Скованные одной цепью

Кстати, о мертвеце.

"Вы не спите?"

"Нет, думаю, как вам помочь"

"Спасибо, если это так. Скажите..."

"Да".

"Что — да?"

"Я тоже видел этот сон. Просто удивительно, что Тёмный Лорд и Смерть не заметили вторжения извне, заблокировать ЭТО невозможно... Алекто и Астарта — одни из молодых Пожирателей Смерти, получили свои метки уже после возрождения Лорда. Свою преданность делу они доказали, убив меня... Надеюсь, вы не заставите меня вспоминать этот ужас, только бы удовлетворить собственное любопытство".

"А я как раз хотел его удовлетворить!"

"Могу сказать одно: это было неизвестное мне заклятье, в совокупности с сектусемпрой. Последнее приводит к тому, что по всему телу открываются раны, которые можно закрыть исключительно соответствующим контрзаклятьем. И то, и другое — моего изобретения".

"И вы предлагали мне применить его против Ангела!" — возмутился Гарри, представив, что бы получилось, последуй он этому совету.

"У вас вышло бы всего несколько кровавых царапин, которые тут же бы затянулись. Сектусемпре нужно специально учиться, а я ещё заблокировал вашу палочку".

"Заблокировали мою палочку?! Что вы ещё можете делать?!"

"Накладывать проклятья или заклятья я не в состоянии, я могу воздействовать исключительно на ваше подсознание, благо, оклюменцией вы так и не овладели... Вы не проспите? Какое у вас сегодня расписание?"

— Гарри, вставай! — раздался над ухом парня голос Алана. — Пока остальные дрыхнут, я отведу тебя в ванную.

— А после трансфигурации — к директору, есть важный разговор!..

"Относительно вашего золотого феникса. Это светлый феникс, можете быть спокойны. Тот, что вы приобрели у Горбина, тоже, а вот министерская магограмма — дракон. Безвременье"

"Но золотой — точно феникс?"

"Точно. Это я его вам прислал".

"Вы?!"

"Да, я. Я оставил сову с фениксом у Регулуса, а тот просто отправил её, как только получил известие о моей гибели".

"Мой отец оставил золотого феникса ВАМ?!" — Гарри был потрясён, вспомнив, в каких отношениях были Джеймс Поттер и Северус Снейп. А последний был ещё и Пожирателем Смерти... Или Снейп уже тогда был шпионом Дамблдора?!

"По настоянию Эванс, то есть, миссис Поттер. Почему она это сделала, не знаю".

"Вы подписались как С. Пьенс".

"Тереза — моя бабушка по материнской линии. Когда мы бежали от моего отца-магла, то поселились в поместье Пьенсов, у меня двойная фамилия. Если вас интересует, моё полное имя звучит так: Северус Ногарус Август Снейп Пьенс. После трансфигурации выясните у профессора МакГонагалл пароль и идите к директору. Ему — и только ему — можете рассказать всё, но наедине".

Гарри так и сделал. Алан отвёл его к Дамблдору и там оставил, по настоятельной просьбе друга. Поттер рассказал директору обо всём, настолько подробно, насколько это было возможно — о том, как получил брошь и обо всём, что с ней было связано, о разговорах с покойным профессором Снейпом, Цепях Империо и сегодняшнем видении. После этого он позволил себе обратиться к слушателю с рядом вопросов: что всё это может означать?!

— Да, — профессор был потрясён услышанным. — Это нечто серьёзное. Легенду о первых чародеях и колдунах я, конечно, слышал, но, признаться, вплоть до сегодняшнего дня считал это не более, чем выдумкой. Выходит, я был не прав и это меняет дело. Маг Смерти... Маг Тьмы... Преданность... Только Феникс может противостоять Дракону и наоборот. И это многое объясняет...

— Что именно?!

— Например, нам становится ясно, что маг Жизни спит в тебе, Гарри. Это тоже объясняет то, что ты выжил тогда, когда Тьма пыталась тебя убить. Но — объяснять это явление только наличием мага Жизни тоже нельзя. Согласно легенде, которой мы теперь верим, у Жизни было родимое пятно в виде молнии на лбу, вроде твоего шрама. В бою со Смертью он ослеп, но ему вернул зрение Свет...

— Но нам теперь необходимо найти того, кто заключает в себе все магические силы и Преданность...

