами наперевес небрежно облокотились на капот, лениво поджидали подъезжающую машину.

— Спокойно, мою машину все менты края знают.

Тем не менее один из ментов махнул жезлом, ни секунды не сомневаясь, что водитель выполнит его требование. А как же иначе, ведь он здесь царь и бог на дороге.

— Какого, черта, — проворчал Кутузов, — сидите тихо и не высовывайтесь.

Он плавно затормозил, проехав мимо УАЗика достаточно далеко, ровно настолько, чтобы четко дать понять, кто тут на самом деле царь и бог. Выходить из машины и бежать навстречу гаишнику, теребя в потных ладошках документы, он, естественно, не собирался. Он даже стекло стал опускать только тогда, когда старший лейтенант подошел к машине и постучал.

— Ты, что, старлей, не знаешь кто?...

Договорить Кутузов не успел. Два выстрела в сердце и голову прервали его речь.

"Не Макаров — "ТТ"", — мимоходом успел отметить Кирилл и откинул голову на подголовник сиденья. Пуля, предназначенная ему, пролетела мимо, обдав лицо горячим потоком. Четвертый выстрел киллер произвести не успел — с заднего сиденья раздалась глухая короткая очередь. Серега был в своем репертуаре. Убирая вещи в багажник, он все-таки прихватил с собой один из "Кипарисов". Не успело тело убитого старлея осесть на землю, как Сергей, развернувшись, дал очередь прямо через заднее стекло машины. И хотя второй мент успел вскинуть автомат и нажать на курок, первые две пули с жирным чавкающим звуком впились в борт "Мерседеса", остальные ушли в небо. Тело мента опрокинулось на асфальт. Со вторым киллером тоже было все кончено. В этот самый момент со стороны леса раздался звук автоматной очереди. Машину сотряс град пуль. На пол полетели стекла и куски обшивки.

— Из машины, живо!!!

Серега мог бы и не кричать. Все и так выскочили из "Мерседеса" на противоположную от стрелка сторону. Борис, сидевший справа, покидал салон последним. Он вдруг почувствовал сильный тупой удар, неожиданно придавший телу дополнительное ускорение. Правое плечо ожгло болью, и по руке пробежал горячий ручеек. Он вывалился из машины и перекатился чуть в сторону, чтобы не мешать Сергею, единственному среди них вооруженному человеку.

Кириллу, чтобы покинуть машину, пришлось открывать дверцу и перелезать через тело Кутузова, что естественно замедлило его движение. Зато по пути он умудрился извлечь из наплечной кобуры Кутузова его "Беретту". Так что вскоре из-за израненного "Мерседеса" в сторону леса заработали два ствола. А тут и Виктор добрался наконец до милицейского автомата. Правда выстрелить так и не успел. Стрелок в кустах неожиданно замолчал.

Выждав некоторое время и, так и не уловив в лесу никакого шевеления, Сергей с Кириллом, соблюдая меры предосторожности, прикрывая друг друга как в далекой молодости, двинулись в лес. Виктор тоже сунулся было с ними, но был остановлен Сергеем:

— Помоги ему, — кивнул он на Бориса.

Стрелка нашли быстро. Молодой парень в камуфляже лежал, уткнув голову в траву, щедро политую кровью. Пуля вошла ему точно в лоб.

— Дилетант, — сделал вывод Сергей, бегло осмотрев позицию. — Место хорошее, но себя никак не защитил. Чуть бы в сторону сместился, вон тем стволом прикрылся бы, и хрена с два мы его так просто достали бы.

— Может быть, просто не успел?

— Нет, тут время много не надо. Или слишком самоуверенный, или дурак, а скорее всего, и то и другое.

Когда они вернулись на дорогу, Виктор уже успел оказать Борису первую помощь.

— Все нормально, — ответил он на вопрошающие взгляды друзей, — пуля прошла навылет. Кость не задета. Я повязку наложил. Кстати, Кирюха, там, похоже, Кутузов живой еще, стонал вроде, да я Борькой занимался, не до него было.

Не нужно было быть специалистом, чтобы понять, что Кутузов умирал, точнее, он уже практически умер и держался за жизнь из последних сил, что называется, на волевых. Он был в сознании и смотрел прямо перед собой единственным глазом. Левая сторона его лица сильно пострадала. Пуля вошла в левый глаз, которого не было, сорвала напрочь повязку и вышла через правую скулу, где-то под ухом. Смертельным ранением было не это. Первая пуля, пущенная в грудь, зацепила сердце, пробила легкое и застряла в позвоночнике. Когда в сектор его обзора попал Кирилл, он сфокусировал на нем взгляд и разомкнул побелевшие губы.

— Ну что, опять в глаз?

Кирилл молча кивнул в ответ.

— Насмешка судьбы, а еще говорят снаряд два раза в одну воронку не попадает... — он хмыкнул и тут же болезненно скривил лицо. Говорить было трудно и больно, но он продолжил, медленно и с большими паузами: — Кирилл, в Мурге найди Харлама... Он поможет... Он кафе держит... Единственное в поселке, не промахнетесь... — На его губах запузырилась кровавая пена. Он вдруг поперхнулся кровью, закашлялся, харкая красными брызгами, захрипел, вздрогнул несколько раз всем телом и замер, перестав дышать, так и не закрыв единственный глаз.

— Все, отмучился, — подвел итог подошедший Виктор. — Как думаешь, Кирюха, они по нашу душу или по его?

— Думаю, что это все-таки их местные разборки. Наше присутствие было для них неожиданным, мне так показалось.

— Если бы они готовили засаду на нас, то троих человек явно было бы маловато, — поддержал его Сергей, — о нас они наверняка не знали.

— Ну, теперь-то узнают. Рано или поздно понаедут сюда менты, всякие там криминалисты, и выяснят. Что в машине, кроме Кутузова, было еще четверо. Начнут копать, и рано или поздно свяжут это с грузинами возле аэропорта. А дальше — всероссийский розыск, задержание, суд, Сибирь. Хотя мы уже и так здесь. Пожизненно, думаю, не дадут, все-таки бандюков замочили, а не честных налогоплательщиков. Впрочем, если это менты натуральные, а не ряженные, то могут дать и по полной.

— Наконец-то зритель увидит твое истинное лицо.

— Вот это самое ужасное и есть. Борька, а ты чего про все это думаешь?

— Думаю, к грузинам нас пристегнуть будет сложно. Мы ведь там практически не наследили, если не считать автомата. Кстати, Серега, это тот же самый автомат?

— Да кто ж его знает. После того, как в город приехали, я все перебрал, почистил, магазины пополнил.

— Ну и ладно, это не так уж и важно.

— А к чему тогда вопрос?

— Если это тот же автомат, то мы невольно подставим Савву, менты решат, что это Кутузов убил грузин, по приказу Саввы. А он как-никак помочь нам хотел.

— Предлагаешь все повесить на Кутузова, — догадался Сергей.

— А что еще остается. Стреляли вы из "Кипариса" и его "Беретты". Можно все обставить так, как будто это он положил всех троих и сам умер от ран. Надо только наши отпечатки внутри машины стереть. Конечно, если начнут глубоко копать, привлекут трассологов, те заметят неувязки, но будем надеяться, что подсказанный нами ответ всех устроит.

— Ну, что же, давай, журналист, сочиняй, как все было. Исходные данные такие: Кутузов один, у него "Беретта" и "Кипарис". Против него трое нападавших: два мента и парень в кустах. Менты убиты из "Кипариса". Первый очередью в грудь и голову, второй очередью в грудь. Парень в кустах — в голову — из чего непонятно, но стрельба велась из обоих стволов. Кутузов убит из пистолета первого мента.

— Тогда дело было так: менты остановили Кутузова. Первым стрельбу начал тот, что в кустах. Кутузов выскочил из машины и начал отстреливаться из двух стволов. Завалил парня. Тут в дело включились менты, один из "калаша" в молоко, другой из "ТТ" три выстрела, два в цель, один мимо.

— А чего он из "ТТ" палить начал, если у него "калаш" в руках.

— А это пусть следствие голову ломает.

— Тоже верно. И что дальше?

— А что дальше? Кутузов валит ментов из "Кипариса" и умирает от ран.

— А кровь на его сиденье? Бесследно убрать ее мы не сможем.

— Да, кровь, это серьезно... А тогда он решает уехать отсюда, садится в машину и умирает уже за рулем.

— А еще вы забыли про кровь первого мента возле "Мерседеса" и мою.

— Твоей крови в салоне нет, я проверил. А что касается крови мента: что же, придется побеспокоить Кутузова и попачкать асфальт его кровью, как следует. Авось, следствию не придет в голову делать ее анализ. Все ведь и так достаточно очевидно.

— Ну что же, пожалуй, это может сработать. Слишком много, конечно, построено на "авось", но других вариантов я не вижу.

Сценарий был написан, оставалось только выстроить мизансцену и стереть свои отпечатки. Двадцать минут — и дело сделано. Удача была на их стороне, потому что за все это время по трассе не проехала ни одна машина.

Нагруженные сумками друзья скрылись в тайге, стараясь как можно меньше оставлять следов.

* * *

К Мурге вышли уже под вечер с северной стороны. На ночь глядя в поселок решили не соваться и переночевать в лесу. Выбрали в пяти километрах от поселка глухой уголок, присмотрели подходящую полянку, укрытую со всех сторон от посторонних глаз молодым густым ельником. Наметили контур, примерно два на полтора метра, и начали аккуратно снимать дерн. Небольшие, сорок на сорок сантиметров, квадратные лоскуты складывали на расстеленную рядом плащ-палатку, внимательно следя, чтобы земля с них не падала никуда, кроме брезента. После того, как весь дерн на намеченном участке был снят, начали рыть яму. Землю выносили в вещмешках, примерно за километр, там как раз нашлось выкорчеванное ветром дерево с обнаженным корневищем, так что десяток лишних мешков с землей были там совсем незаметны. На обратном пути друзья собирали сухой валежник, достаточно толстый, чтобы послужить надежной крышей. Яму вырыли не глубокую, чуть больше полуметра. Дно и стены укрыли еловым лапником, срезанным достаточно далеко от места лежки. Яму перекрыли валежником, сверху уложили дерн, таким образом, что поляна вскоре приобрела практически первоначальный вид. Вход в землянку замаскировали небольшой елочкой. Жилье, способное не только приютить на несколько дней, но и скрыть от лишних глаз, было готово. Оставалось решить вопрос с оружием и прочим скарбом. Оставив утомившегося Бориса отдыхать, друзья, подхватив баулы, ушли вглубь тайги. Направление выбрали на юго-запад от Мурги. Примерно в этом направлении, по словам Кутузова, располагалась деревня "Истинных Христиан". Далеко удаляться от поселка не стали, пробежали километров десять и организовали тайник.

В землянку вернулись уже затемно. Борис ждал их, заметно нервничая, хоть и не показывал вида.

— Вернулись? Ну как, все в порядке?

— В порядке, а ты чего такой нервный?

— Не знаю. Вроде и в лесу ночью один не в первый раз, а не по себе как-то. Какое-то устойчивое ощущение приближающейся пакости. Впрочем, ничего конкретного.

— А ты, пророк, — обратился Виктор к Кириллу, — что на этот счет скажешь?

Кирилл внимательно прислушался к собственным ощущениям:

— Да вроде пока все в порядке. Если не считать общей напряженности поля. События последних дней, сами понимаете, не рядовые, напряженность вполне естественна. Есть тут, правда еще один момент...

— Ну чего мнешься, как гимназистка? Колись давай, что у тебя там еще за момент.

— Понимаешь, Витек, сны какие-то странные вижу. Чувствую, неспроста, а вот понять пока не могу.

Кирилл во всех деталях пересказал друзьям и оба сна, и комментарии Деда...

— Ну что скажите? — нарушил он повисшее молчание.

— А что тут скажешь. Если твой Дед прав, то сны эти наводит на тебя кто-то из прямых участников тех событий. А значит, он должен присутствовать в каждом из этих снов. Все очень просто. Вычисли постоянную персону, поймешь, кто шлет тебе приветы. А потом, может быть, и поймешь — зачем.

— Да, Боря, ты в своем репертуаре, — Виктор весело хлопнул друга по плечу, — все сразу понял, все по полочкам разложил.

— А в самом деле, Кирилл, не нарисовался ли еще такой персонаж?

— Знаешь, Сергей, и там, и там присутствуют Ахилл и Клео. Помните, я рассказывал про Ангела-куратора. В нашей беседе он как-то вскользь заметил, что был когда-то Ахиллом. Я тогда как-то не очень обратил на это внимание — других впечатлений хватало. А сейчас вдруг вспомнил. Да и Дед, кстати, подтвердил, что тот разговор в первом сне между Ахиллом и Зевсом был на самом деле. Вот я и подумал, уж не ангел ли это мой шлет мне весточки? Может быть, предупредить о чем-то хочет?

— Как говорят мои друзья-социологи, статистического материала маловато. Тебе, Кирюха, надо спать почаще? Глядишь, материальчика поднакопишь и загадку в конце концов разгадаешь.

— Ладно, Витек, поживем-увидим. Разберемся рано или поздно. Пока я ничего особо страшного не чувствую.

— Ну и ладно, — жизнь давно научила Сергея доверять всякого рода предчувствиям, но загонять себя и товарищей в ненужную паранойю он не собирался. — Тему на этом закроем, а твое волнение, Борис, будем считать последствием ранения. На правах старшего по званию беру командование таежной фазой операции на себя.

— И о каком, интересно, звании идет речь? — тут же последовала реплика Виктора.

Впрочем, Сергей оставил ее без внимания:

— Слушай боевой приказ: я остаюсь дежурить, а остальным — отбой. Через два часа, Кирилл, сменишь меня, потом еще через два — Виктор. Борис пока от вахты освобожден.

— И за что же мне самые сладкие рассветные часы?

— За лишние вопросы и длинный нос журналюги.

— Не любишь ты нашего брата...

— Не люблю, за редким исключением. Ты, к счастью, в это исключение входишь. И все, хватит болтать! Отбой! Время пошло.

Ночь прошла спокойно. Виктор разбудил друзей, когда солнечные лучи косыми стрелами стали весело пробиваться сквозь листву деревьев.

В найденном неподалеку бочажке, спрятавшемся в небольшой, поросшей черемухой лощине, умылись, привели себя в относительный порядок. Съели легкий, не требующего предварительного разогрева завтрак из сухого пайка и двинулись в сторону поселка.

На всякий случай, по предложению Сереги, в поселок вошли со стороны, противоположной той, откуда они на самом деле приехали. Виктор, правда, попытался было возразить, дескать, по нынешним временам, никому никакого дела нет, откуда мы придем и куда потом уйдем. Впрочем, особо настаивать на своем он не стал, попытавшись лишь напоследок оставить за собой последнее слово:

— Ладно, Серега, ты начальник — я дурак. Веди нас, командир.

— Вот-вот, — не дал ему сделать даже этого Сергей, — я командир, и поэтому лучше перебдеть, чем недобдеть.

Кафешку нашли быстро. Прав был Кутузов: одна единственная на весь поселок, стоит на главной улице, захочешь — не промахнешься. Харлама, хозяина кафе, на месте не оказалось, но дородная, полногрудая тетка за прилавком, с ярко накрашенным ртом и целым рядом золотых зубов, сказала, что должен с минуту на минуту появиться.

— Вы, мальчики, пока пивка возьмите. Свеженькое, только вчера привезли. Рыбка вон вяленая, с икоркой. А может вам покрепче чего? Так только скажите, у нас выбор вона какой, не хуже, чем в городе. Харлам за этим строго следит.

— А как вас звать-величать, хозяюшка, — Виктор облокотился на стойку, осмотрел выставку достижений мирового алкогольпрома и уперся шальным взглядом прямо в глубокий вырез ее сарафана.

— Марфа Васильевна я — тетка жеманно улыбнулась и даже слегка порозовела. Впрочем, возможно, это Виктору и показалось.

— Марфа Васильевна, а у вашего пива название есть, или так: пиво и пиво?

— Зря смеетесь, между прочим. У нас и бутылочных пять сортов, и баночное есть. Только я бы вам посоветовала наше, красноярское. Живое пиво, бочковое, никаких консервантов. Наши мужики очень уважают, кто разбирается, конечно, — покосилась она на шумную группу подвыпивших граждан за угловым столиком.

— Тогда давайте-ка нам для начала по кружечке пива и по рыбке.

— А может покушаете чего? Соляночка есть домашняя с грибочками. Свининки можем пожарить с картошечкой.

Виктор обернулся к друзьям, расположившимся за столом. Те лишь коротко кивнули в ответ.

— Отлично, — Виктор вновь поворотился в Марфе Васильевне. — День впереди длинный и горячее не помешает. Так что, уважаемая хозяюшка, мечите на стол и солянку, и свининку с картошкой.

— Вот и славненько, то ли дело. Не то что эти, придут, водки нажрутся даже без закуся — и все, и день прошел. Сейчас, ребятки, пока вам пивка подам, а потом и горячее подоспеет.

Не успели они выпить и по полкружки, как на столе появились тарелки с обжигающей, дымящейся непередаваемым ароматом копченого мяса, перца и лимона солянки. Исполненная по всем кулинарным канонам из трех сортов мяса, двух сортов колбасы, соленых рыжиков, оливок, соленых огурцов, неизменной четвертинкой лимона и еще чего-то невероятно вкусного была щедро сдобрена доброй ложкой густой деревенской сметаны.

— М-м-м, — Виктор только что не замурлыкал от удовольствия, — это не солянка. Это произведение искусства какое-то. Марфа Васильевна, кто это готовил?

— Дак кто же еще, кроме меня. Я тут одна за всех: и швец, и жнец, и на дуде игрец. Народу-то сами видите, не много, так что успеваю.

— Вы, Марфа Васильевна, — богиня кулинарии. Если и мясо таким же вкусным будет, я точно здесь жить останусь. Женюсь на вас, если вы, конечно, свободны. Если нет, то буду тут у вас каждый день харчеваться, и все равно потом женюсь.

— Да ну вас, шутки все шутите.

Виктору все-таки удалось смутить женщину, и довольная похвалой, она поспешила скрыться на кухне.

— Мужики, спасибо за компанию, я пошел.

— Какого нах... пошел? Какого нах... хватит? Ты че, Тимоха, с дуба рухнул. Мы же тока начали.

Голоса за соседним столиком перестали быть просто привычным для подобного рода заведений звуковым фоном, а начали привлекать к себе внимание. Судя по всему, один из собутыльников решил отвалить раньше времени, а оставшиеся его дружки активно этому возражали.

— Не-е-е, парни, я свою норму знаю, — с трудом собирая слоги в слова, проговорил неказистый мужичок, в засаленном пиджачке и темных, неопределенного цвета брюках, заправленных в видавшие виды сапоги. Пегая щетина, бланш под глазом и разбитая распухшая губа завершали малопривлекательный облик опустившегося, никчемного человека. Несмотря на выпитое, мужик продолжал гнуть свою линию, — мне еще стакан — и все..., тут возле прилавка отрублюсь. А мне еще домой доехать надо.

— Какой домой нах... Ты че, Тимоха? Что за кидалово, брат? Ты же себя за грудки теребил, мол, братва, угощаю. А как тока до дела дошло, в кусты?!

— Ну, парни..., ну выпили по чуть-чуть и хорош. Чего же нам тут полы-то подметать?

— Да пошел ты, гаденыш, — один из его собутыльников так крепко двинул Тимоху в плечо, что тот отлетел практически к самой двери.

— А ну хорош буянить, алкаши чертовы! — заорала вдруг на них Марфа Васильевна,— а то участкового позову.

— Ладно, ладно, Марфа, не шуми. Ща добьем пузырек и сами отвалим, — они разлили остатки водки по стаканам, а Тимоха под шумок проворно выскочил из кафешки.

— Слушай, Козырь, а Тимоха-то слинял.

— Да и хрен с ним. Гнилой фраерок оказался.

— У него бабло есть, Козырь.

— Да какое бабло, Шрам. Ты его видел? У него бабло искать, все равно что у татарина кобылу.

— Не скажи, Козырь, когда бухло брали, я у него на кармане бабки засек. И не курынчу какую-нибудь, а конкретную такую пачугу хрустов . Не иначе, как тиснул где-то по дороге.

— Смотри, Шрам, если звонишь и за гроши меня на складку подписываешь...

— Ты че, Козырь, зуб даю...

— Плохи дела у Тимохи, — прокомментировал невольно подслушанный разговор двух подвыпивших уголовников Кирилл.

— Пойду прогуляюсь, — Серега решительно поднялся из-за стола, — погляжу, что там и как.

— Помочь?

— Спасибо, Боря, я справлюсь.

— Да уж, для нашего Сереги пара подвыпивших уркаганов не соперники, сейчас навтыкает и вернется, — проронил Виктор в спину уходящему другу и как ни в чем не бывало вновь принялся за солянку.

Через несколько минут друзья уже видели в окно, как Сергей о чем-то весьма оживленно беседует с Тимохой.

— Марфа Васильевна, — не унимался между тем Виктор, — а что это хозяина вашего, Харлама, все нет? Может адресочек шепнете, так мы его дома навестим?

— Да я даже не знаю. Никогда за ним такого не водилось. Уж не заболел ли часом. Я Ахмета, сторожа нашего, послала проведать.

Дверь кафе с треском распахнулась, и в помещение вкатился странный субъект. Низкорослый, на коротких кривых ногах человек, одетый, несмотря на лето в ватную гимнастерку и засаленную тюбетейку на бритой наголо голове, пробирался между столиками, что-то лопоча на чудовищной смеси татарского языка и русского мата. Чем ближе он приближался к Марфе Васильевне, тем больше округлялись ее глаза и раскрывался рот. Слушая вошедшего, она то и дело бросала короткие тревожные взгляды в сторону столика, где расположились Кирилл с компанией.

— Судя по колориту, — прошептал Виктор так, что-бы слышно было только за столиком, — этот персонаж и есть Ахмет. И, похоже, он принес не самые веселые вести. Что-то мне это все меньше и меньше нравится.

— Вот что, мальчики, — к столу подошла Марфа Васильевна, — у меня для вас плохие новости. Ахмет говорит, что Харлама убили.

— Как это убили?

— Лежит в постели с перерезанным горлом. Ахмед пока никому ничего не сказал, но скоро это станет известно всем, и в первую очередь участковому. А вы тут люди новые, да еще Харламом интересуетесь. Уходить вам надо, мальчики.

— А вот сейчас пиво допьем и уйдем. Можно нам еще кружечку для нашего нового знакомого, — вернувшийся в кафе Сергей подтолкнул к столу Тимоху. Марфа Васильевна в ответ лишь покачала головой и ушла за стойку.

— Вот, Тимоха, расскажи-ка моим товарищам, чего это ты такое празднуешь.

— Дак, чего рассказывать-то. Почитай с того света вернулся. Незнамо как господь уберег, вот и решил второй, значиться, день рождения отметить. А тут эти... гляжу, рожи знакомые. Я-то с зоны уж год как вышел, а эти пару недель назад откинулись. Ну, они меня тоже узнали. Поговорили, то-се, решили отметить, в кабак зашли.

— Чего же ты от дружков так быстро сбежал?

— Да какие дружки. Я на зоне мужиком ходил. Лосиху по дури завалил, да еще и на егеря нарвался. А тот на меня зуб давно точил, вот и посадил на три года. Через полтора выпустили за примерку. А эти — урки конкретные. Им человека подрезать — раз плюнуть. Они с нами, мужиками, якшались так, между делом. Ну, а тут на воле... навроде как знакомцы, что ли.

— То-то эти знакомцы тебя на нож посадить решили.

— Да уж... если бы не Серега, кончили бы меня. На деньги позарились. Как увидали-то? Я уж так берегся.

— А откуда деньги-то, если не секрет?

— Может, кому другому и не сказал бы, а тебе, Серега, скажу: Я тут одному местному барыге ружье продал, за три штуки. Хорошее, между прочим, ружье, вертикалочка ижевская, специально для этого сюда приехал.

— Не продешевил?

— Ружье не сапоги, дорого не продашь, — хитро улыбнулся Тимоха, — Да и мне деньги нужны, а ружье у меня еще есть.

— Ты им про день рождения расскажи, — Сергей решил вернуть разговор в нужное русло.

— Я ведь местный, хоть и не мургинский, но можно сказать, сибиряк потомственный. Дед мой здесь жил, отец жил, и я вот свой век доживаю. На мне род наш и закончится. Нет у меня никого. Ну, да ладно. В общем, я нашу тайгу как свои пять пальцев знаю и туда, куда ходить нельзя, никогда и не совался, а в тот раз как лешак повел, сам не заметил, как в том лесу оказался. Я хоть и охотник старый и по тайге ходить умею, а мужики те, как духи лесные, вдруг встали перед глазами, тюкнули прикладом по башке и все, в глазах померкло, и душа из тела вон. Очнулся уже в деревне, в сарае каком-то. Рядом еще три бедолаги, бомжи по виду. Денек нас там промариновали, а поутру на прииск погнали.

— Это что за прииск такой?

— Дак у нас тут, почитай, каждый знает, секта эта в тайге не то золотишко, не то платину добывает. С властью делится, вот они ее и не трогают.

— Ну-ну, прииск значит.

— Во-во, а прииск-то он как каторга, живым оттуда ходу нет. Связали нас грамотно: одна веревка на шее, в виде удавки, другая — на руках, так чтобы идти могли, но руками особо не размахивали. А когда по мостку через речку вели, я и сиганул, под воду сразу ушел, а вынырнул только метров через сто ниже по течению, благо речка в тех местах быстрая, порожистая, конвой, видать, решил, что я утоп, и от меня отстали.

— Как же ты сиганул, раз так грамотно повязан был?

— А-а-а, это вот, — Тимоха неуловимым движением извлек практически из воздуха небольшой, но вполне рабочий нож.

— Впечатляет.

— Этому трюку меня один хороший человек на зоне научил. Очень мы с ним тогда дружили. С тех пор этот ножичек всегда с собой ношу. Пару ловких движений — и я на свободе.

— А ты, Тимоха, малый не промах, — Виктор подсел к нему, приобнял за плечи и переглянулся с друзьями, — кстати, а как тебя по батюшке-то.

— Да ладно вам, по батюшке, Тимоха я и Тимоха. Всю жизнь так зовут, чего уж менять-то.

— Ну как скажешь. Так вот, Тимоха, нам очень нужно попасть в это самое братство.

— ?...

— У Кирилла, — он мотнул головой в его сторону, — невесту украли и держат в этом самом братстве. — Дай-ка фотку, — он протянул фото Лады Тимохе, — ты там такой девушки не видел?

— Да нет, парни, какая девушка, я же говорю, сутки в сарае продержали и потом в тайгу повели. Охранник наш, правда, весь день ныл, дескать, повезло Митьке, в доме сторожит, а его, мол, на солнцепеке оставили. А уж кого этот Митька охранял и в каком таком доме, не знаю.

