Погода была солнечной, безветренной, теплой. Франц, опираясь на трость, шел в сторону 'Тиргартена'. Шел медленно. Ему хотелось спокойно пройти, собраться с мыслями, поговорить наедине с Клаусом, выслушать его советы. Он думал о предстоящей встрече. Однако мысли сбивались и не выстраивались в логическое умозаключение, четкая линия поведения с русскими агентами не складывалась. Франц понял, что плохо соображает.

— Это потому, — сказал он вслух и тростью раздраженно отбросил сломанную ветку с тротуара, — что вернулся из ресторана поздно ночью и совершенно пьяный.

Когда возмущенная Марта, укладывая его в постель, попыталась узнать, что с ним случилось, он накричал на нее, обозвав холодной пуританкой, и то, что она, как английская шпионка, постоянно лезет в его служебные дела, которые ее не касаются. И вообще, такие вопросы, как 'Почему?', 'Где?', 'Когда?', 'С кем?', она должна выбросить из своего лексикона, обращаясь к нему. Если надо, он сам расскажет, что ей необходимо знать. Та расплакалась, обиделась на него, ушла спать в другую комнату, а утром убежала к отцу в аптеку. Глупо с ее стороны.

'Это все из-за Веры, из-за первой юной любви, — подумалось ему. — Хотя в чем ее вина? В том, что она выжила? Нет. Это огромная радость для него. Его принцесса Хэдвиг жива. Его любимая Верошка жива'. От этой мысли у Франца потеплело на душе. 'Прости меня, любимая. Прости за то, что не дождался тебя и похоронил... Выжила и маленькая Златовласка. У меня есть дочь, — Франц улыбнулся. — Моя борьба приобретает новый смысл. Появился стимул идти вперед к своей цели'.

— Добрый день! — Франц приподнял шляпу, поприветствовал интеллигентного старика, тянувшего тележку с мешком картошки. Старик остановился, недоуменно и близоруко посмотрел на него, сощурился, хотел что-то сказать, но, заметив шрам на шее и его военную выправку, промолчал, глубоко вздохнул и проследовал дальше.

'Странный старик, — подумал Франц, — похож на моего учителя физики'.

'Это не старик странный, — вдруг до его сознания пробилась мысль, озвученная хриплым голосом Клауса. — Посмотрел бы на себя со стороны. Глаза красные, наверное, от тебя несет перегаром. Костюм мал, сшит еще до войны. Идешь по улице и разговариваешь сам с собой, то злишься, то радуешься, словно шизофреник'. — 'Клаус, дружище, проснулся? Привет! — обрадовался Франц. Воспаленные губы разошлись в улыбке. Плечи расправились, шаг ускорился. — То, что я подорвал свое драгоценное здоровье, виноват прежде всего ты. Ты не умеешь вовремя остановиться. Кто настоял взять вторую бутылку шнапса? Молчишь? То-то же. Лучше скажи, как вести себя с русскими? У меня не выстраивается разговор'. — 'Что ты спрашиваешь меня об этом? — отозвался, прокашлявшись, Клаус. — Ты вчера все решил, раз идешь на встречу'. — 'Да, решил! Но это полдела. А как вести переговоры, чтобы не вляпаться в дерьмо? Меня этому не учили'. — 'Вы все по локоть и так в дерьме от этой войны. Разве ты не чувствуешь запаха? Потомки за ваши деяния будут очищаться столетиями'. — 'Я не об этом сейчас. Не трогай эту кровоточащую рану, не раздражайся. Времени у меня нет. Как вести переговоры с русскими, ты знаешь?' — 'Не обижайся, Франц, что я тебя зацепил. В горле сушняк. Ты бы пива что ли выпил'. — 'Извини. После переговоров пропущу пару кружек. Исправлюсь'. — 'Обязательно исправься. Ты сам почувствуешь облегчение. И мозги заработают. А насчет переговоров — это пустяк. Все очень просто, Франц! Говори меньше. Внимательно слушай оппонента. Торгуйся с ним. Потребуй твердые гарантии для себя и этой русской женщины с ребенком. Кроме того, для операции в Арденнах нам понадобятся дополнительные танковые дивизии. Их мы снимем с отдельных участков Восточного фронта. Там не должно быть наступлений русских войск. Вот и веди в этом направлении разговор. Позже я подброшу дядюшке Джо информацию о двойной игре Черчилля, о том, какую он хотел подложить свинью России в конце войны. Русские пусть подумают, с кем им быть на последнем этапе. Пусть зимой придержат наступление на фронтах. Это будет залогом нашего успеха, — Клаус замолчал, обдумывая следующую фразу. — Обо всем можно договориться, даже с противником, мой друг Горацио, — вновь заговорил он. — Главное, чтобы были учтены интересы обеих сторон. Сталин и Гитлер это превосходно показали 23 августа 1939 года. Тогда Риббентроп и Молотов подписали секретный дополнительный протокол к Договору о ненападении между Германией и СССР. Война отодвинулась, и Советы сумели вернуть себе западные земли Украины, Белоруссии, Бессарабии. Прибалтийские республики также вернулись в состав Советской империи. Если бы не безрассудство Гитлера начать войну с Советским Союзом, он мог вполне разделаться с Англией и господствовать в Европе. Но растущие амбиции вашего фюрера, уж слишком легко вся Европа пала к его ногам, стратегические ошибки генштаба в оценке возможностей советского государства отстаивать свою независимость взяли верх над разумом, повернули дивизии вермахта на восток. Расплата за безумие для Германии стала катастрофической. Но об этом поговорим в другой раз. Твой тир, дружок. Иди вербуйся'. — 'Спасибо за инструкцию, Клаус'. — 'Береги меня... Не забудь насчет пива...'Францу показалось, что Клаус рослый, накачанный, самоуверенный боец, широко расставив ноги, дружески хлопнул его по плечу. Отчего ему стало легче. Он почувствовал уверенность и силу.

