Белый вальс Смерти

— Видел я эти пайки. Одно дерьмо там, кроме консервированного фарша, да и он дерьмо — там мяса и наполовину нет, одни эрзацы.

— В Рейхе тяжёлое положения, немецкий народ и так отдаёт армии лучшее.

Лучше бы ваш немецкий народ сдох сразу за своей армией. Говорить этого не стал, но, похоже, немец и так догадывался о моих мыслях.

— Ладно, давай продукты и керосин, бензин тоже пойдёт, только бочки должны быть из-под керосина.

— Переливать?

— Они, небось, только маркировкой и отличаются? Тогда просто перерисуй значки, но осторожно и аккуратно. К завтрашнему дню успеешь? Отлично, завтра и загрузимся.

— А что насчёт денег?

— Скажешь сколько, только не наглей. Я тебе доверяю.

Ага, так доверяю, что словами не выразить. Он это тоже понимает и, надеюсь, сильно хаметь не будет.

Теперь куда — в госпиталь, на рынок или к нашему хитрому Лиховею, который то ли предатель, то ли подпольщик, то ли и то, и другое вместе взятое? Лучше, наверно, бургомистра навестить.

Доступ к телу нового сельского главы получил без проблем. Секретутка в очках, только увидев письмо от интенданта, сразу предложила пройти. Вот и он — больной зуб. Мужику на вид лет сорок пять, может чуть больше. Редкая с большими залысинами шевелюра, на крупной голове, и внимательный взгляд через пенсне.

— Здравствуйте, господин бургомистр. Мы тут для господина Мезьера древесину заготавливаем, пиломатериалы, значит, и прочее. Он мне тут документик выписал, но нужно и от вас автограф с печатью, ну и прочее прилагающееся.

— Откуда дровишки?

Хотел ответить, что из лесу, вестимо, но решил пока не нарываться.

— Из Залесья, пилорама у нас там.

— Лес-то, небось, сырой?

— Нет, нормальный лес. Сыроват, конечно — его же, либо сушить, либо в конце зимы валить, а сейчас вон, только начало. Но раз новая власть требует...

— А вы и рады стараться — вам всё одно какая власть, лишь бы напакостить.

— Зря обижаете, господин хороший, та власть — советская, много чего плохого людям сделала, а от этой мы пока зла не видели.

— А тебя-то чем обидели? Ты, я гляжу, не крестьянин — городской, небось, ещё и студент.

— А вот рожу мою жёлтую видите — бандиты, что партизанами себя кличут, всё нутро мне отбили. А немцы меня в госпитале лечат, недорого.

— Хорошо, давай свои бумаги.

Читал он долго — понятно, что немецкий знает, но видать не очень хорошо.

— А почему написано, что разрешён вывоз из города грузов с армейской маркировкой?

— Так господин Мезьер с нами расплачивается вещами со складов, те которые немцам самим не нужны или, там, испорченные какие.

— А почему не деньгами?

— Кому эти бумажки сейчас нужны. Пока, глядишь, ходят, а как Москву возьмут, другие деньги выпустят, а советские могут и отказаться менять. Придётся как керенками — печи топить, да сортиры обклеивать. Оно нам надо?

— Хитрые вы жуки, а кто из вас хитрее — вы или Мезьер, ещё поди разбери. Ладно, получите бумагу — завтра заходи, страдалец, всё будет.

— Спасибо, господин бургомистр, за нами не заржавеет. Мы отношение понимаем — когда к нам хорошо, то и мы в ответ со всей любовью. Сальца завтра занесу. Времена сейчас небогатые, так что не обессудьте — не много.

— Неси, болезный, неси. Что в карман — то не из кармана.

Хитрый мужик, не очень он, похоже, в кривляния мои поверил. Да и намекнул довольно толсто, что лажу мы фрицам, под видом пиломатериалов, гоним. Интересно, какое продолжение завтра будет? А когда я про Залесье сказал, он напрягся, значит, Аня про Фефера ему уже сказала. Конечно, может у него и ещё что с Залесьем завязано, но шанс невелик. Теперь до базара стоит прошвырнуться.

