Зря спящий проснулся

— Резко заболел.

— Без позывов облегчиться?

— Без. Разве что чуть-чуть от страха.

Психолог пощупал ему голову.

— Твою мать.

— Что?

— Я не знаю, но у тебя может быть внутреннее кровотечение, если судить по аналогии с кровью из носа после молний.

— И что теперь?

— Я не знаю! — сорвался психолог. — Коли ты советовался бы со мной, то все было бы нормально!

— Извини. — Спящий повел головой, как молодой бычок, которого тащат на убой. — Я смогу идти. Не быстро, но смогу.

— Куда? Куда ты придешь в таком состоянии? — Андрей в отчаяние провел ладонью по лицу. — Тебе же срочно в больницу надо.

— Не надо. Я могу.

Максим сплюнул, высморкнулся, охнул, схватившись за живот от нового приступа, и через силу улыбнулся.

— Смогу. Это наш единственный шанс, ты прав. Я буду ждать тебя на сороковом километре или чуть дальше.

— Но...

— Иди к ним давай, — твердо сказал Максим.

— Я уже не верю, что это правильный выбор. — В глазах Андрея плескалась паника.

— Проверь. Иного не дано.

Максим уходил довольно стремительно, едва заметно припадая на правую ногу. Он ни разу не оглянулся, и это вселило в психолога немного уверенности. Постояв еще немного, он тоже развернулся и побежал в сторону дачного поселка, на ходу придумывая, как же можно попытаться вырулить ситуацию в их пользу.

Потому что дальше пряток и отъезда Спящего в условленную точку, мысли в голове еще не дошло, там царил вакуум, до другого он просто не успел добраться.

спящий

Машины проносятся мимо. Можно искать утешение в том, что на скорости больше девяносто километров в час никто не захочет резко тормозить и останавливаться ради какого-то там оборванца. Можно найти утешение в том, что наверняка на свете есть добрые люди, которые всегда все поймут, остановятся и подвезут. Они есть, но где-то на другой стороне Земного шара. В другой вселенной, в другой временной эпохе. Были или будут. Это отличное утешение для того, кто еле ноги переставляет от голода, усталости и боли.

Спящий не шел, он брел вдоль обочины, лицом к движению, вытянув руку с оттопыренным грязным большим пальцем.

Мимо. Мимо. Мимо.

Холодный воздух вцеплялся в руку, как утопающий, дергал в сторону и резко бросал. Но тонул здесь всего лишь один человек.

Белые, черные, красные, синие. Все поголовно грязные. С тусклыми замызганными фарами, нечитаемыми номерами, стучащими, как ребра мертвеца, шипами. Им было все равно. Они обдавали выхлопными газами, глушили ревом двигателей, выбрасывали на ходу мусор, который не сгниет естественным путем и за тысячу лет.

Он мог бы уничтожить их всех. Прямо здесь и сейчас. Пусть даже ценой собственной жизни, но преподать им урок. Чтобы они знали, кто здесь хозяин. Чтобы понимали, что все это временное. Что вещи, им служащие, даны в аренду на ближайшие лет пятьдесят, у кого-то чуть больше, у кого-то на гораздо меньше. Что люди, их окружающие, их близкие, не их собственность, а всего-то спутники, с которыми рано или поздно придется разминуться. И что думать нужно не о том, чтобы куда-то успеть: в миллионный раз доехать до своей работы, в сотый раз добраться до сауны, в тысячный раз навестить очередную любовницу. Думать нужно о том, что здесь и сейчас.

Рядом.

Каждую секунду и минуту.

Брать эти временные семечки, расщеплять, лузгать и наслаждаться.

Все просто отлично, пока ты не умер.

Мимо. Мимо. Мимо.

Сильный приступ боли и рука голосующего превратилась в коленную подпорку. Максим согнулся, в глазах потемнело. Он сплюнул. Бледно-розовая слюна не спешила впитываться в промерзшую землю. Снова кровь, опять.

Нужно было спешить.