— Ну и ладно, на месте разберемся. Ты нас, Тимоха, только до братства проводи. Дорогу-то, небось, на всю жизнь запомнил?

— Да ты, паря, в своем уме!? Чтоб я да по собственной воле, да тигру в пасть!? Я же говорю тебе, второй день рождения отмечаю, а ты проводи. Даже смешно, ей богу.

-А ты, Тимоха, сразу-то не отказывайся. Ты подумай, — ворковал ему прямо в ухо, словно голубь-искуситель, Виктор. — Ты не торопись, я ведь не просто так проводить прошу. Мы тебе денег заплатим.

— Каких денег, о чем вы, парни!?

— Ты же сам сказал, что тебе деньги нужны. Ружье вон продал. А охотник просто так без нужды оружие не продаст.

— Ну да, деньги нужны, конечно, — замялся Тимоха, — честно говоря, я свалить от сюда хотел на недельку. В Красноярске погулять.

— Да ладно тебе, погулять, небось, пересидеть в городе решил, пока здесь все не уляжется. Думаешь, я тебе поверил, что ты так просто из тайги свалил.

— А ты мне че, прокурор? Может, допрос мне тут еще устроишь? Так свалил, не так свалил...

— Да не кипятись ты, Тимоха, Я не прокурор, я журналист, и меня фантазия богатая, вот она-то мне подсказки и шепчет. И плевать я хотел, чего ты из Мурги бежишь. У меня другой интерес. Мне в братство попасть нужно.

— Нужно, и иди. Я тебе рукой махну, в какую сторону топать, денек-другой почапаешь, там братья тебя сами найдут. А я с тебя даже денег не возьму.

— Ха-ха! Нет, брат, меня такой расклад не устраивает. Мне нужно к ним потихоньку подобраться, незаметно.

— Вот чудак-человек. Да как же ты к ним подберешься, если они меня... Меня!!! — Тимоха гулко саданул себя в грудь кулаком, — потомственного охотника врасплох взяли.

— Так ведь ты же не скрывался, по лесу открыто шел. Так?

— Ну... так.

— Они тебя первым и заметили, а в лесу ведь так: кто противника первым заметил, тот и выиграл.

— Ну, может, оно и так, так ведь что же с того. Я тебе, паря, вот что скажу: кто в тот лес ходил, обратно не возвращался.

— Так мы же не просто так пойдем. Мы тихо пойдем, неслышно, как на охоте.

— Ха, охотник нашелся, да ты в своем городе в магазин за колбасой охотиться и то на машине ездишь. А тут тайга! Куда вы суетесь!?

— Зря ты, Тимоха, так. Мы с мужиками тоже ведь не пальцем деланные. Раз суемся, значит, знаем, что и как. Ты со своей трехой в Красноярске долго не протянешь, а здесь дела заворачиваются крепкие, и тебе не неделю, а как бы не весь месяц отсиживаться не пришлось. А мы тебе денежку дадим, ты весь месяц спокойно проживешь, а если гулять не будешь, то и полтора. И делов-то всего: до деревни нас довести.

— И сколько ты собираешься мне заплатить? Это не потому, что я согласен... Просто интересно.

— Конечно, конечно. Разговор чисто гипотетический.

— Чего это?

— Теоретический, в смысле.

— Во-во, теоретически.

— Ну, скажем, раз в пять больше, чем ты выручил от продажи ружья.

— Нашел дурака, за пятнадцать штук башку в петлю совать.

— И сколько же ты хочешь?

— Чисто теоретически.

— Исключительно теоретически.

— Ну, хорошо... двадцать... пять.

— По рукам,— Виктор схватил ладонь Тимохи и крепко встряхнул.

— Погоди, что значит по рукам. Мы же это, теоретически.

— Да что ты, как маленький, заладил одно и то же, теоретически, теоретически. Ты назвал цену, я согласился — нормальная сделка двух деловых партнеров. Доводишь нас до места, получаешь бабки и валишь хоть в Красноярск, хоть даже в Турцию, правда, ненадолго.

— Что значит, доводишь и получаешь, да только я вас до места доведу, вы меня и кончите, чтобы денежки не платить. Нет, парни, если уж вы меня на это подписали, то деньги вперед. Я их тут схороню, вас доведу, а потом за ними вернусь.

— Да ты, Тимоха, совсем за лохов нас держишь. Ты же в лесу, как дома. Деньги получишь, доведешь до ближайшей опушки, да и свалишь на все четыре стороны. Ищи тебя потом, как ветра в поле.

— А что же делать?

— Ну...

— Ты, Тимоха, Марфу Васильевну знаешь? — вдруг подал голос Борис.

— А то, кто же Марфу-то не знает.

— А она тебя?

— Ну, наверное, не так хорошо, я сюда редко захожу.

— Ну, да это и неважно. Марфа Васильевна, можно вас на минуточку?

— Что, мальчики, покушали? Сейчас рассчитаю.

— Вы нас, конечно, рассчитайте, но у нас к вам еще одно маленькое дельце.

— Что еще за дельце? — нахмурилась Марфа Васильевна.

— Да ерунда сущая. Дело в том, что мы вот с этим господином, — Борис указал на Тимоху, а Марфа не удержалась и прыснула, — заключили некое трудовое соглашение. Мы нанимаем его в качестве проводника. Он доводит нас до места и возвращается в Мургу. А вы передаете ему деньги за работу, которые мы вам оставим.

— И что же ему помешает нас кинуть и Марфу Васильевну обмануть?

— А мы, Витя, с Марфой Васильевной договоримся о каком-нибудь условном знаке, без которого она деньги господину Тимохе не отдаст. Как думаете, справитесь вы с ним, Марфа Васильевна.

— С ним, — она пренебрежительно глянула на плюгавенького Тимоху, — запросто.

— Значит, решено? Осталось только договориться о знаке. Предлагаю вам, Марфа Васильевна, написать какую-нибудь записку и передать ее нам. А когда дело будет сделано, мы отдадим ее Тимохе. Уж свой-то почерк всяко узнаете. Ну а как записочку получите, можете смело деньги Тимохе отдавать.

— Ладно, — окончательно сдался Тимоха, — когда выходим?

— Так сейчас и пойдем, чего тянуть-то. Наши вещи все с нами, а у тебя как?

— Мне то что, собраться — только подпоясаться.

— Тогда вперед. Спасибо, хозяюшка, — церемонно поклонился Марфе Васильевне Виктор, укладывая в нагрудный карман написанную ею записку.— Спасибо за хлеб, за соль, за добро, за ласку и за помощь большую.

— Да ладно вам, — Виктору вновь удалось ввести хозяйку в краску...

Глава 15

Поход в Братство

Группа шла по тайге уже несколько часов. Шли цепочкой, след в след, стараясь не шуметь, знаками показывая идущему сзади на опасные места, коряги, о которые можно споткнуться, или камень, поросший мхом, ступив на который можно не только легко поскользнуться и загреметь на всю округу, но и ногу подвернуть, что в нынешнем положении было бы крайне нежелательным. За все это время молчание нарушалось лишь дважды. Первый раз, когда Виктор с Сергеем без лишних слов вдруг отделились от группы и спустя полчаса вернулись с рюкзаками, набитыми провиантом и оружием. Вещи из сумок они переложили в рюкзаки еще накануне. То, что хорошо в городе, в лесу совсем не годится, так что рюкзаки, благоразумно прихваченные Борисом, пришлись как нельзя кстати. Друзья разобрали рюкзаки, тут же экипировались и вооружились соответствующим образом.

— Ого, а вы действительно ребята серьезные, — прокомментировал увиденное Тимоха.

— А ты думал, — Виктор похлопал его по плечу, — давай веди нас, "Сусанин — герой"...

Второй раз — когда Сергей, возложивший на себя, с молчаливого согласия друзей, руководство экспедицией, тронул локоть, идущего впереди Тимохи и тихо произнес:

— Стоп, парни, привал, перекус двадцать минут. Костра не разводить, следов за собой не оставлять.

В полной тишине вскрыли банки с тушенкой и, откинув москитные сетки, наскоро перекусили, запив нехитрую снедь водой из фляжек. Пустые банки аккуратно прикопали, чтобы следов не осталось, и вновь двинулись сквозь лес, ступая шаг в шаг, указывая сзади идущему на сложные участки и придерживая руками ветки, чтобы не хлестнуть ненароком по лицу товарища.

Когда над тайгой уже начали сгущаться сумерки, они вышли на крутой скалистый берег небольшой, но весьма шустрой речки. Она весело шумела, перекатывая свои волны через валуны, щедро разбросанные по всему руслу, прыгая с камня на камень и разбрасывая во все стороны брызги, густо окрашенные заходящим солнцем.

— Здесь есть неприметная пещерка, — стараясь перекричать реку, громко произнес Тимоха, — в ней и переночуем.

— Не самый лучший вариант, — проворчал Серега.

— В смысле?

— Один вход, подходы не просматриваются, взять нас в этой пещерке — раз плюнуть. И даже штурмом пещеру брать необязательно: пару шашек с газом внутрь и двух снайперов на противоположном берегу, и все. Сами под пули выползем.

— И что ты предлагаешь, — Кирилл, всегда с уважением относившийся к боевому опыту своего товарища, осмотрелся по сторонам, — организуем ночевку здесь, под открытым небом? Землянку копать уже не успеем, стемнеет скоро.

— Серега, — Борис положил ему руку на плечо, — давай в крайности впадать не будем. Ночуем в пещере, а чтобы спать спокойно, двое по очереди будут дежурить наверху.

— А раз ты у нас такой осторожный, то тебе первым и дежурить, а заодно и Кирюху с собой прихвати, как-никак из-за него мы тут комаров кормим.

— Да уж как-нибудь без тебя, Витек, разберемся, — Сергей с трудом скрывал улыбку. — Тимоху, как лицо гражданское, к дежурствам не привлекаем. Мы с Кириллом дежурим до двух, вы с Борисом дальше, подъем в шесть.

— С двух до шести? Самое веселое время, значит, нам? Мы, значит, со всех сил будем с дремой воевать, а вы с Кирюхой — в четыре ноздри сопеть?

— А тебя, Витек, никто за язык не тянул. Сам напросился...

Ночь прошла спокойно. Кирилл, сидя под разлапистым кедрачом, смотрел на черное небо, щедро усыпанное звездами, слушал уханье совы, начавшей свою ночную охоту, и думал о Ладе. Каково ей там, одной, невесть где, в окружении врагов? Что с ней? Как она? Знает ли, что он спешит ей на помощь, и ждет ли помощи, надеется ли? Сколько испытаний свалилось на ее хрупкие плечи. Почему так получается: два великих мага, братья, между прочим, не могут жить друг с другом мирно, не могут совместно творить свое дело, двигаясь к единой цели, как и положено братьям. В чем тут проблема? Только ли в том, что некогда, очень давно, встала между ними женщина, которую довелось обоим полюбить без памяти, встала и развела двух братьев по разные берега, сделав на веки врагами лютыми. Неужели все из-за женщины? Оно, конечно, может и так. Ведь сколько примеров знает история, когда любовь к женщине толкала мужей на такие поступки, последствия коих еще долго отзывались в веках. Сколько войн знает мировая история, начавшихся из-за желания мужчины обладать женщиной или из-за желания мужчины доказать даме своего сердца свою состоятельность. И даже если на первый взгляд причина войны — какой-нибудь тривиальный земельный вопрос, то копни поглубже, присмотрись повнимательней, а и оттуда нет-нет, да и появятся симпатичные женские ножки или личико, осененное неземной красоты глазками, вопрошающее чуть капризными губками: "И почему это у соседа сады зеленее и яблоки в тех садах, не в пример нашим, слаще да сочнее?" И вот уже добрые соседи бьют друг дружке морды, не жалея своих подданных, напрочь сжигая и сад с яблоками, и дом с колоннами, забыв напрочь, из-за чего собственно весь сыр-бор-то и разгорелся.

Или корни этого кроются в чем-то более раннем, а история с Радой послужила лишь своего рода катализатором, разорвавшим братские узы. Кто знает? Дед на эту тему распространяться не хочет. Кратоса расспросить вряд ли случай представится. Доведись встретиться с ним лицом к лицу, он скорее прибьет его, как назойливую муху, вместо того, чтобы по душам с ним беседовать, да о прошлом ностальгировать. Ну да ладно, эту тему можно и на потом оставить, сейчас главное Ладушку спасти. Ничего, держись, девочка. Мы уже близко. Все будет хорошо...

* * *

Судя по всему, Тимоха действительно знал тайгу, как свои пять пальцев. Он вел группу уверенно и быстро, ориентируясь только по одному ему ведомым приметам и ориентирам. К полудню второго дня пути группа вышла к большой каменной реке. Так назвал ее Тимоха, когда стена леса вдруг расступилась и их глазам предстала завораживающая фантастическая картина. Широкая, метров сто — сто пятьдесят, полоса свободного от леса пространства была сплошь усеяна белыми камнями. Камни были разных размеров, от больших многотонных валунов в человеческий рост, до мелкой, не более ладони, гальки. Каменная река, изгибаясь широкой дугой, повторяющей рельеф местности, уходила на восток и скрывалась за сплошным зеленным массивом. Все камни имели округлую форму и гладкие, обточенные временем или водой грани.

— А вот и "Белая река", — тоном экскурсовода произнес Тимоха и неожиданно понизив голос, добавил, — дальше начинается территория братства. Мы туда обычно не суемся.

— Красотища какая, — Борис восторженно оглядел распростершийся перед ними пейзаж. — Как думаете, откуда они здесь?

— Среди коренных жителей есть одна старая легенда, — откликнулся Тимоха. — Жил когда-то в тайге один старый и злой шаман. Людей не любил, все больше со злыми духами да демонами общался, подземному богу Эрлику молился. А неподалеку от него жил старый охотник. Да не один жил, а с дочкой красавицей. Звали ее Алан Хоо, что в переводе означает Невинная красавица. Жену охотника давным-давно, еще когда дочка маленькой была, шатун задрал. Так и жили они с тех пор вдвоем. Отец дочку всем лесным премудростям учил: как зверя бить, как рыбу поймать, какие в лесу грибы да ягоды где растут. Когда Алан Хоо выросла, стала она охотнику кормилицей, защитой и опорой. Наравне с отцом и зимой и летом в тайге пушнину добывала, на рыбу сети ставила, на птицу силки мастерила, на зиму кедровый орех, грибы да ягоды заготавливала.

Жили они так, не тужили, пока вдруг однажды не повстречал Алан Хоо злой колдун. Поразился он тогда ее красотой и влюбился в нее с первого взгляда и без памяти и, как полагается, пришел к отцу свататься.

Отказал ему, однако, охотник, а девушка даже на смех подняла, дескать, зачем ты мне старый и страшный, да еще и злой такой, что никто с тобой знаться не хочет.

Ничего не сказал тогда шаман, ушел молча, несолоно хлебавши, только затаил в душе злобу лютую и замыслил он за обиду месть страшную. Вернулся шаман в свое логово и начал камлать, колдовство черное творить. Вызвал он себе на подмогу самого злобного духа, какого только смог. Дух явился, приказ выслушал, обернулся тигром-людоедом и скрылся в тайге. Три дня и три ночи кружил тигр возле дома охотника, пока, наконец, не подкараулил его и не убил. И Алан Хоо не смогла совладать с тигром. Ведь отец учил ее охотиться на зверей, а не на злобных духов. Схватил ее дух и приволок в логово хозяина.

Шаман запер девушку в пещере, завалив вход камнем, сказав на прощанье, мол, выпущу, когда одумаешься и мое предложение примешь. Пищу он подавал ей через узкий лаз в своде пещеры, а воды там и так хватало. Бил в пещере ключик родниковый, убегавший куда-то под землю небольшим ручейком.

Алан Хоо плакала от бессилия и молилась матушке Чибек — хозяйке тайги. И однажды молитва ее услышана была. Явилась ей в пещеру матушка Чибек и говорит:

— Почто плачешь, девонька, почто слезы льешь?

— Помоги мне, матушка Чибек, злой колдун отца моего убил, а меня силой замуж взять хочет. В пещере запер. А я лучше с голода помру, а замуж за него не выйду. Помоги убежать, матушка Чибек, убери камень от входа.

— Не могу я, милая, его убрать, больно сильный колдун этот шаман. Заклятье на камень наложено, и снять его мне не под силу.

— Значит, нет выхода, — спросила девушка сквозь слезы, — и ты мне не поможешь?

— Я не могу убрать камень, но я помогу тебе убежать отсюда.

Она произнесла заклинание, и девушка превратилась в капельку воды. Капелька упала в родничок, оттуда попала в ручей, нырнула вместе с ним под землю и влилась вскоре в большую полноводную реку.

Злой шаман, узнав об этом, бросился к реке и, поняв, что уже никогда не сможет догнать свою любовь, сотворил страшное заклятье, и вода в реке превратилась в камни...

Иногда по ночам люди слышат, как камни стукаются друг об друга. Говорят, что шаман до сих пор перебирает их, ищет тот самый заветный камень, в который его любимая превратилась ...

— Да-а-а... — протянул Борис, — красивая история, хоть сейчас песню пиши или поэму.

— Вот-вот, нам только стихов сейчас и не хватает, — проворчал Виктор, весело сверкая глазами, — мы сюда дело делать пришли или вдохновения искать?

— Ладно, не бухти, здоровяк, это я так, к слову. Думаю, что на самом деле здесь когда-то ледник проходил, вот волок на себе эти камни, повторяя рельеф местности. Я в северных лесах ледниковые камни частенько встречал. Очень похоже. Правда, чтобы сразу столько в одном месте — не приходилось, но чего только в жизни не бывает.

— Как думаешь, Кирилл, — Сергей, оставаясь необычайно серьезным, внимательно оглядывал окрестности, — они, — он коротко кивнул в сторону леса на другой стороне каменной реки, — знают, что мы идем?

— Могут.

— Значит, вероятность засады весьма высока?

— Думаю, что исключать этого не стоит.

— Тимоха, — Сергей обернулся к проводнику, — есть возможность обойти эту реку стороной?

— Эта река тянется на сотни километров, будем обходить — неизвестно, сколько дней потеряем. А в чем проблема-то, начальник?

— Если нас ждут, то лучшего места, чтобы перешлепать нас всех по одному, и не придумать.

— Так откуда же им знать, что мы именно здесь пойдем? Мы ведь не по шоссейке, а напрямки через лес двинулись. К реке этой в любом месте выйти могли.

— А ты не передергиваешь, Серега, — Виктор повернулся спиной к Тимохе и очень тихо, одними губами, прошептал, — или проводнику нашему не доверяешь?

— А ты доверяешь? — переспросил его Серега одними глазами и уже громко добавил, — в нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть. А ты, Кирилл, что скажешь?

Кирилл еще раз мысленно просканировал окрестности и, не обнаружив ничего подозрительного, пожал плечами:

— Да пока вроде бы все нормально.

— Тогда делаем так, — принял решение Сергей, — сейчас скоренько обедаем и вперед. На ту сторону переходим по очереди. Один идет, остальные сидят тихо, как мышки, и прикрывают. Так мы рискуем потерять одного, а не всю группу сразу. Я иду первым. За мной Витек, Тимоха, Кирилл. Ты, Борис, идешь последним.

— А почему это ты первым идешь, а не я, например?

— Потому, — отрезал Сергей.

— Очень убедительно, — проворчал в ответ Виктор, но спорить больше не стал.

Перекусили снова холодными консервами и водой из фляг. Ветер был в сторону противоположного "берега", и поэтому решили не рисковать. Впрочем, Виктор не удержался от комментария:

— Второй день на холодную. Я так с вами язву заработаю.

— Язву ты на своих презентациях скорее заработаешь, — ответил Сергей.

Поели, прикопали пустые банки и приготовились к переправе.

Борис, к тому времени собравший "Винторез", внимательно осматривал лес напротив в мощную оптику.

— Можно.

Сергей поправил рюкзак, машинально охлопал карманы, набитые боеприпасами, проверил десантный нож и "Кипарис", закрепленный в специальной кобуре на боку под левой рукой. Аккуратно снял "Вихрь" с предохранителя, и внимательно всматриваясь в кромку леса на другом "берегу", начал движение.

Сергей двигался быстро в рваном ритме. Он перемещался от одного камня к другому, стараясь использовать их как естественное прикрытие, и вскоре совершенно скрылся из вида. Его фигура изредка мелькала то около одного, то около другого камня, неожиданно появляясь и так же неожиданно исчезая. Не прошло и двух минут, как Сергей очутился на другой стороне и, призывно махнув рукой, скрылся за деревьями.

Вторым пошел Виктор. Он, как мог, постарался повторить маршрут Сергея. Получилось не так эффектно, но, тем не менее, и он вскоре оказался на другой стороне.

Тимоха, видимо, зараженный общей осторожностью, начал крадучись преодолевать препятствия. Однако довольно скоро сдался и, наплевав на осторожность, полез через камни напрямую, матерясь и чертыхаясь сквозь зубы.

Вскоре и остальные члены команды также без проблем перебрались на другой "берег" каменной реки.

— Теперь мы на их территории, нужно быть крайне осторожными.

— Как думаешь, Тимоха, сколько идти еще?

— К вечеру, думаю, до болота дойдем, а там уже рукой подать.

— Ну, что же, до болота, так до болота.

Болото встретило экспедицию мрачной таинственностью и некоей скрытой угрозой. Высокие, лишенные веток снизу, черные от питавшей их долгие годы влаги деревья поднимались из мутной черной жижи, словно молчаливые, суровые стражи, всем своим видом говорящие: "Остановись, человек. Дальше пути нет. Дальше только смерть".

День клонился к закату. Солнце уже золотило верхушки деревьев, и над болотом начинал клубиться пока еще прозрачный, но на глазах густеющий туман. Черный ворон с шумом сорвался с ветки одного из мертвых деревьев и, громко хлопая крыльями, полетел через болото. Ворон скрылся из глаз, а эхо от его возмущенного карканья еще долго гуляло по округе, постепенно затихая, увязая в сером холодном тумане.

— Ну вот, теперь о нашем приходе всей округе известно.

— Вот, что, парни, — Тимоха встал спиной к болоту и оглядел товарищей, — я свое дело сделал. Теперь направо вдоль болота верст десять пройти — на другой стороне болота окажитесь, а там и подъем начнется. Как в горку подниметесь, так аккурат в деревню и упретесь. Напрямки через болото все одно пути нет, а так, круг невелик, часа за полтора дочапаете. Давай, Виктор, мне записку Марфину, да я пошел. Мне в Мургу пора.

— Хорош гусь, привел незнамо куда, в болото какое-то вонючее, и ходу? Мы с тобой, дружище, так не договаривались. Ты нас должен в деревню привести, тогда и деньги получишь.

— Да пошел ты со своими деньгами, — вдруг сорвался на крик, хоть и шепотом, Тимоха. — Я как сюда-то дошли не чаю, а ты хочешь, чтобы я тебя прямо в деревню привел, на центральную площадь? Жизнь-то она, паря, одна, и цена ей, пожалуй, поболе твоего четвертного будет. — Губы Тимохи побелели и мелко затряслись, глаза на посеревшем лице выкатились из орбит и готовы были того и гляди окончательно покинуть хозяина. Он уже даже не кричал, просто сипел: — Я один раз из их лап вырвался. Чудом!!! второго такого случая не будет. Вам охота туда лезть — ради бога. А меня увольте. Я вам Христом богом клянусь: направо вдоль болота, немного в горку и деревня. Я сделал для вас все. Не требуйте от меня большего. Я в деревню не пойду, хоть режьте.

Тимоха смотрел себе под ноги, беспрерывно повторял, брызгая слюной, одну и ту же фразу: — Я туда не пойду, я туда не пойду, я туда не пойду...

Казалось, еще чуть-чуть, и он сорвется на истерику.

— Ладно, — Виктор с молчаливого согласия друзей решил прервать это малопривлекательное зрелище, — вот тебе записка, ступай с Богом. Только куда ты на ночь глядя? Оставайся с нами, переночуешь, а поутру и пойдешь.

— Не-е-ет, — протянул мигом повеселевший Тимоха, — я побегу, где-нибудь в лесу перекантуюсь, зато, глядишь, к послезавтрему уже дома буду. Ну, не поминайте лихом, — махнул он на прощанье и скрылся в чащобе. Лес быстро поглотил звук шагов уходящего проводника.

— Ну, что, готовим лагерь? — потирая ладони, произнес Виктор.

— Нет, — перебил его Сергей, — я пробегусь за нашим проводником, не по душе мне его стремительный уход, а вы пойдете вдоль болота на восток, километров пять — шесть, и там разобьете лагерь. Туда, куда Тимоха послал, все одно не пойдем.

— Ну, да: "нормальные герои — всегда идут в обход", — тут же процитировал Виктор известную детскую песенку.

— Вот именно.

— А как ты нас найдешь?

— Вот, Борис, держи, — Сергей достал из кармана прибор, внешне похожий на крупный сотовый телефон. — Это навигатор, у меня точно такой же. Они синхронизированы. Когда придете на место, включишь, я его увижу на своем и найду вас без проблем.

— Ладно, беги, а то Тимоху потеряешь.

— Никуда он не денется. Я в джунглях дикарей выслеживал, а тут в тайге какого-то местного охотника потеряю? Да не в жизнь. — Сергей опустил на лицо накомарник и растворился в лесу, не в пример тише Тимохи...

Место для ночлега нашли — лучше не придумаешь. В корнях огромной лиственницы, то ли рухнувшей от старости, то ли поваленной особо сильным ураганом. На разлапистых корнях развесили маскировочную сеть, землю застлали нарубленным по округе лапником. Лапник рубили не более одной ветки с дерева, тщательно замазывая сучки, так чтобы незаметно было свежего следа. Тут же под сеткой развели небольшой костерок и наконец-то поели горячей пищи, благо ветерок дул со стороны болота, и запах дыма и варева относил в сторону от деревни. Кирилл специально сделал несколько кругов вокруг стоянки, чтобы убедиться в надежности маскировки. Все было сделано на высшем уровне, даже костер становился заметен, только если подойти к нему практически вплотную.

Серега появился, когда уже совсем стемнело, уже на расстоянии вытянутой руки видимость была, как говорится "хоть глаз коли". Костер уже догорел, лишь несколько самых упорных угольков все еще мерцали сквозь начинающуюся седину малиновым цветом. Тепло от них еще какое-никакое шло, а вот света хватало лишь для того, чтобы привлечь десяток другой комаров да мошки, мелкой, вездесущей и ужасно кусачей. Серега возник из темноты бесшумно, словно приведение. На лицо у него был надвинут прибор ночного видения, поэтому, по-хозяйски оглядев бивак, он удовлетворенно хмыкнул, но от замечания не удержался:

— Ну что, дорвались до горячего, нажрались и осоловели, а о командире никто и не подумал.

