Вопреки. Хроники Империи. Мир. (часть 1)

Такая реакция расположила декана к претенденту еще больше.

— Мой юный друг, никто не будет сразу же перекладывать на вас такую ответственность. Вы пройдете у меня обучение. По индивидуальной программе... А толковый помощник мне давно нужен.

На лице юноши отразилось крайнее облегчение: вспомогательная роль ему была знакома куда ближе.

Когда были обсуждены детали, осчастливленный молодой человек поспешил их покинуть. Безусловно для того, что бы поделиться неожиданным счастьем со своим покровителем.

— Умеет Королева находить людей, — проворчал декан Найгель, устраиваясь в кресле напротив ректора, — В этом ей не откажешь!

— О чем вы, метр?

— Этот юноша обладает несомненными способностями и проявляет обширные знания, метр ректор. Интересно, где она его нашла?

— Его подарили Галену Леграну.

— Подарили? — у метра Найгеля очки поползли на лоб.

— А вы не знали? — усмехнулся ректор Ренсар, — Ваш протеже еще недавно был рабом.

— Скажите пожалуйста, — пробормотал метр Найгель под нос, новым взглядом проводив покидающего Университетский городок Яснира.

Метр Найгель не мог нарадоваться на своего нового помощника и поздравлял себя с тем, что ему хватило ума сделать это предложение юноше. Во-первых, место давно пустовало, потому что о въедливом характере декана по Университету ходили анекдоты, и долго с ним никто работать не мог. Декан знал, что его норов золотым, в отличие от пропорций, не назовешь, но сдерживать его было выше его сил, тем более, когда сталкивался с тупостью и невежеством. Яснир же был избавлен от упомянутых недостатков, и обладал по крайней мере одним достоинством, особо значимым в данной ситуации: феноменальным терпением.

Конечно, с таким-то прошлым у него наверняка было множество возможностей потренировать это в целом похвальное качество, напоминал себе метр Найгель, стараясь все же быть с юношей помягче.

К тому же, в силу своего положения, как прошлого, так и нынешнего, Яснир оставался огражден от излишних вольностей, испокон веку сопровождавших студенческую жизнь, что опять-таки выставляло его в положительном свете: распущенности метр Найгель не терпел совершенно.

Более же всего, декану пришлась по нраву искренняя увлеченность предметом, бывшим когда-то способом ускользнуть от печальной реальности, свободой ума, если не тела, и старательность: Яснир добивался того, чтобы наилучшим образом выполнить все, за что брался.

Мальчик был многообещающим, признал метр Найгель, а любой талант следует развивать, и главное в этом деле не упустить время. Декан с энтузиазмом взялся за негаданно свалившийся на него самородок, получая безмерное удовольствие от того, что кажется кому-то его уроки пойдут в прок. Хоть он и не признавался себе в том, но юноша прочно обосновался в его сердце. Правда, выражалось это несколько странным способом.

— Что же вы, молодой человек, такие элементарные ошибки допускаете? Иеронима Саккери читать надо!.. А за это вам рановато браться! Вы б еще теорему Ферма доказывать взялись...

У Яснира только глаза темнели, как штормовое море, и то, что наставник отвергал он представлял ему позже, когда не оставлял никакой лазейки для ошибок и сомнений, под час мучаясь ночами.

Теперь, если по флигелю не метался Гален, путаясь в заляпанном реактивами балахоне, то Яснир грыз очередное перо, накручивая круги мимо книжных полок. Либо они совместно проводили ночь подчас прямо на полу, роясь в кладезях премудрости в поисках дороги к решению каждый своей задачи. На утро метр Найгель сурово вскидывал очки, и обрушивался на вольнослушателя с новой критикой.

Кого люблю — того и бью! Не надо думать, будто декан шпынял своего помощника исключительно ради садистского удовольствия. Ясниру требовалось препятствие, преодоление — в том числе и себя, требовалось доказать не только теорему... Не зная того, декан Найгель словно принял от Галена эстафету, точнее они удачно дополняли друг друга, каждый по своему оберегая и пестуя те задатки, которые жизнь еще не успела загубить, и награждая каждый по-своему.

