Балтийский фактор

А вот миноносцы и бронекатера садили по берегу прицельно. Света от пожаров для этого было вполне достаточно. С Волжской флотилией белых было покончено в течение нескольких минут. Потом артиллерийская стрельба стихла — бронекатера подошли к берегу и высадили десант.

Чехословаки, подпираемые с тыла осмелевшими защитниками города, начали массово сдаваться в плен. Каппелевцы на другой стороне города ещё продолжали сражаться, но это была уже агония. Им нечего было противопоставить плюющимся свинцом броневикам, вслед за которыми, грамотно держась позади стальных чудовищ, следовали многочисленные красноармейцы.

Уже к полуночи всё, по большому счёту, было закончено. Красноармейцы возвращались к своим эшелонам, где во всю дымились полевые кухни. Я по собственному опыту знал, что после выплеска в кровь адреналина на человека нападает жор. Прочёсывание города в наши функции не входило. Этим немаловажным делом занялись местные: Первый мусульманский социалистический полк, Мусульманский коммунистический отряд и Первый татаро-башкирский батальон.

Утром я отправил телеграмму в Москву Бонч-Бруевичу: "Москва, Реввоенсовет, Бонч-Бруевичу. Казань деблокирована, Волжская флотилия белых уничтожена, ликвидировано более двух с половиной тысяч белогвардейцев и белочехов, свыше тысячи пленено. Готов к дальнейшим действиям. Михаил Свечников".

В ответ пришло сразу две телеграммы. Первая из них гласила: "Казань, комкору Свечникову. Благодарю за службу. Развивайте успех, продолжайте выполнение задачи. Председатель Реввоенсовета РСФСР Бонч-Бруевич".

Вторая была более краткой: "Казань, товарищу Свечникову. Обеспечьте транспортировку в Москву золотого запаса. Председатель СНК Ульянов-Ленин".

Я собрал командиров, позвал Вацетиса. Озвучил содержание телеграмм и предложил высказываться.

— Вторая телеграмма важнее, — заявил Юкка Рахья. — Ленин лучше знает, что надо делать в первую очередь. А Симбирск и Самара от нас никуда не денутся.

Булацель придерживался другой точки зрения:

— Сейчас белые не знают, что именно тут произошло, поэтому не ждут нашей атаки. Но уже через пару дней им кто-нибудь обязательно донесёт, и они встретят нас во всеоружии. Будет много жертв.

— Давайте я займусь транспортировкой в Москву золотого запаса, — предложил Вацетис.

— Нет, Иоаким Иоакимович. Вы его один раз уже чуть-чуть не профукали, — возразил я командующему Восточным фронтом. — Поэтому рисковать не будем. Корпус способен выполнить обе задачи.

И рассказал о своей задумке. Разумеется, в части, касающейся. Знать всю последовательность и подробности наших дальнейших действий Вацетису было не обязательно. Не то чтобы я ему совсем не доверял. Просто решил перестраховаться.

Потом поставил задачи.

Рахье: подогнать к вокзалу оба блиндированных поезда первого полка и организовать оцепление. После доставки ящиков на вокзал проверять целостность печатей и загружать в теплушки. По двадцать тонн в каждую. Ящики с нарушенными печатями отставлять в сторону. Первый и последний вагоны оставить пустыми. А те, которые предназначены для перевозки лошадей, вообще отцепить.

Вацетису: организовать доставку на вокзал ящиков с золотым запасом, реквизировав под эти цели все имеющиеся в Казани грузовики и гужевой транспорт. Задействовать для переноски и погрузки ящиков пленных. Организовать силами латышских стрелков охрану пленных и груза в процессе транспортировки до вокзала. К работе приступить немедленно.

