Сын Неба

-А как же мировая революция?! — снова спросил Гусев, но понял, что зря. — Ладно, я что-нибудь придумаю! — добавил он и удалился.

* * *

Тем же вечером к дежурившему на взлёте летучему кораблю сквозь пургу пробрался какой-то человек. Повстанцы, несшие вахту, открыли ему люк и спустили трап.

Это был инженер Лось. Марсиане узнали Магацитла. Он велел им взлетать и взять курс на Тасоцер. Поскольку повстанцы знали, что Магацитл Лось имеет полномочия отдавать приказы так же, как Магацитл Гусев и Тар, они подчинились. Спустя минуту летучий корабль уже взвился вверх сквозь бушующее ненастье. Достигнув зеркально гладкого днища Тасоцера, он пролетел под ним несколько километров, а потом, когда оно закончилось, взмыл выше, поднимаясь теперь вдоль его наклонной стены.

Их заметили, ворота, запускающие внутрь корабли, открылись, грузно, но бесшумно и легко сдвинулись вниз, открыв, словно огромную пасть, вход на посадочную площадку.

Летучий корабль устремился внутрь и приземлился на ближнем краю огромной зеркальной поверхности, подсвечиваемой снизу слабым зеленоватым свечением. Ворота задвинулись обратно, и к кораблю устремились солдаты в серебристых костюмах, взяв его в кольцо. Трап откинулся, и из корабля вышел Лось. Глаза его горели каким-то лихорадочным, горячечным блеском. К нему подошёл командир охраны в длинном чёрном, падающем складками вниз плаще.

-Мне нужен Тускуб, — произнёс Лось, словно не видя ничего вокруг, — я хочу сделать ему предложение.

* * *

Гусев, проверив посты, уже лёг спать в тесном кубрике рядом с каютой, в которой проходили военные советы. Кровать была мягкая, но маленькая, словно рассчитанная на подростка, и потому ноги его болтались в воздухе, отчего он всякий раз испытывал сильное неудобство, когда пытался заснуть.

Ворочаясь, Гусев думал о Земле, о Питере, о Маше. Всё это марсианское приключение ему уже порядком надоело. "Годы уже не те! — думал Гусев с каким-то удовлетворением, продолжая искать удобное положение для сна на тесной и короткой кровати. — Вот вернусь в Питер, и больше никаких Марсов! Хватит, пора на покой! Рыбалка, удочки, пение птичек по утрам, Машка, счастливая тем, что я рядом! Э-эх, заживу! Пора на покой!" От удовольствия предвкушения будущей безмятежной мирной жизни он даже потёр руки: "А Марс пусть другие завоёвывают, молодые! Новая смена выросла! Им надо дорогу дать! Вон Цацуля и Миров — не плохие ребята! Из них бы хорошие командиры вышли! Надо по возвращении рекомендовать... А Манакова жалко!.."

Мысли его начали путаться, и он задремал, всё больше погружаясь в сладкое небытие. Внезапно его сон нарушил какой-то шум, Гусев вскочил и, нашарив наган, высунулся из кубрика в каюту, где горел тусклый зеленоватый свет.

Мимо стола с разложенной схемой полярной станции кто-то пробирался. Это он зацепил отставленный стул, который упал и наделал столько шума.

Гусев признал Цацулю.

-Саша, что случилось? — спросил он.

Цацуля приблизился. Меховая шапка съехала на затылок, обнажив вспотевшие под ней от быстрого бега русые волосы. Он долго не мог говорить, пытаясь отдышаться, потом произнёс сквозь глубокие и частые вздохи:

-Не знаю, как доложить, Алексей Иванович!..

-А что? Что случилось?! — напрягся Гусев. Весь вид бывшего моряка внушал опасение какого-то крупного и серьёзного происшествия. — На нас напали?!

Гусев принялся лихорадочно натягивать портки.

-Да нет, Алексей Иванович, хуже! Не знаю даже, как сказать... Инженер Лось улетел.

-Как улетел?! — встрепенулся Гусев. Он чувствовал подвох во всём поведении Лося, и вот теперь его опасения начали сбываться. — Как улетел?! Кто разрешил?! Куда улетел?!

