Архивы Конгрегации

Цундер зло зыркнул на Курта, но заткнулся и насупился, не решившись спорить. Уж если Бекер его побил, то Финк к тому же был крепче и почти на полголовы выше. Да и как-то сразу вышло, что верховодил в их мелкой банде именно он, сглаживая выпирающие колючки, которых у уличной шпаны хватало. Вот как сейчас.

— А ты что скажешь, Вельс? — Финк посмотрел на четвертого приятеля. Не то чтобы с интересом, скорее показывая, что тот тоже может высказаться.

— Я тоже за то, чтобы подождать. — Вельс говорил медленно, обстоятельно, и чуть таращил глаза, отчего они, и так слегка навыкате, вовсе становились смешными, как у сома. — Не, ежели кому не терпится и своей шеи не жалко, то может сейчас топать, но я бы не стал. Там через забор соседка живет, любопытная как черт. Ей на глаза попадешься — можно в этот квартал ближайшие пару лет не соваться. Мигом всем разнесет. Франтика угораздило кошель на рынке у нее подрезать, так ты бы слышал эти вопли! Едва вывернулся. И все. С другого конца рынка углядеть ухитрялась, приятельницам расписала так, что послушаешь — прям нечисть какая, а глянешь на Франтика, ну вылитый он. — Клаус от досады пнул землю босой пяткой. Франтик, которого в шайке прозвали Грюнделем[94] за вечно приоткрытый рот и общую бестолковость, приходился ему младшим братом, и на сколь-нибудь "серьезные" дела его не брали. Резчик[95] из мальца вышел на редкость невезучий, милостыню тоже подавали неохотно. Все, на что его хватало в свои семь — таскать с чужих огородов еду и сохнущее белье. Но возвращаться обратно в деревушку на десяток изб в окраинах Кёльна оба брата отчаянно не желали.

Вот и сейчас, похоже, Грюндель присматривался к чьим-то грядкам или парадным порткам. Лучше бы первое, потер живот Курт. Дела в последнее время шли неважно. Вот и сегодня не задалось с самого утра: чуть не намяли бока за попытку стянуть кошель у какого-то щеголя, еле вывернулся. А свистнутую у разряженной девицы расшитую сумочку с деньгами и явно дорогой бабской ерундой отобрал дылда Шеель[96], которому "пекаришка" неудачно попался на глаза. В итоге всей добычей за день стали ухваченные днем с лотка раззявистой торговки пара пирожков, которые воришка там же за углом и умял, давясь и судорожно оглядываясь. По-хорошему, один из пирожков стоило отложить в общий котел, если не получится добыть что-нибудь еще. Честный (или запуганный) Грюндель так и делал, всегда притаскивая часть добытой еды. Пожалуй, обычно только он и приносил съестное, хотя был сыт не чаще, а то и реже остальных.

Шерца[97] с ними сейчас не было, похоже он, как обычно, еще пасся на базарной площади. Причем, в отличие от Франтика или самого Курта, Шерц был в этом гораздо ловчее. Он пробовал учить их, когда на этом настоял Финк, но после пары провалов послал всех куда подальше. Неуклюжего и туповатого Шерца не очень-то хотелось тащить в дом лавочника, но делиться добычей запросто так никто бы не стал, а не делиться — так и он, чего доброго, не будет делиться выручкой. Да и лишние руки точно пригодятся, даже если к ним вместе шла дурная голова.

— Значит, решено. — Финк еще раз выразительно посмотрел на Цундера, но тому хватило ума не тявкать. Одно дело Курта в трусости обвинять (и то Бекер этого не спускал), другое — оспорить решение Финка. — Цундер, ты мелкий, заберись на вяз у колодца, пока еще хоть что-то видно. Да и вообще, присмотритесь пока, что да как. Собака-то у него на днях издохла, но вдруг новую завел, или еще что удумал.

Встретиться порешили как совсем стемнеет, у старого амбара, в тупике на соседней улочке. Заросший лопухами и хмелем, с подпросевшей крышей и пятнами ржавчины на створках, он был идеальным местом для сходок банды.

