Московский физико-технический

-Мой адрес теперь звучит так: Москва, деревня Алтуфьево.

Любка была толковой девочкой и училась без напряжения. Мать Любы вырастила ее без отца, и они жили в своем доме в Лианозово на скромный заработок матери. Люба занимала некую переходную ступень между нами, провинциалками, и москвичками — по трезвым и рациональным взглядам на жизнь она была ближе к москвичкам, а по воспитанию ближе к нам, мало на ней сказывалась близость к столице. Люба не была такой суетливо-стремительной, как Ирина и Дина, которые вечно куда-то спешили, и я любила поболтать с ней на отвлеченные темы, отдыхая от конкретной деловитости своих ближайших подруг. Хорошо мне было с Любой, нравилась мне в ней ее внутренняя ясность и открытость.

Ира и Дина получили очень низкий балл по письменным урматам — им достался самый тяжелый вариант, тот, на котором снизили проходной балл, (на физтехе, если набрал на письменном экзамене меньше проходного балла, то на устный не допускают, а только на пересдачу, где дают задачки из письменной). Динка на экзамен по урматам пошла, и даже сдала на четверку, что очень трудно при низком балле по письменной, а Ирка — нет, как ни уговаривали ее мы с Динкой, мол, курс всё равно такой, что его не выучить, хоть всю жизнь учи, надо спихнуть, и всё, но Ира была тверда, как скала.

-Нет, девочки, — сказала нам Ирка. — Я совершенно ничего не знаю, даже определений, и позориться и портить нервы себе и преподавателю просто не хочу.

И Ирина не пошла на урматы, а вместе с ней такое же решение приняло где-то процентов 35 студентов, в том числе и Вета с Люсей.

Можно себе представить, что на экзамен не явились столько учащихся.

Деканат застонал.

Но на этом дело не кончилось — на следующий экзамен, кванты, тоже такой же почти процент неявки, а часть пришедших получает двойки, а у кого-то не сдан Гос по физике — вот и посыпался народ.

А пока мы не можем сдать сессию, наша черная кошка не может разродиться, всё ходит бедняжка из угла в угол и жалобно так мяукает, мяукает день и ночь. Что-то там внутри было неправильно, и бедное животное мучилось.

Я сижу на кухне, развожу противные ампулы колибактериана и глотаю их натощак, и слушаю это непрерывное мяуканье, и так мне плохо, и помочь нет сил — я уже узнала, надо куда-то ехать, нет ветеринарной лечебницы рядом.

-Потерпи киска, — уговариваю я ее. — Послезавтра, как сдам, сразу же схвачу тебя, и поедем к врачу.

Но на другой день, кошка, слава богу, благополучно окотилась двумя котятами.

Вечер в общежитии. Через два дня экзамен по квантам. Я стою у стола и глажу белье — медленно вожу утюгом, разглаживая складочки. Это мой вызов судьбе: "Пусть весь мир идет к черту. А я буду гладить белье, и ходить буду в глаженом белье".

Тихо входит Люда Толстопятова, снимает плащ, подходит и садится на стул рядом со столом. Под глазами у нее круги от недосыпа и переутомления.

Подперев руками подбородок, она сидит и смотрит, как я глажу — смотрит, смотрит, глаза у нее становятся менее напряженными, и она вдруг говорит:

-Как же хорошо, тут кругом такая дрянь, сессия, а Зойка спокойно занимается обычным женским делом — гладит белье. И я сделаю, что мне хочется — лягу спать.

Она медленно стелет постель, а я глажу и думаю — даже Людмилку, с ее запасом знаний, терпением и усидчивостью — и то достала эта сессия, так что же говорить о других, которые слабее.

Я доглаживаю последние трусики, складываю их в шкаф и тоже стелю постель. И мы с Людой, не дождавшись Галки и Любочки, позволяем себе такую роскошь — ложимся спать в 10 вечера, наплевав на все пси-функции в мире, вместе взятые.

