По шторм-трапу поднялись сеньор де Бриту, несколько солдат, и незнакомый мне пожилой человек, похожий на свинью на двух ногах, с пузом, под которым, он вряд ли мог когда-либо видеть своё хозяйство, обширной лысиной и весьма неприятным лицом.

— Сеньор де Бриту, добро пожаловать на борт "Победы"! Мы хотели перед уходом ещё раз засвидетельствовать своё почтение, но вы прибыли на борт нашего корабля до того, как мы успели это сделать. Позвольте показать вам корабль.

— Сеньор князь, мне это без надобности. А вот рассказывают, что видели, что одна из рабынь сеньора Амаду — и он показал на пузана — была замечена на вашей шлюпке при погрузке фруктов.

— Сеньор губернатор, мы не заинтересованы в рабах, и не стали бы их похищать таким образом, тем более, если учесть, насколько они у вас дёшевы.

— Сеньор князь, если эта девушка у вас, отдайте её немедленно!

— Сеньор губернатор, если бы она даже и была у нас, в Русской Америке запрещено рабство, и она сразу же стала бы свободной. Но если этот ваш Амаду — я умышленно не сказал "сеньор" — хочет, мы выплатим её стоимость, с условием, что она с этого момента будет считаться свободной, и он подпишет соответствующую бумагу.

— Думаю, сеньор князь, что это весьма щедрое предложение — если, конечно, вы её и правда не крали.

Амаду вдруг сказал скрипучим гнусавым голосом:

— Двадцать реалей.

— Я знаю, что даже взрослые здоровые мужчины стоят не более десяти реалей, — сказал я, ведь кое-кто из моих купцов задал вчера и этот вопрос, просто для интересу. — Но ладно, вот двадцать — и я отсчитал четыре монеты по пять реалей. Он попытался выхватить их у меня из рук, но я сказал:

— Сначала вольную для этой вашей девушки. — и Саша, по моему сигналу, протянул ему ручку и лист бумаги. Тот что-то набросал. Я взглянул, потом попросил Сашу перевести.

— Написано, вольная для рабыни Марии Менендеш.

— Ладно, — сказал я и протянул деньги Амаду. Тот попытался поскорее их выхватить, ударил меня нечаянно по руке, и монетки покатились по палубе. Амаду встал на четвереньки и подобрал все четыре.

И тут я увидел, что враждебное ранее выражение лица губернатора несколько смягчилось, и он с трудом сдерживал смех. Я ещё раз одарил губернатора, отдав ему дешёвые наручные часы, и показав, как их заводить. Губернатор впервые мне даже немного улыбнулся и поклонился, но на предложение показать корабль сказал:

— Сеньор, в следующий раз.

Из чего я понял, что, возможно, лёд тронулся и здесь. Мы подождали, пока губернаторская шлюпка отойдёт на безопасное расстояние, после чего "Победа" и "Колечицкий" взяли курс на восток. Нас ждала первая наша заморская колония — остров Святой Елены!

Глава 6. Круиз.

1. Ну и Африка!

Если Тихий океан между Перу и Чили был холодный и неприветливый, то Атлантика была хотя бы тёплой, но на удивление пустой. После Сальвадора, который мы покинули шестнадцатого января, мы не видели ни единого клочка земли — только безбрежный океан, то синий, то серый, то (на рассвете и закате) кроваво-красный. Даже птиц было очень мало — от нас до ближайших гнездовий было очень далеко.

И вот, наконец, в воздухе начало появляться всё больше птиц, и стало ясно — мы недалеко от земли. И рано утром двадцать третьего января вдруг послышался Ванин крик: "Tierra! Tierra!" — "Земля! Земля!"

Оказалось, что Ваня, когда мы уже приближались к Святой Елене, решил сам выстоять вахту — ведь точное местоположение установить было трудно. Ни GPS, ни Глонасса не существовало, и вычисления позиции корабля проводились по старинке, с помощью сектанта, хронометра и лога. Тем не менее, мы вышли практически в заданную точку в заданное время. И Ваня хотел сам изобразить из себя того самого дозорного Колумба, который впервые увидел один из Багамских островов.

