Архивы Конгрегации - 2

— Ваша версия, уважаемый коллега, — голос обер-инквизитора сочился ядом, — не стоит и ломаного крейцера. Местные бандиты уже полтора десятка лет не ведут свои крысиные войны, предпочитая договариваться — ибо в случае долгих и кровавых разборок все участники понесут убытки! А для этих крыс деньги — главное! Verdammt noch mal! А этот Топп вообще здесь новый человек, его местные сожрут в два счета. В том числе за то, что он все три года, что здесь "работал" был верен Могучему Петеру.

Трампедах хотел что-то добавить, но его довольно бесцеремонно прервал чей-то скрипучий голос:

— Не верю своим глазам — сидит вся верхушка отделения Швейдница и не пьет. Дайте пива, сволочи!

Прямо на стол присел своей худой задницей Макс-Экарт Холторф — эксперт-медик, как и положено людям его профессии — циник и любитель выпить. Судя по его влажным рукам, которые тот рассеянно протирал льняной тряпкой, с работой он закончил.

— Пить пиво в доме отравленного? Вы смельчак... — Бухмаер махнул рукой какому-то оперу и тот исчез в направлении кухни.

— Итак? — Трампедах вцепился взглядом в медика. — Что за яд? Цикута? Дафна? Воронец?

Тот отрицательно покачал головой.

— Кстати, господа. Можете мне напомнить, какого беса в особняке местного криминального авторитета, уже успошего, собрались все сливки местного отделения Конгрегации?

— Томаш Янда! — немедленно отреагировал фон Нойрат. — Этот польский малефик уже более десяти лет ходит на свободе, числясь в наших списках — просто потому, что его патрон обеспечивал ему "крышу"! Так что мы не могли не среагировать, как только из особняка начался бег перепуганных слуг! Ну и заодно наложили арест на все бумаги и имущество в особняке. К счастью, Янда не успел сбежать и вообще был в состоянии, похожем на шок, когда его взяли...

— Шок, да, — Холторф поболтал ногами, потом присосался к принесенному кувшину с пивом, заставив вздрогнуть всех присутствующих.

— Макс-Экарт... — предупреждающе начал Шрётер, но тот прервал его, добивая вторую кварту.

— Пиво отличнейшее, в трактирах такое не подают. Таким и отравиться не жалко. Если вы, герр Трампедах, не против, я бы прихватил отсюда пару бочонков... для дополнительных исследований. Эй, Лука, подай-ка сюда господам ту субстанцию, пусть полюбуются...

Ассистент принес большой медный поднос, на котором возвышалась горка какого-то черного плотного вещества, смахивающего то ли на оплавленный осыпающийся камень, то ли на какой-то металл.

— Что это? — Шрётер предусмотрительно вытащил платок, обернул руку, тронув черный камень.

— Это то, что я извлек из брюха нашего покойника. Мне надо бы сделать пару тестов, но я уверен, что это — свинец, — медик вновь присосался к кувшину и опустошил еще не менее кварты, окончательно "добив" емкость. — Наш покойник изначально показался мне довольно тяжелым, когда его перетаскивали на стол, и теперь я понимаю, почему. Внутри него — около 200 фунтов свинца! Все жидкое содержимое желудка, вся кровь, вся желчь, вся лимфа — или превратились в свинец или начали такое превращение, пустив во узлы отростки свинцовых щупалец.

Эксперт картинно швырнул кувшином в стену, и звон обиженной бронзы заставил вздрогнуть оцепеневших от его речи слушателей.

— Поздравляю, господа, это — трансмутация. У нас завелся алхимик-отравитель. Причем очень хороший. Железное оправдание для светских властей, что мы влезли в их юрисдикцию. А также возможность для карьерного роста... разумеется, если мы его поймаем. А мы ведь его поймаем?

II. Albedo[104]

Когда вечером того же дня, после нескольких часов допросов, Шрётер покинул Швейдницкий штаб Конгрегации, Генрих Бухмаер довольно громко бросил ему в спину:

— Предполагалось, что этот хрыч из Аугсбурга будет руководить расследованиями и в будущем заменит нашего "Кабана", но похоже, он тут только для красоты.