Сегодня на рынке было пустовато, в связи с чем в роли смотрящего хватало одного Клеща. Купив, кулёк семечек, немного поболтался среди продавцов и редких покупателей, а затем, поймав взгляд уркагана, кивнул в сторону выхода. Уголовник догнал меня в переулке.

— Чего надо, 'мусор'?

— Со старшим побазарить.

— На тему?

— Огнестрел.

— Какой, сколько?

— Это со старшим.

— Хорошо. Видишь третий дом справа? Постучишь, скажешь, ляльку повалять хочешь. Ляльку сам выберешь — там их несколько, только валять её подожди. Где-нибудь через полчасика пахан подвалит, как с ним поговоришь, так и оторвёшься — Клещ хохотнул. — Если чего путного скажешь, то и платить не придётся — будет тебе от нас подарок.

Дверь приоткрылась практически сразу после первого удара — баба, что выглянула в щель, вероятно, давно заметила мой интерес, и приготовилась заранее.

— Я от Клеща.

— И чё?

— Сказал, что девку можно получить.

— Заходи.

В плохо освещённой и грязноватой комнате на продавленном диване и скрипучих стульях сидели шесть представительниц древнейшей профессии. Н-да, зрелище не то чтобы отвратительное, две были явно ничего, а тусклый свет скрадывал непрезентабельность облика остальных, но неприглядное. Одеты данные дамы полусвета, несмотря на свежесть, если не сказать холод, в помещении, были весьма скудно, что, впрочем, особого шарма им не придавало.

— Ну, чего встал — глаза разбежались? — баба мерзко заржала, а пять жриц любви поддержали её, подхихикивая. Только одна, девушка лет двадцати, не приняла участия в веселье, всё также продолжая отрешённо глядеть перед собой. Вначале я хотел вообще отказаться от выбора, но что-то меня будто подтолкнуло.

— Вон ту.

— Зря, — баба поморщилась. — Доска доской, активна, как старый матрас. Не угодит, а мне Клещ предъяву выставит. Если на молоденьких так тянет, вон Клавку возьми — она не сильно старше, зато фору любой даст. Две кровати уже поломала.

Девицы, кроме одной, уже ржали в голос, особенно старалась сватаемая мне Катька.

— Нет, ту хочу.

— И хрен с тобой — хозяин барин, только Клещу не жалуйся, что не предупредила. Жулька, забирай клиента.

Девушка встали и пошла в тёмный коридор, не обращая на меня внимания, даже не удостоверившись, иду ли я за ней. Хотя по скрипу плохо подогнанных досок пола, понятно, что необходимость визуального контакта невысока. Лестница, что обнаружилась в конце коридора, оказалась ещё более скрипучей. Наконец мы добрались до небольшой клетушки, метров пять квадратных, в основном занятой большой кроватью, застеленной несвежим, даже на вид, бельём.

— Как хотите — со светом или без?

Света, и правда, в комнатушке было чуть. Промолчал, проверил на крепость стоящий здесь же стул и сел.

— Раздеваться? — девушка потянулась руками к шее, явно намереваясь снять скудную одежду, состоящую из какой-то невзрачно-серой тряпки без рукавов, и мешковатой юбки чуть ниже колен.

— Сядь.

Та послушно села на кровать, как-то моментально обмякнув.

— Чего это тебя бабища собачьей кличкой кличет?

— Имячко мне такое родители подсуропили.

— Жулька?

— Джульетта.

Да уж, хорошо что не Лолита. Но для провинциального бардака самое оно.

— Не врёшь?

— Могла бы свидетельство показать, если бы эти не отняли.

— Чудны дела твои. А родители где?

— Нету.

— Умерли?

— Может и умерли.

— Лет-то тебе сколько?

— Шестнадцать.

Охренеть, при хоть и скудном, но лучшем чем внизу свете, я бы ей дал уже не двадцать, а скорее лет двадцать пять, несмотря на худобу, а может и благодаря ей.

— И как сюда умудрилась попасть?

— Детдом закрыли, как жить не знаю, а тут 'добрые люди', чтоб они сдохли. Вот — помогли.