— Обижаешь, начальник, — Виктор разгреб палкой угли в костре, достал оттуда горячую банку с тушенкой.

— От, молодца, — Сергей с чувством глубокого удовлетворения вонзил в банку нож.

— Ну как там наш проводник?

— Ох и горажд мужик по лешам бегать, — набив рот тушенкой, ответил Сергей, — я жа ним еле пошпевал... чаша полтора пер, как жаведенный... вощемнадчач километров отмахал, по новигатору, — Сергей запил тушенку горячим чаем и продолжил, — потом, когда вовсю темнеть начало, он на ночлег устроился. Грамотно, скажу я вам, устроился. На деревце забрался, ветки потолще переплел, и на них, как на плацкарте. улегся. С земли не видно, дикий зверь не достанет, а сам, при желании, все, что хочешь, делать можешь. Хочешь — лежи себе смирно, хочешь — стреляй, если есть в кого. Тертый мужик, сразу видно.

— А этот тертый мужик тебя часом не засек?

— Не думаю, а если и засек, то виду не подал.

— Значит, будем считать, что не засек, а по сему, вы с Кирюхой ложитесь спать, а мы в караул, — Виктор надвинул на глаза прибор ночного виденья и, подхватив автомат, нырнул в темноту.

— Отдыхай, Кирилл, — Борис ободряюще хлопнул друга по плечу, — завтра, бог даст, с твоей Ладушкой познакомимся.

Глава 16

Планы, планы, планы

Три дня Лада не выходила из комнаты. Она спала, ела, пила, разговаривала с бабой Олей, но все это проходило как бы мимо ее сознания. Жизнь шла своим чередом, но шла мимо, в какой-то очень близкой, но все же параллельной реальности. Лада реагировала на окружающих, отвечала на вопросы бабы Оли, зачастую, правда, невпопад, но стоило ей остаться одной, как ее будто бы выключали. Взгляд становился тусклым и безжизненным, а сознание затягивало серым беспросветным туманом. Спроси ее в эту минуту, о чем она только что думала, Лада бы не ответила, ибо мысли, роящиеся в ее голове, были беспорядочны и нечетки, и зафиксировать хотя бы одну из них она просто не могла, даже если бы и хотела.

— Вот ирод, что с девкой сотворил, — в очередной раз принялась причитать баба Оля, как только зашла в ее комнату. В руках старушка держала деревянный резной ковшик с какой-то жидкостью. — Вот испей-ка, Ладушка, отварчика травяного, тут и зверобой, и чабрец, и корешки кое-какие, авось, поможет, авось, к жизни тебя пробудит. На-ко, отведай.

Девушка приняла ковш, сделала несколько глотков и вернула его старушке:

— Спасибо, баба Оля, вкусно.

— Вкусно, вкусно, — проворчала она, — разве же во вкусе дело. Жизни тебя ирод лишил, словно свечечку задул. Коптишь, дымок пускаешь, а не светишь. Разве же так можно. Разве же так с людьми-то поступают. Это кто же ему право такое давал, над девчонкой так измываться. Головушка-то как, не болит?

— Не болит, бабушка, Только пусто как-то, как будто ветер гуляет, и в ушах звон, как от колокольчиков. А еще кажется мне, будто воет кто-то все время.

— Ну, насчет колокольчиков ничего тебе не скажу. В этой вере бесовской колокола отродясь не приняты были, а вот что касаемо воя, так это Баян.

— Какой баян, гармошка что ли?

— Сама ты гармошка, — деланно рассмеялась баба Оля, — Баян — собака соседская, которая на тебя набросилась, помнишь?

— Помню, большая такая, страшная.

— Да не такая уж и страшная. Баянка-то пес добрый и ласковый, его и на цепи-то никогда не держали. И чего он вдруг на тебя налететь удумал, до сих пор понять никто не может. Только с той поры Баян-то нет-нет, да и завоет. То ли занемог чего-то, то ли вину свою чует.

— А-а, — проронила Лада и замолчала. Судьба пса ее интересовала мало. Ее вообще сейчас мало что интересовало.

— Вот супостат, — баба Оля бросила взгляд на сверкающий во лбу девушки камень. — Держись, доченька, а я пойду еще покумекаю, авось чего и надумаю. Надо нам как-то с этой бедой справляться, а то ведь совсем завянешь, цветочек ты мой аленький.

Пару часов спустя в комнату Лады заглянул и Кратос. Девушка никак не прореагировала на его появление. Он, в свою очередь, настаивать не стал, оглядел ее внимательно, хмыкнул удовлетворенно и вышел вон. Состояние девушки его полностью удовлетворило. Все шло своим чередом, именно так, как он и задумывал. Девчонка потеряла вкус к жизни. Ею овладела апатия и безразличность. И это только начало. Диадема, а главное, камень делали свое дело медленно, но верно. В мозгу девушки шел непрерывный процесс. Клетка за клеткой блокировалась, их нервные окончания отключались. Мозг не умирал, все основные жизненно важные центры продолжали работать, но, тем не менее, человек как личность постепенно начинал исчезать. Скоро Лада должна была начать терять память, день за денем события, произошедшие с ней, станут стираться из ее памяти, и чем ближе это событие к дню сегодняшнему, тем быстрее оно исчезнет из ее памяти. Потом начнет блокироваться двигательный центр. Сначала просто отпадет необходимость двигаться, а потом постепенно исчезнет и сама возможность. Девушка будет лежать живым трупом, овощем на грядке. Она будет дышать, она будет все слышать и видеть, но ни сказать, ни двинуться, ни подать хотя бы какой-нибудь знак она не сможет. Впрочем, это произойдет еще не скоро. Диадема работает медленно, аккуратно, так чтобы ни в коем случае не убить своего владельца. Ее работа незаметна на первый взгляд, но зато и неотвратима. Жалел ли он в этот момент Ладу? Пожалуй, нет. Кратос уже давно изжил в себе это чувство и руководствовался в своих действиях исключительно рациональностью. Единственный, по отношению к кому он мог бы испытать жалость, был Мишель, к которому он неожиданным образом привязался. Но он пока не давал Кратосу повода жалеть себя.

Состояние, в которое он постепенно вводил девушку, было выгодно Кратосу. Во-первых, это было наказание и своего рода месть за неудачу на Сейд-озере. Во-вторых, это срывало планы Аспера, а это уже само по себе немало, ну и в-третьих, чем-то все-таки Лада его зацепила, и он не хотел ее убивать. Он решил просто вывести ее из игры на время. Потом диадему можно будет удалить, вернуть девушке память, причем не всю, а только то, что Кратос сочтет нужным, и вернуть ей вкус к жизни. Уж чему-чему, а этому Кратос научить ее сможет...

На следующий день баба Оля принесла очередную плошку с отваром из корня женьшеня, рябины и еще десятка каких-то листьев и трав. Где она брала свои рецепты, одному богу известно, а уж о том, где она брала компоненты для своих напитков, было, пожалуй, известно только ей одной.

Как дела, Ладушка? — вывела она из прострации девушку. — Я вот тебе нового взварчика приготовила, отведай-ка, глядишь и повеселеешь.

Лада отхлебнула глоток и сморщилась.

— Что, горький, — улыбнулась старушка, — ничего, это горечь хорошая. Это рябинка тебе силу и энергию солнца отдает. Пей, дочка, пей, не все лебеда, что горчит, не все мед, что сластится.

Лада послушно отпила глоток, потом еще один.

— Баба Оля, что-то мне последнее время вой жуткий мерещится. Видно, по мою душу смерть вокруг ходит.

— Ты, девка, глупости-то из головы выкинь. Какая смерть, это же Баян.

— Какой баян, гармошка что ли такая?

— Да какая гармошка, — нахмурилась баба Оля, — Баян — собака наша, я же говорила тебе.

— Не помню.

— Как же не помнишь? Намедни только разговор был. Баян — это тот самый пес, который тебя напугал. С того дня и воет чего-то. Ты что, Ладушка, неужто совсем не помнишь?

— Вот ты мне рассказала, так вроде и вспомнила, а так нет, как в тумане все.

— А ну-ка давай в деталях и подробно, что еще помнишь, что не помнишь.

Баба Оля устроила девушке форменный допрос, в результате которого выяснилось, что девушка практически полностью забыла все, что с ней произошло вчера. Весь позавчерашний день в ее памяти лишился конкретных деталей и сохранился лишь в общих чертах. Все, что было с Ладой три дня назад, девушка вспомнила, но с трудом. Дальше вниз по шкале времени память ее пока не подводила.

То ли после разговора, то ли под воздействием отвара, который Лада послушно выпила весь без остатка, но им все-таки удалось восстановить утраченную девушкой картину прошедших дней. А баба Оля пришла к неутешительному выводу: девушка теряет память. И если это шок после испуга, что Лада категорически отрицает, то с этим еще можно как-то бороться, а вот если это результат магии и в нынешнем состоянии девушки виноват колдун и его диадема, то вот тут что делать, было не понятно, и оттого еще более страшно. Тут уж ни травы, ни таблетки не помогут. Тут нужны силы более высокого порядка.

Всю ночь баба Оля молилась, думала и опять молилась. Она закрылась в своей комнате, достала из тайничка небольшую иконку "Спаса нерукотворного", которую она долгие годы прятала от всех, даже от мужа, и доставала только в особые случаи. Сейчас был именно такой случай. Баба Оля еще раз проверила, что дверь закрыта, окна занавешены и никто не сможет ни помешать ей, ни раскрыть ее тайну. Перед иконкой она поставила маленькую свечечку, зажгла ее и, встав на колени, тихо зашептала. Для начала она, как и положено, трижды прочитала "Отче наш". Потом обратилась к своей небесной покровительнице святой равноапостольной Ольге, бывшей некогда великой княгиней, правившей Киевской Русью после гибели мужа, князя Игоря Рюриковича. Ольга первой из русских правителей приняла христианство ещё до Крещения Руси.

— Величаю тя, святая равноапостольная княгиня Ольга, яко зарю утреннюю в земли нашей возсиявшую и свет веры православныя народу своему предвозвестившую. Матушка Ольга, направь на путь истинный, присоветуй мне грешной, что делать, как девочке помочь. Злой колдун заклятье на нее наслал, тает девочка на глазах, жизнь по минутке, как песок сквозь пальцы уходит, память ее, как воск тает, что вчера было, сегодня уже не помнит...

Поутру баба Оля пришла к Ладе со следующим разговором:

— Диадема твоя постепенно тебя убивает. Здесь я тебе ничем помочь не смогу. Все мои травы и настойки если и не бесполезны полностью, то лишь чуть-чуть процесс задержать смогут. Оставаясь здесь, ты Лада, обречена. Значит нужно бежать. Но куда бежать? Как? Уйти из деревни дело нехитрое, но вот как в тайге выжить в твоем-то состоянии?

— Ничего, баба Оля, как-нибудь справлюсь.

— Да ты одна в тайге и дня не проживешь. Поэтому нужно бежать вдвоем. От меня — старухи хоть проку и немного, но тебя, дочка, поддержать смогу, память потерянную и силы восстановить помогу. Ходок из меня по тайге, конечно, неважнецкий, ну да на безлюдье и Фома дворянин. Авось, пригожусь.

— Так куда же мы, бабушка, побежим?

— А вот это вопрос. Коли ты говоришь, что дедушка твой такой же силы, как и колдун этот, то ему и заклятие снимать. Дед-то твой, небось, в Нижнем живет?

— С чего ты взяла, я ведь тебе не говорила, — нахмурилась вдруг Лада, заподозрив неладное.

— Эк ты меня, девка, в шпионки этого нехристя записала, — искренне рассмеялась баба Оля.

Лада после небольшой паузы виновато улыбнулась, но тут же тень вновь легла на ее лицо:

— Я его ненавижу.

— Это хорошо. Ты, девонька, эту мысль ухвати и держи ее крепко. Ненависть, она индо посильнее любви бывает. Ненависть твоя может тем самым стержнем стать, на который ты все ниточки своей памяти наматывать будешь. Глядишь, с ее помощью и совладаем с супостатом. А насчет дедушки твоего, так тут и шпионом быть не надо. Ты же сама говорила, что в Нижнем учишься, а дед, дескать, с тобой постоянно занимается. Так где же ему еще жить, как не в Нижнем?

— Прости, баба Оля, — девушка прижалась к старушке, уткнулась ей лицом в шею, и вдруг заплакала горько и навзрыд.

— Ну поплачь, поплачь немного. Плачься богу, а слезы вода. Вода прошла, и беда прошла. Только Нижний уж больно далеко, не добраться нам туда.

— Так нам в сам Нижний и не надо. Нам бы только весточку о себе дедушке подать да спрятаться где-нибудь, пока помощь не придет.

— Боюсь, как только нас с тобой хватятся, погоню пошлют. А я, старуха — бегун плохой, далеко не уйдем. Не то что до Красноярска, до Мурги не дойдем. Погоня нас еще в лесу словит. Тут девонька хитрость нужна. Нельзя нам в Мургу идти, а значит нужно в другую сторону, вглубь тайги двигать, авось погоню обманем, а там на сто верст вокруг ни одной живой души. Так что весточку своим нескоро подашь.

— Ну не скоро, так нескоро, — обреченно вздохнула Лада.

— Диадему эту колдун на тебя нацепил для чего? Чтобы дед твой тебя не нашел?

— Да.

— Значит теперь и он сам тебя найти не сможет, пока эта штука у тебя в голове?

— Наверное, если только он еще чего не придумал.

— Ну с божьей помощью да со своей надеждой, авось и удастся.

— И когда же мы побежим?

— А ты будь готова в любой момент, как только случай представится, а я пойду приготовлюсь. В лес ходить тут даже мужикам подготовка нужна, чего уж про нас говорить, хотя я в поисках травок разных и переходила всю округу. Почитай, тайгу как свои пять пальцев знаю.

Баба Оля вышла, оставив Ладу одну. Девушка какое-то время еще сидела, устремив взгляд в окно, словно мысленно пробираясь сквозь тайгу к свободе, но вскоре взгляд ее потух, плечи опустились, руки безвольно упали на колени. В голове словно сквознячком подуло, начисто выметая все мысли. Пустота и апатия снова овладели девушкой, и она впала в странное состояние, словно превращаясь в равнодушного и безучастного зрителя, вокруг которого своим чередом разворачивается спектакль под названием "Жизнь".

* * *

Кратос находился в прекрасном расположении духа. Все шло так, как он и задумывал. Девчонка полностью в его власти, спасательная команда уже прибыла, находится где-то на подступах к деревне, и что самое приятное, он о них знает, а вот они о том, что он знает, не знают. А посему, их ждет провал. Их ждет тщательно приготовленная засада и скорее всего смерть. Ему было плевать на этих людишек, по глупому незнанию своему и ни на чем не основанной гордыне посмевшим стать у него на пути. Ему было плевать. Из всей четверки его интересовал только один: Кирилл. Вот он нужен был ему живым. Ненадолго, конечно, на время. Ровно настолько, чтобы он успел позвать на помощь Аспера. Тот, конечно, придет, он не может не прийти, ведь собственно для этого он и послал сюда Кирилла. Кратос слишком хорошо знал своего брата. Он наверняка просчитал этот момент, этот фактор мести, и понял, что комбинация с Ладой -это ловушка, ловушка для него, для Аспера. Впрочем, нет, надо быть честным, хотя бы перед самим собой. Вся эта затея изначально задумывалась исключительно как месть, месть Кириллу, поучаствовавшему в срыве его комбинации на Сейд-озере. На месть самому Асперу Кратос не замахивался, понимая, что после реинкарнации он с ним не совладает. А вот отомстить этому сорокалетнему мальчишке — то, что надо. В самый раз, чтобы проверить свои силы и поднять тонус. И тут вдруг — подарок судьбы — Лада и все, что с ней связано. Новые обстоятельства позволили построить операцию так, чтобы месть Кириллу переросла в нечто более масштабное, позволяющее насолить непосредственно Асперу. А это уже совсем другой уровень. И это было хорошо. Это было чертовски приятно. И ощущение удачи, ощущение фортуны, повернувшейся лицом, буквально распирало его, заставляя с трудом сдерживать играющую на губах улыбку...

— Не помешаю? — в дверь после короткого стука заглянула бородатая физиономия Грязнова

— А, Ипатич. Заходи. Чем порадуешь? Как там наши друзья, появились наконец?

— Появились, только совсем не там где мы их ждали.

— То есть?

— Мы думали, что они обойдут болото справа, а они пошли в другую сторону. Это же лишний день пути!

— Этого следовало ожидать. Профессионал никогда не пойдет кратчайшим путем, особенно если ему этот путь подсказали. Как вы их заметили?

— Случайно. Михеич в ту сторону пошел силки проверить, а кто-то из них сойку спугнул. Он место засек, но виду не подал. Сделал круг и засел в кустах. Почитай день просидел, но все же дождался. В сумерках они наблюдателя меняли, вот тогда он их и заметил. Сначала от кедрача часть ствола отделилась, поползла вниз и скрылась в траве. Потом другая тень из травы по дереву вверх поползла и в ветвях скрылась. Михеич, когда рассказывал, все башкой вертел, если бы, говорит, чуть в другом месте сидел, ни за что бы, ничего не увидел. Серьезные мужики, ничего не скажешь.

— Ну ладно, твои охотники тоже не лаптем щи хлебают. Засекли ведь.

— Засекли, да чудом.

— Да ты, Ипатич, никак боишься их? Не дрейфь, старик, все будет по-нашему. Ты ловушки в том месте поставил?

— Как договаривались. Всю деревню со всех сторон силками опутали. Мышь не проскочит.

— Значит, завтра поутру отправь баб по грибы, а на обратном пути пусть с той стороны, откуда гости появились, ловушки активируют. Смогут незаметно сделать.

— Смогут, дело нехитрое.

— Отлично. Днем выведешь девушку из дома погулять. Пусть гости полюбуются. Думаю, долго они тянуть не будут, а прямо следующей ночью и пойдут.

— А может по лесу пошукать, логово их найти да и накрыть их всех скопом?

— Всех не накроешь. Ты забыл про того, что на дереве.

— Да Михеич его на раз снимет, он даже охнуть не успеет.

— Не-е-ет, старик, мне они нужны живыми, все четверо. Вообще-то по большому счету, живым мне нужен только один, но где гарантия, что Михеич твой именно его с дерева не сшибет? Да и с лежкой их все не так уж и просто. Ее еще найти надо и подобраться незаметно. Нет уж. Рисковать не будем. Пусть все идет так, как задумали. И запомни, старик, — добавил он вслед уходящему Грязнову, — мне нужны живыми все четверо.

* * *

Кирилл сидел на дереве уже три часа. Лицо намазано маскировочным карандашом и укрыто антимоскитной сеткой. Тело надежно спрятано в камуфляжный комбинезон. На руках тонкие, но прочные перчатки, не оставляющие назойливому таежному гнусу ни малейших шансов. Острые стальные когти из арсенала японских ниндзя, позволяющие лазить по деревьям на хуже диких лесных котов, сняты с рук и ног и надежно закреплены в специально предназначенные для них карманы. Тело надежно закреплено и притянуто к стволу специальным ремнем, способным отстегнуться и освободить хозяина одним, но только вполне осознанным, движением. Под задом толстый надежный сук, такой, чтобы можно было не опасаться за то, что он сломится в самый неподходящий момент. Сверху все это великолепие накрыто специальной накидкой, закамуфлированной под цвет и фактуру ствола, так что, с трех шагов уже и не различишь: то ли это нарост такой уродливый на дереве, то ли человек притаившийся. Добавьте сюда памперс там, где ему и положено быть, чтобы не ползать по дереву в поисках кустиков и не метить ствол нехарактерными для него запахами (уж извините за подробности); и усик микрофона возле самых губ, чтобы подать друзьям сигнал, в случае чего. И хотя режим тишины в эфире соблюдался неукоснительно, одна возможность в любой момент связаться с товарищами уже грела душу. Всегда под рукой был небольшой, но мощный бинокль, а у ночной смены — прибор ночного видения. Ну и надежный "Кипарис" в специальной кобуре, одна граната Ф-1 и пара десантных ножей в ножнах заканчивали образ крутого, готового ко всему бойца, "стойко переносящего все тяготы и лишения армейской службы". Да-а-а, Серега подготовился к экспедиции более чем основательно.

Кирилл седел на дереве уже три часа. Уже три часа он не сводил глаз с деревни, ожидая момента, когда на улице появится Лада. Или хотя бы мелькнет ее силуэт в одном из окон. Деревня уже вовсю жила своей жизнью. Бабы хлопотали по хозяйству, мужики разбрелись по своим мужицким делам: кто в лес, кто на рыбалку, а кто и в деревне остался по хозяйству помочь. В общем, все как и положено. И даже ребятня была занята своими ребячьими делами.

В этой классической деревенской идиллии было лишь два бездельника. Один сидел на дереве и притворялся куском коры, другая — сидела в своей комнате и притворялась овощем. Впрочем, она почти не притворялась. Конечно, отвары и молитвы бабы Оли делали свое дело, и Лада на самом деле чувствовала себя гораздо лучше, чем показывала, но тем не менее, притворяться ей было не особенно и трудно. Достаточно было лишь чуть-чуть отпустить волю, расфокусировать взгляд и мысль, и все — апатия и пустота тут же овладевали девушкой.

— Тук-тук-тук, — вывел ее из оцепенения приторно ласковый и абсолютно неискренний голос. — Позвольте войти, Лада Владимировна?

В дверях стоял Грязнов собственной персоной и улыбался гадко и противно, одними губами. Взгляд же его при этом оставался пронзительно холодным и жестким.

— Не помешаю, Лада Владимировна? — еще раз переспросил Грязнов.

Лада в ответ лишь безразлично пожала плечами.

— Не хотите ли прогуляться, что вы все сидите и сидите, как узница какая. На воле-то вон погодка шепчет, солнышко греет, птички поют, благодать да и только. Опять же воздух свежий, чего тут в четырех стенах целыми днями просиживать?

Вновь неопределенный жест в ответ.

— Пойдемте ка пройдемся по деревне, тем более, что Леонид Иваныч просил к нему зайти.

— Что? — Лада впервые проявила некие признаки интереса, — Леонид просил зайти?

— Да, просил, он чего-то занемог еще с вечера, вот сам к вам не может, просил меня вас к нему проводить.

— Леонид!? Занемог!? — Лада на мгновенье даже вышла из образа от неожиданности, впрочем, тут же взяла себя в руки, потушила взгляд, опустила руки и, насколько смогла, безразлично прошептала, — гулять так гулять. Почему бы и нет?

Кирилл вздрогнул и буквально чуть не свалился со своего наблюдательного места. Если бы не страховочный ремень, точно бы свалился. По двору в сопровождении какого-то старика шла Лада. Кирилл судорожно навел на нее бинокль, настроил резкость и буквально впился взглядом в любимую. Выглядела девушка, надо сказать, не очень. Взгляд потухший, бледная, лицо какое-то безвольно расслабленное. Да и шла он как-то не очень уверенно, будто во сне. Кириллу показалось, что девушку чем-то опоили. В пользу этого говорил и тот факт, что несмотря на статус пленницы, Лада была относительно свободна. По крайней мере, никаких пут ни на руках, ни тем более на ногах, Кирилл не заметил.

Кирилл не сводил глаз с медленно бредущей по деревне девушки и неосознанно ждал, что вот она сейчас вдруг остановится, посмотрит ему прямо в глаза, улыбнется ободряюще, мол, здравствуй, любимый, я знаю, что ты здесь, и я жду тебя. Но увы, ничего такого, конечно же, не случилось. Девушка вскоре скрылась за дверью одного из домов, а Кирилл остался в привычном уже одиночестве, которое он вдруг ощутил с еще большей остротой.

Вскоре Лада появилась снова. Сердце Кирилла несколько гулко ухнуло, сотрясая грудную клетку и разгоняя кровь с такой силой, что в ушах зашумело. Ему показалось, что девушки не было целую вечность, однако маленькие красные цифры в левом нижнем углу дисплея цифрового бинокля бесстрастно показывали, что прошло всего пятнадцать минут. Лада прошла тем же маршрутом, все также медленно и обреченно, пока не зашла в дом, где, видимо, и находилась все время. Ее вновь сопровождал, кажется, тот же старик. Впрочем, Кирилл его не разглядывал, поскольку глаз не мог оторвать от девушки. С трудом поборов искушение тут же рвануть в деревню вызволять любимую, он постучал пальцем по микрофону и чуть слышно прошептал:

— Тук-тук, Серега, здесь Кирилл.

— Что случилось?

— Я ее видел и засек дом, где ее держат.

— Отлично. Наблюдай за домом, проследи, кто входит, кто выходит, останется ли кто в доме на ночь. Отследи все подходы к дому с нашей стороны. Нет ли в доме и у соседей собак, и если есть, то какие? Короче, собери максимум информации. Ночью пойдем за ней. Тянуть дальше нет смысла, того и гляди кто-нибудь из братства на нас наткнется. Короче, сам все прекрасно знаешь. Сиди тихо, наблюдай и не высовывайся. Все, отбой.

До самых сумерек Кирилл старательно фиксировал все передвижения, связанные с домом Лады. Дело оказалось не трудным. Сначала из дома вышел старик, сопровождавший ее на прогулке. Кирилл опять не смог разглядеть его как следует. Не потому, что не захотел, а потому, что просто не успел. Старик, выйдя на крыльцо, быстренько юркнул за угол и был таков. Дважды в дом заходила какая-то бабка. Была там подолгу и, уходя, все время недовольно качала головой, сердито бормоча что-то себе под нос. И уже совсем под вечер в дом вошел крепкого вида бородатый мужик и вышел оттуда хоть и такого же крепкого сложения, но абсолютно другой товарищ.

— А вот и охрана, — тут же мысленно сделал вывод Кирилл.

Других передвижений по деревне, связанных с этим домом, не было. Деревня сама по себе жила своей обычной, весьма активной жизнью. Несколько женщин, возвращаясь из леса, куда видимо ходили по грибы, вернулись с полными корзинами, пройдя веселой, довольно гудящей толпой прямо под деревом, на котором сидел Кирилл. Жизнь текла своим чередом, но вот что странно, дом, где находилась Лада, жители деревни старательно обходили стороной. И это было на руку друзьям. Кирилл лишь удивился, как это они раньше не заметили этот особенный статус дома. Скорее всего, просто недостаточно было времени для наблюдений, чтобы делать какие-то выводы.

С наступлением сумерек Кирилла сменил Борис, шепнув на прощанье:

— Отдохни пару часиков, потом пойдем твою принцессу выручать.

