Блатные из тридевятого царства

— Постучите аккуратно.

Васька так и сделал. Вряд ли его стук можно назвать деликатным, но на ломание двери это тоже не походило и результат сказался незамедлительно, до нас донесся сиплый сонный голос:

— Какого черта!

Стоявший ближе всех Антоха, растерялся и ляпнул первое, что пришло на ум:

— Извините, мы не туда попали...

— Сейчас я выйду и пошлю куда надо! — рявкнул Ананий, отпирая засовы.

Братья Лабудько дуплетом зарядили старшему надзирателю в лоб, Ананий рухнул на пол.

— Вы часом его не того? — обеспокоился я, рассматривая бездыханное тело.

— Недолжны, — пожал плечами Васька. — В пол силы приложились.

Надзиратель слабо дернулся, непонятно — в чувство приходит или агония началась. Гуманисты хреновы. Прекратив конвульсии, Ананий с трудом разлепил осоловевшие глаза, я немного успокоился. Жить будет, правда, еще не ясно — дураком или по-прежнему старшим надзирателем. После таких ударов у слонов хоботы отскакивают.

— Что это было? — заикаясь, спросил Ананий.

— Сквозняк, — ответил я.

— Ничего себе, проветрил комнату...

Ананию учинили беглый допрос, надзиратель не упрямился, да жаль знал немного. Главное, что удалось выяснить — начальник городской стражи в степь по делам выехал, к утру должен вернуться.

— Я супруге его, Агапиде Львовне, доложил, — шлепал губами Ананий. — Так что на рассвете ждите гостей, а меня заприте куда, желания в ваши дела вмешиваться боле не имею, да и голова трещит спасу нет, а вроде не пил вчера...

Просьбу старшего надзирателя исполнили — сопроводили до подчиненных. Тюрьма оказалась в наших руках, но главный бой впереди. За окном светает, следует к приему гостей подготовиться, за неимением хлебов и соли хоть баланду подогреть.

Начальник городской стражи заявился сразу после первых петухов. С ним, рука об руку, Аркашка, да два стражника в сопровождении. Служивых определили к остальной охране, начальника стражи заперли в караулке, а Аркадия поволокли в пыточную, самое подходящие место для душевной беседы.

Бывший приказчик Сажи сопротивлялся больше всех — плевался, лягался, как необъезженный жеребец. В конце концов, укушенный им за ляжку кузнец Сорока разъярился по-настоящему и заехал Аркашке кулачищем под дых, сложившись пополам, приказчик затих. Подоспевшие Федор и Антоха намертво прикрутили Аркашку к цепям.

В жаровне едко чадят угли. На стеллаже ржавые от крови кусачки, зазубренные края одним видом могут вызвать на откровенность даже глухонемого. Станок для дробления костей придавал предстоящей беседе особую ауру интимности. Сорока, потирая надкушенную ляжку, схватил с верстака напильник.

— Пахан, дай я ему зубы сточу!

Аркашка скорчил героическую рожу и с вызовом ответил:

— Хоть на куски режьте, денег не дам!

— Ты посмотри, — вздохнул Кондрат Силыч, — он уже торгуется.

Послышался шорох, в пыточную протиснулся Евсей, в правой руке череп.

— Пахан, стражники Христом Богом просят останки из камеры убрать. Земле бы кости придать, а то не по-людски как-то, я вот голову прихватил, чтоб служивые не буянили.

Я взял череп, глянул в пустые глазницы и на миг почувствовал себя Гамлетом, с губ сами собой сорвались бессмертные строки Шекспира:

— Увы, мой бедный, бедный Йорик! Я знал его, Гораций...

— А-а-а-а-а!!! — забился в истерики Аркашка. — Все отдам, все до копейки! Креста на вас нет, сестру вдовой сделали!

— Ты чего? — опешил я.

— Бедный Ёрик, бедный Ёрик!!! — орал Аркашка.

Сроду не думал, что классика способна вызвать такую реакцию. Зря говорят, что произведения старых авторов теряют актуальность. Главное — вовремя подобрать нужную цитату.

