Лишь одна Звезда

Невидимая альтесса нежно гладила по спине. Мерзнешь, любимый? Дай, обниму тебя покрепче! Завидуешь? Не завидуй, душа моя. По-твоему, от храбрости они такие бодрые? Напротив, от незнания и глупости. Они, видишь, не знают, а верят. Во всякую чушь верят: в победу, славу, трофеи, в тебя... Можешь представить такое? Ты-то умница, ты-то знаешь, как будет... А они — слепые овечки со своей верою. Так легко их вести — куда угодно, хоть в столицу, хоть на плаху!.. Не завидуй им, родной: у них есть вера, зато я — только с тобою. Никому тебя не отдам, слышишь? Никому!..

* * *

— Прошу вас, матушка, никаких прощаний!.. — сказал Эрвин, войдя в отцовскую спальню.

Леди София Джессика поднялась ему навстречу.

— О чем ты, глупое дитя?.. Я позвала тебя для нравоучений!

С того года, как пропал Рихард, герцогиня носила только черное с платиной. Однако сегодня — по случаю нравоучений — надела платье из алого шелка, и помолодела примерно на полжизни.

Обняла Эрвина чуть крепче, чем обычно, отстранилась, властно взмахнула ладонью:

— Садись, слушай воспитательную речь.

Отец, лежащий в тени, заговорил первым. Слова — глухие и скрипучие — все же были различимы:

— Мы гордимся тобой.

Привычная к роли посредницы меж Десмондом и гостями, леди София Джессика перевела:

— Ты совершенно несносен, знаешь об этом? Всем забил головы этим своим походом, никто и слышать не хочет ни о чем, кроме войны! С тем, как подвешен твой язык, лучше было тебе сделаться епископом. Определенно, вышло бы больше проку.

— Твои первые шаги полководца обнадеживают, — сказал отец.

Мать растолковала:

— Меж тем, твое войско никуда не годно, дорогой. Они только едят и сквернословят, и топчут прекрасные луга долины — более ничего. Двадцать тысяч сытых бездельников изо дня в день маршируют и машут деревянными мечами... Какое падение нрава! Я не могу видеть этого, спасаюсь только игрою на клавесине.

— Одобряю твои назначения, — продолжил лорд Десмонд, леди София исправно перевела:

— Блэкберри — кормилец, Лиллидей — наставник? Сумел запрячь в телегу двух старых упрямцев — и рад? Так проявляется твоя хваленая ирония?.. А Деймон — я не в силах даже понять, какова его должность! Ты пожаловал ему чин будущего прославленного героя?.. О боги! Любой, кроме самого Деймона, поймет, что ты над ним издеваешься!

— Горжусь и тем, как ты справился с Флемингом и Уайтом.

— Я давно знала: следовало поженить тебя с Молли Флеминг. Меньше было бы печалей — и с Флемингами, и с тобою.

— Отрадно знать, что армия полностью готова к походу.

— По правде, милый мой, мы ждем — не дождемся, когда же ты, наконец, уведешь отсюда свою стаю. Наконец-то в долине воцарится покой.

Эрвин все это время прятал улыбку, но теперь не сдержался. Обнял мать, шепнул:

— Что бы я делал без ваших наставлений?

— Ответ очевиден, дорогой: влачил бы жалкое существование...

Лорд Десмонд проскрежетал:

— Многое мог бы сказать, но не время для советов.

Леди София Джессика отозвалась:

— Одевайся тепло, ты же так склонен к простудам. Возьми с собою несколько хороших книг для развлечения: ведь вы идете в Южный Путь, а там всегда смертная скука. Держи в узде свой юмор. Тебе кажется, кто-то кроме меня и Ионы его понимает, но, поверь, ты ошибаешься. Держи при себе умных людей и обязательно находи время для бесед. Война так отупляет! Боюсь, когда вернешься, с тобою и не поговоришь ни о чем высоком. Ах, и главное: окажешься в Фаунтерре — непременно посети театр! Я хочу услышать твой рассказ.

Лорд Десмонд выдержал паузу и медленно, отчетливо выговорил:

— Скажу главное. Мы в тебя верим.