Глава 17

Делай что должен и будь что будет

Лада вернулась в избу, закрыла за собой дверь и облегченно выдохнула. Все-таки изображать из себя овощ, особенно когда события приобретают такой неожиданный оборот, очень трудно. Сложно удержать скачущие мысли и делать вид, что все, что происходит, тебе абсолютно до лампочки. Теперь, оставшись в одиночестве, можно было и поразмышлять обо всех последних событиях. Однако поразмышлять не удалось. В дверь коротко постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла баба Оля.

— Это куда это тебя, девонька, Грязнов водил? Неужто опять чего подлого удумал?

— Ой, баба Оля, тут такие дела завертелись, что даже не знаю, как их и понимать. Пришел Грязнов и говорит, дескать, гость московский занемог и приглашает меня к себе в гости.

— Занемог? Не зна-а-ю. Если у нас кто-то занемог, я первая узнаю.

— Нет, баба Оля, если бы он и занемог, ты бы об этом не узнала. Он из тех, кто лечит себя сам, если вообще он когда-нибудь болеет.

— А, ну да, колдун ведь. Выходит, Грязнов врал и какую-то подлость готовил.

— В том то и дело, что ничего особо подлого, кажется, и не произошло. Ну, пришли мы в дом к москвичу. Ну, спросил он как дела. Я, дескать, все в порядке, а сама полную отключку изображаю. Он меня чаем угостил. Пирог с рыбой, которую утром наловил, дал. Вкусный, кстати, хотя я опять виду не подала. Ну, попила, поела, он сказал, что меня больше не задерживает, велел Грязнову проводить, что он и сделал. И вот я здесь, теперь сижу и думаю: что же это такое было?

— Да что-что, ясно-понятно, что какая-то гадость, которую мы пока понять не можем. От этих проходимцев разве чего другого ожидать можно? Как говорится, индо и курочку на пир тащат. А от этих упырей ничего другого и ждать не приходится.

— Так то оно так, только что-то я явно происходит или назревает. А вот что, никак не пойму.

— Чтобы не назревало, но нам от этого лучше не станет. Надо нам, Ладочка, уходить отсюда, и уходить нужно сегодня ночью. Я побегу к себе, в путь снаряжусь, а ты сиди силенок набирайся да отварчик мой пей, не забывай.

Ближе к вечеру баба Оля пришла еще раз, принесла незаметно узелок с теплой одеждой.

— В лесу хоть и летом, а носки теплые да штаны с начесом лишними не будут.

Уходя, баба Оля протянула ей маленький пузырек и с заговорщицким видом прошептала:

— Измудрись как ни то и с вечеру капни этого зелья в кружку охраннику, он всю ночь без задних ног и продрыхнет.

— Как же я это сделаю? — растерялась Лада.

— Да уж придумай что-нибудь. Кроме тебя все едино некому.

Весь остаток дня и начало ночи Лада ломала голову над тем, каким образом ей все-таки усыпить охранника. С одной стороны, Лада пользовалась полной свободой передвижения, с другой, — она всегда находилась под наблюдением. Охранник, дюжий детина с рыжей нечесаной бородой, большой любитель молока и ватрушек, хоть и не блистал образцовой бдительностью, особенно в свете того состояния, которое старательно изображала Лада в последнее время, но службу свою нес исправно, в контакт с охраняемой не вступал. А как без контакта налить снотворное в кружку, Лада не представляла. И вдруг ее осенило.

Лада уже несколько дней общалась с тем самым псом, который помог ей сбросить с головы корону. Баян оказался на редкость добродушным созданием, испытывавшем к тому же некий комплекс вины по отношению к Ладе, в силу своего собачьего интеллекта, разумеется. Контакт, хоть и ментальный, был достаточно прочен, и камень во лбу, как ни странно, этому совершенно не мешал. Девушка расслабилась и связалась с собакой. После небольших манипуляций с его эмональным фоном пес был готов выполнить просьбу девушки. На днях его наконец-то сняли с цепи, на которую его посадили в наказание за нападение на девушку. Он выбрался из-под своего любимого крыльца и подошел к окну, за которым его ждала Лада. Баян поднялся на задние лапы, громко царапая подоконник и начал выть громко и протяжно. То, что надо. Лада вышла из комнаты, напустив на себя максимально испуганный вид.

— Митя, Митя! Там! Опять она! Помогите!

— Ты чего блажишь, дурочка? — с трудом сглатывая чересчур большой кусок ватрушки, пробормотал Митя.

— Там опять пришла эта собака! Под окном стоит! Воет! Лапами в окно стучит! — практически сквозь слезы прорыдала Лада.

— Да какая собака? Что ты мне голову морочишь? — охранник нехотя поднялся со скамьи, на которой недавно так удобно устроился, предвкушая теплое парное молочко со свежей, еще пышущей печным жаром ватрушкой, принесенной ему матушкой, и заглянул в комнату девушки. За окном раздавалось впечатляющее завывание. Митя подошел вплотную к окну и увидел абсолютно довольную собой морду Баяна.

— Вот придурок, — проворчал он и пошел на улицу.

Стоило только закрыться за ним двери, Лада метнулась к кружке с молоком и одним движением вылила туда всю жидкость из пузырька.

Когда Митя вернулся, Лада уже сидела в своей комнате с отсутствующим видом, уставившись пустым, не моргающим взглядом в стену.

* * *

Самое удачное время для нападения — это три часа утра. Кто хоть раз стоял в карауле, по себе знает, что в это время мозг перестает воспринимать действительность и не умоляет, а просто криком кричит: "Хозяин, все!!! Хватит!!! Я больше не могу. Дай поспать!!!" И если хозяин начинает приводить какие-то доводы, типа "Так надо", Ты должен" и так далее, то мозг включает свое секретное оружие. Глаза начинают моргать все чаще и чаще, продолжительность состояния "закрыто" становится все дольше, а состояние "открыто", наоборот, все короче и короче. Постепенно вам становится безразлично, стоите вы, сидите или лежите, мягкое под вами кресло, жесткая скамья, или вообще, сук дерева, не самый ровный на свете сук, между прочим. Вас уже совершенно не волнует, тепло вам или холодно, сухо или льет дождь, комары вокруг пищат или воют голодные волки. Впрочем, нет, волки, пожалуй, могут победить дрему, правда, не надолго. Рано или поздно сон все равно одолеет вас, даже если ему на это одной ночи окажется мало. Именно поэтому самое удачное время суток для нападения на часовых — это промежуток между тремя и четырьмя часами утра. Значит, выходить из лагеря нужно было в полночь, ибо пути от лагеря до деревни было ровно три часа, с учетом ночного передвижения по лесу.

Виктор по команде снялся с дерева и ожидал основную группу товарищей в условном месте, в километре от деревни. Вскоре сквозь зеленое марево ночной оптики он различил силуэты друзей, пробирающихся сквозь лес, стараясь в меру сил шуметь как можно меньше. Он поднял вверх руку и легонько постучал пальцем по усику микрофона:

— Эй, на барже, право десять. Я тут.

— Привет, ну как там? — спросил шепотом Серега, как только они собрались все вместе.

— Нормально, все тихо. Народ успокоился по хатам, по деревне никто не бродит, псина опять выла, но сегодня что-то быстро закончила. Так что если не будем здесь рассиживаться, то успеем как раз вовремя.

— А никто рассиживаться и не собирается. Кирюха, как там прогноз погоды, в смысле неприятностей?

Кирилл прислушался к ощущениям и прошептал:

— Все как всегда. Общая напряженность поля присутствует и даже слегка повысилась. Но ничего фатального произойти не должно.

— Тогда вперед. Виктор — ведущий, я замыкаю, дистанция два метра. Идем быстро, тихо и молча. Тропы помнишь?

— Как свои пять пальцев. И основные и второстепенные.

— А вообще без троп нельзя?

— Нет, Боря, не получится. Попремся через бурелом, всю деревню разбудим и шеи свернем. Мы уже все это обсудили, поэтому хватит говорить. Вперед.

Сергей сознательно пошел последним. Он не исключал возможности засады или каких-то непредвиденных препятствий и оставлял себе чуть больше времени на принятие решения. Это не было ни трусостью, ни тем более подлостью. Это был холодный расчет профессионала. Среди всей четверки, имевшей богатое боевое прошлое, Сергей был единственным, кто имел реальное боевое настоящее. Он понимал, что если их ждет засада, и если она начнет стрелять сразу на поражение, то кто в каком порядке идет — совершенно неважно. Все зависит от меткости и слаженности стреляющих. А вот во всех остальных случаях небольшой, может быть, всего секундный гандикап Сергею пригодится. Возможно, именно он поможет ему спастись самому и спасти товарищей. Существовал, конечно еще вариант, что нападение будет сзади, ну тут уж ничего не попишешь. Остается только уповать на все тот же боевой опыт и собственную реакцию. Именно поэтому Сергей больше оглядывался по сторонам и смотрел назад, чем вперед. В какой-то момент его внимание привлекло неясное движение позади их группы. Это даже не было движением, так, легкий блик, выловленный Сергеем краем глаза. Однако этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание профессионала. Он чуть сбавил шаг и, продолжая оглядываться, старался не упускать из вида сектор, привлекший его внимание. Улучив момент, когда толстый ствол дерева скрыл его от возможного наблюдателя с тыла, он притаился и пристально вгляделся в лесную чащу. Там явно кто-то прятался, прятался старательно и умело, но, видимо, недостаточно, раз уж выдал себя, и он был один. Сколько ни вглядывался в ночную мглу Сергей, больше он никого не заметил. Можно было, конечно, просто застрелить его, в том, что он без труда сможет это сделать, Сергей не сомневался, однако, во-первых, не хотелось шуметь, и, во-вторых, неплохо было бы захватить его и задать пару-тройку несложных вопросов. Сергей постучал по микрофону и прошептал:

— Парни, стоп. У нас с тыла хвост.

— Помочь?

— Не надо, я сам, — он оглянулся на друзей и не увидел их. Пока он осматривался, они успели уйти вперед и теперь были скрыты сплошной стеной деревьев. — Оставайтесь на месте, я вас сейчас догоню.

Скрываясь за деревьями, Сергей заложил приличную дугу и, двигаясь максимально быстро и тихо, вскоре вышел за спину наблюдателю. Это был мужчина, довольно крупный, вооруженный охотничьим ружьем. Он сидел в кустах и беспокойно крутил головой. Видимо, потеряв Сергея из вида, он обеспокоился. А еще, судя по тому, что место, откуда он следил за ним, было совершенно не оборудовано, Сергей пришел к выводу, что мужик шел за ними по следу, а не ждал их тут в засаде. И вот теперь тот не знал, как поступить: идти дальше за группой или начать поиск Сергея.

— Интересно, давно он за нами следит, — подумал Сергей, — ничего, сейчас все узнаем. — Он сделал шаг в сторону мужика и... скрытая в траве петля туго обвила лодыжку, и какая-то неведомая сила подхватила его, крепко встряхнула и, перевернув вверх ногами, швырнула вверх, едва не выдернув сустав.

— Твою мать, — шепотом выругался Серега. Перевернутые кронами вниз деревья качались и кружились с быстротой, от которой уже слегка рябило в глазах. Вдруг вращение прекратилось и в спину Сергея жестко и как-то безальтернативно уперлись два ствола охотничьего ружья.

— Попалась, птичка, — весело прошептал мужик прямо в ухо, обдав Серегу сложной смесью чеснока с табаком, — виси спокойно и не дергайся, может быть, тогда поживешь немного.

— Что случилось, Серега, — раздался в наушниках взволнованный голос Кирилла. Впрочем, отвечать Серега пока не торопился. Кто знает, как отреагирует человек с ружьем, вздумай Серега сейчас объяснять, что с ним случилось.

— Спокойно, мужик, спокойно, — прошептал Серега и для своих друзей и для того, кто стоял у него за спиной. — Не волнуйся.

— А я и не волнуюсь. Это тебе, голубок, волноваться надо. Ты пукалку-то брось, не к чему уж теперь.

Два железных аргумента, жестко упиравшихся в спину, делали спор в настоящий момент бессмысленным, поэтому Серега молча выпустил из рук "Вихрь". Тот с глухим стуком шлепнулся на землю и затерялся в высокой траве. Не смотря на бедственное положение, желание задать мужику пару вопросов Серегу все еще не оставляло. Правда, судя по всему, несколько откладывалось по времени. Поэтому он продолжал молча раскачиваться на веревке, опустив вниз обе руки, демонстрируя полную покорность, чтобы не волновать напрасно своего пленителя. Кто его знает, вдруг стрелять надумает. Лучше пока подождать. Да и парни по идее должны сориентироваться и прийти на помощь. Только бы раньше времени стрелять не стали.

В это время метрах в трехстах от висящего вверх ногами Сереги три диверсанта-любителя проводили маленький военный совет.

— У Сереги что-то случилось.

— Да, похоже он попался. Надо идти выручать.

— Но судя по последним его словам, все, кажется, не так уж и фатально. Он там, судя по всему, не один, но ситуацию контролирует. А раз уж он не стал отвечать нам напрямую, вероятно, хочет, чтобы мы подошли к нему скрытно и уже на месте определили свои дальнейшие действия.

— Ну, ты у нас, Боря, стратег, тебе виднее. Кирюха, чего там твои способности молчат? Ты же сказал, что все тихо.

— Значит, ничего пока серьезного не произошло, и ни нашим, ни Серегиной жизни пока ничего не угрожает.... Я надеюсь, — тихо добавил он после паузы.

— Ну, когда нам кишки выпускать начнут, ты предупреди не забудь, — скорее по привычке проворчал Виктор. — Ну что, возвращаемся?

— Только другой дорогой. Где примерно Серега отстал, представляешь?

— В общих чертах.

— Тогда веди, только кружным путем.

Виктор еще в первый день их здесь появления облазил всю округу и теперь мог неплохо ориентироваться в лесу хоть днем, хоть ночью.

Виктор раздвинул кусты и по еле заметной тропке скрылся в лесу. Кирилл, а за ним и Борис двинулись следом. Не прошло и двух минут, как они уперлись в спину шедшего впереди Виктора. Тот стоял посреди небольшой полянки и растерянно озирался.

— Ничего не понимаю. Я отлично помню эту поляну. Вот тут вот где-то была тропка, а сейчас тупик.

Край полянки сплошь порос густым шиповником, стоящим неприступной стеной, через которую и днем-то не рискнешь пробираться, что уж говорить о ночи, когда из всех доступных источников света лишь половинка луны, да звезды, которые не светят, а лишь украшают небо.

— Ладно, Витек, не парься, — Борис положил руку ему на плечо. — Давай вернемся и поищем другой путь. Время еще есть, пока Серега там кому-то зубы заговаривает.

Как раз в это время в наушниках прозвучало:

— Мужик, может, спустишь меня на землю, поговорим.

Кириллу очень хотелось поддержать товарища, но он благоразумно не стал выходить на связь, боясь, что может быть услышан противником, и единственная новостная ниточка, связывавшая их с Сергеем, оборвется. Поэтому он просто развернулся в сторону, откуда они только что пришли:

— Пошли, нечего тут...

Договорить Кирилл не успел. В ночной тишине прозвучал звук лопнувшей струны, и на них сверху обрушилась тяжелая, связанная из толстых канатов сеть. Вес ее был настолько велик, что трое здоровых сильных мужчин повалились на землю, как подрубленные. Как только они попытались подняться и выбраться из-под сети, обнаружилось еще одно, неприятное свойство этой сети. Она оказалась двойной. Вторая, с более мелкими ячейками, была соткана из тонких, но прочных капроновых нитей. Чем больше друзья барахтались в ней, тем больше запутывались. Мелкие ячейки цеплялись за амуницию, запутывая тела в прочный не рвущийся кокон, полностью лишая возможности не только оказать какое-либо сопротивление, но и даже достать ножи, чтобы попытаться ее разрезать.

— А-а-а, суки, — наплевав на конспирацию проревел Виктор, отчаянно барахтаясь в опутывающих его нитях, чем только усугубил неважное положение как свое, так и своих товарищей. Тут же лес огласил десяток восторженных криков, и на поляну невесть откуда начали выходить один за другим вооруженные люди. Несколько лучей от мощных фонарей прорезали темноту и сошлись на середине поляны, где в весьма плачевном положении лежали трое неудавшихся диверсантов. Вид поверженного противника вдохновил победителей, и над тайгой пронеслось раскатистое "УРА!!!", приправленное менее слаженной смесью подходящих к случаю редкопечатных выражений.

— Ну вот, и дружков твоих повязали, — радостно и в полный голос прокомментировал разлетающиеся по лесу звуки мужик. — Сейчас вас всех в деревню доставим, там и поговорим.

Сергей тоже все слышал и с сожалением вынужден был признать правоту мужика. Парней, похоже, тоже поймали.

— Профи хреновы, — злясь в первую очередь на себя, подумал он, — обвешались снаряжением, а нас, как пацанов, вокруг пальца. Ну ладно, рефлексировать потом будем, сейчас нужно самому как-то выпутываться, помощи, судя по всему, ждать не приходится. И тянуть дальше не стоит, не ровен час, к мужику подмога подоспеет.

Тот же, вдохновленный победой своих товарищей, наконец-то слегка расслабился и впервые отвел ружье в сторону от Сергея.

Мягко поведя плечами, Сергей плавно развернулся и смог наконец рассмотреть того, кто так удачно заманил его в ловушку. Высокий, крепкого сложения, довольно молодой мужик стоял в двух метрах от него, расслаблено опершись на ружье, упертое прикладом в землю, и совершенно беззлобно, даже добродушно улыбался в густую, темную бороду. Пока тело вращалось, Сергей незаметно извлек метательный нож, закрепленный в скрытых ножнах на левой руке. Поэтому, определившись с расположением противника, он не раздумывая больше ни секунды, метнул нож. С мягким чмокающим звуком нож вошел мужику в горло. Тот, так и не успев убрать с лица улыбку, практически беззвучно повалился в траву. Сергей подтянулся руками к прихваченной веревкой ноге, на бедре которой крепились ножны с его любимым стропорезом.

Этот нож Сергей всегда носил с собой, даже тогда, когда прыжки с парашюта не предполагались ни под каким видом. Это был своего рода счастливый талисман, однажды спасший ему жизнь. Это были обычные, можно даже сказать, рядовые тренировочные прыжки. Сергей, получив хлопок по плечу выпускающего, шагнул в люк, принял, как учили, нужную позу, разведя в стороны руки и ноги, стабилизировал свое положение и рванул кольцо. Вытяжной парашют потянул за собой основной купол, стропы; вот-вот должен был последовать характерный рывок, означающий, что купол раскрылся. Все, как обычно. Но то ли Сергей сделал неловкое движение, то ли налетел неожиданный порыв ветра, но его внезапно крутануло вокруг оси, одновременно с этим он сделал кульбит, в результате чего ноги напрочь запутались в стропах, и он полетел вниз головой с так и нераскрывшимся парашютом на ногах. В такой ситуации раскрывать запасной парашют нельзя, пока не избавишься от основного. Расстегивать ремни и сбрасывать ранец не имело смысла, избавится от основного таким образом в данной ситуации было невозможно. Оставалось только перерезать стропы. Вот тут-то и пригодился тот самый нож-стропорез. Именно он тогда и спас жизнь Сергею. С тех пор Сергей неизменно брал его с собой на любую операцию.

Вот и сейчас одним мощным движением он пересек удерживающую его веревку и, успев сгруппироваться, рухнул на землю. Не мешкая ни секунды, Сергей освободил окончательно ноги, подхватил "Кипарис" и скрылся в лесной чаще. Он побежал в противоположную от деревни сторону, справедливо рассудив, что сейчас он друзьям не поможет, а если бы их хотели убить, то убили бы сразу. А так, есть еще шансы. Сейчас главное было сохранить последнюю оставшуюся боевую единицу. Так велела наука, которой его долго учили, так велел личный опыт, так велел здравый смысл. И только сердце отчаянно противилось этому решению и требовало немедленно рвануть на выручку друзьям.

Когда Кирилл окончательно смирился с тем, что они попали в ловушку и по большому счету партия проиграна, он поспешил открыть свое ментальное поле и сообщить обо всем случившемся Деду. Теперь уже было можно. Теперь уже было не до конспирации. То, что их ждали, ждали всерьез, тщательно подготовившись и все продумав, сомнений не вызывало. И то, что организовал это все не кто иной, как Кратос — тоже. Значит, скорее всего он уже здесь, и инкогнито Кирилла вскоре так или иначе будет раскрыто. Поэтому прятаться дальше не имеет смысла.

— Что случилось, Кирилл?

— Мы попались, Дед. Сейчас нас скорее всего свяжут и поведут в деревню. Я закрываться не буду, Кратос меня все равно в лицо знает. Если есть желание, можешь прийти на помощь. Поверь, мы тебе будем очень рады.

— Хорошо, не падай духом. Все образуется, я помогу вам, ждите. Ты вот что, Кирилл, попробуй...

Дослушать до конца мысль Деда Кирилл не успел. Сильный удар прикладом по голове прервал соединение, сделав абонента Кононова Кирилла Мефодьевича временно недоступным. Та же участь ждала и его товарищей. Сектанты предпочли не рисковать и оттащить незваных гостей в деревню в бессознательном состоянии.

* * *

— Ну что, девонька, готова? — баба Оля зашла в комнату и аккуратно, стараясь не шуметь, прикрыла дверь. Она была одета в стеганую фуфайку, армейского образца штаны и резиновые сапоги. На голове ее был все тот же неизменный платок, а на плечах — солидного размера вещмешок. В руках баба Оля держала целый ворох одежды, которую она приготовила для Лады.

— На-ко, девонька, одевайся, да и пойдем помолясь.

— Как там охранник, баба Оля?

— Храпит, как паровоз, аж труха с потолка сыплется. Возьми вот мешочек, вещи свои туда покидай, ничего не оставляй этим колдунам, индо и волоска хватит, чтобы тебя на другом краю света сыскать.

— А что же у тебя, баба Оля, вещей так мало?

— А много ли мне, старухе, надо. Все мое всегда со мной.

Лада быстро оделась, сложила вещи в вещмешок, внимательно осмотрелась: не оставила ли чего. Нет, кажется, взяла все, даже расческу и несколько волосков у зеркала. Она-то уж точно знала, что ничего нельзя оставлять, и в то же время она понимала, что у Кратоса есть образец ее крови, и все их с бабой Олей ухищрения могут оказаться совершенно напрасными. Но оставлять здесь все равно ничего не хотелось.

— Я готова. Баба Оля, а ты отварчик свой волшебный захватила?

— А как же.

— Может мне побольше выпить на дорожку?

— Ты уже пила его сегодня?

— Да, два раза.

— Ну и хватит. Не всяко зелье горстью, иное и щепотью, — она внимательно посмотрела на Ладу и удовлетворенно продолжила, — ну что же, посидим на дорожку.

Они присели на скамью у входа.

Стоило им только выйти из избы, как в темноте мелькнула тень и в ноги им кинулся большой мохнатый зверь.

— А-а-а, Баянка, дождался наконец, — потрепала пса за ухом баба Оля, — извелся уже весь без своей подружки.

Дружба между собакой и Ладой сложилась более чем странная. С тех пор, как Баян помог Ладе уронить диадему, они больше не виделись. Однако общаться на ментальном уровне не перестали. Был, правда, небольшой промежуток, когда девушка теряла память и ей было не до ментального общения, но потом, начав пить чудодейственные отвары, Лада вспомнила про пса, наладила с ним контакт, и они крепко подружились. И вот теперь, когда Лада решила покинуть деревню, пес, похоже, всерьез вознамерился отправиться с нею. А почему бы и нет. Сильный надежный четвероногий друг в пути лишним не будет.

— Ну, что, Баян, с нами идешь? — негромко, так, чтобы никто случайно не услышал, спросила Лада.

Пес радостно завилял хвостом и как-то совсем по-кошачьи потерся мощным загривком о ее бедро.

— Ну, помогай нам Бог, — баба Оля перекрестилась и решительно направилась в сторону болота.

Глава 18

Неожиданная подмога

— Хороший вечер, Полковник? — голос за спиной заставил замереть на мгновение. Голос, впрочем, оказался знакомым, и Полковник, не оборачиваясь, продолжил перемешивать догорающие в костре полешки, посылая в черное полуночное небо сноп ярких оранжевых искр. И только закончив начатое, он обернулся. За его спиной, прямо на бревнах, распиленных в размер и ждущих своего часа, сидел Афанасий Никитович, собственной персоной.

Почти месяц прошел с их последней встречи. За это время Полковник худо-бедно обжился на озере, с Михаилом подружился, предусмотрительно умолчав о своей роли в гибели ревдинских рыбаков. Афанасий Никитович, когда знакомил его с шаманом, об этом умолчал, и Полковник, по понятным причинам, вдаваться в детали не торопился. Михаил оказался парнем добродушным и приветливым, а рекомендация старика сделала свое дело. Он помог Полковнику с продуктами, инструментом, свел с местным лесничим, который выделил Полковнику делянку, чтобы тот смог построить себе небольшой дом. И вот уже три недели, как Полковник с утра до вечера стучал себе топориком по бревнам, собирая венец за венцом. Контакт со снежными людьми с каждым днем становился все лучше и лучше, так что помощники у него были что надо: и силой не обижены, и делают все, что скажет. Конечно, никто из местных об их присутствии даже не догадывался, и первое время предлагали Полковнику свою помощь. Но он от нее твердо и неизменно отказывался, за что прослыл среди ревдинских мужиков человеком, хоть и странным, нелюдимым, но, однако, безобидным и незлобивым. Вскоре с Михаиловой подачи мужики оставили Полковника в покое и навещали изредка, бывая с оказией, чтобы проверить, как он там, да подивиться, сколь споро идет строительство. Снежные люди, за версту чуявшие присутствие людей, вовремя прятались, так что иллюзию одиночества до сего дня сохранять удавалось. Михаил, хоть и догадывался о необычных его помощниках, но виду не показывал, а лишь поглядывал хитро на растущий сруб да помогал, чем мог.

— Какими судьбами, Афанасий Никитович? — Полковник жестом пригласил старика присесть рядом.

— Я смотрю, вы, Полковник, времени зря не теряете, — кивнул тот на возвышающийся в темноте сруб.

— Да вот, решил обжиться как-то, все-таки зимой в палатке, думаю, будет не так уютно, как в доме.

— А чего из пещеры ушли?

— Местных много ходить стало, а мне легализоваться нужно как-то. Михаил вот палатку подкинул. Не в пещеру же гостей на рюмку чая приглашать.

— И то верно.

— Да и наших лохматых друзей стеснять не хочется, — улыбнулся Полковник.

— А вот это, поверьте, для них совсем не проблема. Или это проблема для вас? Любите одиночество?

— Одиночество полезно, особенно когда пересматриваешь свою прошлую жизнь, — Полковник вытер слезящиеся от дыма глаза и внимательно посмотрел на старика. — В жизни любого рано или поздно наступают такие моменты, вам ли этого не знать.

