— А вы не можете не понимать, что подвижность облачного тела — это вопрос человеческой свободы. Свободы триманцев. И вот посмотрите, как интересно получается, мэрфел. Тоталитарный по вашему мнению Дейтрос готов предоставить всем триманцам свободу хоть завтра. А Дарайя предпочитает видеть триманцев — в клетке. Очевидно, ими там удобнее манипулировать...
Киба поднялся. Подошел к окну, из которого был виден лишь кусочек серого неба — да грязно-белый фаллический символ соседнего небоскреба.
— Они собирались проводить мне очередной курс лечения, — сказал он, — знаете... когда я вспоминаю свою комнату в атрайде... лучше было бы назвать ее камерой, хотя у нас давно нет тюрем. Такая дрожь пробирает! Я... даже если я сдохну, если ничего не получится. Все равно — спасибо вам. Почему-то хоть я и завишу от вас во всем, я сейчас чувствую себя свободным.
— Я знаю, как уговаривают в атрайде, — тихо сказал дейтрин. Киба повернулся к нему.
— С пленными, вероятно, обходятся круче. Я не знаю, но догадываюсь. Но вы знаете... ведь я всю жизнь жил... существовал рядом с этим. Понимаете? Занимался наукой, любил женщин, приобретал недвижимость, катался по миру... И всегда знал — что это есть. Мирился. Как все. Что есть проигравшие, кому не повезло. Что если они не хотят умереть добровольно, их подводят к этому решению. Так чтобы оно было якобы сознательным и свободным. Что людей вот так... уговаривают. Нет, ничего такого страшного, очень милая комнатка, хорошие условия, телевизор, питание, даже спортзал есть... Только ничего не хочется. И нет возможности заниматься делом. Даже читать... Я ведь не могу без этого, понимаете? Я без этого не знаю, зачем жить. И у меня не было даже научной периодики, она якобы вредна для моего психического здоровья. Я жил всю жизнь рядом с таким, я знал, что оно существует и что оно, вероятно, необходимо для сохранения нашего мира. Комфортного и удобного, думал я. Свободного и демократического. Все, что угодно, лишь бы не Дейтрос. Но теперь... теперь я знаю, что уже никогда не смогу жить спокойно рядом с этим. Конечно, я не изменю этого. Да и жить я буду на Триме. Но... я ненавижу это. И уже одна эта ненависть дает мне свободу. Не знаю, понимаете ли вы меня.
— Понимаю, — спокойно сказал дейтрин. Киба вернулся, сел за стол, заполненный пустой грязной посудой.
— А скажите, мэрфел — это уже из чистого любопытства — все же вы пришли к определенным выводам при сравнительном изучении СЭП?
— Да, но эти выводы ничем не помогут, — вздохнул Киба, — и вряд ли они лучше дейтрийской идеи об отвержении Бога.
— Вы мало информированы, — заметил дейтрин, — церковь церковью, но... в Дейтросе есть развитая страгетическая отрасль психологии. Мы умеем восстанавливать СЭП, наращивать его. Теоретически есть даже разработки, как у любого ребенка развить СЭП. То есть — все люди, не только гэйны, рождаются творцами, вопрос лишь в воспитании. Но наше общество, вероятно, еще не готово воспитать и организовать такое количество творцов... И нет средств на такое воспитание каждого. Однако в будущем это планируется.
— То есть сейчас все равно нужен определенный потенциал, который вы можете потом наращивать, восстанавливать, держать на нужном уровне? — заинтересовался Киба.
— Да. Сейчас мы отбираем способных детей. И вот у них уже.. Собственно, это делается и в Дарайе, только вы не умеете поддерживать СЭП, и он неминуемо падает у взрослых.
— А как вы поддерживаете? Если это не военная тайна...
— Да нет, какая тайна, нет, конечно. Но я не психолог. Приблизительные направления могу назвать из личного опыта. Наличие сверхцели; внутренняя и внешняя дисциплина; чувство внутреннего единства с большим сообществом людей; адекватная самооценка; определенные физиологические предпосылки... Но мне интересно, к каким выводам, собственно, пришли вы сами.
