Нетерпимость

— Почему? — спросил Николай, посмотрев в его мутные озлобленные глаза.

— А потому, что если бы был батюшка, я бы тебя убил, — с трудом ворочая языком, выговорил тот, и рука его крепко сжала бутылочное горлышко.

— А ты убей. Это самое большее, что ты можешь для меня сделать, если я через тебя мученическую смерть за Христа приму. С моими грехами меня только это и спасет.

Николай сказал это спокойно, без патетики и восклицаний, глядя прямо в глаза, но так, что детина невольно попятился.

— Е..нутый, — выговорил он в замешательстве и отошел на прежнее место.

Он видел, как человек из церкви опять посмотрел на пустынную улицу, как неожиданно выступил из темноты высокий парень лет тридцати, стоявший в тени заколоченного дверного проема дома возле остановки. В свете фонаря мелькнули гладко зачесанные назад волосы...

Парень подошел к человеку вплотную — казалось, что встретились друзья. Детина уловил короткий взмах локтя парня, после чего тот резко развернулся и быстро пошел по улице. Затрещали под ногами ветки кустарника в сквере, что начинался за домом...

Детина вдруг заметил, что стоящий человек начал медленно оседать на землю. Вот он уже лежал в неловкой позе на асфальте... Пьяный сделал несколько шагов к распростертому мужчине и увидел, как свежевыпавший снег окрашивается под ним в бурое в свете фонаря, растекающееся пятно...

Он в ужасе поднял голову, оглядел пустынную улицу и опрометью бросился в противоположную сторону...

Закрыв за Николаем дверь, Елена спустилась в подклеть храма, где помещалась трапезная, прихватив пакет с пряниками. Чайник уже вскипел. Она, не спеша, попила чаю, помолилась, вымыла чашку и поднялась в храм. Все было тихо. Мерцали в свете дежурной лампочки лики святых на иконах, да кружились белыми звездочками за окнами падающие снежинки.

На всякий случай, Елена обошла храм, заглядывая в самые темные уголки, и уже собралась отправиться в свою каморку в боковом приделе, чтобы прилечь, как вдруг ей почудился шорох у входных дверей. Перекрестившись, она подошла к ним, и стукнув в дверь, громко спросила:

— Есть там кто?

Шум из-за двери послышался более явственно, до ее слуха донесся слабый стон.

— Господи, спаси и сохрани... — прошептала Елена, и перекрестившись, приоткрыла дверь.

На ступенях храма что-то чернело. Приглядевшись, Елена разглядела лежащего человека. Человек медленно поднял голову, и она узнала Николая. Лицо его было белее снега, а пристальный, даже какой-то пронзительный взгляд был устремлен в открывшуюся щель на алтарь.

— Коля...— холодея внутри, прошептала Елена.

— П.. прости... — прошептал мертвеющими губами Николай, не отводя взгляда от алтаря, и уронил голову на ступени.

Посмотрев наружу, Елена увидела тянущийся за ним по свежевыпавшему снегу от самой остановки кровавый след...

— Коля!!! — истошно закричала она, бросаясь к свечному ящику и хватая телефонную трубку.

13.

Весть о произошедшей трагедии облетела округу, и утром, несмотря на будничный день, к храму стали стягиваться прихожане, да и просто любопытствующие. Последних было большинство. Они подходили к кучкам судачивших прихожан, прислушивались к разговорам, и некоторые уже сами начинали передавать другим подробности происшедшего.

Милиция опросила служителей храма, попыталась найти свидетелей из ближайших домов и еще ночью обработала два свежих следа, тянувшихся от места происшествия. Один обрывался за сквером, примыкавшим к соседнему от остановки дому, где очевидно, оставивший его сел в машину, другой привел к трамвайной остановке на соседней улице.

Явился настоятель.

— Отслужи панихиду, — бросил он, войдя в алтарь, отцу Петру и поманил за собой подавленного известием отца Валентина.