Бернд фон Нойрат предупредительно зашипел, но Бухмаера неожиданно поддержал Вупперман:

— Я слышал, что Шрётер где-то напортачил. Ему прочили отличную карьеру в одном из центральных отделений, он славился как отличный аналитик и ищейка. А потом был какой-то "залет", и его десять лет назад отправили к нам, на периферию, для отдыха.

— Вот он и отдохнул — все навыки растерял! — Генрих выругался. — Ты видел, как он вел себя на допросах?! Не задал ни одного вопроса, сидел, молчал и барабанил пальцами по столу! Барабанщик...

Фон Нойрат удрученно кивнул — поведение старшего коллеги явно было странным и необычным. За те пару лет, что они вместе работали, он успел понять, что Шрётер — человек явно очень умный, наблюдательный и проницательный. Тем более непонятно, куда это все делось, в условиях явно "резонансного дела" успешное расследование которого могло помочь смыть любые "черные пятна" в их личных делах. На допросах слуг и "быков" из особняка Мауенхайма Шрётер в самом деле не задал ни одного вопроса, допрашивая любовницу погибшего Магду Баумбах — не промолвил ни слова, рассматривая сидящую напротив женщину, ее платье, украшения, зареванное лицо и выбивая пальцами по столешнице один только ему ведомый ритм...

От допроса Янды он вообще уклонился.

Впрочем, тут он угадал — если прислуга погибшего Мауенхайма в один голос отрицала свою связь с отравлением (о трансмутации их не уведомили), то колдун, казалось, разучился говорить, дрожал всем телом, выплевывал польские, латинские и немецкие слова вразнобой, а когда вызвали переводчика, установили только, что напуганный ведьмак пытается прочесть "Libera me".

То есть — тупик. Всюду — тупик.

Повинуясь неожиданному импульсу, Бернд дошел до ратуши, поднялся в архив и попросил дать ему бумаги о неком Хагене Топпе, преступнике средней руки из соседней Нейссе...

Покинув штаб, Хуго Шрётер через несколько минут дошел до своего дома. Как всегда, за несколько шагов до двери скрипнули петли... Не дожидаясь стука, ему открыла стройная, темноволосая женщина лет тридцати. Ее темные большие глаза радостно блеснули при виде мужчины.

— Здравствуй, Маргерита. Я вернулся.

— Здравствуй, дорогой. С возвращением.

Он обнял ее и поцеловал в щеку.

Дома было как всегда — уютно и тепло. Он скинул с себя фельдрок, потную рубашку, переоделся... Заметив на полке книгу, Хуго подхватил ее и поставил переплетом на ладонь. Зачитанная книга раскрылась, и он успел прочитать:

— Caro. Amor che move il sole e l"altre stelle[105]...

Услышав шаги жены, он быстро вернул книгу туда, откуда взял.

— Ужин готов.

Они седили друг напротив друга, почти синхронно поднимая ложки.

— Как твои дела, дорогой?

— Сложно. Никаких улик, никаких подозреваемых.

Вновь работа ложками. Он вполглаза наблюдал за ней. Жена заметила:

— Что такое?

— Нет, ничего. Очень вкусно.

— Спасибо...

Она улыбнулась. Теперь он смотрел себе в тарелку, а она наблюдала за ним и улыбалась.

Утром ситуация в Швейднице стала накаляться. Согласно агентурным донесениям, в Глаце появились боевые отряды Чеслава Рудого из Опавы, а около Лигницы появились боевики-раубриттеры из дружины фон Клуга. Учитывая, что до Бреслау было рукой подать, можно было ожидать и парней Бэя.

— Так, всех в строй! — Трампедах был возбужден, но в то же время сохранял сосредоточенность. — Всех агентов поднять и задействовать! Не хватало еще, чтобы бойцы мертвого Мауенхайма подключились к разборкам! Всех следователей — к воротам, организовать временные штабы! Подключить городскую стражу! С ратманами договорено! Где Шрётер? Впрочем, к черту его. В дело, meine Herren!

Фон Нойрат по пути к "своим" воротам зашел в ратушу и занес в архив те документы, что он взял вчера.