— Да все, что вы говорите, можно осуществить и у нас. И уже пробовали. Чего только не пробовали! И военные лагеря по типу дейтрийских... и аутистов использовали. Экспериментов было много. Так вот, к каким выводам я пришел относительно СЭП или, как вы говорите, Огня... По всей вероятности, моя специальность — биофизика — просто не имеет к этому отношения. Биофизически творец ничем не отличается от обычного человека. И биологически вообще не отличается. Но даже психология, вероятно, к этому отношения не имеет. Потому что психология, дорогой мой, занимается всего лишь психикой. А способности творца и СЭП — лежат на некоем более тонком уровне. Который мы пока даже регистрировать не умеем. Влиять на этот уровень через психику можно. Так же как на психические процессы через физиологию: повысил, скажем, концентрацию моноаминов в синаптической щели — у человека настроение хорошее и жить хочется. Но сам этот уровень — надпсихический — мы не понимаем, не знаем, и влиять на него не можем. Психология им не занимается. Не способна на это психология. И поэтому я могу уже в самом деле предположить, что к этому уровню имеет отношение религия. И что религиозные методы... да нет, даже не методы, они никогда не были направлены на увеличение СЭП. Религия вообще. Вера. Она имеет к этому некое отношение. Но когда наука до этого дойдет и это переварит — это ведомо, как видно, одному только вашему Иисусу Христу. И даже какое именно отношение к этому имеет вера — я сейчас вам сказать не могу.
— Что ж, спасибо, — медленно сказал дейтрин, — разговор с вами был весьма поучительным.
— Quarta
Ивик научилась более или менее справляться с Тайс. Даже сегодня, работая с ней в одну смену, на "живой" половине, она почти не нервничала.
С утра шли обычные клиенты — трое сиббов, один дедушка с онкологией. Ивик убирала "гроб" после очередного смертника. Надо пропылесосить мебель и протереть все моющиеся поверхности. Убрать закуски и посуду. Иногда клиентов рвало перед смертью, это неприятно, но что поделаешь? Работа. Ивик собирала все пылинки особенно тщательно. Вот кажется, что заставляет Тайс контролировать коллег? Ведь она сама — не начальница. Неужели так болеет за дело родного учреждения? В Дейтросе, и то не найдешь таких энтузиастов труда.
Ивик высыпала собранный мусор в мешок. Аккуратно сняла мешок со стояка, завязала его, оттащила в санитарную — потом надо будет выбросить. Вышла в комнату персонала, где Тайс, по обыкновению, писала что-то на компе. Тайс вообще очень много и художественно писала, просматривала сводки и анализы, знала все о работе учреждения — словом, вела себя как начальница. Вероятно, от большого честолюбия. Ивик знала, что Тайс вряд ли удастся выбиться в начальство. Не хватает профессионального образования — Тайс закончила всего лишь интеграционную школу. Теоретически есть еще возможность вечернего образования. Улучшить свой диплом, закончить Свободную школу — такого аттестата уже хватит, чтобы учиться на медсестру или танатолога. А там, глядишь, и высшее образование возможно.
Только вот почти никто из выпускников интеграционной не шел по этому пути. Причину Ивик знала от коллег: просто невозможно учиться; слишком трудно. В интеграционной они и читают-то еле-еле: как усваивать более сложный учебный материал?
Ивик рассказывала, что в Дейтросе все — абсолютно все дети — учатся свободно читать. Даже умственно отсталые по возможности. И все получают приблизительно одинаковое и неплохое общее образование. Ей то ли не верили, то ли не обращали внимания на эти рассказы.
Но Тайс не смущало низкое положение. Она и на должности помощницы танатолога — так официально называлась их работа — чувствовала себя прекрасно. И командовала.
