Рояль вице-адмирала Руднева

Агитатор что-то заорал про победу революции и освобождение рабочих, но его быстро заткнули ударом под дых. Всё бы ничего, но удар был нанесён гаечным ключом, поэтому агитатор скривился и повалился на землю.

Рабочий, обтеревший ключ о свой фартук, посмотрел на начальника службы безопасности:

— Не сдержался. Заебал в конец этот горлопан, работать мешает.

— Это правильно, — Виталий Витальевич улыбнулся, — Степан Геннадиевич, впредь всех этих агитаторов точно так же отхаживайте и пинком под зад. Пусть свои сказки говорят на базарной площади да в театре, а тут у нас производство!

Агитатор был на ручках вынесен из цеха и брошен под забор, дико матерясь и обещая кары небесные буржуям и их прихлебателям.

Виталий Витальевич, бывший жандарм, покинул цех для составления рапорта о нарушителе. Фотографию и паспортные данные нарушителя получили все остальные службы безопасности по всему Петербургу, так что теперь молодого революционера везде ждал тёплый приём.

А на следующий день пресса взорвалась от сенсационной новости. Были обнародованы огромные количества переписок "вождей пролетариата" с видными деятелями политики, ульянов-Ленин рвал и метал, стараясь поскорее добиться приёма у своего куратора, тогда как большая часть агитаторов попала в опалу. Был провёрнут более сложный манёвр.

На поле боя пришёл противник, вооружённый опытом организации и борьбы с цветными революциями — профессионал. До этого министерство внутренних дел приводило в основном откровенно глупые, зачастую совершенно нелогичные доводы, ещё чаще — забывали, к кому обращаются и говорили непонятным рабочим языком. Однако не сломленные пропагандой умы рабочих легко поддавались влиянию. Поэтому каждый заводик обзавёлся своей службой безопасности, но это было ничтожно мало. Главное — пошла действительно качественная пропаганда. Был принят закон о запрете скрытия владельцев или реальных хозяев предприятий и СМИ, в результате чего несколько десятков периодических изданий как левого, так и правого толка, прекратили своё существование. Подпольная деятельность была прекращена, причём, на этот раз император не пощадил никого. Революционеру был только один путь — смерть. Впрочем, любителей постучать на соседей ждало наказание ещё хуже, если вина не была доказана — публикация в открытой печати и списках имени стукача.

Пропагандой среди народных масс занималось министерство просвещения, и начиналась пропаганда — с написания правильных учебников, методичек для учителей. А так же — активной компании в газетах и журналах. Что бы контролировать народ — народу нужен образ врага. Понятное дело, что зажравшиеся и заворовавшиеся чиновники и тряпка-царь, вещающий что-то заумными фразами у народа в душе ни малейшего дружественного отклика не вызывали. Однако, последние события послужили причиной патриотического и монархического подъёма, а уж дружеская помощь Германии — тем паче. Кайзер в отличии от Николая владел ораторским искусством, любил говорить речи экспромтом. Да и заметная переориентировка на благосостояние рабочих и крестьян, возможность подняться по социальной лестнице...

Хотя началось всё не с сумбурных мер, а с принятия декрета об образовании. Согласно которому каждый гражданин России имел право на бесплатное образование, вне зависимости от социального положения, происхождения, национальности, вероисповедания и прочих вещей. Естественно, это привело к тому, что встал остро еврейский вопрос. Жившие откровенно в нищенских условиях евреи встретили эту новость ликованием. Границу зоны оседлости стёрли, так как дискриминация не вписывалась в стандарты КС. И была строго запрещена.

Это привело к тому, что в Россию стали переезжать сотни тысяч евреев. Сделать из них русских совершенно не получалось, однако, пока что эту социальную проблему закинули в дальний угол стола — налицо была проблема с националистами в прибалтике и финляндии. Псевдо-государства, которые никогда не имели независимости, или имели её уж слишком давно, остро отзывались на ставшие необычно суровыми методы России. Бунты гасились в зародыше, однако, обязательство финнам и прибалтам служить вне своих регионов, а так же размещение русских солдат в военных базах своих стран, сделали своё дело. Пропаганда должна была закончить его. Пока разбирались с балтийской проблемой, изрядно притихших революционеров просто смахнули с доски. Дюжина ликвидаторов, бомбы в зданиях кружков и съездов, глушители к наганам и пули в затылок самым ретивым поумерили пыл революционеров. Не давая им скрыться нигде, даже под крылышком у англичан. Ликвидация ульянова прошла как по маслу — нашли Ленина в центральном районе Лондона, под личиной работника библиотеки. Недалеко от парламента.

И всё же, работа по пропаганде продвигалась семимильными шагами. Были переизданы учебники с правильной трактовкой истории, прежние проблемы царской пропаганды канули в лету. Плакаты выходили намного более качественные. Увидев плакат с изображением русского мужика, сидящего на Порт-Артуре и грозящего японцам, Хьярти схватился за голову. Они там все с ума посходили — разжигать в народе шапкозакидательство!

