М-да, первый бунт, во время которого толпа ворвалась в Кремль, сильно ее подкосил. Вот и сейчас... боится. Очень боится. И все же...
Ты — царица.
Должна держать себя в любой ситуации, что бы там не происходило. А Мария расклеивается на глазах.
Судить — легко. А смогла бы сама Софья держать себя?
Хотя... странный вопрос. Она уже здесь. Она уже ведет себя, как царевна и не срывается в пропасть истерики. Или она просто не представляет всей опасности бунта?
В любом случае — не стоит судить мать. Ей и так тяжело. Лучше подумать, что можно сделать, чтобы помочь ей и примет ли она помощь. Как-то так...
Алексей утешал царицу.
Софья, которую никто не осмеливался оттеснить, думала. Больше им ничего не оставалось. Ждать и верить. Молиться?
Она бы молилась, если бы умела. Но произносить заученные слова — и вкладывать в молитву душу — вещи безусловно разные. А раз второго не дано, то не паскудь таинство первым...
* * *
Когда Алексей Михайлович появился в тереме, Алешка первый бросился отцу на шею.
— Тятенька!!!
Царица лежала без чувств. Софья тихо стушевалась в уголке. Ни к чему ей громкая известность. Вот Лешка — тот да, должен быть на виду. А ей хватит и того, что Ордин-Нащокин жив. Не хотелось бы сейчас лишиться такого полезного кадра...
— Как вы тут? Все в порядке?
— все хорошо. Стрельцы входы перекрыли, — отчитался Лешка. И тут же, без перехода, повесил голову. — Тятенька, ты прости меня... я за подмогой послал!
— Как? Кого?
— Так младшего же Ордина-Нащокина! — Лешка был абсолютно безмятежен и наивен. — Кому ж еще и доверять, если не ему?
Старший расцвел в улыбке.
Алексей Михайлович потрепал сына по голове.
— все в порядке будет... не волнуйся.
— да я и не волновался. Вот матушке плохо...
— что с ней?
— Боится она сильно...
Алексей Михайлович кивнул.
— сейчас схожу, успокою...
Алексей незаметно переместился в угол, к Софье.
— Что теперь?
— Только ждать...
Долго ждать не пришлось, во всяком случае, новых действующих лиц. Из Дьяково примчался Аввакум и был тут же допущен к царевичу. Кинулся в ноги, поинтересовался, поздорову ли, все ли в порядке, получил утвердительный ответ и расслабился. Отошел в сторонку, тихо поинтересовался у Софьи, все ли в порядке, погладил девочку по голове и заверил, что пока он рядом — ничего плохого не случится. Софья молча выставила мужчине высокую оценку.
Ведь волновался, кинулся сюда — и застань он бунт, наверняка попытался бы увещевать людей, вышел бы к народу, проповедовал, не обращая внимания на то, что его могут убить...
Кремень, а не человек. На таких русская земля и держится.
Интересно, как развиваются события в Москве?
Софья не была бы так спокойна, знай она, что вторая группа мятежников собирается идти на подмогу первой.
* * *
А они собирались. Бунт вспыхнул не просто сам по себе, хотя и давили на людей достаточно сильно, но терпения у народа хватало. И все же, во многом в бунте повинны были Милославские. Как царские родственнички, они воровали много и со вкусом, а остальным боярам это почему-то не нравилось. Наверное, потому что к кормушке не подпускали, ай-яй-яй...
И одним из вдохновителей, хотя и тайным, был боярин Матвеев.
Умен был Артамон Сергеевич и силен, и хваток, вот только масштабов нужных никак добиться не мог. К царю хоть и вхож был, но на многое не влиял. А хотелось большего, большего...
Задумано было просто. Поднять бунт, спровоцировать беспорядки, обвинить в них Милославских, Хитрово, Ртищева — и сделать так, чтобы царь удалил их от себя. Раскидать подметные письма, взбаламутить народ, нанять крикунов, чтобы накручивали побольше, прибавить стрельцов и солдат из нескольких полков, командиры которых ему обязаны — вот и заварится каша.
