Заезжие купцы из Кавдна только руки к небесам возводили при виде столь вопиющего непотребства! А дедушка нынешнего Владетеля даже запретил продавать благородный напиток этим варварам! После его смерти про запрет благополучно забыли, но при случае не забывали возмутиться, а в порту в тавернах, где варили карнэ по южному обычаю, вешали специальный знак — перечеркнутую крестом кисточку для взбивания в пену травяного порошка.
Ирия встала и подошла к окну — внизу багряными сполохами колыхались на ветру отблески факелов. Она задернула занавесь и обернулась к Риэсте:
— Они готовятся атаковать.
Женщина кивнула:
— Да, я видела. Утром подошло подкрепление.
Ирия вздохнула — сегодня утром воевода предпринял последнюю отчаянную попытку уговорить ее покинуть обреченный дворец. Морской путь перекрыли, но можно было прокрасться в Айон по суше, а уже оттуда уплыть на Острова, или скрыться у варваров. Она снова отказалась, но приказала вывести подземным ходом своих прислужниц. Девушки рыдали, однако возражать государыне не посмели. И только Риэста отказалась уйти. Лорд Айвор представил Ирии свою тётю вскоре после злополучного сватовства. Уже было понятно, что грядет война, семье покойного графа Виастро было опасно оставаться в обреченной Ландии. Вдову Вильена с детьми Айвор переправил назад в империю, в Инванос — Эльвин обещал им защиту, но Риэста отказалась возвращаться. Она покачала головой, улыбнулась племяннику и спокойно объяснила: "Я устала бегать, Айвор. Там ничего не осталось, только воспоминания, а здесь хотя бы есть море. Холодное, неласковое, но я рада и такому".
С началом военных действий бывший посол перебрался во дворец, оставаться одной в пустом особняке было небезопасно. Айвор попросил у государыни место в свите для своей родственницы, и она была только рада, что согласилась. Риэста распространяла вокруг себя прохладное, невозмутимое спокойствие, действовавшее на перепуганных девушек-прислужниц лучше любого успокоительного отвара. Ни страха, ни обреченности, ни гнева. Словно и не стояли под стенами враги, словно не она только что потеряла все то, что им лишь предстоит потерять. Видя Риэсту, Ирия словно заглядывала в свое будущее, но странным образом это успокаивало, отгоняло на мгновение липкий холодный страх.
Айвор приходил каждый день, и самый строгий блюститель старинных обычаев не нашел бы в том ничего дурного — племянник навещает вдовую тетушку. Было теперь, правда, не до песен, он появлялся вечером, отстояв свое на стенах, наравне с рядовыми дружинниками, и от усталости чуть не падал. Но поймав ее взгляд, все равно брал в руки лютню и играл что-то освежающе легкое, словно весенний морской бриз, ворвавшийся в раскрытое окно после долгой зимы.
Они почти не разговаривали, так, обменивались парой фраз, а потом молчали, глядя друг на друга, понимая, что слова им в сущности и ни к чему. Риэста поднималась, неслышно выходила из комнаты, они оставались вдвоем. Он подвигался ближе, садился у ее ног, возле очага, и они продолжали молчать. Ее рука опускалась ему на голову, пальцы перебирали волосы. В камине догорал огонь, и они расходились, а вечером он снова приходил в ее горницу. В эти вечерние часы Ирия забывала, что под стенами дворца стоит вражеское войско, а впереди только боль и унижение, она была счастлива и благодарила судьбу за нежданный подарок, за еще один вечер, еще одну мелодию, еще один взгляд.
Сегодня вечером он опаздывал, вечерняя стража сменилась уже два часа назад, а его все не было. Ирия посмотрела на Риэсту, и вдруг сказала задумчиво, словно сама себе:
— Это все не имеет смысла. Нужно сдаться, пока они не начали штурмовать. Хватит смертей.