Поэтому он побежал по специалистам и сам включился в работу по полному переориентированию пропаганды на более качественную. Никаких шапкозакидательных настроений. Вместо этого в прессе открытым текстом пиарилось русское оружие — в газетах стали появляться ТТХ линкора, появление ручных пулемётов, пропагандировалась служба в армии.

Этому уделялось особое внимание. Ведь люди должны понимать то, с чем им вскоре придётся служить и, возможно, воевать. Активизация "клейки танчиков" среди молодёжи началась в виде клейки корабликов.

Ну и как же без самого элитного пропагандистского штампа — общества избранных. Пусть не краповые береты и спецназ, а "церберы" и флот, но при содействии морского министерства в Петербурге открылся клуб "Цербер", в который было очень нелегко попасть. И знатность тут ничем не помогала, одного малолетнего великого князя, решившего стать одним из них уже продинамили. Ни боевых заслуг, ни талантов за ним замечено не было. К тому же главой клуба стал Руднев, а политические преследования от продинамленной венценосной особы были чреваты далекоидущими последствиями, вплоть до опалы самого князя в исполнении всей армии и всего флота.

Проект "Цербер" курировал лично я. Пришлось побегать и выбить для клуба помещение — маленькое, но уютное, к тому же — на невском. Без понтов.

Клуб цербер нигде не рекламировался, однако, как военный клуб имел наибольший авторитет — сюда не принимали без успешного боевого или исследовательского опыта, в клубе действовали своеобразные правила — общаться можно было только без чинов, обращаться друг к другу только по имени или имени-отчеству. Правила были вроде бы очевидны из цели — объединить наиумнейших людей, дать им возможность обмениваться опытом и поддерживать связи друг с другом, а так же клуб имел возможность оказывать поддержку кому-либо, казна клуба состояла из добровольных пожертвований граждан. Естественно, что не в карман участникам, а на их проекты. Я в цербер вошёл как опытный дивер и авиатор, Степан Осипович — как исследователь и новатор, Руднев — как самый результативный флотоводец в мире. Остальные пока ещё не проявили себя должным образом, что бы попасть в этот жутчайше известный и наглухо закрытый для простых смертных клуб. Права посещения не было даже у императора, что как бы намекало на то, что тут не очередное "Русское

* * *

общество", образованное по принципу интернет-форума в реальной жизни.

Ситуация с революцией развивалась положительно — желания лезть у врага не осталось. Останется тут, если люди, занимавшиеся этим, умерли в течении месяца. Причём все, все их документы таинственным образом исчезли, а потом объявились в русской печати... Обвинить в краже британское министерство всё-таки не решилось — ведь этим они бы признали подлинность документов. Однако, это было само по себе очевидно, видя, с каким злом ходил британский посол и в какой гнилой угол загнали всех русских англофилов. Из таких углов опалы уже не выбираются. Разве что посмертно или за подвиги.

* * *

*

Небо... сколько же людей убивалось, прежде чем человечество научилось летать... мой полёт породил бум авиации. Эпоху самоделок, эпоху первых взлётов и первых падений. Настолько, что мне пришлось насильно приказывать Березовскому, директору издательского дома "Просвещение", выпускать журнал. Крылья России — журнал, который стал библией всех начинающих авиаторов. Поначалу я хотел устроить из этого дезинформацию, но потом, подумав, решил, что это будет уже слишком. Слишком жестоко — ведь авиаторы — это цвет нации. Люди деятельные, умные, с хорошим образованием и финансовыми возможностями. И таких — гробить? Пришлось привлекать к созданию журнала всех наших офицеров-авиаторов, передавать через журнал основы пилотажа, основы конструирования самолётов, расчёты, рекомендации, технику безопасности и недопустимость её пренебрежением.

Но, видя, как разлетаются стотысячные тиражи, причём, даже за границу, я решил — надо открывать авиашколу. И институт для инженеров авиатехники.

Понял я это, когда прочитал в газете об очередном разбившемся русском самодельщике. Конечно же, по настоянию правительства, газета упомянула разбор полётов — что авиатор сделал неправильно, какие меры безопасности проигнорировал.

Я отбросил газету в сторону и вышел из кабинета, под безразличный взгляд секретарши-дроида.

— Я к Библиофилу.

— Принято, — отозвался дроид певучим девичьим голоском. Всё-таки мои секретарши — предмет лютой зависти даже императора и приближённых особ. Абсолютно холодные, привлекательные, пунктуальные, с абсолютной памятью и безупречным следованием правил и этикету, всегда молчаливые, безэмоциональные, в общем — именно такие, какие и должны быть секретарши.

Спустившись по лестнице, я вышел из дома, запрыгнул в кабриолет и дал по газам. Жужжа двигателями кабриолет разогнался и поплыл в сторону офиса березовского... но доехать мне было не суждено.

