Заложник дипломатии

Майра уже привычно заглянула ко мне в комнату — за прошедшие семь дней она частично сменила род занятий, на время став кем-то вроде связного.

— Старейшины хотят устроить праздник, — сообщила она.

— Мое участие обязательно? — уточнил я. Лезвие бритвы у моей шеи не давало активно возмущаться — наконец-то сбрею то, что и бородой-то называться не имело права. Смотрелся я при этом в кусок зеленого стекла, ровный и отполированный до блеска.

— Праздник и дается в честь вас, Рихард. У нас есть установленные традициями дни года, в которые положено расслабиться и забыть о невзгодах жизни, возможно, теперь прибавится еще один.

Я ответил, сделав небольшую паузу:

— Праздник... что ж, это можно. Особенно мне нравится идея "расслабиться и забыть о невзгодах жизни".

— Ну вот. Вам же понравилась наша музыка.

— Да я не спорю, Майра! — шутливо отмахнулся я. — Просто нам бы надо подумать о том, как будем возвращаться назад. Поющая Скала — островок спокойствия в смертельно опасном Теджуссе.

Она улыбнулась и слегка развела уши в стороны. Жест, означающий "напрасно беспокоишься". По мимике йрваев можно десятитомник написать, и все равно не опишешь всего.

— Я договорилась с травниками, вам выделят небольшой запас зит, мази против хищников. Кроме того, до Тоннеля Чамэн выделит проводника.

— Локстед неплохо справился.

— Для йрвая, который не был на родине десять лет — пожалуй, неплохо.

— Майра, что за история с его уходом? Как я ни пытался узнать, никто мне ни слова не сказал. В том числе он сам.

— Знанием делится обладающий, — оглянувшись на улицу, неуверенно сказала она.

— Перестаньте. Должно же быть хоть что-то привлекательное в тайном нарушении традиций, — усмехнулся я, продолжив процесс бритья. На всякий случай не смотрел в ее сторону — вдруг поможет вызнать хоть что-нибудь.

Знахарка помолчала немного, затем произнесла:

— Нет. Нет ничего привлекательного. Узнавайте у своего друга — если не он, то кто вам все расскажет?

— Вы, например.

— Нет.

— Нет, так нет, — пробормотал я, — и не очень-то хотелось, как в том анекдоте.

А торжество, как я потом шутил, в честь нашего долгожданного отъезда, все же состоялось. Предварительно договорились с Чамэном, что пойдем на рассвете. Вместо одного из охотников он решил пойти сам, а послом от народа йрвай назначили... угадайте с одного раза. Кроме того, Чамэн захотел лично посетить столицу, в чем я ему совершенно не собирался препятствовать. Все же Телмьюн — потрясающее зрелище, особенно в конце лета и в начале осени.

Начали поздним вечером — зажгли несколько костров вокруг специального места, служившего площадью для общих сборов, приготовили кучу еды, напитков, даже развесили позади сидений огромный тент, ставший импровизированной стеной. Как шепотом ответил мне незнакомый мастер, закрытая спина позволяет расслабиться и не обращать внимание на звуки из леса.

Музыка дивного ушастого народа не отдает сухой академичностью, когда в просторном зале собираются пожилые месье во фраках, и маленький, сухонький старичок нетерпеливо машет им волшебной палочкой. Колдует мелодию, значит. Мелодии Леса нетерпеливые и немного варварские, но завораживают ум и заставляют отбросить большую часть тревожных мыслей — как и положено хорошей музыке. Именно поэтому они прекрасны.

Я хотел усесться в задних рядах — площадка с распиленными пополам бревнами, установленными на специальных сваях из каменного раствора, очень напоминала зал в театре. Но меня вежливо, настойчиво подтолкнули к передним местам. Тидас ухмылялся — его рост позволял заранее отказаться от бредовой затеи сидеть впереди и мешать всем смотреть танцы.