Осмотревшись кругом, ничего подозрительного не заметив, он быстрой походкой направился к стрелковому тиру. Возле тира, небольшого дощатого здания, требовавшего плановой покраски, стояла группа мальчиков десяти-двенадцати лет. Они о чем-то спорили и считали деньги. Рядом стояла мороженщица с передвижным железным ларем и продавала мороженое. Недалеко на скамейке сидела пожилая пара. Старички, греясь на солнышке, поглощали принесенную с собой еду, как в добрые старые времена, и тихо о чем-то беседовали. У входа в тир на стене висел большой деревянный щит, призывавший немецкую молодежь стать в ряды лучших стрелков рейха. Франц, не оглядываясь, уверенно вошел в помещение.

— Задержи дыхание, плавно нажимай на спусковой крючок, — говорил басовитым голосом рослый молодой мужчина, наклонившись над девушкой, помогая ей прицелиться. — Готова? Огонь!

Раздался выстрел пневматической винтовки. Шумно закрутилась мельница.

— Попала, попала, — радостно воскликнула девушка и, отложив винтовку, захлопала в ладоши. Затем она приподнялась на цыпочки и поцеловала в щеку кавалера, обернулась на входную дверь. Глаза Инги встретились с глазами Франца. Она весело посмотрела на него и чуть-чуть подмигнула. Затем капризно обратилась к сопровождавшему ее мужчине — это был Михаил: — Дорогой Ганс, мне надоело стрелять. Ты мне обещал купить мороженое. Пойдем отсюда.

Миша расплатился с руководителем тира и сдержанно ответил:

— Идем покупать мороженое, пожалуйста, Инга, на выход.

— Добрый день! Вы будете стрелять по мишеням или по целям? — теряя интерес к молодым людям, обратился к Францу руководитель тира. Он явно был удивлен, что к нему заглянул хоть и в гражданской одежде, но по выправке военный человек, возможно, офицер-отпускник.

— Нет, я стрелять не буду, — ответил Франц. — Вот десять марок. Пусть мальчики постреляют, они толкаются у входа.

— Хорошо, господин. Я так и сделаю. Пусть дети заходят.Франц развернулся и вышел из тира догонять русских конспираторов...

