Боль милосердия

— Рик, познакомься, это Кира. Кира, это Аристарх. Мой друг.

Я бы протянула руку чисто из вежливости, но блондин опередил меня и закатил глаза:

— Дим, это даже не смешно. Мы уже не запоминаем их лица, имена тем более.

— Рик, это она.

— Она, она, ты уже год так говоришь. И вчера она была и сейчас. Знаешь, я все думал, где я видел ту... ты уже докатился до того, что стал приводить женщин из бухгалтерии!

— Рик. Кира — та самая.

Голубоглазый уставился на меня с сожалением:

— Простите, Дмитрий немного не в себе. Год назад он сильно ударился головой и галлюцинировал воплощением Мадонны.

— Рик! — у Дмитрия покраснели скулы. — Прийти должна была она. Я нашел её.

— Да, да. Как же, — махнул рукой. — Все, пошли. К конференции ещё приготовиться надо.

Аристарх развернулся и пошёл к крыльцу. Дмитрий погладил переносицу:

— Кира, я... Это не то, что ты подумала. Ты ведь подумала что-то не то, так?

— Юбочник.

— Вот, — указал пальцем. — Это не то. Я обещал друзьям, что приведу тебя, а ты отказалась. Я проявил уважение твоему выбору.

— Ты привык покупать людей.

— Спрос рождает предложение. Все мы люди и вынуждены платить налоги.

— Меня ты не купишь.

— Я и не пытаюсь.

Дмитрий отпустил меня и встал напротив, засунув руки в карманы брюк.

— Ты не можешь быть серьезен, — сощурилась. — Зачем тебе я?

— Ты мне нравишься.

— Я не знаю, правда ли это.

— Кира, — усмехнулся. — Даже если бы я хотел просто перепихнуться, ты должна была привлечь моё внимание. В нашей славной стране на одного мужчину приходится три женщины. В моих глазах ты должна быть, как минимум, особенной.

Мы немного постояли в тишине. Я потянулась за сигаретой.

— Я знаю тебя намного лучше, чем ты меня. Загвоздка в том, что ты и не хочешь узнавать, — он кивнул на здание фирмы. — Я работаю на одиннадцатом этаже. Сорок шестой кабинет. На той вечеринке помимо Аристарха ты бы встретила ещё пару моих друзей. Как видишь, он не приехал на белом лимузине с сопровождением.

— Ты зарабатываешь в разы больше, чем я, — затянулась. — Тебе не кажется странным, не знать фамилию и отчество мужчины, с которым встречаешься?

Дмитрий пожал плечами. Я переформулировала вопрос:

— Твоё отчество и фамилия?

— Николаевич. Озерцов.

— Ты понимаешь, что наши с тобой отношения никуда не приведут, товарищ Озерцов?

Карие глаза юриста задумчиво обласкали моё лицо:

— Я бы не был так уверен.

— Разве тебе не нужна девушка под стать? С обложки. Чтобы показывать браткам в клубах.

— Я не публичный бизнесмен. Ты путаешь понятия.

— Ты сказал, что тебе двадцать восемь лет. Ты из тех, кто бегает за юбками до сорока и потом берет в жены студентку?

Юрист отвернулся и, прикрыв глаза, что-то прошептал. Впрочем, наверное, я и не должна была это расслышать.

— Мне импонирует твой... взгляд, на... определенные аспекты... моей жизни, — сказал, запинаясь, — Но он же и является препятствием.

Я приподняла брови.

— Я понимаю, к чему ты клонишь, Кира. Но чтобы бросить влюбленного в тебя парня, который к тому же примерно себя ведет, нужен серьезный мотив. Ты ведь не из тех, кто бросают людей без причины?

— Конечно нет, но...

— Ты хочешь, чтобы я покончил жизнь самоубийством? Чтобы разочаровался в женщинах? Стал импотентом? Чтобы ночами ждал тебя у двери, как собачка? Смотрел, как ты веселишься где-то там, а я где-то здесь зарабатывал очередную пачку бумажек, которые все равно не во что вложить? Ты ведь не настолько безжалостна, Кира?