Он оглянулся. Позади находилась автозаправочная станция. Красный навес, красные щиты с ценами, красный мини-маркет. Возле одной колонки стоял большой грузовик, возле другой какая-то старая легковушка. Безнадежно посмотрев в последний раз на дорогу, Максим пересек жиденькую видимость газона и направился к грузовику, осторожно ступая вдоль его грязного борта. Со стороны кабины, видимо, до этого что-то проверяв там, навстречу ему вышел водитель лет сорока. Небольшого росточка, очень плотный, в вязаной черной шапке, сдвинутой на затылок. Он шел вразвалочку, но с каждым шагом, сближаясь, становился все более скованным и настороженным.

— Ты заправщик? — спросил он.

— Нет.

— А чего тут трешься тогда?

— Я... слушай, — Андрей нащупал в заднем кармане деньги и вытащил их. — Мне нужно ехать, ехать вперед, ты не мог бы меня подвезти?

Взгляд дальнобойщика напоминал скальпель, безжалостно свежующий голый труп на операционном столе. Херак и шмяк.

— Куда тебе нужно?

— Подальше отсюда.

— Взрыва что ли испугался? — насмешливо спросил водитель.

— Взрыва?

— Ну да, недавно бабахнуло что-то в поселке через дорогу. Газ, наверное.

"Газ взорвался. Так все и будет. Скажут, что взорвался газ. И никто ничего никогда не узнает...".

— Мне просто нужно уехать отсюда, за километров сорок, и там где-нибудь найти мотель. У меня очень важная встреча.

— Встреча и у тебя? Извини, друган, но ты больше на бомжа смахиваешь. Ты вообще откуда?

— Из Воронежа.

— Район?

— Северный.

— О, считай соседи. Сколько денег есть?

— Вот. Семьсот. — Максим протянул смятые бумажки на практически открытой ладони, придерживая их одним лишь большим пальцем. Ветер тут же попытался ими завладеть, но тщетно.

— Так. — Дальнобойщик вытащил оттуда сто рублей. — Я на это куплю малость перекусить, остальное пока оставь. И пошли со мной, не торчать же тебе на холоде.

Пока он вынимал шланг, открывал бездонный бак, вставлял туда пистолет и прочее, Максим медленно брел к автоматическим дверям магазина. Как только его отражение на их грязной поверхности стало в масштабе один к одному, они разъехались, пропуская Спящего в теплое помещение.

Первым, что он встретил, был злой взгляд усатой кассирши и скучающий оценивающий взгляд охранника.

— На сколько заправляться будете? — въедливый, резкий голос. Наверное, такой же колкий, как и щеточка ее усов.

— Я... не... это он, не я, — Максим сумбурно махнул куда-то за спину, стараясь донести до кассира, что это не его грузовик или легковушка, водитель который в данный момент пытался свернуть застрявшую крышку бензобака. Но она не понимала или не хотела этого делать.

— Что? — переспросила она, уперев руки в бока. — Что вы мычите?

Охранник громко усмехнулся и засунул большие пальцы рук за пояс, оттянув его вниз.

— Я говорю, что сейчас водитель подойдет и все скажет.

— А вы? Вы чего тут делаете?

— Я с ним. И у меня есть деньги, поняла!? — Спящий неожиданно яростно потряс пятисотенной купюрой перед носом ошалевшей от его крика кассирши, и, тут же потухнув, ссутулившись, побрел в сторону полок с продуктами.

Раскрылись двери, в минимаркет зашел шофер.

— Так, дорогуша, мне солярки на...

Дальнейшее Максим не слышал. Он брел мимо разноцветных стендов с чипсами, соком, вином, шампанским, сигаретами. Как сверкающее НЛО, слева проплыл холодильник с газировкой и пивом. Интересно, кто додумался продавать водителям алкоголь, потенциально толкая их на преступление? И кто потом докажет, что брошенный женой, убитый горем, водитель не просто взял и врезался в опору моста, а заехал перед этим на АЗС, купил там бутылку водки или виски, и выпил ее всю залпом. Никто даже и не подумал бы решать этот вопрос через подобный интеграл.