Наша группа сдавала квантовую механику в маленькой аудитории. На экзаменах по теорфизике, в отличие от теормеха, нельзя пользоваться никакими учебниками — кафедра теорфизики известна своей мерзопакостностью. В учебнике Ландау и Лифшица как в известном анекдоте — три страницы выкладок и преобразований заменены одним словом -очевидно. Иногда авторам становится неловко, и тогда они пишут — путем несложным преобразований...

-Ну, кое-как выучить, что к чему, и применить формулы при решении задач еще можно. Ну, а выкладки совершенно невозможно воспроизводить — и физтехи разрабатывают метод беспроигрышный: каждый билет пишется на больших листах — таких же, какие дают на экзаменах, и прячется в распоротую подкладку пиджака. Получив билет, надо только отсчитать нужное количество листов, вынуть их, и даже переписывать не надо — сиди, разбирайся. Ральф принес целый пиджак и теперь всех выручает. Я хотела сдавать лектору — Алилуеву и ждала в очереди к нему, когда меня захватил приятель нашего Малкина -Горелкин. Было известно, что к нему лучше не попадаться, он славился своей свирепостью. А принимали у нас только двое — он и Алилуев. Тем и плохи были экзамены в маленьких аудиториях — выбора преподавателей не было.

Алилуев очень обрадовался, когда меня забрали:

-Ко мне, — сказал он, — целая очередь. Значит, я хорошо спрашиваю. Да и они уже все мои вопросы выучили.

Как раз ему сдавал высокий красивый блондин Сашка или Вовка из Динкиной группы (в нашем поколении если парень не Сашка, то Вовка). Красавец не знал ровным счетом ничегошеньки и даже не мог написать уровни атома водорода в атомных единицах.

Ядовитый Алилуев, глядя на него, произнес:

-Когда я говорю, что преподаю на физтехе, то все удивляются: как, они такие умные, а вы их еще чему-то учите?!

И поставил двойку Сашке, хотя студенты знали, что редко ставит двойки Алилуев.

Горелкин заставил меня решить задачу на эффект Зеемана. Эффект Зеемана я знала еще со слов Алексея Ивановича, так что навела немного математики, и всё, ответ был правильный.

Потом еще что-то решила, а потом он задал задачку на квазиклассику. Половинка осциллятора и т.д. и т.п.

Я квазиклассику вообще не поняла — что-то переходное, расплывчатое — ни богу свеча, ни черту кочерга. И засела. На зачете Малкин забыл проверить меня на квазиклассику.

Сижу, занимаюсь любимым делом, рисую рожицы, скучаю — всё равно даже подхода не знаю, так как решать?

Надо мной преподаватели обсуждают вопрос, очень актуальный вопрос: Можно ли выучить квантовую механику за 10 дней?

Я сижу и думаю:

-Четыре дня я загорала на Водниках, пять дней училась как сумасшедшая. Ну а где же десятый день? Всего то девять.

Подняв голову, я решительно встряла в их разговор:

-Ну почему за десять, когда было всего девять дней!

Горелкин, Алилуев и Малкин замолчали в некотором замешательстве. А потом Алилуев захохотал и говорит:

-А если учесть, что студент готовится к экзамену один день, последний, то его-то, этого дня как раз и не было.

Горелкин поставил двойку нашему Заславскому, вытащившему совершенно гробовой билет — теория квантования электрического поля в трехмерном варианте. Любой сгорел бы на этом билете, не то, что слабенький Заславский — и судьба его, знать, была такая, у него был неуд по госу, и он учился до первой двойки. И этот билет, как только он его вытащил — он-то и определил его судьбу — не окончит он физтеха, отчислят.

Ральф, наша палочка-выручалочка, конечно, как всегда, ринулся спасать товарища, передал ему вытащенные из пиджака листки с выкладками по этому билету, но... сколько ни копайся в этих заумных формулах, всё равно ничего не поймешь, только мозги сломаешь. Пытался Ральф и задачку ему решить, но не удалось, перехватили шпаргалку, вернее, цыкнул Горелкин на Ральфа, чтобы он не очень вертел головой, и пришлось тому притихнуть.