— Видишь ли, Гарри... Ты, можно сказать, уникум. Ты И Жизнь, И тот, кто заключает в себе все магические силы. Так что с этим всё в порядке, теперь тебе осталось найти общий язык со своим золотым фениксом Времени.

— А Преданность? А Цепи Империо? Я уверен, с этим как-то связана Кооппли!

— Пока это не более, чем твои подозрения, Гарри. У нас нет прямых улик. Скажу тебе по секрету: я не могу её уволить, потому что ещё в юности по неосторожности дал одному волшебнику непреложный обет, что выполню его первую просьбу. Он попросил меня взять Ирэн и терпеть её до тех пор, пока нам не удастся уличить её в преднамеренном убийстве на нашей территории или пока она сама не захочет уйти. Конечно, она покушалась на твоего пегаса, но он остался жив, а о твоём синдроме не знал никто. Обычный человек после такой дозы погрузился бы в глубокий сон и проспал бы несколько дней. Тебе же теперь необходимо найти феникса Света, только он один сможет вернуть тебе зрение. А сейчас я прочитаю тебе эту легенду, в том виде, в каком она у меня записана, возможно, это тебе поможет...

Глава 34. Легенда

(в сильно сокращённом виде)

— Как прекрасен этот мир! — воскликнула девочка. Она была очень красивая — с золотистыми кудряшками и глазами цвета небесной лазури. Она была прекрасна и всё вокруг неё становилось прекрасным. Кроме её брата, ненавидевшего всё прекрасное, так как он сам был уродлив, как смертный грех — тёмный, с ассиметричным лицом и телом. Он не разделял радости сестры и только хмуро глядел на другого мальчика, тоже хмурого и замкнутого, ещё более тёмного, в чёрных одеждах, весьма неодобрительно взирающего на четвёртого ребёнка в этой компании — златокудрого мальчугана со светящимися глазами и кожей. Он тоже весело смеялся, ловя солнечные зайчики, ускользающие от него. — Мама, а можно, я украшусь этими звёздочками? Пожалуйста!

— Нет, Солли, — ответила высокая молодая женщина, которая время от времени поглядывала на них из-за ткацкого станка. — Ты видишь сама, их осталось очень мало, а без них детские сны не будут такими радостными, — и она добавила ещё звёздочку в дивную искрящуюся ткань, и она заиграла ещё ярче.

— Пусть они и не будут радостными! — хмуро бросил уродливый ребёнок. — Пусть лежат, как брёвна! Как брёвна!

— Точно, — отозвался чёрный. Вдвоём они втоптали в грязь последние звёзды, а потом, не слушая материнских криков, сорвали со станка материю и порвали её в клочья. На глазах женщины появились слёзы, хлынув на станок, они образовали основу будущей ткани.

— Злые дети! — прошептала она. — Совершенно не похожи ни на меня, ни на отца, все в дядю Хоата и тётю Глой, словно подменили их мне в колыбели. И как мне теперь быть? Основой нельзя пренебрегать — раз заложено, значит, надо ткать, а из слёз-то известно, что получается.

— Ма, смотри! — златоволосый мальчик отбился от братьев, которые пытались у него что-то отнять, протянул матери пригоршню золотого песка. — Правда, красиво? Я и Солли дал немного.

— Солли и без солнечных лучей прекрасна, — лицо ткачихи озарилось улыбкой и поперед сумеречной основы легли серебристые нити утка. — А это уже дело, — добавила мастерица, ссыпая подарок сына в коробочку из-под звёзд, — пусть это будут слёзы радости и всё будет хорошо... Зоар, собери ещё немного, этого мне не хватит.

— Мама, можно добавить лучиков в еду дяди и тёти? — спросила девочка, которую звали Солли. — Может, тогда они не будут такими мрачными и злыми? Это обязательно их развеселит!..

Таковы были будни первых волшебников. Было их всего двадцать восемь — две супружеские пары и у каждой — по двенадцать детей. Все они были совершенно разные: если Ге и Моала были светлыми и добрыми, то Хоат и Глой — тёмными и злыми. И дети в каждой семье были разные, словно матери поменяли их, когда они были ещё совсем маленькие. Шестеро были похожи на родителей, шестеро других — на дядю с тётей, то есть, были полными антагонистами, это часто заставляло Моалу страдать, а её сестре всё было безразлично, кроме её паутины.

