| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Она была прекрасна, и это, конечно же, была именно она - Всадница, а все остальное дорисовало воображение Матвеева, вспыхнувшее, словно высушенная засухой степь.
— Артемида! — воскликнул пораженный "чудным видением" Степан.
— Фиона, — осаживая скакуна, удивленно произнесла девушка.
Глаза ее распахнулись, и Степана с головой накрыло волной разогретого солнечным жаром меда. Или он попал под золотой водопад?
— Разрешите представиться, — все-таки и Гринвуд, и Матвеев были одинаково хорошо — хоть и в разном стиле — воспитаны. — Майкл Гринвуд, к вашим услугам.
Растерянность, замешательство, оторопь, сердцебиение и прочие всем известные симптомы, — это как водится, но "выдрессированное" тело Гринвуда, все сделало само и притом в лучшем виде: сдержанный поклон, улыбка, открытый взгляд. И голос, что характерно, не дрогнул. И вообще...
— Фиона Таммел... А вы новый хозяин поместья Бойдов?
— Я?.. Бойдов? Ах, да. Да, разумеется. Хозяин. Поместья. Бойдов.
— Значит, это вы, сэр, подглядываете за мной во время верховых прогулок?
Ну, вот как они — имея в виду, особ женского пола — умудряются одним каким-нибудь, казалось бы, совершенно невинным словечком поставить вполне уверенного в себе мужчину в самое неловкое положение, какое он только может вообразить?
— Полагаю, то, чем я занимаюсь, называется как-то иначе, — возразил Степан, постепенно приходя в себя. — Ведь это не то же самое, что подглядывать во время купания?
— Подглядывайте, — беззаботно пожала плечами мисс Таммел. — Там, где я купаюсь, я одета в купальный костюм.
— Надеюсь, — осторожно сказал Степан, боясь неверным словом разрушить чудо понимания, возникшее вдруг между двумя едва знакомыми людьми. — Вы не купаетесь в озере... Воспаление легких гарантировано всякому...
— Нет, — перебила его с улыбкой на губах Фиона, — обычно я купаюсь в Италии или на Лазурном Берегу.
— В Италии... — задумчиво повторил за Фионой Степан. — Дайте подумать... — и сымпровизировал шутливо "высоким штилем":
И Вы не томитесь, Прекрасная Дама,
В развалинах башни старинной,
Той, что стоит на вершине высокой горы,
Чьи склоны крутые украсил
Шотландского вереска пурпур?
Кажется, ему удалось очень хорошо сымитировать разочарование, но Фиону он этим обманул вряд ли. Девушка не могла не понимать, что он уже оценил ее лошадь по достоинству, даже если и не был большим знатоком верховых лошадей. Однако Майкл Гринвуд в таких вещах разбирался достаточно, чтобы догадаться: о скудости средств — речь в данном случае не идет.
— Нет, — еще шире улыбнулась Фиона, выслушав тираду, намекающую на всем хорошо известную бедность древней Шотландии. — Нет, — покачала она головой.
— Хотя графский титул наша семья утратила еще в восемнадцатом веке, земли и состояние мы, всё-таки, сохранили... Впрочем, это не моя забота. Но я не сомневаюсь, что лорд Таммел, мой отец, вам с удовольствием все это объяснит... или не объяснит, — добавила Фиона и, весело рассмеявшись, послала лошадь вперед, оставив Степана в растерянности посередине дороги.
Впрочем, не все так просто.
"Она... О, господи!"
Но зови бога или поминай черта, дело было сделано. Одна случайная встреча, короткая, как и любая подобная встреча. Несколько ни к чему не обязывающих слов... и взглядов... Улыбка. Смех... И всё решено.
Сэр Майкл Гринвуд, четвёртый баронет Лонгфилд был впервые, но сразу же насмерть "поражен стрелой Эрота", известного, вроде бы, так же под именем Купидон. Он влюбился, вот в чем дело. А вместе с ним переживал это странное, почти болезненное чувство Степан Матвеев. Но как бы ни было ему больно, — а ему, в отличие от Майкла, было именно больно — отказываться от этого чуда, Степан не стал бы ни за какие деньги.
