Гамбит

— Да, я знаю, — подтвердил он спокойно. — Но я пока еще жив, и у меня еще есть шансы сбежать куда-нибудь в Мексику и попрошайничать там. А вы мне предлагаете откровенное безумие.

— Нет, это не безумие. Давайте сделаем так, господин Игнатьев. Если моя военная кампания провалится, если я не смогу помочь нужному вам режиму удержаться — я помогу вам уехать из России и спрятаться так, что вас никто никогда не найдет. Более того, я помогу вам вывести максимум ваших капиталов, так что побираться вам не придется. Если у меня не получится, я сделаю это совершенно бесплатно.

— А если у вас получится, сколько это будет стоить? — слегка повеселел Борис.

— Сущие пустяки. Сто миллионов долларов.

Я присвистнул. Да уж, шеф решил побить все рекорды своих гонораров. Я подумал, бизнесмен начнет артачится, как это обычно и происходит. Но он меня удивил.

— Это не проблема. Хотя я смогу отдать вам эту сумму в течение месяца.

— Меня это устраивает. Но это еще не всё. От вас мне нужно десять миллионов на текущие расходы. И еще помощь в переговорах с правительством... — вот здесь я вынужден сделать небольшую ремарку. Я предупреждал вас, что не стану называть государство, где будут происходить основные события этой истории, но как-то называть страну всё же надо. Я назову ее — Мамбе. Просто так и без всяких намеков на правильное название. Все названия городов и африканских стран, которые прозвучат дальше, тоже будут вымышленные. — ... Мамбе. Мне нужен будет официальные полномочия их военачальника.

На лице Бориса я снова увидел недоверие. Сто миллионов в будущем — это одно. А десять на расходы, плюс еще протекция перед правительством Мамбе — это уже серьезно. Вдруг мы жулики, решившие заграбастать его денежки? Или еще хуже — шпионы, подосланные его врагами. Но надо снова отдать ему должное, колебался он недолго.

— Хорошо. Десять лямов у меня есть. И правительство это у меня из рук ест. Так что проблем не будет. Но как вы будете все это... э-э-э... проворачивать?

— Подробности я вам рассказать не смогу, — покачал головой шеф. — Во-первых, потому что пока не знаю их сам. У меня есть кое-какие наметки, но только предварительные. И, во-вторых, если вы будете знать детали плана, у вас может возникнуть желание внести свои коррективы или рассказать кому-нибудь. А в нашей ситуации это недопустимо.

— То есть вы хотите, чтобы я дал вам десять миллионов и предоставил полную свободу действий? — нахмурился бизнесмен. — Я не привык так работать, господин Гамбит.

— Зато так привык работать я, — отрезал шеф. — И кроме вышеперечисленного мне нужно всё ваше влияние в Африке.

— Если бы у меня было там влияние, мне не нужна была ваша помощь, — поморщился Борис. — Ладно, я на все согласен. Как вы правильно сказали: у меня нет выбора. Когда вы приступите?

— Мне надо обдумать все детали. Завтра в это же время я приду к вам и сообщу, что мне может от вас понадобиться. Вы же тем временем выпросите для меня пост министра внутренних дел и главнокомандующего всеми войсками Мамбе. И принесете десять миллионов. Так же завтра мы подпишем все нужные бумаги.

— Надеюсь, вы понимаете, что тянуть не стоит? Я сказал, у нас есть две недели, но это в лучшем случае. Переворот может произойти в любую секунду.

— Я думаю, у нас есть время, господин Игнатьев. Не волнуйтесь, если я берусь за дело, события, как правило, случаются, когда этого хочу я.

— Мне очень хотелось бы узнать, что вы за птица, господин Гамбит? Вы рассказываете о невероятных вещах и беретесь за безнадежное дело, но кроме рассказа моего друга я ничего не знаю о вас.

— Кто я такой не имеет значения. Главное, я могу сделать то, что предлагаю. А теперь разрешите откланяться.