— Вот что, — сказал настоятель, когда они отошли в южный придел, — Усопший был человеком открытым, не весть у кого могут быть ключи от его квартиры. Завещана она все равно нам, близких у него не было, оспаривать вряд ли кто будет. Поезжай сейчас туда и посмотри, что есть ценного, пока там не прошелся кто-то предприимчивый. Книги посмотри, он говорил, что у него собрана библиотека, пригодится для воскресной школы. Я после литургии пришлю алтарников на машине. Я звонил туда, там сейчас этот, как его... Ну, парень, что возле него крутился все последнее время. Отбери у него ключи.

— Может, не стоит пока ничего трогать, — попробовал возразить отец Валентин, — До сорока дней хотя бы.

— Не гоже святому иерею выступать поборником народных суеверий, — строго сказал настоятель, — Все. Поезжай.

Отец Валентин молча вышел.

На квартире сидел заплаканный Славка. Когда отец Валентин вошел, он сложил руки для благословения, а потом, не выдержав, уткнулся ему в грудь и зарыдал в голос. Отец Валентин не утешал его. Он только обнял за плечи и стоял, чувствуя, как у самого по щекам безудержно текут слезы.

— Батюшка, я пойду... — заговорил, наконец, Славка, — Тяжело мне здесь. Я не могу поверить, что этот человек сюда больше никогда не придет. Я ждал его... Рыбу пожарил... Звоню, никто не отвечает, а потом трубку взяла милиция...

— Да, конечно, иди с Богом, — ответил отец Валентин, — Только... Ты, как я знаю, был близким человеком Коле. Я хочу, чтобы личные и ценные вещи остались у тебя.

— Да что у него было ценного...

Славка подошел к письменному столу и выдвинул ящик:

— Здесь все. Вон письма какие-то, бумаги, документы. Денег немного.

— Как ты думаешь, кто? — спросил отец Валентин.

— Ума не приложу, батюшка. Он никому не делал зла, помогал всем только.

— Помогать, не делая зла, трудно, — задумчиво проговорил священник, — тем же злоумышленникам хотя бы... Он с тобой не делился? Может, ему угрожал кто? Преследовал?

— Он был очень скрытным в этом отношении, батюшка, — ответил Славка, — Он был открытым, искренним, но... Всегда говорил, что у него все хорошо. И любил повторять, что грузить другого человека своими трудностями — признак дурного тона.

Отец Валентин взял пакет, переложил все содержимое ящика в него, включая деньги, и протянул Славке.

— Это твое. И посмотри, нет ли в чего бумагах, проливающего свет на его смерть.

— Я понял, — ответил Славка.

Он взял пакет, благословился, и протянув отцу Валентину ключи от квартиры, вышел.

Оставшись один, священник оглядел жилище погибшего друга. Николай действительно был ему другом, одним из немногих, о ком он мог, не кривя душой, так сказать. И именно сейчас отец Валентин со всей остротой почувствовал это. И еще почувствовал, как облик жилища соответствует хозяину. В квартире не было ничего лишнего, но каждая вещь была действительно нужна хозяину при жизни.

Самое ценное, что могло пригодиться в храме, были, пожалуй, книги. Библиотека занимала всю стену в комнате, завешанную от пола до потолка полками. Было много детской литературы, альбомов, которые Николай привозил из паломнических поездок, хороший подбор художественной литературы, где преобладала классика — Достоевский, Гоголь, Толстой, Диккенс. Пробежав взглядом по святоотеческой, отец Валентин засомневался, что Александр Мень, Александр Шмеман и Антоний Сурожский будут угодны настоятелю, и решил оставить их на месте, пожалев, что не предложил взять Славке.

Зазвонил телефон. Отец Валентин снял трубку. Это беспокоился настоятель.

— Ну, что там? Посмотрел?

— Да, — коротко ответил священник, — Ничего ценного, кроме книг.

— Служба закончилась, сейчас панихиду отслужим, и они приедут. Отбери подходящие и сложи в одно место. Еще чего? Посуда приличная? Ковры есть?