Я выкинула сигарету. Да он сумасшедший. Городской взял меня за щеку:

— Я думал, что уж кто-кто, а ты закроешь глаза на деньги. Я ведь такой же человек как ты.

Приготовившись к поцелую, я растерялась: городской порывисто взял папку с крыши и двинулся к крыльцу. Я потрогала свою щеку, борясь с желанием догнать. Конечно, он такой же человек. Деньги не делают людей плохими, они делают их разными.

— Чёртов сумасшедший...

Ради меня он не стал бы убиваться в любом случае. Это было даже смешно: он сам как-то поведал, что это лишь задетое самолюбие, которое проявлялось у мужчин, когда тех бросали. Озадачивало другое. Получив отказ, этот чудик мог усилить напор: прийти ночью под дверь, донимать меня в Динамите, подкарауливать у работы и даже угрожать. Ни в одном из случаев, я не смогла бы долго продержаться. Ведь он бы портил жизнь не только мне, но и себе самому. Так ведь? Волевой, он так же избавил меня от особой ответственности: мы уже встречались. Как умно и как вписывается в юридические нормы!

Когда я пришла на работу, брюнетка-регистраторша как раз подкрашивала губы:

— Слушай. Я больше туда не поеду. Можешь так ему и передать!

— Что случилось?

— Я туда не ногой! — повторила. — Он сказал, что мы просто прокатимся, предложил пятак. Я согласилась. А он повёз нас на чью-то квартиру!

Я нашла руками стул и уселась. Голова гудела, хотелось курить.

— ...я выпросились у ТЦ в туалет, а сама дала дёру, через "Ростикс". У меня ведь жених есть! Сначала показалось, что этот бежит за мной... потом бац, ничего. Пока по магазинам пробегала уже и стемнело...

— Стой, — погладила лицо руками, — Так ты с ним никуда не ходила?

— Говорю же! В квартиру он вёз! Прямо на набережной новостройка, там ещё мэр жил, ну? А я у ТЦ попросила...

— Зачем ты вообще согласилась? Он заплатил тебе пять тысяч за то, что подвёз до центра? Это же...

— Грабеж! Да я знаю! — лицо брюнетки озарилось счастливой улыбкой, но тут же потухло. — Есть проблема. Он же тебе не брат, нет? Он твой... ну...

Я оттянула ворот рубашки:

— Хороший знакомый.

— Вот! Тогда ты точно знаешь! — регистраторша придвинулась ко мне вместе со стулом. — Мне кажется, я видела его машину сегодня утром под окнами. Когда выходила проверить температуру. Он ведь за мной подъезжал?

Мы уставились друг на друга. Сейчас и так было утро, а окна на первом этаже приемной отсутствовали напрочь. Брюнетка говорила о доме. И назвала номер машины, ожидая от меня какого-то подтверждения.

— Зачем ему подъезжать за тобой? — спросила.

— Ну, — отстранилась. — Я красивая и кинула его так... Может, отследил как-то? Я уже и выйти хотела позже обычного, но он пропал где-то в восьмом часу. Всех своих на уши поставила, чтобы посмотрели, как я из подъезда выхожу...

Ага.

— Где ты живешь?

— В паре улиц отсюда. Это ведь он, да?

— Посмотрим.

Почему-то, мне тоже показалось, что в номере авто городского было несколько семерок.

Глава 24

До вечера дотерпеть оказалось проще, чем мы думали. Наплыв посетителей во вторник оказался последствием "покупки" трех кандидатов наук. Они явились в поликлинику чуть позже обычного расписания и до самого обеда просидели где-то в администраторской части, приступив к своим обязанностям лишь вечером. В десять часов персонал клиники уже прощался с друг другом на улице.

