— Помнишь, тебе понравились молневики? — глухо проворчал Лео, мысленно ругая себя последними словами за глупую мягкотелость. — Те камушки, которые в темноте разбрасывали что-то вроде искр. Принеси мне любое свое украшение, и я их туда вставлю.
— Правда?! — воскликнула Замия, тут же позабыв про слезы. — У нашего мастера они только крошились. Ты действительно можешь?!
Лео вздохнул. Тяжело. Очень тяжело.
Замия все же была неглупой девушкой. Благодарно защебетав, она попыталась чмокнуть его в щеку. Лео смог ловко увернуться — все-таки регулярные экзекуции в зале Клинков дали свои плоды — и сбежал от нее в "лепесток".
— И чего от тебя хотела эта жертва генетической катастрофы? — фыркнула Ульвэ, раздраженно вертя между пальцев блестящую вилочку.
Лео небрежно махнул зашуршавшим свитком и неожиданно ощутил, как его распирает незнакомое, но очень приятное чувство.
"Так вот что такое радость от хорошо сделанной важной работы, — подумал он, широко улыбаясь. — Однако, к этому можно и привыкнуть".
— Ты чего заблестел? Она тебе пообещала устроить ночь девяноста удовольствий с ней и тремя подружками?! — серебряная вилочка беспокойно стучала по краю тарелочки, как кончик хвоста огромной кошки.
— Просто все очень хорошо, рыжик, — карие глаза девушки удивленно распахнулись, таким титулом Лео ее никогда прежде не награждал. — Мне только что удался один очень красивый трюк. Послушай. Я думаю, тебе понравится.
Глава 24
Ормат втянул голову в плечи и до боли стиснул кулаки. Воздушная лодка чуть покачнулась, ком тошноты тут же подпрыгнул к горлу.
Далекий горизонт, не стоял неподвижно, как ему положено от природы, а мотался из стороны в сторону, будто пьяный. Он опустил глаза к днищу, там между голыми пальцами ног, перетянутых растрепанными ремнями сандалий, за толстым слоем прозрачного пластика быстро мелькал желто-зеленый ковер лесов и полей. Нет. Под ноги тоже лучше не смотреть. Ормат осторожно пристроил затылок на жесткий подголовник неудобного кресла и полуприкрыл глаза, отставив для обзора узенькую, затененную ресницами щелку.
Кажется, его о чем-то спрашивали?
— Что? Что ты говорил?
— Так значит, тебя отпустил душелов? — повторил Петр, легким движением подправляя курс лодки.
Занявший почти всю тесную кабинку гигант (Ормату пришлось устроиться на откидном сиденье) похоже, чувствовал себя в небе, как птица.
— Какой еще душелов? — слабо пробормотал Ормат. И что только хорошего люди находят в полетах? Будь его воля — летал бы только в трюмах. — А, имеешь в виду морозника. Ты знаешь, что это за тварь?
Петр только хмыкнул. С трудом повернув голову, он увидел на лице гиганта хорошо знакомую неприятную улыбку.
— Может, ты все-таки ответишь хоть на один мой вопрос? Для разнообразия, — проворчал он, теснее смыкая веки.
— Давай попробуем, — отозвался Петр, Ормат не видел его лица, но по голосу понял, что великан усмехается. — Что ты хотел узнать?
— Ты так и не объяснил, как меня нашел.
— Ха, ошибаешься, парень. Все было совсем наоборот — это ты нашел меня, — от удивления он широко распахнул глаза и, борясь с головокружением, приподнялся на локте. — Да, да, Ормат, именно так. Буферная зона перед таможней — единственное место, где ты мог перемахнуть дорогу. Суди сам — западнее Кислые болота, восточнее — с обеих сторон тракта вырубка и вышки торчат. Так что...
Великан выразительно развел руками.
— Я ничего этого не знал.
— Охотно верю. Но ты пришел туда, куда должен был прийти, и этим доказал, что достоин внимания, — усмехнувшись, Петр стукнул ногтем по своему медальону. — Хм, если подумать, я поступил в полном согласии с учением Луча.
— А разве...
— Хватит. — Мы уже подлетаем. Да раскрой ты глаза, посмотри — оно того стоит.