Сёстры занимались домашним хозяйством и были страстными ткачихами, но и тут они были совершенно различны. Если дети, вернее, шестеро из них, сидели спокойно и не мешали, у Моалы выходили прекрасные ткани и дети, над которыми простилалось это полотно, видели счастливые, радостные сны, если же "тёмные" начинали шалить, ткань уничтожалась. Глой же ткала мрачные, грубые ткани и горе тому, над кем они простилались, а если ещё Хоат помогал жене, бедняги уже не просыпались, ибо смерть несло всё, к чему бы ни прикасался этот мрачный нелюдим. Любили сёстры и стряпать, но, когда готовили они суп, то всегда проливали, похлёбка Моалы падала на землю тёплым, ласковым дождём, варево же Глой оборачивалось губительным ливнем, участие же Хоата несло за собой или град, или грозу. Если просеивали сёстры муку, то на землю либо тихо ложился белый, пушистый снежок, либо обрушивался буран! Да, не особо заботило Хоата и Глой, что несло их хозяйствование первым людям, которым и без того жилось не слишком весело!

Мужчины были такими же, как их жёны. В отличие от брата, Ге крайне редко помогал Моале по хозяйству, его почти никогда не было дома, он целыми днями бродил по белу свету, всячески стараясь помочь людям: находил для них просторные тёплые сухие пещеры в стужу, учил находить съедобные плоды и коренья, приводил лёгкую дичь, позже стал расчищать для них поля. Хоат же всячески мешал — обрушивал камни или лавины, сажал на пути человека ядовитые ягоды и колючие кустарники, натравливал жутких зверей, которые были не прочь полакомиться дичинкой, поля его заботами зарастали сорняками, мотыга то и дело натыкалась на камни, а всходы если не побивал град, пожирали насекомые или птицы.

Да, худо жилось первым людям при первых магах, ой, как худо!

Шло время, для кого быстро, для кого медленно. Много сменилось человеческих поколений прежде, чем выросли дети первых магов и сами научились магии. Но они остались прежними, какими были в детстве, всё так же радовалась жизни красавица Солли, по-прежнему ловил солнечные лучи Зоар, как и раньше, их тёмные братья и сёстры наслаждались чужими страданиями, как прежде перебегала ничуть не постаревшая Моала от ткацкого станка к обеденному столу и обратно, по-прежнему состязалась она с сестрой своим мастерством, но по-прежнему проливала суп, просыпала муку. По-прежнему бродили по свету мужчины, неся людям — кто радость, кто боль, кто помогал решать споры миром, кто побуждал хвататься за оружие и смеялся над руинами погибших цивилизаций, над горами кровавых трупов, терзаемых шакалами и стервятниками! Смеялась и Глой, и тёмные маги, а светлые обливались слезами, всё чаще портила свою работу Моала, всё сильнее тряслись её руки. Светлые волшебники всеми силами старались помочь Ге и людям, тёмные — Хоату. Каждый из них взял себе в помощь одного из людей и магий распространилась по свету.

Однажды Ге и Хоат, обычно пребывавшие в состоянии бойкота, вот уже много веков, сошлись вместе и Хоат заговорил:

— Не знаю, как ты, но я устал от всей этой суеты.

— Я тоже, — впервые в жизни согласился с ним Ге, но тут же добавил: — Но суета эта возникла из-за твоих происков.

— Вовсе нет! Если бы ТЫ не вмешивался, всё давным-давно бы прекратилось!

— Вот как?

— Из-за чего возникла эта суета? Пока в мире господствовал Хаос, всё было тихо и спокойно, и мы жили в дружбе и согласии, но стоило возникнуть жизни, как миру пришёл конец! Необходимо возродить Хаос и тогда возродится покой! Отступи, не вмешивайтесь больше в мои дела, большего от вас не требуется, и тогда следующий ледниковый период станет последним! Лёд покроет всю землю, раздавит своей тяжестью всё живое!

— Этого не будет никогда! — вскричал Ге. — Никогда не вернётся в мир Хаос, никогда не наступит царство Смерти! Никогда Добро не уступит Злу, так и знай!