— Вы все еще живете у метра Галена? — поинтересовался декан, в очередной раз застав Яснира в подсобке за лекционной, когда он еще только явился в Университет утром.

— Да, — ответил немного удивленный молодой человек.

— Но ведь это безумно неудобно! — воскликнул пожилой профессор, — В какую же рань вы встаете?!

— Мне не привыкать вставать рано, — улыбнулся юноша.

— Нет, и нет! Так не годится! Вы имеете право на комнату в Университете! Возмутительно! Я немедленно поговорю с ректором. Так будет гораздо удобнее! — непререкаемо закончил метр Найгель, удаляясь куда и сказал.

— Я... не могу ответить так сразу... — Яснир не успел его даже задержать, и закончил, провожая глазами исчезающую за поворотом фигуру, — Спасибо, метр...

Дождавшись Галена, Яснир долго не знал, как начать разговор, оказавшись меж двух людей, которые от души желали ему добра.

— Гален, мне предложили комнату в Университете.

— Замечательно, — рассеянно отозвался Гален над томом 'Метаморфоз'

Его прохладная, почти безразличная реакция вдруг больно кольнула Яснира, но маг продолжил:

— Это значит, что тебя уже считают своим. Поздравляю! Университетское братство — это особая каста, в которую принимают не каждого. Это серьезно. Когда ты переезжаешь?

— Не знаю, — Яснир не хотел признаваться, что боится.

И особенно боится утратить чувство близости, которое связало их двоих.

Гален присмотрелся и как всегда понял все сам.

— Ты мне не в тягость, Яснир! Наоборот! Или ты думал, что я обижусь на тебя, сочту неблагодарным? Яснир, — он положил руки на плечи юноше и заглянул в глаза, — у тебя впереди новая жизнь! И я желаю тебе удачи! Я — никуда не денусь. Я всегда буду твоим другом. И буду рад видеть тебя в любое время дня и ночи.

— Гален! — во внезапном порыве Яснир сжал так нежданно обретенного друга в объятьях.

Гален только рассмеялся. Искренняя привязанность юноши, согрела ему сердце. За те месяцы, что Яснир прожил в этом доме, он стал для Галена кем-то вроде младшего брата, и потому, после его отъезда ему ощутимо не хватало присутствия молчаливого юноши. Но у Яснира должна была быть своя жизнь, и Гален был только рад, что у него все складывается хорошо.

ГАЛЕН И АЛЬБЕРТА

'...Говорят, его душа черна, как его одежды, и это правда! Ибо не смотря на свой юный возраст, он прославился своими деяниями, повлекшими смерть множества ученых магов...'

Бен Майналь. Записки скромного путешественника.

* * *

Мрачный до нельзя, принц приблизил горящую свечу вплотную к лицу сидящего на нарах юноши. Когда жар стал нестерпимым, тот все-таки отодвинулся, хотя ни в глазах его, ни в лице — ничего не переменилось. Если бы дерево или камень могли бы двигаться — это бы выглядело так же.

— Любопытно, — проговорил принц, и его губы изогнулись еще более жестко, чем обычно, — А найдите-ка мне метра Галена и отца Урбана.

Вызванные священник и маг появились одновременно. При виде заключенного, глаза прелата нехорошо сузились. Гален же просто шагнул вперед, вглядываясь в юношу, все так же сидящего на нарах в пугающей неподвижности. Во-первых, он сам не так давно добился его освобождения и испытал едва ли не облегчение, когда Паоло Фиори сбежал. Во-вторых, внешний вид его был просто ужасен: в грязи, в пыли, от одежды остались одни лохмотья, босой, изможденный. И в-третьих, было в его облике помимо этого нечто не правильное...

Кажется, он произнес это вслух, потому что отец Урбан спокойно ответил:

— Глаза.

