Жила-была Хозяйка или дорогами иных миров

В воздухе запахло горелым. Аня вздрогнула, но тут угол зала взорвался криками, а между столами, в приглушенном свете, показался торт с горящими свечами. Официант медленно, дабы все гости оценили трехъярусную красоту творения повара, катил торт на столике.

Это была уже другая жизнь. С днями рождения, тортами, гостями и шампанским, а у нее в руках серьги с магическим вызовом, а во владении дом с порталами и в "друзьях" два лагеря враждующих между собой магов, каждый из которых уверяет в исключительно добрых чувствах к ней. Ага, наноси добро короткими ударами, бей так, чтобы оно к тебе не вернулось.

И она убрала серьги в сумочку.

Глава двадцатая

Клавдия Петровна после звонка подруги заметалась по квартире. Мужа, как назло, вызвали на срочное заседание — что-то у них там не клеилось — и посоветоваться было не с кем.

Тревога грызла изнутри, и не помогали ни сердечные капли, ни попытка проанализировать ситуацию. Андрей попал в больницу. Случайность? А если ему вкололи что-то спровоцировавшее приступ? Есть такие препараты. Она же Андрюху с детских лет знает, не было у парня проблем с сердцем, а для развития патологии нужно нечто более весомое, чем простое переутомление.

И что тогда получается? Может ли у Андрея за короткий срок службы завестись столь серьезный враг, чтобы попытаться парня на тот свет отправить? Травка обещала заключение врачей прислать на почту, но Клавдия Петровна была практически уверена — Андрей выжил за счет молодости и сильного здоровья.

А если?

Она потянулась за лекарством... Бутылек нервно застучал о край кружки, отмеряя капли. Запахло корвалолом.

Если это они... Те, кто вокруг Анечки крутятся? И пришло понимание — они, больше некому. Андрюша на свою беду накопал что-то, вот его и...

Слеза обожгла щеку. Клавдия Петровна всхлипнула, вытерла рукавом глаза.

Какая она дура! Надо было сразу в милицию бежать. И тут же себя одернула — ну какая милиция! Пусть она и полиция теперь. Наверняка у тех все документы в порядке. Размах-то какой, а?! Квартиру купили для прикрытия, на дачу потащили, работа опять же...

Придумываешь! Вечно ты все придумываешь! — попыталась успокоиться Клавдия Петровна. Аня не такая глупая, чтобы с криминалом связываться.

А если секта? Заморочили, задурили... и рука уже тянулась набрать номер отца Николая, который считался другом семьи и незыблемым авторитетом в вопросах веры. С ним их познакомила Травка. Отец Сергей, бывший сослуживец мужа Анны, негласно окормлял своих коллег, а с ними их друзей и родственников.

Мобильник лежал в руке, требуя что-то делать, и она набрала номер дочери, хоть и обещала себе не звонить, не огорчать новостью об Андрее.

Короткий разговор немного развеял тревогу. Голос у дочери был бодрым и слегка усталым.

Жива... И снова закрались сомнения — не придумывает ли она заговоры, секты и бандитов, а на самом деле все так, как говорит дочь: квартира, работа и друзья. Однако сердце поддаваться на уговоры не спешило, твердя свое — у дочери неприятности.

Как же легко с маленькими детьми, и проблемы такие... легко-решаемые. Смазать разбитую коленку, вылечить кашель, исправить двойку, отругать за вранье.

А как помочь сейчас, когда дочь выросла и живет своей жизнью, совершая свои ошибки и сама за них расплачиваясь? Вот и остается только гадать — пора ли вмешаться, поговорить или рано и сама разберется. А еще надеяться, что помощь не будет отвергнута, как, например, в ситуации с Вадиком. Тогда Аня запретила вмешиваться. Клавдия Петровна только потом, спустя месяц узнала, что произошло. Характером дочь пошла в отца — все в себе. Подробности клещами не вытащишь, если не захочет говорить.

О-хо-хо...

К Травке обращаться нельзя, придется самой действовать, и Клавдия Петровна принялась составлять план — потому как кому мы еще на свете нужны и кто нам поможет, как не семья!?