Слова были прекрасно слышны, но леди София Джессика сочла нужным перевести:

— Скажу главное. Мы в тебя верим.

Одним махом уничтожив все впечатление, альтесса-тревога прошептала на ухо Эрвину:

— Вот видишь: они тоже.

* * *

Иона пришла к брату после полуночи.

— У тебя свет в окне. Ведь ты меня ждал?

— Совмещал ожидание с чтением. Давеча в библиотеке нашел прелюбопытную книгу.

Он показал сестре обложку, Иона удивленно хмыкнула:

— "Вопросы полководца"?.. Но это же отцовское сочинение! Ты должен бы знать наизусть. Даже нам в Елене-у-Озера преподавали...

— Вот-вот, — кивнул Эрвин. — Я нашел здесь кое-что занятное, чего прежде не замечал. Скажи-ка, раз уж преподавали: как следует действовать, вступив на вражескую землю?

Иона нахмурилась, напрягая память.

— Закрепиться. Занять опорные пункты, наладить твердое сообщение с родной землею, взять контроль над дорогами.

— Следует ли спешить, развивать быстрое наступление?

— Бывают редкие случаи, когда это выгодно. А чаще, быстро идущая армия подвержена опасности.

— Почему?

— Противник хорошо знает твое положение, ведь ты на его земле. Ты же знаешь о нем мало. Если идешь быстро и без оглядки, он окружит тебя и ударит в спину.

— Ага, ага... А что говорится о взятии крепостей? Когда предпочтителен штурм, когда — осада?

Иона отняла у брата книгу, уселась на стол перед ним.

— Ты будто наставница Франческа! Скучнейшее существо в подлунном мире.

Эрвин усмехнулся:

— Я уже услышал все, что хотел. На том и кончим экзамен. Отчего ты так поздно? Я ждал раньше.

— А я ждала, что ты позовешь.

— Третьего дня я сказал, что хочу видеть вас — тебя и Виттора — в Уэймаре.

— Сказал. За столом, при всех. Я ждала, когда наедине.

— А я ждал, когда ты придешь излить возмущение.

Она покачала головой:

— Я все понимаю. Уэймару нужны лорд и леди. И девушке не место на войне...

— Печаль. Печаль в твоих словах, не понимание.

— Мне следует быть в Уэймаре, тебе — в Южном Пути. Понимаю, что так нужно. Потому и печально.

— А теперь — смирение напоказ. Мне на зло?

Иона спрыгнула, обошла его сзади, шепнула на ухо — как давешняя тревога, но тепло:

— Ты слишком много воображаешь, братец! Иногда случается и так, что я думаю не о тебе. Представь, какое чудо!

— И о ком же, с позволения спросить?

— Я — замужняя женщина, сударь. Мой лорд-муж, по счастью, такой же интриган, как и мой самовлюбленный братец. Так что скучать не приходится.

— Виттор рассказал тебе?

— О вашем плане? Да. Он даже сказал: "Не думаю, что Эрвин посвятил тебя в это, душенька. Эрвин — человек чести, он не стал бы вмешивать девушку... Но у меня от тебя нет секретов!" Представляешь? Так и сказал: "душенька". Так и сказал: "нет секретов". Так и сказал: "Эрвин — человек чести"! Хорош человек чести: скрывает от родной сестры все самое занятное!

— Итак, ты знаешь, каковы дела в Уэймаре?

— У моего лорда-мужа от меня нет секретов, — Иона показала кончик языка.

— Твой лорд-муж воображает, что главное поручено ему.

— Конечно, нет. Главная роль — моя. Я все ждала, когда ты об этом скажешь. Три дня, знаешь ли...

— Я доверяю графу Шейланду...

— Именно поэтому я должна проследить, чтобы он сделал то, что должен сделать. Сестры бывают понятливы, даже если братья не говорят с ними.

— Я доверяю графу, поэтому пошлю с тобой всего сорок мечей, а не целый батальон. Но, по меркам Уэймарского замка, сорок мечей — хорошая сила. Если вдруг Виттор расстроит тебя...

— Он — не — по — сме — ет!.. — нараспев произнесла Иона. И сделалась серьезной: — Уэймар — твой. Не сомневайся.

