Пламя во тьме (полный текст)

Не найти под солнцем места ужасней, чем руины почившей драконьей империи. Тлеющие вулканы раскаляли воздух и отравляли его смрадным дымом, багровое марево застилало небеса, а хрупкую почву разъедали потоки бурлящей магмы. Экипаж отказался покидать корабль, и Мелисандра в одиночестве ступила на гиблую землю. Долгие часы она исследовала побережье, поддерживая в себе силы с помощью магии. На исходе третьих суток заклинательница обнаружила среди скал спуск в туннель — ступени были вырублены в базальте человеческими руками.

Туннель этот привел жрицу в тайное подземное святилище. Черные стены из драконова стекла покрывали асшайские и валирийские руны, повествующие легенду о Долгой Ночи, а в центре, на плоском алтарном камне, лежал таинственный клинок. Надпись на камне гласила, что меч Светозарный был привезен, как трофей, из Асшая, три тысячелетия тому назад.

— Не думаю, кхалиси, что это обман, — заключила красная женщина. — В ваших руках — подлинный клинок Азора Ахая... По крайней мере, его считали таковым валирийские чародеи, а я бы не стала подвергать сомнениям их выводы.

— Но разве меч из легенды не должен пылать огнем? — Дени задумчиво провела пальцами по темному металлу. — Вроде бы, именно в этом заключается его главная особенность...

Колдунья крови чуть нахмурила безукоризненно гладкий лоб.

— По правде, меня и саму занимает тот же вопрос. Клинок, несомненно, магический, и магия его сильна — однако она запечатана некой защитой. Печать, вероятно, поставили валирийские маги, как меру предосторожности: столь могущественный артефакт не должен оказаться в дурных руках. Пока что мне не ведомы способы снять защиту, но, уверяю вас, в скором времени я разгадаю эту тайну. Близится ночь, кхалиси, ночь, что темна и полна ужасов, и мы нуждаемся в оружии против слуг Великого Иного.

— К слову, об Иных, — девушка припомнила некое обстоятельство, которое давно уже казалось ей странным. — Я знаю, что на Севере, в Землях Вечной Зимы, собирается армия мертвецов. Оружие против них — это, конечно, замечательно, но почему мы вообще говорим о сражении, если Иные не способны перейти через Стену?

— Боюсь, она не будет для врага преградой... при некоторых обстоятельствах, — Мелисандра заметно помрачнела. — Я рискую, открывая вам тайну, ибо это одно из опаснейших знаний во всем мире. Стена есть магическая граница, отделяющая земли людей от царства Великого Иного. Но даже самое могучее защитное заклятие развеется при выполнении определенного условия — сей закон магии непреложен. Для защиты Стены условие таково: ее разрушит смертный, который по доброй воле, понимая последствия своего поступка и желая их, откроет мертвым путь в мир живых. Этот смертный не будет знать страха, а душу его поглотит столь великая ненависть, что он утратит все человеческое в себе и станет новым Королем Ночи.

В голосе Мелисандры, обычно плавном и уверенном, вдруг проявилась тень суеверной боязни.

— Недавно я задавала Владыке вопросы о нашем враге, — продолжила она почти шепотом, — и в пламени соткался образ волков. 'Волки возвращаются на Север', — прошептал мне огонь, а затем видение истаяло. Будущее туманно, моя госпожа, и пока я ничего не могу утверждать наверняка. Но, очевидно, пришествие Короля Ночи как-то связано с войной, которая сейчас бушует на севере Семи Королевств.

Дэйнерис, поглощенная открывшимся ей знанием, деловито кивнула.

— Я расспрошу об этом сира Барристана — он следит за событиями в Вестеросе через своих старых знакомых. Возможно, им удастся что-нибудь разузнать.

Сколь бы интересна и значима ни была беседа, для женщин близилась пора прощаться, ибо стрелки на часах уже указывали на отметку полуночи. С позволения Дэйнерис жрица забрала меч, дабы заняться изучением скрытой в нем силы и способов ее пробудить. Кхалиси проводила Мелисандру до дверей, и та, выразив госпоже благодарность за встречу, удалилась восвояси.