Риэста улыбнулась чуть заметно — слегка приподнялись кончики губ — и возразила:
— Если идешь — то нужно идти до конца. Остановишься на полдороги и лишишь всякого смысла ту часть пути, что уже пройдена. Мой брат, мой муж, мой сын — они сами выбрали свою судьбу. Я любила их, и отдала бы все, чтобы уберечь от беды. Но когда решение уже принято, менять его поздно, даже ради спасения жизни.
Ирия покачала головой:
— Люди умирают по моему приказу. Лишаются жизни ради моей чести. Разве это равноценный размен?
— И это тоже их выбор.
Спор прервал Айвор. Он вошел в комнату, поклонился Ирии и протянул ей руку:
— Не могли бы вы пройти со мной, государыня? Здесь недалеко.
Ирия удивилась, но последовала за ним. Они прошли по коридору, свернули налево и поднялись по лестнице в дворцовую часовню Эарнира. Айвор распахнул дверь и пропустил женщину вперед. В часовне оказалось неожиданно многолюдно — судя по разноцветным робам, там собрались служители всех семерых богов. Она все еще не понимала, зачем Айвор привел ее сюда, когда бывший посол опустился на колено и сказал:
— Закон запрещает правительнице брать в мужья иноземца, но я присягнул вам и стал одним из ваших воинов, а времени у нас не осталось. И я прошу вас, государыня, избрать меня в мужья.
У Ирии перехватило дыхание — он привел сюда жрецов, уговорил их совершить обряд. Даже нашел способ обойти закон, словно это все еще имело значение! Кто сказал что не сбудется и не суждено? Она рассмеялась, звонко, торжествующе и протянула к нему руки, поднимая с колен:
— Воин Айвор, я, Ирия, государыня Ландии, выбираю тебя в мужья! Пусть Семеро скрепят и благословят наш союз!
Пускай их брак продлится одну неполную ночь, пусть утром будет то, что будет! Страх ушел, прихватив с собой сомнения и горечь. Теперь она знает, ради чего завтра прольется кровь, для чего стоило не сдаваться. Но здесь и сейчас она будет счастлива, вопреки всему.
В маленькой часовне не было места, чтобы поставить семь алтарей, пришлось семь раз обойти вокруг алтаря Эарнира. Жрец Келиана произнес завершающие обряд слова: "До грани смерти!". И все семеро, грянули хором: "Заключается ваш брак!". Смерть совсем рядом, она притаилась за дверью, но подождет до утра, а сейчас жрецы, поклонившись государыне и ее избраннику, уходят. Молодожены остаются одни, и Айвор смешно разводит руками:
— А вот белую ведьму я не нашел. Дворцовая сбежала еще до начала осады, говорят, что и в городе ни одной не осталось, — но она обвивает его шею руками и прижимается к губам, затаив дыхание. Они выходят из часовни, пятясь, не в силах оторваться друг от друга, добираются до ее покоев. На столике возле ложа горит свеча, в кувшине срезанные заботливой рукой зеленые ветки, символ Эарнира. Разогнав на минуту облака, заглядывает в окно любопытная Луна и мерцает в досаде. Она тысячи раз видала этот извечный танец любви между мужчиной и женщиной. А эти двое — новички, двигаются осторожно, неловко, но нежно. Мужчина боится навредить, женщина негромко стонет, подаваясь ему навстречу. Не стоит их смущать, и Луна прячется за облако, облив на прощанье два тела молочным цветом.
* * *
Военачальнику Тейвору не досталось ни торжественного парада по улицам поверженной столицы, ни вражеских знамен, ни блестящих трофеев. И ключ от городских ворот на алой подушке так и остался мечтой — все семь ворот в деревянной стене, окружавшей старую часть Ладоны, запирались на брусья. Единственное, что он обрел, завершив стремительный захват Ландии — так это новый повод для головной боли.
Выросший в заболоченном Тейворе, граф с детства не доверял воде. Дождь в его родных краях падал с неба десять месяцев из двенадцати, превращая дороги в непролазную грязь. Посевы сгнивали на корню, реки разливались по весне мутными потоками и сносили жалкие крестьянские хижины, а в озерах водилась нечисть, кравшая младенцев прямо из люлек. Он предпочел бы потратить на обратную дорогу больше времени, лишь бы избежать морского путешествия, но король требовал доставить невесту принца в Сурем как можно скорее, и военачальнику пришлось положиться на волю волн и ветра, что заставляло его нервничать в течение дня и лишало сна по ночам.