— Согласен, Полковник, согласен. Вот построите свой дом, сядете у камина...

— У русской печки, простите, что перебил.

— Ничего, у печки, так у печки. Так вот, сядете вы у печки в какой-нибудь особо противный зимний вечер, нальете бокал вина, закурите трубку и предадитесь самому сладкому моменту в человеческой жизни — самокопанию. Суд над самим собой, что может быть более объективным? Человек всегда норовит присвоить себе промысел божий. Ему недосуг ждать страшного суда, он то и дело норовит устроить себе нечто подобное еще при жизни.

— Я думаю, это не самая плохая черта в человеке.

— Возможно, честно говоря, не возьмусь судить об этом.

— Не хотите брать на себя промысел божий?

— Именно. Со своими бы промыслами разобраться.

— Скажите, Афанасий Никитович, мне кажется, вы ведь не для того прибыли сюда, чтобы поговорить со мной о смысле бытия. Мне кажется, у вас какое-то важное дело. Может быть, перейдем сразу к нему?

— Да, вы правы, Полковник. Просто не хотелось вот так вот сразу вываливать на вас свои проблемы.

— Бросьте, я вам, Афанасий Никитович, достаточно многим обязан. Давайте, что у вас там случилось. Чем смогу — помогу, можете на меня рассчитывать.

— Ну хорошо, времени действительно мало, поэтому ближе к делу. Мои друзья, Кирилл и Лада, попали в беду. Вы их видели здесь на озере, во время последних событий.

— Да, красивая пара. Что с ними?

— Они у Кратоса. Сначала он похитил Ладу, а потом, когда Кирилл отправился ей на выручку, схватил и его.

— А ваш Кирилл, он что, супермен, раз пошел войной на Кратоса в одиночку?

— Нет, он обычный человек, просто он любит свою девушку. И он был не один. С ним были друзья.

— Насколько я смог узнать Кратоса, обычным людям с ним справиться будет сложно.

— Я вам больше скажу, практически невозможно.

— Тогда я не понимаю. Зачем вы послали Кирилла ей на выручку, вместо того чтобы отправиться туда самому. Как командир вы допустили большую ошибку.

— Нет, Полковник, я слишком хорошо знаю Кратоса. Это не было ошибкой, поверьте мне. Кратос пытается отомстить мне за свою неудачу здесь, на Сейд-озере. Тягаться со мной напрямую он сейчас не может, а вот навредить моим друзьям — пожалуйста. Но надо знать Кратоса, он будет не он, если не воспользуется ситуацией на все сто. Возможно, что изначально он даже не замахивался на месть мне лично, а просто хотел посчитаться с ребятами. Но как только Лада попала ему в руки, он несомненно понял, насколько она дорога мне лично, и это дало ему шанс. Он позволил нам узнать, где прячут Ладу, и устроил на Кирилла засаду.

— Так какого черта вы послали туда еще и Кирилла, все равно не понимаю.

— Видите ли, Полковник, Кратосу мало совершить сам акт мести. Ему нужно совершить его на моих глазах. Это, так сказать, высший пилотаж.

— То есть, пока вы не появитесь там лично, у них есть шансы?

— Именно. Бесконечно это, конечно, продолжаться не может, но сутки, я думаю, у нас есть.

— Отлично, и где их держат?

— В Сибири, в Красноярском крае, в глухой тайге, в секте какой-то. Точнее сказать не могу, зато мне известны точные координаты этого места.

— Почему вы думаете, что я смогу сделать то, что не удалось Кириллу с друзьями. Кстати, сколько их было?

— Четверо, с Кириллом. Трое попались, один сбежал. Зовут Сергей. Скорее всего, где-то бродит вокруг деревни.

— Или домой подался.

— Нет, Полковник, это не те люди.

— Ну и отлично. А что я смогу сделать один? И потом, сутки — это очень малый срок, чтобы разработать хоть какую-то более-менее приемлемую операцию в моем нынешнем положении. К официальным органам обращаться не пробовали?

— На это, к сожалению, нет времени. Официальные власти слишком долго будут раскачиваться и принимать решение. Утечка информации, опять же, неизбежна. Ну и потом, у официальных лиц наверняка возникнет ряд вопросов, на которые мне бы не хотелось отвечать. — Аспер взял небольшую паузу, как бы взвешивая, достаточно ли полно он ответил на вопрос Полковника, и продолжил, — во-первых, Полковник, вы пойдете туда не один, а с вашими, как вы их называете, лохматыми друзьями. Во-вторых, я взял на себя смелость и приготовил все, что вам может понадобиться. В-третьих, я берусь доставить вас на место максимально быстро и точно. Если вы, конечно, согласны.

— И какова задача?

— Задача, я думаю, для вас вполне привычная. Высадиться на месте, сориентироваться в ситуации и освободить заложников.

— А что с удерживающей стороной?

— Если честно, они меня не волнуют. Но советую сосредоточиться не на поражении противника, а на освобождении заложников. Не потому, что мне их жалко. Просто агрессивная мысль может случайно коснуться Кратоса. Вы же не знаете, как он сейчас выглядит. А он эту мысль наверняка почувствует и ответит вам, не колеблясь. Кратос вам не по зубам, но если все пройдет правильно, то, я думаю, вам лично он опасен не будет. Скорее всего, он исчезнет, как только поймет, что его план провалился. Вы должны лишь помешать ему убить Кирилла и Ладу.

— Как мы будем уходить обратно, если все получится?

— Не если, а когда. Нужно мыслить положительно. Мысль человеческая имеет свойство воплощаться в материальное, в зависимости от силы духа и интеллекта мыслящего. Мысль есть одна из низших ступеней магии, по-прежнему доступная человечеству, правда оно использует ее неосознанно. Так вот, когда все получится, Кирилл сможет со мной связаться, и я вас оттуда переправлю, куда скажете.

— Ну хорошо, и где то, что вы приготовили?

— Сумка возле пещеры. Роботы там же.

— Роботы? Ну да, все никак не привыкну, что они не живые. Что же, пойдемте к пещере, посмотрим, что вы там приготовили.

Камуфляж, берцы с влагостойкой пропиткой, разгрузка, прибор ночного видения, три метательных ножа, нож разведчика НРС-2, с вмонтированным в рукоятку однозарядным стреляющим устройством, бесшумный пистолет ПСС "Вул", автомат АС "Вал" и кое-что еще по мелочи.

— А это зачем? — Полковник достал из вещмешка пару перчаток.

— Специальные перчатки, не боятся ни холодного оружия, ни колючей проволоки — новая разработка.

— Хорошо. А это?

— Термопакеты, дергаете за чеку, и он будет согревать вас всю ночь. На случай, если придется заночевать где-нибудь в лесу или на камнях.

— Годится. Ну, что же, — подвел он итог осмотру, — вы знаете толк в снаряжении спецопераций. Правда вместо "Вула" я бы предпочел "Гюрзу" со специальным бронебойным патроном СП-10. Для тихого боя и "Вал" сойдет, а повышенная мощь в ближнем бою может пригодиться. Впрочем, это так, капризы и выпендреж.

Он затолкал все снаряжение обратно в баул и, встряхнув его, решительно спросил:

— Когда выезжаем?

— А никуда собственно выезжать не нужно. Про телепортацию когда-нибудь слышали?

— В книжках читал, — Полковник смотрел на старика с легким недоверием.

— Вот сейчас вы все это не по книжному, а по жизни на себе и испытаете. Прямо отсюда я отправлю вас в сибирскую тайгу, в точку рядом с местом событий.

— Тогда одну минуту, — Полковник вновь вернулся к баулу и стал переодеваться, в то, что приготовил для него Афанасий Никитович.

Через две минуты Полковник стоял перед Аспером в полном боевом снаряжении.

— Я готов. Что нужно делать?

— Ничего. Все сделаем мы: я и снежные люди.

— Они что, тоже умеют телепортироваться?

— Конечно, более того, они и вас с собой прихватят, я лишь немного им помогу. Мне пока туда нельзя. Кратос мигом засечет возмущение поля, вызванное моим перемещением, и может начать действовать раньше, чем вы доберетесь до Кирилла.

— А возмущение, вызванное их переходом? — кивнул Полковник на роботов.

— Он его, конечно, засечет, но идентифицировать вряд ли сможет. Чтобы понять, кто это к нему пожаловал, он должен знать параметры их ментальных полей. А они же роботы, их ментальные характеристики меняются по закону случайных чисел. Он может с ними каждый день встречаться, и будет думать, что они разные.

— Занятно. Это как частота и позывной в разведке, меняющиеся в строгом соответствии с планом.

— Вот-вот.

— Стоп, вы же говорили, что по закону случайных чисел?

— Именно. Никакого заранее оговоренного плана, а значит, абсолютная непредсказуемость. Нет, алгоритм, конечно, вычислить можно, но для этого нужно иметь на руках образцы их мозгов или еще лучше, сами мозги, а с этим, сами понимаете, большие проблемы. Нужно знать, что и где искать. И нужно иметь такие компьютерные технологии, о которых здесь и сейчас еще никто даже и не мечтает.

— Тогда как же вы сами с ними на связь выходите, если ни частоту, ни позывной предсказать невозможно?

— Ну, есть кое-какие маленькие секреты, — Аспер хитро глянул на Полковник. — Что же я, по-вашему, Полковник, со своими подчиненными разобраться не сумею? Впрочем, ваш деловой подход мне нравится.

— Как учили, — пожал тот в ответ плечами.

В это время из пещеры вышли снежные люди и замерли около Полковника почетным караулом, один справа, другой слева.

— Вот теперь вы действительно готовы. Слушайте, Полковник, боевой приказ. Точка высадки — два километра от деревни. Там сейчас рассвет, утро наступает, так что темноту не гарантирую. Скрытно выдвигаетесь к деревне, находите, где держат заложников, и принимаете все меры к их освобождению. Руководство операцией и полномочия принятия решений полностью за вами, — Аспер пристально и жестко посмотрел Полковнику прямо в глаза.

— Ну чисто генерал, — подумал Полковник, но вслух ничего говорить не стал.

— Как только приходит сигнал от Кирилла, что все в порядке, я прибываю на место и эвакуирую вас всех оттуда. Вопросы есть?... Вопросов нет. И последнее, Полковник, телепортация — штука неприятная и для новичка в чем-то даже опасная, поэтому лучше всего переход осуществлять в бессознательном состоянии. Там на месте они приведут вас в чувство.

— Нет, Афанасий Никитович, так дело не пойдет. Я привык ситуацию контролировать, и сознание обычно добровольно не теряю.

— Это действительно мало приятная процедура.

— Ничего, вытерплю.

— Ну, воля ваша. Тогда за дело. Берите их, Полковник, за лапы, и глаза прикройте. Когда все закончится, откроете.

— Как я узнаю, что окончилось?

— Узнаете, Полковник, узнаете.

Полковник опустил руки, сжал волосатые лапищи своих новых товарищей и закрыл глаза. Несколько секунд ничего не происходило. Потом произошел взрыв. Тихий, бесшумный, абсолютно бесшумный, словно уши наглухо ватой забили, словно звук выключили, и все звуки мира отключили разом и напрочь. Тихий-то тихий, но все-таки взрыв. Полковнику показалось, что его тело вдруг разом разорвало на сотни, тысячи, миллионы мелких кусочков. Каждая клеточка его видавшего виды организма полетела со скоростью света, а может, и быстрее. Причем каждая клеточка в свою сторону. Вам когда-нибудь дергали зубы? Наверняка дергали. Полковнику выдернули все зубы разом. А еще все ногти и волосы даже оттуда, где они отродясь не росли. Вслед за волосами полетела кожа, все семь шкур, мышцы, жилы, вены, кровь в них и все остальное, чего там создатель внутрь понапихивал. Скелет тоже не заставил себя долго ждать. Косточки одна за другой рассыпались и разлетелись по ветру. И Полковника вроде бы как и не стало вовсе. Потом того, кого не стало, завертело так, как ни на одном тренажере в Звездном городке никого не крутило. Так завертело и заморочило, что было бы чем тошнить, залил бы всю округу без зазрения совести. Но тошнить было нечем, и мировой эфир остался стерильным. Казалось бы, все закончилось? Не-е-ет. Садист киномеханик начал крутить свою пленку в обратную сторону, и все, что так радостно и безудержно разлеталось во все стороны, стало с тем же убийственным энтузиазмом возвращаться обратно. Думаете, когда ногти втыкают обратно, туда, откуда их только что вынули, не так больно? Или зубы назад в раздолбанные десны со всего маху всаживают? Ошибаетесь. Больно, еще как больно, вот только пожалеть о том, что не согласился на добровольную отключку, Полковник не успел. Все закончилось так же внезапно, как и началось.

Прав был старик, когда говорил, что Полковник сам поймет, когда все закончится. И он понял. Все закончилось, ни тебе взрывов, ни тебе боли, ни даже тебе ваты в ушах. Лес шумит, травка под ногами шуршит, птички поют, и даже комар, сволочь, уже поет свою гнусную песню над ухом, уже выбирает местечко потеплее да послаще. Вот-вот начнет пить горячую кровь отставного спецназовца. Полковник открыл глаза. Вроде бы все нормально. Голова на месте, руки-ноги тоже. Во рту, правда, сильный привкус крови, и сердце в груди колотится, того и гляди наружу выпрыгнет, но это так — мелочи. Да еще ладони почему-то болят. Полковник опустил глаза на руки: он до сих пор крепко, изо всех сил, сжимал лапы своих волосатых партнеров. Те невозмутимо стояли рядом, и судя по всему, ждали, когда он окончательно придет в себя. Полковник разжал ладони и сильно потер одну об другую, разгоняя кровь в занемевших пальцах.

— Ну что, парни, вы как, нормально?

— Гр-р-р-ры....

— Значит нормально, — удовлетворенно кивнул Полковник. — На этом все разговоры прекращаем. Вернемся домой — поболтаем.

Полковник уже свободно общался с роботами без слов, поэтому последнюю фразу он произнес мысленно.

— Давайте, ребята, показывайте, где у нас тут деревня.

Снежные люди, хоть и были роботами, но друг от друга все-таки отличались, правда, отличие это Полковник сумел разглядеть не сразу. Внешне они были похожи, как близнецы, а вот характерами отличались. Один, Полковник про себя называл его Старшой, явно имел больше полномочий, чем его напарник. Он быстро думал, принимал решения и не торопился их выполнять, а норовил отправить на это дело своего товарища. Второй, соответственно Младшой, чуть больше времени тратил на обдумывание информации, если была возможность, с удовольствием перекладывал бремя принятия решения на первого, а когда это не получалось, то у него даже настроение портилось. Впрочем, возможно, это Полковник для себя уже придумывал. В общем, тип классического исполнителя.

Вот и сейчас Старшой покрутил головой, замер на секунду, и Младшой решительно двинулся в чащу. За ним Полковник, Старшой замыкающим. Все, как положено, все, как учили. Шли тихо и споро. Если кто и производил шум, то только Полковник, и то немного, в рамках дозволенного. Снежные люди шли так, как будто вообще земли не касались, как будто тени бестелесные пробирались через тайгу: ни травинка не примнется, ни листочек не дрогнет. Звери они и есть звери, хоть и с мозгами, хоть и не живые вовсе. Вдруг Младшой замер, как вкопанный и лапой вперед и вправо повел. Полковник присмотрелся. Метрах в пяти от них, в кустах, едва видимый сквозь дымку поднимающегося от земли тумана, лежал человек и глаз не сводил с чего-то видимо очень важного там, впереди.

— Так, парни, вяжем его тихо, но нежно. Сдается мне, это тот, четвертый, а значит он наш союзник. Смотрите не поломайте чего-нибудь.

Человек был так увлечен, что совершенно не замечал замершую позади него троицу. Полковник остался на месте, стараясь не только не двигаться, но и даже не дышать. Человек в кустах вооружен не по-детски, не дай бог заметит чего, шум раньше времени поднимет, операцию сорвет. Роботы медленно и бесшумно приблизились к нему и, навалившись разом, намертво пригвоздили его к земле, не забыв прикрыть рот волосатой лапой. Поняв, что все в порядке и шума не будет, Полковник приблизил губы максимально близко к уху человека и едва слышно прошептал:

— Тихо, парень, не дергайся. Мы друзья Кирилла, пришли ему на выручку. Ты с ним? Если да, то кивни.

Человек кивнул.

— Шуметь не будешь?

Человек отрицательно повел головой. Старшой убрал лапу.

— Тебя как зовут, парень?

— Сергей, — одними губами ответил тот.

— Правильный ответ. А меня Полковником зови. Это Старшой, это Младшой. — Сергей повел глазами в сторону роботов и ничего не сказал. Лишь рот слегка открыл да глаза выкатил.

— Ну чего замер снежных людей никогда не видел?

Серега молча, но красноречиво помотал головой.

— Ничего, привыкай, они теперь все время с нами будут. Ну, чего разведал?

— Парней держат вон в том большом сарае, — Сергей передал Полковнику бинокль и показал направление. — Охраняют трое, меняются через час. Ладу держат вон в том доме, в центре. Охрану не видел, возможно, в доме. Лада выходила один раз на пятнадцать минут вчера днем.

— Сколько всего мужиков в деревне?

— Боеспособных — человек двадцать. С десяток баб, которые мужикам не уступят. Я, пока мы тут шарахались, насмотрелся. Так что против нас четверых три десятка вооруженных людей, на своей территории, в своих домах, со своими детьми и стариками за спиной. Просто так с кондачка не возьмешь, хотя очень хочется. Ты, Полковник, похоже, калач тертый, и друзья твои впечатляют, так что если дуром попрем, полдеревни положить сможем, только ребят вряд ли вытащим, не успеем.

— Вот что, Серега, ты эти мысли из головы выкинь. Тот, кто меня сюда послал, предупреждал, что есть среди них один товарищ, который твои мысли на раз просечет, и тогда уже ни тебе, ни мне, ни друзьям нашим волосатым ничего не светит. Установка у нас такая: люди эти все зла нам не желают, просто в данный момент у них мозги слегка затуманены. Наша задача — спасти друзей тихо и аккуратно, как учили.

— Тогда сейчас нам их не взять. Вон народ уже потихоньку просыпается, сейчас забегают.

— Ничего, полежим, подождем. Я думаю, что сутки в запасе мы имеем.

— Хорошо, давай полежим.

Полковник поудобнее устроился рядом с Сергеем, а Старшой и Младшой поднялись и беззвучно растворились в зеленой листве.

— Куда это они?

— А я их послал вокруг деревни побродить: посмотреть, что и как.

— И как же ты их послал?

— Мысленно.

— ?!

— Они мысли мои читать умеют. А я их.

— Удобно.

— Еще бы. Самому нравится.

— Не боишься, что раньше времени шум поднимется. Все-таки таких чудес здесь не водится.

— Не боюсь. Они хоть и большие, но умеют быть незаметными.

— Ну и ладно, тебе виднее. Вон, смотри, смена караула.

* * *

— Как себя чувствуете, Кирилл Мефодьевич?

Кирилл сощурил глаза, пытаясь прогнать пелену, сквозь которую окружающее виделось расплывчато и неверно. Перед ним, низко наклонившись, так, что бы заглянуть ему прямо в лицо, сидел молодой, лет тридцати мужчина, в наполовину расстегнутой рубашке, не скрывающей, а скорее подчеркивающей крепкий, хорошо развитый торс. Взгляд его был спокоен и слегка ироничен. Он явно чувствовал себя хозяином ситуации. И судя по надежно связанным рукам Кирилла, имел на это полное право.

— Бывало и лучше. Мы разве знакомы? — прохрипел Кирилл, с трудом ворочая языком в пересохшем рту.

— Конечно, знакомы, Кирилл Мефодьевич, как сейчас помню, сидим мы с вами возле костерка, чаек травяной попиваем с пирожными французскими, а невестушка ваша по хозяйству хлопочет.

— Хотите сказать, что вы Кратос?

— Именно, правда лучше называть меня Леонид Иванович.

— Ну и чего же вы, Леонид Иванович, от меня хотите?

— От вас — ничего. Все, что мне нужно было, я уже получил. Вы — мой пленник, Лада тоже.

— И всего-то?

— Хотите сказать, слишком мелко для Кратоса? Ну что же, у каждого могут быть свои маленькие слабости. Можете считать мое желание отомстить вам моей слабостью.

— И чего теперь?

— А ничего. Оденьте-ка пока вот это, — он помахал перед носом Кирилла какой-то малопривлекательной кожаной шапкой, по своему покрою напоминавшую нечто среднее между старым, еще военных времен летным шлемом и детским чепчиком с завязками. Кратос протянул чепчик стоящему рядом мужику, и тот ловко, хоть и не очень вежливо нацепил его Кириллу на голову и крепко связал тесемки под подбородком.

— И зачем этот маскарад? — пробормотал Кирилл.

— Эта шапочка заговоренная, — наклонившись к самому его уху, так чтобы никто больше не слышал, прошептал Кратос. — Аспер все что надо уже узнал, и хватит. Все остальное при личной встрече.

Кирилл предпочел оставить последнюю реплику Кратоса без ответа и вместо этого огляделся по сторонам. Они находились в каком-то просторном сарае, предназначенном, судя по запаху и соломе на полу, для содержания домашнего скота. Впрочем, хозяев по случаю приезда дорогих гостей на время куда-то удалили. Борис и Виктор сидели тут же, неподалеку. Они также, как и Кирилл, были тщательно связаны и активно вертели головами, осматриваясь по сторонам. Видимо, тоже недавно пришли в себя. Сергея среди них не было, и это была первая хорошая новость за последнее время. Вариант с гибелью Сереги Кирилл не рассматривал в принципе, и мысль эту отогнал сразу же, даже не дав ей как следует сформироваться.

Дверь сарая с характерным скрипом отворилась, и Кирилл увидел мужика с подозрительно знакомыми чертами.

— Ну что, голуби, очухались? — произнес он, радостно потирая руки.

— Ба, никак Тимоха, собственной персоной, — Виктор первым узнал вошедшего. И мудрено было узнать в этом добротно одетом, довольным собой и жизнью, осанистом мужике того забитого, боящегося каждого шороха пьянчугу, что вел их через тайгу к этой самой деревне.

— Может, кому и Тимоха, а вам, поганцы, Тимофей Ипатович, — недобро сверкнул глазами Тимоха.

— Ну, ты артист, ну лицедей, — не унимался Виктор, а тебе же сам Станиславский бы поверил, не задумываясь.

По лицу Тимохи поползла самодовольная ухмылка.

— Выходит, ты про нас с самого начала знал и специально в Мурге поджидал. Ну ты талант. Как все тонко разыграл. И помощники ведь тебе под стать. Ну, вылитые уголовники.

— А они и есть уголовники, это была чистой воды импровизация, в предлагаемых, так сказать, обстоятельствах, — Тимоху просто распирало от гордости за проделанную работу, а Виктор все продолжал и продолжал подливать масло в разгорающийся пожар гордыни и тщеславия.

— Ну удивил, так удивил, мало того, сам сыграл, так еще и массовку привлек, да так, что комар носа не подточит. Да по тебе, Тимофей Ипатич, Голливуд плачет. Чего же ты, дорогой, в этой глуши свой талант в землю закапываешь? У меня в столице в киношных кругах связи кое-какие имеются, если хочешь, я тебя с нужными людьми сведу, через год о тебе вся страна знать будет, а через два, как Михалков, "Оскара" получать поедешь.

— Да что Михалков! Тоже мне...

— Довольно, — прервал их диалог Кратос. — Ты, Ипатич, басню про ворону и лисицу помнишь? Небось, когда в театральный поступал, комиссии читал? Так вот, закрой клюв и не каркай. Забыл, зачем ты здесь?

— Не серчай, Иваныч, это я так, молодость вспомнил, расслабился. Ну что, — обратил он внимание на Кирилла. — Это и есть тот, кто тебе был нужен?

— Знакомься, Тимофей Ипатич, это и есть Кононов Кирилл Мефодьевич. Именно его мы тут все и ждали столько дней.

— А с этими что?

— Мне они не нужны. Забирай, если хочешь.

— И заберу.

— На рудник что ли?

— Господь с тобой, Леонид Иванович. От этих-то на руднике хлопот не в пример больше будет, чем проку. Не-е-ет, для рудника и бомжи сойдут. Этих ребят я по-другому использую.

— ?...

— Ты, Леонид Иваныч, охоту любишь?

— На людей?

— Не-е-ет, чего на них охотиться. Оружие ведь им не дашь, а без оружия — это не охота, это так, развлекуха для богатеев. Да и грех это, человеков-то убивать просто так.

— Тогда не пойму, о чем ты?

— Есть зверь посерьезней. Помнишь, я тебе говорил про тигра-людоеда, который у нас тут объявился. Сколько раз на него облаву устраивали — все без толку. Охотника за версту чует и близко не подпускает. Зато если сам врасплох застанет, то зарежет непременно. И ведь не ради пропитания режет, а навроде как из интересу спортивного что ли. Сколь раз бывало: человека зарежет и бросит на тропе, дескать, бойтесь, люди, и в лес не суйтесь.

— И чего надумал?

— Да вот оставлю этих красавцев как приманку. Полянка с ловушкой уже готова, авось, полосатого и обманем.

— Ну забирай, раз так. Хоть какая-то от них польза вам будет.

Мужики по сигналу Ипатича подхватили Виктора с Борисом и поволокли к выходу.

— Ничего, Кирюха, еще не вечер, — прокричал на прощанье Виктор.

— Давай, шевелись, доходяга, — дюжий мужик, тащивший Виктора, увесистым пинком проводил его из сарая.

— Ипатич! — крикнул вдогонку вышедшим Кратос.

— Забыл чего, Леонид Иваныч?

— Ты распорядись там, чтобы девчонку привели. Пора голубкам и встретиться наконец. Он ведь так искал ее, старался.

Ипатич в ответ только хмыкнул и скрылся из виду.

* * *

— Смотри, Серега, — Полковник чуть тронул локоть своего нового товарища, — двоих вывели.

Они узнали друг друга недавно, двух десятков слов сказать не успели, но между ними уже возникла некая симпатия, связующая двух товарищей по оружию, по общему делу, по общему опыту, в том числе и боевому за плечами. Именно про такие ситуации говорят: "Рыбак рыбака видит издалека".

— Витьку с Борисом повели. Куда это, интересно?

Тем временем шестеро вооруженных мужиков провели друзей на другой конец деревни, и вся эта компания вскоре скрылась в лесу.

— Придется разделиться, — прошептал Полковник, — ты, Серега, ступай за ними, посмотри, что и как. Я тебе Младшого сейчас направлю, в помощь и для связи. Он меня в курсе событий держать будет, да и тебе, в случай чего, поможет. А я тут за Кириллом присмотрю, постараюсь хотя бы понять, что делать.

