Охота проходит удачно.
* * *
Море бьется волнами о берег, шурша пеной.
Отпуск почти закончился. Посещены достопримечательности, накуплены сувениры. Осталось только насладиться морем.
Дети бегают по колено в воде, плескаются, визжат.
Детей много. Помимо нас, здесь отдыхают другие туристы.
Таиланд — популярное место.
Солнце висит на высоте половины ладони над горизонтом.
— Посиди, я скоро вернусь, — касаюсь рукой плеча Алены.
Медленно кивает, отодвигает шляпу на затылок.
— Тебе что-нибудь захватить? Мороженое, например?
— Захвати... спасибо.
Дохожу до дома, накидываю плащ, спускаюсь в подвал.
Полностью избавить от света все пространство оказалось невозможным. Пришлось сделать себе что-то типа гроба, стоящего вертикально. В нем солнце меня не достает.
Самыми удобными местами для пережидания являлись в свое время саркофаги, гробы и склепы. Темно и совсем нет посетителей.
Какое-то время я даже жил в одной из могил. Тысячи три лет назад на левом берегу Нила.
Пережидаю тяжело. Пространство давит, выжимая меня из бытия прочь, во Тьму.
Но я удерживаюсь.
Выхожу из дома, по дороге к пляжу покупаю две порции фруктового мороженого.
Алены нет на шезлонге.
Оглядываюсь.
-..тя! Витя!
Нахожу ее глазами метрах в ста.
Бежит по песку. Шляпа валяется где-то на полпути.
Ставлю мороженое рядом с шезлонгом, догоняю Алену.
Оборачивается.
В глазах — паника, переходящая в безумие. Паника матери.
— Марк... Витя пропал...
— Давно?
— Не знаю... минут десять назад... Может, ушел куда-то?
Сзади подбегает запыхавшаяся Аня, волоча за собой второго брата.
— Аня, когда ты последний раз видела Витю? — спрашиваю у девочки.
— Мы плавали... — выдыхает, захлебываясь воздухом.
Ясно.
Разворачиваю Алену к себе, сжимая за плечи.
— Алена...
Во взгляде — страх и беспомощность.
Посылаю немного силы.
Взгляд проясняется.
— Надо звать спасателей, — опоминается. — Вдруг он... в море.
Десять минут. Это больше, чем крайний срок. Человек умирает от утопления в течение трех-шести минут. Если, конечно, вода не холодная. Тогда может случиться чудо, и человека оживят и после двадцати минут.
В Сиамском заливе вода — теплая.
Шесть минут. Время, в течение которого спасатели или врачи еще могут реанимировать утонувшего.
Шести минут уже нет.
Но я — не человек.
У меня — больше шести минут.
— Смотри на меня, — говорю Алене. — Смотри на меня. Доверься мне.
Смотрит в глаза. Цепляется взглядом в беспомощной надежде.
— Мне нужна твоя кровь. Глоток твоей крови.
Вздрагивает, кивает, толком не понимая, что я от нее хочу.
— Дай булавку, — бросаю Ане.
Отцепляет от пляжного полотенца большую английскую булавку.
Выхватываю булавку из неловких пальцев девочки.
— Будет больно, — предупреждаю Алену и вскрываю острием вену на запястье.
Охает, пытается отдернуть руку, но я уже зажимаю рану губами, вбирая в себя ее кровь.
Один глоток. Мне больше не нужно.
Отрываюсь от раны, зажимаю пальцем.
— Перевяжи полотенцем, — приказываю бледной Ане.
Кивает, бестолково оборачивая руку матери махровой тканью. На полотенце проступают бордовые пятна, в темноте кажущиеся черными.
Мне не до церемоний.
Закрываю глаза. Сосредотачиваюсь.
Родственный запах.
Без крови я могу определить родственника только в пределах пары десятков метров.
А вот с глотком родственной крови это расстояние увеличивается раз в тридцать.
Направление.
Открываю глаза.
— Ждите, — бросаю испуганной троице.
Вбегаю в пенный прибой.
Перенаправленная гравитация работает и в воде. До Вити добираюсь быстро.
Лежит на дне, плавно покачиваясь от движений воды.
