Окно в Полночь

— Я тебя выдумала, да?.. — я уткнулась носом в его плечо, сбиваясь с ритма танца, и обняла за талию. — А на самом деле тебя нет, не было, не будет, и сейчас ты только снишься?..

— Конечно, — легко согласился Валик. — Конечно, ты меня выдумала. Конечно, меня никогда не было. И, конечно же, сейчас я тебе только снюсь.

— Издеваешься, зараза... — протянула тоскливо, отстраняясь.

— Любая реальность — это иллюзия, любая иллюзия — это сон, а любой сон может стать реальностью. Или иллюзией, — потусторонние глаза смотрели весело и загадочно. — И только тебе выбирать, в какие сны верить и за какие иллюзии держаться. И ту реальность, в которой захочешь жить.

— И когда ты успел стать таким умным? — фыркнула в ответ.

— Удобно ничего не видеть, да? — он пропустил мои слова мимо ушей. — Удобно слепить кокон из фантазий и спрятаться там от всего мира? И никого не впускать. И ничего не замечать. И на все пофиг, ведь есть твои любимые истории. Только помогут ли они сейчас, когда реальность сводит с ума? Когда прошлого не вернуть?

Я задохнулась от обиды, в глазах вскипели злые слезы. Это... удар ниже пояса! Запрещенный прием!.. Но сказать в свое оправдание ничего не успела. По десятому кругу знакомо завыл Шура, и Валик снова потащил меня танцевать.

— Пусти!.. — я попыталась извернуться, но безуспешно. Горячие руки держали крепко.

— Это итог, Вась. И начало. Я — это только начало. Дальше будет больше. И больнее. И страшнее. Упущенного не вернешь, но будущее защитить можно.

Я замерла, нечаянно наступив ему на ногу. Этого-то и боюсь... И Сайел тоже говорил, что это все — только начало. "Чтобы поняла"... Чтобы разула глаза и больше никого не потеряла?..

— И еще. Вась, присмотри за мамой.

— Ч-чего? — я не сразу поняла вопрос.

— За моей мамой присмотри, — повторил он терпеливо. — Мама и ты — ближе у меня никогда никого не было. Она одна осталась, — и добавил виновато: — Я не смогу... Присмотришь?

И что-то в его тоне зацепило.

— А надо? — уточнила осторожно. — Знаешь, Вальк, тебя уже тринадцать лет как... нет. И прошлое теперь не то, и... будущее. И Маргарита Сергеевна... Она сказала, что меня не знает.

— Знает, — сказал мой собеседник убежденно. — И помнит. Ей может понадобиться помощь... — и замолчал.

Всё. И лесом обиды. Его всегда было так легко прощать...

— Вальк, говори прямо! Что случилось?

— У нее мужик появился, — сообщил недовольно. — Мне он не нравится.

— Но ведь к лучшему же, разве нет? — заметила я осторожно. — Совсем одной быть тяжело...

— Мне он не нравится, — повторил Валик резко. — Скользкий, двуличный и ублюдочный тип. И чего-то хочет от мамы... Вась, а Вась?..

— А что взамен?

Шура наконец заткнулся, и я опять оказалась сидящей на столе в нашем рабочем кабинете.

— А по старой дружбе? — знакомо ухмыльнулся он. И на секунду сквозь зеленую дымку опять проступило лицо — взрослое, но по-прежнему резко-упрямое.

— А что такое дружба, Вальк? Взаимовыгодный бартер по обоюдному согласию.

Нет, не могу упустить момент и не подыграть... Не могу! Не хочу ничего не забывать. Пусть больно. Он прав. Живу слепоглухонемой, не вижу дальше собственного носа, прячусь за выдумками и столько времени теряю...

— Хорошо, — он сел рядом, боком ко мне, — чего надо?

— Ну... — я замялась. — С той стороны, говорят, все видно...

— И кто говорит? — уточнил Валик иронично. — Тот, кто там никогда не был? Врут. Нагло и безответственно. Я не больше тебя знаю, Вась. Одно только скажу наверняка — всё рядом.

Я недоуменно моргнула, и он с нажимом повторил:

— Всё рядом с тобой. Чаще по сторонам смотри и больше думай о том, что видишь. И если не ответил... — он помолчал задумчиво и пожал плечами: — Больше мне добавить нечего. Извини.

— Да ладно... — я разочарованно вздохнула. — Все равно помогу.

— Знаю, — Валик улыбнулся, — и всегда помогала, — и дружески чмокнул меня в щеку. — А мне пора. До встречи.

— Стой!..

— Звенит будильник, — напомнил он, стремительно удаляясь в сторону окна. — Скоро полночь, и пора просыпаться.

— Не хочу!..

Зеленая тень прошла сквозь стекло и растворилась в лунном свете. Я спрыгнула со стола и метнулась следом. Вцепилась в оконную ручку, но ее, сволочь, заклинило намертво. От злости и бессилия на глаза навернулись слезы. Полная луна улыбнулась мне бессмысленно и равнодушно.

