Звездолет "Иосиф Сталин"

— Да сейчас я, сейчас...

Милиционер машинально оглянулся и ротмистр ребром ладони ударил его в горло. Тот захрипел, обмяк, но не упал. Ротмистр подхватил тело и, приговаривая что-то ласково-укоризненное, словно с пьяным разговаривал, потащил к дверям. Пролетарий хватал ртом воздух, но молчал. Сил у него хватало только на то, чтоб дышать.

Внутри, в знакомой темноте нижнего этажа, ротмистр, рукояткой браунинга оглушив милиционера, огромными скачками бросился вверх.

Ржавая стена убегала назад, металлические ступеньки гудели под ногами. Это пароход в Британию давал последний гудок. Счет времени шел уже на секунды.

Винтовая лестница тремя оборотами вывела стрелка на площадку. Пара голубей с электрическим треском рванула в небо. Из-под ног, из-под металлического круга с металлическими же перильцами, к горизонту уходили крыши цехов и лабораторий. В просвете между огромными, в четыре этажа корпусами, он нашел лабораторию. Различимые глазом, там двигались три фигуры.

В четырехкратном прицеле черточки превратились в людей, и голова одного из них заняла почетное место в самом перекрестье. Черные нити делили её на четыре части, словно знали, какое будущее запланировал для неё ротмистр...

Он любовался профессорской шевелюрой долгих две секунды, провожая её едва заметным перемещением винтовочного ствола.

Уверенный, что промаха не будет, он со сладкой жутью представил, что выстрелил и все-таки промахнулся.

Представил ту бездну отчаяния, в какую провалился бы, ощутив, как берега владычицы морей тают в его глазах, тают, превращаясь в туман...

Он не успел пережить радость ощущения, что ничего еще не потеряно, как удар в спину выбросил его с площадки. Офицер не выпустил винтовки, но пользы от этого уже не было никакой... До самой смерти он так и не узнал, что в ней все равно не имелось ни одного патрона...

САСШ. Вашингтон.

Декабрь 1928 года.

Холодновато и внимательно, словно подозревал в чем-то миллионера, Госсекретарь Генри Стимонс посмотрел на мистера Вандербильта и жестом пригласил гостя к столу.

— Я прочитал письма, которые вы направляли экс-президенту, мистеру Куллиджу и приказал собрать сведения... Сразу хочу заявить, что теперь обеспокоен проблемой не меньше вашего... Прежняя администрация, как мне кажется просмотрела этот вопрос. Слишком уж благодушно.

— Ошибка!

Миллионер поднял палец.

— Вы нашли не самое верное слово, мистер Стимонс. Я бы добавил к нему еще одно — "преступно". Преступно благодушно.

— Разве сейчас это что-то меняет?

Госсекретарь Генри Стимонс покосился на газету. Мистер Вандербильт не заметил этого, так как сделал тоже самое движение глазами. Пусть чиновник догадывается, что все эти антибольшевистские статьи напечатаны на его деньги. Пусть. Главное никому не полагалось обрести в этом твердой уверенности. Он не чувствовал ни стыда, ни неловкости от этого. Обычно люди платили за ложь, напечатанную в прессе, он же заплатил за правду!

— Согласен.

Миллионер уселся. Тогда и Госсекретарь опустился в кресло.

— Повторюсь. Готовясь к нашей встрече, я приказал собрать всю последнюю информацию о России и...

— ... и вам ничего не принесли! — С горькой торжественностью сказал гость.— У вас нет сведений!

Госсекретарь покачал головой.

— Напротив. Их оказалось слишком много.

Из пухлой папки, что лежала перед ним, он вытащил несколько листов и бросил перед Вандербильтом.

— Это отчеты нашей разведки.

Вандербильт скривился при слове "разведка" и язвительно ввернул.

— У вас нет заграничной разведки, Генри... Есть только местные ищейки. Так что с моей точки зрения это простые доносы.

