— Чечен? — с подозрением спросил милиционер — казахи тоже не очень любят своих единоверцев с Кавказа.
Паренёк ответил точно так же, как русской пограничнице, тем же тоном — похоже, он уже выучил эту интонацию, поскольку, я уверен, пару раз в день ему приходилось сообщать свою национальность всем интересующимся:
— Ингуш.
— Куда едешь? — продолжил допрос блюститель порядка.
Пришлось кавказцу раскрывать тайну своего перемещения по Казахстану:
— В Алма-Ату, к дядьке!
— Понятно, — тоном, скорее означавшим "ни фига не понятно", сказал казах и для солидности несколько раз похлопал чужим паспортом по своей ладони. Видимо, на этом запас фантазии милиционера иссяк, поэтому он нехотя вернул документ несчастливому ингушу и покинул купе.
— Блин, заколебали, — тоже со знакомой нам интонацией пробурчал парень. Очевидно, он заучил и эту фразу.
* * *
С пересечением казахстанской границы в нашем поезде поселился "базар" — целые сутки до самой Алма-Аты по вагону бродили многочисленные торговцы. По товарному ассортименту можно было изучать экономическую географию страны. Например, в Семипалатинске нам предлагали колбасу и водку, в Аягузе и паре сотен километров до и после него — шерстяные кофты и шали, в городе Уш-Тобе, негласно считающемся "корейской столицей" Казахстана — острую морковку, а в Капчагае и на прилегающей территории — керамику. Ну и, конечно, как несомненный признак экономической активности населения, на всем пути нас сопровождала целая армия менял...
А ещё, попав в Казахстан, почему-то именно в нашем вагоне начали усиленно расслабляться проводники поезда. Гулянка в "проводничьем" купе шла целый день, и, судя по всему, всю ночь. Рано утром я проснулся оттого, что к нам заглянул основательно пьяный казах в синей форме и фуражке набекрень, который начал хлопать по верхним полкам обеими руками, явно в надежде что-то найти.
— Проводник барма (8)? — спросил он меня, когда я поднял свою удивленную голову.
Я ответил ему, что нет, спящее на верхней полке тело не принадлежит проводнику — там лежал "везунчик" ингуш.
— Ой, потерялся куда-то, да? — как-то очень плаксиво произнёс пьяный товарищ пропавшего железнодорожника, и мне даже стало чуточку жалко его.
— Ну, поищите в других купе, — посоветовал я и отвернулся к стене досматривать свои казахстанские сны...
Наш поезд прибывал в воскресенье, в первой половине дня на "первую Алма-Ату" — находящуюся на окраине города огромную транзитную станцию, хотя, вообще-то, в советские времена поезда до тогдашней столицы Казахстана шли на вокзал Алма-Ата II, который, наоборот, располагается хоть и в тупике, зато в самом центре. Я с детства помнил, где находятся оба городских вокзала, и, в принципе, мог бы выбраться оттуда, но адрес нынешнего места жительства моего дядьки мне ничего не говорил — я понятия не имел, где находится нужная улица.
Вопрос перемещения до необходимого нам места волновал меня (и чем ближе к конечной, тем больше) из-за боязни не узнать родного человека в толпе встречающих. Я довольно смутно помнил, как выглядит дядя Юра (помнил только, что с усами), но мама перед поездкой на мою просьбу описать его внешность отмахнулась: "Ой, да ты сам его узнаешь!"
Мы с Натальей вышли на высокую платформу "первого" алма-атинского вокзала и начали озираться по сторонам. Боковым зрением я заметил, что нашего попутчика-ингуша уже допрашивали привокзальные казахстанские милиционеры, я даже знал, о чём они беседовали: "Чечен?" — "Ингуш!" — "Куда едешь?" — "К дядьке" — "Понятно" — "Блин, заколебали!"...
Я понял, что имела в виду моя матушка, когда отказалась сообщать мне приметы своего родного брата. Около лестницы с сигаретой во рту и в кожаном плаще стоял "я", только, разумеется, гораздо старше "меня" и весь седой. Всё-таки гены — сильная вещь. "Я в будущем" тоже узнал "себя в прошлом" и радостно развёл в стороны руки, готовясь обнять сразу и меня, и мою крохотную жену. Бурно поприветствовав друг друга, мы вышли на привокзальную площадь, сели в аккуратно припаркованный "Мицубиси-РВР" и отправились в дядькин офис, расположенный на полпути к дому и выходных, видимо, не знавший. Всю дорогу Наталья украдкой поглядывала то на меня, то на моего дядю Юру — всё-таки мы с ним чертовски похожи!..