* * *
Ну, разумеется, он не поехал в Данди. Помыкался в поместье, пытаясь заниматься то тем, то этим, но ничего путного не выходило. Не шла Фиона из головы, и сердце покидать не желала. Однако и "страдать безответно" — более чем глупо. Отобедав, но — безо всякого удовольствия — и, разумеется, без аппетита, Степан принял "на грудь", но немного, самую малость — для куража, так сказать, оседлал велосипед и отправился во владения Таммелов. Тут и ехать-то, как оказалось, всего ничего было. Сложный рельеф, так сказать. По карте, которой у него не было, наверняка — рукой подать, типа, "вот там, за холмом!" А на самом деле — по тропкам, взбирающимся на холмы, и с холмов спускающимся, мимо нескольких мелких и скрюченных деревьев — которых и рощей-то назвать совестно, мимо фермы и "отдельно стоящей кошары", вдоль стеночки из дикого камня, собранного на скудных шотландских полях, и прямо к дверям особняка.
— Добрый день! — поприветствовал Степан, слезая с велосипеда, и неожиданно смутился:
"Как она посмотрела, как повернула голову, а губы! Губы как приоткрыла!"
Смутился, обмер, теряя дыхание, ощутил, как проваливается в тартарары сердце.
— Что с вами? — удивленно распахнула глаза девушка.
"Волшебные глаза!"
И чуть окончательно не добила Матвеева: повела плечом с такой неповторимой и узнаваемой грацией, что хоть слезами залейся, хоть волком взвой. Он не заплакал, и не завыл, и вообще ничего такого, чего потом стоило бы устыдиться.
— Извините, — сказал Степан, заставив себя улыбнуться. — Знаете, как бывает, когда солнце в глаза вдруг?
— Знаю, — несколько растерянно ответила Фиона, еще не предполагая, какой комплимент он ей приготовил — простенький, но...
— Вот и у меня сейчас такое, — уже более непринужденно улыбнулся Степан. — Увидел вас и...
— Экий вы, однако, куртуазный ухажер! — рассмеялась девушка, не подозревая, что от ее смеха ему еще тяжелее: и сладко, и горько, и все в одном флаконе.
Да и откуда бы ей знать, как догадаться, что странная судьба Степана Матвеева сыграла с ним удивительную, почти злую шутку, второй раз в жизни поставив на пути женщину, столь точно отвечающую его внутренним представлениям об идеальной подруге, что не влюбиться он просто не мог. Однако Фиона Таммел оказалась настолько похожа на покойную жену Степана, какой та была — будет — через сорок лет вперед или тридцать лет назад, что в такое сходство почти невозможно поверить.
* * *
Разумеется, Матвеев не позволил себе ничего лишнего. Он так боялся вспугнуть каким-нибудь неверным движением птицу-удачу, что повел себя, пожалуй, даже излишне осмотрительно — все-таки двадцатый век на дворе, а викторианская Англия приказала долго жить, но и рискнуть неосторожным словом и потерять Фиону не хотел. Поэтому и отношения их развивались в лучших традициях великой английской литературы. Сельский дворянин, девушка из поместья, Шарлотта Бронте, Джейн Эйр и все такое.
Все хорошо, что хорошо... Степан успокоился понемногу, взял себя в руки и неожиданно обнаружил, что получает от своих "неторопливых ухаживаний" ничуть не меньшее удовольствие, чем от пароксизмов бурной страсти. А тут еще и ответное чувство, как будто, начало угадываться в глазах спутницы, и ради общения с ней Матвееву пришлось срочно завести коня. Однако и конь оказался к месту, а ежедневные прогулки с Фионой удачно вписались в ритм сельской жизни. Меньше оставалось времени на безделье — бич интеллектуалов и неизбежный источник несвоевременных мыслей и ненужной рефлексии, что в купе неуклонно ведет к национальной болезни всех интеллигентов мира: беспробудному пьянству. Прогулки и беседы с юной шотландской леди стали не только способом провести время — они придали Матвееву новые силы и породили подлинный интерес к жизни, в противовес дрейфу по ветру до встречи с Фионой. Тут уж Степан не смог обойтись без анализа, и результаты оказались не совсем приятными.