Стимонс не стал терять время на спор.

— Главное, что у нас есть информация. Обратите внимание на географию. Их группы отслежены в Швейцарии, в Индии, в Чили, в Испании, даже Африке. Они относятся к этому очень и очень серьезно. Они даже перестали трещать о своей Мировой Революции... Что они ищут? Золото? Тайные знания?

— Вы так ничего и не поняли из моих писем, — уже с не наигранным сожалением сказал Вандербильт. — Ни-че-го... А хотите, скажу, где они отметились в Африке? — Спросил он, вдруг повеселев. Торжественного сарказма в его голосе было столько, что хватило бы и всем королевским кобрам некрупного серпентария. Хозяин кабинета ничего не сказал. Не хотел оставаться в дураках.

— Наверняка их видели в Восточной Африке. Около горы Килиманджаро. Пять тысяч восемьсот пятьдесят метров над уровнем моря.

Хозяин, выбрав один из листов, посмотрел и молча вернул на место. Странным казалось не только то, что гость угадал место, а то, что он назвал точную высоту горы в метрах. То, что у человека ворочающего несметным количеством миллионов вдруг прорезался интерес к высоте африканских гор, было более чем странно, но еще страннее, что он использовал европейские метры, а не родные футы.

Наслаждаясь его растерянностью, мистер Вандербильт добавил.

— Скажите честно... Вы не поверили газетчикам?

— Помилуйте, кто же сегодня верит газетчикам?

— Напрасно.... Но у меня есть то, что скорректирует вашу точку зрения.

— Что же?

Из папки, что принес с собой, он вытащил несколько листов.

— Сегодня, Генри, я устрою вам день чудес и кое-что покажу...

Он раскрыл замшевый бювар, испытывая чувство коллекционера, уверенного, что знаток оценит то, что он захочет тому показать. Миллионер перебрал несколько листочков, выбирая с чего начать, удовлетворено кивнул.

— Вот, например, копия письма, направленная одним немецким ученым господину Сталину. Почитайте...

Листы легли перед Госсекретарем.

Пять минут тишины... Потом Госсекретарь поднял на него взгляд, в котором недоумения сквозило куда больше, чем обеспокоенности.

— Это же бред. Вы верите в это?

— Если б я в это не верил, — назидательно сказал гость. — Вряд ли я знал бы высоты Килиманджаро, Монблана и Арарата. Более того, мне кажется, что я знаю, где они готовили свой удар!

Это была наживка, но господин Госсекретарь не проглотил её. Он долго молчал, постукивая костяшками пальцев по пачке газет. Он не мог верить в частности, если не верил в самую идею, что предлагал миллионер. То, во что ему предлагалось поверить, не укладывалось в голову. Это подкреплялось какими-то документами и логикой, это казалось правдоподобным... Но это не могло быть правдой. Просто не могло, ибо если в том, что говорил гость, нашелся хотя бы обломок правды, то понятная картина мира превращалась в какую-то импрессионистскую мазню.

— Вы хотите сказать, что большевики собирались построить на одной из Тибетских вершин стартовую эстакаду для запуска ракеты на Луну?

Мистер Вандербильт кивнул и тут же увидел, как переменились глаза. Только что они были серьёзно-внимательные, но миг пролетел, и там появилась насмешка.

— Не уверен, что все обстоит именно так ... — наконец решился сформулировать мучившую его мысль Госсекретарь.

Голос его стал суше. Он на миг представил, как приходит к Президенту и на полном серьезе рассказывает тому о замыслах большевиков... Как человек здравомыслящий он отдавал себе отчет в том, что подумает Президент. И что скажет. И что сделает.

— Наша разведка не подтверждает этого.

— Повторюсь... У нас нет разведки. Вы её уничтожили.

— Я?

— Госдеп. После того, как у вас в Госдепе решили, что "джентльмены не читают чужие письма" для нас все кончилось. Этими словами ваша контора похоронила МИ-8.