Берут — значит берут. Отдают деньги, платят — значит хорошо. Куда уж лучше.

Он сделал бесплодный круг и вернулся обратно.

— Выбрал что-нибудь? — спросил дальнобойщик.

— Нет. Я не хочу есть.

— Худеешь? Я бы не советовал, а то в ящик сыграешь, друган.

— Нет, просто не хочу.

— Зато я хочу.

— Вы бы определились, кто чего хочет, а то людей задерживаете, — вмешалась кассирша.

— Людей?

Водитель деланно тщательно огляделся по сторонам.

— Каких людей, дорогуша?

— Нормальных. Которые прилично выглядят. И я тебе не дорогуша.

— Да?

Дальнобойщик прошел мимо Максима, взял пару больших упаковок с чипсами, двухлитровый сок, две шоколадки с орехами и три или четыре, не сосчитать, маленьких мешочка с солеными сухарями.

Вернулся, кинул это все на прилавок.

Оперся на руки, подался вперед и веселым, безобидным тоном сказал:

— Тебя ли ебет, как мы одеты, дорогуша?

— Вы чего, мужчина?! — взвизгнула кассирша. — Олег, разберись! Я полицию вызову, если приблизишься ко мне!

Охранник дернулся скорее от окрика, нежели ради выполнения долга, и нехотя направился к водителю, на ходу поправляя свою сто раз перестиранную форму.

— Давай без оскорблений, друг, — сказал он, взяв под руку дальнобойщика. — Заправился, купил, что надо и проваливай, зачем лишние проблемы?

— Проблемы? У нас нет проблем. И не было.

— И у нас тоже. Все вопросы к твоему товарищу, он слишком... — охранник замялся. — Диковато одет, что ли.

— А у вас тут типа ресторан или банк какой? Занюханная заправка на трассе, без названия, с наверняка разбавленным ослиной мочой бензином. И вы стараетесь соблюдать этикет или как его там называют? Ничего, блядь, что я в кроссовках приперся?

Водитель дернул плечом, высвобождаясь от не слишком настойчивого захвата секьюрити.

— Посчитай ты мне наконец-то эту жрачку уже, красотуля.

С лицом, будто ее только что заставили съесть килограмм дерьма, кассирша выбила чек.

Все это время Спящий, едва заметно покачиваясь, стоял в стороне и молчал, размышляя о том, как действует столб молнии, пронзая человека с макушки и до пят. Все ведь происходит даже не за секунды, а за какие-то микроскопические доли времени, пока там, наверху, на высоте десятков километров, не образуется разряд и не спустится до земли, принеся с собой точечную смерть и разрушения. Это красиво и страшно, когда на тебя со скорость в сто тысяч километров в час обрушивается нечто, способное выжечь мозг изнутри, разорвать глаза или просто остановить сердце. Ха. Просто такая неудачная шутка, ребята, когда десятикилометровый огненный столб вонзается вам в голову, имея при этом температуру в двадцать пять тысяч градусов по Цельсию, и просто останавливает сердце, будто кто-то повернул ключ в замке зажигания. Не легче ли выпить мышьяку или закидаться снотворным? Да, определенно, молния не самый оптимальный способ самоубийства.

Но вот убийства...

Или расколоть пол под жирными ногами этой злобной суки. Так, чтобы она почувствовала не запах грязного фартука, давно немытых волос и нечищеных ушей, а то, как прямо в вонючую дырку у нее между ног выплескивается раскаленная магма, прожигая на своем пути мясо и кости. Как ее волосатое тело засасывает вглубь немного рассерженного Земного шарика. И она молит о прощении, молит, шлепая своими толстыми надменными губами, с которых хлопьями опадает дешевая помада.

Ее никто не слышит.

Ее ебут раком бездомные в рваных одеждах. И она кричит от счастья, кричит, потому что жива...

— Пойдем.

Водитель вывел Максима из мечтательного транса.