Царь напугается, пуганый уже, удалит врагов Артамоши от двора, а там и его время настанет.
Получилось все вполне неплохо. Сначала.
Первая волна бунтовщиков докатилась до Коломенского и крикуны, не долго думая, принялись накручивать вторую. Эти были уже серьезнее, поэтому в Москве вспыхнули грабежи и погромы. Причем громили купцов, с которых было чем поживиться. И тех, кого было выгодно громить.
Так уж вышло, что боярин Матвеев был женат на англичанке Марии Гамильтон, получившей в крещении имя Евдокия. Родом девушка была из Немецкой слободы, но мы же не будем никого подозревать, верно?
Например, уважаемых иноземных купцов в том, что они душат конкурентов и целенаправленно устраняют их во время бунта. Это же так... нецивилизованно! Просто фи!
В Европах так не поступают, это всем известно и никому не интересно...
Сам Артамон Матвеев на всякий случай держал свой полк наготове. Ему надо было напугать царя, но не угробить, нет. Шансов взойти на престол у Артамона не было, устрани Романова — и Милославские тебя просто сожрут. Поэтому его полк и полк Полтева, который был ему кое-чем обязан, медленно двигались в Коломенское, не особо торопясь. И успеть вмешаться, если что пойдет не так — и не лезть, пока царь как следует не напугается. Тонкая такая грань...
Изменилось все в одночасье.
Всадник на гнедой лошади осадил коня перед первым рядом вояк.
— Кто главный!? У меня царская бумага!!! Приказ государя!!!
Орал Воин Афанасьевич так, что слышно было за версту. Матвеев ругнулся, но выехал вперед.
— Воин...
— Матвеев...
Мужчины друг друга знали и не любили. Но сейчас....
По красивым губам Воина скользнула коварная усмешка.
— Матвеев, царь повелел всем полкам идти срочным маршем на Коломенское, бунтовщиков разогнать нещадно, зачинщиков взять в плен! Вот приказ! Да поторапливайтесь! Промедление приравнивается к государственной измене!
Матвеев выругался про себя, в три этажа сплетя затейливые конструкции. Как неудачно-то!
Орал Ордин-Нащокин так, что слышало его все войско. Если сейчас боярин не послушается царского приказа — это конец. Хоть и не знал Артамон Сергеевич теории вероятности, согласно которой на сотню даже самых преданных солдат найдется два-три доносчика, но жизнью ее проверял не раз. И понимал, что сейчас придется спешно повиноваться.
Успел ли царь напугаться?
Разозлиться так точно успел...
Матвеев посмотрел на Ордина-Нащокина.
— ты с нами?
— Мне еще до Москвы надо, царь приказал...
— Сопровождающих?
Воин отмахнулся. Мол, свои есть...
Матвеев еще раз ругнулся про себя. Несчастный случай тоже устроить не выйдет. Кто-то да уйдет — и царю все станет известно. Казаки — те еще волки вольные, их завалить тоже можно, но это ж готовить надо! С кондачка такие дела не делаются...
Придется идти в Коломенское и самому ликвидировать то, что наворотил.
И что-то там сейчас еще в Москве?
* * *
В Москве было веселее. Патрик Гордон таки добрался до полка. И если раньше он оглядывался на полковника Крофорда, то сейчас...
Бумага, которую ему показали, гласила вполне четко и понятно — разогнать бунт и прекратить беспорядки. Вот это он и будет делать. Да, именно на таких делах лейтенанты полковниками и становились. А дурак Крофорд... к черту его!
Вторая волна бунтовщиков так из Москвы и не вышла.
Патрик, примчавшись в расположение полка, показал царское распоряжение (Софья, словно чувствуя, что может понадобиться, написала его в трех экземплярах) — и поднял всех по тревоге.
Речей мужчина произносить не умел, да и русский язык ему давался сложно, поэтому он ограничился кратким:
— Солдаты! Враг в городе! Убивать тех, кто сопротивляется, вязать тех, кто сдается! За Царя-батюшку! За Русь-матушку!