Затем капитан настоятельно порекомендовал плыть не в ближайший Айон, а сделать крюк и причалить в Квэ-Эро, и поразмыслив, Тейвор согласился, хоть это и означало дополнительные две недели пути. Но бывший имперский посол в Ландии, а ныне государственный изменник, оказался сыном герцога Айона, и было бы неразумно испытывать терпение морского лорда видом обреченного сына в кандалах.
Но лорд Айвор был лишь малой частью проблемы, вставшей перед военачальником, хотя из-за него Тейвору и пришлось сражаться с морской болезнью лишние четырнадцать дней. Куда больше хлопот причинила государыня. Обращаться с ней следовало со всем возможным почтением и при этом охранять неукоснительно. Выполнить оба этих распоряжения оказалось выше человеческих сил. В первый же вечер почетная гостья, с помощью прислужницы ускользнула от стражи, сославшись на женское недомогание, и бросилась за борт. Вахтенный услышал шум и прыгнул следом.
Государыню спасли, но на этом несчастья Тейвора не закончились. На следующий день пленница отказалась есть. Уговоры не помогали, кормить насильно военачальник не решался — воронка в горло мало походила на "все возможное почтение". Ирия, в белом платье с высоким воротником, лежала на кушетке, под круглым оконцем, сквозь которое в каюту врывался морской ветер. Ее прислужница, высокая женщина в черном, сидела рядом, держала государыню за руку, но даже и не пыталась накормить. Молча ожидала конца, словно Келиана Неотвратимая, женская ипостась бога Смерти.
От равнодушного взгляда светловолосой служанки у Тейвора мурашки бежали по коже, а лицо женщины казалось смутно знакомым. Где-то он уже видел раньше эти безупречной лепки скулы и изящно выгнутые брови, слишком темные для блондинки, только не мог вспомнить. Но он все равно попытался воззвать к здравому смыслу — неужели она отправилась следом за своей госпожой лишь для того, чтобы наблюдать, как та медленно гаснет?!
Женщина рассмеялась, холодно, негромко:
— Вы убивали по приказу своего короля, Тейвор. Так и не став военачальником, превратились в палача. Но убить намного проще, чем заставить жить. Первым умением вы овладели в совершенстве, а во втором — бессильны. Если государыня решила умереть — она умрет. Я не стану мешать, — и она вернулась в каюту, оставив Тейвора стоять под дверью.
Военачальник в отчаянии посмотрел на охранника, невозмутимо глядевшего прямо перед собой. Государыню теперь охраняли днем и ночью, ни на минуту не оставляя без присмотра, но чего будут стоить все эти усилия, если в столицу он доставит иссохшее тело?! Он поднялся на корму, подальше от свидетеля своего бессилия, вцепился в холодное мокрое дерево. От одного вида бьющихся о корпус корабля волн в горле встал ком, но в спертом воздухе каюты тошнота только усиливалась, и Тейвор продолжал стоять, втягивая в пересохшее горло влажный соленый воздух.
За его спиной раздалось вежливое покашливание и за плечом появился высокий силуэт:
— Я могу вам чем-нибудь помочь, военачальник?
Эйрон, сторожевой пес министра государственного спокойствия. Сам Чанг по состоянию здоровья не смог лично отравить Тейвору поход, так приставил к военачальнику соглядатая. И до того нагло, что он даже не нашел, как отказать — так прямо и сказал, что сам уже слишком стар, а хочет все узнавать из первых рук и доверяет лейтенанту, как самому себе! Тейвор не успел даже сообразить, о чем его просят, как Эйрон оказался среди его людей. С этого момента у военачальника выросла вторая тень. Лейтенант следовал за ним днем и ночью, надо отдать должное — ни во что не вмешивался, но Тейвор чувствовал себя, как бабочка, накрытая стеклянным колпаком. Впрочем, этим вечером горе-победитель впал в такое отчаянье, что обратился бы за помощью к кому угодно:
— Она не ест. Ну не могу же я ее силой кормить!