Хуго Шрётер нашёл алхимика к десяти часам утра, и ему не потребовалось ни допрашивать с пристрастием местное отребье или серьезно напрягать свой ум. Все, что ему нужно было — мягко и ненавязчиво узнать у жены относительно тех торговцев, которые продают в Швейднице определённые молочные продукты. Искомую личность он отыскал во втором заведении — трактире при сыроварне "Ирмингарда".

— Здравствуй. Ты не меняешь свои привычки — это может быть опасно.

Алхимик, с аппетитом пережевывающий кусочек сыра, невозмутимо смотрел на инквизитора. Так же смотрел на него Шрётер — невозмутимо и спокойно.

В последнюю их встречу, одиннадцать лет назад, алхимик смотрел абсолютно так же — хладнокровно и неподвижно, как змея. А сам инквизитор Хуго Шрётер, постыдно сорвавшись, орал во весь голос, рвался вперед, размахивая кулаками и пытаясь смести других инквизиторов, которые не давали ему напасть на группу конгрегации, уводящую алхимика неизвестно куда — прочь из тюрьмы города Аугсбурга, прочь от него — Хуго Шрётера, следователя, который арестовал этого неуловимого убийцу... "По приказу Совета!", размахнувшийся свиток, страшные знакомые имена: Сфорца, отец Альберт...

Звали тогда алхимика Зигфрид Ганслей.

— Наши привычки слишком важны, чтобы от них избавляться, — алхимик предъявил ему свои пустые ладони и указал на скамью напротив. — Присаживайтесь, герр обер-инквизитор Шрётер.

— Меня разжаловали. Теперь я следователь первого ранга, — Шретер всматривался в своего старого врага, в то время как тот отправил в рот новый кусок сыра, запив его красным вином. Сыр он всегда любил — на этом и попался в тот раз.

— Можете называть меня Робер Марлуа. Торговец драгоценностями из Марселя.

Алхимику на вид не больше 35 лет, но легкая седина уже коснулась темных волос на висках. Он выглядит ухоженно и элегантно, но без щегольства — аккуратная стрижка, чистая кожа, костюм, который определенно сшит на заказ и строго по меркам хозяина, и пара перстней на пальцах, оправа которых поблескивает серебром, а камни напротив — тусклы и мутны. Venenum Rerum Omnium?

Тогда Шрётеру никто не верил — ни начальство, ни подчиненные. Да и он сам себе периодически не доверял, подозревая, что спятил и занимается подгонкой доказательств под систему. Связал между собой полдюжины неожиданных смертей разных лиц, от богатого крестьянина до вельможного герцога, предположил наличие одного убийцы, убил на поиски свидетелей и опросы окружения покойных целый год... И нашел-таки, вот этого любителя сыра, двадцати с небольшим лет, который был замечен в трех случаях. В трех! Этого уже было достаточно, чтобы вести углубленный розыск. Этого уже было достаточно, чтобы применить к задержанному пытки.

Пытка водой.

Пытка колесом.

Пытка огнем.

Он сдался, когда настала пора переходить к железу. Признался в тех трех убийствах, рядом с которыми его заметили, признался в том, что убил — он, сказал, как он сумел отравить цели, сказал все — только не имена заказчиков.

Рассказал, как получил знания, необходимые для убийства — и тогда многие инквизиторы впервые услышали страшные имена и названия: Гермес Trismegistos, "Изумрудная скрижаль", hierosgamos, Menstruum universale...

Алхимик Зигфрид Ганслей был отобран у Хуго Шрётера Великим Советом Конгрегации в том момент, когда он был готов перейти к пыткам раскаленным железом и свинцом, чтобы вырвать у него имена заказчиков.

Он еще год потратил на сбор новых доказательств, доказывающих вину Ганслея полностью и безоговорочно... В итоге заработал репутацию чудака и был сослан на периферию Империи — в Силезию. С минимальной возможностью оправдаться и вернуться, с минимальными шансами на карьерный рост, с минимальной активностью. Но время от времени до него доходили слухи...