На горизонте открылся небольшой скалистый остров, судя по всему, потухший вулкан. Ваня направил корабль к северо-восточной его оконечности, где мы увидели залив, над которым поднимался вверх склон, похожий на рампу.

— Здесь в наше время была столица Святой Елены, Джеймстаун. Самое место для новой столицы.

Мне вспомнились споры в Совете по поводу названия новой столицы. Я предложил в шутку "Ленинград" — в честь Володиной супруги и в память о несостоявшемся названии. Но сама же Лена его забраковала, сказав, что была бы против и "Святой Елены", если бы название не было традиционным. Назвали мы столицу в результате "Константиновка" — ведь Святая Елена была матерью Святого равноапостольного императора Константина. Так что, похоже, Константиновка будет именно здесь.

Константиновский залив был весьма глубок — "Победа" подошла практически метров на десять к берегу, и глубина была всё равно около пятнадцати метров. Можно, наверное, было бы и ещё поближе — но всё-таки кто знает, вдруг там рифы или ещё что. Впрочем, ребята с "Колесницкого" построят и док к нашему возвращению.

Следующие несколько дней были напряжёнными. Нужно было заправить "Победу" под завязку; заполнить баки с питьевой водой; оставить на берегу кое-какую технику, а также продукты, птицу и скот для "Колесницкого", а также "Провиденсию", переименованную нами в "Провидение" — она должна была стать первым кораблём местной колонии.

Мы всё равно пару раз ходили купаться — первый раз с Ваней, Марией и Эсмеральдой, когда девушки вновь удивили нас тем, что разделись догола перед купанием. Второй раз к нам присоединились и Саша Сикоев с Аминатой — чтобы не путать её с Ваниной Марией, её стали называть её родным именем. Саша, хоть и не любил негров, почему-то сразу же проникся к Аминате, чему Рената никак не препятствовала, сказав мне:

— Ему можно, он холостой. И не такой кобёл, как ты...

Вот так вот... На мой вопрос, что же он будет делать, когда мы вернём её в Африку, он сказал:

— Ты знаешь, тяжело мне. Но я солдат, и мне не впервой уходить на войну, оставляя женщину дома. Причём Машу я больше не увижу — всё лучше, чем, как тогда, когда вернёшься, а там в постели толстый грузин... И бывшая жена, которая не нашла ничего лучше, чем сказать: ты что это, мол, телеграмму не прислал, что прибываешь тогда-то и тогда-то?

Амината же выглядела вполне счастливой. Рубцы на её спине, стараниями Ренаты, выглядели намного лучше, затравленный взгляд исчез, и она даже каким-то образом немного похорошела.

И вот пришло время разлуки. Рано утром первого февраля "Победа" отошла от берега, и истошно завыла корабельная сирена. Ответный рёв сирены "Колечицкого", и "Победа" ушла на север, а "Колечицкий занял её место у берега. Увидимся нескоро, подумал я — не раньше осени.

Пятого февраля мы увидели вдали берег Африки, к которому, впрочем, пока приставать не стали — Марию, после длительных консультаций и штудирования энциклопедии, решили высадить на Зелёном мысу, где жителей не продавали в рабство, хотя, конечно, остров Горé рядом был ранее одним из центров работорговли. Но туда арабы ранее доставляли рабов для дальнейшего транспорта на Запад — сейчас же голландцы захватили остров у португальцев, и работорговля там заглохла. Теперь центром работорговли был остров Святого Андрея, южнее, у устья реки Гамбии.

Восьмого февраля мы вдруг увидели длинный открытый корабль с двумя мачтами и острыми парусами.

— Доу, — сказал Ваня и посмотрел в бинокль.

— Работорговцы. Думаю, идут на остров Святого Андрея, там продадут португальцам. Что делать будем?

— Брать, — коротко сказал я. Ваня протянул мне бинокль, я посмотрел и увидел, кроме полутора десятка матросов, несколько десятков чёрных тел, лежащих штабелем.