Шеф встал. Борис тоже. Несколько секунд они глядели друг другу в глаза, и Борис сдался. Он поверил. И даже не в шефа, а в то, что выбора нет. Так ведь часто бывает. Мозг еще долго-долго надеется, что пожар не подберется, а рубаха-то уже давно горит. Так и тут — только темные глаза шефа заставили бизнесмена осознать всю сложность его положения. И в такой ситуации тот ухватился за соломинку — за шефа. Борис попрощался с нами, и мы пошли домой.

Разумеется, в Москве у шефа тоже один из восьмидесяти восьми одинаковых домов. Правда, добираться пришлось почти час, дом стоял на окраине. Дома нас ждал переполненный почтовый ящик, я забрал письма, и мы вошли внутрь. Шеф повесил пальто на вешалку, удовлетворенно крякнул, оглядев безликие статуэтки, и пошел на кухню. Я тоже повесил куртку и двинул в кабинет. Разбор корреспонденции всегда на моей совести. Шеф вернулся с подносом, на котором позвякивали друг о друга три бутылки пива и тарелка фисташек.

— Вот так сразу и за работу? — спросил я. И ничуть не шутил. Похоже, шеф решил засесть в кабинете надолго и хорошенько поколдовать. А чтобы слегка скрасить рутину, он пил пиво и курил сигары.

— Я должен всё узнать об этом деле. Так что тебе лучше продолжить разбор бумаг в другом месте, — сказал шеф, откупоривая первую бутылку.

Я послушно встал и вышел из кабинета. Обычное Знание не наносит окружающим никакого вреда, но Знание можно усилить колдовством, что для меня опасно. Я уже чувствую магию, даже кое-чего умею сам и могу чуть вмешаться в заклятье шефа. Один раз так и вышло — тогда на берега Америки обрушился какой-то ураган. Потом ему даже имя дали: то ли Тэффи, то ли Синди. Короче, получилось некрасиво. Так что я прошел в гостиную и начал разбирать бумаги. И даже здесь почувствовал, шеф выкладывается по-полной. Из кабинета уже вылетели несколько заклятий и унеслись в далекие дали. Потом последовали пять проклятий и даже одно треклятье.

Через час я покончил с почтой и принялся составлять контракт для Игнатьева. Это заняло еще час. Потом решил перекусить и выпить. Я пошел на кухню и сварганил пару бутербродов с кофе. Холодильник был полон, люди шефа, работавшие в Москве, позаботились. У него вообще большой штат сотрудников. А еще больше на планете людей, которые ему обязаны. Иногда он не брал гонораров с тех, кому помогал, а требовал ответной услуги в будущем. И таких клиентов было много.

Делать было нечего, я пошел смотреть телевизор. Приятно в кой-то веки посмотреть программы на родном языке, хотя я спокойно разговариваю на нескольких. К восьми часам я почувствовал, шеф закончил колдовать. Подождав полчаса, я вошел в кабинет. Три пустых бутылки на подносе, тарелка с орехами опустела. Шеф сидел довольный, уставший и почти невидимый в дыму от сигар. Я понял, план действий готов и, открыв окно, приготовился слушать.

— Всё еще лучше, чем я думал, — сказал шеф довольно. — Мне удалось выбить полную свободу действий у инквизиции и колдунов.

— Ого, — присвистнул я. Полная свобода действий означает, что можно не соблюдать режим секретности, а это, скажу я вам, случается нечасто.— И теперь вы нашлете на врагов наших пятьдесят тысяч треклятий?

— Нет, конечно. Но всё равно приятно, что мне так доверяют и колдуны, и их враги. Мне разрешают делать всё, что я захочу, зная, я не стану пользоваться этой возможностью. Хотя в этом случае я мог бы так поступить, если наш бизнесмен дал добро на сброс бомбы.

— Я как раз хотел вас об этом спросить. Что было бы, если он согласился?

— Я залез на какую-нибудь военную базу, скорее всего, французскую или английскую, и запустил бы ракету.

— И убили пятьдесят тысяч человек? — спросил я с сомнением.