Запах смерти.
Подхватываю его руками, прижимаю к себе.
Разворачиваюсь к берегу.
Встаю на ноги метрах в пяти от линии прибоя.
На берегу уже суетятся спасатели.
Вот они сейчас — лишние.
Витя пробыл в воде дольше шести минут. У них нет запаса времени.
У меня есть, но не больше двух минут. А если мне будут мешать, то их не будет.
Прикидываю расстояние.
Ныряю обратно.
До нужной мне точки береговой линии добираюсь за тридцать восемь секунд. По земле люди доберутся до нас больше, чем за две минуты.
Кладу ребенка на землю, касаюсь пальцем гортани.
Искра силы, и голосовые связки размыкаются.
Приподнимаю Витю за ноги, вытряхиваю из легких воду.
Теперь сердце.
Повинуясь уколам силы, сердечная мышца послушно сокращается. Сопротивляясь, без особой охоты, начинает гнать по сосудам застоявшуюся кровь.
Изменяю лицо, впиваюсь клыками в сонную артерию.
Кровь густая, отдавшая свою воду соленой морской воде в легких.
Вливаю яд.
Растекается по телу, вынуждая организм вновь начать борьбу за жизнь.
Делает судорожный вдох, заходится в кашле, выталкивая из легких остатки воды.
Не мешаю.
Первыми до нас добираются спасатели.
— Please...
Киваю, отхожу.
Заплаканная Алена подбегает следом.
— Витя! Витя!
— Он в порядке, — останавливаю ее.
— Что с ним?!
— Живой, все хорошо. Дышит. Сейчас его отвезут в больницу, чтобы не было осложнений.
Тут до нас, словно услышав разговор, доносится детский плач.
Алена бросается к сыну.
Спасатели ее успокаивают.
Добегают первые зеваки.
А вот это нехорошо.
Ныряю в море, слыша за спиной щелчки телефонов.
В темноте фотографии вряд ли получатся, но все-таки...
Выбираюсь на берег рядом с растерянной Аней и заплаканным Ромой.
В руках девочки — окровавленное полотенце.
— Малые, вы как? — спрашиваю детей.
— Марк Витальевич... Витя умер? — это Аня.
Голос упавший.
— Нет, — качаю головой. — Сидит, кашляет, маму зовет. Его сейчас в больницу увезут. Мама с ним. Ей и самой не мешало бы к врачу. Стресс.
— А мы?..
— А мы пойдем сейчас в дом. Отдохнете. У вас тоже стресс.
— А мама? — подает голос Рома.
— А мама побудет с Витей. Она же не может поделиться на всех сразу, правда?
— Я большая, — говорит девочка. — Я за Ромой пригляжу.
— А я тут больше всех, — возражаю. — Так что буду приглядывать за вами обоими. Вперед, мелкота. Помните дорогу?
Кивают.
Забираю у Ани окровавленное полотенце, складываю.
Вздыхает с облегчением еле слышно.
Я — слышу.
Отправляю детей в душ.
Пока смывают морскую соль, наношу на лицо латекс.
Надо наведаться в больницу.
Ненавижу латекс.
* * *
Доезжаем до больницы на такси. Дети косятся на мой внешний вид, но ничего не говорят.
Алену находим у палаты Вити.
— Мама! — дети кидаются к матери.
— Аня, Рома! С вами все в порядке?!
— Да, мама...
Перебивают друг друга, рассказывают каждый свое.
— Алена, — вмешиваюсь, — как Витя?
Спрашивать приходится два раза.
Алена серьезнеет.
— Требуют оплатить двести долларов... И потом каждый день стоит... по-моему, по сто долларов...
— А страховая что говорит?
Молчит.
— Я без страховки, — признается через какое-то время.
Приоткрываю дверь, заглядываю в палату.
Витя спит, укрытый покрывалом.
— Ему дали успокоительное... — говорит из-за спины.
— С ним все в порядке. Забирай его. Поедем домой. Я оплачу все счета.
Недоверие.
— Врачи сказали, может быть осложнение...
