— Не знаю. Примерно метров на тридцать. Не больше.
— А больше и не надо.
Пашка понял идею и взял боевое управление на себя.
— Тогда — так. Собираем всех гостей в кучу. Например, у этих дверей. Витринное стекло они не пробьют?
— Нет. Они просто не понимают, что его можно пробить.
— Ну и отлично. Запускаем тварей по одной и работаем с каждой отдельно.
Шило заржал:
— Индивидуальный подход к клиентам! Гы-гы. Мне нравится. Чур, я у самой двери.
Скорый продолжил:
— Дверь отрывается наружу. Толкаем её. Несколько уродов врывается, остальные своей массой её снова захлопнут. Ну, я надеюсь на это... Короткий — на двери. Шило — на... э... порубочной операции. Я страхую. Женщины у того киоска с бижутерией. В случае чего — стреляют. Но это уж на совсем крайний случай. Приготовились.
— Наружную дверь надо открыть, — подсказал Короткий.
Шило легко оторвал трубу от турникета, вышел в тамбур и заклинил дверь в открытом положении.
Ждали минут десять. Наконец из-за кафе, и из-за гаража, вышла толпа полулюдей, облачённых в какое-то грязное, окровавленное тряпьё. Один толстый мужик шагал в роскошной, и видимо дорогущей шубе, которая сейчас представляла жалкое зрелище. Пашка спросил.
— А чего это они все без штанов?
Шило просветил.
— Так они же серут. Жрут и серут, жрут и серут. А штаны снять никто не догадывается. Вот они и сваливаются... О! Вон — экземплярчик. Видишь?
Действительно. По тротуару брёл унылый бородач, у которого за одной ногой волочилось то, что когда-то было джинсами.
Скорый постучал по стеклу. Вся толпа замерла на секунду, и, увидев Пашку в холле универмага, бодро и сосредоточенно потопала ко входу в магазин.
Твари набились в тамбур. Те, что не вместились — толпились на улице у входа. Вся эта компания урчала и ухала, уставившись на людей за стеклом. Те, что в тамбуре, прижимались к прозрачной стене и бестолково пытались её преодолеть, естественно безуспешно.
— Приготовились, — скомандовал Скорый и ударил подавляющим импульсом по нелюдям. Стая синхронно отшатнулась и замерла. Пашка почувствовал слабость и сел прямо на пол. Но скомандовал:
— Начали.
Короткий толкнул дверь. Первым в щель пролез тот самый мужик в шубе. Следом протиснулась высокая девица, одетая в один топик.
Короткий крякнул, и голова девки покатилась по полу. А Шило распластал шубнику черепушку надвое, забрызгав себя кровью и мозгами.
И пошло, как по конвейеру. Очухавшийся Скорый оттаскивал трупы, и отпинывал головы, чтобы не болтались у рубщиков под ногами.
Тут подбежала Беда и, сказав: — Дайте я! Дайте я хоть разок! — Рубанула своим тесаком по башке протиснувшемуся в холл вялому, еле шевелящемуся, худющему мужику, в дорогом пиджаке, белой когда-то рубашке и в галстуке. Но с голой задницей.
Шило рявкнул.
— Машка! Назад! Назад, я сказал!...
Беда отбежала к Бабке, которая стояла, опустив автомат, облокотившись на киоск, и с интересом наблюдала за побоищем.
Через пятнадцать минут хаканья бойцов, стука об пол отрубленных голов, шума падающих тел и натужного сопения Скорого, "клиенты" закончились.
Шило горько посетовал:
— Надо было хоть какие-то, блин, фартуки найти. Я весь устосался как свинья.
А вот Короткий, как ни странно, остался чистеньким. Ну, так.. Несколько капелек крови.
Бабка оглядела кучу трупов и пожалела.
— Ни одного с нормальными споровиками. Столько работы и ни капли прибыли.
И тут за гаражами грохнул выстрел.
— Опа. Что-то я отвлеклась. Так. Смотрю... Там, прямо у двери в твою дежурку, четыре твари кого-то рвут. Один вроде бы рубер. Точно рубер, но небольшой.