В коридоре завозились, хлопнула дверь.

— Ты, мать, что в темноте сидишь? Случилось чего?

Николай Александрович вошел на кухню, щелкнул выключателем. Клавдия Петровна улыбнулась, вставая навстречу мужу. Ужин был готов, потом будет фильм, потом новости, а завтра они вместе пойдут гулять в парк, завернут в любимое кафе, выпить кофе с пирожным, может, зайдут в кино, вечером станут ждать Аню с Вальди — хорошо бы пораньше вернулись, а с понедельника... она сама возьмется за это дело.

Воскресное утро было умиротворяюще солнечным. Ярко освещенные стены, обитые вагонкой, пахли свежим деревом и лаком, около кровати уютно сопел Вальди, и вчерашний разговор потихоньку терял свою смертельную остроту. Собственные страхи блекли под натиском солнечного света. В голове роились доводы "за" и "против" политики переселенцев, просились наружу горькие слова, чтобы быть брошенными в лицо координатора, но четкий план складываться не желал. А без плана слова станут истерикой обиженной девочки. Рано переходить к боевым действиям, рано, да и в такое чудное утро — просто кощунство кого-либо убивать.

Внезапно из угла донеслось шуршание, послышался топоток, что-то звякнуло. Сопение стихло. Аня заинтересованно подняла голову.

Серая тень — и как только пробрался в комнату — метнулась из угла прямо к кровати.

Девушка фыркнула — уж больно забавной была морда Вальди, когда на его хвост запрыгнул крошечный диверсант, а следом уже крался второй. И не куда-нибудь, а прямиком к огромной зубастой морде. Бесстрашно потерся головой, прошелся под подбородком, замурлыкал. Вальди превратился в статую, затем осторожно наклонил голову, понюхал.

На морде собаки удивление явственно боролось с зарождающейся нежностью. Победила нежность. Вальди шумно вздохнул и прошелся языком по спинке котенка, оставляя встопорщенной мокрую шерсть.

— А что хотел? Подобрал — воспитывай, — и девушка потрепала пса по голове, спуская ноги на пол. Вставать не хотелось, как и встречаться с переселенцами. Хотелось уехать, удрать куда подальше. Забыть все, как страшный сон.

Она подошла к окну. Пол холодил пятки, и Аня закуталась в накинутое на плечи одеяло. За окном сверкал снег, вырядились в пушистые шубы ели, гордо синело высокое небо. На белоснежном покрове озера сизыми тенями протянулись параллельные линии — кто-то прошелся на лыжах, и сразу захотелось отправиться следом.

Вырваться бы из дома...

А с чего она решила, что дом станет тюрьмой? Только потому, что в нем завелись тюремщики?

"Я справлюсь", — прошептала еле слышно.

Она обязательно справится, на другой чаше весов — смерть.

— Эй, — тихо позвали из стены, — слышь, как тебя?

— Анна Николаевна, — не поворачиваясь, ответила, узнав голос.

— Ага, Николаевна, — тут же сократил Сан Саныч, — слушай, будь другом, спрячь у себя, а? У тебя в комнате искать не будут.

И на полу вдоль стены, звякнув, выстроился отряд бутылок: от классической "Столичной" до "Первака".

Вальди тихонько рыкнул, потом оглушительно чихнул — одна из бутылок оказалась открытой, и по комнате поплыл крепкий дух.

— Тьфу, склероз, — огорчилась стена, — щаз, — и оттуда высунулась прозрачная рука, споро навернула пробку и даже ладонью помахала, чтобы развеять спирт.

— И с какого? — удивилась Аня, разглядывая строй стеклянных бойцов, каждый из которых мог свалить с ног взрослого мужика.

Стена тяжело вздохнула, и явила собой Сан Саныча во всей красе: все так же топорщились на коленях растянутые треники, на клетчатой рубашке не хватало пуговиц, вот разве что волосы сегодня лохматились сильнее обычного и взгляд был... точно у кота, которого застигли за разгрызанием хозяйского тапка.