"Ну, очутились мы здесь. Никто нас не спрашивал — хотим, не хотим — но раз уж "перекинуло", то и живём, как можем. Поставили перед собой цель, как и положено "настоящим человекам". Высокую и благородную, без преувеличения. Теперь идём к ней, в меру сил и возможностей, не оглядываясь по сторонам. И чем дольше продолжается этот квест, тем больше опасность перестать смотреть на окружающий мир взглядом иным, не прогрессорским.
Матвеев мысленно обратился сам к себе противным "старушечьим" голосом:
"Стёпа, мальчик мой! Тебе костюмчик Супермена не жмёт? Вроде большой мальчик... должен понимать. Кто это говорит? Кто, кто... Совесть это твоя говорит, в битве за мир во всём мире покалеченная", — и ответить, а тем более возразить, "внутреннему голосу" было нечего.
"Ещё немного, — с горечью подумал Степан, — и мы все обрастём бронёй мессианства, кто-то раньше, и мне кажется, что это будет Витька, кто-то позже, — и будем воспринимать её как собственную кожу. Достучаться до нас снаружи будет всё труднее, одна надежда на то, что внутри, — как это ни называй: человечностью ли, совестью, или ещё как, — надежда для тех, у кого это есть..."
* * *
К воротам поместья подъехал изрядно запылённый чёрный автомобиль со старомодным кузовом брогам.
"Кто это ко мне пожаловал? — без особого интереса подумал Степан. — Явно не оптовые покупатели виски. Да и для налогового агента слишком шикарно. Вариантов немного, и каждый следующий хуже предыдущего".
Водитель, заглушив мотор, вышел из машины и открыл дверь пассажирского салона. Из авто появился господин — в сером в полоску костюме, шляпе и ботинках с гетрами, — удивительно похожий на...
"Ба, да это же сэр Энтони собственной персоной. Принесла нелёгкая! Видимо, что-то совсем большое в лесу сдохло. Странно, что запаха мертвечины не чувствуется".
Не желая сдерживаться, Матвеев состроил такую гримасу, что гость из Лондона быстро согнал со породистого лица дежурную улыбку и вместо заготовленного приветствия настороженно произнёс:
— Неужели вы мне не рады, Майкл, мой мальчик? На вас это совсем не похоже. Или пьянящий воздух свободы сыграл с вами злую шутку, и вы забыли о своих обязательствах? — интонация, а-ля "добродушный дядюшка", чуть изменилась.
— А может, не дай Бог, народец холмов подменил господина Гринвуда? — и вот уже сквозь прозрачные зрачки глянул на Степана не "дядюшка Энтони", а товарищ небезызвестного тамбовского волка. — Ладно, не дуйтесь. В дом пригласите, или мы так и будем стоять, потешая прислугу?
— Да, конечно. Простите сэр, но всё так неожиданно... — Степан изобразил на лице приличествующее случаю выражение, хотя и не стал бы держать пари, что посыл будет доступен собеседнику в полном объеме.
— ... и потом, что я должен был думать, особенно, после того, что мне передали в ответ на мой отчёт по Голландии? Проходите, сэр Энтони! Здесь всё по простому — виски и сигары на столе, хозяйское кресло в вашем распоряжении — устраивайтесь удобнее, и поведайте мне очередную страшную тайну. Или нет. Я сам догадаюсь... Империя в опасности, и только я, скромный четвёртый баронет Лонгфилд, могу спасти её.
— Вас определённо подменили, Майкл, — сэр Энтони нисколько не рассердился, а, по своему обыкновению, легко принял правила новой игры. — И, к тому же, вы отлично выглядите. Загорели, похудели. Мне что ли тоже бросить всё и махнуть сюда? Кстати, как называется это чудное местечко?
