— Ка-рис...
— Тише, малышка. Тебе пока лучше помолчать.
— Ты жив... — я закрыла глаза; говорить в самом деле было трудно.
— Да что со мной случится... — горечь, прозвучавшая в его голосе, заставила меня вскинуть ресницы.
— Не говори так... — я осеклась, прикусив губу, и отвела взгляд. Ещё не хватало ляпнуть что-нибудь не то.
— Ты же обещала... — почти беззвучно выдохнул Карис. — Зачем?
— Так было надо, — значит, Ари не понял, что покушались на него. Пусть, так даже лучше. С тем метателем я разбусь сама — найду и накромсаю на мелкие ломтики, очень-очень медленно. — Все обошлось, — я осторожно протянула руку, коснувшись его плеча.
На щеке Кариса вдруг забился мускул, совсем по-детски дрогнули губы и брат упал лицом мне в колени.
Я рванулась к нему, ладони сами опустились на трясущиеся плечи — но почти сразу, едва удержавшись от крика, откинулась назад: рана, скрытая под повязкой поперек груди, напомнила о себе резкой болью.
И тут в дверь постучали. Ари неловко поднялся, подхватил с тюфяка рубашку, и на ходу просовывая голову в ворот, направился к двери.
Я опустила веки, никого видеть не хотелось, но почти одновременно с шорохом двери, по спине прополз очень знакомый холодок.
Лен скинул кожаный плащ, привычно повесил его на гвоздь у двери и одним плавным движением отряхнул капли дождя с волос.
— Как она?
— Очнулась.
— Держи, — Лен передал Карису небольшую, но увесистую корзинку и шагнул к моей кровати. — Выставь на стол, только осторожно.
Карис спокойно отошёл к столу, занявшись корзиной.
— С возвращением, каэнне, — Лен опустился на скамеечку рядом с моей кроватью.
Я молча глянула на него, потом осторожно скосила глаза на стол. Там стройными рядами вырастали пузырьки, баночки и скляночки, которых с избытком хватило бы на целую магическую комнату.
Лен, увидев, куда я смотрю, сообщил с обворожительной и, одновременно, злорадной улыбкой:
— Это всё для тебя. И начнём прямо сейчас. Ари, там такой большой зелёный пузырёк с красной печатью на горлышке. Давай его сюда и ложку не забудь.
Я посмотрела на Кариса, уже стоявшего у кровати с пыточными орудиями наготове, и послушно проглотила вязкую бледно-зелёную гадость.
— Ещё что-нибудь? — прошелестела я. — Давайте сразу.
— Нет, — оторопело произнёс Лен, — только запить надо.
Сделав несколько глотков, я закрыла глаза и незаметно провалилась в сон.
Карис осторожно задёрнул занавеску над кроватью Дары и присел за стол. Лен, потягивавший подогретое вино с травами, отставил кружку, и почти шёпотом принялся объяснять:
— Вот это — по ложке перед едой, три раза в день; это — вечером перед сном, по две капли на кусочке хлеба.
— А остальное? — Карис кивнул на армаду склянок.
— Потом, — отмахнулся Лен. — Сейчас — только самое необходимое.
— Ты уверен, что подействует, как надо? — спросил Карис.
— Не волнуйся, — хмыкнул Лен. — Я пообещал, что если не подействует, я лекарю все эти склянки засуну... кое-куда.
До сих пор поверить не могу, что мы её вытащили. Как бы чего не случилось...
— Не случится. Я знаю.
Лен, уже собравшийся спросить, откуда взялась такая уверенность, внезапно осёкся под пристально-отрешённым взглядом Кариса, и заговорил только через минуту:
— Ари, я ещё хотел сказать...
— ... что собираешься стать моим зятем? — продолжил за него друг детства.
— А ты против?
— Решать будет Дара, — глаза Кариса на мгновение вспыхнули зелёным огнём, а лицо превратилось в каменную маску: 'Она моя, только моя!' — Но учти, во второй раз я тебя убью.
— Если она согласится, я женюсь хоть завтра, — мечтательно улыбнулся Лен. — Не волнуйся.