— Понимаешь, какое дело, — протянул Сан Саныч, залезая пятерней в остатки волос, — ремонт этот дурацкий — как будто раньше плохо жили, ну а главный ихний — Арик — решил лично антресоль проверить, и что его туда понесло утром, ума не приложу. Дотошный мужик, в каждую щель нос засунет, а пить не умеет, да...

И Сан Саныч замолчал, вспоминая о чем-то.

Арик — это Арвель, решила девушка и поторопила:

— Дальше.

— А дальше, пить не умеет, нервничает, орет, что некоторых развеять пора. Четыре бутылки, гад, грохнул, — и призрак горестно махнул рукой, — вот все, что спас.

И он обвел строй выживших увлажнившимися глазами, ласково погладил крайнюю.

— По одной собирал, — поделился, — мне пить нельзя, сердце пошаливает, да и вкус уже не тот, вот и решил коллекционировать, чтоб не пить, так полюбоваться можно было.

Девушка нахмурилась — было непонятно, как призрак оценивает свою нынешнюю жизнь. То ли считает себя живым, то ли понимает, что мертв... Надо будет мягко намекнуть бедолаге, что сейчас уже ничто не может испортить ему здоровье.

— Арвель, значит, на твою коллекцию наткнулся...

Сан Саныч разом взбодрился. На лице заиграла плутовская улыбка.

— Слышала бы, как он орал, получив "Путинкой" по голове!

— Ну а ко мне почему?

— Так у тебя в комнате уже ремонт закончили! Под кровать моих милашек составим — мешать не будут. А я буду наведываться, когда тебя нет, чтоб не смущать, — и он вдруг потупился, разглядывая носки своих потрепанных тапочек.

Аня вздохнула. Все ясно. Спрашивать, подглядывал ли, как она переодевается — бесполезно. Все равно будет отрицать.

— Я не против, — медленно произнесла, стараясь сделать весовым каждое слово, — можешь хранить, можешь приходить и любоваться, но в ответ хочу знать обо всем, что происходит в доме. А особенно... Пятерку таких одинаковых приметил?

— А как же! — бодрячком отозвался Сан Саныч, ухитрившись втянуть живот и выпятить колесом грудь.

— За ними особенно приглядывай!

— Будет выполнено, мадам! О, пардон, мадмуазель! А как рассчитываться будешь?

И крошечные глазки красноречиво скосились в сторону батареи бутылок.

Аня поморщилась, но тут же одернула себя — будто у нее есть выбор Джеймсов Бондов?! Да, староват, да, с пропитой репутацией, зато может проходить сквозь стены и быть невидимым. Что там говорить — ей достался лучший Джеймс Бонд в мире.

— Договоримся.

Призрак довольно кивнул и утек в стену, а она, под укоризненным взглядом Вальди, принялась переставлять бутылки под кровать. Утро продолжалось.

С Тамиром Аня рассталась сухо. Глупо получилось: союзниками, даже такими, которые нагло требуют поцелуй на сон грядущий — не стоило разбрасываться. Не в ее положении. Но поделать с собой ничего не могла. Отчуждение, возникшее после разговора в ресторане, так и осталось незримо стоять между ними. И все попытки Тагира: отвлечь, растормошить, обворожить — вызывали лишь раздражение. А когда попытался настоять, она с огромным удовольствием выплеснула негатив, оставив мага глотать воздух от боли — бить в солнечное сплетение её братья Травкины научили, как и много еще чему. Так. На всякий случай.

Неужели маг считал её настолько дурой или вконец запуганной девчонкой, чтобы она могла слепо довериться ему? Плохо же господин из другого мира знал русских женщин. Тот, кто прошел школу, сам поступил на бюджетное в ВУЗ, причем наперекор желанию родителей не в медицинский, кто выжил в гадюшнике под названием "Дизайнерская компания: вы лишь подумали, а мы уже нарисовали", того так просто не обмануть красивыми сказочками о верных и преданных друзьях — дай палец, руку откусят.