— Да, — поморщившись, нехотя выговорил отец Валентин, — ковер в спальне и минимум обеденной посуды...

— Тоже собери, пригодится. Компьютер?

— Есть.

— Пусть заберут. Пойдет для помощника старосты. Ключи отобрал у этого парня?

— Он мне их сам отдал, — ответил священник.

— Жди. Передашь все старосте.

Отец Валентин подержал в задумчивости некоторое время трубку, из которой доносились короткие гудки, глубоко вздохнув, перекрестился на иконы, и включил компьютер.

На высветившемся мониторе возник силуэт знакомого храма. Отец Валентин кликнул по папке 'Альбомы' и встретился глазами с улыбающимся Николаем. Он смотрел на него, как живой, со своей жизнеутверждающей улыбкой.

'Ну, вот и я...' — как бы услышал священник привычную фразу Николая.

Он перелистывал старые, еще черно-белые фотографии, где Николай был ребенком, юношей, взрослым, и понял, что объединяло все эти снимки. Улыбка, которую погибший сумел пронести с детства, и которая почти не утратила своей искренности за все прожитые годы.

Закрыв альбом, священник хотел выключить компьютер, но в задумчивости случайно кликнул еще по одной папке. Появившееся изображение обнаженного юноши заставило его вздрогнуть. Он даже зажмурился, не поверив своим глазам. Отец Валентин стал кликать еще и еще, просмотрев весь альбом. Потом перешел в почту. Чем больше он читал, тем лицо его становилось бледнее, а лоб покрывался испариной...

Приехавшие после панихиды староста с двумя алтарниками, застали аккуратно уложенные на столе стопки книг, составленную посуду, свернутый ковер у стены и стоящего, упершись взглядом в пол, отца Валентина. Он, молча, взглядом указал им на стол и стоящий в углу выключенный компьютер, выложил на угол стола ключи, и не проронив ни слова, вышел.

Утром следующего дня в храм нагрянула милиция. Возмущенный молодой следователь бесцеремонно разбудил почивавшего в своих покоях настоятеля:

— По какому праву вы стали вывозить из квартиры погибшего вещи?

— Я ничего не вывозил, — оправдывался тот, — Я забрал только книги для воскресной школы и кухонную посуду. Квартира и все имущество погибшим было завещано церкви, у меня есть нотариально оформленное завещание, и я посчитал своим долгом...

— Во-первых — церкви, а не лично вам. Во-вторых, ваш долг был вообще не входить туда до окончания следствия, а не пользоваться тем, что квартира не была своевременно опечатана. Вам не известно как решается вопрос о наследовании имущества? Предъявите немедленно все, что вы оттуда вывезли!

— Да, пожалуйста, пожалуйста... — ошеломленный таким натиском, пробормотал настоятель, — Все сложено в воскресной школе, ключ только у меня, никто ни к чему не прикасался.

— Вы ответите за свое самоуправство, — пообещал следователь, — Если это не большее.

— Что вы имеете в виду? — багровея, спросил настоятель.

— Разберемся.

Вещи были подвергнуты осмотру. Включить компьютер не представилось возможным, поскольку в системном блоке отсутствовал жесткий диск. Вызванные для допроса староста и алтарники клятвенно заверяли, что они только упаковали и доставили вещи в храм, и ключ от помещения сразу же передали настоятелю. Отец Валентин показал, что отобрал по указанию настоятеля вещи, передал ключи от квартиры старосте, и больше ни к чему не прикасался.

— К компьютеру тоже? — не унимался дотошный следователь.

Устремивший взгляд в пол отец Валентин молча покачал головой...

Отпевали Николая на третий день. Настоятель вызвался это сделать сам, торжественно и красиво проведя службу. В конце напутственного слова пустил слезу. Плакали и присутствовавшие. Хотя Николай был простым алтарником, проводить его пришли многие.

Когда стали забивать гроб, Славка не выдержал, и рыдая, упал на колени, обняв его.