— Я... — простонал он.
— Блевать можешь на пол. Все равно не мне убираться. Давай, смотри.
Ормат неохотно разлепил веки и потрясенно замер, позабыв даже про тошноту. Сначала ему показалось, что на сочной изумрудной подкладке леса сияет холодными кристаллами гигантская снежинка. Присмотревшись, он понял, что под солнцем полыхают тысячи шпилей величественных стройных башен. На ветру трепетали гордые льдисто-серебряные знамена, прочерченные быстрым знаком Луча. А дальше, за этим горящим великолепием беспокойно колыхалось что-то серое, грозное и невероятно могучее.
— Вот она — Седая гавань, — прошептал Петр.
Оглушенный он медленно кивнул. Улыбнувшись, великан крепко сжал его плечо:
— Теперь слушай меня внимательно. То, что я сейчас скажу — жизненно важно. Скоро с тобой будет говорить очень влиятельный человек. Очень. Я не знаю точно, что он будет тебе предлагать, но соглашайся на все. И самое главное, — Петр склонился к самому уху Ормата, — не забывай — положиться здесь ты сможешь только на меня.
Неохотно оторвавшись от сказочного зрелища, он взглянул в твердые янтарные глаза:
— Почему я должен тебе доверять?
— Ты не забыл, кто дважды спасал твою жизнь? — взгляд гиганта давил почти физически.
— Я помню, что ты сделал это ради собственных интересов, — ответил Ормат, не желая сдаваться.
В глубине янтаря закружились тени:
— Именно. А кто еще может сказать, что в его интересах сохранить твою жизнь? Ты попал в игру с крупными ставками и без меня сгоришь, как мотылек.
— Когда ты только просыпаешься, до того, как открыть глаза, какое твое первое чувство?
Ормат знал, что его допрашивает закутанный в черное человек, сидящий прямо перед ним на неудобном каменном троне, но голос доносился как будто из-за спины. Или точнее со всех сторон одновременно.
Он попытался тряхнуть головой, но помешали невидимые путы, держащие его подвешенным над линзой полупрозрачного камня. От полусферы под ногами исходил бледный неверный свет, который, не разгоняя темноту, очерчивал небольшой дрожащий круг. Воздушные оковы заставляли его смотреть туда, где на самой границе света, среди дробящихся теней возвышался трон.
— Так какое?
-Чувствую, что отлить хочется, — каркнул Ормат, вконец измученный непонятными вопросами.
Черный силуэт не двигался, но в легкие будто впились незримые свирепые когти, прошедшие сквозь мускулы и кости. Это повторялось всякий раз, когда человеку на троне не нравился ответ.
— Чувство, дитя, самое первое, пока разум еще не проснулся.
Ормат ощутил, как по его губам текут соленые слезы, но не мог пошевелиться, чтобы их смахнуть.
— Хорошо, — простонал он, — голод, наверное. Я не знаю точно. Никогда об этом не думал.
Последние слова Ормат выдохнул с болью, срываясь на крик
— Ты хочешь есть? — пришедший с вопросом ветерок легонько пошевелил волосы, прилипшие к потной щеке.
— Не знаю. Не могу сказать. Просто голод.
Под его ногами в толще огромного кристалла огненной волной полыхнула разноцветная буря. Он понимал, что его ответы как-то меняют камень, но это была ерунда по сравнению с чувством, будто камень исподволь меняет что-то в нем самом.
Горло Ормата пересохло, он больше не мог выдавить из себя ни слова, даже если бы ледяные когти разорвали ему грудь. Возможно, человек на троне понял это. Или у него просто кончились вопросы. Неторопливо встав со своего жесткого сиденья, он подошел ближе. В лучах кристалла сверкнул тяжелый медальон.
Ормат с удивлением смотрел на невысокого круглолицего мужчину. Так вот они какие — колдуны: толстощекие, с красными мясистыми носами и большими жадными ртами бабников и пьяниц. Больше всего человек в черном походил на удачливого трактирщика, злоупотребляющего собственным товаром. Только глаза выбивались из общей картины — внимательные, беспощадные. Именно они заставили поверить, что перед Орматом стоит тот, кто несколько часов жестоко терзал его тело и разум.
— Я Дадшар Яделин, — сказал колдун гулким жизнелюбивым басом. — Шеф Десницы внутреннего круга. Тебе повезло, Ормат, ты даже не представляешь, насколько повезло. Ты будешь служить нашему братству и поднимешься выше самых смелых своих мечтаний.
Ормат попытался изобразить слабый кивок, сейчас его очень мало волновали все княжеские венцы планеты вместе взятые.
Протянув руку, Дадшар вытер лицо пленника прохладным мягким платочком:
— Тот человек, который доставил тебя, — Ормат внутренне сжался, а на круглом лице колдуна мелькнула улыбка, — он убеждал тебя служить ему. Я это увидел.
Дадшар кивком указал на светящийся кристалл под ногами парня. Убрав платочек в рукав рясы, колдун посмотрел куда-то сквозь Ормата.
— Ну, что за неугомонный мальчишка. Без году неделя во внутреннем круге, а уже сколачивает личную гвардию, плетет интриги против старших, — в глубоком басе Дадшара ощущалась странная нежность; усмехнувшись, колдун поднял свои страшные глаза, пристально взглянул в лицо пленника.
— Ты будешь делать то, о чем вы договорились, — жестко сказал чернокнижник, — я скажу тебе, когда настанет время служить истинным хозяевам.
Задержав дыхание, Ормат отхлебнул уже знакомый дымящийся смолистый напиток. Пушистое одеяло успокаивающе давило на плечи. Дрожь постепенно проходила, а сердце, словно скованное ледяным панцирем, начало оттаивать.
— Ты еще легко отделался, — проворчал Петр, снова наполняя доверху медную кружку. — Я знаю это тяжело, особенно с непривычки, но скоро тебе полегчает.
Сквозь перья клубящегося над кружкой легко сизого дымка, Ормат настороженно взглянул в твердое лицо великана.
"С чего бы это он стал таким заботливым? — парень сильнее натянул одеяло, его снова начало знобить. — Ох, Ормат, Ормат, похоже, ты влип в самое настоящее болото. И притом в болото, кишащие торфяными змеями".
Парень искоса посмотрел на безмятежного Петра.
"Он все знает!" — молнией ударила мысль.
Ормат сам не понял, почему так решил, но и минуты не сомневался, что догадка верна.
— Тот мужик, — осторожно начал он, — все знает. Ну, насчет того, что ты мне говорил.
Крупная голова великана склонилась к плечу, янтарные глаза с отстраненным любопытством изучали паренька. Вот бину! Это ведь он собирался посмотреть на реакцию Петра, а получилось совсем наоборот.
— Тебя не должно это беспокоить, — равнодушно сказал великан. — Легче всего обмануть врага, когда он думает, что разгадал твою игру.
На твердых губах Петра мелькнула ставшая уже ненавистной улыбка шутника, забавляющегося только ему понятной шуткой.
Глава 24
Учебный клинок, просвистев, смачно хлестнул Лео по бицепсу.
— У-У-Ульвэ, ты что, совсем?! Больно же! — простонал он, растирая пострадавшую мышцу.
Усмехнувшись, девушка уперла руку в обтянутое черной кожей бедро, медная бровь высокомерно изогнулась:
— Без боли нет победы, — пропела она, решительно поведя плечами, от чего ее свободная белоснежная рубашка пошла волнами.
Итай, сидевший на полу рядом с бойцами, оторвался от раскрытой книги:
— Плоды древа познания сладки, но чтобы их вкусить, нужно позволить его корням прорасти сквозь собственное тело.
— Предатель. Ты вообще, на чьей стороне?
— У истины нет сторон, она едина и неделима, — усмехнулся рыжий князь.
— Не надо было тебя звать. Но о каком бы знании ни шла речь, я не собираюсь ради него становиться перегноем. Слышишь Ульвэ?!
— Мы тебя можем пожалеть, а вот Циклоп не пожалеет, — наставительно сказала девушка, сдерживая улыбку.
Лео протяжно вздохнул — что верно, то верно. Циклоп его не жалеет и жалеть не собирается. Как он тогда хвастался — "сыграю в игру с оружейником"? Наивный! Пока играют с ним, и если так пойдет и дальше, то он не только потеряет шансы получить звание первого ученика, но попадет в рабство к этому одноглазому кровопийце.
— Хватит размышлять, время не ждет, — Ульвэ решительно вскинула клинок в салюте.
Поудобней расставив ноги на чуть пружинящем белом настиле, Лео взмахнул фиореттой:
— Начали!
Дзынь! — звонко столкнулись клинки. Почти стразу ему пришлось уйти в защиту, Ульвэ не собиралась давать ему поблажек и атаковала изо всех сил. Лео только успевал вертеться. Сама девушка танцевала вокруг него безо всяких усилий. Кожаные брюки четко обрисовывали мускулистые ноги, а рубашка, временами натягиваясь, обозначала крепкую грудь. Ульвэ буквально дышала буйной энергией, на нее хотелось просто любоваться и нечего не делать. Но вот как раз этого Лео себе позволить не мог.
Зло свистнувшая фиоретта заставила изогнуться до хруста в позвоночнике.
А все же хорошо она фехтует, такие легкие движения... они ведь ни разу и не поговорили толком, все вокруг, да около. Интересно, что бы сказал Итай, если...
Лео не успел додумать беспокойную мысль, кончик фиоретты уперся ему в солнечное сплетение.
— Ты должен стать внимательней. С такой рассеянностью Циклоп из тебя подушку для булавок сделает.
Лео изысканно поклонился:
— Еще какие-нибудь приказы, мастер?
— Ты сам просил с тобой поработать. А если хочешь совета, то, прежде всего, перестань финтить. Дерись проще. Не забывай об атаках, на одной обороне никто не продержится. И не замирай на месте, будто тебя паралич хватил. Хочешь сохранить шкуру, шевели фигурой, — девушка сверкнула темными глазами. — Прости, если я говорю неприятные вещи, но это все...
— Нет-нет, это я должен извиняться, — замахал свободной рукой Лео. — Я хорошо знаю, как много мне еще нужно работать, и сам попросил тебя помочь. Давай лучше продолжим.
Ульвэ не заставила себя упрашивать. Клинки стремительно столкнулись. Резкий звон эхом отразился от стен. Держа оборону, он закружился словно в хороводе, быстро ступая по мягко подрагивающему полу. Ульвэ нападала непрерывно, Лео едва успевал уворачиваться, не то что атаковать, но все же ему казалось, будто его зрение получило новую глубину. Теперь он словно предугадывал направление удара, за какую-то долю секунды до того, как серое лезвие вспарывало воздух. Похоже, он действительно чему-то учится! Лео восторженно улыбнулся. А что, если попробовать ударить раньше... За его спиной раздалось мерные аплодисменты. Ульвэ так и замерла с поднятым клинком, полные губы раздвинулись, блеснув белозубым оскалом, девушка стала похожей на выпустившую когти дикую кошку. Развернувшись на пятках, Лео обомлел.
На пороге секции безмятежно улыбался никто иной, как Эвиаш Донжай. Освободился, змееныш!
Лео не знал, кто и за что упрятал Эви под замок, но был этому человеку искренне благодарен. Злобная буря, кипевшая в его душе, успела утихнуть, превратившись в раздраженный шепот далекого прибоя.
Прищурившись, Лео взглянул в лицо неприятеля. После отсидки в карцере кожа северянина слегка поблекла, но этим, кажется, все и ограничилось. Даже нахальство ничуть не увяло. Леомир фыркнул, заметив на перчатках Эвиаша знак Искры Ветра.
— Так тебя уже выпустили из узилища? — презрительно хмыкнул он.
— А ты, конечно, рассчитывал, что меня продержат до самого Солнцестояния, — оскалился Эви.
— Если думаешь, что у меня нет других забот, кроме как размышлять о твоей судьбе — спустись с небес на землю.
— И все же ты подумал достаточно, чтобы сослать меня в изолятор и обеспечить черную метку в личном деле. Как раз перед подведением итогов, — маска спокойствия слетала с лица северянина, на щеках Эви загорелись алые пятна.