Сергей ужом скользнул в сторону, и только когда лес надежно закрыл его от деревни, распрямился в полный рост и кинулся легкой рысцой, нагоняя ушедших в лес товарищей. Фора составляла километра два-три, так что поторопиться стоило. Сергей бежал ходко, ни на минуту, однако, не забывая о возможных ловушках, да и нарваться на кого-нибудь из деревенских тоже не хотелось. Бег поэтому получался рваный. То и дело приходилось замирать на несколько секунд, прислушиваясь к лесу: не затрещит ли где-то поблизости испуганно птица, не хрустнет ли под неосторожной ногой ветка. Постоит, послушает, окрестности осмотрит — и вперед, метров двадцать-тридцать, от дерева к дереву. Опять замрет, опять послушает — и снова в путь. Так и бежал Серега минут тридцать. За это время группа ушла вперед, так что два-три километра обернулись всей пятеркой.

Он уже пару минут крался быстрой рысью вдоль тропы, по которой недавно прошла целая группа людей. Следы были вполне читабельны, да и шедшие впереди не особо скрывались. Казалось вот-вот — и он увидит мелькающие впереди спины. Чтобы случайно не обнаружить себя раньше времени, Сергей с трудом сдерживал шаг, борясь с искушением проверить, как там его товарищи, и лишь успокаивал себя мыслью, дескать, пока идут, ничего непоправимого с ними не случится. То ли он слежкой слишком увлекся, то ли Младшой действительно мог глаза отводить, но заметил его Серега, лишь когда буквально наткнулся на его лохматую спину. Наткнулся и встал как вкопанный, не потому, что испугался или удивился очень. Просто Младшой нежно так приобнял Серегу, прижав к своему лохматому боку, и не дал ему не то чтобы шагу ступить, а просто с места двинуться. Тот, конечно, порыпался для порядку и даже поматерился громко, но про себя, однако, против танка не попрешь. Ни на миллиметр не сдвинулся. Ну нет так нет — Серега успокоился и расслабился. Видимо, почувствовав, как спало напряжение в его мышцах, расслабился и Младшой, однако лапу не опустил, а другой повел чуть в сторону, словно показывая куда-то. Сергей проследил за направлением лапы и увидел едва видимую в лучах поднимающегося солнца тонкую, как волос проволоку.

— Ни хрена себе!? Растяжка!? Здесь, в лесу!? Это кто же у нас такой ловкий? — Серега мягко вывернулся из под мохнатой лапы и плавным кошачьим движением приблизился к проволоке. Аккуратно, едва-едва касаясь сверкающей нити, он осмотрел ее сначала справа от тропы, до толстого ствола рябины, а затем и влево, где в кустах прятался весьма хитроумный механизм. Проволока была привязана к чеке, фиксировавшей стальную скобу, к которой был привязан тонкий нейлоновый канат. Один его конец уходил куда-то вверх, а второй был намотан на барабан, закрепленный тут же.

— Все страньше и страньше, — процитировал он небезызвестную Алису, — и на кого же этот подарочек настроен? Неужели на меня? Пронюхали как-то охотнички, что я по следу иду? Или это обычная предосторожность? Ладно, скоро узнаем. Однако, похоже, что эта образина мне жизнь спасла.

Сергей молча показал Младшому поднятый вверх палец. По-хорошему, нужно было, конечно, растяжку обезвредить, однако Сергей здраво рассудил, что это могло его демаскировать раньше времени. К чему кричать на весь лес: "Ребята, вот он я, никуда не убежал, никого не испугался, иду следом за вами, своих друзей выручать!" Поэтому он просто аккуратно переступил натянутую проволоку и двинул следом за успевшей прилично удалиться группой охотников, конвоировавших его друзей, махнув Младшому, чтобы не отставал.

* * *

Разговор как-то не клеился. Кирилл хранил гордое молчание, не испытывая ни малейшего желания общаться с переигравшим его Кратосом, а тот, в свою очередь, молча ходил вокруг него кругами, весьма довольный собой и полный презрения к этому человечишке, дерзнувшему с ним тягаться. Все шло как нельзя лучше. Аспер уже наверняка получил сигнал бедствия и вот-вот кинется на помощь. Сейчас приведут девчонку, и он убьет их обоих на глазах у братца. Все его надежды, все замыслы последних лет, весь его хитроумный план, с такой тщательностью выстраиваемый, — все рухнет в одночасье. Жаль, что лично он, Кратос, не увидит его лица в этот момент. Придется срочно уносить ноги, чтобы не попасть под раздачу. Однако бедным воображением он никогда особо не страдал. Так что всю картину, во всех ее радующих душу красках, он вполне себе представить может. Ощущение удачи не покидало его в последнее время...

— Иваныч! — в распахнутую дверь сунулась всклокоченная, с вытаращенными глазами и перекошенным ртом голова Грязнова. — Иваныч, девчонка сбежала!

— Что?! Как сбежала?! — Кратос подскочил к двери и схватил его за грудки. — Что ты мелешь, старик?

— Сбежала, Иваныч, как есть сбежала. Видать, ночью караульного Митьку снадобьем опоила и ушла.

— Да как она могла. Она же как овощ была, еле двигалась?

— Тут, Иваныч, без старухи не обошлось. Как пить дать, ее работа.

— Ну и где она, эта старуха?

— Я мальца послал, сейчас приведет.

— Что-то случилось, Леонид Иванович? — с плохо скрываемым ехидством спросил Кирилл.

— Что? — нервно дернулся Кратос, — вас это не касается, — он хмуро посмотрел на улыбающегося Кирилла и вдруг резко вскинул руку, щелкнув пальцами, — заткнись пока, ты мне мешаешь.

Кирилл попытался было ответить, но вдруг понял, что не в силах разомкнуть застывших в улыбке губ. Настроение как-то слегка подпортилось, а улыбка на лице осталась. И выглядела она уже не веселой и насмешливой, скорее, даже жалкой. И от осознания этого настроение испортилось еще больше.

За дверью послышался детский прерывистый от сбитого дыхания шепот.

— Тимофей Ипатич, Тимофей Ипатич, нету бабки Оли. Ушла. Совсем ушла, вещи свои собрала и ушла.

— Как ушла?! Куда ушла?

— Куда, не знаю, — упрямо шептал мальчишка, — а только книги свои собрала, вещи теплые, продукты какие-то и ушла. Мамка весь дом осмотрела и сказала, что совсем ушла.

— Я же говорил, Иваныч, без старухи не обошлось. Сама ушла и девчонку увела с собой.

— Собери мужиков, собак возьмите и в погоню. Далеко они уйти не могли. Девчонка все-таки слаба, как бы там старуха ее не поддерживала.

Ипатич махнул рукой и затрусил в сторону домов.

Кратос обернулся к Кириллу, задумчиво посмотрел на него и, приняв решение, произнес:

— Поднимайся, пойдем отсюда.

Кирилл не без труда встал, сделал несколько полуприседаний, разгоняющих по затекшим ногам кровь, и вышел из сарая вслед за Кратосом. Пройдя через деревню, они вошли в большой дом, именно в тот дом, где в свое время держали девушку. В большой прихожей сидел, виновато потупив взор, здоровенный детина, то и дело протиравший еще не до конца проснувшиеся глаза. Кратос провел Кирилла в комнату и захлопнул за ним дверь.

— М-м-м-м, — Кирилл несколько раз пнул закрывшуюся дверь.

— Чего тебе? — Кратос, казалось, получал некоторое удовольствие, глядя на жалкую улыбку, застывшую на лице пленника.

Кирилл жестами, как мог, показал ему, дескать, заклятие-то сними. Тот, хмыкнув, щелкнул пальцами и вновь захлопнул дверь.

Разминая по-прежнему связанными руками затекшее лицо, Кирилл осмотрел комнату. Следов пребывания Лады в этой комнате не осталось, но его не покидала твердая уверенность, что он чувствует ее ауру, следы ее энергетики, которыми лучился буквально каждый предмет в этой комнате.

Он кружил по комнате и все никак не мог остановиться от радостного возбуждения, внезапно охватившего его. Лада, мало того, что жива, она еще и смогла сбежать от этих уродов. А это значит, что не все так плохо. Первая цель их операции достигнута. Лада свободна. Пусть не совсем так, как хотелось, пусть они с парнями попались, главное, Лада свободна. Ищи ее теперь, как ветра в поле. То, что она одна, или почти одна, (старушку что помогла ей бежать, можно в расчет не принимать) Кирилла ни чуть не пугало. С ее-то умением общаться с животными ей ни тайга, ни джунгли не страшны. Теперь можно было и подумать о том, как самим отсюда выбраться. Жаль парней увели неизвестно куда, ну да их, скорее всего, Серега вытащит. В том, что тот где-то поблизости, Кирилл ни на секунду не сомневался. За себя он тоже особо не беспокоился, впереди его по-прежнему не ожидало ничего фатального, он это чувствовал. Теперь можно было избавиться от веревки, стягивающей руки. Нельзя сказать, что она причиняла Кириллу какие-то особые неудобства. Связан он был профессионально: путы не давали волю рукам и в то же время совершенно не стягивали запястья, так что он вполне мог находиться в них несколько дней, не рискуя потерять руки из-за проблем с кровоснабжением. Тем не менее веревку нужно было снять, хотя бы в качестве демонстрации собственных возможностей и стойкости духа. Он прикрыл глаза, сосредоточился и, поднеся связанные руки почти вплотную к губам, зашептал:

Как старик, вспоминающий молодость,

Видит каждый пенек стройным деревцем,

Так и ты, веревка крученая,

Вспомни, как была прямою и гладкою.

Как тугие девичьи косы

Расплетаются от ветра буйного,

Так и ты, узелок несговорчивый,

Расплетись от моего-то дыхания.

Кирилл сильно дунул на узел и стал повторять всю фразу еще раз.

Только после того, как он произнес ее трижды и в третий раз дунул на узел, веревка вдруг дрогнула и, словно живая, зашевелилась на его руках. Узел сам собой развязался, веревка заскользила по рукам и вскоре, распутавшись окончательно, упала к его ногам. Упала и успокоилась, вновь превратившись в обычную веревку.

Этому нехитрому трюку научил его в свое время Аспер. Кирилл еще в детстве на спор мог развязать любой узел, делал он это, разумеется, руками, безошибочно определяя, в какой момент и в какую именно сторону нужно потянуть тот или иной фрагмент веревки. Аспер лишь подсказал, как не прикладывать к этому руки.

Итак — руки свободны. Теперь очередь этого дурацкого чепчика. Узел развязываться не желал, хоть ты тресни, даже заклинание не помогло, а конструкция шапки не позволяла стянуть ее с головы, не развязав тесемок. Порвать их тоже не получилось. Кирилл вроде и силой не обижен, но тесемки не поддались. В конце-концов после десятка бесплодных попыток он сдался. Видимо, чепчик был защищен магией, и без помощи Деда тут не обойдешься.

— Ну, нет, так нет. Тогда будем думать о том, как отсюда выбраться, — Кирилл просканировал ближайшее пространство. Стерегли его крепко. В доме за дверью один, чуть поодаль в сенях еще двое, на улице один у входа, и двое под окном. Все вооружены и настроены весьма решительно. Шансов убежать пока не просматривалось, по крайней мере, без боя. Кирилл трезво оценивал свои возможности, и неравный бой с вооруженным, превосходящим по численности и решительно настроенным противником не сулил ему ничего хорошего. Да и разузнать подробности о том, что же все-таки произошло с Ладой, было бы не плохо.

Кирилл расслабился и сел на скамью, приготовившись к ожиданию дальнейших событий.

* * *

Судя по той основательности, с какой все было обустроено, ловушка была многоразовой, даже чека смазана маслом, чтобы выскакивать без задержки. Скорее всего, настраивали ее не конкретно на Серегу. Ловушка, вероятно, охраняла что-то важное. Что именно, выяснилось уже через пару минут. Где-то впереди послышался треск лодочного мотора, который стал стремительно удаляться, уходя вправо. Наплевав на осторожность, Сергей стремглав кинулся на звук и вскоре вылетел на берег небольшой реки. По водной глади, весело стуча мотором, двигалась длинная деревянная лодка, в которой сидели охотники и конвоируемые ими Борис и Виктор. Лодка ходко шла вниз по течению и вскоре скрылась за поворотом.

— Черт! Черт! Черт! — Серега в сердцах несколько раз пнул ствол ближайшего дерева. — Теперь догони их попробуй! Черт! Черт! Черт!

На плечо сзади мягко легла волосатая лапа. Как подошел Младшой, Серега опять не услышал, но удивляться уже не стал, а лишь проронил горько:

— Ну, что, брат, опоздали мы. Увезли парней, теперь хрен догонишь.

— Гр-р-р-ры, — раздалось в ответ, и Младшой на языке жестов, понятном любому, пояснил, дескать, ты беги в том направлении, куда скрылась лодка, а я прослежу за ними. И не дожидаясь ответа, Младшой бросился в погоню. Он двигался настолько стремительно, что Сергей поневоле поверил, что он действительно сможет догнать лодку и проследить за ними. Ему ничего другого не оставалось, как припустить следом за ним вдоль берега, особо не высовываясь, но и не теряя реку из вида.

Бешенная гонка продолжалась больше часа. Сергей бежал уже на чистом автоматизме, слабо надеясь на успех предприятия, когда вдруг где-то далеко впереди услышал слабый, но явно приближающийся звук лодочного мотора. А через несколько минут не только услышал, но и увидел возвращающуюся назад лодку. Он навел на лодку бинокль и замер. Возвращались охотники, а вот ни Бориса, ни Виктора в лодке не было.

— Куда они делись? Что с ними? Их убили? Но зачем так сложно? Хотели бы убить, убили бы раньше. Зачем тащиться в такую даль? Их что, отпустили? Завезли так, чтобы не могли вернуться, и отпустили? Что-то слабо верится. Не в чести тут подобная благотворительность. Тогда что же? Может, их на рудник отправили, в качестве рабов? Тимоха, помнится, что-то про рудник рассказывал. Тогда они допустили большую ошибку. Как-то слабо представляются и Виктор, и Борис в роли рабов на руднике. Не те они люди. Эх, сюда бы Борькин "Винторез", а то в наличии остался только "Кипарис", — автомат Серега бросил, когда болтался вверх ногами подвешенный за веревку. А искать его потом в высокой траве, да еще в темноте, времени не было. Впрочем, "Кипарис" с глушителем был не самый плохой вариант в этой ситуации. Охотников в любом случае отпускать было нельзя, да и лодка могла вполне пригодиться, предстояло ведь еще и за Кириллом возвращаться.

— Хоть и предупреждал Полковник о черных мыслях, да, похоже, деваться все равно некуда. Авось, этого самого колдуна среди тех, кто в лодке, сейчас нет, — Сергей занял позицию и приготовился к стрельбе. — Хорошо бы одного живым взять, чтобы ситуацию прояснить, ну уж тут как получится.

Он уже был готов стрелять, когда вновь ощутил на плече лапу своего волосатого напарника.

— Черт, Младшой, ты меня до инфаркта доведешь.

Шерсть Снежного человека была мокрой, значит, он уже успел поплавать. Возможно, пришлось переправляться на другой берег, чтобы проследить, куда отвели пленников. И это было хорошо.

— Ну чего помешал? Нам лодка нужна. Я сейчас их всех завалю, а ты за лодкой сгоняешь.

— Нет, — отрицательно помотал головой великан и решительно отодвинул его себе за спину.

На Сергея вдруг навалилась гнетущая тоска и усталость. Любое движение удавалось ему с большим трудом, да и желание делать это движение проходило, не успев даже зародиться в его ставшей вдруг невыносимо тяжелой голове. Захотелось все бросить, упасть на землю, обхватить голову руками и лежать, не двигаясь, пуская слюни и сопли и жалея до слез себя бедного. Наверное, он так бы и поступил, если бы ощущения эти не показались ему вдруг знакомыми. Когда-то их команду знакомили с новыми разработками ученых, и в частности с низкочастотными генераторами, планируемыми к применению при подавлении массовых беспорядков. Они тогда попали под его излучение. Как сказал командир, чтобы знали, с чем имеете дело. Боевая группа, прошедшая огонь и воду, в две минуты превратилась в толпу безвольных, стонущих и плачущих мужиков, с которыми можно было делать все, что вздумается. Ни о каком противодействии с их стороны и речи быть не могло. Ощущения, которые испытывал Сергей сейчас, были не в пример слабее. Он понял, что источником излучения является Младшой, и сам Сергей попал под, так сказать, отраженный удар. Основная его сила пришлась на лодку, точнее, на людей, которые в ней плыли. Лодка резко сбросила обороты, свернула к берегу и ткнулась носом в песчаный берег. Охотники полезли из лодки. Оскальзываясь на камнях и корнях деревьев, они стали карабкаться на высокий берег, туда, где стояли Младшой и Серега. Движения их были нетвердыми и какими-то рваными. Люди явно находились под неким воздействием, не только лишавшим их воли, но и заставлявшим их выполнять чужие команды. Один за другим они подходили к Младшому, бросали к его ногам оружие и ножи и отходили в сторону.

— Ну что скисли, охотнички, — не удержался от реплики Серега, — сейчас я вас упакую, а потом и поговорим.

Он подошел к ближнему мужику и ловко выдернул у него из брюк ремень. Мужик покорно стоял и смотрел на его манипуляции. Сергей подтолкнул его к молодой сосне и усадил на пятую точку, так что ствол дерева оказался у него ровно между ног. Затем Сергей заставил охотника обхватить ствол руками и связал их ремнем.

Через пару минут вся шестерка сидела на земле, плотно обняв деревья руками и ногами.

— Все, Младшой, выключай свою дурилку, а то мне самому уже так хреново, что хоть на стену лезь.

То ли Младшой его услышал, то ли сам понял, что дело сделано, однако воздействие свое прекратил. Сергей это немедленно почувствовал и вздохнул облегченно. Охотники тоже медленно приходили в себя: взгляды их обретали некую осмысленность, которая постепенно сменялась злобой, раздражением и страхом. А чем же еще, кроме страха? Что еще может вызвать первая встреча со снежным человеком, кроме страха? Разве только, любопытство у какого-нибудь законченного ботаника. Но здесь-то ботаников не было, здесь были обычные мужики, охотники, не отягощенные ни лишними знаниями, ни излишним любопытством. Поэтому в их глазах плескался исключительно страх, страх перед неизвестным и необъяснимым. Самое время приступить к допросу. Сергей понимал это как никто другой, и поэтому не стал откладывать дело в долгий ящик, а выбрал из всей шестерки самого слабого, самого напуганного, и только было собрался задать ему пару-тройку вопросов, как наткнулся на взгляд Младшого.

— Не этот, — одними глазами показал ему тот, — вон тот.

Сергей проследил за его взглядом. Этот мужик был полной противоположностью тому, которого выбрал он сам. Он уже успокоился, или по крайней мере делал вид. На видавшем виды лице застыло выражение твердой решимости разобраться и с Серегой, и с этой огромной обезьяной. Ничего, дескать, будет и на нашей улице праздник. Сергей оценил задумку Младшого и тут же включился в игру.

— Ну что, старичок, ты, похоже, здесь за главного? — склонился он к сверкающему злыми глазами охотнику. — Ответишь на мои вопросы — оставлю в живых. Где люди, которых вы вывезли из деревни?

— А не пошел бы ты, — процедил сквозь зубы мужик и даже попытался плюнуть в лицо Сереге, впрочем, не очень успешно.

— Ответ не верный, — Сергей распрямился и сделал три шага в сторону.

То что произошло потом, впечатлило не только плененных охотников но и Серегу тоже. Младшой схватил строптивого пленника за голову и с силой треснул ею о ствол. Крик несчастного смешался с хрустом костей. Удар был такой силы, что кости лица разломились с треском, вдавливаясь внутрь, разрывая мышцы лица, жилы, нервные окончания и сам мозг наконец. Связанное тело так и осталось сидящим, с плотно прижатым к стволу лицом. Оно еще дергалось в смертельных конвульсиях, и кровь еще толчками вырывалась из разорванной артерии, орошая плечи и спину несчастного, но ни у кого уже не было сомнений, что человек, мгновение назад еще храбрившийся и задирающий своих пленителей, был окончательно и бесповоротно мертв.

— Однако, — крякнул про себя Серега.

То, с какой обыденностью это произошло, произвело впечатление не только на пленных, но и на него самого. Впрочем времени на сантименты не было, и нужно было получать информацию, выжимая из ситуации максимум. Он вернулся к тому, с которого хотел начать двумя минутами раньше.

— Ну что, парень, вопрос тот же. Каков будет ответ?...

Через пять минут Сергей знал и о ловушке, которую устроил им Тимофей Ипатьевич Грязнов, он же Тимоха, и об участи наживки, уготованной его товарищам в охоте на тигра-людоеда, и о некоем москвиче и девушке, которые поселились с недавних пор в их деревни, после чего и начались все эти события. Он говорил быстро, часто сбиваясь, перескакивая с темы на тему, иногда повторяя сказанное ранее, словно боясь прервать поток слов, поток от длины и полноводности которого зависит длина его собственной жизни. Когда речь зашла о Богородице и той религии, что исповедует братство, Сергей прервал его излияния. Нужно было спешить, Тигр-людоед ждать не будет.

— Тебя как зовут, парень?

— В-в-владимир, — слегка заикаясь, ответил тот.

— Вот что, Вова, с нами пойдешь, покажешь, куда моих друзей отвели, ну и заодно про все свои ловушки, что на тигра приготовили, расскажешь.

Оставив остальных сидеть как сидели, он махнул рукой Младшому и, схватив Володю за шкирку, потащил его к лодке.

Три-четыре километра вниз по реке, еще пару легкой рысью по лесу, и вот они красавцы. Стоят на длинной, метра на два, привязи, по сторонам глазеют, друг до друга дотянуться не могут. Увидали Серегу, рванулись было да замерли, вид его спутников, вернее, одного из них, мало способствовал объятьям. Серега тоже замер, но по другой причине. Вова, в порыве безудержной честности и неудержимой словесной диареи, поведал Сереге о том, что войти на поляну, где оставили его друзей, можно только через узкий, шириной не более метра, проход в сплошной стене шиповника. Шиповник был что надо, стоял сплошной стеной, плотно усыпанной шипами. Ни человек, ни зверь дикий без бульдозера не пролезет. И вход на эту хитрую полянку только с одной стороны. Именно здесь, на всю ширину прохода, была выкопана и тщательно замаскирована огромная и глубокая яма, с вбитыми в дно острыми кольями. Ямы видно не было, замаскирована на совесть, где кончалась бездна и начиналась твердь земная, одному богу было известно. Может быть, какой-нибудь чемпион по прыжкам в длину и прыгнул бы здесь не глядя, да только вот Серега чемпионом не был, и прыгать желания не возникало. Вова тоже мало чем мог помочь, поскольку твердых ориентиров, где край ловушки, показать не смог. Сказал только, что когда яму закрывали, лестницу раз шесть или семь переставляли, а значит яма длинная, просто так не перепрыгнешь.

— Ну что, Младшой, прыгнуть сможешь? — задал простой, на чистом русском языке вопрос Серега.

— Мгр-р-р-ры, — тут же ответил ему Младшой. А может и не ответил, кто их, снежных людей, разберет. Однако с места он не двинулся и прыгать вроде бы как не собирался.

— Ну что же, не понятно, но по сути — верно. Тебе надо, ты и прыгай. Тогда остается одно. Эй, парни, ну-ка отойдите подальше и на землю прилягте. Ты, Вова, вон за тем деревом схоронись и не высовывайся. Ну и ты пригнись, чучело, — Серега жестом показал Младшому, чтобы он лег на землю. Когда все заняли свои позиции, Серега отстегнул с пояса гранату, дернул чеку и кинул ее туда, где под слоем тонких веток травы и листьев скрывалась ловушка. Взрыв, ворох мусора осыпал лежащих на земле. Огромный остро заточенный кол, вырванный взрывом со дна ямы, взлетел вверх по широкой дуге, перелетел через лежащего Серегу и с силой вонзился в спину высунувшегося из-за дерева Вовы, накрепко пригвоздив его к земле.

— Эх ты, я же сказал тебе: не высовывайся, — Серега с сожалением оглянулся на погибшего парня. — Вы как там, ребята, живы?

— Нормально! — откликнулся Виктор. — Это кто это с тобой, Серега? Где-то я его видел?

— В московском зоопарке, — проворчал Борис.

— Знакомьтесь, друзья, — улыбнулся Сергей, — это обыкновенный снежный человек. Зовут его Младшой.

— У Кирюхи нахватался? — Виктор смотрел с любопытством и недоверием.

— Если есть Младшой, — задумчиво произнес Борис, — значит есть и Старшой?

— Как всегда, зришь в корень, Боря. Он сейчас с одним товарищем возле деревни, сторожит Кирюху с Ладой. Ждут, между прочим, нашей помощи, а вы тут прохлаждаетесь. Сейчас мы будем вас вытаскивать.

Младшой на этот раз не стал ждать команды, а просто полез в яму. Пробираясь сквозь колья, расшвыривая их в разные стороны, он быстро приблизился к другому краю, одним прыжком взлетел на край ямы и приблизился к Борису. Тот с показным спокойствием протянул ему связанные руки. Младшой провел по веревке острым, как бритва когтем, и та свалилась с рук изумленного Бориса. Оставив его разглядывать остатки пут, Младшой принялся освобождать Виктора.

В этот самый момент за спиной Сергея раздался короткий басовитый рык. Он мгновенно обернулся и даже попытался выхватить оружие, но не успел. Тигр прыгнул...

Нормальный человек бы зажмурился, закрыл бы голову руками, в лучшем случае попытался бы отпрыгнуть от стремительно надвигающейся на него полосатой смерти. Сергей как профессиональный боец поступил с точностью до наоборот, он прыгнул тигру навстречу, не совсем, конечно, навстречу, а низом, вдоль земли, но все-таки в сторону тигра, сокращая между ним и собой расстояние.

Тигр был плохо знаком с тактикой рукопашного боя, поэтому лишь удивленно проводил взглядом неправильно ведущую себя жертву. Серега кувырком крутнулся через голову и выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Огромная черная тень с силой врезалась в него, отбросив далеко от тропы. Младшой, не дожидаясь команды, одним могучим прыжком преодолел яму и встал между тигром и Сергеем.