— Надо спасать, — вздохнул Скорый. — На пепелаце выкатим за гараж, чуть дальше по дороге. Слышишь Бабка? За гараж не сворачивай. Встань так, чтобы можно было сразу, если что, уйти в сторону администрации. Пошли!
Они выбежали из торгового центра, заняли места, и багги, пролетев мимо Пашкиной конторы, затормозила метрах в двадцати.
Скорый сразу же долбанул из Корда в голову зверю, наседающему на одетого в разодранный броник... Кваза!
Остальные тоже выстрелили по разику. И, собственно, всё... операция длилась секунд двадцать.
Бабка развернулась, подкатила к месту побоища.
Когда Шило и Короткий стянули рубера с жертвы, открылась жуткая картина. Грудная клетка, разодранная зубами твари, прямо вместе с бронежилетом, розовела лохмотьями лёгких. Из левой сломанной руки торчал обломок плечевой кости. Обе ноги неестественно согнулись по местам нескольких переломов.
Бабка быстро сориентировалась, достала шприц со спеком и вколола наркоту в шею полуящера. Тот открыл глаза и зашарил правой рукой. Наверно в поисках оружия.
— Лежи, лежи. Всё нормально.
Кваз прохрипел:
— Ничего не нормально.
Скорый скомандовал:
— Берём его и заносим в гараж. Бля, и тут нашумели! Сейчас ещё кто-нибудь припрётся. Что за день такой, суматошный!
Затащили тело в дежурку и положили на тахту, подставив ему под ноги табуретку. Тахта для кваза оказалась слишком короткой.
Пашка тихо спросил в микрофон.
— Бабка, ну что? Лечить?
— А что у него?
— Всё бы ничего, но сердце разорвано. Оно не бьётся.
— Сможешь исправить?
— Не знаю. У меня опыта-то нет.
— Черт с ним. Лечи.
Пашка, первым делом плеснул энергии в затухающий мозг кваза. Потом положил ладони на дыру в груди, напротив сердца и начал сращивать мускульную ткань "мотора".
Кваз очнулся и спросил.
— Спек?
— Да, спек, — ответила Бабка.
— Не пожалели... Значит, не суки...
— Молчи, тебе нельзя говорить. Тебя лечат.
— Поздно... У меня сердце остановилось...
Посмотрел на Бабку.
— Мне молчать нельзя... Ты кто?... Ты же, вроде, Бабка?...
— Да, я Бабка.
— Это хорошо... Я знаю... Ты — человек... Слушай меня... Бабка...
Скорый предупредил:
— Если ты будешь болтать, то можешь умереть.
— Я... Так и так... Умру... Слушайте... Найдите в Полисе... — Он тяжело сглотнул — Бекаса... Он тоже кваз... Скажите ему... Что восемнадцатый погиб...
— Какой "восемнадцатый"? — Уточнила Бабка, полагая видимо, что кваз бредит.
— Это я... Восемнадцатый... Запоминай... Пароль... "Елизавета"... Ответ... "Ионова"... Только после этого... Скажете ему... "Сто девяносто один и три"... Всё... Он, рассчитается... Он, заплатит...
Кваз начал терять сознание, уходя в смерть.
Скорый плеснул ещё энергии, но понял, что не успевает. Кваз снова перечислил.
— Бекас... Пароль... "Елизавета"... Ответ... "Ионова"... "Сто девяносто один и три"... Бабка... Передай... Прошу...
— Хорошо, хорошо.
— Слово дай...
— Даю слово. Не беспокойся. Всё передам. Ты как тут оказался?
— Внешники гнали... Двое... Су... ток...
Кваз замолчал. Его мозг потух.
Скорый выматерился.
— ...! Не успел! Жалко. Что с телом делать?
— Шило, проверь тело на предмет добычи. А мы пойдём трупы от двери оттащим. Потом ты этого тоже на улицу вытащи. Я чувствую, нам сюда ещё возвращаться, а тут всё протухнет. Скорый, выпотроши рубера. Работаем!
Все занялись делом.
Потом опять сели в багги и подкатили ко входу в магазин. Надо было дорезать рамы. Времени до заката оставалось часа четыре, не больше.
За час, с помощью женщин, дорезали весь велосипедный салон.
В какой-то момент Шило остановился. Замер. И спросил у Марии.