Да, танцы. Как будто кто-то говорил, что нам поиграют несколько сонат и разойдутся. Я потихоньку грыз мелкие ягоды с дерева йасанг, напоминающие по вкусу не то виноград, не то дейнскую алую сливу. Внезапно наткнулся в миске на чью-то шерстистую руку, повернул голову и увидел Локстеда. Тот фыркнул и закинул в рот пару рыжевато-бурых ягод.

— Ты, надо понимать, теперь тоже почетное лицо?

— Мест свободных нет. Осталась только охрана по периметру, все остальные — здесь. Ну и, надо полагать, место возле тебя намеренно оставили мне.

— О, так ты будешь меня консультировать по поводу предстоящего шоу? — обрадовался я, но миску у него отобрал. Нечего тут.

— Любишь ты все усложнять. Просто любуйся и получай удовольствие.

Под вступительный фрагмент на площадку вышли танцовщицы. Я не знаю, как можно незаметно вытаращить глаза и шепотом издать удивленный возглас, но, кажется, в тот момент у меня получилось.

Уже отмечал, что для необходимой плотности жерахту сворачивают в шесть-восемь слоев, и только потом прошивают. Выходит белое, непрозрачное и довольно крепкое полотно, которое затем вручную украшается, окрашивается в сплошной цвет или узорами.

То, что было надето на девушках племени йрвай, явно тянуло на два слоя. А кое-где — даже на один. Наряды полупрозрачные, игриво вьющиеся вокруг фигур и свободно спадающие вниз, у подола нарочно разрезанные на много частей.

— Я даже не буду спрашивать, нормально ли это, — шепнул я товарищу. Он оскалил зубы в усмешке:

— Мы — дикое лесное племя. Ввиду чего получаем очень много преимуществ перед цивилизованными городскими жителями. Ага?

— Ага, — растерянно повторил я, отставляя миску в сторону.

Над поселком душевно, низким басом запел траверс, к нему присоединились высокие, пронзительные голоса свирелей поменьше, негромко застучал большой барабан, обозначая ритм. Руки танцовщиц взметнулись, обозначая вступление, и первые же па взметнули их вьющиеся одежды вокруг стройных тел.

Я несильно толкнул соседа локтем в бок, отвлекая его от зрелища:

— А они — тоже отдельная профессия?

— Нет, — покачал головой Локстед, не слишком-то и отвлекаясь на меня. — Танцам учится вся молодежь, но в празднествах участвуют только девушки. Надо объяснять почему? И дай ягод, все равно не ешь.

Протянув ему миску, я больше не решился отрывать йрвая с горящими глазами от представления. Да, посмотреть было на что... но все же танец вызывал у меня не только удовольствие от красивого рисунка, движений, вообще зрелища. Смущение. Темнота только придавала интриги.

Мелодия несколько раз менялась, как будто подстегивая девушек к новой игре — и они спокойно ее принимали, а в больших, чуть прищуренных глазах плескалось веселье. Как будто они не знали, что за чувства пробуждают в душе соплеменников. Что и греха таить, я тоже заворожен, как деревенский мальчишка на представлении опытного фокусника. Возможно, они многое переняли из завораживающих танцев змей или местного зеленого агрессивного населения, но взгляд оторвать было сложно.

Так продолжалось около часа, я поражался выносливости и фантазии всех, кто каким-то образом был причастен к сотворению этого чуда... но момент проворонил. Момент, когда музыка плавно затихла и одна из девушек, ничуть не стесняясь, подошла ко мне и села на колени, обняв за шею.

— Вам понравилось? — улыбаясь самым краешком губ, спросила она.

Я был поражен, я был не готов, я покраснел до кончиков волос. Да что там говорить, до самых пяток. Беспомощно огляделся и обнаружил только осклабившегося Локстеда.

— Ну... я не буду вам мешать, — проговорил он и встал, собираясь уходить. Я поймал его за рукав:

— Стой!

— Чего изволите? — издевательски проговорил йрвай. Откашлявшись, я сумел выдавить:

— Я... ты... черт, я вообще тут при чем?