Эрвин сжал ее ладонь.

Попытались поговорить о чем-то еще — не заладилось, все казалось пустым и неважным. Вместе помолчали — тишина вышла тоскливой. Слишком ясно Эрвин ощущал ночь — последнюю. И невидимую тревогу, сидящую у ног.

— Тебе нужно спать, — сказала Иона. — Хотя бы изредка. Постарайся.

Она нехотя собралась уходить. Слова висели у Эрвина на языке, он не мог ни выдавить их, ни сглотнуть. Давился молчанием.

— Иона... — запнулся.

Сестра заглянула ему в глаза:

— Ты боишься?

— Да. Очень. Никогда в жизни так не было. Даже за Рекой, даже на мысу... Кажется, я тону в болоте. Вокруг черно... и засасывает. Захлебываюсь. Страшно. Холодно.

Иона взяла брата за плечи. Помедлила, ища слов.

— Если хочешь сказать, что веришь в меня или гордишься, или что-нибудь еще... Отец и мать сказали все это. Не помогло.

— По-прежнему страшно?

— Да.

— Последний день?

— Да.

— Впереди только тьма?

— Именно.

Иона влепила ему пощечину.

Хлесткую — аж в ушах зазвенело!

— Мирная жизнь — кошмар. Так говорил герцог Ориджин. Завтра начнется война — сразу станет веселее.

Меч

5-6 сентября 1774г. от Сошествия

Западная Альмера

Джоакин видел сон. Кругом было светло: ясные солнечные лучи заливали комнату. Озаренная солнцем, будто ореолом, в лучах двигалась девушка. Боги сновидений не давали Джоакину рассмотреть ее лицо, но фигура девушки была совершенна: тонкая талия, крутые бедра, длинные стройные ноги, восхитительная грудь... Девушка была нагая. Она двигалась с такой грацией, что парень готов был век не просыпаться, а только лежать и смотреть на нее сквозь закрытые веки. Девушка что-то искала, что-то переносила — хлопотала вокруг него. Когда наклонялась или приседала, у парня вырывался глубокий вздох. Пожалуй, она готовила завтрак. Когда Джоакин проснется, она присядет около и станет кормить — как есть, обнаженная. А потом принесет чаю... с медом. Непременно с медом!.. Он облизнул губы и протянул руки к силуэту, пытаясь поймать.

— Иди ко мне... крошка... — прошептал сквозь сон.

Она подошла и склонилась к нему. Джо различил капельки пота на ее груди. Уловил запах ее кожи — терпкий и сладкий. Не в силах сдерживаться, подался к ней всем телом...

И вдруг ощутил на шее пчелиный укус.

— Ай!..

Он открыл глаза.

Герцогиня Аланис Альмера сидела над ним, одетая в шерстяное платье для верховой езды. Лицо укрывал платок, повязанный на манер пустынных всадников: на виду лишь глаза и лоб. Ее кожа, действительно, источала запах, но не сладкого вина, а медицинского зелья. Искровый кинжал в руке миледи упирался острием под кадык Джоакину. Пальчик девушки лежал на лепестке — именно том, что соответствовал заряженному оку.

— Вы, собственно, кто? — спросила герцогиня.

Голос звучал болезненно глухо.

— Эммм... эээ... я ваш верный...

Она слегка придавила клинок.

— Кто?

— Джоакин Ив Ханна с Печального Холма...

— Какого рода?

Соблазн был велик, но лгать при первой же встрече показалось Джоакину слишком унизительным.

— Я не первородный, миледи.

Переносица герцогини так презрительно сморщилась, что парень счел нужным тут же добавить:

— Но я — сын рыцаря!

Слова не произвели должного впечатления.

— Печальный Холм — это что, деревня какая-то?..

— Ленное владение моего отца, — со всей гордостью отчеканил Джоакин.

Леди Аланис нахмурилась — видимо, перебирала в уме земли своих вассалов. Парень счел нужным уточнить:

— Печальный Холм в Южном Пути.

— Так вы иноземец?..

— Южный Путь, миледи, — с обидой ответил Джоакин, — столь же древняя земля, как...