Да, понял Гален, глаза, — они смотрели пусто и холодно. Таких глаз не бывает у живых...

Осененный внезапной догадкой, Гален поднял голову Паоло и впился взглядом в его стеклянные зрачки. Искалеченный пальцы, без уже привычных перчаток неуловимым движением начертали на облепленном спутанными волосами лбу короткий символ.

Ничего не произошло.

— Господь милосердный! — вырвалось у Галена.

Это восклицание, а равно невыразимый ужас, наполнявший его, — были на столько не свойственны молодому магу, что рука принца сама по себе потянулась к оружию.

Отец Урбан лишь помрачнел еще больше.

— Вот оно как, — пробормотал он.

— Метр? — требовательно произнес принц.

— Ваше Высочество уже ни чего не добьется от этого человека, по той простой причине, что он мертв, — отрешенно сказал Гален, все еще держа Паоло за подбородок.

— Что?!

— Вы не так меня поняли, — маг уже справился с потрясением, — Разумеется, он дышит, его сердце бьется. Он ощущает боль, усталость, голод. Даже может выполнять простейшие действия. Например, ложку мимо рта он не пронесет и в таком состоянии. Но это память тела. В остальном... его память, разум... собственно душа...

Гален не договорил.

— Вы можете это исправить? — спросил принц после долгих раздумий.

— Что вы! — маг даже рассмеялся, — Для этого нужно вторгнуться в область, где правит лишь Божий промысел!

— Но кто-то же вмешался, — настаивал Лоренцо.

— Разрушать всегда проще.

Принц опять надолго задумался, брезгливо и зло разглядывая Паоло.

— Вы можете сказать, когда это случилось?

— Точно нет. Но судите сами по его виду, ведь он не может себя обслуживать, поскольку не способен на осмысленные действия.

— Что ж, мы не можем выяснить, когда и кто именно провел запрещенный ритуал, проговорил отец-экзекутор, — зато знаем, почему и зачем.

— Семья Фиори служила роду Ренцио с тех пор, как они стали королями Артании, — нехотя пояснил принц в ответ на непонимающий взгляд мага, — Я отпустил его, надеясь, что он выведет меня к Лесиону... Не обижайтесь, метр! Так что, это не просто тело. Это объявление войны. Мне. Нам. Демонстрация силы и готовности не щадить ни чужих, ни своих.

Гален в который раз поразился феноменальному безразличию, с которым принц и ему подобные относились к судьбам и жизням других людей.

— Отправьте его в дом призрения, — приказал принц, — Но... держите под наблюдением. Вдруг...

— Можете не беспокоиться, Ваше Высочество, — вышедший следом Гален натягивал перчатки, — этот юноша все равно скоро умрет.

— Почему? — и без того раздосадованный принц, нахмурился еще больше.

Гален грустно улыбнулся.

— Душа без тела, как и тело без души, долго существовать не могут.

— А как же призраки? — с любопытством поинтересовался Лоренцо.

— Наука и церковь равно их отрицают, — в тоне мага появилась лукавая нотка.

— Но я сам видел призрак покойной принцессы Маргретты! — продолжал настаивать принц, — Уж меня-то трудно обвинить в фантазиях!

— При жизни их души были подчинены одной всепоглощающей страсти — любви или ненависти. Она заняла место Бога, поэтому и путь к нему им закрыт.

— Ваши слова, метр, ересь! — оборвал его отец Урбан.

— Ну так вынесете мне еще один смертный приговор, — неожиданно резко отозвался Гален.

Принц Ренцио посмотрел на него каким-то новым слегка удивленным взглядом.

— Вам хватит и одного, — не менее жестко ответил прелат, — Ваше счастье, что вы пока нужны Королеве.

— Счастье ли? — заметил Гален так тихо, что его расслышал только принц, и то едва-едва, и послал еще один вдумчивый взгляд.