— Беда... Мне вот что интересно. Ты крысу испугалась до слёз. А тварей рубить не испугалась. Это как? Это... Я что-то не пойму.
— Я, Ром, сама себе доказала, что не трусиха. Понял?
— А-а. Вон оно что...
И дальше загудел болгаркой.
Загрузили трубы в малый прицеп, сверху накидали с десяток сумок, которые напаковали женщины. Подъехали к гаражу. Загрузили всё остальное, включая игрушки. Примотали всё стропами, бельевыми верёвками и покатили "домой", в Полис. Усталые. И слегка расстроенные нелепой смертью незнакомого "Восемнадцатого".
Снова пошли через Осиновку, в объезд места побоища на Железнодорожной.
Как только въехали на деревенскую улицу, Беда ткнула пальцем.
— Собачка.
Бабка затормозила.
— Где? — уставились все.
— Да вон же, за забором.
Тут уж все увидели крохотную, чисто белую, лохматую собачонку.
Беда залезла в свой рюкзак и достала шоколадку. Посвистела.
— Фью, фью, собачка. Иди ко мне, маленькая.
Пес заизвивался, изо всех сил пытаясь вилять хвостиком, который свернулся кольцом у него на спине. Он явно демонстрировал страстное желание стрескать угощение, подпрыгивая и носясь вдоль штакетника. Но вот забор...
Скорый спросил:
— Бабка, что у нас в округе?
— А ничего. Тишина.
— Ну что, Беда. Сходишь, заберёшь? Псина-то какая, забавная.
Бабка удивилась:
— И ведь выжила! Обычно твари собак и кошек первыми подъедают. Они для них как десерт. И затмение пережила. И главное — чистенькая, зараза, как будто искупалась только что.
Мария открыла калитку. Пёс вылетел и заскакал вокруг неё на своих миниатюрных ножках. Он мгновенно стрескал предложенную шоколадку и уселся перед благодетельницей, облизываясь, ёрзая в нетерпении и, вероятно, ожидая добавки.
Беда присела, протянула руки.
— Иди ко мне, пёсик.
И белый комок, не раздумывая, прыгнул в её объятья, неустанно извиваясь и облизывая Машкино лицо.
Беда вернулась в машину, сияя как новогодняя игрушка. А пёсик, уютно устроившись, вертел головой, осматривая всё компанию и, время от времени, дрыгал лапками, стараясь подняться повыше и снова лизнуть в нос новую хозяйку.
— Ну вот! Ещё одно пополнение! — сказала Бабка. — Кобель-то какой... Дружелюбный.
— Это "Тоби", — объяснила Мария, — вот тут на ошейнике написано.
Пёс, услышав свою кличку, заизвивался ещё пуще, и снова обработал языком Машкину физиономию. Та уворачивалась как могла, правда безуспешно. Поделилась с товарищами.
— Всю жизнь мечтала о такой собаке. Разве можно было подумать, что тут...
Около часа катились расслаблено. Мария даже задремала. Тоби тоже свернулся у неё на коленях калачиком.
Внезапно до Пашки дошло одно странное несоответствие. Он аж подскочил.
— Слушайте. У меня что-то не стыкуется.
Шило оглянулся подозрительно.
— Это, в каком месте у тебя там "не стыкуется"?
— Вот смотрите. Муры ловят людей, так?... И отдают внешникам. Те их разбирают на органы, так?
— Нет, не так, — поправила Бабка. — Внешники не убивают людей. Они их запирают на "ферме". Это недалеко от нашего чёрного острова. Но есть фермы и ещё где-то... И там постепенно вырезают запчасти. Например, почку отчекрыжат, и ждут, пока новая вырастет. Потом — снова. У нас же регенерация. И так продолжается... Ну, с год примерно.
— А потом?
— А потом донор умирает. Естественно! Ни один организм не выдержит такого издевательства. Да и живчика дают мало. Только-только, чтобы не загнулись.
— Ну, ладно. Это мне понятно. Мне не понятно — куда они органы девают. Куда они их?
— Как "куда"? Продают.
— А кому?! Кому нахрен в Улье нужны донорские органы? Какой дурак их будет покупать?
— Они на землю их продают. В свой мир.
Пашка окончательно офигел.