После этого мы с Булацелем направились в штабной поезд, чтобы отправить несколько радиограмм. По пути я посвятил Георгия Викторовича в подробности задуманной мной операции. Золотой запас в Москву повезёт Рахья. Для этого ему будут выделены две бронедрезины (вторая пойдёт замыкающей), бронепоезд и два (либо три, если в два груз не поместится) блиндированных состава, в каждом из которых восемнадцать вагонов будут опечатаны, а в остальных двух разместится рота охраны. Наши эшелоны на пути между Арзамасом и Москвой уже примелькались. И никому в здравом уме не придёт в голову чем-нибудь поживиться в одном из них. А против тех, кто с головой совсем не дружит, имеются две бронедрезины, бронепоезд и вооружённая охрана в каждом из эшелонов.

— С Рахьёй понятно, — ответил Булацель, выслушав мои соображения. — А чем мы с вами займёмся?

— Чехословаками. Наша задача покончить с группой полковника Чечека, Разогнать Комуч, освободить Симбирск, Сызрань, Самару. Очисть Волгу до самого Саратова. Дальше по обстоятельствам. А сейчас мне нужно связаться с лётчиками и нашим штабом в Арзамасе.

Радиосвязь с Арзамасом удалось наладить только после подъёма антенны с помощью воздушного змея. Я передал для командира второй бригады несколько распоряжений.

Авиаотряду срочно перелететь в Казань на аэростанцию, расположенную за южной окраиной города, около деревни Горки. До полудня отправить в Казань три пустых блиндированных поезда, предварительно отцепив от них вагоны, предназначенные для перевозки лошадей. Во главе первого из составов поставить бронедрезину.

Связаться по радио с Лазаревичем, разумеется, не удалось — слишком далеко. Пришлось идти на телеграф. Потратив некоторое время, я выяснил, что эшелоны второй дивизии уже миновали Москву, а два полка недавно проследовали через Рязань.

Начинать действовать, не имея связи с полками второй дивизии и точной информации о противнике, я не рискнул, поэтому вынужден был немного притормозить в ожидании прибытия авиаотряда. Попросив Булацеля взять на себя организацию похорон погибших в ночном бою красногвардейцев (их было семьдесят четыре), я отправился на поиски Вацетиса.

Иоаким Иоакимович, как и следовало ожидать, обнаружился в хранилище золотого запаса. Латыши знали меня в лицо, но внутрь пропустили не сразу. Только после того, как посыльный сбегал к Вацетису и получил разрешение. Я не шумел и не возмущался — генштабист всё организовал правильно. Спустившись в подвал, я уточнил у Вацетиса ориентировочный вес груза драгоценностей, которые необходимо доставить в Москву. Оказалось, что в хранилище находится шестьсот тонн золота и почти пятьсот серебра. Это без учёта веса ящиков, в которые уложены слитки и драгоценные изделия.

Много. Похоже, что придётся комплектовать не три, а четыре эшелона. И отправлять в сопровождении двух бронепоездов. В принципе, ничего страшного в этом не было, так как некоторое количество красногвардейцев я мог забрать из Казани на миноносцах. Но уже немного напрягало. Я спросил:

— Сколько времени потребуется на перевозку всего этого на вокзал?

— Не менее суток.

— Долго. Я столько ждать не смогу. Поэтому сделаем так. Доставкой золотого запаса в Москву займётся Юкка Рахья. Опечатанные ящики он будет грузить в вагоны. Те, на которых печати окажутся повреждены, будете комиссионно вскрывать, проверять опись и опечатывать заново. Проследите, чтобы информация о вывозе золотого запаса не ушла с телеграфа. Пусть все считают, что в Москву направляются воинские, а не золотые эшелоны. И отправьте с Рахьёй в Москву кого-нибудь из наркомата финансов, чтобы мог там обо всём отчитаться. У меня нет ни малейшего желания отвечать потом за возможную недостачу.

— Согласен. У меня тоже отсутствует такое желание. Не волнуйтесь, отправлю Рахью без вас. А вы куда отсюда?

— Сейчас слетаю на разведку, осмотрюсь, тогда и приму окончательное решение. Но к вечеру ни меня, ни Булацеля в Казани уже не будет. Дальше разбирайтесь самостоятельно. Где, кстати, чешский полковник содержится? Хочу его допросить.