* * *

Гален мелкими глотками сосредоточенно пил разогретое с травами вино, — не только у принца были свои рецепты, но холод по-прежнему отказывался уходить. Возможно потому, что дело было не только в переутомлении, вызванном запредельным напряжением сил. Лежащий в центре семилучевой неправильной звезды, Паоло, все так же смотрел вверх мертвыми глазами. Странно, но благодаря печати страдания, смазливое, но, в сущности, ни в чем не примечательное лицо, казалось трагически красивым. Только кровь, свернувшаяся в углах губ, говорила, что на этот раз он окончательно мертв.

От созерцания только что убитого им человека Гален испытывал странное, болезненное извращенное наслаждение, которое доставляла ему боль...

Можно сотню раз твердить, что это было лишь тело, и разум его давно мертв, что через несколько месяцев — жизнь в нем угасла бы сама собой. Это не отменяет тот факт, что его сердце перестало биться во время твоего ритуала! А значит, это ты его убил... Нужно быть честным с самим собой — когда пускался в эту авантюру, когда рылся в книгах, по крупицам собирая запретное, когда выстраивал эту проклятую звезду — не желание помочь мальчику двигало тобой, а безграничная жажда знания и могущества, которое это знание дает.

Тебе его жаль. Сейчас жаль. А тогда, когда ты забирал его из приюта для умалишенных, пользуясь своим положением члена следственной комиссии, ты об этом не думал! Ты был во власти азарта и рассматривал его лишь как необходимый артефакт. Вещь.

Гален поймал себя на том, что где-то в глубине души — уже прикидывает, что следует сделать, чтобы избежать допущенной ошибки в следующий раз, и ужаснулся, обнаруженной в себе бездне.

Самое страшное, что его даже никто не станет карать за совершенное убийство. Для принца — Паоло отработанный материал, не более. Королеве он, Гален, нужен, и пока он ей нужен, она будет ему покровительствовать. И покрывать.

Королева ломает чужие жизни ради того, что считает благом Империи, принц — ради того, что полагает своим долгом, святые отцы — ради веры, их оппоненты — ради власти... Теперь, ты знаешь, ради чего ты способен переступить через чужую жизнь...

И чем ты отличаешься от других?!

Он думал, что умер тогда, когда согласился помогать Королеве и принцу, исполнять их волю... признавая их правоту, оправдывая себя высшим благом и искупая грех предательства очередным жалким заступничеством...

Нет!

Только сейчас, убедившись в своей способности отнять чужую жизнь — играючи, ради любопытства — он до конца понял, что он такое...

Королевский Дьявол!

Как устоять от искушения, когда вокруг тебя не осталось ничего незыблемого? Ничего святого...

Как можно верить себе, когда изверился во всех и вся настолько, что кажется уже ничего не способно тронуть... Когда даже картина рая вызывает только усмешку и раз за разом насилуешь себя стремясь к чему-то, во что уже тоже наверное не веришь, и не понимаешь зачем вообще. Когда от себя самого осталась только привычка.

И есть ли предел его падению?

— Я знал, что вы попытаетесь, — между делом заметил Лоренцо.

— Знали?! — Галена перекрутило, как в припадке, — тогда...

Он оборвал себя.

— А зачем? — ответил принц, как если бы вопрос все же прозвучал, — А если бы у вас получилось? Мы обрели бы поистине бесценные знания. Право, мы уже имеем великолепный результат.

Он выглядел весьма довольным.

— Вы ведь знаете теперь как проводить оба ритуала. Исходный и обратный. Пусть полное возвращение и невозможно.

Гален молчал. В черных глазах бились искры безумия.

— На войне невероятно полезно знать, что знает противник. И еще полезнее превосходить его оружием.

— Мы. Не. Оружие, — как гвозди вбил.

В крышку собственного гроба.

— Мы все оружие. Или орудия. Господа ли, судьбы ли, сильных мира сего. Но если вам так больше нравится, — принц говорил совершенно спокойно и уверенно, — считайте себя лекарем, который исследует новые способы лечения. Ланцетом хирурга. Можете спросить у метра Фонтеро: он разъяснит вам суть эмпирического метода.