Все они хороши: и переселенцы, и теневики. Не понятны только до конца мотивы. Есть ли в их вражде и желании обладать связкой порталов что-то еще, кроме оккупации и исхода в другой мир? Надо будет обсудить с Павлом. Надо.

Щекам внезапно стало горячо, и девушка подумала, что как раз с ним говорить и не хочется. Вот ничего предосудительного с Тагиром не делала, а все равно стыдно, словно она мужа с любовником обманывала.

И тут же сама себя одернула. Кому должно быть стыдно за обман, так это ему! Сердце заныло от тупой боли. В глазах защипало от сухих слез.

Аня уткнулась лбом в холодное окно — стало легче.

Она ему доверилась. Поверила. И в чистые цели, и в благородные намерения, а главное, в то — что ей ничего не угрожает, что он её защитит всегда и от всего.

Боже, как она ошибалась. Он всего лишь работает на тех, кто может её уничтожить в любой момент. За непослушание, за неудобство.

Действительно, зачем им живая Хозяйка порталов, когда мертвая гораздо удобнее? Вот интересно, если её сделают призраком, станет ли дом её слушать или утратит свою индивидуальность и им будет легко управлять? Скорее, второе, иначе не существовал бы этот обходной маневр.

Ладно, достаточно страдать и жалеть себя.

Аня решительно сбросила одеяло, оделась, привела себя в порядок. Повыше вздернула подбородок и вышла из комнаты. В голове мелькнула мысль: "Королева, идущая на эшафот".

Коридор встретил пустотой и тишиной, хотя признаки бурной деятельности угадывались: обрывки бумаги, чей-то оброненный бумажный стаканчик с пролившимся на пол кофе, рассыпавшиеся по полу стекляшки из женского браслета.

Аня постояла около двери, разбавившую свою фиолетовую ориентацию круглым солнышком с задорной ухмылкой. Дошла до русалок — тут все было без изменений, как и у болотников — даже поганки наросли с плесенью, а вот еще одна определившаяся дверь, нет, даже две.

Аня потрогала огромный черный замок, провела пальцем по толстой цепи. Ну, здравствуй, мир теней. Тень от замка вдруг шевельнулась, на ней прорезались глаза, выступили алые губы, которые сложились в трубочку... Девушка с ругательством отшатнулась. Это уже перебор... Не надо намекать на кокетство! Ничего она с Тагиром не заигрывала, ясно!

Мысленные сентенции пропали даром — дом считал иначе. Тень причмокнула, облизала толстые губы красным языком.

Тьфу! — сплюнула Аня, скривившись от отвращения. Тень от замка гаденько захихикала.

— На переплавку сдам, — пригрозила девушка, — в воде ржаветь оставлю, в розовый покрашу.

Тень дернулась, впиталась в полотно двери и пропала.

— Так-то лучше, — удовлетворенно проговорила Аня, — лучше без теней, чем с таким, такой... Тьфу, заговариваться стала. А это что? — она удивленно вскинула брови, рассматривая вторую определившуюся за сегодня дверь.

Собственно рассматривать там было нечего. Две галочки, вот только нарисованные галочки не машут крыльями, стремительно приближаясь.

— Мамочки, — отшатнулась девушка, — да это же...

Да, это были они самые. Зубастые, чешуйчатые, когтистые, с кожаными крыльями, каждый размером с вагон.

На Аню внимательно глянул огромный глаз с вертикальным зрачком и... пропал, оставив после себя чувство дикого первобытного страха, а на белой двери снова красовались две галочки размером с ладонь.

Девушка вздохнула — оказывается, все это страшное кино она смотрела не дыша, вытерла вспотевшие руки о кардиган. Сердце стучало, как сумасшедшее, а в голове зрело трусливое, но такое разумное: "Как тебе монстрик? Покрупнее русалки будет. Все еще хочешь вести переговоры в других мирах? Смотри, как бы не сожрали. А то ведь не все знают, какая ты исключительная и ценная особа".

— Ничего, ничего, — прошептала Аня, — это они за детенышем прилетали. Вернем, глядишь — не сожрут.