— Э... Не понял... Существуют проходы в нормальные миры?
— Да, Скорый. Эти фермеры, мать их, они из какого-то нормального внешнего мира. Оттого и "внешники". Есть порталы. Есть портальщики, открывающие порталы. Есть аппаратура, создающая порталы. Много чего есть в этом грёбаном Улье.
— Вот это да...
Скорый откинулся на спинку кресла, переваривая новую информацию.
— Выходит — они поникают в Улей...
— Ну, те, кому всё это хозяйство принадлежит, никуда не проникают. Они спокойно сидят в своём мире и наслаждаются богатством.
— Это-то понятно. Но ведь они рискуют уничтожить свой собственный мир. Представляете — если что-то пойдёт не так, и зараза проникнет через портал?
— Деньги, Скорый... Деньги оправдывают любой риск. Особенно если рискуешь не собой. Представляешь, какие деньги делают эти твари на наших уникальных сердцах, почках, селезёнках?
— Но... Они ведь... Органы, они же заражены.
— А вот тут — я не знаю. На эту тему поговори с Ванессой. Я не в курсе. Меня это не беспокоит... Меня больше беспокоит — в какую задницу мы залезем с информацией, что нам дал этот "Восемнадцатый". Вот — проблема. С кучей неизвестных... Кишками чувствую неприятности. Но и выгоду чувствую.
Глава 22. Бекас
В город их пропустили без проверки и даже без очереди.
У ворот стоял караван из десятка грузовиков, но для бабки открыли вторую створку и бригада осторожно, не задевая груженых машин, проскользнула внутрь.
Караванщики загомонили:
— А почему это вдруг Бабку без очереди?!
Дежурный начальник КПП, которого Бабка назвала "Гравёр", строго объяснил:
— Она, на государственной службе.
— Вон оно!
Кто-то добавил:
— Так к этому всё и шло!
Бабка буркнула:
— Философы, блин.
Сёма, в своей кабинке с кассовым аппаратом, оплаты не взял. Сослался на приказ самого Алмаза.
— Ну и ладно, — резюмировала Бабка, — мелочь, а приятно.
Сразу поехали к Алмазу.
Бабка с Бедой унесли подарки, а мужчины остались сторожить состав.
В общаге, женщины принялись разбирать привезённое. Что-то оставляли, для личного пользования, а большую часть продуктов приготовились отнести Ольге.
Мужики отогнали багги в гараж и оставили разбор всего добытого железа на завтра.
Собрались в гостиной.
— Так. Ладно. Пошли к Ольге. Там и повечеряем. Я, лично, только чайку попью.
Завалились в дом всей компанией.
— Привет, хозяева! — объявила Бабка.
Ольга вышла из кухни.
— О! Вовремя. Я плову наварила. На вас рассчитывала.
Из противоположной комнаты появился Фукс. Поздоровался.
— Проходите.
Сверху спустились Ванесса и Таня. Ванесса несла на руках Анечку.
Анюта сползла с рук Ванессы и замерла, широко открыв глаза. Прошептала:
— Это мне?
— Да золотце, — обняла её Бабка. — Тут и куклы, и настольные игры, и...
— Нет, — остановила девочка, — собачка?
И только тут вспомнили про Тобика.
Кобелёк проскользнул в дом за бригадой, а в незнакомой обстановке засмущался и спрятался за сумкой у Машиных ног, осторожно выглядывая одним глазом. Но ребёнок сразу увидел главное "сокровище", добытое в поездке.
Анюта присела на корточки и тихонько позвала.
— Иди сюда, собачка. Иди ко мне.
Кобель поднял мордочку и вопросительно посмотрел на хозяйку. На Беду.
Та разрешила:
— Ну, иди, Тобик. Анечка тебя не обидит.
— Иди ко мне, Тобик, — шептала Анечка.
Белый пёс, ещё раз посмотрел в лицо Марии и, подбежав к Анюте, быстренько обработал языком лицо девочки. Анюта осторожно спросила:
— Я его на ручки возьму?
— Конечно возьми.
И эта парочка, маленький пёс и маленькая девочка, ушли в нирвану двустороннего тесного, счастливого общения.
— Да... — сказала Беда... — собаку я потеряла.
