На неведомых тропинках 2. Шаг в пустоту

— Ольга, — Седой посмотрел мне в глаза.

На его лице было ничем не прикрытое сожаление. Злое сожаление. И удовлетворение. Я жила с этим мужчиной десять лет, пусть он притворялся тем, кем никогда не был. Его лицо я изучила до последней черточки, морщинки, ироничного изгиба бровей и чуть дрогнувших губ. Сейчас он злился, и эта злость дарила удовлетворение.

— Юково атаковано, — он склонил голову, прислушиваясь к чему-то мне недоступному и повернулся к охотнику.

— Периметра нет, — добавил ветер, — идут волнами через разные промежутки. Две атаки уже отбили, — Тём стоял рядом с одним из ноутбуков и быстро что-то набирал на клавиатуре, рядом с черным пластиковым корпусом лежала книга в красном тканевом переплете, — с потерями. Ресурсов хватит еще на три-четыре линии обороны, в зависимости от натиска. Потом южане получат стежку.

Я с шумом вдохнула, чувствуя, как слабеют колени.

— Готовность? — рыкнул Седой.

— Нет данных, — не оборачиваясь, ответил охотник. — Последний сеанс связи был двадцать минут назад. Разведгруппа не вернулась.

Многого я ожидала от Прекрасных. Лежа в кровати в сером сумраке ночи, когда одна страшилка сменяется другой. Но о таком непрямом ударе я не подумала. Пользуясь словами вестника, можно сказать, что толчок вышел особенно сильным. Я потянулась к карману, но телефон остался в спальне, на кровати. Там же, где и атам.

— Время прибытия наших групп? — отрывисто спросил хозяин.

— Четыре часа. Час — на подготовку, три — в пути. Быстрее невозможно, не по нашим дорогам, — отчитался ветер.

— Ррр, — верхняя губа Кирилла задралась, обнажая зубы, по лицу побежала дорожка чешуек, серых, словно его лицо присыпали пеплом.

В Юково осталась моя бабка, единственный человек, не заслуживающий смерти. Вообще единственный человек. Остальные заслужили смерть не один раз и не два. В реальности это будет выглядеть так — на место одних чудищ придут другие, и в мире ,по большому счету, ничего не изменится.

— Не годится, — хозяин прищурился.

— Планируй я захват, — согласился Тём, — к этому времени стежка уже была бы моей. Или ничьей.

Седой сел в кресло, злость прорывалась в каждом движении, слове, жесте. Это лучше, чем когда она вскипает под ледяным панцирем внешнего равнодушия, застывая в бесконечном молчании и изливаясь в итоге страшной нечеловеческой злобой, не оставляющей после себя ничего и никого: ни друзей, ни врагов. Пока он себя контролировал, не позволяя гневу вырасти во что-то большее. Я ненавидела его за этот контроль, за это сдержанное планирование, за ожидание конца.

Я не была столь хладнокровна. Кто бы мог подумать, что забытая святыми стежка за три тяжелых и проклинаемых года станет мне домом. Я и сама не знала, как дорог стал этот клочок земли в глубине мира, до того момента, пока угроза потерять его не стала реальной.

— Хозяин, — в кабинет вошел Александр, — Прекрасная будет говорить только с вами, в ее присутствии, — он кивнул мне. — "Не с шестерками", — вестник изменил голос, цитируя Екатерину.

— Тогда пусть наслаждается одиночеством, — рыкнул Кирилл.

— Отряд готов. Пять машин, двадцать пять бойцов, артефакты заряжены. Ждут приказа к отправлению, — Тём отвернулся от компьютера.

В кабинете воцарилась тишина, прерываемая дыханием, ритмичным, шумным, моим.

Надо ли спасать то, что спасти невозможно? Законы природы, даже такие извращенные, как в нашей тили-мили-тряндии, еще никто не отменял. Мы не можем открыть портал и оказаться в Юково в одно мгновение, оставим это фантастическим фильмам и книгам, мы будет трястись по ухабистой дороге. Даже если свести все временные потери к минимуму, уложить дорогу меньше чем в три часа не удастся. Как я сейчас сожалела, что здесь нет перехода, мир людей способен дать то единственное, что имело ценность — время.