Этого хватило за глаза. А что такое регулярная армия против неорганизованной толпы?
Это — страшно...
Солдаты шли по улицам Москвы, без особых размышлений либо стреляя в бунтовщиков, либо беря их в бердыши, когда те сопротивлялись, если же тати сдавались, их просто связывали и отправляли на площадь до дальнейшего расследования.
Бунт заглох, не начавшись как следует. И немало купцов и торгового люда, осеняли себя перед крестом, молясь за царя-батюшку, который вовремя... дай Бог ему здоровья!
Но до вечера это веселье затянулось. Патрик отправил солдата с докладом в Коломенское и остался наводить порядок. А к темноте и гонец от царя прискакал.
Алексей Михайлович благодарил за службу и обещал не оставить милостями. Бунтовщиков покамест велено было загнать в Разбойный Приказ, пусть с ними там разбираются. Ну а остальное — как царь-батюшка в Москву пожалует лично...
* * *
Матвеев Софье не понравился. Слишком уж он выглядел рыцарем в своих сплошных доспехах, даже скорее напоминал идальго, слишком был западником.
Протопопу тоже Матвеев по душе не пришелся, но ругаться Аввакум пока не стал — подождем-с...
Особенно, когда мужчина спрыгнул с коня и помчался отчитываться царю, мол, так и так.
Бунтовщики кто разогнан, кто перебит, кто в плен взят, как твое величество и приказать изволило. Мы тут двумя полками, чего еще изволите?
Софьина бы воля — она бы поспрашивала, как так получилось, что полк Матвеева оказался подозрительно рядом с Коломенским? И почему бунтовщиков не перехватили еще на марше? Что они — на цыпочках мимо прокрались?
Ладно, можно было бы не перехватывать — так хоть гонца пошли, доложи по всей форме, чтобы царя без штанов... ой, пардон, в церкви не захватывали! А тут... поспел к раздаче плюшек!
Артамон раскланялся перед царем, царевичем, бросил злобный взгляд на Ордина-Нащокина, и Софья окончательно уверилась — этого надо гнать от царя.
Как?
Черт его знает! Придумаем!
Не нужен ей такой враг рядом! Нельзя ли его отправить воеводой в Сибирь, в какой-нибудь Учертанароганск?
Наверное, можно. Но это ж доказательства нужны, а где их взять?
А если...
Софья поглядела на своего деда — Илью Милославского. Вот где пройда и дрянь конченая. Как известно, все мы твари божии, но одни — божии, а вторые — твари. Вот это — яркий представитель вторых.
Любого за можай загонит и выгонит, если ему выгодно покажется. Вот нельзя ли ему намекнуть, что Артамон Матвеев под него копает лопатой?
Пусть они размерами... ручек померяются?
Надо только с Ординым-Нащокиным посоветоваться. А то ведь дедушка такая дрянь, хуже плесени. Один раз заведется — и черта с два выведешь...
А Алексей покамест млел от ласковых слов царя, от похвал бояр... ладно. Немного лести ребенку не помешает, а она потом объяснит, кому чего нужно. Главное — не допускать слишком громкого пения медных труб, а то пациента потеряем, не успев начать лечить. Страшная это штука...
Сама попадалась после смерти мужа.
Правда, тогда Софье повезло. Когда ее повело под сладкие речи, окончательно мозг она не распылила и дала задание не только службе безопасности, но и еще нескольким конторам. Вот из одной ответ и пришел. Ухажер ваш-де, альфонс и в общем, гнида. И частные примеры общего. По результатам и СБ на фирме почистилась. Но красиво пел, подлец!
Талантливо!
Ладно, это дело прошлого. А в настоящем... что?
В настоящем царь раздавал плюшки за подавление бунта.
Вкусняшка в виде какой-то золотой бяки досталась Артамону (нет, я таки не удержусь! Был ты Артамон — будешь Артемон! А плетку и ошейник мы тебе еще подберем), после чего оный пудель засиял медным тазиком.