Она оборвала:

— Почему вы спите под одной крышей со мною?

Крышей являлась груда прогнившей соломы над корявой, давно покинутой каким-то крестьянином мазанкой. Вчера, бежав из замка Блэкмор, они скакали пару часов, старательно путая следы. Миновали поле, лесок, новое поле, речушку, по руслу которой Джоакин проделал полмили, чтобы сбить с толку преследователей. А затем, на опушке новой рощицы, нашли эту хибару. Она была явно заброшенной и совершенно незаметной от реки, потому парень счел ее подходящим местом для ночлега. Миледи не возражала: от усталости уснула еще на лошади. Джоакин бережно отнес ее в домик, уложил на груду сена, найденную в углу, укрыл своим плащом. Он попытался рассмотреть ее лицо, столь долго скрываемое от его взглядов. Но окошки были крохотны, лунный свет едва пробивался внутрь, а девушка беспокойно вздрагивала всякий раз, как он прикасался к платку, так что Джоакин оставил это дело и устроился на ночь в соседнем углу.

— Жду ответа, — напомнила герцогиня.

— Я слышу, что вам трудно говорить, — проявил великодушие воин. — Не утруждайте себя вопросами. Позвольте, я поясню вам все с самого начала.

— Кратко, — потребовала девушка.

Как мог лаконично он изложил события, начиная от своего появления у стен Эвергарда. При этом не упустил важные для понимания обстоятельства, как, например: свою проницательность, с которою он угадал выход из подземного лаза; энергичные и решительные действия во время засады; высокую оценку, каковую дал сир Хамфри его боевым качествам. Здесь девушка прервала его:

— А, вы — тот наемник, которого взял лейтенант?

— Слово "наемник", миледи, не отражает существа моей натуры. "Странствующий рыцарь" придется более в точку. Но если брать в общих чертах, то вы правы.

Наконец она отняла кинжал от его шеи, однако не поспешила вернуть владельцу.

— Так почему вы спите со мною под одной крышей?

— Позвольте, миледи, я окончу свой рассказ, и все станет понятно. Когда вчерашним вечером в замке у меня зародилось подозрение о неблагонадежности Блэкмора, то я сию же минуту позвал Софи и сказал...

— Я хорошо помню события в замке, — прошипела миледи. — Подлец Блэкмор ответит сполна! Но я не о замке, а об этой... ммм... конуре. Как это вы улеглись спать в моей комнате?

Джоакин озадаченно огляделся.

— Миледи, но здесь всего одна комната. Как же я мог лечь в другой?

— Вам следовало лечь снаружи, у двери! Или разыскать жилище попристойнее.

— Но мы и так ехали целых три часа, прежде чем нашли эту хибару...

— Три часа?! Хотите сказать, вы увезли меня всего на каких-то десять миль и уложили спать?! Мы все еще во владениях Блэкмора, его люди легко найдут нас! С тем же успехом вы могли привязать меня к воротам замка или бросить среди дороги!

— Смею вас уверить, миледи, — уязвленно процедил Джоакин, — мы покинули владения графа. Я помню, как мы проезжали межевые столбы.

— И в какую же сторону нужно ехать от замка Блэкмор, чтобы за три часа покинуть графство? Карта моих земель переменилась, пока я спала?

— Я уверен, миледи, что пересек межу.

— Уверены?

— Да, миледи. Практически полностью.

Она вздохнула с нотой сочувствия, адресованной, видимо, себе самой.

— Поднимайтесь. Дайте мне раствор, я промою рану. Вы тем временем седлайте коней. И позаботьтесь о еде.

— А разве вы не...

— Что?

Он имел в виду: "...вы не приготовили завтрак?", но вспомнил: у них же нет еды! Да и в таком скверном настроении девушка вряд ли стала бы думать о завтраке.

— Позвольте, миледи, отметить несколько обстоятельств. Ваши требования не являются выполнимыми. Ваше снадобье осталось у Софи, в недоступности для меня. Оседлать коней не удастся в виду отсутствия седел, да и лошадь у нас всего одна. Кроме того, еды в нашем распоряжении не имеется.

Брови леди Аланис выгнулись дугой, как спина разъяренной кошки.