-А кто ему будет разрешать! — удивился Цацуля. — Он же из комсостава! Не рядовой какой-нибудь!

Гусев выскочил в ночную пургу и, несмотря на лютую стужу, от которой даже дышать было больно, промчался до места, на котором должен был стоять дежурный летучий корабль. Потоптавшись там, посмотрев, зачем-то вверх, в непроглядную темень, засыпающую хлопьями колючего, как иглы, сухого снега, Гусев побрёл обратно в свой штабной корабль.

-Усилить охрану!— отдал он распоряжение Цацуле. — Теперь всего можно ожидать! С этого момента разрешение на взлёт летучих кораблей отдаю только я!

-Ясно, Алексей Иванович! — Цацуля скрылся за дверью.

* * *

Гусев сидел за столом, пыхтя папироской и соображая, что теперь делать.

Загорелся небольшой экран. На нём появился Скайльс.

-Здравствуйте, господин Гусев! — произнёс он как-то бодро и воодушевлённо.

-Доброй ночи, мистер Скайльс! Я так понимаю, что инженер Лось снова у вас?

-Вы правы, господин Гусев!

-Что он там делает, если не секрет?

-Сейчас он на переговорах у господина Тускуба! Господин Лось прилетел сделать ему какое-то предложение!

-Передайте господину Тускубу, что у инженера Лося не достаточно полномочий, чтобы вести какие бы то ни было переговоры! — Гусев отвернулся от экрана, чтобы Скайльс не заметил, как в нём бушует ярость: "Если Лось думает, что я на его спящую марсианскую бабу обменяю полярную станцию, то он глубоко ошибается!"

Экран потух, но через некоторое время загорелся снова. Теперь рядом со Скайльсом на нём показалось усталое и осунувшееся лицо Лося.

-Мстислав Сергеевич! Вы что! Белены объелись! — возмутился Гусев. — Вы зачем туда полетели снова?!

-Я сделал Тускубу предложение! — ответил устало Лось.

-Да какое предложение может быть?! Я вам, Мстислав Сергеевич, полномочий на переговоры с контрой не давал!

-Я предъявил ему ультиматум! — сказал Лось, не обращая внимания на изумлённого его словами Скайльса.

-Какой ещё ультиматум?! — изумился Гусев.

-Я потребовал у Тускуба отдать мне Аэлиту или...

-Или что?..

-Или я прикажу тебе взорвать полярную станцию!

На минуту Гусев опешил от наглости Лося. От него он такого не ожидал. Однако, как опытный революционер, Гусев с этого момента сразу включился в игру Лося. Он понял, что Скайльс всё слышит, и о раздоре или несогласии между ними сразу станет известно Тускубу.

-А, вот вы о чём, Мстислав Сергеевич! Ну, это вы, конечно, поспешили! Но что Тускуб?

-Он вынужден был согласиться!

В голове Гусева лихорадочно крутились мысли. Он понимал, что Лось сыграл ва-банк, устроил настоящий кордебалет вместо чёткого плана революционных действий, разработанных им. И это было очередное пижонство Лося, такое же, как его отъезд в Америку. Это была эгоистичная выходка, которая не только вредила революционным планам Гусева, но и, вообще, приводила их в полный стопор. Но если бы Гусев позволил сейчас почувствовать Скайльсу и Тускубу, что за словами Лося ничего нет, что они лишены реальной силы и опоры на действия Гусева, то за дальнейшую судьбу инженера трудно было ручаться. А это Гусеву было совершенно не нужно! "Ах, Лось, Лось! Что ты делаешь?! — подумал он с досадой. — Тебя убьют, а потом и нас тоже, как курят по одному перещёлкают!"

Выходка потерявшего голову Лося могла положить начало конца повстанческого отряда на полярной станции. И теперь Гусев понимал, что дальнейшая судьба всех повстанцев, вдруг поставленная на карту ошалевшим инженером, зависела только от его правильно сказанных слов и от верности его действий. Он должен был показать Скайльсу, а, значит, и Тускубу, что они вместе, они заодно, и Лось — не отколовший разлагающийся элемент, а слегка опередивший события участник революции.