* * *

Жизнь — это дорога. И у каждого дорога своя. У кого-то широкая и светлая, у кого-то темная и узкая, у кого-то все время забирает вверх, у кого-то неуклонно катит вниз, у кого-то течет прямо и скучно, у кого-то изобилует крутыми поворотами, за каждым из которых ждет что-то новое и неизведанное. Все дороги разные, но у всех у них есть нечто общее. Каждая из них имеет свое начало и конец. Тигр понял, что его дорога подошла к концу. Он понял это в тот самый миг, когда между ним Человеком встал Зверь, в тот самый миг, когда он встретился с этим зверем взглядом. Он понял: на его территорию пришел новый хозяин. И дело было вовсе не в мощи, излучаемой пришельцем, и не в его размерах, тигр — зверь тоже не маленький. Дело было в холодном и даже равнодушном взгляде. Так смотрят, когда уверены в себе абсолютно. Так смотрят, когда дело, которое еще только предстоит решить, на самом деле уже давно решено. Так когда-то смотрел на соперников сам Тигр, когда был молод и полон сил. Так теперь смотрели на него, словно он не изготовившийся к прыжку Тигр, а кошка домашняя. И он понял: это его последний бой. Можно было, конечно, поджать хвост, убежать и скитаться еще какое-то время, как домашняя кошка, которую передают из рук в руки, потому что она, хоть и старая, но мышей еще ловит. Можно было, но это был не его путь. И тигр прыгнул. Второй раз за этот день. И в последний...

Одновременно с тигром рванулся и Младшой. Два мощных сильных тела сшиблись в воздухе. Тигр целил в горло. Это был его единственный шанс. Даже не шанс, а полшанса, даже половинка половинки шанса, но Младшой не оставил ему даже этой малости. Он схватил тигра обеими лапами за верхнюю и нижнюю челюсти и разорвал ему пасть. Он мог бы разорвать его пополам вдоль всего туловища, но Младшой был роботом и действовал рационально. Тигр был мертв, и значит больше не опасен. Он разжал лапы и то, что только что было большим красивым зверем, бесформенным кулем свалилось к его ногам.

— Все, спектакль окончен, — первым пришел в себя от увиденного Борис, пора отсюда выбираться.

— Надеюсь, Серега, это твою лодку мы с Борисом слышали недавно? — Виктор первым выбрался из ямы, — а то вплавь через речку почему-то не греет.

— А то, что он сухой, тебя ни на какие умные мысли не наталкивает? — Борис тоже выбрался и теперь стоял рядом.

— Ну, это ведь ты у нас голова, — улыбнулся Виктор, — а я так, погулять вышел.

— Ладно, парни, хорош трепаться, нам еще Кирюху с Ладой вытаскивать...

Глава 19

Время штука относительная

Что может быть тягостнее бездеятельного ожидания. Когда душа кричит: " Что ты сидишь! Делай же хоть что-нибудь!!!" А ум понимает, что в данный момент ничего путного ты сделать не можешь, что все, что от тебя зависело, ты уже сделал, что все теперь, и твоя жизнь, в том числе, зависит теперь от кого-то другого. Ум понимает, а душа не просто просит, требует. Вот и ходил Кирилл из угла в угол, как зверь в клетке.

Минуты одна за другой нанизывались со страшным скрипом на ось времени, складываясь постепенно в часы. Время шло, нет, не шло, оно тянулось медленно, чудовищно медленно, но все-таки тянулось, а ничего вокруг не происходило. Охрана хоть и скучала, но бдительности не теряла, Кратос сгинул где-то по своим делам и носа не показывает, Дед тоже что-то не торопится его вытаскивать. И самое интересное, что сколько бы Кирилл не сканировал эфир, ничего смертельно опасного его в ближайшем будущем не ожидало. Он даже подумал, что шапка какие-то помехи вносит и он просто потерял способность предчувствовать беду. Однако стоило ему только начать строить план о том, как аккуратно открыть окно и, сняв часового, попытаться сбежать в лес, сторожевая система завопила благим матом.

— Значит, работает, — решил Кирилл и успокоился. Лада убежала, дай Бог, не догонят, с парнями тоже все должно обойтись. Была в этом какая-то внутренняя убежденность. А по сему, сиди и жди, чем дело кончится. Легко сказать: "Сиди и жди"...

* * *

Если время в деревне тянулось еле-еле, то для Сергея и его товарищей оно неслось буквально со скоростью света. Казалось, день только начался, а столько событий уже произошло, да и солнце вот-вот на закат повернет. Еще чуть-чуть и темнеть начнет. А им еще бежать и бежать. Вот они и бегут, да под ноги смотрят, про растяжки не забывают. Ту, кстати, первую, Серега все-таки обезвредил, а других пока не попадалось.

— Стоп, привал, — Серега, бежавший первым, перешел на шаг, прошел десяток метров, восстанавливая дыхание, и остановился окончательно. Друзья, тяжело дыша, встали рядом. Все-таки с беговой подготовкой у них было похуже, чем у Сергея. Неожиданно из-за толстой лиственницы появился Младшой.

— Вот, дьявол, — проворчал Виктор, — ну что за напарник у тебя, Серега. По лесу ходит, аки дух святой.

Вместо ответа Сергей обратился к Младшому:

— Слушай, будь другом, сгоняй за хозяином, нам поговорить нужно.

— Мгр-р-р-ры, — тут же отозвался снежный человек и растворился в листве...

Через десять минут на полянку, где переводили дух друзья, вышел Полковник.

— Знакомьтесь. Это Полковник. Это Борис, Виктор, — на правах общего знакомого произнес Сергей. — Полковника и двух снежных людей прислал нам на помощь Кириллов Дед.

— А чего сам не приехал? С его-то способностями мог бы и пригодиться.

— Тот кого вы называете Дедом, считает, что захвативший Кирилла и Ладу Кратос хочет убить их у него на глазах, не вступая в прямой контакт с самим Дедом. Этакий элемент мести слабого сильному: цапнуть побольнее и смыться, пока по шее не дали.

— Значит, всю работу до конца придется делать самим? А когда шеф узнает, что уже можно и ему на арену выходить?

— Я думаю, что он наблюдает за нами через снежных людей. У них с ним нечто постойного канала связи налажено. Только связь эта односторонняя, чтобы раньше времени нас противная сторона не засекла.

— Ну, вам виднее, Полковник, — Борис выдержал паузу и закончил, — какой у нас план, Полковник?

— План простой: сейчас через полчаса стемнеет, войдем в деревню, уложим спать всех, кого встретим, и освободим Кирилла и Ладу. Где держат Кирилла мы знаем, где Лада — разберемся на месте.

— Ну, в общем, как учили.

— Полковник, — перебил Виктора Сергей, — мне Младшой, пока я за парнями ходил, один фокус показал. Низкочастотное воздействие на людей, и те, как зомби, все его команды выполняют беспрекословно.

— Тогда чего проще: эти "гориллы" зомбируют деревню, и те не только оружие складывают, но и Кирилла с Ладой выводят к нам под белы рученьки.

— К сожалению, Виктор, ничего не выйдет. Кратос в миг засечет их воздействие на местных и не только насторожится, но и окажет противодействие.

— Жаль, хороший был вариант.

— Ничего, эти ребята кое на что все-таки сгодятся. Они умеют быть невидимыми.

— Да ладно!

— Ну, не абсолютно, конечно. Они глаза отводят.

— Для тупых переведи.

— Ну, они могут стоять рядом с тобой, мимо проходить, а ты их "в упор" не увидишь.

— Точно, — встрепенулся Серега, — я когда с Младшим за вами бежал, всю дорогу себя на мысли ловил, что вот он вроде рядом где-то, а не видно, и вдруг ни с того не с сего вдруг бах, и он уже перед глазами.

— Вот-вот. Именно этими их способностями мы и воспользуемся. Они нам дорогу к дому расчистят, часовых снимут. А мы на их плечах в дом войдем и посмотрим, что этот Кратос сделает, если мы разом и в двери, и в окна ввалимся, да еще с такой-то подмогой, — Полковник кивнул в сторону деревни, где в засаде ждали окончания военного совета два снежных человека.

Глава 20

Третий сон Кирилла Мефодьевича

Солнце, встающее над долиной Скамандра, с великим трудом пробивалось сквозь плотную завесу черного дыма горящей Трои. Город захвачен и теперь неистово грабится ахейцами. Остались лишь небольшие очаги сопротивления в районе дворца Приама, но они уже не могут остановить гибель великой Трои. Повсюду крики, стоны — смерть царит на улицах города. Воины обходили дом за домом и убивали оставшихся еще в живых мужчин и стариков, а женщин и детей бичами сгоняли за крепостные стены, с тем чтобы потом увезти их в рабство. Со стороны дворца выбегали ахейцы, кто — с кожаными мешками, набитыми драгоценной утварью и трофеями, кто — волоча за руку полураздетую женщину, тоже, по сути, трофей, только живой и визжащий от ужаса.

Тут же и между победителями уже начинаются стычки, за обладание более ценной наградой или рабыней, помоложе да по-красивее. Таковы реалии войны. История знает немало примеров, когда победители, не успев окончить одну войну, тут же начинали новую, уже междоусобную, за право обладания трофеем. И чем ценнее трофей, тем меньше шансов остаться победителем.

Быстроногий Ахилл несся сквозь павший город, перепрыгивая через трупы, отбиваясь по ходу дела и от троянцев, и от ахейцев, не разбираясь в пылу гонки, кто здесь свой, кто чужой. Его цель была храм Афины. Там от разгоряченных бойней ахейцев скрывалась та, кого он обещал защитить, та, ради убийства которой, Кратос затеял всю эту бойню. Несколько минут назад Клео сообщила ему, что находится в храме и с ней пока все в порядке.

На ступенях храма Ахилл притормозил и внутрь вошел осторожно, оставаясь незаметным для тех, кто уже в храме был. Осторожность оказалась ненапрасной. В храме хозяйничали лучники Локриды. Статуя Афины была сброшена с пьедестала и валялась разбитой на полу. Жертвенник разграблен, жрицы богини были изнасилованы тут же и убиты. Храм богини Афины осквернен. Однако лучники прибыли сюда явно не за этим. Они бродили между анфиладами, заглядывали в самые укромные уголки храма, переворачивая трупы, внимательно вглядываясь в их лица.

— Значит, все-таки Аякс. — Ахилл понял, кого ищут локридиане, и понял, под чьей личиной скрывается Кратос. Самого Аякса Олеида видно не было, впрочем, сейчас это было не важно. Клео угрожала реальная опасность, и от чьей именно руки она погибнет — какая разница?

— Ты как? — мысленно спросил Ахилл прорицательницу.

— Пока нормально.

— Сиди тихо, не высовывайся. Их тут человек десять. Я сейчас с ними разберусь, потом выйдешь.

Ахилл выбрал самого дальнего от него воина и с силой метнул копье. Блеснувшая в неярком свете факелов молния с гулким низким гудением пронзила воздух и вонзилась в грудь лучника. Ему не помогли ни расстояние, ни крепкий добротный панцирь, не раз выручавший его в боях.

— Ахилл, Ахилл, Ахилл, — пронеслось по храму, и девять пар глаз устремились на вышедшего из-за колонны героя. Все-таки они были действительно лучшими лучниками Эллады. В колонну, где только что стоял Ахилл, со звоном ударились три стрелы, две других вскользь ударили в щит Ахилла, которым тот прикрылся, начав свой стремительный и смертельный для противника танец. С мечом в правой руке и щитом в левой он в несколько шагов сблизился с первым лучником, легко уклонился от удара и ответным выпапдом рассек лучнику и шлем, и голову.

Все-таки старик Гефест сделал для Ахилла не только доспехи из особого полимера, использованного арктидами для изготовления саркофагов, но и оружие из особого сплава стали, пока еще не доступного обычным людям. Конечно, пришлось потрудиться, чтобы замаскировать несвойственные эпохе материалы, но дело того стоило.

Лучникам для эффективного боя необходимо определенное расстоянии. Понимая это, Ахилл стремился сократить его как можно быстрее. Поэтому, не задерживаясь возле первого поверженного противника, он в несколько прыжков достиг еще двоих. Чудовищной силы удар щитом в голову выбил дух из одного из них. Второй попытался блокировать удар мечом. Медный меч не выдержал столкновения с более крепким металлом и сломался. Повторной атакой Ахилл пронзил сердце своего противника. Разворот кругом, а тут и еще один. Блок, удар — и еще одно тело бездыханным валится под ноги Ахиллу. Он окинул взглядом храм и встретился взглядом еще с одни воином. Тот смотрел на Ахилла сквозь натянутую тетиву лука. Миг и тонко поющая стрела, отразившись от щита, улетела под высокий потолок храма. Ахилл рванулся в сторону лучника. За те шестнадцать шагов, что отделяли их друг от друга, стрелы еще дважды царапали его доспехи. Четвертую, последнюю, стрелу лучник попытался просто воткнуть Ахиллу в глаз, но не преуспел и в этом. Острый, как бритва меч героя одним движением снес ему голову.

— А-а-а! — раздалось за спиной Ахилла. Прямо на него, с открытым забралом и подняв вверх меч, бежал очередной противник. Это даже не было атакой, это было отчаянье обреченного, но то, что воин предпочел умереть с мечом в руках позорному бегству, вызвало в Ахилле уважение. Он без труда уклонился от набежавшего на него человека и не стал поражать его мечом в спину, а дождался, пока тот не повернется к нему лицом, и только после это нанес смертельный удар.

Трое остальных бросили мечи, луки и просто сбежали. Ахилл привык, что появление его на поле брани вызывало у противника приступы паники и страха, поэтому к бегству оставшихся лучников он отнесся с равнодушием и пониманием.

Ахилл обошел опустевший храм, еще раз убедился, что все, кто на полу — мертвы, и только после этого мысленно позвал Кассандру:

— Клео, ты где?

— Здесь, в тайнике за алтарем.

— Все кончилось, можешь выходить.

— Где Кратос?

— Он предпочел воспользоваться помощью подручных.

— А кто он, ты знаешь?

Ответить Ахилл не успел. Стрела, тонко просвистев, впилась ему в ногу чуть выше пятки. Тело пронзила страшная боль, словно по венам не кровь, а раскаленный металл растекся. Ахилл рухнул на пол как подкошенный.

— Тревел! — из-за алтаря выбежала молодая женщина в рваном и испачканном чужой кровью хитоне. Одна из фибул, скрепляющих ткань на плече, потерялась, и сползшая материя обнажила левую грудь девушки. Не обращая на это внимания, Клео бросилась к умирающему Ахиллу, но, не добежав буквально пары шагов, она вдруг словно наткнулась на какое-то невидимое препятствие и тонко вскрикнула. Из ее груди торчало оперение боевой локридской стрелы. То ли лук был очень мощный, то ли стрелок искусен, но стрела прошла насквозь через сердце девушки и вышла со спины, остановив свой смертельный полет только потому, что оперение завязло в крепкой молодой груди. Для обычного человека этот выстрел оказался бы смертельным. Арктид еще мог бы побороться за жизнь, включив на максимум все свои внутренние резервы. Однако стрела, поразившая Клео, была щедро смазана ядом, и он уже начал творить свое черное дело. Клео покачнулась, пытаясь из последних сил удержать равновесие, и рухнула на пол.

Аякс Олеид спустился с анфилады и подошел к убитым. Все время боя он прятался там, в тени колонн, ожидая удобного случая. Он понимал, что в открытом бою ему не совладать с Ахиллом, а вот применив отравленные, да еще и заговоренные, чтобы пробивать "кольчугу" стрелы, он получал неплохие шансы. Впрочем, чтобы поразить Ахилла, достаточно было бы применить и заговоренные стрелы. Аякс был искусным лучником и сумел бы найти брешь в доспехах героя. Яд ему нужен был, чтобы лишить уже не Ахилла, а Тревела надежды на реинкарнацию. Этот яд Кратос нашел в Южной Америке. Достаточно попадания в кровь ничтожного количества яда, и кровь за несколько минут полностью меняет свои свойства. Она фактически перестает быть кровью как таковой, не оставляя арктидам никаких шансов.

— А ты был хорош, Тревел, — произнес Кратос, — ты почти вычислил меня, но все-таки я оказался сильнее.

Затем он подошел к телу девушки и, взвалив его себе на плечо, покинул храм.

Глава 21

Время великих

— Ну, вот все и прояснилось, Кирилл Мефодьевич, — дверь скрипнула, и в комнату вошел Кратос. Кирилл, видимо, слегка задремал, потому что от голоса вошедшего вздрогнул и несколько раз часто-часто моргнул глазами.

— А у вас хорошие нервы, — заметил Кратос, улыбнувшись неожиданно грустно.

— Спасибо, не жалуюсь.

— О, я смотрю, вы уже развязались? Молодец!

— Свободу люблю.

— Свобода — понятие философское. Раб Эзоп был сто крат более свободен, чем его хозяин Ксанф.

— И тем не менее. Так что же там у вас прояснилось?

— У меня для вас плохие новости.

— Лада сбежала, и вы ее не нашли? — весело спросил Кирилл.

— Ошибаетесь, Кирилл Мефодьевич, ваша Лада не просто сбежала, она, увы, погибла.

— Что!? — Кирилл вскочил с места. Но тут же осекся под ледяным взглядом Кратоса и сел.

— Лада действительно была здесь, жила в этом доме и даже в этой комнате. Сегодня ночью она с помощью одной местной старухи сбежала. Мужики-охотники прошли по их следам до болота. Дальше они пошли по тропе, за собой все вешки повыдергивали, поэтому, собственно, поиск так затянулся. Пока мужики тропу восстановили, пока до другого берега болота дошли, в общем, время потеряли. На той стороне следов ни Лады, ни старухи не было. Только собачьи. Из деревни с ними ушел пес. Вот он из болота вышел, где-то сейчас в тайге бегает.

— А может...

— Нет, Кирилл Мефодьевич, другого пути в болоте нет. Если кто в трясину вошел, то выйти мог только там, где кончается тропа. Или не выйти вовсе. Мужики там полно медвежьих следов нашли. Два крупных медведя с медвежатами гуляли. Видно, они Ладу со старухой и напугали. Те с тропы сошли и утонули. Только пес и выбрался.

Кирилл сидел, уронив бессильно руки, глядя перед собой пустыми от оглушившего его отчаянья глазами. Лада погибла! ЛАДА ПОГИБЛА!!! Все теперь теряло смысл. Все. Даже его собственная жизнь. Все меркло перед мыслью о том, что он никогда больше ее не увидит. Никогда. Самое безнадежное и самое жестокое на свете слово. Оно губит то, что погубить практически невозможно. Это слово убивает надежду. Он никогда больше не увидит ее улыбки, ее забавных ямочек на щеках, не услышит характерный окающий северный говор. Он никогда больше не услышит ее любимое: "А у нас в Лешуконском...". Он никогда больше не увидит свою любимую Ладу. Он даже тело ее не увидит больше никогда. Вонючая трясина поглотила его и никогда уже не отдаст никому: ни ему, ни Кратосу, ни даже Деду.

— Девушку, конечно, жаль, — донеслось до Кирилла словно сквозь вату, — но буду с вами откровенен: она все равно была обречена, как, впрочем, и вы.

Последняя фраза с трудом пробилась сквозь забитое ватой сознание. Кирилл поднял глаза:

— Тело не нашли? — то ли спросил, то ли утвердил Кирилл.

— Надеешься? — Кратос впервые обратился к Кириллу на ты. — Зря, хотя, конечно, твое дело. Надежда, как говорится, умирает последней, да? Ну, ничего, скоро ты умрешь вместе со своей надеждой. Заодно и с девчонкой своей встретишься.

— Ну, так убей меня, чего резину тянешь?

— Обязательно убью, только не сейчас, не для того я всю эту комбинацию устроил, чтобы тебя вот так вот просто убить. Мне твоя Лада и так картину подпортила — сама ушла. А должна была бы вместе с тобой, на глазах у братца.

— За что ты его так не любишь?

— Не люблю? Хм, да я его ненавижу. А вот ты его за что так любишь?

— А "за что" не любят, "за что" — не ненавидят.

— Да ты философ. И все-таки, за что же ты его так не ненавидишь?

— Он мне жизнь спас, и не раз.

— А зачем ему твоя жизнь?

— Не понял.

— Ну, зачем ему это было надо: жизнь тебе спасать? Аспер и раньше-то, на Арктиде, ничего не делал просто так, а уж теперь и подавно. Ты вот знаешь, например, что ты его крович?

— Догадывался.

— Видишь, догадывался. А напрямую он тебе об этом ни разу так и не сказал. А чей крович Лада, знаешь?

— Сначала думал, что Деда, в смысле, Аспера, потом понял, что нет.

— Правильно. Она крович Лелии.

— Никогда о такой не слышал.

— Да это сейчас и не важно. Важно другое, важно, что у Лелии была сестра-близнец. И она до сих пор лежит в саркофаге и ждет активации.

— Ну и что?

— А то, что кровь у близнецов идентична, и Лада такой же крович Лелии, как и Виолы, ее сестры, у чьего саркофага вы стояли на Сейд-озере. Аспер ведь не просто так показывал вам именно ее. Он вообще ничего не делает просто так. Лада твоя была нужна ему как новое тело для Виолы. Ведь сразу после активации Виола должна умереть. А тут, пожалуйста, новое тело, молодое, красивое, да еще и девственное.

— Что ты мелешь, урод, — Кирилл вскочил с лавки так резко, что та с глухим стуком ударилась об стену.

— Сядь и не мешай! — Кратос сделал пасс рукой, и Кирилл почувствовал, как его ноги, руки, а потом и все тело стали вдруг словно чужими. Он рухнул обратно на лавку, не в силах пошевелиться.

— Ты что сделал, сволочь! — прокричал он.

— Не ори и не дергайся — бесполезно. Время твое к концу подходит. Дружки твои тебе на выручку идут, но у нас еще пара-тройка минут имеется, так что сиди и слушай. Аспер поставил в голову Лады мощнейший блок, своего рода запрет на секс. Ему нужна была не только крович, ему нужна была девственница. Скорее всего, он планировал воскресить Виолу, произвести обмен телами, и уже после этого Лада, а, вернее, уже Виола допустила бы тебя до своего тела, чтобы зачать ребенка — на девяносто девять целых и девять десятых арктида. Или был возможен другой вариант: Аспер, наконец-то, решил проблему общих для двух арктидов детей. В таком случае Лада меняется телами с Виолой, ты — с самим Аспером, и они начинают плодить новеньких арктидов. В любом случае твоя жизнь и девственность Лады были очень важны для Аспера.

— Ты врешь.

— Какой смысл. Знаешь поговорку: "Перед смертью не врут". Так вот, не врут не только перед своей смертью, но и перед чужой. Если, конечно, ты не хочешь ложью облегчить участь умирающего. Облегчать твою участь у меня нет ни малейшего желания. Так что все, что я тебе сказал, чистая правда.

Кратос замолчал, прислушиваясь к тому, что происходит за окном, повел руками по широкой размашистой дуге против часовой стрелки, постепенно сужая радиус, и в конце концов свел руки на уровне груди, совместив ладони одна над другой. Между ладонями зародилось сначала небольшое свечение, которое вскоре сформировалось в ослепительный постреливающий легкими разрядами в разные стороны шар, очень похожий на шаровую молнию. Шар завис в полуметре от лица Кирилла, обдавая его жарким сиянием.

— Вот и все, — удовлетворенно произнес Кратос, — сейчас начнется.

* * *

Сумерки опустились на деревню стремительно и в то же время незаметно. На небо посмотришь — вроде бы еще светло, а глаза опустишь, так на фоне темного леса уже и ночь почти. На пять шагов вперед уже не видно ни зги. Белое становится серым, серое — черным. Темное теряет свои очертания, тая в сумраке, скрываясь и скрывая. Два скучающих под окном, освещенным неверным светом свечей, мужика развлекали себя немудреными историями из охотничьей жизни, изредка поглядывая по сторонам, да сближаясь голова к голове, чтобы прикурить от одной спички. Именно в один из таких моментов за их спинами неслышно выросли огромные, выше двух метров, тени. Веселые огоньки только что раскуренных сигарет погасли, просыпав затухающие искры на землю, тела мужиков обмякли в крепких объятьях "снежных братьев". Те аккуратно опустили их на землю, придав телам естественные позы и исчезли в темноте, словно их и не было. Тандем монстров работал быстро и слаженно. Не прошло и минуты, как справа от мужика, дежурившего возле двери, раздался легкий шорох. Часовой повернулся на шум, и тут же сзади его обхватил Старшой, да так крепко, что тот и пикнуть не успел, только вздохнул тяжело и протяжно, словно в последний раз, и повис в полуметре от земли, склонив голову на грудь. Младшой стремительной тенью метнулся к ним и подхватил двустволку, не дав ей с лязгом грохнуться на землю.

— Эх, мне бы этих парней в команду, — прошептал Серега.

— Размечтался. Рембо тоже мне, — Виктор ткнул друга локтем в бок. — Давай двигайся, мы сюда не за этим приперлись.

Возле дверей собралась вся компания.

— Кирилл и Кратос в комнате, двое в сенях за дверью, еще один где-то в глубине дома, — жестами и одними губами прояснил обстановку Полковник. Как он это узнал, было непонятно, но прояснять ситуацию было некогда, поверили на слово. Борис нацепил картуз часового и куртку, чуть сгорбился, втянув голову в плечи, и закинул ружье за спину.

— Нормально, — кивнул головой Полковник.

Они с Серегой встали по обе стороны от дверей, Виктор на всякий случай остался под окном, а Борис тихонько стукнул в дверь.

— Что, Семен, заскучал? — раздалось из-за двери.

Борис не ответил. Дверь открылась с легким скрипом, и на пороге появилась фигура крепкого бородатого старика. Он хотел было что-то сказать, но вдруг осекся, бровь его поползла вверх. Сергей приставил ему ствол пистолета к щеке и даже не прошептал, просипел:

— Тихо, дед, не шуми. Жить хочешь?

Тот в ответ лишь молча кивнул.

— Молодец.

Полковник меж тем тенью скользнул внутрь и через минуту уже появился за спиной старика.

— Все в порядке, — кивнул он Сереге и легко коснулся шеи охотника. Глаза старика закатились, и он стал заваливаться прямо на Бориса. Тот подхватил его и мягко опустил на землю.

— Чем это ты его? — прошептал Сергей.

Полковник вместо ответа показал ему пустые руки.

Оставался еще один. Разморенный теплом и тишиной, Митя сладко посапывал в углу, зажав "тулку" между ног и опершись на нее обеими руками. Тем же выверенным движением Полковник обезвредил последнего часового и подкрался к двери.

— На счет три, — показал он жестом товарищам и мысленно связался со Старшим. Тот отозвался тут же. Полковник начал отсчет:

— Раз, — Полковник выставил один палец, — два, — еще один палец вверх, — три! — третий палец, и одновременно с ним Полковник всем телом навалился на дверь. Дверь оказалась не заперта, и он кубарем вкатился в комнату. Одновременно с ним Младшой расколотил окно, а Старшой, не особо церемонясь, всунул туда Виктора с охотничьим ружьем наперерез. Борис и Сергей ворвались в комнату на мгновение позже Полковника.

Кратос и Кирилл никак не прореагировали на ворвавшихся в комнату людей. Кирилл, потому что находился под заклятием, а Кратос, потому что ждал их появления. Не успел затихнуть звон разбитого стекла, как в комнате возникла еще одна фигура.