— Сэр Энтони, я не верю, вот ни на столечко, — и Степан показал насколько мало его доверие, — что вы действительно бросите всё ради сомнительного счастья владеть несколькими десятками акров каменистых пустошей у дьявола в... подмышкой. Здесь всё так бедно и скромно, что жители ближайшей деревни не могут позволить себе даже деревенского дурачка и им приходится выполнять эту роль по очереди.
— Полно вам, Майкл! — улыбнулся старый лис. — Эту шутку я услышал впервые, когда вы даже не начали пачкать пелёнки с вышитыми гербами и монограммами. Впрочем, если вы шутите, то дело, за которым я сюда приехал, не так уж безнадёжно.
— Может быть сначала обед? Как вы, сэр Энтони смотрите на большой горшок свежего, горячего хаггиса с чесночной подливой?
— Благодарю вас, Майкл, но вынужден отказаться. Бараний и мой желудки не созданы друг для друга. К тому же у меня очень мало времени и, открою вам государственную тайну, меня здесь вообще нет! В данный момент я нахожусь на борту какого-то военного корабля флота Его Величества и направляюсь в Плимут. Даже не знаю зачем, но это и не важно. Поэтому — перейдём непосредственно к делу.
— Хорошо, я весь — внимание.
— Да, внимание должно стать вашим вторым именем, Майкл. Слишком высоки ставки и новая работа может показаться вам не совсем обычной, — майор сделал паузу, в течение которой неторопливо закурил.
"А ведь он волнуется, — подумал Матвеев, — хоть и пытается это скрыть. Неужели дело настолько серьёзно? И серьёзно по сравнению с чем?"
— Скажите, Майкл, вам приходилось слышать о таком журналисте из Германии как Себастиан фон Шаунбург? Выездной корреспондент, или как это у вас называется... Из Deutsche Allgemeine Zeitung?
— Вы шутите, сэр Энтони? Я и коллег-то из больших лондонских газет не всех знаю, что уж говорить о каком-то боше. Кстати, чем так интересен мой берлинский коллега?
"Оба-на! Так вот ты какой, толстый полярный лис, — мысли Степана сорвались, как говорится, с места в карьер. — Что будем делать? Сухари сушить рано, обойдёмся мордой валенком. Лишь бы выглядеть естественно и не переиграть".
— Извините за скверный каламбур, Майкл, но господин фон Шаунбург интересен тем, что интересует многих совершенно разных, но одинаково интересных нам людей. Некоторое время назад, наш доверенный корреспондент, командированный во Францию для освещения деятельности левых эмигрантов из Италии, сообщил, что по каналам Коминтерна прошла настоятельная просьба выяснить, не появлялся ли на Апеннинском полуострове некий берлинский журналист...
— Фамилия которого начинается на "фон Ш", полагаю?! — радостно "догадался" Степан.
— Вам не откажешь в прозорливости и умении схватывать на лету, — сэр Энтони тоже мог быть ироничным, когда хотел.
— Но не торопитесь. Наша история только начинается. Так вот, люди Карло Роселли выяснили, что фон Шаунбург действительно работает в Италии как корреспондент. Берёт интервью у весьма солидных господ — например у генерала Марио Роатта...
Матвеев изумлённо присвистнул, и тут же старательно покраснел — ибо стыдно джентльмену подобным образом выражать крайнее удивление. Однако сэр Энтони, что называется, даже бровью не повёл — он был вполне доволен произведённым эффектом.
— ... и его подчинённых: полковника Эммануэле и некоторых других, помельче. Если бы жизнь не разучила меня удивляться, дорогой Майкл, я тоже бы присвистнул, как бывало в детстве. Хе-хе! Но любая странность имеет своё простое объяснение: штурмбанфюрер фон Шаунбург, потомок древнего аристократического рода, является сотрудником ведомства Гейдриха. Следовательно, его контакты с итальянскими коллегами вполне естественны. Беспокоит странный интерес к его фигуре со стороны Москвы. Это мы объяснить не можем, — майор взял ещё одну сигарету, закурил и, с видимым удовольствием, затянулся.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