Надо признать, что идя по большому проспекту левого берега, я была готова увидеть совершенно любое сооружение. Эту часть города до сих пор пичкали новостройками разной степени современности: от краснокирпичных до стеклянных монстров с прозрачными балконами. Сталинок почти не было видно. Регистраторша быстро перебирала ногами, сильно придавливания сумочку к боку. Нам навстречу пару раз проходили группы молодых людей с бутылками. Спальный район был на удивление богат молодежью. Пока мы шли, я рассматривала магазины: парикмахерская, супермаркет, бытовая техника, социальный рынок. Здесь было все для первостепенных нужд. Из маленьких круглосуточных ларьков, выходили люди с сумками и тут же скрывались в пролетах между домами. Регистраторша тоже завернула в один из них. За магазинами проспекта стояли девятиэтажки. Годов девяностых, обычные, с одним сквозным подъездом. Регистраторша оглянулась, проверяя иду ли я следом. Я шла. Мы проходили двор за двором. Темнело, из-за высоты зданий было мало что видно, но чем сильнее мы углублялись, тем громче становились крики и ругать пьяных гуляк. Когда мы вошли в очередной двор, брюнетка остановилась и начала копошиться в сумке напротив подъезда. Я подошла и подсветила ей ношу телефоном. Она достала ключ от домофона.

— Где машина? — спросила у неё.

— Вон там стояла, — огляделась и тыкнула пальцем в темноту. — У песочницы. Я её раньше тут никогда не замечала, хотя бывает, проезжают дорогие тачки...

У песочницы, которую, к слову, в темноте не было видно, ничего не стояло. Разве что очередной тополь, наипопулярнейшее омское дерево.

Регистраторша открыла дверь и исчезла в подъезде, прежде чем я могла уточнить детали. Дождавшись, пока из дома выйдут другие жильцы, я проникла внутрь. В подъезде сильно воняло мусоропроводом и мочой. Поморщившись, я забралась на первый этаж. Коридорная система — двадцать квартир на одно крыло. На рынке аренды подобный вид жилья был наиболее популярен у молодых семей и студентов. Это было логично, ведь малосемейки располагались в местах с развитой транспортной инфраструктурой и славились низкой арендной платой, в отличии от обычных квартир, от которых отличались разве что метражом. Я хотела снять однушку в одном из таких домов, но рядом с Риартом их не строили. Сейчас я ничуть не жалела о данном обстоятельстве — запах действительно был тошнотворным.

Дом был оснащен лифтом, с подпаленными кнопками. Лампочки на этажах были выбиты, в коридорах гуляла темнота. Я прошла сквозь дом и вышла с другой стороны. На оплеванном асфальте валялись бутылки и мусор. Кусты и цветы под окнами первого этажа были хаотично вытоптаны. Внутри двора на детской площадке сидели люди. В темноте то и дело вспыхивали искры сигареты и слышался пьяный смех. Обычный двор, коих сотни. Я присела на врытое в землю колесо напротив подъезда. Дом был огромен, но лишен балконов. Квадратные окна чередовались маленькими щелочками. Большая часть жителей ещё бодрствовала.

Моё внимание привлекло шуршание целлофана. В тени тополя один из жильцов утрамбовывал пакеты и сумки в багажник.

— Ну, все, погнал, — мужской голос.

— Давай, мы тебя с мамой ждать будем!

Отец залез в автомобиль и хлопнув дверью, начал отъезжать. Малолетний сын стоял у подъезда, пока тот окончательно не скрылся за поворотом. Обычный двор, обычная семья.

Докурив пачку, я встала с колеса и оттряхнула джинсы сзади. Меня ждала Чара. Автобусная остановка находилась сравнительно недалеко, следовало только выйти на проспект. Начав двигаться по маршруту, я вытащила мобильный, чтобы посмотреть время и испытала сильное чувство дежавю. Нахмурившись, посветила на ряд машин, которые до этого скрывал отъехавший автомобиль. Один белый форд, один синий хёндай... и один вишневый вольво-внедорожник.

— Ого, — вырвалось.

Я огляделась. Номер машины соответствовал тому, что сказала регистраторша. Определить причастность по нему было сложно, но существовал один верный способ. Так сложилось, что гражданин Озерцов ездил с черными дисками.

Ещё некоторое время я стояла напротив, смакуя неожиданную заинтересованность. Затем просочилась между машин и посветила вниз. Черные.

Домой я ехала с непривычным чувством растерянности. Юрист из "Права" жил в малосемейке? Что за ерунда. Скорее всего, встречался с регистраторшей: симпатичной, но бедной девушкой. Городские лгали и недоговаривали сверх меры, мне следовало уже привыкнуть. На следующий день, я старалась не смотреть на коллегу по кабинету и до пятницы полностью ушла в товар. Последний рабочий день недели закончился встречей с болезненно худым парнем в белой шапке:

— Привет! — крикнул, подходя к стойке. — Прикинь, не нашел пельменей в морозилке!