— Я дам сопровождающего.

Полковник Йозеф Йиржи Швец, командовавший двумя батальонами Чехословацкого корпуса, в отличие от сражавшегося до конца и погибшего в бою Каппеля, сдался в плен. Мне достаточно быстро удалось его разговорить. Всё-таки два полковника русской армии, когда-то бившихся на одной стороне против немцев и австрийцев, имели много общего. И то, что я был кадровым военным, а Йозеф бывшим учителем, большой роли не играло. Тем более, что я не предлагал ему переходить на нашу сторону или выдавать какие-либо страшные военные тайны. Просто попросил рассказать о том, с кем и где мне придётся иметь дело.

Выяснилось, что дивизия Чехословацкого корпуса, действиями которой руководит полковник Станислав Чечек, является основной силой Народной армии Комуча. Кроме него в штаб Народной армии входят полковники Николай Александрович Галкин, Павел Петрович Петров и бывший лейтенант французской армии Владимир Иванович Лебедев, который в правительстве Керенского управлял морским министерством. Последнего можно уже вычеркнуть, так как вчера он погиб при уничтожении нашими кораблями Волжской флотилии белых.

Численность армии Комуча после разгрома бригады Каппеля и батальонов Швеца составляла около шести тысяч человек. Русских в ней осталось очень мало, потому что почти всех забрал с собой Каппель. Штаб армии находился в Самаре.

В распоряжении Народной армии Комуча имелось также два бронепоезда заводского изготовления: "Орлик" и "Заамурец", и один импровизированный — "Грозный", используемый в качестве штабного поезда Чечека. В его состав входят двухосная платформа с установленным на ней бронеавтомобилем "Гарфорд-Путилов" и две блиндированные теплушки. На бронеавтомобиле установлено семидесятишестимиллиметровое орудие и три пулемёта "Максим".

Самый опасный в этой команде — "Орлик". Он представляет собой качественно забронированный паровоз, с обеих сторон которого расположены две одинаковые двухосные бронеплощадки. На каждой из бронеплощадок смонтированы две башенные орудийные установки с трёхдюймовыми горными пушками образца 1909 года и пулемётный каземат с двенадцатью пулемётами Шварцлозе. Это был весьма серьёзный противник даже для моих ударных бронепоездов. Именно опасаясь встречи с подобными сильно забронированными чудовищами, я и установил на бронепоезда шестидюймовые гаубицы.

Третьим бронепоездом Чечека, точнее бронемотовагоном, был "Заамурец", изготовленный в 1916 году по проекту подполковника Бутузова. Несущий корпус, склепанный из швеллеров, был установлен на двух поворотных пульмановских тележках. Бронемотовагон состоял из трёх отсеков: двух концевых, в которых размещались башни с пятидесятимиллиметровыми скорострелками Норденфельда, пулемётные и наблюдательные камеры, и центрального каземата, где находились два импортных двигателя внутреннего сгорания мощностью по шестьдесят лошадиных сил и вспомогательное оборудование. "Заамурец" мог развивать скорость до сорока пяти километров в час и спокойно преодолевать крутые подъёмы.

Толщина брони вертикальных поверхностей составляла шестнадцать миллиметров, изогнутых и наклонных — двенадцать миллиметров, а углы наклона броневых плит предусматривали высокую вероятность рикошета. Орудия были установлены на специальном лафете, позволяющем вести огонь при угле возвышения до шестидесяти градусов, что давало возможность использовать "Заамурец" в качестве высокоэффективной мобильной зенитной батареи.

Мне очень повезло, что я узнал про это до того, как отправился в разведывательный полёт. В противном случае он с высокой долей вероятности мог оказаться последним.