Аркашка, как муха в паутине, звеня цепями, бился в конвульсиях. Кто ж знал, что начальника городской стражи Ёриком зовут, не до знакомства как-то было. Сомневаюсь, что Евсей читал Шекспира, но ситуацию просек сразу:

— Помниться кто-то двести рубликов задолжал...

— Отдам, истинный крест, отдам, — клялся Аркашка.

— Еще бы за безвинное заточение полтинничек добавить...

— Двести пятьдесят отдам.

— Ну и рубликов тридцать за жратву худую...

— Согласен.

— А еще... — Евсей поскреб подбородок. — Слушай, а сколько у тебя вообще денег есть?

Сошлись на пятистах рублях. По местным меркам сумма немалая, недельный бюджет иного княжества. Аркашку освободили, усадили за стол. Заботливый Фраер сдвинул в сторону инструмент для вытягивания жил, нашел бумагу, перо и чернила.

— Пиши, — диктовал Евсей, — Дорогая сестренка, так мол и так, дай подателю сей бумаги из моих запасов пятьсот рубликов, для срочной коммерции, а ежели не хватит — добавь из своего кармана, опосля верну втрое. И закорюку поставь. Пахан, глянь, чего он там накарябал.

Я заглянул через плечо.

— Нормально, для черновика сгодится. Когда на чистовик писать станете, последнюю фразу — "а иначе от меня останется один черепок, как от мужа твово" переписывать не надо.

Со второго захода у Аркашки получилось лучше, но возникла другая проблема. Имелось письмо и принципиальное согласие Аркадия, но не было гонца. Кого ж послать к Агапиде Львовне? Кандидат имелся один — хан Азам, нас эта стерва знает в лицо.

Пришло время прощаться, нагостились, пора и честь знать. Аркадий на черепе "зятя" клялся, что кони наши до сей поры на постоялом дворе гостят, не успели их приватизировать, руки не дошли. Дела государственной важности Ёрика срочно в степь позвали, такую мелочь, как мы, начальник городской стражи на ужин оставил. Аркашку снова привязали к цепям, для организма вреда никакого, а для просветления души польза большая. Перед уходом я сделал еще один визит. В караулку.

Кореша отнеслись к Ёрику с должным уважением и симпатией. Упитанное тело начальника городской стражи намертво примотано к столбу в центре комнаты. Не туловище, а сплошная бобина для пеньковых канатов, снаружи только голова. Усевшись на нары, я принялся без стеснения разглядывать пленника. Орлиный нос, усы — любой таракан позавидует, широкий лоб, умный, а главное спокойный взгляд. Достойный противник, такого с налета не расколешь, но я попробовал:

— Азама по просьбе Губана арестовал или кто из орды золотых насыпал?

— Больно любопытный ты, — огрызнулся Ёрик.

— Любопытство не порок, — улыбнулся я. — Может в пыточной разговор продолжим, глядишь, под хруст костей и вспомнишь чего.

— Может, и вспомню, — согласился Ёрик. — Да вот незадача, для подготовки хорошей беседы время требуется, а у тебя его нет, с минуту на минутку смена караула пожалует, со всеми не управитесь, да и казармы рядом, а колдун ты липовый.

Стало не до смеха. Я смотрел в большие спокойные глаза Ёрика, ни один мускул на угрюмом лице не дернулся, уверен в себе. Пожалуй, и правда, пора когти рвать.

— Чего глазенками лупаешь, — подлил масла в огонь Ёрик. — По глотке ножом чиркнуть хочется? Так не стесняйся. Лично мне плевать на вас с колокольни, своих дел полное корыто, ежели б ни Аркашка, да жена — глаза б мои вас не видели. Сумел бежать — беги, догонять не стану, а еще раз попадешься — растопчу.

Уже на пороге я не удержался и съязвил:

— Ты б жену помял что ли, а то при должности и с крокодилом живешь.

Ерик дернулся, но смолчал, лишь глаза пыхнули холодом. Видать за живое задел. Плевать, до Губана уже близко.

Не скрываясь, мы выбрались на тюремный двор и через калитку в воротах вышли на улицу. Все прошло как нельзя лучше. Охрана во главе с начальством в камерах, мы на свободе. Свежий воздух казался необычайно вкусным, а редкие заспанные прохожие очень милыми. Впрочем, это не относилось к хозяину постоялого двора, где квартировали кони. Наш ранний визит огорчил его до крайности.