— В детдом как попала?

— Родителей в тридцать восьмом арестовали.

— А родственники?

— У отца никого не было, он сам из приютских, а тётка по матери сказала, что им самим жрать нечего. Они с матерью друг друга не любили.

— Здесь били?

— Нет, сказали или здесь 'работаю' или в Германию поеду.

— Решила что здесь лучше?

— Не знаю, может и не лучше, но хоть дома.

Дальше сидели молча. Девушка, видя моё безразличие, форсировать события не намеревалась. Через полчаса явился Фунт.

— Пошла вон! — подождав, когда быстрые шаги стихнут, Фунт обратился уже ко мне. — О чём хотел говорить?

— Рядом никого? — указал взглядом на стены клетушки, хотя последние полчаса не слышал оттуда ни звука.

— Чисто.

— Есть огнестрел. Не наш и не немецкий.

— Это как?

— Три чешских пистолета, два французских, и бельгийский. И два французских автомата с приличным количеством патронов. По патронам важно, потому как стволы под два разные вида патронов — ни наши, ни немецкие не подходят.

— Сколько патронов?

— Французы все под один патрон — этих сто шестьдесят, остальное под другой — тех только пятьдесят восемь.

— А ещё достать?

— А хрен его знает — может удастся, а может облом, но если получится, то по любому дорого.

— Отчего?

— Поставщик больно много хочет.

— И сколько он хочет?

— Килограмм. Золота.

— Ты где такие цены видел?! Да в эсэсэрии наган можно было за полтинник взять!

— Вот и возьми, чего тогда людей напрягать.

Цену, что естественно ставил с запасом, чтобы было откуда падать. Думал, опустит меня граммов до двухсот-двухсот пятидесяти, но либо недооценил свои способности, либо стволы бандитам позарез нужны были. Моё предложение о возможном отказе от автоматов Фунт отмёл сходу, потому торговались за всю партию. Предложение отказаться от части патронов тоже не прошло. В конце концов, сошлись на четырёхстах граммах. Второй акт скандала начался, когда я потребовал учитывать чистый вес золота, но прошёл он достаточно вяло, похоже, урка понял, что за мной, и правда, стоят серьёзные люди желающие хорошо заработать. Вот и славненько.

До вечера, то бишь комендантского часа, время было — договорились встретиться здесь же через час. С собой решил взять Борового с Глуховым, чисто для подстраховки — в бардак заходить не будут, но на всякий разный на шухере постоят.

Разложив в той же комнате, на брошенной поверх постельного белья дерюге, стволы, сам занялся приёмкой золота, пока приведённый Фунтом человечек проверял оружие. 'Жёлтый дьявол' в основном был представлен в виде дешёвой ювелирки, среди которой встречались изделия с вывороченными уже камнями. Весы представили в ассортименте, и хотя на глаз определить пробу золота и не мог, но похоже обдурить меня не пытались. Кроме украшений, вероятно у урок этого лома не хватило, присутствовали и шесть 'сеятелей', царских червонцев не было, но и эти, в общем-то, полная весовая копия.

— Что за стволы такие чудные, мил человек, браунинг девятьсот десятый узнал, а остальное? — обратился ко мне не представленный знаток оружия. Видно не сильно большой знаток. Война, однако — кадровый голод. Пришлось вспомнить лекцию Вальтера, да и пересказать своими словами.

— Это, чешский, модель тридцать восьмого года. Под тот же патрон что и браунинг, девять миллиметров 'короткий'. Патрон слабее, чем немецкий штатный девятимиллиметровый, поэтому в войска не пошёл, хотя чехи его для своей армии делали, взамен двадцать четвёртой модели. Не успели — всё немцам досталось, а те их уже во всякие вспомогательные службы пихают, ну а оттуда они понятно и расползаются. У французов, что у пистолетов тридцать пятой модели, что у этих уродцев автоматических, патрон свой, но уже трёхлинейный. То, что они слабыми считаются это полная ерунда — вам же не полевые сражения вести, а на короткой дистанции слабая отдача и повышенная надёжность важнее.