— А ну, вернись! — и заколотила кулаком по стеклу. — Валик, вернись, мы недоговорили!.. — слезы полились ручьем, и я снова рванула створку. Опять ушел...

— Куда?! — рявкнуло на ухо.

Окно вспыхнуло белым пламенем. Я с шипением отпрянула назад, споткнувшись, упала на пол и... проснулась. Окно искрило, а напротив меня стоял злой саламандр.

— Куда собралась? — повторил угрюмо. — Не рановато ли?

Я съежилась на полу, обняв колени. Трясло так, что зубы выбивали дробь, и молчаливые слезы все не унимались. Ведь показалось, что смирилась и почти привыкла... Замельтешили хлопья пепла. Баюн вертелся рядом и то в мои колени носом тыкался, то о спину терся. Муз кружил квохчущей наседкой и то валерьянку подсовывал, то водку. Сайел стоял ко мне спиной у искрящего окна, скрестив руки на груди.

И он же первый заговорил, когда меня немного отпустило. Я неловко шевельнулась, вытягивая сведенные судорогами ноги, и саламандр повернулся:

— Больше не подпускай, — велел резко. — Не позволяй ему приходить. У мертвых — своя дорога, а у живых — своя. И тебе с ним не по пути. Надеюсь, теперь ты это понимаешь.

Я согласно хлюпнула носом и вытерла мокрое лицо рукавом пижамы. Хочу ли снова увидеться?.. Конечно. А надо ли? Нет. Ни в коем случае. Дороги разошлись, и с мертвыми мне точно не по пути. А хотение с надобностью пересекается крайне редко, к сожалению или к счастью...

Сайел подошел и подал руку, сказав негромко:

— Уже почти полночь. Пойдем, кофе выпьем.

— Так ты же... не нуждаешься, — я с трудом встала. Колени подогнулись, и я вцепилась в саламандра.

— За компанию-то можно, — он крепко обхватил меня за талию, поддерживая.

Я посмотрела на него, на Муза, на урчащего кота и слабо улыбнулась:

— Не знаю, кто вы и зачем здесь... Но спасибо вам за это... огромное. Без вас... совсем бы спятила.

— Говорю же, я — еще не худшее явление в твоей унылой жизни, — подмигнул Сайел. — Чем займемся?

И глянул так многозначительно, словно у него вдруг физическое тело появилось. Но я слишком устала, чтобы вестись на дешевые провокации.

— Дочитаем последнюю главу. И попробуем что-нибудь придумать.

А к "мозгоправу" мне, кажется, нужно не только по родственным делам. Этот хмырь опять без штанов. Я не ханжа, но... отвлекает. И не хватало еще ящерицами заинтересоваться с горя и за неимением главного...

— За рака на безрыбье не сойдешь. Штаны надень.

— А мне и так хорошо!

Тьфу. Нарочно дразнит, ящур... Ладно-ладно. Завтра отомщу. Побегом к двоюродному деду. Пусть понервничает, психо...тип пепельный.

Глава 2

Скоро-скоро он узнает,

Где чужие, где свои...

"Сплин"

Я проснулась ровно в полдень. Разбитая, больная, выжатая как лимон и злая. На себя, на свой писательский эгоизм и слепоту, на Валика с его несвоевременными объяснениями и на весь мир. И на бабушку с ее даром и "героя" с его писаниной. И на домашний шизариум для полноты картины.

Сайел, к моей досаде, не спал. Он не сводил с меня глаз и бдел, словно подозревал в нехорошем. Баюн нервничал, и по той же самой причине. Кот постоянно крутился рядом и норовил проехаться на моей ноге. Только Муз порадовал: он нажрался так, что снова посинел, и дрых на ноутбуке в обнимку с Варюшкиной вышивкой, дергая левым крылом и храпя на всю хату.

Побродив по квартире, я решила выждать. И попробовать всех обмануть. Ибо. Скажу, куда иду, — будет скандал. Не скажу — саламандр увяжется следом и все испортит. Конечно, как девушка свободная я имею полное право послать Сайела в сад и уйти по делам. И отпустит, и никуда не денется. Но скандал точно будет. А я не в том состоянии, чтобы скандалить. Вернее... в том. Очень даже в том. Но кончится все плохо. Истерикой и нервным срывом. И так на морально-волевых держусь. А их осталось мало. Значит, надо обманывать. Дурацкая ситуация...

Заставив себя позавтракать, я посмотрела на часы. Встреча в пять. Сейчас — почти час дня. Собраться и добежать до офиса "мозгоправа" — дело получаса. Время есть. А если не получится... Напишу смску и договорюсь на другой день. Все мы люди, всякое бывает. Выпив кофе и угрюмо посмотрев на саламандра, я решительно достала шоколадку и пошла в спальню.

— Ты что задумала? — осведомился он с подозрением.

— Хандрить буду, — буркнула в ответ.

— Чего? Зачем?

— Имею право! У меня лучшего друга... не стало! — да и не только друга... — Хочу хандрить — и буду хандрить! Отвяжись! Иди... спать!