— Вы не совсем правы, мистер Вандербильт. Кроме упомянутого МИ-8 у нас все-таки кое-что осталось..

— Именно что "кое-что"...

— Ну уж если разведывательные подразделения Департамента Флота, Военного Департамента и Казначейства для вас мелочь... А Гувер со своим ФБР?

— Бросьте... Никто из них не работает сейчас против Советской России. Да, конечно, вы правы. "Де-факто" они существуют, но больше решают вопросы экономики, а не политики.

Потоки слов сводились берегами миллионерской логики в одно русло — большевики хотят захватить Луну и оттуда уничтожить Западную цивилизацию... Мистер Стимонс понял, что миллионер одержим. Эта мысль принесла облегчение, расставив все по своим местам. Одержим идеей спасти Человечество от большевиков и если его не остановить, то он с неумолимостью морской волны станет стучаться в двери Белого Дома со своими безумными идеями, вместо того, чтоб попытаться понять что на самом деле задумали большевики... Госсекретарь жестом остановил гостя. Он уже знал, что следует сделать.

— Хорошо, мистер Вандербильт. Что вы хотите от меня?

— Двух вещей. Доведите мою обеспокоенность до Президента и дайте выступить перед комиссией Конгресса по разведке.

— Хорошо, мистер Вандербильт, — отозвался Госсекретарь. — Вы просите немногого. С Президентом я переговорю на следующей неделе, но вот что будет после.... Это решит только он.

СССР. Калуга.

Январь 1929 года.

... Цандер бывал в этом доме.

Старый, но не ветхий двухэтажный дом в Калуге семья Циолковского занимала уже очень давно, еще, кажется, с довоенного времени. Дом стоял посреди сада и летом над зеленеющими кронами поднимался второй этаж, где гениальный самоучка создал себе лабораторию. Сейчас же заснеженный дом казался вымершим. Только где-то во дворе глухо лаяла собака. Гость протоптал в свежевыпавшем снегу дорожку до калитки, смел снег с костяной ручки.

— Константин Эдуардович! Вы дома? Можно к вам?

Слова сорвались с губ клубами пара. Холодный был январь, трудный.

— Дома, дома.

Женский голос с первого этажа заставил его опустить голову. Скрипнула дверь. Полная женщина в накинутой на плечи шубе смотрела на него с высокого крыльца. Смотрела без удивления. Цандер сообразил, что таких вот энтузиастов межпланетных путешествий ходит к хозяину немало и женщина приняла его за одного из них.

Подумав об этом, он улыбнулся.

Не так уж она и не права...

— Входите. Наверху он. Поднимайтесь... Вы из Москвы?

— Да. Я Цандер. Из Москвы.

Потеряв к нему интерес, женщина махнула рукой в сторону лестницы.

— Там он...

Следуя жесту, он поднялся на второй этаж. Ничего тут не изменилась. Гений жил в окружении своих материализованных идей. Модели механизмов и аппаратов, придуманных провинциальным гением, лежали, висели, стояли по всей комнате. Места тут хватало только для стола, сундука и плетеного кресла. Сбросив пальто на сундук, потирая руки с мороза, пошел к хозяину.

Глуховатый гений узнал его, и направил на собеседника слуховую трубу, отодвинув недопитый стакан с чаем. Цандер и сам наклонился вперед и прокричал прямо в медное жерло.

— Константин Эдуардович! Вы меня слышите?

— Говорите, — отозвался Циолковский. — Говорите, Фридрих Артурович.

Подгоняемый временем московский гость рассказал об общих знакомых, передал несколько немецких и австрийских журналов, а затем приступил к главному.

— Константин Эдуардович. Я пришел поговорить с вами о вашей идее космической станции.

Хозяин наклонился поближе. Удивление, с которым он посмотрел на гостя, говорило о том, что он подумал, что ослышался. Москвич подтверждающее закивал — все правильно. Старик выпрямился, откинувшись к спинке.