— И откуда ты это всё знаешь? — человечек продолжал сверлить меня взглядом.

— Немец знакомый просветил, — как на духу ответил чистую правду, что тот видно почувствовал, повернул голову к Фунту и кивнул. — А что по патронам, ещё сможешь достать таких редкостей?

— Смогу, — и сейчас убеждения в моём голосе хватало. Ещё бы ему не хватать, патрончики-то я специально придержал. — Но, как и предупреждал — дорого.

— Это уже не моя забота, это пусть с тобой пахан разбирается.

Спец собрал стволы в потёртый фибровый чемодан и ретировался.

— Ну что, Фунт, стволы ты получил, насчёт патронов я тоже договорился — теперь мне бонус положен.

— Что, лялька приглянулась, решил всё-таки завалить, а денег жалко? Бедный? Вроде не плохой куш взял. Ну да ладно, я сегодня добрый.

— Догадливый ты человек, Фунт. Точно, хочу я девку, только насовсем.

— Тю, так не пойдёт, хочешь — покупай. О цене, думаю, договоримся — хочется мне червонцы назад вернуть.

— Ты человек умный, сам подумай — ну на фига она тебе? Мадам ваша сказала, что толку от неё чуть, да ты и сам ей в глаза глянь — она того и гляди либо руки на себя наложит, либо клиенту морду расцарапает, а то и вам кому нож сунет. Вам оно надо?

— А ты что жалостливый? И кого больше пожалел, нас или её?

— Её конечно. Да и вас заодно — патронов можно и тридцать штук достать и сотню, тут уж как сложится, а иногда, знаешь ли, и одного патрона может не хватить.

Бандит задумался, похоже, мой шантаж ему не сильно понравился. Как бы я на свою пятую точку не получил проблем из-за непонятной мутной девчонки, которой я по любому счёту ничего не должен. Кроме одного — чисто человеческого счёта. Откуда-то выплыла фраза: делай добро и бросай его в воду.

Вообще-то, я считаю, что любые обязанности человек берёт на себя сам. По сути, никто никому ничего не должен, до тех пор, пока сам себя не сделает должником. Именно поэтому мужик идёт на смерть 'за Родину', а женщина ухаживает годами за парализованным отцом, забыв про карьеру и личную жизнь. И даже после этого человек не может от других чего либо требовать, уповая, что он здоровье за Родину угробил и теперь она ему должна. Потому что пресловутая Родина это не нивы и леса, а люди здесь живущие, а они сами берут на себя обязательства перед другими. Но уж если взял — сдохни, но выполни. Иначе никак!

— Хорошо, — видимо Фунт прикинул расклад к носу и решил на обострение не идти. — Но патронов должно быть не меньше ста.

— Там уж как получится, но я своему карману не враг.

Спустились вниз. Фунт подошёл к мадам, сказал ей несколько слов и, не прощаясь, вышел. Баба зло посмотрела на меня.

— Жулька, собирайся! С этим пойдёшь! Совсем собирайся — с вещами и на выход!

Девушка, так же тупо, не выражая эмоций, встала и ушла наверх. Остальные проститутки оживлённо зашептались, то и дело поглядывая в мою сторону. Взгляды были разные, от заинтересованных до презрительных. Вот уж мне точно ни какой разницы, что они обо мне думают.

Наконец покидающая дружный рабочий коллектив сотрудница спустилась вниз. Да, дела! Кроме прежнего наряда на ней была какая-то вытянутая кофта, причём, по-моему, даже не шерстяная, и стоптанные башмаки.

— И как она так по морозу пойдёт?

— А мне не по херу? — взъелась баба. — В чём пришла, в том пусть и валит!

— Эй, у тебя совесть есть?

— Нету, мне её вместе с целкой в клочья порвали!

Проститутки заржали в голос.

— Так, быстро ей нормальную одежду соорудила!

— Пошёл на хер, фраер! Вали отсюда вместе со своей прошмандовкой, Клещу скажу, он тебя на фарш пустит, на матросские ленточки. Думаешь если пахану денег забашлял за эту воблу дешёвую, то теперь можешь мне указывать?