Глазам Аспера предстала картина, напоминавшая классическую мексиканскую дуэль, с одним, но значительным отличием. Если в мексиканской дуэли каждый целится в каждого и в случае начала стрельбы погибают все, то здесь все стволы в комнате были направлены на одного, сохраняющего ледяное спокойствие человека. А недалеко от него на скамье совершенно неподвижно сидел Кирилл, в полуметре от которого завис в воздухе огненный шар.

— Не стрелять, — мгновенно оценив ситуацию, — прокричал Аспер.

— Верно, братец, — подал наконец голос Кратос. — Стрелять не нужно. Мне вреда не причините, "кольчуга", сам понимаешь, а вот дружку вашему не поздоровится. Стоит мне чуть-чуть ослабить внимание, как этот милый шарик сожжет вашего товарища в пепел. — Он осмотрел неподвижно замершую компанию и остановил взгляд на Полковнике. — Ба! Кого я вижу! Не могу сказать, что рад вас видеть живым и здоровым, Полковник. И каково вам в шкуре предателя?

— Оставшись вместо вас под завалом на Сейд-озере, я, думаю, все свои долги вам отдал. Так что ни о каком предательстве и речи быть не может.

— Заблуждаетесь, Полковник, предательство не заслуживает прощения ни из-за срока давности, ни из-за раскаянья. Искупить предательство можно только смертью. О, а эти тут зачем?

В комнату протиснулись "снежные люди" и встали по бокам от двери.

— Убери их, Аспер, тут и так не протолкнуться.

— Ничего, пусть постоят, неровен час, кто-то на улице увидит, испугается. Как дела, Кирилл?

— Нормально, только пошевелиться не могу.

— Отпусти его, — Аспер кивнул в сторону Кирилла, — и я дам тебе уйти.

— Нет, братец, не тот случай. Девчонка уже сгинула, и этот сдохнет.

* * *

Мир рушился. Мир, который он строил с таким тщанием и любовью, мир в котором он уже давно ощущал себя не иначе как творцом, Богом практически, хотя бы для этих людей, что окружали его. Этот самый мир рушился у него на глазах, и он ничего с этим поделать не мог.

Тимофей Ипатьевич Грязнов сидел в своей избе и пил горькую. Вообще-то, в братстве царил сухой закон, установленный им же самим, но по особым случаям он иногда позволял себе рюмку-другую. Сегодня был не просто особый, а ОСОБЫЙ случай.

Сначала сбежала Ольга. Он ее, конечно, терпеть не мог, однако ж людей бабка лечила исправно, и как теперь без нее будет — не ясно. Не ко времени бабка в болоте сгинула, ох не ко времени. Грязнов налил рюмашечку, выпил одним залпом, закусил соленым рыжиком — не полегчало. Тоска и ощущение надвигающейся беды не отступало. И тому были веские причины. Сначала Ольга, потом Федор Зарубин. Его, похоже, Серега зарезал. В тайге нашли, возле петли. Серега попался, да Федор вот с ним, похоже, не сладил. Еще одна порция водки отправилась в рот. И снова впустую. Ни желанной легкости в мыслях, ни спасительного тумана. Ничего, словно не полбутылки водки выпил, воды родниковой. Ольга, Федор, теперь вот еще шестеро пропали. Пленных повели за реку. Там на тигра ловушку соорудили, хотели корову свести, да тут эти людишки подвернулись кстати. Подвернулись на его голову. Мужики-то вон до сих пор не вернулись, хотя еще засветло должны были. Не случилось ли чего. А все ведь из-за чего? Из-за этого хлюста московского. Как только здесь появился, так все проблемы на голову и посыпались. Все из-за него. Всю жизнь его перевернул с ног на голову. Дело его жизни на корню порушил. Чуял Ипатич, что это только начало, дальше будет только хуже. И все из-за него. Все.

Ипатич поднялся и только теперь понял, что водка все-таки сделала свое дело. Ясность мысли оставалась прежней, а вот ноги держали с трудом. Перед глазами плыло, ноги дрожали, настойчиво приглашая присесть обратно и не дергаться. Однако взбудораженное сознание противилось и гнало хозяина из дома. Ипатич нацепил на шею распятие, безуспешно попытался надеть шапку и, шатаясь, вышел на улицу.

Свежий ночной воздух несколько отрезвил его, и он худо-бедно добрался до дома, где держали Кирилла или Александра, как тот себя сам называл. На приступке под окошком, зажав между ног двустволку, мирно спал часовой. Грязнов, злобно ругнувшись, двинул часового по загривку:

— Спишь, сволочь!

Вместо ответа часовой кулем свалился на землю, выпустив из рук ружье.

— Еще один, — подвел скорбный итог Грязнов и, подхватив ружье, двинулся дальше. Через пару метров он наткнулся на тело второго часового.

— Четвертый, — возле крыльца он нашел еще одного, — пятый, — потом шестой, седьмой, — Грязнов шел по телам мужиков и вел свой скорбный счет. С каждой новой цифрой в его голосе все больше и больше звучало некое мазохистское удовольствие.

В комнате, где держали пленников, послышались голоса. Грязнов взвел курки и шагнул в неяркую полосу света.

— Что, суки, радуетесь? Думаете, ваша взяла? — Он поднял стволы и выстрелил, не целясь, туда, где расплывчатым пятном стояла чья-то одетая в камуфляж фигура.

Виктор рухнул, как подкошенный. Сергей, стремительно развернувшись на выстрел, выпустил очередь в грудь Грязнову. Кратос с громким хлопком заполнившего освободившееся пространство воздухом исчез. Одновременно с этим огненный шар рванул с места, но не в сторону Кирилла, как все ожидали, а в сторону Полковника. Расстояние до него было больше, чем до Кирилла, но все равно недостаточно, чтобы уклониться. В последний миг прямо перед Полковником выросла темная тень, и Старшой принял в грудь удар огненного шара. Полковник подхватил падающее тело робота и, не удержав его, упал вместе с ним на пол. На всю деревню разнесся крик Младшого, полный боли, печали и гнева. У многих от этого крика мурашки по спине пробежали.

Борис метнулся к лежащему на полу Виктору:

— Витька, ты как?

— Нормально, — прохрипел тот в ответ, — чем это он меня?

Борис осмотрел в клочья изодранный камуфляж, начинающий напитываться кровью.

— Дробью, слава Богу. Заряд был небольшой, на утку, так что тебе, скорее всего, ничего серьезного не грозит. Лицо цело, глаза в порядке. Ружье хорошее, кучно бьет. Весь заряд на разгрузку пришелся. Десяток дробинок из тебя выковыряем, и все, даже штопать не придется.

Борис говорил, говорил, а сам торопливо расстегивал амуницию, чтобы реально оценить серьезность положения и оказать первую помощь раненому товарищу.

— Нормально, здоровяк, пара царапин, — приговаривал он, распечатав перевязочный пакет и прикладывая марлевые салфетки к ранам, — небольшое кровопускание тебе даже на пользу будет.

— Дед, можешь освободить меня? — Кирилл по-прежнему сидел недвижимый на лавке, только переводил глаза с Полковника, с трудом выползающего из-под погибшего Старшого, на Бориса, перевязывающего Виктору грудь, с Деда, в какой-то странной задумчивости глядящего туда, где только что стоял Кратос, на Сергея, единственного не забывшего, что все еще совсем не кончилось, и старающегося контролировать одновременно и вход, и окно.

Аспер повел рукой над головой Кирилла, и тот буквально почувствовал, как кровь побежала по жилам, и тело вновь обрело способность к движению.

— Ф-у-у, хорошо-то как. Не представляете, до чего пакостное ощущение, — Кирилл поднялся и с наслаждением потянулся.

— А эта хреновина здесь откуда? — Сергей стоял там, где недавно был Кратос, и показывал на копье, всаженное в стену на треть наконечника.

— Это копье, — Кирилл с усилием выдернул копье, — его Дед метнул в Кратоса. Жаль, не попал. Кстати, Дед, откуда ты его взял?

— Есть места....

— Знакомая штука. Где-то я этот рисунок уже видел,— Сергей был помешан на оружии любого типа, в том числе и холодного всех времен и народов, и теперь с интересом разглядывал витиеватую вязь на древке, плавно перетекающую на наконечник. — Это копье древнего Римлянина. Черт, не могу вспомнить, где я видел этот рисунок.

— Это не простое копье, — Аспер взял его из рук Сергея. — Это копье Лонгина. Только оно могло пробить "кольчугу".

— Что за "кольчуга", кстати? — Виктор приподнялся с пола и поморщился от боли.

— "Кольчуга" — специальное боевое заклинание, защищающее носителя от любых видов оружия: от ножа до огнемета. Пробить ее можно только с помощью заговоренного меча или вот, копья, например. Другого способа достать Кратоса не было.

— Вы сказали, копье Лонгина? — Борис тоже прикоснулся к древку. — Того самого Лонгина?

Все с интересом посмотрели на Аспера. Имя легионера, проткнувшего тело распятого Христа, было известно всем, только в суматохе не все об этом сразу вспомнили. Четыре пары глаз с нескрываемым интересом уставились на Аспера в ожидании ответа. И только Младшой остался безучастным к возникшей внезапно теме.

— Того самого, — не стал скрывать Аспер, — Христос должен был провисеть на кресте несколько дней и остаться живым, доказав тем самым свою божественную сущность. Однако нашелся умник, всучил заговоренное копье легионеру... и Христос умер. Впрочем, это, как говорится, совсем другая история. — Аспер лихо крутанул копье в руке, и оно исчезло так же внезапно, как и появилось.

Наутро вся деревня собралась на центральной площади. Посреди площади лежали тела Грязнова, Федора Зарубина и еще одного мужика, имени которого ни Кирилл, ни его друзья не знали. Его принесли из леса, когда Сергей еще ночью послал нескольких мужиков на выручку компании, связанной в лесу, возле речки. С одной стороны от трупов стояли Аспер, Кирилл, Сергей, Борис и Виктор. Младшой с телом Старшого были благоразумно спрятаны в тайге, чтобы не смущать мирное население. С другой стороны собрались практически все жители деревни. Были среди них и ночные сторожа Кирилла, ведь роботы в свое время получили четкий наказ всех отключать, но не лишать жизни. Деревенские выглядели какими-то не напуганными даже, а скорее растерянными. Они, словно маленькие дети, сбились в кучу, не зная, что делать, как жить дальше. Как-то не очень они походили на сектантов, сплоченных в одну команду единой целью.

— Странные они какие-то, словно дети, потерявшие мамку, — тихо прошептал Асперу Кирилл.

— Помнишь распятие на груди у Грязнова.

— Ну да, крест какой-то странный.

— Это было не просто распятие. Это был своего рода генератор, позволяющий носителю контролировать свое окружение. Когда Сергей убил Грязнова, одна из пуль расколола распятие. Генератор разрушен. Люди лишены внешнего воздействия и теперь впервые за многие годы не знают, что делать.

— И как же теперь?

Вместо ответа Аспер вышел чуть вперед и обратился ко всей деревне:

— Послушайте меня, люди. Того, кто управлял вами долгие годы, больше нет. Как жить дальше, решать вам. Можете вернуться в свои города, в свои деревни, в свои дома, у кого они есть, можете остаться здесь и жить дальше, как и жили. Решать вам. В конце концов у вас ведь есть рудник. Рабов, правда, придется отпустить, но учитывая, что там в основном бомжи и деваться им особо некуда, многие, я думаю, захотят остаться, в качестве свободных людей, разумеется. Если хотите все оставить как было, мой вам совет, сократите общение с внешним миром к минимуму. Тогда какое-то время продержитесь. Потом легче будет. Будет нужна помощь — помогу. Обращайтесь.

Чем больше Аспер говорил, тем более осмысленными становились взгляды людей, лица их прояснялись, они понемногу приходили в себя, начали даже переговариваться, и в какой-то момент один из мужиков взял на себя инициативу и начал отдавать первые распоряжения.

— Ну, все, теперь дело пойдет, — удовлетворенно произнес Аспер, — авось, и выживут.

Эпилог

Черная болотная жижа с противным чавканьем хлюпала под ногами. Чвак — нога в резиновом сапоге и промокших выше колен, неопределенной расцветки штанах, преодолевая сопротивление трясины, вырвалась на волю. Буро-зеленая ряска стремительно заполнила черное пятно воды, и следа не стало. Хлюп — нога вновь погрузилась в воду. Глубоко, выше среза сапога и даже выше колена. Тонкий торфяной ковер упруго прогнулся под весом, густое месиво крепко, по-братски, обхватило сапог, так плотно и дружественно, что если немного дольше в нем задержаться, то вряд ли уже и вырвешься. Поэтому вслед за "хлюпом" тут же следовал очередной "чвак". И снова хлюп, и снова чвак.

По источающему зловоние болоту шли трое: две женщины и собака. Шли аккуратно, долго на одном месте не задерживаясь, ни на метр не отступая от отмеченной каким-то добрым человеком узкой зыбкой тропы. Шли в строгом порядке. Первой, проваливаясь под самое брюхо, пробиралась собака, второй шла женщина, та, что была повыше и помоложе. Другая была явно старше своей спутницы и шла последней. Она методично выдергивала вешки, обозначавшие тропу, и с силой забрасывала их вглубь болота. Не самое благородное деяние, но что делать, если по следу идет свора охотников. Мужиков, мало того, что сильных и крепких, так еще и при оружии. Они, конечно, люди тертые и через болото все одно, даже без вешек, пройдут, но так они хотя бы ненадолго задержатся, и у беглянок появится крохотный, но шанс.

— Ох, Ладочка, — с трудом переводя дыхание, произнесла баба Оля, когда они наконец выбрались на небольшой островок, образованный густо разросшейся пушицей, — бесполезно все это. Идем, вешки выбрасываем, а из болота выйдем, охотники нас по следам вмиг разыщут.

— Ничего, баба Оля, — девушка оперлась на чахлую березку, пытаясь хоть на немного снять нагрузку с уставших ног, — авось, все образуется, что-нибудь придумаем.

— А и то верно, — тут же приободрилась старушка, — на каждую беду страха не напасешься. Пойдем что ли? Один переход остался, а там и бережок сухой.

И вновь плюх, чвак, плюх, чвак, плюх....

Вдруг, когда сухой берег уже угадывался в предрассветной мгле, в размеренное чавканье вмешался некий посторонний звук, от которого у бабы Оли по спине мурашки пробежали. Низкий утробный рык, похожий на ворчание старого деда, прокатился над болотом. Баба Оля давно жила в тайге, и звук этот был ей хорошо знаком. Так мог рычать только медведь. А судя по добавившимся к нему повизгиваниям, это была медведица с медвежатами. И стояла она прямо перед ними, на сухом берегу, именно в том месте, где им предстояло выйти. Баян зарычал в ответ, шерсть на его загривке встала дыбом.

— Ну вот и все, Ладочка, — прошептала баба Оля, — вот и конец. От горя бежали да в беду попали. Либо мужики догонят, либо медведица сожрет. Видать, чем-то мы Бога прогневили, коль такой оборот нам устроил. И с тропы не свернешь. Тут вокруг такие окна в трясине, пикнуть не успеешь, с головой уйдешь и конец.

— Что ты, баба Оля, — неожиданно весело засмеялась Лада, — это не враги, а друзья наши. Ты ведь сама говорила, что охотники нас по следам все равно разыщут. Вот медведи нас на себе из болота и вынесут. Так что следов наших на том берегу ни один охотник не найдет.

— Да разве ж такое возможно!? Это как же я на старости лет верхом на медведе кататься буду!? Да ни в жизнь. Да я со страха помру. Нет, лучше уж в болоте утопнуть, чем мишке на зуб.

— Успокойся, баба Оля, я же говорила тебе, что с животными говорить умею. Это я их сюда позвала. Поверь мне, они нам помогут, — Лада уверенно зашагала к берегу. Поравнявшись с собакой, она потрепала пса по загривку, — спокойно, Баян, спокойно. Мы с бабой Олей сейчас на берег выйдем, а ты нас потом по мишкиным следам догонишь. Только не торопись, а то мишки тебя боятся и нервничают.

— Господи Иисусе, спаси и сохрани мя грешную, — баба Оля перекрестилась и двинулась следом за Ладой. Беспрестанно шепча молитвы и осеняя себя крестным знаменем, баба Оля вышла к берегу, где, стоя по брюхо в воде, их поджидали два взрослых медведя. Три медвежонка весело играли на берегу, совершенно не обращая внимания на людей. Лада невозмутимо стояла возле одного из медведей и ласково гладила того по голове.

— Подходи, баба Оля, не бойся. Все теперь будет хорошо...

Ни Ладу, ни бабу Ольгу так и не нашли, хотя на поиски Аспер снарядил всех жителей деревни, за исключением детей, разумеется, и вновь мобилизовал все свои ресурсы на глобальный поиск. Результата не было. Кто-то из деревенских вспомнил про диадему, и Аспер пришел к единственно правильному выводу. Диадема — блокатор ментального фона с практически бесконечным ресурсом. Теперь, даже если Лада жива, найти ее можно будет, только если она сама этого захочет. Впрочем, шансов на это было мало. Лучшие следопыты исследовали весь берег болота, но нигде следов вышедших из него людей так и не нашли. Поиски в конце концов пришлось свернуть.

— Все, Кирилл, мы сделали все, что могли. Пора сворачиваться. Не век же нам тут в тайге сидеть.

— Знаешь, Дед, я никак не могу поверить, что Лады больше нет.

— Прости, Кирюх, — Сергей приобнял друга, — но и нам пора по домам. Жизнь — паскудная штука, не всегда все происходит так, как хочется. Чаще даже наоборот.

— Хорошее приключение, Кир, — Виктор грустно смотрел на друга, — жаль, что все так погано закончилось.

— Когда найдешь свою Ладу, приезжайте к нам в гости.

— Спасибо Боря, спасибо.

— Да не за что. Вот тебе, дружище, пара строк на прощанье:

Древний грек, до нашей эры живший,

Мыслью, охватив весь сущий мир,

И начала выделить решивший,

Пять стихий в природе различил...

...Все стихии слиты в этом мире,

В нашем теле тоже ровно пять.

Суть, познав их, мы в какой-то мере

Научились ими управлять.

И в погоне за теплом и светом,

Хлебом, зрелищем наполнив жизнь свою,

Человек не ведая об этом,

Стал грозить земному бытию.

Вывод сделан: на родной планете

Стал шестой стихией человек.

И теперь за все на ней в ответе

В техникологический наш век.

(Стихотворение "Шесть стихий" — автор В.П.Кононов)

С Полковником разговор вышел еще короче:

— Спасибо за помощь, Полковник.

— Не за что. Где меня найти — знаешь. Если что — обращайся.

Полковник с Младшим телепортировались на Сейд-озеро. Аспер предложил друзьям также отправить их по любому адресу. Однако они дружно предпочли традиционный способ перемещения в пространстве.

— Тем более, в Мурге нас одна дама ждет, волнуется.

— Да, Витек, тебя только могила исправит.

— Да причем здесь могила. Марфа Васильевна — женщина обязательная, сказала будет ждать, значит будет. Лично я не привык обманывать чужие ожидания, к тому же, там наши деньги остались.

— Нам-то хоть не болтай, деньги его волнуют. Видели мы, как ты котом мартовским вокруг нее терся...

Самый тяжелый разговор у Кирилла состоялся уже на Свято-озере.

— Зачем ты притащил в тайгу Полковника? Тебе что, действительно плевать на то, что он сделал и в Москве, и на Сейд-озере?

— Тот Полковник, что воевал против нас, погиб под камнями, там, на озере. Это другой человек. Поверь мне, я в людях разбираюсь. И к тому же, его появление в братстве — это был единственный шанс для тебя остаться в живых.

— Ты что, заранее знал, что, встав перед выбором убить меня или Полковника, Кратос выберет его?

— Конечно. Предательство — это его больное место. Он никогда и никому не прощает предательства. И хотя самому других предавать ему приходилось, и не раз, с предательством по отношению к себе он сталкивался не так уж и часто. Долгая жизнь все-таки научила его разбираться в людях. Когда я смог просчитать план Кратоса, я вспомнил о Полковнике, и понял что нужно делать.

— И тебе совсем не было его жаль?

— Выбирая между вами и им, я, конечно, выбрал вас. Это же очевидно.

— Конечно, ты же в нас столько вложил.

— О чем это ты? — нахмурился Аспер.

— Скажи, Дед, честно. Я твой крович?

— Да, — в этот раз Дед не стал уходить от ответа.

— Лада — крович Лелии?

— Да.

— А девушка, там, на Сейд-озере, Виола — ее сестра близнец?

— Кратос рассказал? Ну что же, и это правда.

— Тогда, может быть, и то, что ты поставил Ладе в сознание запрет на секс, — правда?

— Видишь ли, Кирилл...

— Ты можешь ответить честно, без всяких своих обычных отговорок?

— Это не так просто, Кирилл. В двух словах не ответишь.

— Тогда ответь не в двух.

— Хорошо, попробую. Ты уже знаешь, что арктиды не могли иметь общих детей после "воскрешения". Зачатье не происходило. Мы так и не смогли решить эту задачу. И тогда я решил обмануть природу. Я решил вырастить арктида из человека. Тысячи лет я вел кропотливую работу, отслеживал сотни, тысячи кровичей с одной единственной целью я искал тех, у кого процент крови арктидов максимален. Я находил таких людей, сводил их между собой, потом следил за их потомством, опять сводил друг с другом, опять, и опять, и опять, — он стал называть имена и фамилии, одну за другой, и Кирилл вдруг понял, что это имена его родных. Аспер на память воспроизводил его генеалогическое древо, уходящее в века Ивана Калиты и даже глубже. А тот между тем продолжал:

— Я, как паук сидел в центре своей паутины, контролируя каждую ниточку, чтобы последними звеньями в этой многотысячной цепочке оказались вы с Ладой. Вы — квинтэссенция моих трудов. У вас процент крови арктидов максимален. Вы уже практически арктиды.

— Значит, наш с Ладой ребенок должен быть стопроцентным арктидом?

— Не торопись. Ваш ребенок никогда не станет арктидом. Зато ребенок Лады и арктида будет им практически на сто процентов. При условии, что в момент "реинкарнации" — так мы иногда называли процесс обретения нового тела — Лада будет уже беременна. То есть зачать ребенка должна была Лада, а выносить и родить его уже Виола.

— Значит Ладу ты готовил для себя. А я тебе нужен был лишь в качестве опытного хорошо функционирующего тела?

— Кирилл, все не так...

— Брось, Дед, все так. Скажи-ка еще мне вот что. А что это за пунктик у тебя такой, насчет девственности?

— А это не пунктик. Это мудрость народная, рожденная тысячи лет назад и пронесенная им до наших дней. Хотя сейчас, наверное, это воспринимается как атавизм и пережиток прошлого, но подсознательное стремление к этому все равно сидит в сознании людей, мужчин, в первую очередь.

— И в чем же смысл этой мудрости.

— Смысл прост, мужчина может расходовать свое семя, как угодно и с кем угодно, но если он поставил перед собой цель продолжение рода, то его суженой и матерью его детей должна обязательно быть девственница — дева непорочная. Возьми Христианство, или буддизм, или мусульманство, или вообще любую известную тебе религию. Во всех них Бог избирал себе для рождения пророка непорочную деву. Во всех, без исключения, И в этом заложен глубочайший мистический смысл. Ибо мужчина, переводя деву на новый уровень, в статус женщины, меняет ее не только энергетически, но и генетически, порождая в ней доселе неведомый ей инстинкт материнства.

— Дед, мы в двадцать первом веке живем. Презервативы, извини за подробность, уже лет сто как придумали.

— Ошибаешься, гораздо раньше. Но дело тут не сводится к банальному обмену жидкостями. Тут работают более тонкие энергии. Женское и мужское начало, сливаясь воедино, рождают гармонию, гармонию, способную к настоящему божьему промыслу, к рождению новых душ. Не детей, заметь, детей можно рожать от кого угодно и с кем угодно, а душ. Именно души, их характеры, судьбы закладывает мужчина, переводя девушку в статус женщины. И уже не важно, от кого будут все последующие дети у женщины. Все они будут нести в себе рок и судьбу ее первого мужчины. Так что, хочешь иметь своих детей не только по крови, но и по духу, по энергетике — женись на девственнице. Древние эту истину очень хорошо знали и соблюдали тщательно. Кстати, помнишь право первой ночи, практиковавшееся во времена феодалов? Дело тут ведь совсем не в похоти феодала. Просто он в своих подданных породу поддерживал. Пусть даже и неосознанно.

Аспер говорил увлеченно и даже вдохновенно и совершенно не замечал, как все более мрачным становился Кирилл. Тот смотрел перед собой отрешенным взглядом, постепенно наливающимся мрачной решимостью. Аспер же, не обращая на это внимания, продолжал свой монолог:

— Столько лет, столько усилий потрачено. Столько судеб пришлось связать между собой, и все напрасно. Кратос все-таки переиграл меня на этот раз.

— Переиграл? — прервал его Кирилл. — Вот оно. То слово, которое все объясняет. Игра. Вот смысл вашей жизни. А кто, скажи мне, дал вам право играть чужими жизнями? Селекцию он, видишь ли, проводил. Мичурин хренов. Кто дал тебе право решать, кому с кем жить, кому с кем детей рожать? Кто разрешил тебе совать нос в чужие судьбы?

— А мне не нужно ничье разрешение.

— Конечно! Богом себя возомнил. А на каком основании? Чем ты лучше своего братца? Тот хотя бы не притворяется. А чем вы лучше нас, людей? Вы свой мир просрали и теперь думаете, что можете учить нас, как жить? Кукловоды хреновы! В игры играете, фигурки по доске двигаете! А на самом деле ты столько лет потратил, столько жизней и судеб изменил, чтобы, в конце концов, бедную девочку в болоте утопить!? — Кирилл уже стоял в полный рост, нависнув над сидящим в полном молчании Аспером. — За что!? Что она тебе сделала? Жила бы и жила в своем Лешуконском и горя не знала бы, а ты... Э-э-эх, — он махнул бессильно рукой и пошел к дверям. Аспер по-прежнему никак не реагировал на его гневную тираду. На пороге Кирилл неожиданно обернулся:

— Я тебе, Дед, за одно благодарен, вот за эту штуку, — он постучал себя по голове, там, где под слоем отросших волос скрывалась татуировка, — надеюсь, благодаря ей, я никогда больше тебя не увижу и не услышу.

Аспер грустно смотрел на захлопнувшуюся за Кириллом дверь. Долгая, очень долгая жизнь научила не произносить этого слова — "никогда".

Октябрь 2009г.

Н.Новгород

(C)

А.Клочков

Н.Новгород

октябрь 2009г