— Ничего не будет.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, — пожимаю плечами, поворачиваюсь. — И знаю тайскую медицину. Его антибиотиками по уши накачали. И все. Дыхание у него хорошее, давление, сердцебиение и прочие показатели — в норме. Или не так?
Глаза расширяются.
— Ты говоришь, как будто рядом стоял... Когда я с врачом говорила.
Улыбаюсь.
— Ну вот. С ним все в порядке.
Молчит, закусывает губы.
— Марк... Ответь мне честно, хорошо? — внезапно спрашивает.
Киваю.
— Кто ты?
Вопрос застает меня врасплох. Теряюсь.
— В смысле кто?
— Зачем тебе была нужна моя кровь?
— Какая разница? — пытаюсь избегнуть ответа.
— Марк... Ты обещал ответить честно.
— Думаешь, я маньяк?
Медленно качает головой.
— Нет. Маньяки не пьют кровь посреди пляжа на виду у всех. А для психа ты слишком рассудителен. И ты слишком хорошо плаваешь... Кто ты, Марк?
— Алена. Ты знаешь меня уже год, — старательно ухожу от ответа. — И ты задаешь такие вопросы?
— Марк. Я еще раз прошу. Ответь.
— Хорошо. Только... давай я сделаю это не в больнице?
— А где?
— Хотя бы дома. В том доме, где мы живем сейчас. Когда вернемся.
— Обещаешь?
Замираю на пару секунд.
Есть поговорка: "Человек предполагает, а бог располагает". Я совсем не так представлял себе этот момент признания.
Можно, конечно, отказаться от обещания.
Можно согласиться.
Выбор за мной.
— Обещаю, — киваю.
Что же я делаю?
* * *
Домой возвращаемся впятером.
Помогаю Алене уложить сонного Витю, укрываю его одеялом.
Аня и Рома чувствуют наше напряжение. Не сговариваясь, разбредаются по своим кроватям.
Мы с Аленой идем на кухню.
Наливаю чай, ставлю на стол.
— Марк, я жду, — спокойно говорит Алена, когда чашки наполовину пустеют.
Наклоняю чашку, наблюдаю, как бронзовая жидкость послушно сбегает к краю.
— Кем ты меня считаешь? — спрашиваю ватный воздух.
— Не знаю, — наклоняет чашку вслед за мной. — Сам скажи.
— Любую догадку.
— Не знаю. Инопланетянин какой-нибудь... Или гость из будущего.
Качаю головой.
На дне чашки чаинки водят хоровод.
— Смотрела "Сумерки"?
Внезапно расслабляется, улыбается.
— Я вначале так и подумала. Но это ведь бред...
Поднимаю на нее глаза.
— Помнишь, как там? "Скажи. Громко. Скажи".
Улыбка исчезает.
— Это ведь бред... "Сумерки" — выдумка. Художественный вымысел...
— А я — бред?
— Ты разве вампир?
Пытается спросить шутливо, но в конце реплики голос сбивается.
Полусекундная пауза. Отводит глаза, уставляется только в ей ведомую точку на узоре поверхности стола.
— Да, — отвечаю на ее вопрос.
Отставляю чашку.
Вздрагивает от звука соприкосновения фаянса со столом.
— А если честно? — задает вопрос той частью сознания, которая еще сохраняет материалистические взгляды. Изображает укоряющий тон.
— "Скажи. Громко. Скажи", — повторяю реплику из "Сумерек". — Ты хочешь доказательств? Или опровержений? Я могу дать тебе и то, и то. Чего ты хочешь, Алена?
Молчит.
— Вампиры не существуют, — произносит неуверенно через полминуты.
— Для миллиардов — да. А для тебя?
— Не знаю... Это... невозможно.
Поднимает на меня глаза.
Создаю гравитационный вектор, подхватываю им чашку.
Медленно крутится в воздухе, разбрасывая вокруг себя дрожащие янтарные шарики.
Часть из них вылетает из объема и падает на пол прозрачными кляксами.
Забывает, что надо дышать.
— Фокус какой-то?
Подхватываю чашку, ослабляю вектор. Собираю висящие в воздухе капли чая.
— Одна из наших способностей. Управление гравитацией.
Вздох.
— Так ты все-таки...