— Почетный гость. Кроме того, как я уже не раз повторял, но ты не пожелал прислушиваться к голосу разума, — йрвай задумчиво почесал подбородок и посмотрел в небо, — мы очень, очень любопытны.

— Э-э-э, — невразумительно промямлил я. Желтоглазое чудо с короткой, мягкой шерстью золотисто-песочного цвета никуда не собиралось уходить, с интересом — наверное, не то слово — с любопытством смотря на меня. А мой деловой партнер получал искреннее удовольствие от моего замешательства, и явно не собирался помогать.

Я все-таки собрался с силами и членораздельно проговорил:

— Леди... не поймите меня неправильно. Ваш танец был великолепен. И вы тоже... очень даже. Но я больше, эм-м... душой привязан к женщинам своей расы. Не воспримите это как оскорбление, или, чего доброго, унижение вашего достоинства.

Все, чего я хотел — чтоб организм продолжал вести себя в соответствии с моей фразой. И он, вроде бы, справлялся, хотя я был не столь уверен в его вердикте, если девушка останется сидеть у меня на коленях.

Но она легко вспорхнула, выпрямившись и оценивающе смотря на меня. Я ответил прямым взглядом — вот он я. Такой, как есть. И сколько не смотри, меняться вряд ли буду.

— Тогда, быть может, вам чего-то принести?

— Принеси ему поолкроли, — предложил Локстед. — Насколько я знаю Рихарда, ему должно понравиться. И, да, вы все отлично танцуете, Тэйме.

После того, как йрвайка удалилась, я поймал его и начал злобно шипеть:

— Что это вообще такое? Блин, твои намеки не поймешь даже с десятого раза. Откуда она знает общий? Разве среди молодых йрваев теперь писк моды — изучать язык соседнего государства? И что за поолкроли, черт бы его побрал?

— Тише, тише, — посмеиваясь, отобрал у меня собственную руку Локстед, — а то решат, что господин посол недоволен и танец надо бы повторить. Не мучь бедных девушек. Давай по порядку. По одному вопросу за раз. Общий она знает от меня, учить начала три дня назад.

— Нет, — поразился я.

— Да.

— Невозможно выучить язык за три дня!

— Возможно, если приложить немного усердия. Кроме того, она дополнительно занималась со старым Кремвехи, а он у нас — признанный специалист, как по языкам, так и по мнемонике. Тебе еще интересно или я могу идти по своим делам? — съехидничал он.

— Продолжай.

— Что это вообще такое — понять и сам не могу. Наверное, ты ей симпатичен, хотя я не согласился бы с этим предположением.

— Если я стал бы симпатичен тебе, то купил бы средство от йрваев и тщательно обрызгал входную дверь в свой дом. А также ворота и ограду по периметру, — проворчал я. — А поолкроли?

— Наркотический напиток. Спирта в нем, конечно, нет, действует как слабый стимулятор умственной деятельности. Ничего двусмысленного в предложении выпить поолкроли нет. Честно, — серьезно добавил он после краткой паузы, увидев мое выражение лица.

Тэйме — если я верно запомнил — принесла мне поднос с глиняной пиалой, покрытой темно-зеленой, полупрозрачной глазурью. В пиале плескалась густая красная жидкость с пряным ароматом. Я поблагодарил и принял из ее рук поднос, поставил рядом с собой, осторожно подняв пиалу к губам. Попробовал. Весьма недурно — напоминает мятный ликер с какой-то горькой ноткой, но без привкуса алкоголя.

Прислушался к внутренним ощущениям — очень, очень неплохо. Я протянул пиалу обратно и попросил перелить в бурдюк, поминутно извиняясь за беспокойство. С бурдюком, наполовину наполненным вкусным пойлом, я начал чувствовать себя несравненно лучше. И без того было неплохо, а сейчас — так вообще.

— Ну как? — поинтересовался Локстед, который лег на второй ряд мест, закинув руки за голову. Умело воспользовался тем, что наши соседи разбрелись кто куда.

— Недурно, знаешь. Хотя продавать такую штуку столичным выпивохам все равно невыгодно — люди, что ценят дурманящие напитки, как правило, имеют свои каналы закупки и сбыта.