— Твои благородные предки в гробах, часом, не перевернутся? — ехидно поинтересовался Карис. — Ты же, как-никак, сет, а мы кто — простолюдины. Дара тебе не ровня.
— А это ещё как посмотреть, — усмехнулся Лен. — Она — каэнне, и поверь мне, это очень много значит. Мне пора. Завтра зайду.
— Дара, солнышко, проснись. Всё в порядке, я здесь, с тобой.
Я приподнялась на постели, приходя в себя. Карис, стоявший на коленях у кровати, облегчённо вздохнул и, склонившись, осторожно притронулся губами к моему лбу.
— Жара вроде нет.
— А что случилось? — я ещё полусонно взглянула на него.
— Ты спала очень беспокойно, металась, а потом застонала.
Я помотала головой:
— Ничего не помню. Пить хочется.
— Сейчас. Может, ещё что-нибудь надо?
— Нет, спасибо, — я отдала ему кружку. — Ложись, тебе надо поспать.
Всё это время Карис не отходил от меня ни на шаг и, вернувшись в комнату, спал не на кровати, а на полу, чтобы быть поближе, на всякий случай.
Тёмные тени у него под глазами были заметны даже при слабом свете свечи. Я вздохнула и, не удержавшись, провела ладонью по его щеке.
— Совсем ты со мной измучился.
— Зато понял, как несладко тебе со мной приходилось, — усмехнулся Ари, — теперь, случись что, буду послушным, как ягнёнок.
Меня мгновенно прошиб озноб — ну, кто его за язык тянул! Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить!
— Пожалуйста, никогда так не шути, — прошелестела я.
— Прости, солнышко, больше не буду.
Я, успокоившись, откинулась на подушки и закрыла глаза. Карис вернулся к столу, задул свечу, а чуть погодя зашелестел простыней — спать под одеялом было слишком жарко — устраиваясь поудобнее.
Немного выждав, по волоску, чтобы не потревожить рану, я переместилась ближе к краю кровати и неуверенно протянула руку, сразу же ощутив ответное прикосновение.
Сомкнутые ладони, пальцы, переплетённые в тесный замок — так мало, когда хочется большего и так много, когда нельзя почти ничего.
Глава XVI
— Ещё немного, и ты поджаришься, — произнёс надо мной низкий голос.
Я лениво отмахнулась, не открывая глаз, и передвинулась из тени на солнце.
Короткий смешок, и тень переместилась вслед за мной.
— Лен, ты хочешь неприятностей? — вкрадчиво промурлыкала я.
Вместо ответа на меня обрушился водопад солёных брызг.
'Ррр-р!! Что будем делать?' — Тени эта шутка тоже не понравилась.
'Догоню и убью! Медленно и мучительно!' — я спрыгнула с валуна, злорадно улыбаясь.
Лен всё прекрасно понял и молниеносно перетёк в сторону.
Я вздохнула с лёгкой завистью: увидеть — увидела, но вот повторить... непросто даже для оборотня, а уж для обычного человека это выглядело так, словно Лен растворился в воздухе, и метнулась вдогонку.
Карис, нежившийся на золотистом песке в нескольких шагах от моего валуна, бросил на нас короткий взгляд и снова закрыл глаза.
После моего ранения, Ари и Лен вели себя так, словно никакого поединка никогда и не было. Лен появлялся каждый день, и все наши уже считали его своим. Я бы не удивилась, если бы хозяин однажды предложил ему роль в истории.
Я обогнула скальный выступ и чуть не врезалась в Лена. Все мысли о 'страшной мести' улетучились, как утренний туман, стоило мне увидеть его лицо.
— Что случилось? — вопрос слетел с губ едва ли не прежде, чем я поняла, о чём спрашиваю.
— Её нашли.
— Её?! Но зачем женщине понадобилось убивать Кариса?! — такое просто не укладывалось у меня в голове.
Лен отвёл взгляд в сторону:
— Дара, ты же сама на него метку (1) поставила... и как это у тебя получилось?
Я опёрлась о скалу — вдруг резко ослабли колени.
— Она из наших?
— Да, — отрывисто кивнул Лен. — Алейна — каэнне, как и ты. Но обращённая — приёмыш, а не кровная.
