Он ждал этого разговора уже не первую неделю. Его интересовали два вопроса. Прежде всего — работает ли Василий в православной церкви по заданию начальства, и кто стоит за этим. И второе — таинственные переговоры, в которых каким-то образом участвовал этот Игорь...
Витрина переливалась драгоценным блеском. Кельм задержался на миг. Камень бросился ему в глаза — теплый янтарь в обрамлении темного золота. Это ей подойдет. Кельм шагнул в освещенную глубь магазина.
Денег достаточно. Ему всегда хватало, хотя он подавал каждому нищему, что попадался здесь на пути, покупал подарки матери и сестрам, живущим в Дейтросе. И себе ни в чем не отказывал. Ему хватало. Он протянул крупную купюру продавщице и ждал, пока девушка завернет покупку. Теплый янтарь, цвета глаз Ивик, исчез под слоем бумаги. Кельм сунул сверток в потайной карман. Поблагодарил, выскочил наружу.
Ему хотелось двигаться. Бежать. Если успею, подумал он, обязательно сбегаю на тренировку. Уже три дня некогда заниматься, это нехорошо. Посмотрел на часы. Времени мало. И уже темнеет, здесь так рано темнеет зимой. Кельм шел очень быстрым, пружинистым шагом, бросая взгляды на призывное сияние витрин, на озабоченные лица прохожих. Какой-то чудик уже волок домой большую зеленую елку, хотя к Новому Году и здешнему, 7 января, Рождеству, деревце явно состарится. А может быть тоже купить елку к Новому Году? Это красиво, подумал Кельм. Он представил свечи, запах хвои, нарядную зелень. Ивик в чем-нибудь бархатном, темно-красном. Улыбнулся. Нырнул в людской поток, вливающийся в Гостиный Двор. Добравшись до эскалатора, побежал по узкой левой стороне вниз — просто не хотелось стоять.
Ивик, звенело в висках. Ивенна, Ивенна... сквозь рев поезда, сквозь грохот туннеля. Он бездумно улыбался, и пассажиры кидали на него косые подозрительные взгляды. Он точно знал, что будет делать сейчас, и в каком порядке. И совершенно независимо, параллельно этому он был счастлив. Так не бывало еще никогда. Даже в юности, до того — он привычно делил свою жизнь на "до того" и "после" — никогда так не было. Тогда я был просто дурак, подумал он. Дурак молодой. Но ведь и такой, как она, никогда не было. Таких же просто не бывает. Никогда.
Кельм распаковал флешку, аккуратно вставил в порт. Надел наушники. Откинулся в кресле, внимательно вслушиваясь в шорохи и шумы.
Лучше всего было установить за Игорем постоянное наблюдение, но на это Кельм не решился. Игорь — профессионал. Гораздо старше Васи и наверняка опытнее. Слежку в любой форме заметит обязательно. А жаль — Кельм подозревал, что Игорь вывел бы его на таинственные переговоры.
Дарайцы говорили по-русски. Обсуждали какие-то редакционные дела. Василий высказывал Игорю — псевдожурналисту — замечания по поводу новой статьи. Тон вальяжный, уверенный, Игорь отвечал ему с достоинством, но и некоторым почтением, как обычно говорят с начальством.
...— И вот еще, Игорь Николаевич. Я бы переделал эту сцену. Что это у вас за православная семья? Машины нет, восемь человек в трех комнатах... какая-то мешочно-посконная нищета! Пусть это будут нормальные, современные люди...
— Гм... А правдоподобно ли это будет, Василий Петрович? Жена не работает, зарплата мужа... все-таки средний уровень жизни населения примерно такой и есть. Я ведь ориентировался именно на среднего городского жителя...
— Игорь Николаевич! Поймите, нам нужно показать привлекательность Православия! Современный православный — это преуспевающий, далеко не бедный человек, не чуждый высокого уровня потребления, это прежде всего! Православие должно быть престижным. Вы меня понимаете? Средний городской житель и будет связывать в сознании церковность, воцерковленность — с высоким уровнем достатка и жизненных благ... это привлечет его в церковь! Вы меня понимаете?