Кирилл молчал. Смотрел в украшенный цепями потолок и молчал.

Бойцы доберутся до стежки в лучшем случае к похоронам последних защитников, в худшем — угодят в гостеприимно расставленные ловушки новых хозяев, если безвременье не выгонит оттуда любую жизнь. Север оказался не готов к реальной войне, лишь к имитации. Думали, Южане не осмелятся? Думали, до скончания времен будут бить кулаками в грудь и кричать о своей невиновности? Да зачем? Обвинения брошены, гораздо проще сделать так, чтоб они не были напрасными. Война так война.

Там, в Юково, остался Семеныч, ведьмак, скрывший от меня перепад времени между мирами. Из-за этого моя мать умерла в одиночестве в доме престарелых, до самого конца не зная, куда исчезла ее старшая дочь. Никогда ему этого не прощу. Там живет лихач Тарик, который однажды заставил меня целовать ему ботинки под дружный хохот прохожих, я ползала в пыли, стараясь остановить кровь из исполосованных ладоней, разбитой головы, губ, носа и мало что соображая. Никогда не забуду вкус его сапог, воняющих глиной, резиной и дерьмом. На улице Марта, через одну от моей, жила старая Караха, очень заинтересовавшаяся тем, что у меня есть дочь, она вообще была неравнодушна к детям, большинство из них закончили жизнь на ее гадальной доске. Черный целитель, смотрящий на людей исключительно как на материал для экспериментов. Озлобившийся ключник, готовый в любой момент свернуть шею человеку. Заговорщица Танька, у которой я на первых порах снимала комнату, подмешавшая что-то в чай, в результате чего я уплыла в такие дали, в которых чуть и не осталась. Похмелье было жутким, трехчасовая рвота, понос и рези в желудке на неделю. От целебных зелий, той же Таньки, я отказалась наотрез.

Все твари без исключения, на каждой грехов, как блох на собаке. И даже Ефим, бывший офицер, будет спокойно смотреть на кровавые пузыри, вырывающиеся из твоего рта, если это отвечает интересам земли, которую он охраняет. Сохранят ли южане хранителя? Пойдет ли охраняющий на сотрудничество с новыми хозяевами стежки, как пошел Максуд?

Все те, кого я ненавидела, боялась, были там. Они дрались когтями, зубами, ножами, дрынами, вилами и даже автоматами. Дрались за мой дом. За мою бабку. За наше место в этом ненормальном мире. Право жить есть даже у чудовищ, пусть я бы с удовольствием увидела смерть большинства из них и, дадут святые, еще увижу.

Войну надо остановить, и раз уж Кирилл этого делать не собирается, придется кому-то другому. Я оттолкнулась от стены и подошла к креслу. Они почувствовали перемену, произошедшую во мне, почувствовали решимость и надежду. Идея была глупой, но вполне осуществимой.

— Дай слово, что Юково атаковано не с твоей подачи? — потребовала я, глядя в подернутое пепельными чешуйками лицо, в утратившие от злости прозрачность глаза. — Что это не провокация? Не очередной брошенный за соперника мяч?

— Как ты смеешь! — я почувствовала возмущение бессмертника, в каждой ноте голоса, в легком дуновении, когда он скользнул мне за спину.

Седой поднял руку, и Иван, тень которого ложилась мне на затылок, отступил.

— Это не я, — он перевел взгляд в пространство, точку над моим плечом, в точку, которой не существовало, — чистка Юкова не входила в мои планы.

Он мог врать, а мог говорить правду или и то, и другое вместе. Выбор за мной.

— Связь есть? — спросила я.

— Сейчас нет, — ответил охотник, — прервалась перед второй атакой.

— Они создают помехи. Обычная глушилка, — вестник пожал плечами, — такие сейчас в школах на время экзаменов устанавливают. Купить не проблема, да и дешевле артефакта выйдет.

— Тогда ничего не получится, — я ссутулилась, — через три часа будет слишком поздно.

— А месть? — рыкнул бессмертник. — Пусть сдохнут за то, что осмелились сделать.

— Хочешь сказать, — недоверчиво переспросил охотник, — есть что-то в самом Юково? Что-то, способное остановить атаки?

— Да.

— Говори, — потребовал Тём.