-Конечно, Мстислав Сергеевич! Передайте Тускубу, что, если он не выполнит ваши требования, то я непременно взорву полярную станцию! — продолжил Гусев, чувствуя, что ситуация всё-таки наиграна, и он перегибает палку.

-Да, Алексей Иванович, — видно было, что Лось почувствовал его поддержку. — Тускуб знает! Я вылетаю на станцию!

Гусев не стал спрашивать — зачем. Экран погас.

Безумный план

-Я потребовал у Тускуба, чтобы он отправил саркофаг с Аэлитой в сопровождении Тара на мой междупланетный аппарат, оставшийся недалеко от экватора Марса! — возбужденно объяснял Лось сердитому и насупившемуся Гусеву.

-Ну, а он что? — спрашивал тот, настолько готовый взорваться в любую секунду, что даже не смолил по обыкновению папиросу.

-Он согласился! — восторженно, как ребёнок отвечал Лось. Его крайнее возбуждение было то ли маской, пытавшейся скрыть проступок, за который другого Гусев без размышлений поставил бы к стенке, то ли признаком начала паранои у свихнувшегося от любви инженера. — Я отправлю междупланетный аппарат с Таром и Аэлитой на Землю, а после этого в сопровождении солдат Тускуба вернусь обратно, на Тасоцер.

-И что дальше, Мстислав Сергеевич?! — чем больше говорил лось, тем больше Гусев понимал, что тот полностью ставит под угрозу его планы. — Дальше-то что?

-Дальше?.. Я ещё не придумал! — сконфузился Лось.

-Вот, видите, Мстислав Сергеевич! Вы дальше не придумали! А ведь это не только ваше приключение, поиск вашей возлюбленной Аэлиты, какие-то её романтические порывы! Мы здесь — посланцы советской республики, и мы должны установить здесь советскую власть, вот самое главное! Не забывайте, что мы на Марсе уже второй раз, а нашей главной цели пока так и не достигли! А между тем, Тускуб стал ещё могущественнее, чем был! Вот он сейчас висит над нами в летающей пирамиде весом в сотни миллионов тонн! Он должен быть остановлен! Иначе делу советской власти на Марсе угрожает смертельная опасность! Нас мало, Мстислав Сергеевич! Нас катастрофически мало! Что эти марсианские повстанцы без нас?! Тускуб раздавит их в два счёта! Я удивляюсь, как они вообще столько протянули, шныряя в катакомбах, как крысы! Разве это была революционная борьба?! Это была агония! Их били, как куропаток! Солдаты Тускуба вылетали в руины взорванной им Соацеры, как на охоту. Оставалось совсем немного до их полого уничтожения. Мы подоспели вовремя и успели перехватить падающее знамя пролетарской революции на Марсе и возглавить её снова! И вот, вы видите, мы разгромили и сожгли воздушную армию Тускуба, захватили полярную станцию, заставили трепетать перед страхом неминуемой гибели марсианскую буржуазию! Да, Тускуб висит над нами в своём летающем городе. Но я знаю, что он трепещет и дрожит от страха, ожидая в любую минуту, что мы взорвём станцию и превратим его город в груду обломков! Да, быть может, мы при этом погибнем, но он знает, что мы этого не страшимся! Нам нечего терять кроме собственных цепей! И мы держим Тускуба за глотку, готовые сдавить её и покончить с его властью!

Гусев перевёл дыхание, присел за стол и замолчал на некоторое время, словно собираясь с силами. Лось слушал его внимательно и виновато, всё больше склоняя свою голову в осознании своей неправоты.

-А вы тут со своей любовью, Мстислав Сергеевич! Я всегда знал, что вы не революционер, вы — романтик! Конечно, революции тоже нужны романтики! Но романтики, мечтающие о счастье народа! А вы, вы только и носитесь все эти годы со своей Аэлитой... Она, конечно, прекрасна — нет слов! Но, Мстислав Сергеевич! Вы положили на чашу весов свою любовь против дела всей пролетарской революции! Все эти долгие годы вы мечтали и грустили только о своей возлюбленной, и мне было Вас по-человечески жалко. Но я все эти годы думал о наших марсианских братьях, угнетённых Тускубом, которым мы не смогли помочь в первый раз. И если вы надеялись на встречу со своей любовью, то я надеялся, что, прилетев снова, окончательно свергну Тускуба и установлю на Марсе советскую власть. Вот и ваш сын Тар — весьма подходит на роль пролетарского лидера освобождённого от рабства Марса. А вы его на Землю хотите отправить! Зачем?..