Горелкин расправился с Заславским, подошел ко мне, сказал,

-Ну, всё понятно, решения нет, ставлю вам тройку,— и открыл мою зачетку.

Открыл, и рука его застыла в воздухе — по английскому у меня было пять, и по урматам Крылов недрогнувшей рукой тоже поставил мне отлично — даже если он подозревал, что я часть списала, то всё равно поставил мне отлично — списать тоже надо иметь талант и смелость.

И вот у меня две пятерки в зачетке, и Горелкин замер. Я тоже замерла — тройка меня устраивала, на теорфизике не спорят, отличник Бугаев вон поспорил, не согласился на четверку, а потом преподаватель ему и сказал:

-Да я и тройку вам не поставлю.

Так что я молчу. А Горелкин решается:

-Ну ладно, попробую еще:

-Бесконечный порог, на него падает волна с энергией меньшей, чем высота порога. Какой коэффициент отражения.

Я думаю, — ну, какой, какой — единица, — но я устала и соображаю плохо, и боюсь сказать так определенно.

-Порядка единицы, — отвечаю на всякий случай, вдруг не всё учла. За порогом пси-фукция представляет собой затухающую экспоненту, и т.д. и т.п.

-Не порядка единицы, а единица, — в гневе, прямо-таки оскорблено говорит Горелкин (а я-то дурак, чуть ли не на четверку ее тяну, звучит в его тоне). — Идите и радуйтесь, что тройку получили.

И я пошла радоваться. Вышла, а Малкин меня спрашивает:

-Ну, и что?

-Ну, что, три балла.

Он кивнул, а я недовольно буркнула Иришке, которая сдала раньше меня.

-Чего он вдруг так интересуется?

-А он сам не знает, что ты знаешь, а что нет, вот ему и интересно.

-Еще и он не знает ... — возмущенно тяну я.

-Понятно, — смеется Ирка — ты и сама не знаешь, что ты знаешь, а что нет.

Мы хохочем счастливым смехом облегчения. Еще бы, какой груз с души сняли, и идем искать свою Динку — каково ей приходится.

Наташка Анохина только первую сессию проскочила. А так каждый раз пересдавала физику, а весной на первом курсе еще и анализ. Физику она пересдавала, но вовсе не кидалась ее учить в следующем семестре, а сейчас на ней был несданный гос, как у Заславского, и, встретив ее в столовой, я кинулась к ней с тревожным вопросом, всё ли в порядке.

-Да, четыре балла— ответила, смеясь, Наташка.

Я, когда училась с ней в одной группе, и потом пугалась ее двоек больше, чем она сама. Наташка считала:

-Ну двойка, так двойка, не рвать же на себе из-за таких пустяков волосы, и мне часто казалась, что эта ее психология так злила Степанова — двойку получает и хоть бы бровью повела — не расстроилась, так изобразила бы огорчение.

Вечером, в общежитии, после пережитых потрясений, я сидела и слушала Милку Ионат, которая, посмеиваясь, говорила:

-Ну что сдали кванты? Мозги в порядке? А то у нас один парень сдал квантовую механику, вышел с экзамена, поднял обе руки кверху и закричал:

-Я пси-функция. Так его с поднятыми руками и увезли в психушку.

Мы со Светой Светозаровой смеемся как-то невесело — это смешно, но одновременно и страшно — уж очень похоже на то, что взаправду так и было.

Перед экзаменом по физхимии наша группа решила развеяться и покататься на яхте. Катал всех Цырлин, наш яхтсмен. Выбрали солнечный погожий денек, купили продукты, неизменную водку, и тронулись в путь. Физтеховская спортивно-водная база была в Хлебниково. Яхта была большая, мы забились в нее и довольно скоро отчалили. Ветер был сильный, и мы быстро шли по Клязьминскому водохранилищу.

Вдруг справа на берегу стали видны какие-то странные металлические конструкции, а подплыв поближе, мы увидели мужчину, стоящего в воде (а вода была не выше16-17 градусов) с женщиной на руках.

Оба были синеватого цвета от холода. Пока мы их с любопытством разглядывали, на нас стали громко вопить с берега:

-Убирайтесь отсюда, уплывайте, черт вас сюда занес! Проваливайте!