'Стоп! А это что за чучело в перьях? — мысленно произнес Следопыт, сидя в кустах и просматривая подходы к тиру. Он увидел, как плотный мужчина средних лет, одетый в дорожный альпийский костюм, с пером на шляпе, незаметно появившийся, проследовал за немецким майором. — Ты куда прешься, горный баран? Туда нельзя. Там серьезные дяди будут вести серьезные переговоры', — с этими словами Следопыт, также переодетый в гражданский костюм, только гигантских размеров, в три прыжка оказался возле подозрительного 'шпика' и легонько прижал к себе. Обмякшее тело он подхватил под мышку и поволок к кустам. Затащив в заросли, проверил внутренние карманы 'альпийца'. Достал удостоверение личности, прочел: 'Оберлейтенант Шранке, 6-й отдел РСХА'.

'Вот неугомонные. Видно, крупная птица этот Ольбрихт. Ага, и фотоаппарат у тебя есть, — Следопыт достал кассету и положил в карман. — Посмотрим, что ты там нащелкал, — затем положил удостоверение и фотоаппарат назад офицеру SD. Тот замычал и задвигался. Разведчик надавил на сонную артерию. — Поспи часок, парнокопытный, а я подежурю'.

Тем временем Медведь и Франц уже сидели на скамейке под тенью старой липы и вели разговор на русском языке. Инга сидела на противоположной стороне аллеи и с наслажденьем ела фруктовое мороженое, наблюдая по сторонам. Парк был безлюден.

— Прежде чем сотрудничать с вами, — сразу вступил в разговор Франц, — мне нужно знать ваши полномочия и к кому мне апеллировать после войны.

— Я ожидал такой вопрос и готов ответить, — Миша заговорил тихим уверенным голосом.

— Мои полномочия охватывают первый этап переговоров. Поставлена задача — выйти с вами на контакт. Убедиться, что вы тот офицер, который нам нужен, а именно Франц Ольбрихт, который был у нас в тылу в мае.

— Убедились? — ухмыльнулся Франц.

— Да, убедился, — глаза Михаила засверкали холодным блеском, ему не понравилась ухмылка немца. — Я вас запомнил на всю жизнь.

— Я вас тоже, — Франц напрягся, рука потянулась к груди.

— Не будем отвлекаться, господин Ольбрихт. Мы не на дуэли.

— Согласен, — Франц опустил руку.

— Это лучше. Продолжим разговор. Теперь о полномочиях. В мои обязанности входит еще выслушать вас, принять условия сотрудничества и передать их командованию.

Обеспечивать вашу безопасность во время переговоров. Пока все. На втором этапе будут конкретные указания.

— Это все? — удивился Ольбрихт.

— Да, все.

— Понятно. У вас нет серьезных полномочий. Тогда какие доказательства вы можете предъявить мне, что ваша сестра и моя дочь живы? Что у них нормальные условия жизни, есть квартира, работа, деньги? Без этих доказательств дальнейший разговор бесполезен.

— Господин майор, — сокрушенно вдохнул Михаил, — если бы вы знали, как я желаю Вере и Златовласке такой счастливой жизни. Поверьте, больше, чем вы. Но это зависит от вас. От вашего сотрудничества. Вера за связь с вами осуждена на десять лет исправительных лагерей и отбывает срок на севере страны.

— Что? — Франц вздрогнул от услышанной фразы, лицо застыло в недоумении. Рука сжала трость.

— Да, к сожалению это так. У нас суровые законы. За связь с немцами на оккупированной территории может быть высшая мера наказания. Вере еще повезло. Могло быть гораздо хуже. Поэтому, если вы откажетесь работать на наших условиях, она погибнет. Вместе с ней и Златовласка. Девочка сейчас находится у бабушки.

— Не мучайте меня, Микаэль Дедушкин. Вас так, кажется, зовут. Запомните, раз я здесь, значит, я дал свое согласие. Я никогда не был нацистом. Я противник нацистских идей. Да, я был солдатом и остаюсь им, воевал против солдат. Но я не был убийцей простых граждан. У меня свои взгляды на вопросы окончания войны, свои цели, и я иду к ним. Чтобы их выполнить, мне нужна ваша помощь. Кроме того, я несу персональную ответственность за Веру и за дочь. Поэтому мне нужны твердые гарантии, что с ними ничего не случится, пока я буду с вами, что они будут обеспечены всем необходимым для нормальной человеческой жизни. Это мое главное требование. Вы можете предоставить такие гарантии?