* * *

На небе густо просыпались звезды, как из дырявого куля с мукой. Вот ведь, прицепилось же, год почти не вспоминал тетку, и на тебе. В отдалении созвучно с мыслями глухо залаяла псина. Через несколько дворов ее поддержала руладами товарка, спустя несколько ударов сердца к ним присоединился еще чей-то скулеж с подвываниями. Хлопнула дверь, послышалась ругань и сразу — короткий взвизг, после которого воющих стало на одну меньше. И тут же затянули еще в два голоса, на другом дворе, оплакивая горькую и безрадостную собачью долю.

Курт припомнил, как прошлой зимой у этого самого амбара собаки задрали какого-то пьяницу, и шагнул в лопухи. В небольшой ямке под прикрытием бурьяна потрескивали угли от костерка. Грюндель тыкал в них палкой, выковыривая что-то из золы и отодвигая в сторону. Рядом валялось несколько луковиц и пара репок, сморщенных и мелких. Роскошный ужин, если на одного. На один зуб, если делить на всех... Не будь тут старшего брата с ножом, не готовься они идти в чужой дом... Финк в них вколачивал, что тащить можно у кого угодно, кроме своих, ну так он бы и не тащил, Грюндель бы сам поделился, он его боится. И Финку бы не сказал, как пить дать. Он всех боится, Грюндель — пескарь, и, если бы не брат, эту рыбешку давно бы выпотрошили просто из-за его никчемности и слабости. Ну и Финк, да. Финк за всех них так или иначе вступался, за Курта тоже, помнится. Потому они и держались маленькой хищной стайкой вокруг своего вожака, не решаясь ни загрызть друг друга, ни разбежаться.

Вельс играл сам с собой в ножички на расчищенном от мусора пятачке. На подошедшего Курта он едва взглянул, снова делая бросок. Света костерка едва хватало, и на миг показалось, что лезвие войдет в босую ногу, но нет — на два пальца левее. И тут же Вельс снова схватился за рукоять, услышав треск сучьев.

— Ишь, как воют. Ну чисто по покойнику. — оценил особенно проникновенную собачью ноту голос Цундера из зарослей. От появившегося недруга пахнуло чесночными колбасками, и Курт против воли сглотнул слюну, горькую и вязкую. Сам он даже у тетки по праздникам едва ли пару раз в год их пробовал, а сейчас и подавно. Проглоченные днем пирожки успели давно забыться, а мясной запах и вовсе растревожил голодное брюхо. Цундер, не иначе, услышал это ворчание в кишках, иначе с чего бы ему было так паскудно лыбиться?

— Не каркай! — Рубанул воздух Финк. Он сидел в тени на поваленном стволе, и отсвет от углей едва доходил до носков его разбитых сапог на два размера больше нужного. Не зная, не сразу и заметишь. Курт порадовался, что не выдал своих мыслей присвоить добытые Грюндером овощи. Сейчас ему бы этого точно не спустили. Хотя... Кто из них хоть раз не катал в голове эту идею?

— Да я так, к слову. — пошел на попятный Цундер.

— К слову, где это ты таких вкусных запахов набрался? — До Вельса тоже, видать, донесся соблазнительный запах еды.

— Где набрался, там больше нету. Вот, последние— жестом балаганного циркача Цундер выудил из-за пазухи пару колбасок и аж отступил на шаг назад — так резко все дернулись в его сторону. Но Финк успел раньше. Пожалуй, не сделай он этого, сейчас по земле катался бы кусающийся и лягающийся ком из голодных мальчишек.

— Ша! Ща поделим.— Этим Финк и отличался от того же Шееля. Тот бы наверняка захапал все себе, в лучшем случае доверив объедки паре прихлебал. А Финк делился. И его слушались, понимая, что лучше получить часть добытого куска, чем тумаков и требование в следующий раз принеси чего пожирнее.

-Бекер. — в чумазую ладонь лег надкусанный колбасный хвост. — В счет доли, сам знаешь. — Знает. Кто ничего не принес, тот ничего не получит. Или отдаст часть своей доли в общий котел в грядущем деле. И лучше уж так, чем давиться слюной, глядя, как остальные уплетают какое-нибудь лакомство.