— Почему? — мне было глубоко наплевать, кто она, гораздо важнее была причина.
Лен передёрнул плечами и опустил глаза:
— Её отец некоторое время назад намекнул на возможность союза. Я её знал, или думал, что знал и собирался дать согласие, пока... — он умолк на полуслове.
В глазах потемнело от злости, из горла вырвалось рычание.
— И что теперь? — с трудом выговорила я.
— Решать будут Вожаки. Война ни той, ни другой Стае не нужна. Нас и так слишком мало.
При этих словах я почему-то вспомнила случай с наёмником и неожиданно для себя спросила:
— Лен, ты можешь научить меня рукопашному бою?
— Дара, что-то случилось? — глаза Лена полыхнули дикими зеленоватыми огоньками. — Я порву глотку любому, кто попробует тебя обидеть!
— Всё в порядке. Карис меня учил, но очень немного. Мне этого недостаточно.
— Хорошо. Начнем завтра, но учти — поблажек не будет, — Лен криво усмехнулся. — Ты ещё не раз проклянешь и меня, и себя.
— Посмотрим, — улыбнулась я.
— Ненавижу! Изверг! Мучитель! Загрызу!!
— Я тоже тебя люблю, — Лен с хищной улыбкой потянул меня за руку, вытаскивая из угла, куда сам и зашвырнул минуту назад.
Я мысленно обозвала его парочкой совершенно неприличных, но очень подходящих слов и поднялась, еле сдержав стон.
— Ай-яй-яй, как нехорошо, а ещё девушка! — заметил Лен тоном строгого наставника.
'Он ещё и в мысли залез! Ну что ж, сам напросился!' — злорадно ухмыльнувшись, я чуть подумала и сообщила, конечно же, не вслух, кто он такой и что я о нём думаю. Самой красочной и непристойной фразой, какую только смогла изобрести.
Совершенно неописуемое выражение, появившееся на лице Лена, так и просилось на холст. Право, жаль, что я не художник!
Радость от удачной пакости была недолгой: Лен резанул меня взглядом, как ножом, и ледяным голосом обронил:
— В круг.
К концу тренировки я чувствовала себя чем-то средним между хорошо выбитым ковром и тряпкой для мытья пола: Лен хладнокровно и жёстко вытряхивал из меня душу. Однако, несмотря на вопли и ругательства, я была ему искренне благодарна.
Одни только уроки по использованию 'волчьего дара' в человеческом облике были бесценны: ведь всё, что я умела до этого, я узнала сама. Отец ушёл слишком рано, а братья и сестра были чистокровными волками и человеческий облик принимали только изредка.
Из Перехода — самый удобный способ возвращаться домой — я даже не вышла, а почти вывалилась. Кое-как добралась до кровати... и только через пару часов смогла встать, чтобы впервые за много дней пристально посмотреть на себя в зеркало.
Полюбоваться и впрямь было на что — не на лице, на теле: потрясающей 'красоты' узоры из синяков сделали бы честь любому леопарду.
Надо было что-то придумать и притом немедленно — в закрытом платье, по здешней жаре, я просто сварюсь.
Самое простое — намазаться примочкой от плеч до пяток. А как же спина? Ей больше всего досталось. Кариса попросить? Нет, ни за что!
Но выход я всё-таки нашла: вылила примочку в глубокую миску, хорошенько намочила там полотенце и завернулась в него.
Какое счастье, что сегодня и завтра у нас неожиданный выходной — хозяйское семейство отправилось на свадьбу к каким-то дальним родственникам госпожи Вереты, иначе, после работы меня можно было бы смело назвать ходячим мертвецом.
Упорный труд и терпение сделали своё дело — ближе к вечеру, синяки начали понемногу выцветать, а к утру обещали и вовсе исчезнуть, но идти в общий зал я не рискнула, поужинала в комнате.
Обычно, после занятий с Леном, я ложилась рано и спала, как убитая, но сегодня сон никак не хотел приходить. Без толку проворочавшись в кровати чуть не два часа, я встала, оделась и собралась было поиграть, но вспомнила, что у лютни порвалась струна.