Мамин брат, уволившись с государевой службы и женившись во второй раз, переквалифицировался в адвоката и основал семейный бизнес — его жена, тётя Ира, и её дочь, Наталья, тоже были юристами. Небольшая конторка бралась абсолютно за всё и довольно скоро заимела в городе репутацию "везунчиков", способных выигрывать даже самые "мёртвые" дела. Офис адвокатского бюро, находившийся в квартире на первом этаже жилого дома, похоже, и был основным местом жительства моих родственников — во всяком случае, там они проводили гораздо больше времени, чем в собственной квартире.
— А как казахи? Нормально относятся к вашему бизнесу? — спросил я дядю Юру.
— Понимаешь, Андрюша, когда человеку надо, чтобы его родственник не сел, он на национальность адвоката в последнюю очередь будет обращать внимание, — ответил мне дядька.
Позже тётя Ира рассказала нам с Натальей, как представляя в суде интересы одного имама, она, "неверная" (9), даже осматривала какие-то "запретные" помещения в мечети, потому что именно там находилось "место преступления"...
Дом, в котором жили дядя Юра и тётя Ира, располагался в пяти минутах ходьбы от одной из главных магистралей города, проспекта Абая (10), соединяющего центр со "спальниками".
В первый наш "неполноценный" день в Алма-Ате мы не выходили из квартиры. Накормив нас, радушные хозяева куда-то уехали, а нас оставили отсыпаться. Я проснулся, когда за окном совсем стемнело и, не став будить Натку, вышел на кухню, откуда открывался великолепный вид на вечерний город. Как там у бакинцев было? "Ночная симфония огней" (11)? Здесь, конечно, была не "симфония", но тоже что-то такое — величественное и торжественное!..
(1) В тексте этой главы встречается много казахских слов. Чтобы вам было легче их читать, запомните, что ударение в казахском языке практически всегда падает на последний слог. Исключение: две гласных подряд в конце слова, тогда — на предпоследний.
(2) Строка из песни группы "Бахыт-Компот" про "девушку по имени Бибигуль".
(3) Алма-Атой город стал в 1921-м году.
(4) Первые столицы Казахстана, который сначала назывался Киргизской Автономной ССР и входил в состав РСФСР, и лишь в 1936-м году стал полноценным участником Союза, располагались в Оренбурге и Кзыл-Орде, в Алма-Ату столицу перенесли в 1929-м.
(5) Проще говоря, в милиции на транспорте.
(6) "Декабрь" по-казахски, сейчас "Желтоксан" в Казахстане такое же понятие, как в России "восстание декабристов".
(7) То есть гражданам России, а не Казахстана.
(8) В том смысле, что "не здесь ли мой коллега"?
(9) То есть не мусульманка.
(10) Абай Кунанбаев — казахский поэт, литератор, общественный деятель второй половины девятнадцатого века. "Письмо Татьяны" из пушкинского "Евгения Онегина" в его переводе стало казахской народной песней.
(11) В главе 2 я описывал вид на вечернюю столицу Азербайджана.
Часть 2. Алма-Атинские прогулки
Алма-Ата — самый "не казахстанский" город в республике. Судите сами. Казахстан — страна преимущественно равнинная, и основными природно-климатическими зонами в ней являются степи и пустыни. Алма-Ата же находится в предгорьях — сразу за городом прямо на границе с Киргизией расположен заснеженный хребет, называемый Заилийским Алатау, который создаёт мощный фон любому городскому пейзажу. Из-за тёплого климата и хорошей земли в бывшей столице чуть не круглогодично можно наблюдать буйство цветов и красок — лично я больше всего люблю конец сентября — начало октября. Боже мой, что творится в Алма-Ате в это время года! Жёлтые, красные, зеленые пятна на заросших благодарной растительностью городских улицах. Под ногами шуршат созревшие жёлуди, на которых можно укатиться-поскользнуться так, что и никакого гололёда не надо, и лишь дворники торопливо и тщетно пытаются размести эти созданные природой "ролики" и целые сугробы цветной листвы. А еще в Алма-Ате прямо на улицах и проспектах цветут тюльпаны и огромные розы, а в пригородах растут дикие абрикосовые сады — горожане ездят туда собирать урюк (12), как у нас ездят собирать грибы!..