— Зачем? С местью вы и без меня справитесь.

— Я Ветер, я скользящий вдоль кромки миров, меня не видят, но чувствуют, легким ознобом на коже, как ты сейчас, — я вздрогнула, охотник скрестил руки на груди, — один, без обузы я буду там через полчаса, а, может, и быстрее. Говори.

— В моем доме, в моей спальне, — я перевела взгляд с Тема на Седого, — есть икона.

Кирилл улыбнулся, Иван выругался, Вестник и ветер слушали.

— Проклятый артефакт, созданный людьми. "Анна Пророчица". Остановит любую нечисть, а потому, — я сглотнула и заставила себя продолжать, — взять ее оттуда и нести сможет лишь Марья Николаевна.

— Твоя юродивая бабка, — протянул охотник и повернулся к Седому, ожидая решения, — Хозяин?

— Ударную группу передай визиргу Володе, пусть немедленно выступают, — хозяин встал, снова устремил взгляд в пространство, что-то там просчитывая, — организуй южанам теплую встречу. Посмотрим, как заговорит Прекрасная без такого аргумента за пазухой.

— Слушаюсь.

— Тём, — позвала я направляющегося к выходу охотника, — она не должна пострадать, слышишь?

— Люди глупы, — посетовал ветер, — Потеряем юродивую — потеряем артефакт. С нее пылинки сдувать будут.

— Бабка нужна живой, — подвел итог Кирилл.

Ожидание выматывало, особенно когда понимаешь, что все возможное и невозможное сделано, а тебе остается ждать вестей, которые все никак не приходят.

Цитадель замерла, затихла, как притаившийся в засаде зверь. Я бродила без определенной цели, не замечая, как одни графитовые стены сменяют другие, как поднимающиеся солнце играет в глубине светлых прожилок. Я не могла нигде оставаться больше, чем на несколько минут: ни в спальне, ни в библиотеке, ни в пустынных коридорах, ни в гараже, ни в обеденном зале, ни в комнатах за ним — двери открыты, кровати заправлены, но ни Пашки, ни другой "еды". Бездействие угнетало.

Каждая минута тянулась как час, каждое мгновение было бесконечностью. Но даже она имеет обыкновение заканчиваться.

Ветер трепал волосы, утро выдалось ясным, небо — безмятежно-голубым. Ноги то и дело черпали снег. Внутренний двор цитадели, где мне назначили встречу, полностью покрывал ровный слой блестящего до рези в глазах чистейшего снега, спрятавшего следы утренней активности. Очередное напоминание о том, что от тех, кто ушел к Юкову, до сих пор нет вестей. Сегодня я видела эти напоминания во всем. Связь прервалась на подходе к стежке, сотовые и рации перестали ловить сигнал. Мне это не нравилось. Мне не нравилось все: от закончившегося к полудню снегопада до отсутствия теплой зимней обуви.

Ветер стих, сделав очередное ожидание в моей жизни вполне терпимым. Нетерпимость бушевала внутри, лишь вопрос времени, когда я заберусь в чужую машину и поеду домой. Возможно, только для того, чтобы пропасть там вслед за остальными.

Измененный был пунктуален. Телефон пискнул, обозначая полдень по внутреннему кругу, внешняя стена, окольцовывающая цитадель, пошла рябью и мигнула, как изображение в телевизоре. у которого барахлит антенный кабель. Из этой ряби, похожей на статистические помех,и вышел мужчина с волчьей головой.

Торговец приближался широкими размашистыми шагами, ноги в тяжелых ботинках оставляли на нетронутой скатерти снега темные вызывающие отпечатки. На плечах светло-коричневая дубленка с широкими отворотами, голова зверя с встопорщенной шерстью, спортивная сумка через плечо.

— Узнала?, — посчитав излишним здороваться, сразу перешел к делу Измененный.

— Да, — я посмотрела в желтые звериные глаза, — бессмертник скорее умрет, чем пойдет против хозяина.

— Как и все мы, — согласился торговец.

— Ты знал это с самого начала, — мужчина чуть отвернул морду, — откуда сомнения?

— Иван делала заказ через силу, заставляя и ломая себя. Он не хотел эту вещь, боялся ее, — волкоголовый похлопал по сумке.