А Матерь Драконов отправилась к себе в спальню, чая восстановить силы после сегодняшних потрясений. Однако, невзирая на усталость, заснула девушка нескоро — визит красной женщины породил для нее множество нелегких вопросов. Дэйнерис Бурерожденная всегда мечтала стать кем-то большим, нежели простой смертной, она грезила о магии с самого раннего детства. Но, увы, как однажды сказал ей Рейстлин, она не способна призвать и слабую искру чар. Ныне же Мелисандра посулила Дени исполнение давней мечты — очень может статься, что волшебный клинок наделит ее неким подобием колдовской силы.

Девушка вспомнила и другие слова чернокнижника, которые он повторял не единожды: за все в этом мире приходится платить. Матерь Драконов знала, сколь великой и страшной ценой далось чародею обретение могущества. Какую же цену доведется уплатить ей, когда Светозарный вспыхнет огнем?

Королева испытала острую тоску оттого, что Рейстлина нет рядом, и она не может поговорить с ним обо всем, что волнует.

'Скорее бы он очнулся', — подумала Дэйнерис, постепенно погружаясь в беспокойный сон.

Она еще не ведала, что маг Маджере не очнется ни завтра, ни на следующий день — его поглотило беспробудное забвение на грани жизни и смерти, значительно ближе к смерти, нежели к жизни.

Примечание к части

Песня — "Within Temptation — Paradise".

Эпическое колдовство Рейстлина.

https://pp.vk.me/c629417/v629417011/318b0/MBFiBl8hv6E.jpg

И еще эпического колдовства.

https://pp.vk.me/c631530/v631530118/4cf7e/8i1ty_QVzQw.jpg

Неплохой и почти подходящий арт меча — был бы он черным...

https://pp.vk.me/c629417/v629417011/312ba/voHCyaSENxw.jpg

Глава 15. О споре королевы и красной жрицы.

'Мир и вправду полон опасностей, и в нем много темного, но много и прекрасного. Нет такого места, где любовь не была бы омрачена горем, но не становится ли она от этого только сильнее?'

Сир Барристан Селми докладывал королеве Дэйнерис о ходе войны на Севере.

Зима была близко: словно подхватывая тему разговора, на кипарисовую аллею налетали резкие порывы северного ветра, который в предзакатный час становился все холоднее. Для прогулки во дворе пирамиды Матерь Драконов накинула на плечи суконный черный плащ с серебряной вышивкой. Когда она надевала черное, контрасты ее внешности болезненно обострялись — лицо казалось слишком бледным, и глаза непроницаемо темнели на нем, подобно осколкам обсидиана. Взор королевы омрачала глубокая тоска: Барристан не мог не заметить, что она слушала его доклад без проблеска интереса, с отрешенным видом глядя куда-то вдаль.

Но, так или иначе, ранее Дэйнерис просила рыцаря рассказать о войне, и сейчас он говорил о главных ее фигурах. Некий Джон Сноу, известный также, как Белый Волк, являлся бастардом ныне покойного лорда Эддарда Старка. В возрасте шестнадцати лет Джон покинул отцовский замок Винтерфелл и вступил в ряды Ночного Дозора. Вместе с братьями в черном он отправился в экспедицию за Стену, где был пленен одичалыми людьми. По счастливой случайности юноше удалось бежать из плена — вскоре он вернулся в Дозор с важными сведениями об угрозе с Севера. Джон принес поистине пугающие новости: впервые за восемь тысячелетий Иные возвращаются, в Землях Вечной Зимы собирается армия мертвецов, а одичалые хотят укрыться от опасности на юге, по другую сторону Стены.