— Поверь мне, их было бы гораздо больше. А почему тебя это так удивляет? За свою жизнь я убил гораздо больше людей.

— Ну а ответственность? И после такого вы точно попали бы в ад.

— Этот грех полностью лег бы на бизнесмена, — отмахнулся босс. — Но он не согласился, за что ему честь и хвала.

— Ну лег бы — это да. Но уж точно не весь. Вы же исполнитель и главный идееподаватель получаетесь.

— Иван, ответь мне на один вопрос. Почему я вообще ему такое предложил?

— Потому что могли.

— Правильно. Но почему я не предлагал такие решения другим клиентам? Ведь нет человека — нет и проблемы. Но я предлагаю жесткие меры только некоторым, хотя мог каждому второму.

— Не знаю, — сказал я честно. А ведь и правда, иногда шеф поражает жестокостью, а иногда исполняет сложнейшую комбинацию, хотя можно обойтись легким применением силы.

— Все потому, что я предлагаю жестокие решения проблемы только тем людям, которые на такое могут согласиться, — хитро прищурился шеф.

— Этого я тоже не понимаю. Хоть убейте, но тогда на какой стороне вы стоите? На стороне бобра или осла?

— Я стою на стороне судьбы и правды, — сказал шеф строго. — Помнишь, я рассказывал, что такое судьба, и в чём конкретно мой путь? Моя работа не в том, чтобы поступать хорошо или плохо, а в том, чтобы поступать правильно. А правда она, знаешь ли, не хорошая и не плохая. И если человек соглашается на то, чтобы решением его проблемы стало убийство, он делает шаг в сторону ада. А если он не согласен, хотя ему очень хочется, он делает шаг в сторону Рая. Я лишь оружие в руках судьбы. И если я кого-нибудь убиваю, работая на клиента, то делаю шаг в сторону Рая, ибо в конечном итоге помогаю именно бобру.

— Запутанно, — буркнул я.

— Конечно, запутано. В делах такого рода никогда не бывать ясности.

— Ну и Светлый с ним, — сказал я. Много думать на такие темы вредно для психики. Это шеф у нас моск, вот пускай и думает, а я даже на "Натс" не тяну. — Что дальше?

— Завтра мы вылетим на место действий. А там попробуем поставить один занимательный сценарий. Признаюсь, я давно хотел поучаствовать в таком деле, но случай не подворачивался.

— А что в этом деле особенного?

— Мы с тобой летим на войну!

— Так значит, всё равно будет много трупов?

— Боюсь, без этого не обойтись. Видишь ли, Мамбе — очень небольшое государство. А рядом с ним более населенный и прогрессивный Набир (Тоже вымышленное название, поэтому даже не думайте искать его на карте). Конечно, там тоже не бог весть какая цивилизация, но получше, чем в Мамбе. И вообще, наш работодатель многого не сказал нам. Хотя это не его вина — реальное положение вещей знают не больше сотни человек. Теперь и я вхожу в их число. А в самой Африке таких людей человек пять.

— Понимаю. Кто-то из прогрессивного мира хочет заграбастать себе рудничёк?

— "Рудничёк" — очень слабо сказано. Это, наверное, самое большое месторождение алмазов в мире. И Игнатьев действительно может сильно нагреть на этом руки. Правительство Мамбе кусало локти, узнав, какую часть денег придется отдать этому предприимчивому бизнесмену. Но сейчас у них другие заботы. В стране назревает политический переворот. Большая часть населения недовольна жизнью. У страны большой внешний долг, до недавнего времени она полностью контролировалась Европой. А когда мамбийцы узнали, что им светит стать довольно богатыми, они послали бывших партнеров. А тут еще наш бизнесмен наобещал им поддержку России. Но европейцы не стали просто смотреть, как у них забирают возможную прибыль, и настроили население против действующей власти. В поддержку населения выступил и Набир. Ему было обещан кусок алмазного пирога. Сейчас там и размещается армия повстанцев. Она побольше, чем пятьдесят тысяч, и прекрасно вооружена. У них есть танки и самолеты. А так же на их стороне выступают профессионалы — миротворческие силы Франции.