"Победа" стала подходить поближе к кораблю, на борту которого значилось что-то арабской вязью. И вдруг над доу появилось облачко, и достаточно далеко от нас плюхнулось в море ядро.

Лучше бы они этого не делали. Вскоре заговорили пулемёты, несколько арабов упало, а оставшиеся вдруг встали на колени. Шлюпка с морскими пехотинцами в касках и бронежилетах пошла к кораблю.

Оттуда раздался ещё один выстрел — после чего несколько пулемётных очередей уничтожили почти всех арабов. К счастью, они и не подумали прятаться среди проданных в рабство, поэтому никого из них пуля даже не задела. Ещё немного — и доу наш, причём практически без какого-либо ущерба.

Доу подняли на палубу, о несчастных захлопотала Рената со своими девочками, пара ребят с фельдшерским образованием из морской пехоты, и Амината. Мужчины, женщины, дети — голые, лежащие штабелем, исполосованные арабскими плетьми, умиравшие от жажды и голода (им только раз в день давали по плошке воды, а еды уже давно не давали), обожжённые солнцем... Двоих спасти уже было практически невозможно — маленького мальчика и мужчину лет тридцати, который был наиболее измождённым.

А мы с Сашей Сикоевым начали допрашивать капитана — в живых остались лишь два араба, он и один из его людей, звероподобного вида мулат. Оба, к счастью, неплохо знали арабский. Оказалось, что доу ушёл из Мавритании два дня назад, и там были в основном местные уолоф, купленные у одного из их вождей в разное время (тот, который почти умер, сидел в ожидании доу дольше всего), плюс четверо мужчин с Зелёного Мыса, захваченных во время рыбной ловли. Оттуда же был и мальчик — сын одного из рыбаков. Двое же утонули при захвате, на что помощник-мулат сказал с ухмылкой: "Двое утонули, и что? За них вообще по три реала дают, разве это деньги?"

Этого не выдержал Саша и дал ему по морде с такой силой, что тот упал в нокауте. Арабов мы связали и бросили в одно из складских помещений.

Потом мы беседовали с теми из освобождённых рабов, кто был в состоянии с нами говорить — они, в общем, подтвердили историю, рассказанную арабами. Оказалось, что четверо взрослых рыбаков и один ребёнок были из Ндакаары, единственного христианского селения на Зелёном мысу. Мы решили отвезти спасённых и Аминату именно туда, благо язык лебу, которые там жили, мало отличался от уолоф.

Мы вскоре подошли к Ндакааре, куда мы переправили местных, кроме мальчика, которого Рената каким-то чудом сумела спасти, хотя он ещё и лежал в стационаре на корабле. Нас пригласил местный вождь, который сказал (Амината переводила):

— Спасибо вам, О белые люди. Обычно белые люди приходят сюда за рабами, и только вы пришли к нам, чтобы сделать рабов свободными. Вы не португальцы и не голландцы?

— Нет, мы русские. И мы такие же христиане, как вы.

— Мы будем молить Бога о русских.

— А не могли бы вы принять ещё и других рабов к себе в деревню?

— Если вы попросите, то да. Ведь вы, я думаю, ещё придёте и проверите, всё ли в порядке с этими людьми?

— Проверим. И ещё. Хотелось бы повесить арабов-работорговцев. Чтобы все видели, что произойдёт здесь с теми, кто делает из свободных людей рабов.

Через два дня, в Ндакааре был рынок, на который пришли люди со всей округи. Я сказал:

— Эти люди приговариваются к смерти за убийства и обращение в рабство многих свободных людей. Поэтому они будут повешены. Их Коран говорит, что те, кто повешен, не попадут в царствие небесное.

Амината перевела, и арабов вздёрнули местные лебу под улюлюканье толпы. Пока они корчились на верёвке, я добавил:

— Если кто-нибудь из вас, или из ваших соседей, будет заниматься тем же самым, и мы об этом узнаем, то мы придём обратно и горе тем, кто будет виновен в этом!

Я не стал говорить, что в ближайшее время это было маловероятно, но мои слова, помноженные на вид "Победы", рассказы бывших рабов о том, как легко мы их освободили, и дёргающихся на верёвке арабов, похоже, возымел действие не только в Ндакааре, но и в окрестных деревнях.