— Да, думаю, я понял задачу.
Они помолчали. Потом Игорь тем же неброско-интеллигентным тоном сказал.
— Обсудим текущий круг вопросов...
Кельм напрягся. Эта фраза была кодовой. Тон Василия, отвечающего на нее, резко изменился. Теперь он говорил тише и с легким оттенком почтения, а голос Игоря стал глубже и увереннее. Василий явно младше по званию, Кельм это уже понял.
— Я готов к обсуждению...
— Вы установили локализацию куратора?
— Нет.
Кельм представил, как Игорь досадливо поморщился — это ощущалось по его тону.
— Василий, это очень плохо. Я даже не представляю, что должен докладывать по вашему поводу. Куратор был в ваших руках! Вы хоть понимаете, что сделали?
— Если бы у меня была санкция на немедленную ликвидацию...
— У вас была санкция на немедленную доставку. Это слишком ценный материал, чтобы им разбрасываться, и вы должны понимать его ценность... а не обращаться как с...
Ценный материал. Это про Ивик. Кельма передернуло.
— Извините, — тихо ответил Василий, — я допустил ошибку. Может быть, мне дадут шанс реабилитироваться?
— Работайте. Это не в моей компетенции. Вы должны локализовать куратора по меньшей мере, вы даже этого до сих пор не добились! И вот еще что. Мне нужно прикрытие. По поводу переговоров. Для очередной встречи наш представитель прибудет в Питер, вам нужно будет встретить его и сопроводить к месту. Здесь все данные...
Кельм бесшумно вздохнул. Впрочем, ничего страшного. Содержание записки, которую, видимо, передал Игорь Василию, легко восстановить логическим путем.
Зашуршала бумага.
— В это время назначено заседание Православного совета попечителей...
— Василий, вы заигрываетесь, — резко сказал Игорь, — ваша основная задача здесь — выполнять задания командования. Инициативу можете проявлять в свободное время. Вы не забыли еще, что ваш план внедрения в русскую православную церковь не получил ни одной санкции? И если вам разрешили действовать на свой страх и риск — это не значит, что вы получите поддержку в своей инициативе!
Кельм выпрямился и беззвучно щелкнул пальцами. Ценная, очень ценная информация. Он еще раз перепроверил себя. Да. Все правильно. Единственное, что может быть не так — если вся эта запись является подставой, если ведут игру против него. Но это легко проверить. В подставной записи не стали бы давать таких точных сведений о времени прибытия важного гостя из Дарайи.
Василий смущенно бормотал, оправдываясь. Потом они снова говорили о незначащем. Прощались. Кельм напряженно мыслил.
Запись оказалась крайне удачной. Сегодня вообще замечательный день... И завтра Ивик возвращается.
Кельм уже убедился в том, что Василий на редкость глуп. Если Игоря он опасался выслеживать, то с главредом "Светоча" можно было не церемониться. Да что там, даже Ивик в одиночку его выследила в свое время. Теперь осталось лишь выяснить, когда назначен этот самый Православный Совет, и на этот час поставить наблюдение. Лучше сделаю это сам, подумал Кельм. "Штирлиц" здесь не подойдет, ведь высокопоставленный дорш прибудет через Медиану. Брать кого-то из гэйнов — нет, проще самому. Очень уж ответственный момент.
Да, теперь Василию оставалось лишь оправдываться за промах с куратором, с Ивик. Хотя против Кельма он не имел шансов все равно — даже если бы все сделал правильно и попробовал немедленно доставить Ивик в Дарайю, в атрайд, для перевербовки. У Кельма на этот случай в Медиане дежурила целая шеха из боевого отдела, боевиков Васи не пропустили бы.
И объяснять теперь свой промах начальству Васе тяжело — в самом деле, испытанная, удачно поставленная ловушка, дейтрийский куратор попадает в нее, и вот пожалуйста — куратор снова успешно работает, и Вася даже не представляет, где его противник находится. Не локализовал.