Регистраторша, собиравшаяся вещи, закатила глаза:

— Ну, так я их выложила утром, совсем заледенели! Сказала же, как проснешься, отвари!

Молодой человек покаянно опустил голову. Мы вышли на крыльцо. В сентябре к вечеру уже холодало — парень отдал пассии свою осеннюю куртку. Не смотря на то, что ужасно хотелось вернуться домой, выгулять Чару и завалиться спать, я молча пошла за парой по проспекту. Они направлялись к малосемейке, по пути зайдя в один из ларьков за двумя банками пива. В подъезде оказались лишь к половине двенадцатого. Так и не поняли, что за ними следили. Я выкурила сигарету и обогнула дом, подсвечивая дорогу мобильником. Вишневый внедорожник стоял в том же ряду машин, что и в прошлый раз. Я сфотографировала номер. A779 AA 77.

"Динамит" не был готов к моему раннему прибытию. Парковка, как и большинство залов в шесть утра, пустовали. Я не стала раздеваться, заняв позицию у стола "бабы Наташи", чтобы не пропустить заинтересованное лицо. В десять начался час-пик. Первым подошёл Радион. Мы обменялись некоторыми новостями. У заведующего кафедрой начался новый учебный год и ходить в зал он обещал чуть реже.

— Сегодня до обеда, завтра вообще не смогу, — сказал.

— Понятно.

Через два часа баба Наташа вежливо намекнула, что пора бы идти заниматься. Я открыла шкафчик дубликатом и начала переодеваться. Городской не держал внутри никаких мало-мальски информативных вещей: лишь снаряжение. Полная противоположность Радиону, в шкафчике которого, я видела даже дезодорант с шампунем.

— Кто проснулся, перевернулся, всех фашистов распугал?

Теплые мужские руки оторвали меня от созерцания шкафчика: ещё одетый Дмитрий притянул меня к себе спиной и лихо поцеловал куда-то в шею. От него пахло кожей, свежестью и кокосовым ароматизатором. Приехал на машине.

— Жди, переоденусь.

Мужик выглядел бодрее, чем обычно. Должно быть, что-то произошло.

— Хочешь, пообедаем в столовой сегодня? — спросила, всматриваясь в его лицо.

— Конечно, — и глазом не повел.

Слово "столовая" его не отпугнуло, наоборот — вызвало улыбку. До четырех часов мы провозились на скалодроме, потом разошлись по душевым. Дмитрий собственноручно надел мне на голову шапочку.

— Спасибо, — нахмурилась.

Аксессуар, судя по всему, так сжал время моего мытья, что я подошла к раздевалке первой. Аккуратно высвободив волосы, решила воспользоваться случаем и заглянула в карманы его кожаной куртки. Бумажник. Орбит мятный. Пятьсот рублей. Мобильный. Баунти. А, вот и ключи. Я вытащила связку из кармана и рассмотрела на свету. Карта ключ от домофона совсем как у регистраторши. Что бы ни произошло, юрист в любом случае жил в квартире.

— Готова? Пошли.

На кассе Дмитрий предпринял попытку вытащить бумажник, за что получил шлепок по рукам:

— Я приглашала!

Юрист замер с выражением полной потерянности на лице. Сто семьдесят рублей — набрали жрачки как на пир. Расплатившись, я взяла наш поднос и двинулась к свободному столику. Некоторые время Дмитрий пялился на выбранную им же тарелку борща. Одна мысль сменяла другую. Так он будет есть?

— Сегодня особенный день, — сказал задумчиво, взяв ложку в руку.

— Почему?

— Узнаешь.

Я молча наблюдала как он ест. Не манерно и почти по-домашнему: мужик не оттопыривал палец, когда пил, не резал котлету ножом, не стеснялся запихнуть в рот большой кусок мяса. Я сама не поняла, зачем решила продолжить любование, когда у него закончилась еда. Что-то было в этой картине, что хотелось наблюдать и дальше.