— А не рановато? По моим расчетам время станций наступит еще не скоро.

— Ошибаетесь, Эдуард Константинович. Не забывайте, в какой стране мы с вами живем. Тут время сжато и ускоренно.

Он показал вверх, где над головой ученого висела модель цельнометаллического дирижабля.

— Раз уж ваши идеи с дирижаблями Советская власть смогла реализовать, может быть и все остальные идеи близки к воплощению? Во всяком случае, ближе, чем вы думаете?

— Да зачем нам сегодня станция? — возразил хозяин. — Мы хоть и пятилетние планы принимать будем, только не читал я, что в этой пятилетке нам на Луну лететь запланировано или на Марс. А если нужной цели нет, то и станция — игрушка. Просто дорогая игрушечка....

Московский гость улыбнулся.

— Только ли?

— Конечно. Станция это только... Вы, Фридрих Артурович, только в слово вслушайтесь — стан-ци-я...

Он посмотрел на гостя поверх очков, словно взглядом хотел передать часть собственной убежденности.

— Маленькая точка на карте. Остановился паровоз, угля набрал, пассажиры чаю выпили, ноги размяли и — дальше... Вперед в светлое будущее!

Цандер отрицательно качнул головой.

— Не могу согласиться с вами, коллега. Вы рассматриваете станцию как какой-то вокзал на орбите. Примчался паровоз, углем загрузили — и дальше помчался...

Глухой гений мелко, по-стариковски рассмеялся.

— Естественно! Станция и нужна как промежуточный пункт для дозаправки, — убежденно отозвался ученый и мечтательно прищурился. — Самое интересное — это планеты... Луна, конечно, в первую очередь, Марс со спутниками, Венера...

Лицо его помолодело, и Цандер поспешил согласиться.

— Все так... Конечно так...Только я думаю это задачи завтрашнего дня. Сегодня космос надо ставить в помощь социалистическому хозяйствованию!

— Конечно! Представляете себе — целая новая планета! Какие возможности! Какие горизонты!

— Ну, это когда будет... Сами же писали, — Цандер на память процитировал хозяина — "человечество... в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство".

Он поднял палец.

— Робко! Не сразу вперед, а постепенно, с оглядкой, осторожно... Вот и станция нужна чтоб подняться, оглядеться и сообразить туда ли идем?

Не желая спорить и тратить время по пустякам, Циолковский махнул рукой.

— В конце-то концов, смысл и назначение вещи придают люди, которые её строят. Когда у страны появится возможность строить внеземную стацию, её конструкторы придумают, как её использовать.

У гостя имелось, что сказать престарелому гению, но он не имел полномочий. Пока не имел.

— Тем, кто станет конструировать станцию, будет несравненно легче, если они станут опираться на ваши идеи, Константин Эдуардович. Ведь вы думали над какими-то общими принципами? Нет смысла заново открывать Америки и изобретать велосипеды?

Старик шутливо поднял руки.

— Ну, хорошо.... Сдаюсь. Сами-то вы как её представляете?

— Пока никак... — качнул головой гость. — Есть мысли, но о них говорит еще рано. Для меня ясно одно. Она должна быть достаточно вместительной, чтоб там могли работать научные коллективы и условия жизни там должны быть примерно такие же, как и на Земле.

Хозяин покрутил головой.

— Что ж вы так сразу-то "коллективы". Кто знает, как человек себя будет чувствовать в невесомости... Разобраться сперва надо.

Гость отмахнулся. Небрежно, словно уже знал что там и как, в этой самой невесомости.

— Вот построим станцию и начнем разбираться. Советским людям все по плечу.

— Советский человек из тех же костей и мяса сделан, что и любой другой, — упрямо возразил старик. — Это еще надо посмотреть.

Цандер прижал руку к груди и со всей убежденностью сказал:

— Так для того и станция, Константин Эдуардович! Наукой там займемся, экспериментами! Чтоб места много, чтоб удобно!