— Да.
— ...не человек...
— Да.
Ставлю чашку на стол.
С удивлением отмечаю, что запаха страха нет.
— Кто ты? — повторяет.
— Вампир, — разрушаю все ее сомнения, растирая в пыль тот угол в сознании, где прячется материализм.
Поднимаюсь на ноги, достаю из холодильника коньяк.
Плескаю на дно бокала, протягиваю Алене.
— А себе?
— Мне не нужно.
Пьет залпом. Запивает остатками чая, пытаясь справиться с икотой.
— Кем бы ты ни был, Марк. Ты спас моего сына... Будь хоть самим Сатаной.
Придвигаю стул вплотную к Алене, присаживаюсь.
Обхватываю ее руками за плечи, прижимаю к себе.
Вздыхает, обнимает меня в ответ.
— Ты замерз? — спрашивает через минуту.
— Нет, — качаю головой. — У нас температура тела обычно равна температуре окружающей среды.
Вздрагивает, отстраняется.
— Марк... Или как тебя зовут на самом деле?...
— Зови Марк. Я привык.
— Марк, — повторяет. — Расскажи о своих... особенностях.
Встаю со стула, поправляю штору.
На улице — темно.
— Не сейчас.
Вздыхает почти неслышно.
— Алена. Ты просила честного ответа. Ты его получила. Но с ответом тебе досталась и ответственность. И, в отличие от "Сумерек", здесь не сказка, а жизнь. Ты не Белла, я не Эдвард. Ты взрослая женщина, да и я не вчера появился. Сейчас наши отношения вышли на другой этап. И сейчас все зависит от тебя. От твоих решений.
Стараюсь говорить уверенно, но, в то же время, придавая голосу мягкость.
Женщины очень ранимы.
— У тебя два варианта. Ты можешь вспомнить все древние легенды, и видеть чудовище. И уйти. Можешь — то время, когда мы были вместе, и видеть друга. И остаться. И теперь моя очередь спросить тебя.
Поворачиваюсь, останавливаю взгляд на собеседнице.
Едва дышит.
— Кем ты видишь меня, Алена? Кто я для тебя? Что ты будешь делать?
На стол капают слезы.
— Марк...
Поднимает глаза, блестящие от влаги.
— Марк... Не бросай меня.
В голосе — боль.
— Не брошу, — вздыхаю.
* * *
В спальне останавливается.
Замешательство.
— Поспи одна, — помогаю решить проблему. — Тебе надо отдохнуть. Вечер выдался тяжелый.
— А ты?
— А я в кухне посижу. Мне спать не надо.
— Точно?
Касаюсь силой.
— Точно.
Благодарно кивает, забирается под тонкое покрывало.
Когда я подхожу к двери, уже спит.
* * *
Припекает.
Стоим впятером около аэровокзала.
— А ты опять полетишь со своим другом? — спрашивает Алена.
— Своим ходом.
— Своим ходом?..
Осекается, косится на детей.
— Да. Дома расскажу. Не переживай за меня.
Молчит.
Неуверенность.
* * *
Провожаю взглядом поднимающийся самолет.
Буду думать, что Алена летит именно на нем.
* * *
Домой добираюсь быстро. Полет проходит не только "поперек карты", но и "вдоль", поэтому можно лететь быстро, не боясь встретить восход или закат.
Привычно приземляюсь в углу двора.
— Как отдохнул? — спрашивает Апрель вместо приветствия, когда появляюсь в дверях.
— Нормально, — пожимаю плечами. — Вода теплая.
Усмехаемся одновременно.
— Где Андрей? — спрашиваю.
— Спит. Четыре утра, Шеш.
— Да, точно...
Смотрит внимательно.
— Что случилось, Старший?
— Ничего, почему ты так думаешь?
— Шеш... Я твой собрат.
Вздыхаю.
— Чуть позже, ладно?
Кивает.
— Хорошо, Старший. Я подожду тебя в кухне.
Кухня. Место, где мы проводим времени больше, чем в других комнатах дома. Хотя именно в кухне у нас нет нужды.
Раскладываю вещи по местам. Краем сознания отмечаю, что латекс заканчивается.