Гусев замолчал, словно ожидая ответа от Лося. Тот молча сидел, понурив голову, и слушал тяжёлые слова упрёков, на которые ему нечего было возразить. Правда была за Гусевым.

-Алексей Иванович! — наконец заговорил, медленно поднимая голову, Лось. — Я вам обещаю, что после того, как я отправлю Аэлиту на Землю, мы вместе взорвём эту чёртову полярную станцию!

Пробуждение

Ранним студёным утром, едва солнце показалось над серебристой ледяной шапкой, массивные шлюзы посадочной палубы бесшумно парящего в небе над полярной станцией Тасоцера плавно скатились вниз по его восточной, сверкающей багряным зеркалом наклонной плоскости, обнажив, словно зёв, хищные пасти его ворот для летучих кораблей и впустив на этаж лётного причала первые, окрасившие всё внутри него в пурпур лучи восходящего светила.

По периметру посадочного поля выстроились в каре солдаты в белых, сверкающих и отсвечивающих пунцовыми отблесками преломлённого света обтягивающих костюмах, знаменуя начало прощальной церемонии.

Вскоре из золотистого цилиндра лифта, поднявшегося на этаж, медленно выкатился прозрачный саркофаг Аэлиты на низком золотом катафалке, сопровождаемый Лосем, Скайльсом и Тускубом, окружённым свитой высоких армейских чинов в длинных чёрных, ниспадающих складками на пол, переливающихся золотой расшивкой плащах. Отец Аэлиты шёл впереди, словно показывая дорогу катафалку с саркофагом своей спящей непробудным сном дочери. Скайльс и Лось следовали позади всей процессии.

Она достигла середины огромной площадки, где в ожидании погрузки стоял серебристый летучий корабль, в ожидании откинувший на палубу свой трап, и остановилась.

Тускуб повернулся назад и подошёл к дочери, лежащей за прозрачным алмазным стеклом. Он стоял долго неподвижно и смотрел на неё, прощаясь, и хотя лицо его было холодно и непроницаемо, надменно, по тому, как он медлил завершить это, ощущалась та внутренняя тоска, которую не мог он не испытывать, видя Аэлиту в последний раз.

Но вот он наклонился к стеклу и сделал что-то вроде поцелуя, а потом отошёл в сторону.

Тот час же высокие армейские чины, сопровождавшие его всюду, приступили к катафалку со всех сторон, осторожно и медленно, словно боясь разбудить спящую в нём прелестную марсианку, подняли на плечи массивное прозрачное сооружение и по трапу неспешно и коротко переступая, внесли его внутрь серебристого летучего корабля. Лось последовал за ними, на миг задержавшись у входного люка, обернувшись и посмотрев зачем-то на Тускуба. Тот стоял, опустив глаза вниз, в пол лётной площадки.

Трап поднялся, взревели винты, и серебристый летучий корабль в сопровождении пары боевых кораблей величаво вылетел навстречу встающему над близким ледяным горизонтом косматому красному солнцу, знаменующему своим появлением начало нового дня. Сделав круг над Тасоцером, тройка летучих кораблей взяла курс на юг.

Шлюзовые ворота тихо, медленно и грузно наехали снизу на люки ворот и плотно закрыли их.

* * *

Егоров и Полежаев грелись, подставив свои тела косматому марсианскому солнцу, выкатившемуся в самый зенит фиолетового неба, и смотрели на проплывающие над собой редкие розовато-жёлтые облака. Они уже давно потеряли счёт суткам, которые оставались одни возле междупланетного аппарата. Связь с другими экипажами установить так и не удалось, и они устали теряться в догадках, что происходит, и куда все запропастились