— Так это лягушатники кашу заварили?

— Не только. Просто вводить туда объединенные войска всего Евросоюза было бы неэтично — можно натолкнуться на сопротивление со стороны Америки. А европейцам очень не хочется, чтобы Америка вмешивалась. Тогда вообще никому ничего не достанется.

— А какими силами обладаем мы?

— Всё не так плохо, как рассказал Борис. Официально в Мамбе пятьдесят тысяч солдат и тысяч десять жандармов. Но благодаря грамотной пропаганде восемьдесят процентов армии перекинулась к повстанцам. Прихватив значительную часть оружия и боеприпасов. Многие дезертировали. Так что у нас наберется тысяч восемь — десять. Но эта армия не только малочисленна и плохо вооруженная, она еще и очень слаба морально. Половина просто слиняет или сдастся в плен, когда начнутся военные действия. А начнутся они скоро. Думаю, дней через десять.

— Картина не слишком приятная, — сказал я мрачно.

— Но и не настолько плохая. Пока правительство еще держится, и это хорошо. К тому же Борис направил туда сотню наемников. И у нас есть целых десять танков!

— Всё равно хреново.

— И еще мы с тобой.

— Это серьезный козырь в рукаве. Но, не поймите неправильно, по-моему, мы не сможем победить. А даже если и победим, Европа соберет новую армию, уже более сильную.

— Тут ты не прав. Европа не сможет сильно вмешиваться в политику Африканских стран. Там и так долгое время был страшный бардак. А теперь, когда большинство стран приняли демократию и всё такое, европейцы должны поддерживать ее любыми силами. Они будут вмешиваться, но чисто символически. Давать оружие, разбирающихся в военном деле людей, ну, и пару тысяч миротворце. А в основном всё будут решать местные. Большая часть повстанцев — это жители Мамбе. А силы Набира и миротворцы будут оказывать в основном поддержку вооружением.

— И что вы конкретно планируете?

— Увидишь, — сказал шеф весело. — О, это будет настоящий спектакль!

— Так вы воевать собрались или пьесу ставить? И почему вы такой радостный?

— Я же говорил, что давно хотел поучаствовать в чём-то подобном. Во Второй Мировой мне не удалось покомандовать, пришлось быть простым солдатом. А теперь у меня появился шанс надеть мундир полководца. И одновременно показать, как надо правильно вести войны. Знаешь, мне всегда казалось, из меня получится хороший военачальник, но никогда не было возможности попробовать себя в деле. И вот теперь эта возможность появилась!

— Рад за вас. А какую роль вы приготовили для меня?

— Рядовой.

— Спасибо, что оказали такую честь. Ведь вы могли сделать меня войсковым ассенизатором, а тут целый рядовой!

— Твоя ирония неуместна. Тебе как ученику колдуна будет очень полезно увидеть войну изнутри. Это очень хороший опыт.

— Так-то стрёмно в рядовых ходить. Хоть лейтенантом сделали бы, что ли.

— Перебьешься. Всё равно это будет не простая война, а колдовская.

— Так что успех нам обеспечен?

— Не совсем. Очень трудно будет победить в прямом смысле слова. Но нам не это надо, верно? Нам надо оставить местное правительство и дать Борису возможность дальше разрабатывать алмазные рудники. Из этого и будем исходить. И, конечно, надо как следует повеселиться, ведь нам предстоит отработать один из самых больших гонораров в моей жизни.

— А я думал, это самый большой.

— Нет, самый большой был за мое первое дело. И с тех пор я принципиально не беру бо?льших сумм. Разумеется, с учетом инфляции, — шеф всегда был очень практичен в денежных вопросах. Кстати говоря, я тоже весьма заинтересован в успешном исходе нашей кампании — пять процентов любого гонорара полагается мне. А вы как думали? В этом мире молодому человеку трудно прожить на сорок тысяч долларов, которые платит мне шеф ежемесячно... — Теперь ужин, и спать. Завтра мы едем в Африку!