Когда они подошли к двери, дальнобойщик обернулся и сказал:

— Я бы посоветовал, так, на будущее, не оскорблять своих клиентов, особенно тех, кто может сообщить ребятам по рации. Мотай себе на ус, дорогуша.

И двери мягко захлопнулись, отсекая отборную ругань кассирши.

— Похолодало, — сказал шофер, вручив Максиму пакеты с чипсами.

— Да, — вяло ответил он, стараясь не замечать, как все потемнело за пределами освещенной бензозаправки. Будто уже наступал вечер. Но он знал, что это не вечер, это его мысли. Вроде бы невинные и он не хотел претворять их в жизнь, только что с того, если бы он взял и сорвался? И тогда молния ударила бы в кассиршу, или охранника, или в резервуар с бензином. Хотя, тут наверняка стоит мощная система заземлений.

Верно.

Заземлений.

Максим залез в кабину и тут же растекся на мягком, удобном сидении.

Заземлений.

Сооружения с заземлениями могли бы стать отличным укрытием от него, если кому-то придет это в голову. Это стало первым выводом Максима на интереснейшую тему, что он не всемогущ.

"У меня есть слабые места, господи... Я еле хожу, разваливаюсь на куски, похож на бездомного туберкулезника, но меня удивляет, что я не смогу притянуть молнию на заправку...".

Он осторожно засмеялся, стараясь не вызвать новых конвульсий в животе, как напрягшийся официант силится не расплескать наполненную до краев тарелку с супом.

Двигатель рычит. Внутри фуры очень комфортно, подвеска машины мягкая и глотает все дорожные неровности. Похоже на представительский седан, только за лобовым стеклом не длинный капот, а обрыв. Прямо там, сразу за дворниками, нет ничего, пустота и высота. Странное ощущение.

— Что нужно для того, чтобы добиться успеха? — спросил водитель, отхлебнув газировки из бутылочки.

— Что, прости?

Шофер мельком посмотрел на него и сдвинул черную шапку еще дальше на затылок. Теперь она держалась там каким-то чудом.

— Ты меня извини, конечно, но я знаю таких, как ты. Мужики, просравшие свой шанс в жизни. Может быть даже несколько шансов, друган, я не могу за тебя отвечать, но то, что у тебя в жизни были моменты, за которые стоило хватиться, это факт. Я прав?

— Да. Конечно.

Марина.

Кино.

Какой-то фильм.

Свет на ее лице. Выступающие части белые, западающие — темные.

Она глядит.

Глядит внимательно. Напряженно.

Он глядит на нее, а она на экран. В этом есть какая-то несправедливость.

Ее губы.

Ее ресницы. Ее руки.

Теперь он глядит на ее руки, а она глядит на экран. В этом есть что-то будоражащее.

Он опирается локтем на мягкую перегородку кресел, разъединяющую их. Хочет взять ее ладонь. Вот сейчас. Прямо сейчас. Взять. Прикоснуться к ней.

Она поворачивается к нему и улыбается, морща нос.

Он улыбается в ответ.

В кино кого-то убивают.

Свет на ее лице. Выступающие части красные, западающие — бардовые.

Он глядит на нее, а она на экран.

Это был первый шанс, за который он не ухватился. Зря он его вспомнил.

— И вот у меня тоже полно было шансов, друган, — продолжает водитель. — Мы родились в СССР, но уже тогда, на закате страны, матушка мне говорила, что самое главное — это получить образование. Закончить школу с пятерками, поступить в институт. В армию сходить, конечно же. В общем, набраться опыта и знаний, и чем их у тебя больше, тем легче идти по жизни. И вот что из этого вышло. Я сижу за рулем, кручу баранку, слушаю радио, не блатняк, правда, но уже знаю всех ведущих по голосу, как бродячие собаки своих кормильцев в лицо. Дома меня ждет жена, а я иногда поебываю дорожных шлюх, но это необходимость, сам понимаешь. И я вот думаю — что случилось с моим шансом? Почему все сложилось так, а не иначе, не так, как твердила мне моя матушка?

— Может быть потому, что шанс это как ящерица, за которой гонишься в высокой траве.