— Не всегда наши желания совпадают с волей Седого.

— Пожалуй, — он повел черным носом, снял с плеча спортивную ничем не примечательную сумку, трудолюбивые китайцы завалили таким все рынки страны. — Раз ты уверена, передай заказ сама, — и протянул черный нейлоновый ремень.

Секунду я рассматривала его руку, а он не отводил от меня звериных глаз, часто подергивая носом.

— Ты без опаски и без охраны прогуливаешься с артефактом, стоимость которого трудно представить, но боишься зайти внутрь, — я кивнула на дверь за спиной. — Как же плата? — я забрала сумку.

— Поверь, если кто надумает забрать зер... — он запнулся, облизнул нос и продолжил, — пусть потом не жалуется, — торговец покосился на графитовую громаду. — Плата — дело наживное, хозяин слово держит, если хочет оставаться таковым. А жизнь у меня одна, — во взгляде, провожающем сумку, сквозило облегчение.

— Мудро, — не потребовалось оборачиваться, чтобы узнать высокомерный голос бессмертника, — лови, — в раскрытую ладонь Измененного приземлилась пластиковая флешка. — Ключ от банковской ячейки. Как договаривались. Сделка?

— Сделка, — подтвердил торговец, морща нос.

Секретарь выдернул у меня черную сумку. Веса в ней было немного, но ладонь бессмертника дрогнула, для него артефакт был тяжел не для рук, а для сознания.

Мы остались с торговцем вдвоем. Волкоголовый высунул язык в собачьей усмешке и обмахнул языком пасть. Сутулая фигура, до этого застывшая вопросительным знаком, расслабилась, артефакт давил не только на Ивана.

— Столик Нинеи, — напомнила я Измененному.

Тот повертел в руках пластиковый цилиндрик, спрятал гонорар, еще раз покосился на цитадель.

— Артефакт. Сложный в создании, простой в использовании. "Следующая вещь", не в плане нумерации, а в плане следования, движения. Предмет заговаривается на хозяина и следует за ним в буквальном смысле, появляясь и дома, и в гостях, в подполе, тюрьме, бане, туалете.

— Следует и все? — я разочарованно хмыкнула, разгадка оказалась проще того, что я успела себе напридумывать.

— Да. Этот столик изготовили по приказу Гордея Седого для его жены Мирославы.

— Почему же он сейчас здесь?

— Потому что единственное место, куда не может последовать за хозяином привязанный артефакт, — это грань, за которую уходят после смерти, — торговец отрывисто гавкнул, эдакий звериный смешок. — Хозяйка умерла, столик "заснул", стал обычной мебелью на целую эпоху. Все решили, что магия в нем исчерпала себя, и максимум на что он годится, это растопка камина. Но низшие миловали, "следующий" нашел новую хозяйку. Жена Саавы Седого Раада Пылающая. Два века он служил ей складом оружия, который не обязательно таскать в руках и который минует любую охрану. Служил бы и дольше, не сгори она в собственном пламени, — торговец пробежался пальцами по отворотам куртки.

— Дальше, — потребовала я, чувствуя, что начинаю замерзать.

— Все, — он пожал плечами, — столик тихо гнил, о нем не было ни одного упоминания с эпохи истребления, — Измененный прищурился, звериный взгляд стал колючим, — но теперь, судя по всему, проснулся. Нашел себе новую хозяйку, мать Легенды зимы.

— Почему ты решил, что он следует за мной? — возражение вышло вялым и неубедительным, я и сама это слышала.

— А за кем? Не за Прекрасной же.

— Знать бы еще, за что такая честь?

— Сие неведомо, — торговец развел руками, — лишь встреча хозяина и "следующей вещи" способна пробудить магию артефакта. Одно мгновение, — он щелкнул пальцами, — нельзя предсказать или спланировать. Его отличие от остальных артефактов — неконтролируемость. Создать новый "следующий предмет" и заговорить на нужного хозяина можно, перенастроить старый нет. После смерти того, для кого она создана, вещь обретает свободу выбора хозяина. Свою, непонятную и непостижимую логику неживого предмета, — Измененный посмотрел на меня с собачей усмешкой, — можешь гордиться, до тебя этот столик следовал исключительно за хозяйками серверных пределов.