'Какая досада! Ничего, попрошу у Кариса, он вроде бы ещё не спит'.
Я вышла в коридор, под его дверью неярко мерцала полоска света — значит, не спит. Я осторожно постучала, Ари открыл сразу:
— Малышка, что-то случилось?
— Нет, просто не могу уснуть. Дашь лютню?
Карис улыбнулся.
— Ты играть собралась? Поздно уже, смотри, остальных постояльцев не переполоши, а то выставят нас за дверь.
— Я тихонечко, даже ты не услышишь.
— А с твоей что случилось?
— Струна порвалась, а запасные в фургоне. Завтра заменю.
Ари отошёл и почти сразу вернулся, протягивая мне инструмент.
— Держи, — наши пальцы встретились на грифе.
Я прикусила губу и, не выдержав, вскинула на него глаза.
На лице Кариса не отразилось ничего.
— Спокойной ночи, сестричка.
— Спокойной ночи.
Я пошла к себе, давя желание обернуться. За спиной осторожно закрылась дверь.
Карис прислонился к двери, борясь с собственным безумием.
С каждым днём, обращаться с Дарой, как с сестрой, становилось всё труднее. То, что было обычным для брата — улыбаться ей, разговаривать, вдыхать её запах, касаться — для мужчины, жаждущего обнимать, ласкать, любить — стало изощрённой пыткой.
А в соседней комнате, вторя переливам голоса, рассыпала серебро струн лютня — слышно было прекрасно, благодаря раскрытым, из-за жары, окнам.
— Я хочу быть любимой тобой (2)
Не для знойного сладкого сна,
Но — чтоб связаны с вечной судьбой
Были наши навек имена.
Этот мир так отравлен людьми,
Эта жизнь так скучна и темна...
О, пойми, — о, пойми, — о, пойми,
В целом свете всегда я одна.
— Что же ты со мной делаешь!!
Лютня звала и манила. Всего несколько шагов и вот оно — счастье. Обнять — и забыть обо всём. Нет, нельзя!
А песня продолжала звучать.
Я не знаю, где правда, где ложь,
Я затеряна в мертвой глуши.
Что мне жизнь, если ты оттолкнешь
Этот крик наболевшей души?
Пусть другие бросают цветы
И мешают их с прахом земным,
Но не ты, — но не ты, — но не ты,
О властитель над сердцем моим.
И навеки я буду твоей...
Карис пересёк комнату и упал на кровать, в отчаянии кусая угол подушки.
Но душу продолжали жечь воспоминания...
Лютня умолкла.
— Лен! Вечером, да ещё и через окно? — в голосе Дары отчетливо слышалось беспокойство. — У тебя что-то случилось?
— Нет, всё хорошо, — Лен приглушённо рассмеялся. — Просто решил предложить юной деве ночную прогулку.
— На четырёх лапах?
— Как захочешь, так и пойдём, — вкрадчиво произнес Лен. — Могу даже на руках понести.
В последнее время Кариса постоянно терзало острое желание пересчитать все рёбра другу детства, а для полного удовлетворения добавить под оба глаза по роскошному синяку. Но он осадил себя: самое главное, чтобы Дара была счастлива, а с Эллентом или с кем-то другим — дело десятое.
И, если смотреть правде в глаза, то лучшего мужа для Дары просто невозможно представить. Когда Дара станет сеттой ан-Вьерре, он будет спокоен за неё и сможет уйти, не тревожась и не оглядываясь.
За стеной стало тихо. Видимо, Дара всё-таки приняла предложение Лена.
Карис медленно поднялся с кровати, чувствуя себя опустошённым изнутри. Если Богиня будет милостива, то очень скоро всё встанет на свои места. А пока... клин клином вышибают, не так ли? Да и ходить далеко не надо...
Через пару минут он, взлетев по лестнице, уже стучал в третью дверь справа.
Айрена даже не спросила 'кто', словно ждала. И, похоже, ничуть не удивилась запоздалому гостю.
— Карис, как ты вовремя. Я как раз о тебе думала, — она улыбнулась, бросив на него быстрый взгляд из-под завесы длинных чёрных ресниц. — Входи.