Со временем Сноу, сражавшийся во многих тяжелых битвах, снискал уважение братьев по оружию и славу одаренного военачальника. В Черном Замке его избрали лордом-командующим Ночного Дозора. Когда войска одичалых подступили к Стене, именно Джон, как лидер дозорных, отправился к ним в лагерь на переговоры. Увы, переговоры оказались прерваны появлением чудовищной орды упырей, возглавляемых Иными. В снегах разразилась кровавая бойня — мертвецы почти истребили одичалых. Джон вместе с несколькими тысячами уцелевших спешно отступил к Черному Замку. Он приказал дозорным отворить ворота, тем самым позволяя выжившим обрести убежище за Стеной. Приказ его был исполнен, однако многие братья сочли такой поступок изменой, ведь племена одичалых веками враждовали с Дозором. Среди соратников Джона зародился заговор, и вскоре его, заклеймив предателем, убили.

Однако, к добру или худу, лорда-командующего воскресил странствующий красный жрец по имени Торос из Мира. Присяга Ночного Дозора обязывает братьев служить до смерти, и Сноу, вернувшись в мир живых, счел свой долг исполненным. Пока он воевал на Стене, его семью постигли многие несчастья: Старки были объявлены изменниками короны, а их вотчину захватил враждебный дом. Потому Джон, сняв с себя титул командующего, покинул Черный Замок и вступил в борьбу с захватчиками. Ныне Белый Волк вместе с верными ему одичалыми поднимает лордов Севера на войну за Винтерфелл.

— И кто же противник Сноу? — осведомилась Дени, заставив себя выказать хоть какой-нибудь интерес.

— Еще один Сноу, — хмуро ответствовал Барристан, — вернее, теперь уже Болтон, новый лорд-Хранитель Севера. Но говорят, что если кто-то и заслуживает прозвания 'бастард', так это молодой ублюдок Рамси.

О враге Джона, Рамси из дома Болтонов, было известно немногое, но и этого хватало, чтобы ужаснуться. По Северу ходили слухи о его непомерной дикарской жестокости: якобы, любимым развлечением Рамси является охота на людей со сворой свирепых гончих. А когда на милость Болтона сдалась осажденная крепость, он приказал снять с пленных кожу заживо и выставил изувеченные тела на всеобщее обозрение. Обладая врожденными садистскими наклонностями, Рамси, к тому же, опасно хитер, проницателен и коварен, и никогда не упускает то, что считает своим по праву.

— В начале осени перевес был явно на стороне Болтона, — заключил сир Селми, — у него большое войско и укрепленный замок, способный выдержать долгую осаду. Но говорят, Джон — великолепный тактик, способный выиграть битву и при худшем раскладе. К тому же, люди уважают Белого Волка и сражаются за него из чувства справедливости, а не из страха. Так что пока лишь Семеро ведают, кто из двух бастардов победит, когда дело дойдет до открытого столкновения.

Дэйнерис молча кивнула, давая понять: услышанного ей вполне достаточно. Барристан видел, что девушку неотступно терзает нечто важнее сотни бастардовых сражений за Винтерфелл. Проницательно блеснув голубыми глазами, рыцарь утешающе промолвил:

— Он очнется, кхалиси, обязательно очнется. Право, не стоит так убиваться.

От этих слов холодная маска, скрывавшая чувства Дени, дала трещину: уголки ее губ дрогнули, в глазах блеснули острые изломы отчаяния. Страх за Рейстлина пожирал ее изнутри, сковывал грудь мертвящей ледяной хваткой. Голос Матери Драконов, обычно сильный и уверенный, прозвучал еле слышно, будто каждое слово причиняло ей боль.

— Колдовское оцепенение очень опасно: Рейстлин говорил, что оно унесло жизни не одной сотни магов. Сам он никогда не впадал в забвение дольше, чем на трое суток — а сейчас уже четвертые на исходе.

— Я уверен, все не столь плачевно, — гвардеец попытался подбодрить девушку. — Быть может, мы придумаем, как помочь ему? Что еще вы знаете о природе его недуга?

— Это не недуг, сир Барристан, но цена, которую он уплатил за мое спасение и спасение моих владений, — она примолкла, а затем вдруг бросила с неожиданной резкостью: — Боги, лучше бы проклятый Миэрин сгорел в огне. Я бы с радостью отдала и этот город, и трон, и корону, только бы Рейстлин вернулся.