Колбаса пахла одуряюще. Жирная, с крупинками сала и густым чесночно-мясным духом, она была вкуснее всего, что Курт пробовал за свою жизнь. Торопливо заглотив свою долю, он смотрел, как степенно жует Вельс и как Грюндель, быстро запихнув в себя весь кусок, теперь зажимает ладонями рот, чтобы не потерять добычу. Шерц, появившийся аккурат во время дележки, радостно выдал что-то вроде "О, эт я удачно зашел" и теперь с блаженным видом ковырялся в зубах ножиком.

Цундер почти лениво грыз свой кусок, с презрением глядя на остальных мальчишек. Наверняка сегодня ему от общей доли достанется чуть больше, чем остальным. Принеси колбасу кто другой, не этот чернявый выскочка, Курт бы и слова не сказал. Колбаса того стоила. Но Цундер неуловимо бесил. Суетливыми движениями, или этой его способностью тявкнуть из-за угла, но поджимать хвост, едва запахнет жареным. Да хоть бы манерой притащить что-то редкое и эдак демонстративно, будто походя, предъявить им. Остальные были проще, ныкались по углам или наоборот, с гордостью или гоготом притаскивали на сходку добычу, если та была особенно ценной или забавной. Как Грюндель однажды умудрился с прочим тряпьем ухватить кружевную шелковую расшитую сорочку, которую плотник купил для своей полюбовницы. Самое веселье настало, когда через десятые руки тряпочка попала к жене плотника. Едва фрау Хольцман поняла, отчего благоверный так странно косится на ее обновку, почтенная матрона взяла в руки скалку. И, как была, в этой самой сорочке отправилась учить соперницу уму-разуму. Муж-то ее, не будь дураком, как только смекнул, к чему все идет, так и драпанул огородами, а праведное негодование требовало выхода. И полюбовница, оказавшаяся женой мясника, и Магда Хольцман были бабами в теле, город еще полгода потом вспоминал, как они друг дружку за волосья таскали. Досталось щуплому плотнику в итоге от всех. Скалкой от супружницы, плевком в харю от мясниковой женки, ну и, разумеется, отменных лещей от самого мясника.

А остатки сорочки, после эпической битвы потерявшей былую прелесть, Грюндель потом нашел в канаве. Помнится, они ее попробовали продать тому же торгашу, но он не взял. И тогда кто-то шутки ради повесил тряпку на флюгер плотникова дома этаким знаменем. Ух, какие вопли поутру раздались...

Вынырнул из воспоминаний Курт резко, как из речной воды. И также захотелось по-собачьи затрясти головой, чтобы прийти в себя. Цундер смотрел на него не мигая, и было что-то очень недоброе в его взгляде. Курт ответил тем же, не без удовольствия отмечая, как недруг первым отводит взгляд. Интересно, подумалось вдруг. Не может же быть, чтобы он ничего не припрятал для себя. И если один раз удалось проучить чернявого, почему бы это не повторить, если он нарвется. А Цундер нарвется, в этом нет сомнений. И вот тогда...

Что именно тогда будет, Курт додумать не успел.

— Ну теперь-то уж он точно задрых. Кто не маменькин сынок, тот возьмет себе кусок, — дурацкий стишок был глупым суеверием, но Финк поминал его всегда перед началом чего-то серьезного. "На удачу".

— Возьмите меня с собой, — подал вдруг голос Грюндель. Если Вельс говорил коротко и по делу, его брат и вовсе почти не раскрывал рот.

— Нахрена ты там сдался? Сопли и здесь жевать можно, — загоготал Шерц

— Возьмите, — втянув голову в плечи и уже не так уверенно протянул Грюндель.

— Он может на улице постоять. Мелкий, не заметят. И не заснет. А тебя в тот раз чуть не замели. И нас тоже, — Вельс вступился за брата.

— Да я..!

— Да ты задрых в кустах! И проснулся, когда стражник отлить подошел. Хорошо хоть кусты разные выбрали, а то был бы номер, -одернул его Финк, и Цундер, которого с ними в тот раз не было, угодливо заржал. — А если б всем патрулем приперлись?

— Ну а что я мог сделать?

— Не хлопать ушами и не ждать, пока нас за задницы возьмут.