Вася ошибся, потому что это была двойная ловушка. Он ловил Ивик, а Кельм ловил его, и поймал бы — если бы не оставалось невыясненных вопросов. Но у Кельма ни разу еще не случалось неудачной операции, так что шансов у Васи не было.
Но ведь Вася ошибся и сам. Так позорно, что если бы на его месте был дейтрин... Да нет, это невозможно. Такого дейтрин не сделает никогда, ни один, даже самый отмороженный. Хотя среди дарайских офицеров тоже попадаются женщины. Но если бы, предположим, такое совершил дейтрин, он не отделался бы нейтральным "работайте дальше", он бы в лучшем случае был исключен из касты, а в худшем — да все, что угодно, вплоть до высшей меры, смотря по ситуации.
На преступление Васи им плевать. Но в глазах начальства все выглядит однозначно — пешка заигралась, вообразила себя ферзем, и вместо того, чтобы добросовестно заниматься выявлением и ликвидацией дейтрийского агента, пытается внедриться в церковь и сделать в ней карьеру... на что у него, оказывается, нет санкции.
Кстати, это самое радостное из всего, что Кельму удалось услышать.
Это означает — можно ликвидировать Васю. Сначала согласовать с отделом, но Кельм был уверен в разрешении. Вася вряд ли много знает, он мелкая сошка, в Верс его тащить — себе дороже. Проще ликвидировать.
Хорошо и то, что дорши пока еще не осмеливаются прямо внедряться в триманскую церковь — это означало бы новый виток противостояния, к которому гэйны по сути еще не готовы.
Кельма смущал лишь один момент. Сами переговоры. Они были тайными, официально ни о каких переговорах не было известно. Кельм навел справки, хотя и в обход своего непосредственного начальства.
Каждый дейтрийский разведчик помнил об "инциденте иль Кашара", случившемся около тридцати лет назад.
Добровольная перевербовка гэйнов на дарайскую сторону случается очень редко. И все же бывает и такое. Гэйну несложно стать перебежчиком — уйти через Медиану в Дарайю, да кто же ему помешает? А там любого гэйна встретят с распростертыми объятиями. Ценный материал. Может заменить в одиночку три десятка тамошних подростков — не лишенных Огня, в отличие от взрослых дарайцев, умеющих создавать виртуальное оружие. Дарайцы нередко пытаются вербовать гэйнов, и не только пленных, но и в том случае, если вычисляют разведчика на Триме. И это иногда удается.
Одно хорошо — у перебежчика самое большое года через два, через три, Огонь пропадает начисто. Так что материал это хоть и ценный, но недолговечный.
Уходят недовольные. Те, у кого возникли проблемы с Версом, или родственники оказались в тюрьме. Или просто поманил высокий уровень потребления. Наступило разочарование в идеалах. Дарайцы уговорили.
Самый частый вариант все-таки — это перевербовка пленных. Дарайцы умеют уговаривать...
Кельм снова вспомнил своего брата по сену, Вена иль Таэра. Перевербованного. Он до сих пор не мог его осудить. Никак не мог. Хотя тогда, помнится, даже дал ему в морду. Но то, что с ними делали в атрайде — это же уму непостижимо... нельзя, невозможно осуждать человека, если его сломали вот так.
Но со знаменитым шеманом иль Кашаром все было иначе. Он был удачлив в Дейтросе, легко делал карьеру, не было у него самого и родни проблем с Версом, да и жил он на Триме, в Европе, так что дейтрийской бедности не знал. Решил перейти на сторону противника — просто потому, что так было удобнее. Потому что Дарайя богаче и предоставит ему больше возможностей. И не просто перешел... Сдал весь свой отдел. И не просто сдал, а сам подготовил операцию так, что дарайцы смогли постепенно и незаметно взять всех. Никого из людей иль Кашара спасти не удалось, почти две сотни гэйнов погибли и попали в плен. Шемате Тримы был нанесен тяжелейший удар. Хотя даже темпоральный сдвиг пробовали рассчитать, чтобы вернуть все назад и хоть что-то спасти — но сдвиг не удался.