Предупреждён — значит вооружён. Сначала мы с Кроуном летели над Волгой на высоте около километра. Внизу наблюдалась абсолютно мирная обстановка, никаких признаков не только военных действий, но даже каких-либо вооружённых отрядов. Пролетая над Старой Майной — небольшим городком волостного значения, расположенным на левом берегу Волги чуть ниже впадения в неё реки Майны, мы начали набирать высоту, переходя на безопасный эшелон в три километра. Дострелить, в принципе, белые могли даже сюда, но попасть при этом в самолёт у них не было ни одного шанса.

На коленях я держал планшет с картой, любезно предоставленной мне Борисом Шапошниковым, и при необходимости делал на ней пометки. Можно, конечно, воевать и по карте. Но значительно успешнее это получается, когда хорошо представляешь себе реальную картину местности.

К этому времени окончательно распогодилось, солнце пригревало почти по-летнему. В первую очередь меня интересовал Императорский железнодорожный мост, соединяющий две половины Симбирска: правобережную — патриархально-мещанскую, и левобережную — заводскую. Одну из артиллерийских батарей мы обнаружили на левом берегу, в девяти километрах от моста, где в Волгу впадала не отмеченная на карте безымянная речушка. Я поставил на карте соответствующий значок. На правом берегу, около небольшой бухточки рядом с селом Захарьевское — вторую. Непосредственно у моста артиллерийских позиций не было, но километрах в шести на горке, где от железнодорожного пути отходила ветка, проложенная к патронному заводу, поблёскивало на солнце что-то подозрительное. Я поднёс к глазам бинокль. Интуиция меня не обманула — рядом с вокзалом на станции Часовня-Верхняя стоял бронемотовагон "Заамурец". Спутать его с чем-либо другим было абсолютно нереально. Слишком уж характерный силуэт. Раздолбать из шестидюймовки этот бронемотовагон, конечно, можно, но жалко портить такую красоту. Надо брать! Не сейчас, конечно. Будем надеяться, что до утра эта железяка никуда не уедет.

Больше в Симбирске я ничего интересного не увидел, и мы полетели дальше. Сделали круг над Самарой. Обнаружили эшелоны Чехословацкого корпуса и бронепоезд "Грозный". Потом полетели к Александровскому мосту, недавно переименованному в мост Свободы. Этот мост пересекал Волгу на двадцать четыре километра выше Сызрани. Здесь на правом берегу чехословаками был оборудован стандартный тет-де-пон — линия траншей с пулемётными гнёздами, две артиллерийских батареи. Я тщательно зарисовал их расположение.

Для очистки совести пролетели над Сызранью. Не нашли там ничего, заслуживающего внимания, и, держась над железнодорожными путями, полетели на запад, в сторону Кузнецка. Первые признаки присутствия воинских подразделений я увидел примерно на полпути. Фронт, если этим словом можно охарактеризовать разрозненные оборонительные позиции, проходил по линии Русская Темрязань — Троицкий Сунгур — Канадей.

Сделав ещё один разворот, Кроун направил самолёт на север. Мы вернулись к Симбирску, повернули на запад к Инзе и опять полетели над железнодорожными путями. Позиции белых обнаружились у полустанка Выры. Тут ситуация была более серьёзной. Окопы полного профиля уходили на север, в направлении Шумовки и на юг до Елшанки. Немного западнее, между Прислонихой и Поповкой, располагались позиции красноармейцев.

Горючее уже подходило к концу, поэтому дальше мы, ни на что больше не отвлекаясь, полетели в Инзу, где располагался штаб Первой армии Михаила Николаевича Тухачевского. Ну как армии? Дивизия Булацеля существенно превосходила эту "армию" по численности и в несколько раз по количеству артиллерийских орудий.

Перед тем, как Кроун пошёл на посадку, мне удалось связаться по радио с Лазаревичем, уже час назад проследовавшим мимо Рузаевки. До Инзы ему оставалось проехать ещё километров восемьдесят. Я предупредил, что буду ждать его там, и порекомендовал поднажать. Железо надо было ковать, пока оно ещё горячее.