Сейчас пока передышка. В присутствии Тайс хотелось немедленно сделать вид, что ты занята, работаешь в поте лица. Ивик подавила это желание. Нарочито медленно подошла к кофе-автомату, нацедила себе стаканчик. Уселась рядом с Тайс, закинув ногу на ногу.
Та уставилась в компьютер и молотила по клавишами.
С чтением и письмом у Тайс явно было все в порядке. Наверное, могла бы и свободную школу закончить.
— У тебя в праздник смена? — спросила Ивик, — у меня первая... ну ладно, мы отметим вечером, но вообще-то хоть бы поинтересовались. Ставят смены, как хотят.
Тайс, не отрывая взгляда от монитора, резко сказала.
— Никто еще не рассыпался оттого, что поработал лишний раз.
Ивик хмыкнула. Все-таки энтузиазм неистребим.
— Кстати, ты плохо слышишь? — поинтересовалась Тайс, — клиенты пришли, а ты сидишь?
Ивик закусила губу. Вот ведь сука! А чем ты отличаешься от меня, почему бы тебе не встать и не пойти встречать клиентов? Раскомандовалась тут... Но ругаться же не будешь каждую минуту. И так уже два раза сегодня слегка поцапались. Ивик молча направилась к выходу, размышляя о подлой сущности коллеги. Она с такими и в Дейтросе никогда не могла существовать рядом. Какое право эта сука имеет командовать? Ивик ничего не имела против подчинения. Но — командиру. Или хоть человеку, имеющему на это какие-то права. А вот когда кто-то просто присваивает себе право командовать, узурпирует... Это прежде всего унизительно.
Клиенты уже ждали в приемной. Целая семья — женщина, мужчина и маленький ребенок у них на руках.
Ивик похолодела.
Клиент — ребенок. Мать неторопливо раздела его, усадила на колени, всучив бутылочку. Мальчику было года три на вид. Он был явно болен, не похож на здорового дарайского малыша. Короткая шея, ненормально толстые губы. Он сжимал ручонками бутылку и причмокивал, высасывая сок. Белые волосенки прилипли ко лбу. Мать рассказывала историю. Отец молчал, глядя в сторону.
Мукополисахаридоз. Редкая наследственная болезнь. Вовремя не диагностировали, и вот... Прогноз плохой. Умственная отсталость — сейчас еще небольшая, но она прогрессирует. Костные изменения. Через пару лет он потеряет подвижность. Конечно, коляску предоставляют бесплатно, как и некоторое лечение — от страховой кассы. Но вы же представляете, жизнь превратится в ад. Собственно, уже... Мучиться самим и мучить ребенка... Ивик поспешно кивала. Сверяла данные, вносила в компьютер. Ей упорно казалось, что все это происходит с кем-то другим. Что она — вне реальности. Что это — страшный сон, который обязательно скоро кончится. Она стандартно сочувственно улыбнулась клиентам. Вышла в коридор и ткнулась в стену затылком.
Все. Я сдаюсь. Я не могу поступать правильно, Кельм. Я очень плохой работник. Мне нашли хорошее надежное место. А я вот так прямо взяла и в середине смены ушла с рабочего места. И больше никогда сюда не вернулась... Что теперь будет? Атрайд. Психологическое обследование, которого я могу и не пройти. Заключение в стационаре. Угроза, нависшая над Кельмом. Над всей так хорошо налаженной агентурной работой.
Но шендак, я не могу этого сделать. Я не могу вот так пойти и собственными руками убить ребенка.
Руки казались ватными. Будто это у нее мукополисахаридоз, будто это она потеряла подвижность. Сердце колотилось, и пот заливал лицо.
Но ведь нет разницы... ведь здесь всегда убивают беззащитных. И не всегда они сами, свободно принимают это решение — ведь приводят и больных с деменцией. В чем принципиальная разница? Материнский инстинкт? Может быть, надо перешагнуть через себя... Ивик знала, что это у нее не получится. Просто ну никак не получится.
В коридор вышла Тайс. Ивик с усилием оторвалась от стены. Тайс смерила ее взглядом.
— Где клиенты?