— Нет, не могу. Не уполномочен. Но ваши условия я передам. До конца месяца они будут выполнены. Это и для меня очень важно.Франц облегченно вздохнул. Его глаза потеплели.

— Скажите, Микаэль, почему вы спасли меня во время покушения?

— Потому что есть на то основания. Об этом позже.

— Но все же.

— Во-первых, вы должны ответить на простой вопрос: каким образом вы узнали об операции 'Багратион', о направлениях главных ударов на участках 9-й армии вермахта?

— Если я промолчу?

— Это несерьезно, господин Ольбрихт. Мы тогда должны заново начать весь разговор.

— Хорошо. Предоставьте гарантии, будет вам мой ответ.

— Договорились.

— У меня еще один вопрос, Микаэль.

— Говорите, Франц.

— По мне стреляли действительно англичане?

— Да, это были сотрудники английской разведки. Мы выяснили это по своим каналам. Пока неясны мотивы покушения, но, когда будет информация, мы поделимся с вами.

В это время из тира вышли немецкие мальчики. Они, шумно разговаривая, направились в их сторону. Михаил поднялся, тихо произнес:

— Пора расходиться, господин Ольбрихт. О следующей встрече мы вас предупредим. Будьте осторожны на ипподроме.

— Где-где? — удивился Франц.

— Вам придет письмо с приглашением от бригаденфюрера Шелленберга. Он любитель скаковых лошадей и скачек. Шестой отдел РСХА вплотную занялся вами. Их цели нам пока неясны. Вы поможете их разгадать. До свидания, господин майор, — Миша подал руку немецкому офицеру.

— До свидания, господин...

— Оберлейтенант Ганс Клебер.

— Господин Клебер.

Франц принял рукопожатие Михаила. Взгляды офицеров встретились. Былой враждебности вглазах не было...

Глава 20

3 октября 1944 года. Северо-Двинский ИТЛ, город Вельск, Архангельская область

— Заключенная Дедушкина! С вещами на выход! — неожиданно раздалась команда в женском бараке. Команда жесткая, непререкаемая, унизительная. Она разорвала ночную тишину, установившуюся после отбоя, словно щелчок хлыста. Однако измученные, истощенные, больные и смертельно уставшие заключенные женщины, попавшие в исправительно-трудовой лагерь по разным причинам, спали, не отреагировав на окрик. Рослый конвоир, широко расставив ноги, стоял у входной двери, ожидая появления заключенной. С плащ-накидки сержанта стекала мутная дождевая вода.

— Долго еще буду ждать? — раздраженно крикнул конвойный, желая быстрее уйти из барака. В холодном сыром помещении стоял затхлый, тяжелый воздух — смесь испарений, исходивших от прелой, грязной одежды, немытых многочисленных тел и мышиного помета.

Бригадир участка, она же старшая по бараку, с трудом проснулась, открыла глаза, устало посмотрела в сторону шумного сержанта. Дежурного освещения было достаточно, чтобы она узнала в неприятном горбоносом лице Мефистофеля. Такое 'погоняло' дали охраннику за его коварный мстительный характер, за его циничное отношение к заключенным. Бригадир знала, что в разговоре c ним надо быть осторожной. Тем не менее она с вызовом ответила:

— Не кричи! Сами можем горло драть. Дедушкина сейчас выйдет. Постой смирно, — после чего, повернувшись в глубь барака, громко крикнула: — Маневич, немка, подними Веру.

— Она больная, простыла на работах, — отозвалась взволнованно Маневич. — Но раз надо, я быстро. Вера! Верочка, вставай, — Полина затрясла соседку, укрытую с головой одеялом, поверх которого лежала телогрейка.

Вера застонала, проснулась.

— Что случилось, тетя Поля? — спросила девушка простуженным слабым голосом.