— Прошлый раз не доужинали, может, хоть позавтракаете? — с надеждой спросил он.

Ранний завтрак в харчевне грозил поздним обедом в темнице. Поэтому я был категоричен:

— Спасибо, отец, в другой раз. Где наши лошадки, дела торопят.

— Лошадки на конюшне, кормлены, поены, гривы чесаны, как за собственными глядел, не извольте беспокоиться. Тут счетец не большой организовался, за овес, присмотр, кому предъявить прикажите?

— Начальнику городской стражи, — направляясь к конюшне, крикнул Евсей. — Али брату его жены, нам без разницы.

Хозяин пал духом. Жаль мужика, но Фраер прав, наличности ни копейки. Громкие крики привели в чувство спавшего на куче седел конюха. Пьяный с вечера, а может и с рождения, он с трудом, цепляясь за забор, поднялся на ноги и погрозил кулаком:

— Кому другому не платите, а мне рубь вынь — да положи. Я тут животин ваших холю и лелю, лелею и холею, пока на опохмелку не дадите, кобыл не получите... и кобылов тоже.

— Опохмелите молодца, — кивнул я Ваське.

Братья схватили конюха за ноги и сунули хмельную головушку в кадушку с водой. Минуту подержали и вытянули назад.

— Ну что, принял сто грамм? Закусить не желаешь? — поинтересовался я.

— Благодарствую, барин, после первой не закусываю, — отплевываясь, ответил мужик.

— Ладно, не серчай. Будет тебе не рубь, а три, если проводишь до дома начальника городской стражи.

— А чего стоим! Поехали! — засуетился конюх.

Пробираться пришлось через пол города. Ёрик отстроил хоромы на пригорке, почти в центре Волыни. Двухэтажный особняк с широким парадным крылечком огорожен высоким забором. У ворот стражник с пикой.

— Ну, Азам, не подведи, — вручил я хану Аркашкино письмо. — Мы, за углом, если что — свисти.

Свист раздался сразу, даже из седел вылезти не успели. Но как не странно у ворот наблюдалось полное спокойствие, никого лишнего, я отправился на помощь хану в одиночку.

— Не пускает, — доложил Азам, кивнув на стражника.

— Слышь, косоглазый, — взъерепенился охранник, — Ты в детстве с лошади не падал?

— Бывало, — пожал плечами хан.

— Оно и видно. Сказал же — спит боярыня. Как проснется — пожалуйста, завсегда к обеду глазоньки продирает.

Я схватил письмо и сунул стражнику под нос.

— Бумагу видишь! Сам Аркадий Львович, кровный братец, руку приложил. Дело срочное имеем от него, буди хозяйку.

— Так-то оно так, я в грамоте не селен, может, и Аркадий накарябал, а плетей мне получать.

— Буди! Аркашка явится — шкуру спустит.

— Погодь, — встрепенулся стражник. — Вон девка дворовая бежит, ее зашлем, у баб зад крепкий, все стерпит, ежели что. Манька, поть сюда!

Сочная румяная девка, выслушав охранника, наклонила голову и томно спросила:

— Глянь, на затылке волосья все выпали?

— Ты чего, Мань? — Опешил стражник. — Коса до пояса, любо-дорого посмотреть!

— Вот как облысею, так разбужу, у меня космы не казенные, чтоб всякие дуры за их тягали.

Тряхнув бедрами, Манька гордо удалилась.

Лучики солнца вовсю барабанят по крыше, еще час и из города нам не выбраться. Стражник крякнул с досады и перешел на шепот:

— Обойдете дом, на втором этаже центральное окно в боярскую спальню выходит, камешком киньте, может, проснется. Авось пронесет, мало ли кто по задворкам шлындает.

Спорить не стали, времени нет. Не добудем денег, останемся без провизии, а в голодной степи без хлеба далеко не уйдешь.