Из-за степей и равнин главной погодной характеристикой в Казахстане является ветер, температура воздуха не так важна. Даже если на улице -30 и при этом ветра нет — можно жить, но вот если ветер сильный, то и -10 мёдом не покажутся. В Алма-Ате же из-за огромных гор ветра не бывает вообще никогда (отчего город постоянно накрыт едким смогом), а истории про минусовые температуры передаются здесь как национальные легенды. Дядя Юра мне рассказывал про то, как однажды у них было аж -15!
В Казахстане живет довольно простой народ — коренные обитатели, казахи, в массе своей потомки кочевников, а "русскоязычные" переселенцы отличаются между собой временем приезда в здешние места — казачье освоение, столыпинская реформа, эвакуация в войну, целина, индустриализация шестидесятых-семидесятых, но мало различимы по своему характеру или социальному положению. Гораздо больше объединяющего их — все сюда ехали, в общем-то, за новой жизнью — чуть светлее и счастливей, чем была в тех краях, что они покинули. Правда, Казахстан стал "вынужденной родиной" и для многочисленных "недобровольных" переселенцев: зэков, строивших гиганты индустрии (13), и целых народов, вдруг объявленных "предателями". В "немецкие" колхозы на севере Павлодарской области нас, школьников, возили на экскурсии — посмотреть на "маленькую Германию", а тех же чеченцев казахи недолюбливали не просто так — среди всей "братской семьи" народов те были самыми шумными и непослушными "братьями".
И всё равно все казахстанцы похожи — в абсолютном большинстве работяги, привыкшие к бесхитростному труду по добыче и первичной обработке пресловутой "таблицы Менделеева", "зарытой" в казахской земле, и "инженерно-технические работники", должным образом этот труд организующие. В Алма-Ате же "окопалась" настоящая, столичная, интеллигенция: журналисты, учёные, писатели, композиторы — все они обязательно должны были наличествовать в каждой национальной республике. А еще — многочисленная чиновная гвардия четвёртой по значимости союзной республики. Собственно, именно вышеперечисленные категории граждан и есть алма-атинцы. Довольно "простецкое" семейство, родившее мою маму — это редкое исключение из правила. Да и жила та семья совсем не в центре, а на городской окраине в частном секторе около транзитной станции Алма-Ата I — там, где обитали только немногочисленные "русскоязычные" пролетарии да бежавшие от голодухи китайцы.
Чиновно-интеллигентская братия, созданная стараниями Ленина-Сталина и достигшая "зрелости" при Брежневе, в массе своей принадлежала к "титульному" этносу, более того, обычно к знатным родам этого этноса. Именно поэтому в столице республики всегда было так много высоких и красивых казахов — "байские" дети рождались от настоящих красавиц, за которых женихи отдавали щедрые калымы.
У "солидных" алма-атинцев росли "солидные" дети — классические, как говорили в советские годы, "мажоры", увлекавшиеся всеми западными новинками. Если где и была в Союзе настоящая "стиляжья вольница", так это в Алма-Ате. Милиционеры и "комсомольские патрули", говорят, просто боялись здешних стиляг — они прекрасно понимали, ЧЬИ это дети!..
Кстати, идеи казахстанской "самостийности" тоже могли родиться только в Алма-Ате — остальной, редко поднимающий "от трудов праведных" голову Казахстан развал Советского Союза "пропустил"...
* * *
Проснулись мы рано — раньше хозяев. Натка вскипятила чаю и начала готовить завтрак — почему-то в доме родственников, с которыми я не виделся много лет, мы оба чувствовали себя очень свободно и совсем как дома. Дядя Юра и тётя Ира подтянулись на кухню, когда стол уже был накрыт. Каких-то больших планов на понедельник у нас не было — музеи не работали, да ещё и дождик за окном накрапывал. В итоге мы поздно вышли из дома и посвятили день окрестным прогулкам и хождению по магазинам — в основном, за продуктами, ибо мне не хотелось выглядеть в глазах родни "халявщиком".