Мы ушли только шестнадцатого февраля — после того, как жизни всех выживших, по мнению Ренаты, уже ничего не угрожало. Амината долго прощалась с Сашей, впрочем, на берег она ушла относительно довольной — за неё уже успел посвататься сын вождя, а когда он узнал, что Амината беременна, то ответил:

— Если от белого человека, то моему сыну ещё и позавидуют.

Саша же сказал:

— Хорошо было с ней, только, знаешь, что мне было делать? Здесь я бы не остался, а к нам её нельзя. И, наверное, так лучше.

Тем временем, Зелёный мыс исчез за кормой, и мой первый вояж в Африку закончился. Где-то на западе мы увидели силуэты Островов Зелёного Мыса, но мы решили туда не заходить. "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция — Кадис!"

2. Величества бывают разные.

Мы шли вдоль африканского побережья, и иногда мы видели то силуэт Африки на востоке, то острова на западе — Канары. Была мысль проведать последние, но мы решили, что в другой раз — тем более, в отличие от Островов Зелёного Мыса, жгучего интереса к этим островам у нас не было; работорговцы ходят намного южнее — в Северной Африке попросту нет источника чёрных рабов, а белых рабов, коими кишат арабские города в Северной Африке, в Америку не возят. Пока не возят — вскоре англичане начнут продавать своих диссидентов и ирландских повстанцев в рабство на Карибское море, где большинство из них загнётся. Или не будут — Барбадос, по планам, должен в ближайшее время стать нашим.

Нам оставалось не более чем полдня пути в Кадис, когда мы увидели, как испанский галеон обстреливают два корабля под чёрным флагом — в бинокль была явно видна арабская вязь на флагах, а на более дальней жертве обстрела грот-мачта уже успела рухнуть, отчего корабль был почти неподвижен.

Ваня врубил полных ход, и вскоре мы уже приблизились к арабским пиратам (а никем другим эти два корабля быть не могли) на расстояние в несколько сот метров. В бинокль были хорошо видны арабы с саблями и пистолетами, толпящиеся на палубе. Один из кораблей выстрелил по нам всеми пушками с правого борта — почти все из них не долетели до "Победы", и лишь одно ядро несильно тюкнуло, как назло, о мой иллюминатор. И тут заговорили зенитные автоматы — опыт такого рода у нас уже был. Палубу сначала одного, потом другого парусника смело начисто, рухнули мачты вместе с арабской тряпкой. Мы пока ещё не стреляли по пушечной палубе, но обстрел вдруг резко прекратился, и на палубу, уже с поднятыми руками, высыпала куча других пиратов.

От нас к ним полетели шлюпки, в каждой из которой было по двадцать морских пехотинцев при полном снаряжении. Один араб вдруг вскинул пистолет — автоматная очередь, и он и несколько других повалились на палубу.

Вскоре с обоих кораблей радировали: "Корабль под нашим контролем, жертв нет." Оказалось, что кораблей первоначально было пять. Три из них были потоплены испанскими кораблями; впрочем, и два из трёх испанцев точно так же покоились уже на дне морском. Другие же два пиратских корабля — "Борода Пророка" и "Сабля Ислама" — стали нашей добычей. И командовал ими Али Битчин — венецианец по фамилии Пиччини, превратившийся в алжирского пирата и известный своим мужеством и жестокостью. Впрочем, труп Али "украшает" палубу "Бороды Пророка" — по моему приказу, его не тронули, тогда как другие трупы обыскали и выбросили в море.

А в трюмах были не только немалые сокровища, но и по зиндану с пленниками, которых пираты везли кого на продажу, кого для выкупа. Зинданы пополнились пленными пиратами, и оба корабля были подняты на палубу "Победы" — вместе с доу, захваченной нами у Зелёного Мыса, места на палубе стало довольно мало. И мы подошли к "Санта Эулалии", галеону, который на немногих оставшихся парусах пытался продолжать свой путь в Кадис.