На позицию выдвинулись всем отрядом. До нужного окна метров пятнадцать, Ванька нашарил в траве камень, я попытался вмешаться, но не успел. Здоровый булыжник со свистом взвился в небо. За доли секунды я прошептал все молитвы, которые знал и Господь услышал. Камень врезался в стену в метре от окна. Хвала Всевышнему — промах. Дом содрогнулся, загудели толстые бревна.

— Это пристрелочный, — успокоил Ванька, подбирая новый булыжник.

— Ванюша, не надо! — взмолился я.

Второго такого броска дом не выдержит. За дело взялся Федор, подкинул на ладони мелкую гальку, прищурил глаз и метнул точно в цель. Словно в замедленном кино я видел, как отворяется окно и на улицу выглядывает нечесаная лошадиная морда Агапиды Львовны. Помолиться уже не успел. Описав широкую дугу, камень приземлился аккурат между глаз спящей красавицы. Накрылась наша авантюра медным тазом, хорошо накрылась, со звоном о лобовую кость.

Но Агапиду Львовну набухшая шишка ничуть не смутила, она свесилась с подоконника по пояс и, близоруко щуря заспанные глаза, негромко позвала:

— Ох, Ярошка, шалунишка! Ну, иди же, проказник. Лестница под окном.

Азам попытался возмутиться, но его и слушать не стали, схватили за руки-ноги — и через забор.

— Давай хан, действуй по обстановке, главное письмо прочесть дай, — напутствовал я.

Спрятавшись за оградой, мы затаили дыхание. Сначала услышали скрип лестницы, затем удивленный голос Аркашкиной сестры:

— А ты не Ярошка... Но все равно лезь.

Прошло пять минут. Тишина. Через четверть часа мои нервы начали сдавать. Я начал медленно считать да тысячи, если Азам не появится, пойдем на штурм. На счете семьсот тридцать пять послышался знакомый скрип. Красный, как перезрелая редиска, хан с трудом перелез через забор.

— Вот, — протянул он тугой тяжелый кошелек, — пятьдесят золотых червонцев. Велено передать Аркадию — с него полторы тысячи.

Доскакав до ближайшей лавки, мы в считанные секунды опустошили все полки, под завязку набив снедью седельные сумки. Швырнув на прилавок золотой, я увидел запыхавшегося конюха и, схватив его за ухо, настойчиво попросил:

— Забери сдачу, три рубля твои, остальное отнеси хозяину.

Мужик затрясся от подвалившего счастья. Не донесет сволочь, на такие деньги месяц можно не трезветь. Бог с ним, проверять некогда.

Центральная улица вывела к городским воротам. Навстречу, бренча оружием, топал отряд стражников. Двадцать молодцов неровным строем двигались в сторону тюрьмы. От сердца отлегло — успели! Под копытами лошадей задрожал подвесной мост, Волынь осталась позади. Жаркая степь распахнула свои объятия.

Больше часа мы гнали лошадей, и лишь отмахав добрый десяток километров, перешли на размеренную рысь. Улучив момент, рядом со мной пристроился Азам, стыдливо пряча взгляд, он спросил:

— Хан Па, как мне быть? По закону степи, после того, что это женщина со мной сделала, я должен на ней жениться. Ну, лучше назад в тюрьму...

— На Агапиду Львовну закон не распространяется, — успокоил я хана. — Подвенечных платьев не хватит, если она за каждого, кто залез в окно, замуж выходить будет. Забудь, как о страшном сне и живи спокойно, ради общего дела страдал.

Счастливый Азам пришпорил коня и с диким криком умчался вперед, а меня никак не могло отпустить чувство непонятной тревоги. Жжет заноза в груди и не хочет наружу лезть. Неуютно на душе, чего-то не хватает. Я обвел взглядом отряд. Рядом Кондрат Силыч, впереди Васька с Ванькой, в хвосте Антоха с Сорокой плетутся, Подельник с Фраером о чем-то спорят...

— Стой! — заорал я, пугая лошадей. — Где Лёнька, мать вашу! Где граф?

— Ох, ты! — схватился за сердце дед Кондрат. — Мы ж его того, как на место скелета поставили, так и не вынимали, чтоб в горячке под ногами не путался. Васька с Ванькой даже стенку заложили. Думали перед уходом извлечь, забыли...