Гораздо более масштабной была программа вторника: мы собирались погулять по центру и зарегистрироваться по месту проживания, чтобы при выезде из Казахстана у нас не возникло проблем. Ещё мы планировали купить железнодорожные билеты в интересовавшие нас города.
На улице было пасмурно, но тепло — градусов 10-15, что для конца ноября, я считаю, более чем щедро.
Выйдя из дома, мы направились на автобусную остановку — дом дяди Юры хоть и рядом с проспектом Абая, но всё же район там не шибко живописный. Автобусов в привычном нам понимании в городе не существовало — останавливались только странного вида маршрутные такси — больше, чем "ГАЗели", но меньше, чем "ПАЗики", из которых высовывались кондукторы-зазывалы, выкрикивающие маршрут и стоимость проезда. Конечно, выглядело это несколько диковато и очень по-южному, зато удобно для приезжих.
Мы вышли из маршрутки, когда пейзаж за окном стал не таким однообразным, то есть начался центр города. Вся архитектура в этом месте проспекта Абая с явными национальными мотивами. Например, похожий на юрту цирк — сюда маманя притащила меня, когда мне было года три, там я жутко испугался шумных и наглых клоунов и разревелся во всю мощь, чем вынудил мою родню покинуть зал. Ужас этот свой я помню до сих пор, а цирковые представления, кстати, и сейчас терпеть не могу. Напротив цирка — казахский драматический театр имени Мухтара Ауэзова, рядом с которым находится памятник восседающему будто на троне самому классику казахской литературы — с большой лысиной, но всё равно всклокоченному. Ох, помню я этого Ауэзова! Всех детей в советских школах мучили только одним "четырёхтомным" произведением, "Войной и миром", а казахстанских — ещё и ауэзовским творением "Путь Абая". Бр-р-р, вспоминать не хочется! Ненавижу читать "конспекты" книг, но "освоить" биографию одного великого казаха, написанного другим великим казахом, у меня никак не получалось. Очень надеюсь, что у родителей не сохранилось моих школьных сочинений по этой книге — до сих пор стыдно.
Сразу за театром и маленькой речкой (названий здешних речушек никогда не знал, они здесь какие-то несолидные — запоминать не хочется) расположился построенный опять же в национальном ключе круглый Дворец бракосочетания, а чуть дальше, на другой стороне проспекта — огромный стеклянный торговый центр, дворец спорта и центральный стадион. Ха-ха-ха! Помню-помню я эти два алма-атинских позорища — футбольные команды "Кайрат" и "СКИФ". Первая играла в высшей лиге СССР, а вторая — в нашей восточной зоне второй лиги, и обе вечно болтались в самом хвосте турнирных таблиц. Наш павлодарский "Трактор" хоть и не выходил практически никогда в первую лигу, зато у себя во второй "чемпионил" регулярно.
Дальше проспект становился не таким напыщенно-парадным — появилось много деревьев, а дома здесь были "сталинскими", что в сравнении с "кунаевской" архитектурой означает "очень скромными". Кто такой Кунаев, вы спрашиваете? Динмухамед (Димаш) Ахмедович Кунаев — это бессменный партийный босс Казахстана на протяжении двадцати с лишним лет. Большой друг Леонида Ильича и не "чистокровный" (по слухам) казах, он беззаветно любил республику, и благодаря ему Казахстан в конце шестидесятых — начале семидесятых расцвёл. Индустриализация усиленными темпами и массовое жилищное строительство привели к очередной волне притока населения из потерявших вдруг свою актуальность Сибири и Урала и перевели республику из "второсортных" (14) в разряд "локомотивов" советской экономики. Во всяком случае, обвинения в адрес "Чуркистанов, объедающих Россию-матушку" от спохватившихся вдруг россиян в конце восьмидесятых мы, казахстанцы, пропускали мимо ушей. Это еще кто кого "объедал"! Кунаева уважали жители республики, но не любил Горбачёв — собственно, отставка казахского первого секретаря с последующим назначением на высший партийный пост Геннадия Колбина, русского чинуши из Ульяновской области, и спровоцировали националистический "взрыв" в 1986-м году.