— Да пусть идет. Вдвоем, гляди, не проворонят патруль, если их сюда занесет. А доля общей с Грюндером будет, — Курту было плевать и на Шерца, на Грюнделя, по большому счету. Но не услышь он тогда, как перекрикивается стража, выскочил бы к ним тепленьким. Шерцу повезло, что Финк их остановил тогда. Кулаки об него почесали знатно, до ножей не дошло чудом.

— А не борзый ты командовать, Бекер?

— Эй, свою долю считай, а мою не трогай!

Шерц и Цундер возмутились почти хором. Но Финк, как ни странно, идею одобрил:

— Хорош. И так застряли. Грюндель, в кустах сидишь тихо, пузыри не пускаешь. Видишь кого подозрительного — пинаешь Шерца, тот разберется. Если Шерца не добудишься, ухаешь совой два раза. Понял?

— Да понял он — ответил за навязанного помощника Шерц, недружелюбно пиная малька к выходу из зарослей. И, скрутив Грюнделя за шкирку, уже тише прошипел тому в ухо: — только попробуй вякнуть про свою долю, кишки выну. И братец не поможет.

Курт хмыкнул. У Шерца кишка была тонка связываться с Вельсом. При всей своей лупоглазости обращался тот с ножом мастерски, ребята постарше и то старались к нему не лезть. Но если Грюндель ничего не расскажет, Вельс действительно не будет вмешиваться.

* * *

Первым через забор полез Курт, вытянув короткую соломинку. Обыгравший Бекера Цундер с довольным и нарочито ленивым видом плюхнулся на землю, но было видно, что он дергается и нервничает. Трус, хмыкнул про себя Курт, корчит из себя невесть кого, а все одно — трус. Грюндель, все так же подгоняемый Шерцем, ушел еще раньше к улице сторожить. Хотелось верить, что в этот раз Шерц их не подставит, не то, видит Бог, даже Финк его не спасет. Вельс, как всегда спокойный, посматривал на дергающегося приятеля с неодобрением.

Задний двор встретил мальчишку тихим сонным бормотанием и вздохами. Только когда первый момент испуга — неужто собака! — прошел, Курт осознал, что звуки доносятся из хлева, к которому прилепился курятник. Было бы неплохо утащить да зажарить пару несушек, жаль остальные точно устроят переполох и разбудят хозяев.

— Бекер, чтоб тебя черти драли, ты уснул там? — донеслось тихое из-за забора.

— А то! Спится тут получше, чем Шерцу в кустах. Не веришь, так лезь сам, — огрызнулся Курт, примеряясь к закрытой на щеколду задней калитке, куда булочник умудрился прикрутить колокольчик. Причем, паскуда, сделал это весьма хитро: колокольчик прятался наверху, у перекладины, и достать его с земли не хватало росту. То ли хозяин лавки не надеялся на человеческую совесть и отсутствующую ныне собаку, то ли пытался поймать на горячем подручного и служанку, шастающих со двора в ущерб своим обязанностям. Или, может, просто хотел узнавать о гостях заблаговременно... Впрочем какая, к чертовой матери, разница? Повезло еще, что Курт вообще заметил тусклый медный отблеск по такой темени, даром, что луна похожа на гнилой огрызок. Тот-то хороши они были, с музыкой ввалившись к хозяину. Нет, точно Цундеру, стоит прописать в морду. Он за двором вообще наблюдал, интересно? Или колбаски жрал?

— Бекер, Хорош чесаться, мы тут состаримся! — Подавший голос Цундер сделал это очень зря. Желание влепить ему хорошую плюху, и не одну, стало почти нестерпимым.

— Вшей на себе найди и чешись, сколько влезет! Финк, заткни ему пасть. Этот урод просмотрел бряцало, а мне теперь корячиться.

Обратной реплики не последовало. Цундер то ли опять поджал хвост, то ли получил тычка от Вельса для верности, но парни за забором затихли. В свете луны задний двор смотрелся мрачно и довольно пусто. Наконец, что-то полезное обнаружилось рядом с сараем: видимо, подручный пекаря рубил сегодня дрова и по лени не все унес под крышу. Надеясь, что его возня не слышна в доме, Курт подтащил к калитке полено потолще и прислонил к забору. После этого вскарабкаться вверх и перерезать веревку от колокольчика не составило труда, как и открыть калитку.