Эйрон пожал плечами и с совершенно чанговской интонацией ответил:
— Если необходимо, то пришлось бы и силой, но можно обойтись без этого. Позвольте мне поговорить с государыней наедине, и к ней сразу же вернется аппетит.
Тейвор раздраженно хмыкнул:
— О, да! Вы знаете волшебное слово!
Лейтенант кивнул, сохраняя убийственную серьезность:
— Знаю, — и не стал углубляться в детали. Но в невозмутимом взгляде молодого человека Тейвор без труда прочитал: "и ты бы тоже знал, если бы подумал, как следует". Однако на этот раз военачальнику было не до состязания с незримо присутствующим министром — государыня таяла на глазах, и он махнул рукой:
— Хорошо, я позволю вам с ней поговорить без свидетелей. Не знаю, правда, согласится ли она отправить прочь служанку.
— О, — Эйрон улыбнулся, — служанка нам не помеха, скорее наоборот, — и снова Тейвор почувствовал, что упустил из виду что-то немаловажное. И когда этот проныра-лейтенант успел набраться тайного знания, если он ни на шаг не отходил от военачальника всю кампанию?!
Все случилось так, как Эйрон и обещал: несколько слов почти что на ухо государыне. Сквозь стекло Тейвор видел, как побелело ее и без того белое лицо, но не слышал, о чем они говорят. Ирия взмахнула рукой, словно отгоняя страшный призрак, а лейтенант снова наклонился и добавил что-то, на этот раз громче. Женщина медленно опустила голову, лейтенант поклонился и вышел из каюты:
— Все улажено, она будет есть, только не переусердствуйте на радостях. Успеете еще откормить до Квэ-Эро.
А в каюте Ирия плакала, беззвучно, с неподвижным лицом, только по щекам текли слезы. Риэста гладила ее по голове, как маленькую девочку, и с ложки кормила теплым бульоном, отогнав в дальний угол счастливого лекаря. А потом, когда солнце скрылось за горизонтом, и луна выстелила переливающуюся серебром дорожку на морской глади, Ирия слабым, срывающимся голосом спрашивала:
— Я не должна была, да? Но этот человек обещал уморить Айвора голодом, если я не начну есть.
Риэста укрыла свою подопечную одеялом и закрыла ставенки, преграждая путь ночному холоду:
— Вы всегда успеете умереть, это нетрудно. Выжить куда сложнее, — она задула лампу.
Не сказать всей правды ведь не означает солгать? Если государыня не понимает, что лучше умереть от голода, чем хлебнуть сполна королевского правосудия, пусть проведет несколько недель в горькой, но все равно счастливой иллюзии, что ценой чести она спасла жизнь любимому. Риэста промолчит. А что до Айвора — так он упустил свой шанс, не погибнув в бою. Ему она ничем не может помочь. А ей обреченный родич сделал прощальный подарок — они плывут в Квэ-Эро вместо Айона, и теперь она увидит напоследок дочь и родной берег.
Риэста надеялась, что несмотря на все потери последних лет, Тэйрин счастлива. Теплое море смывает все невзгоды, в Квэ-Эро невозможно быть несчастным, если в твоих жилах течет кровь Эльотоно. А затем она последует за Ирией в Сурем, и что случится дальше легко предугадать.
* * *
Риэста стояла у борта и не узнавала знакомую гавань: зубчатой стеной возвышалась крепость, отгораживая город от моря. Там, где раньше шумел портовый рынок, теперь щерились жерла бомбард. На рейде стояли три каравеллы, большие, пятимачтовые. Корабли проводили будущую королеву торжественными залпами из всех орудий, окутавшись облаками сизого дыма. "Опять бомбарды, — подумала она с отчаяньем, — везде сталь и смерть, они захватили даже море!"