— Кто это? — послышалось в толпе любопытствующих.

— Сын, наверное...

В боковом приделе, ото всех в стороне, стоял отец Валентин. Его лицо выглядело сосредоточенным и не выражало никаких чувств, кроме скорби. Он подошел попрощаться с Николаем, приложившись к иконке и венчику на лбу, и ни на кого не глядя, вышел из храма. Он не поехал на кладбище и отказался участвовать в поминальной трапезе. Не переоблачаясь, только надев черное длиннополое пальто, он пошел по городу. Прохожие провожали его любопытными взглядами, насколько необычной была бредущая в толпе скорбная фигура в подряснике и пальто нараспашку, с виднеющимся из-под него крестом.

Отец Валентин шел долго. Он вышел на Неву, прошел Малую Охту, свернул на Дачу Долгорукого и остановился на маленьком мостике через речушку Оккервиль. Вокруг не было ни души. Священник порылся под подрясником и вытащил таинственно исчезнувший жесткий диск. С минуту он смотрел на него, держа перед собой и о чем-то размышляя, а потом разжал ладони, и диск, бултыхнувшись, скрылся в мутном и грязном водовороте.

14.

Уже стало смеркаться, в кафе входили и выходили люди. Стало шумно, в воздухе повисла пелена табачного дыма, а Алексей со Славкой все сидели за столиком. Славка рассказывал не спеша, с подробностями, как бы мысля вслух. Когда он улыбался, Алексею вспоминалась та улыбка, которую он когда-то увидел в метро. Славка тоже сумел пронести ее сквозь невзгоды, выпавшие на его долю...

— Ну, а что было потом? — спросил Алексей.

— Ничего, — пожал плечами Славка, — Убийцу не нашли, дело замяли, а могилу ты видел. Я позаботился о том, чтобы она выглядела, как хотел Николай. Спорить было не с кем, хоронили за счет храма. Настоятелю было чем проще, тем лучше, а отец Валентин меня поддержал.

В кармане у Алексея зазвонил телефон. Это было уже в третий раз за все время, что они сидели здесь. Опять звонила жена.

— Прости, зай, — ответил Алексей, — теперь уже точно скоро... Не сердись, так получилось... Встретил старого друга, не виделись двадцать лет... Нет, зай, не мог... Дело в том, что я очень виноват перед ним...

Славка смотрел за окно в сгущающиеся сумерки, и под влиянием всего, что вспомнил, почувствовал незримое присутствие Николая. Он как бы видел его, смотрящего сейчас на него со своей улыбкой с привычной фразой:

'Ну, вот и я...'

— Ну, а у тебя как сложилось после его гибели?

— А никак, — просто ответил Славка, — После Коли у меня никого не было. Такое бывает в жизни один раз, если бывает. Мы действительно любили друг друга. Не ищу я больше никого. Некогда об этом думать. Самое главное, что у меня есть, для кого и для чего жить, и я знаю, что Господь любит меня. Ты прости меня за тот вечер...

— Это ты меня прости, — искренне попросил Алексей.

Они помолчали.

— Через шесть лет похоронил я маму, — продолжал Славка, — добили ее фабрика да непутевый сын. Были мысли уехать, и Женька предлагал помощь, но я так до сих пор и не собрался. В гости к нему ездил два раза. Живет с Русланом — гей семья. Там это в порядке вещей. Отношение разное, но бить, издеваться никому в голову не приходит. И вообще, я поражен, как там спокойно и мирно уживаются люди разных взглядов, вероисповеданий и цвета кожи. И все уважают закон. Это действительно настолько цивилизованное общество, что с нашим лучше не сравнивать.

— Раз ты один и тебе там нравится, что тебя удерживает?

— Понимаешь... После гибели Коли постепенно все перешло ко мне.

— Что именно?

— Ну, все, что он делал. Все, кому он помогал по жизни. Год назад я ушел из троллейбусного парка и тоже стал прислуживать в алтаре. У отца Валентина. Он теперь протоиерей и получил свой приход.