Этот страшный провал запомнился надолго. Об этом знал любой разведчик, хотя конечно, в школах детям об этом не рассказывали.
Поэтому, коли уж речь идет о тайных переговорах — не повторяется ли история с иль Кашаром? Если кто-то из командования ведет переговоры за спиной остальных... Именно потому из предосторожности Кельм ничего не сообщил даже начальству. Кто знает, кто еще вовлечен в заговор? Предатель может быть и не один.
Возможны и другие варианты, но Кельм понимал, что обязан предусмотреть именно этот. Остальное — не его дело. Выяснить всю правду и доложить. Вот то, что он обязан сделать.
Разведчик поднялся. Аккуратно спрятал флешку. Отправился на кухню — готовить кофе и размышлять о плане дальнейших действий.
Жаров делал ремонт в квартире.
Не то, чтобы это было очень нужно. Квартира и так неплохая — унаследовал от родителей. Четыре комнаты, высокие потолки — еще "сталинка", скоро сто лет, а эти хоромы еще держатся и престижны, строились на века.
Но у Жарова завелись деньги, он заканчивал сценарий, и денежный ручеек все ширился, постепенно превращаясь в бурлящий и мощный поток. Теперь квартире понадобился евроремонт.
Бригада трудолюбивых среднеазиатских гастарбайтеров — уже второе поколение, давно и прочно обосновавшееся в Москве — шустрила со штукатуркой. Жаров взирал на горки дубового паркета, выложенные в гостиной, и беседовал по мобильнику с мастером.
— Да, я надеюсь, что вы сделаете как следует. Что? Да, завтра. Это очень хорошо, что вы работали у мэра... Цена меня не беспокоит, я уже вам говорил. Меня беспокоит только качество...
Жаров выключил мобильник и легонько пнул горку паркета.
— В этом городе нормального мастера найти — проще сразу повеситься, — буркнул он.
Ивик вздохнула. Жаров, по ее наблюдениям, не писал уже месяц. Только работал с режиссером. И работа эта удручала.
В Дарайе тоже существует развлекательная индустрия, в год выпускаются сотни фильмов, которые легко побили бы голливудские, в особенности, по технике и спецэффектам. И ведь кто-то это все сочиняет... чаще всего это переложения и компиляции старых сказок, легенд, старых книг, и своих собственных, и Триманских, а иногда и дейтрийских... Но бывает, что сочиняют и оригинальное. Вот только те, кто это сочиняет — Огня лишен. Иначе их заставили бы производить маки.
Ведь можно писать, можно творить и без всякого Огня — только это уже не называется "творить", а называется "работать". Производить продукт, нужный обществу, и получать за него деньги. Не вопрос, можно получать деньги, имея Огонь — эти два факта меж собой не так уж и связаны.
Но Ивик видела, что Жаров уходит. Он садился за компьютер. Открывал файл с "Корпорацией тени", задумывался... досадливо морщился. И лез в интернет, в какие-то склоки по поводу авторских прав, выяснения, кто истинный писатель, а кто графоман, в бесконечные игры-стратегии... Ему стало скучно работать. Он уже месяц не писал ни строчки. Да и до того — очень мало. Его увлекли другие процессы.
Вот так это и бывает. Ты теряешь Огонь, а почему — не знаешь. И временами ты еще останавливаешься, замираешь, и что-то ноет внутри, ты понимаешь, что потерял что-то важное... без чего казалось невозможным даже существовать... что-то прекрасное, чего не могут заменить тебе скучные песни Земли. Ты тоскуешь. Но суета снова увлекает тебя... Так гибнут многие и многие. Они будут жить еще много лет, растить детей, работать, приумножать богатство, только без Огня, без неуловимой сути гэйна внутри.
Ты продал эту суть, Жаров. И рано или поздно начальство прикажет куратору снять с тебя наблюдение.