Оказывается, шли съемки фильма, и мы испортили им кадр — вдруг неожиданно появляется не предусмотренная сюжетом яхта — не иначе, как предполагался какой-нибудь дикий берег.

Мы были страшно довольны — не каждый день удается поучаствовать в съемке фильма, но всё же послушались и уплыли дальше.

Всё время, пока их было видно, мужчина так и стоял в воде, только теперь он и партнершу тоже опустил в воду.

Мы погуляли, поели, ребята как следует, выпили, порезвились на солнышке и травке — мы с Ириной загорали, а ребята гоняли мяч, в начале и Ирина тоже с ними побегала, а я лениво валялась на травке и глядела в голубое небо.

Усталые от обилия света и воздуха, но довольные проведенным днем, мы возвращались с прогулки обратно.

Почему-то мы пристали к какому-то причалу на берегу, Водниковском берегу, противоположном Хлебникову. Парни разбежались по берегу, тепленький Женька не убрав паруса, бросил яхту на Юрку Заславского, а сам сошел на берег, и даже не завязали канат как следует.

Стоя на мостках, я вдруг почувствовала сильный порыв ветра, обернулась и увидела — ветер надул паруса, и яхта уплывает от берега.

Я схватила канат и стала громко звать на помощь, в секунды прибежали ребята, Ральф оттолкнул меня, уперся ногами в настил, и потянул канат на себя. Тут же подбежали Лебедев, Бережковский, Маценко, Падалко, целой группой они, упираясь, пытались удержать яхту— но не тут-то было — на полных парусах она стала стремительно уплывать от берега. Это было очень красивое зрелище. Ребята, чтобы не содрать ладони о канат, вынуждены были выпустить его концы.

-Что ж ты, нам Зоя не помогла, — насмешливо спросил меня Ральф, глядя, как я грустно смотрю вслед уходящей яхте. Как раз тебя нам и не хватило, как той мышки в сказке.

К счастью, на борту остался Заславский, и, хотя он ничего не понимал в мореплавании и в управлении яхтой, но мгновенно протрезвевший Женька бежал по берегу и давал указания, куда поворачивать руль и за какие веревки дергать, — и Юрка убрал-таки паруса и повернул яхту обратно.

Цырлин забежал по пояс в воду, поймал конец, они его завязали уже как следует, притянули яхту, мы сели, возбужденные происшедшим, удивляясь находчивости Юрки, который всех выручил и который плавал с нами в последний раз, его ждало отчисление.

Мне было жаль Юрку, я вспоминала, как он всегда помогал мне делать лабораторные по электричеству, когда я еще только к ним перешла.

Еще себе схему не собрал, но подойдет ко мне, разберется и поможет. Скромный и совсем даже неглупый еврейский мальчик из Киева, не знаю, как сложилась его дальнейшая судьба.

Так это наше первое путешествие в бухту "Радости" закончилось довольно благополучно.

Следующий, последний экзамен в этой страшной сессии, был экзамен по физхимии. Что-то нам там читали, что-то мы учили на лабораторных. У меня и за год была тройка по лабораторным, Кирилл предлагал пересдать, но дело было после сдачи зачета по теорфизике, и я просто не имела сил хоть как-то сосредоточиться, а то можно было бы и пересдать ему на четверку.

Кинетику нам читал Шлепентох, читал плохо, не по качеству лекций, а в результате плохой дикции, хотя трудно судить о качестве, когда ничего не услышал и не записал.

Он подходил к доске, брал в руки мел и что-то там шептал себе под нос, разобрать было невозможно, и, списав формулы с доски, мы уходили, не солоно хлебавши.

Тем не менее, этот короткий и довольно простой, по сравнению с физхимией, курс я знала, поскольку лабораторные вел Кирилл, а у него мышь не проскочит, не выучив. Да и болела я в 6-ом семестре меньше, но сдавать надо было за год, причем в первые полгода нам читали по две лекции в неделю, а что читали, я плохо представляла.