* * *

*

Ситуация начала развиваться неожиданным образом. Видимо, кому-то я перешёл дорогу, но как только автомобиль мой подъехал к издательству, ко мне прям по улице подбежал какой-то мужичонка с портфелем в руках. Взрыв. Меня отбросило метров на сорок и впечатало в стенку — хорошо хоть Берси успел активировать костюм и влетел я уже в прочной броне, не пострадав. Тут же, с трудом поднявшись, посмотрел на место действия. Машина оказалась отброшена на несколько метров и перевёрнута, люди... людей погибло много. Трупов было — не счесть. Я начал злиться. Очень быстро злиться и очень медленно соображать:

— Берси, данные радаров. Кто бежит отсюда?

Ступил. Конечно же бежали отсюда все. Сняв броню, я побежал через улицу, заметив какое-то шевеление. Ну и вонь — куча разбросанных тел, чьи-то руки, ноги, одежда... пострадавших было около десятка, мне пришлось залезть за аптечкой и, заметив выжившего — мужчину средних лет, приложить к его ране повязку с заживляющей мазью. Инъектор с мощным обезболивающим — продержится несколько часов, хрен его знает, как там дальше.

Раненых было много на всей улице, однако большинство людей просто сбежали, даже не думая помогать раненым. Зато вот один полицейский бежит... где скорая помощь? Где полиция? Где МЧС, или, в конце концов, кто-то, что может оказать помощь?

Пиздец.

Тут люди умирают, а никто и не чешется. Вот это я понимаю — абсолютная безответственность.

— Я уже вызываю всех, кого могу, — отозвался на краю сознания Берси, — ГБР уже спешит, будут через пять минут. Если ты не заметил — с момента взрыва произошло четырнадцать секунд.

Нда. Что-то я стал слишком резким на суждения. И вообще — резким как понос. Надо попридержать коней. Но всё равно, нужна служба для борьбы с терроризмом. Такие матёрые волкодавы-спектры, которые могут прострелить череп любому, кто у них стоит на пути. На законных основаниях.

— Берси, твои мысли по этому поводу? Кто это мог быть?

* * *

Бесполезно. С улицы, усеянной осколками стекла и кровью я ушёл в наихудшем настроении, предварительно убрав в подпространство испорченный автомобиль. И пошёл я в сторону офиса. Злой как чёрт на всех окружающих, меня, однако, сторонились. И до самого офиса удалось дойти пешком, в своих недобрых думах и желаниях устроить адские анальные кары тому, кто меня заказал. Здесь нет Ареса, который был моим СБ, поэтому и с безопасностью... хреново. Блин, скоро буду от людей шарахаться.

И ведь знали уроды, где я могу появиться. К офисам они не сунутся — район контролируют терминаторы, а у них сенсоры учуют взрывчатку или нестандартное поведение обывателя.

Дойдя до офиса, я ввалился, весь такой злой, в здание, перепугав охрану.

— Что случилось? — ко мне тут же подскочил охранник, — вам нужна помощь?

— Нет. Теракт. Взрыв. ГБР уже выехала, так что усилить охрану и бдительность!

* * *

Четыре часа спустя я сидел в своей комнате, хорошенько вымывшись и одевшись в тёплый махровый халат, напротив камина, сидел, смотрел в огонь. Думал, гадал. Изучал ситуацию через Берси, который имел со мной мысленный контакт. Однако, пазл не складывался никак. Ленина-Сталина мы ухлопали, причём, самым надёжным способом. Бомбисты в Петербурге? Значит, новая группа. Профессионалы — любителям мои терминаторы устроили такую кровавую баню, что от них даже пепла не осталось.

Теперь новая задача — найти и наказать виновных.

Нападение создало переполох во всём городе — закрывались лавки, люди пугались, откровенно боялись новых атак. Тем самым явно показывая, что повелись на их провокацию и боятся. Это необходимо было прекратить. Вот что меня удивило — это присутствие откровенно протеррористической точки зрения. Кто-то открыто заявлял — на улицах, в кафетериях, что правильно, дескать, дали царскому режиму и буржуям. Хотя вроде бы пострадали обычные граждане. Меня они не убили, Березовского — тем более.

Зазвонил телефон.

— Слушаю?

— С тобой всё в порядке?

— Норма, ваше величество. Как бы это ни было странно, вы позвонили мне раньше, чем Николай...

— Он мне звонил. Совсем расклеился, — посетовал Вильгельм, — я могу оказать какую-либо помощь?

— Пока не знаю. Мои люди выехали на место, перетряхиваем город, ищем следы преступников, проводим обыски. Однако, пока ничего путного не нашли. Слишком мало данных.

* * *

Произошедшее в Петербурге в июне привело к коренным изменениям. Такого жители не помнили никогда. На всех углах домов появились камеры видеонаблюдения, паспорта в обязательном порядке заменялись на новые. Подделать их было практически нереально. Либеральная оппозиция, визжащая что-то в защиту терроризма, пусть и завуалировано, была обвинена в государственной измене и поддержке терроризма, а это, согласно новому кодексу, смертная казнь, без права помилования, с исполнением приговора на электрическом стуле.

Столько было изведено сыворотки правды, что диву можно даться. Приехавшие в Петербург спецназовцы начали захват одного подпольного притона за другим. Хотя никто не хотел тратить на шваль сыворотку, так что просто больше никого из попавшихся в их цепкие лапки не взяли.