— Знаешь, я рад, что ты жив, — сыр отдает беконом. Местный сыродел делает его по французскому рецепту, он получается с резким запахом и острым вкусом. Его изготавливают в виде цилиндра, в центре которого верхняя корочка осела и стала напоминать фонтан. Алхимик наливает туда вино и пьет, наслаждаясь букетом. Шрётер проводить подобные операции опасается и традиционно закусывает вино сыром, разжевывая кусочек за кусочком.

— Я так мечтал отправить тебя на костер или виселицу за те убийства... Но, когда тебя забрали — казалось, для меня жизнь закончена. Вскоре мне намекнули, что тебя забрал Совет, чтобы поручить убийство — но меня не интересовали их намерения, ради какой бы то ни было великой цели тебя не отправили. Ты был мое добычей, и меня могла удовлетворить только твоя смерть. Я рвался в академию, хотел поговорить с Советом, убедить их...

Со стороны они смотрелись старыми знакомыми. В сущности, они такими и были.

— Но мне написал лично Сфорца, что иногда бывают дела, ради которых стоит поступиться личной справедливостью...

— Эй, хозяин, еще бутылку и сыра! — Алхимик внимательно слушает, смотрит в лицо визави темными поблескивающими глазами, но предпочитает молчать. Впрочем, Шрётеру это и надо. Молчание алхимика — как молчание всего мира. Perpetuum silentium.

— Я не сдался, и в итоге меня отправили в здешнюю глушь. Десять лет я уже здесь...

— Ты хочешь отомстить?

Алхимик смотрит на его правое предплечье, где, как оба знают, в специальных ножнах скрывается длинный узкий клинок, похожий на шило. Его взгляд похож на его, Шрётера, взгляд, когда тот смотрел на перстни отравителя.

— Нет. Уезжай из Швейдница — это все, о чем я тебя прошу.

Взгляд Хуго Шрётера тверд и решителен.

— Если я найду улики и арестую тебя, до суда дело не дойдет, информацию о тебе Совет засекретил. Против тебя любые действия бесполезны. Поэтому в этом деле об убийстве Мауенхайма я решил тебя не трогать.

Взгляд алхимика становится таким же твердым и острым.

— То есть, ты меня не трогаешь, а я исчезаю?

— Немедленно.

Их взгляды скрещиваются, и некоторое время между ними идет взаимная проверка истинности сказанных фраз. Как топаз и раухтопаз — их глаза противопоставляются друг другу. Первым отворачивается Шрётер. И уже отвернувшись, он заканчивает:

— Про тебя никто не знает. И не узнает. Уезжай.

Он встает и идет к выходу из "Ирмингарды", идет свободно и непринужденно, не опасаясь удара в спину. В спину его бьет взглядом алхимик, он же Робера Марлуа, торговец драгоценностями из Марселя. Только когда он исчезает в уличной суете, взгляд алхимика тускнеет и становится похожим на камни в его перстнях.

III. Rubedo[106]

Хуго Шрётер стоял у окна штаба, всматриваясь в закат и вполуха прислушиваясь к разговорам вернувшихся с утренних постов сотрудников отделения. Обещаниями и угрозами удалось остановить богемских налетчиков, на раубриттеров натравили светские власти, и под угрозой силезско-саксонской карательной ратью фон Клуг повернул в свой замок. Реальным претендентом на наследство покойного оставался только Адальберт Бэй, который уже объявил, что вскоре пришлет своих людей принять имущество и связи Мауенхайма, а потом и сам появится в Швейднице, чтобы судить и наказывать своих новых "подданных". Власть Бэя уже признало полдюжины местных бандюг, в том числе — Топп из Нейссе...

— Герр Шрётер! — Бернд фон Нойрат радостно улыбается. — Вы были правы!

— О чем ты?

— Я расспросил наших агентов из окружения Топпа и изучил бумаги о нем, что хранятся в ратуше. Так вот, с месяц назад Топпа пару раз навещал странный чужак — мужчина, вроде бы торговец драгоценностями. А потом этого чужака видели на городском рынке Швейдница, и — представьте себе! — он кое-что продавал нашим горожанкам за бешеные деньги. И в числе этих горожанок он кое-что продал некой Магде Баумбах...