— Глупец, неужели ты и в самом деле считаешь, что в твоих силах мне помешать? Я ведь тебе просто предлагаю уйти в сторону, самоотстраниться, а ведь мог и отстранить насильно, Смерть всегда была и будет сильнее Жизни!

— Вовсе нет, иначе Земля давно бы уже опустела. Да, люди смертны, согласен, да, рок довлеет надо всем, но на смену всегда приходит молодая поросль! И так будет всегда, Хоат!

— Не всегда! Лёд, чума и война мигом положат этому конец! — взвизгнул брат. — И мигом наступит Хаос и покой, царство Смерти и мира!

— Мир — это не смерть, а жизнь!

— Мечтаешь сам на престоле рассесться?! Не выйдет, Ге, не выйдет, не ты миром править будешь, а я, я и только я! А такие, как ты, твоя Моала и ваши отродья созданы лишь для того, чтобы преклоняться перед теми, кто сильнее, а сильнее всегда будет Тьма, а не Свет! Я сделал для тебя всё, что мог, только ради нашего с тобой родства, даже позволил тебе воспитывать моих детей, в надежде, что на самом деле они воспитают тебя и твоих выродков, а сам пытался наставить на ум тех, чьё место они заняли! И не строй такую рожу, словно ты ничего не знал! Да, среди твоих детей шестеро — мои, и среди моих — шестеро твоих ублюдков! Не похожи, скажешь?

— А ты не боялся, что я и в самом деле воспитаю твоих детей и они станут такими же, как мои?

— Ну уж нет, этого случиться не могло никак! — хохотнул Хоат, — об этом я позаботился! Правда, и у меня с твоими ничего не получилось, можешь быть доволен, они оказались такими же кретинами, как их родители и потому их ждёт столь же бесславная участь, как и вас, если только ТЫ не отступишься!

— Никогда не отступлюсь и мы будем бороться до последнего! — крикнул Ге, сверкнув глазами. — Я не допущу наступления царства Хаоса, рано или поздно Жизнь восторжествует над Смертью!

— Никогда она не восторжествует и уж во всяком случае ТЫ этого не увидишь! — с этими словами Хоат дохнул в глаза брату и с хохотом исчез.

Ослепший Ге долго стоял на месте, не сводя незрячих глаз с одной точки. И так он стоял, пока не подбежал к нему красавец Зоар. Ему понадобилась всего минута, чтобы не только всё понять, но и вернуть отцу зрение, направив в его помертвевшие зрачки несколько солнечных лучей.

Вернувшись домой, Ге первым делом выгнал подкидышей, а его похищенные некогда Хоатом и Глой дети давно уже вернулись домой. И вот вся семья собралась вместе и Ге рассказал им о своём разговоре с братом и о планах последнего.

— Это невозможно! — Моала схватилась за сердце. — Неужели он и в самом деле способен на такое?!

— Вполне, поэтому мы должны вмешаться. Все и немедленно. И я вот о чём подумал: он ведь вполне может нас убить. Своей смертью мы умереть не можем и никто из простых людей нам вреда причинить никак не может, только мы сами способны перебить друг друга. Хоат будет стремиться к этому, во что бы то ни стало — только мы и можем ему помешать. И мы должны принять меры.

С этими словами он подошёл к каждому из членов своей семьи и к каждому из учеников, коснувшись ладонью их лбов и глядя им в глаза.

Война была долгая и упорная, ибо обе стороны готовы были бороться до последнего, отстаивая свои идеалы, один — мир, другой — хаос, один — жизнь, другой — смерть. Вскоре забылись даже их имена, Ге всё чаще называли Жизнью, Хоата — Смертью, Моалу — Добром, Глой — Злом. Были здесь Свет, Тьма, Тёмная и Светлая Силы, Преданность и Подлость, Дружба и Вражда, Честь и Предательство, Чистота и Грязь, Любовь и Ненависть, Время и Безвременье, Красота и Уродство, Радость и Уныние, Путь и Бездна, Спокойствие и Гнев. Они боролись, строя коварные планы и расстраивая их. Они уже не знали, чем друг друга донимать. В конце концов Смерть перестал бороться за наступление Хаоса, решив, что это в любом случае никуда от него не денется, а уже целеустремлённо направил все свои силы против ненавистного брата и его семьи. Одновременно он предпринял кое-какие меры для того, чтобы обеспечить себе и своей семье максимальную безопасность в этой борьбе.