— Там. Сидят. Я начала.
— Хорошо, я закончу. Иди вноси данные.
Ивик малодушно нырнула в комнату персонала. Села за компьютер, не различая букв на мониторе. Сцепила пальцы до боли.
Чужими руками. В ней что-то необратимо ломалось. Наверное, совесть.
Она так и сидела, когда Тайс величественно прошествовала по коридору, мимо открытой двери — родители, видно, пожелали расстаться с ребенком сразу — ведя за руку маленького белоголового мальчика, толстогубого и с короткой шеей. Мальчик шел с тетей доверчиво, в свободной руке он сжимал бутылочку и помахивал ею при ходьбе.
— Пришел перевод, — сказала Ивик в трубку, — с деньгами все в порядке. Тилл, нам надо встретиться с тобой.
"Перевод" — было новое оборудование для связи, новый эйтрон. Кельм вздохнул облегченно.
— Мне сейчас некогда, но я черкну тебе письмецо вечером.
— Хорошо, я проверю почту.
Голос у нее был безжизненный. Или так показалось? Ладно, не до того. Кельм попрощался и выключил связь. Посмотрел на сидящего перед ним Холена. Дейтрин дымил как паровоз, даже не удосужившись спросить разрешения. В Дейтросе не курят, сложилось исторически. В древности употребляли легкие наркотики, потом, в период христианского преобразования мира, они были запрещены. Холен здесь уже пристрастился к курению. Интересно, что хорошего они в этом находят...
Результаты Холена начали падать в последнее время. Слишком быстро, Кельм еще не ждал этого. И под глазами мешки. Глаза у Холена светлые, как у самого Кельма; волосы тоже не темные, рыжевато-русые. Сошел бы даже за дарайца, если бы не типичное узкое лицо, скулы, разрез глаз. Насколько же красивы дейтрины, подумал Кельм. Не говоря о гэйнах, даже среди остальных нет таких уродов, какие часто встречаются здесь — жирных, лысых, обрюзгших. Полные встречаются — но именно просто полные, не безобразные мешки с жиром. А может быть, конечно, так кажется, подумал он, потому что я слишком истосковался по Дейтросу. Да. Вроде бы мне и терять там нечего, а вот ведь.
— У нас квенсен был — на севере. Мари-Арс, — сказал Холен. Кельм вздрогнул.
— Я знал одну девчонку из Мари-Арс.
— Да? Как звали?
— Иль Кон, — выговорил Кельм, и как будто сверкнул солнечный лучик, — да она старше тебя, ты ее не знаешь.
— Иль Кон, да, был такой сен у нас... погоди. Скеро иль Кон. Физик Медианы, сменила касту. Она у нас и преподавала какое-то время.
Кельм вспомнил, что Ивик рассказывала ему о Скеро. Холен между тем продолжал предаваться воспоминаниям.
— Почему-то из детства я ничего такого не помню. А вот в квенсене. Знаешь, когда снег еще не сошел, весной... но проталины. Черные проталины среди уже посеревшего, съежившегося снега. И там, на проталинах начинают цвести такие меленькие голубые цветы. Снеженки. И ты понимаешь, что холод кончился...
— Помню. Я служил на севере в молодости, какое-то время.
Кельм наконец собрал все сегодняшние, произведенные интернатскими ребятами, маки в одну папку. Контингент А постарался. Но с другой стороны — ничего такого, против чего в Дейтросе не существовало бы стандартной, давно разработанной защиты. Можно даже не отправлять. И еще три вида виртуального оружия, созданные сегодня "контингентом Б", то есть этим самым бывшим гэйном, который теперь сидит здесь, дымит гадостью — Кельм давно привык вдыхать мерзкий дым — и как пьяный, несет какую-то чушь.
— Слушай, а если бы мы вот например, вернулись... нас бы в Верс?
— Ну а как ты думаешь?
— У меня там жена, трое детей.
— Она кто по касте?
— Она тоже гэйна, — сказал Холен, — ее не это? Из-за меня.