Рыцарь смотрел на нее и не понимал: почему он не заметил раньше, что она влюблена? Как он мог не различить в ее глазах опасные искры — отблески страсти, роковой, безрассудной, той самой, из-за которой рушатся империи? Сколь соблазнительно просто было бы все списать на темное колдовство, отравившее разум Дэйнерис... Увы, Барристан понимал, что чувство королевы истинное — и тем тягостней становилось у него на душе. Злые чары можно разрушить, но этот огонь, единственный огонь, который обжигал Неопалимую, не развеют даже лютые ветра Долгой Зимы.

Рыцарь счел неуместным расспрашивать Дени о чувствах — она явно не была настроена на откровенность. Сир Селми и Матерь Драконов, закончив беседу, вернулись в Великую Пирамиду. Гвардейцу оставалось лишь еще раз уверить печальную госпожу, что все наладится, и распрощаться до завтрашнего утра.

Девушка поднялась в королевские покои, и, сбросив плащ, прошла в свою одинокую тихую опочивальню. Прямо в дневном наряде, красном, как терпкое вино, она изнуренно опустилась на кровать. Мысль, терзавшая Матерь Драконов, звучала страшнее смертного приговора, и не было от этой мысли никакого спасения: быть может, она уже потеряла Рейстлина навсегда. Она старалась держать себя в руках и не впадать в отчаянье, иначе боль сломает ее, разорвет, раздавит — но на пурпурные глаза предательски наворачивались слезы бессильной горечи.

Небо за окнами постепенно темнело: алое солнце на западе тонуло в водах залива, унося с собой последнее тепло осеннего дня. Дэйнерис медленно вдохнула и выдохнула, собираясь с душевными силами. В самом ли деле она настолько беспомощна? При здравом размышлении, имелся пусть и небольшой, но все же шанс, что сир Барристан прав, и Рейстлина можно спасти. Вот только кто знает, как, кроме самого мага?.. Разве что еще один союзник Дени, сведущий в чародействе.

На первый взгляд, идея обратиться к Мелисандре казалась весьма заманчивой. Красная женщина обладает впечатляющей силой, и едва ли она откажет в просьбе своей обожаемой госпоже. Однако нечто в этой мысли подсознательно настораживало Матерь Драконов. Она помнила, сколь глубокое отвращение Рейстлин питал к жрецам и их ритуалам — наверняка эта ненависть возникла не беспочвенно. К тому же, королева интуитивно предполагала, что Мелисандра лелеет в отношении нее далеко идущие планы, однако не считает нужным посвящать в них саму Дэйнерис. Несомненно, красная женщина желала ей блага, вот только понятие 'благо' весьма опасно своей расплывчатостью.

У Матери Драконов ныне оставалось лишь два пути: продолжать бездействовать, или же попытаться спасти своего погибающего возлюбленного. И, невзирая на туманные опасения, она все же предпочла перейти к действиям. Смахнув с лица последние слезы, Дени покинула спальню и велела служанке Ирри пригласить в королевские покои леди Мелисандру.

Жрица, как это зачастую случалось, если не знала, то, во всяком случае, уже догадывалась, для чего ее позвали. Красная женщина выслушала королеву, всем своим видом воплощая спокойную благожелательность. Эта невозмутимость, которую, казалось, ничто было не в силах поколебать, несколько приободрила Дени: возможно, она зря так долго сомневалась, прежде чем просить Мелисандру о помощи?

— Понимаю, как он вам дорог, кхалиси, — низкий голос жрицы лился плавно, словно мед. — Я сделаю все, что в моих силах.

— Я ценю ваше участие, миледи, — Дэйнерис признательно кивнула, — но должна вас предупредить: есть еще одна проблема. Рейстлин ревностно заботился о безопасности своего убежища — его покои охраняют жуткие призрачные тени. Он защитил меня от гнева этих стражей, но, боюсь, для вас переступить его порог без приглашения — уже серьезное испытание.