Похвала досталась Ордину-Нащокину, а ближе к вечеру, как примчался из столицы его сын, так и тому при всех похвалы отлили. И знал я, что ты по юношескому неразумию за границу подавался, и приятно видеть, какой сын у Афанасия вырос, и давно бы так...
А вот на вопрос о награде Воин вдруг сделал финт ушами. Упал на колени и взмолился. Так и так, царь-государь, ничего не нужно мне, оставь при царевиче для разных поручений. Тебе служить — награда, твоему сыну — тем более!
Софья, которой Алексей пересказал это в красках, только фыркнула. Ну да, где Лешка, там и Анна, а чего еще мужику надо, если у него любоффф!?
В чем-то Воин был ей понятен. Натура увлеченная и увлекающаяся, в свое время увлекся заграницей — и рванул туда. Сейчас увлекся Анной, но опасности вроде пока нет. Был бы он помоложе — было б страшно но жизнь ему уже перья повыщипывала, теперь он осторожничает.
Вот и ладненько, ей такой дядя нужен, будет у трона, случись что, хоть один порядочный человек. А то на Милославских пробы негде ставить.
Фамилия, что ли, такая? Вроде бы дед и Илья, а на язык все равно тянется Жорж...
Как бы его приставить к делу?
* * *
Илья Милославский...
Да, приглашать его в школу было не лучшей идеей, потому и разговор велся в доме боярыни Морозовой.
Феодосия не возражала. Хотя сейчас она не возразила бы, даже если бы царевич к ней на двор стадо слонов привел. У женщины было все, что нужно для счастья. Почти все.
Сын пристроен к царевичу, доволен, счастлив, не чихает и не хворает, уж и забыл, когда болел последний раз.
Протопоп, коему она дочь духовная, из Сибири вернулся и также пребывает при царевиче. Муж, правда, болен, а брат мужа и вовсе, кажется, умирать собрался, но все там будем. Так что за них помолиться, а в остальном — порадоваться. И особенно — что в один прекрасный момент на пороге ее дома появились царевич и две царевны.
Даже на староверов гонения притихли... а там, глядишь, и царь в разум войдет? Или царевич старую веру вернет?
Так что когда Алексей попросил боярыню предоставить кабинет для разговора, та не возражала. Сама слуг гоняла, чтобы все удобнее расставили, сама указывала, сама гонца к Милославскому послала — и тот прибыл...
А чего б и не прибыть? Не на скотный двор зовут, чай, к Морозовым! Илья и ждать себя долго не заставил, часа не пришло, как явился.
И искренне удивился, когда Феодосия провела его не к мужу, а в комнату, где за большим столом сидел невысокий мальчишка, хорошо знакомый Илье.
Светловолосый, синеглазый, серьезный не по годам — внук его. Алексей Алексеевич Романов, наследник престола.
Больше Милославский удивился бы, узнай он о том, что в комнате внуков двое и что вторая внучка прячется под столом. Но... кто б ему рассказал? А Софья предпочитала молчать и разглядывать оппонента через специально оставленные щели.
Знакомьтесь, леди! Милославский. Илья Милославский. По отчеству Данилович, по характеру пройда, по жизни — дрянь человечишка, по должности — начальник Иноземного Приказа. Придавить бы и забыть, да вот беда — пока он может быть полезен, мы и не с такими работать будем. Надо.
Шикарно характеризует мужика то, как он пролез из грязи в князи. Нет, традиция, подкладывать своих дочерей под вышестоящих не двадцатым веком началась и не им закончится. Чтобы вылезти из неизвестности, Илья подложил старшую дочь под царя, а младшую под царского воспитателя. И если у Марии все сложилось не так и плохо — ну, не любит муж, но хоть и не на сорок лет ее старше и плеткой не бьет, то Анне впору в петлю было. По счастью, последнее время Борис Морозов был очень плох, так что... туда и дорога.