— Да ну, — скептически сказал он, — не будут твои собратья по бутылке вестись на приторный компот, пусть даже он будет из загадочных Проклятых Земель. Даже если ты будет его по десять медных продавать.

— И вовсе он не приторный, — заявил я, делая большой глоток. — Так, горчит немного, но я бы не назвал это недостатком букета.

Локстед вместо того, чтобы отпустить очередную шпильку из серии "Рихард Шнапс — неисправимый пьяница, пытающийся изображать утонченного ценителя", рывком сел и как-то странно посмотрел на меня.

— Рих.

— Чего? — недовольно спросил я.

— Поолкроли не должен горчить. Он может быть чересчур сладким или вязким, но горечи в нем взяться неоткуда.

Я протянул ему кожистый сосуд:

— На, сам убедись.

Он осторожно понюхал горлышко и посмотрел на меня. С виноватым выражением лица:

— Да. Этого я, конечно, не предусмотрел.

— Чего именно ты не предусмотрел? — спросил я, чувствуя, как тревога переезжает жить в мою грудную клетку.

— Что тебе вместо заказанного напитка преподнесут другой... не столь безобидный. Витагх.

— Витагх. Отлично. Я слушаю, дружище. Что это такое, ваш витагх? — нервно поторопил я его. Локстед, когда захочет, может быть раздражающе неспешным.

— Мы используем его для совсем пожилых. Когда они уже не могут испытывать радость от телесной близости, — округло завернул фразу йрвай. Я расхохотался:

— Типун тебе на все торчащие части. Особенно на язык. Я уж думал, мне яд подсунули.

— И рассуждаешь нелогично. Ей незачем подсовывать тебе яд. А вот то, что поможет преодолеть твою несговорчивость...

— Плевать. Да и я ничего не чувствую.

— Уверен? На нас это действует сразу.

— Я-то не йрвай. Мы, конечно, похожи, но...

О, я где-то в глубине души самый настоящий йрвай, стало ясно спустя полчаса. За это время я успел достать из кузова ждущую своего часа палатку, разложить ее, натаскать туда соломенных подушек и с уютом устроиться спать. Потому что завтра рано вставать и все такое. И тут как накатило.

Тут даже с годами юности не сравнить, потому что тогда весь процесс был строго мотивирован всякими красавицами, то и дело мелькавшими в школе, институте, да просто на летней улице или каком-нибудь плакате фривольного содержания. А тут — лежишь, уже почти засыпаешь, и в голове что-то ка-а-ак щелкнет. И ни о чем другом думать не можешь.

Я поднялся и начал злобно мерить шагами пространство своей обители. Причем ее насыщенно-бордовый цвет сейчас только раздражал, как быка красная тряпка. Каким-то образом я стал лучше видеть в темноте — видимо, сказались побочные эффекты от выпитого. Но основной эффект был неумолим, хоть и пришел с запозданием.

И через несколько минут в полог палатки, предусмотрительно зашнурованный и затянутый, тихо поскреблись. Я с раздражением рванул шнур, отчего он частично вывернулся из отверстий и бессильно растянулся на полу. Отступил в сторону, давая пройти той самой... не знаю даже, как ее лучше назвать, чтоб не обидеть. Злость, обида. И желание. Сочетание не то что бы указывает на временное помешательство, правда? Да еще и, в довершение, в том же полупрозрачном наряде.

Отойдя к маленькому прикроватному столику, я поднял бурдюк и повертел его в руке, показывая ей. Выдавил, практически выплюнул из себя одно-единственное слово:

— Зачем?

Она смиренно наклонила голову. И уши прижала, надо же.

— Прости. Я... просто хотела тебе помочь освободиться.

— Это ты называешь освобождением? — воскликнул я. И, взбудораженный, швырнул потрясаемым предметом прямо в нее. Даже не уклонялась, но я все равно не попал, бурдюк тяжело упал и остался лежать рядом с ней. Тэйме с вопросом в глазах посмотрела на меня: