Сказка - ложь...

Но даже не это главное! Кощей, конечно, и могуч, и умел, и все же мало ли что... береженного, как говорится, бог бережет, а бог помогает тому, кто и сам рук не опускает. Вот и принялся Ванечка потихоньку выспрашивать у чародея про его бессмертие, пока Кощей не выдержал и не задал ему прямой вопрос, на что Ивану пришлось признаться в своих переживаниях.

— Ты только не подумай ничего дурного, — заверил он, — не хочу я твои секреты выпытывать! Однако, если есть такой, то надежен ли, хорошо ли спрятан? А то чего только не наслушаешься в народе...

— Интересно, — протянул заинтригованный чародей, — это чего же про меня и мое бессмертие рассказывают, чего я не знаю?

— Ну, например, историю про Василису. Ту, которая якобы Прекрасная, — неохотно пояснил Иван. — Супруг ее, разумеется, тебя убил.

— Разумеется, — понимающе кивнул Кощей, — как же иначе за любимую жену постоять-побороться. И как убил?

По мере того, как Иван торопливой скороговоркой перечислял дубы, сундуки, зайцев и уток с иглами, брови мужчины поднимались все выше и выше.

— Где-где моя смерть? — с недоверчивым любопытством вопросил чародей, с минуту смотрел на парня... а потом зашелся в диком хохоте. — Повтори, пожалуйста!!!

— В яйце, — сам уже с трудом сохраняя серьезность, подтвердил Иван.

Чем вызвал новый взрыв безудержного смеха вперемешку с невнятным бормотанием про косых зайцев с иглами, а иглы наверняка золотые, а, из того, следовало то, что золотой укол от той иглы! Угу... В яйцо.

— Вот так 'утка'! Всем уткам утка! — нескоро и не сразу сумел Кощей взять себя в руки и объяснить. — А если серьезно, Ванечка, нет у меня тайников ни с иглами, ни с чем-либо иным. Я в свое время к бессмертию не то, что не стремился, не задумывался даже, — поважнее насущные дела были. А потом уже поздно что-то менять оказалось, — есть проклятия такие, не снимаемые. Разве что сама Смерть могла бы, да только в том и суть проклятия, что не услышит она меня и не увидит, даже если я сам ее искать стану.

Дурного веселья как не бывало, а от его задумчивой улыбки на Ивана будто ледяной водой плеснули.

— Кто же тебя — и проклясть смог?! — вырвалось у парня.

Кощей поднялся с кресла, в котором располагался до того, и подошел к приоткрытому окну, ловя кончиками пальцев капли по-осеннему холодного дождя. Молодой человек напряженно смотрел ему в спину, потом подошел, накрывая другую его ладонь своей, успокаивающе сжал плечо и тихо попросил в волосы:

— Расскажи... Пожалуйста!

Кощей чуть вздохнул и медленно обернулся. Улыбнулся его встревоженному взгляду и неожиданно прижался к Ивану всем телом на краткий миг прежде, чем отойти:

— Ванечка мой... Защитник и целитель! Будь по-твоему, — наконец спокойно сказал мужчина, вернувшись на свое место. — Навредить мне это ничем не может, разве что вспоминать неприятно.

Чародей жестом пресек попытку парня что-то сказать, и Ивану оставалось лишь тоже вернуться и сесть напротив.

— Скажи-ка вначале ты мне, Ваня, слыхал ли ты когда-нибудь об Обещанных?

Иван вздрогнул, в ужасе распахивая глаза.

— Вижу, что слыхал, — усмехнулся Кощей.

— Отдай то, чего дома не знаешь? — бледно усмехнулся в ответ молодой человек, отчаянно надеясь свести все обратно к шутке.

Сказки очень редко бывают добрыми, и если о чем-то в них не упоминают, то это не значит, что этого не случалось. Обещанные, дети, рожденные под определенным условием, еще до рождения посвященные самой грозной из существующих сил, — Судьбе. Отказаться от предназначения не мог уже никто: ни требующий, ни должник, ни тем более сам ребенок, а все истории о них, становившиеся основой для сказок и легенд — по смыслу говорили об одном. Они предупреждали, что Судьба — сила неодушевленная, а потому безжалостная, и за малейшую попытку обойти предначертанное карает неотвратимо, причем всех. Разница в каре — вире, — зависела лишь от размера совершенной глупости.

Не вышло:

— Вроде того, — ровным тоном подтвердил Кощей и добил. — Вот я, такой Обещанный, — и уродился.

Иван резко втянул воздух сквозь зубы, а чародей безэмоционально продолжил:

— Где — неважно, той страны уж нет давно... Важно то, что тогда там была война: воевал мой папенька с другим чародеем. Жестоко воевал, очень. Настолько, что в один не прекрасный момент оба оказались вынуждены пойти на мирное соглашение. Иначе живых бы не осталось, править было бы некем...

Мужчина помолчал, отстраненно любуясь янтарными узорами на стене за спиной царевича.

— Договор требовал гарантий и весомых, а мириться не очень-то хотелось. И каждый чародей подошел к вопросу с всей доступной ему фантазией. Один даже в качестве обязательного поставил вот такое оригинальное условие, — Кощей тихонько рассмеялся, глядя на мрачного парня. — Нет, подожди возмущаться... Если ты хорошенько вспомнишь все подобные истории, то вспомнишь и то, что оставалось за скобками самого условия, но подразумевалось, как общеизвестное... Брак! Все они подразумевали в качестве неизбежного результата брак. Я лично знаю только два исключения, одно из которых, кстати, твоя Варвара, можешь предупредить подругу... Причем в обоих случаях такой Обещанный был уже у одной из сторон в предыдущем поколении, как мать Варвары. Так что даже в случае исключений можно говорить об определенной системе...

Иван машинально кивнул: ни подробностей про Варвару, ни второго примера он не знал, но в то, что Кощей ошибается, к сожалению, не верилось!

Мужчина тоже покивал, разведя руками:

— Согласись, брак — далеко не новый и почти идеальный способ скрепления мира, тем более что оба затейника по сути принадлежали к одному роду, будучи последними его представителями. В случае брака, пусть и настолько экстравагантно обусловленного, теоретически причины спора устранялись сами собой. Свыше того, условие оказалось совершенно чистым. Никто из общих предков подобными экспериментами не баловался. Жен и детей у первого чародея никогда не было, зато очередная 'молодая' жена второго в точности по законам жанра оказалась в положении, при этом настолько неожиданно, что сама еще сомневалась и не торопилась обрадовать супруга известием.

Тут Кощей ядовито усмехнулся, а Ваню передернуло.

— Можешь представить, в итоге буквально всеми причастными лицами ожидалась не только сильная ворожея, — с такой-то наследственностью, — но и распрекрасная красавица, рядом с которой Царевна-Лебедь выглядела бы немытой чернавкой.

Хоть в одном не промахнулись! — не мог не отметить мрачно Иван.

— И вот тогда, — улыбаясь с нежной безмятежностью продолжил рассказ Кощей, — второй чародей решил, что он умнее всех! Слово он дал, клялся всеми своими силами, и кровью, и родом, памятью и честью предков... И чем только он не клялся! А потом тихонечко провел несколько не самых хороших ритуалов, зелья всякие варил. Жену поил и сам пил. Так что после этого — не только жена, но и любая другая женщина в обязательном порядке рожали бы от него только мальчиков.

Оторопевший от поворота повествования, Иван даже заморгал от неожиданности:

— Зачем?!

Нет, суть он уловил, как и не мог представить, кем же нужно быть, чтобы травить беременную женщину и еще нерожденного собственного ребенка... Но смысл в действиях Кощеева отца безнадежно ускользал от его понимания.

Мужчина так же равнодушно пожал плечами:

— Кто ж его знает! Подозреваю, он не заморачивался стратегиями на отдаленное будущее, а попросту хотел подставить своего противника. Ведь мальчиков замуж не берут, дополнений и поправок такое соглашение не предусматривает! Взаимная клятва фактически становилась невыполнимой, а практически — вроде как по вине потенциального жениха, как только тот отказался бы от собственного требования...

Либо, при попытке что-то исправить, — в действие вступило бы правило тех самых печальных для инициатора исключений, — про себя согласился Иван. Каких-либо слов не было.

Кощей резко откинул волосы, повествуя дальше все более вкрадчиво мягким тоном:

— Вот только заигравшись в могущество, второй совсем забыл, что чем больше сила,— тем больше спрос. Его действия УЖЕ нарушили клятву. По большому счету, ровно в тот момент как он вообще задумался, как и зачем ему ее обойти. И отдача от нарушенного Слова пришлась на него со всем махом! Для начала он стал стремительно терять свои силы, которые в качестве виры уходили на поддержание жизни жены и ребенка, чтобы хоть так компенсировать причиненный им вред. А когда окончательно спятил и попытался от них избавиться, то банально свернул себе шею на лестнице, так и не исполнив ничего из своих планов. Умерла и жена. Однако, как видишь, ребенок в последний момент все-таки успел родиться. Стопроцентно мальчик. Да еще и со всей силой рода, помимо собственной и отцовской.

— Но... — Иван вовремя прикусил язык, не осмелившись высказать вслух то, что подумал: что как бы страшно это не звучало, но такая развязка была только к лучшему.

— Правильно, Ваня, 'но'! — бесстрастно заметил Кощей, похоже прекрасно читавший все его мысли. — Пример покойного врага первого чародея, само собой, не вдохновил. И помимо уже абсолютно законного повода захапать себе то, чего раньше добивался войной, он решил не рисковать и обезопасить себя, как ему казалось, со всех сторон. Ведь просто избавиться от суженного ему ребенка он опасался. Хотя, прямо скажем, особой радости это ему не доставляло, что он всячески старался донести максимально подробно и эффективно.

Иван невольно сглотнул, глядя на Кощея больными глазами.

— Мальчиков же замуж не берут!

— Не берут, — безразлично уронил тот, по-прежнему глядя прямо в глаза. — А воспитанниками и наложниками сколько угодно. Суть уз в совокупности схожа, тогда как обычаи и законы бывают разные. Их при желании и вовсе подвинуть можно.

— Можно же было и по-другому... — еле выговорил занемевшими губами молодой человек.

— Можно, — подтвердил чародей. — Например, срочно завести себе дочь и попозже поженить ее и воспитанника. Видимо, он опять перестраховывался, ведь дети так часто бывают неуступчивы и не рвутся слушаться старших. К тому же, вот он как раз собирался жить вечно.

— И ты... ты сбежал от него? — было робко понадеялся Иван, твердо зная, что напрасно.

— Не совсем. Точнее, не только... — нежно-нежно улыбнулся Кощей. — Когда наконец смог, я его убил и силу его себе забрал! Последнее, правда, зря... Пожадничал. Вместе с нею проклясть он меня успел заковыристо, той самой общей частью нашей крови, которая от самой Мары идет. Видишь, сколько всего накопилось? Вот и выходит, что нет для меня ни судьбы, ни справедливости, ни смерти. И если первому можно только порадоваться, со вторым — вполне неплохо жить, то третье — потяжелее всех прочих вместе взятых.

Повисло тяжелое молчание. Потом Иван встал, приблизился к чародею и опустился перед ним, утыкаясь лицом в колени и обвивая руками талию мужчины. Кощей благодарно запустил пальцы в золотые кудри, перебирая их. Стало легче, груз на сердце чуть отпустило, а тишина окутала обоих мягким покрывалом будто желая согреть.

* * *

По счастью, неприятный разговор не имел последствий и не ознаменовался возвращением кошмаров, а пробуждение у чародея было более чем приятным — кому же не понравится просыпаться от ласк и поцелуев!

— Все еще считаешь свое бессмертие проклятием? — лукаво поинтересовался молодой человек, аккуратно стирая с его живота капли спермы и целуя солоноватую кожу.

— Ох, Ванечка! — засмеялся разнеженный Кощей. — Ты прав. Без сомнения, жизнь настолько причудливая штука, что самый добрый и невинный дар способен принести несчастье, а в проклятии возможно отыскать положительные стороны!

Позже уже серьезно объяснил:

— Все так, Ваня. Если бы не оно, мы бы с тобой не наслаждались сейчас этим великолепным палтусом и вообще вряд ли бы встретились. Тебе даже сказок про Кощея услышать бы не довелось.

Иван кивнул: он сразу понял, что именно о своем наставнике-родиче, — хотя ни одним из этих слов его назвать язык не поворачивается, — Кощей говорил, когда упоминал о важной для себя победе. И дальше тоже было боле-менее понятно: он получил не только проклятие, но богатство и власть, поскольку теперь остался единственным представителем этого своеобразного царско-колдовского рода. По любому из законов все принадлежало ему, а затем молодой правитель начал воевать уже свою империю, что привело к той жуткой казни. Не будь Кощей бессмертным, тогда бы все и окончилось, и Ване довелось бы разве что в каком-нибудь историческом трактате встретить упоминание о древнем жестокосердном завоевателе, — в качестве назидательного примера, так сказать. А может и не довелось бы, не обо всех память людская сохранилась.

— Однако, если рассматривать отвлеченно, — между тем продолжил Кощей, — то ничем иным бессмертие быть не может. Посуди сам, конечно, каждый хочет пожить подольше, да еще сохраняя молодость и силу. Это естественно и понятно. Обидно уходить, не доделав дело всей своей жизни, горько оставлять близких... а если в нужде или беде — вдвойне! Это я понимаю. Но время идет, рано или поздно любое дело будет доделано, и вот уже близкие начинают тебя оставлять. Это если они вообще есть. Любые забавы и наслаждения рано или поздно приедаются. Власть? Власть тоже, потому что года и века проходят, но чаяния и стремления, пороки и страсти людей по сути остаются прежними. Пожалуй, лишь познание бесконечно, но знание ради знания — бессмысленно и бесплодно как само бессмертие. А еще и опасно — очень легко забыться и потерять человеческий облик, самого себя... душу, если угодно, то, что делает нас людьми со всеми присущими достоинствами и недостатками. Увы, Ваня, на свете есть очень немного вещей, которые по-настоящему способны придать сил и смысла как самой короткой, так и самой долгой жизни!

Последние слова чародей произнес стоя близко к Ване и, наклонившись, как-то так заглянул в глаза, — что у парня аж дыхание перехватило и голова закружилась от этого взгляда.

— Кос... — только и смог выдохнуть Иван, канув в бездну зеленых омутов.

Протянул руку и коснулся его груди над сердцем, Кощей сжал его ладонь, но не убрал, а улыбнулся.

Кстати сказать, имя вызвало целую небольшую бурю в пресловутой купальне. На волне удовольствия, радостно-облегченного подъема, Иван признался в безобидной слабости, — что давно хочет, но не может придумать какое-нибудь ласковое обращение от Кощеева имени. Вот, чародей зовет его Ваней и Ванечкой, и как бы он раньше по поводу своего имени не психовал, но от Кощея это звучит нежно, интимно, по-особенному... И ему так же хочется, чтобы только между ними, но на ум приходят одни глупости, точно насмешка какая.

Чародей фыркнул беззлобно, стряхивая с волос воду, и пояснил, что в сущности, Кощей это и есть его имя, а вернее истинное имя и род, просто чуть искаженное в произношении на народный слух, причем так давно, что он сам себя уж иначе не называет. Иван неожиданно возмутился и обиделся:

— Хорошее дело! В одной постели спим, а я, значит, и имени твоего не знаю, кличкой обзывать должен!