— А записи? А фотки из подвала? А...

— Устала. Хандрить хочу.

Так, как все девушки хандрят. Забраться под одеяло, включить "розовые сопли", пореветь вместе с героями и объесться конфет. Вот только они нормальные, а я — нет. И они хандрят из-за мужчин (или их отсутствия), а я — из-за больной головы и результатов психоанализа. Да и хандрить-то не умею. Сразу отвращение к себе появляется, и жаль потраченного времени. Я лучше главу напишу. Но для отвода глаз сойдет. И лишних мыслей — тоже. Надеюсь.

Я забралась под одеяло и первым делом проверила почту. От Альки — ни ответа, ни привета. И хорошо, если ей некогда читать письма. Она так рвалась в поездку, так мечтала о Таиланде — и до меня ли ей теперь? Поди едет сейчас по джунглям на слоне, распевая с погонщиком русско-народное "Ой, мороз-мороз...". Говорят, в Тае русские песни нынче в моде.

Открыв папку с фильмами, я повоевала с собой пару минут, но на "розовые сопли" так и не собралась. Экшен, драйв, приключения — это да, это мое. А от "соплей" тошнить начинает минут через десять. И, надев наушники, я включила "Тихоокеанский рубеж". Кайфовый фильм. Пять раз смотрела, и все равно нравится. И на двадцатой минуте фильма хандрить расхотелось окончательно. У героев-то посерьезнее проблемы. У меня по сравнению с ними все пучком: мир жив, родители живы, да и с пришельцами можно договориться. Блин, хочу такого "Егеря", хотя бы прокатиться... Сайел посмотрел через мое плечо фильм минут пять, скривился презрительно и ушел. Давай-давай, милый, свечек много, а сила лишней не бывает...

Я посмотрела полфильма, когда по потолку наконец расползлись вьющиеся лепестки. Я тихо закрыла ноут и встала с постели. Баюн, доселе спавший у подушки, поднял голову и посмотрел на меня укоризненно. Я прижала к губам палец. Кот фыркнул, повернулся ко мне спиной и уткнулся носом в хвост. Так, один есть. А для второго остался стратегический запас "наркоты" в сумке.

Быстро одевшись, я достала свечи. Заглянула в гостиную, подожгла три штуки и подставила в общий круг уже горевших. Из огненного цветка донесся такой счастливый вздох, что мне стало завидно. Вот кому на Руси жить-то хорошо... И, пока Сайел в экстазе и нирване, надо удирать. Я запалила еще три свечи. И следующий оргазмический вздох успокоил окончательно. Все, не проснется и не помешает. Собственное удовольствие всяко важнее чьих-то проблем.

После квартирного полумрака солнечно-снежный день ослеплял. Я несколько минут стояла у подъезда, щурилась и привыкала. Так, у меня есть еще часа полтора — можно попить кофе. И привыкнуть. Я глубоко вдохнула морозный воздух. К тому, что кокон из фантазий, о котором говорил Валик, лопнул, как мыльный пузырь. И окружающий мир... стал живым и объемным. Он давил, оглушал и ослеплял. Далекий шум машин казался ревом стартующего самолета, а скрип снег под подошвами сапог — хрустом ломаемых ветвей. Серые коробки домов стали больше, небо — выше, деревья — чернее, и солнце слепило глаза. А морозный воздух впивался в кожу лица и разъедал легкие. Черт, страшно... Но надо.

Помявшись у подъезда, я заставила себя спуститься по ступенькам и нерешительно шагнуть в новый старый мир. И дело не только в нервных потрясениях. А в том, что уже несколько дней я ничего не выдумываю. И мыльный пузырь из образов и видений без подпитки лопнул. Но прежде я его восстанавливала, и потом восстановлю. Валик прав. Я упускаю многое из того, что нужно видеть, слышать, чувствовать и осмысливать. То, что жизненно необходимо видеть, слышать, чувствовать и осмысливать.

Я быстро шла по тропинке через парк и привыкала — смотреть без "шор" и слышать без "берушей". Такова обычная реальность писателей: мы видим скрытое, из ничего творим образы, но не обращаем внимания на то, что происходит рядом. Хватаемся за то, что двигает вперед сюжет, что может стать новой идеей, а очевидные вещи... На очевидные вещи годами закрываем глаза, ведь они неинтересны, их к роману не пришьешь. А потом те, на кого мы закрываем глаза, уходят, не дождавшись и не достучавшись. И мы с еще большим усердием ныряем в свои истории, чтобы заполнить душевную пустоту, как наркоманы за спасительной дозой искусственных эмоций. И втягиваемся так, что другого уже не надо. Искусственная реальность становится жизнью, а настоящая — существованием. И хорошо, что пока "герой" не затягивает в омут своей истории. На сей раз она меня не спасет. Как и мою семью, конечно, не дай бог...

Офис "мозгоправа" находился рядом с моей работой, и я пошла греться в то кафе, где впервые столкнулась с родственничком. Внутренний голос вопил "стой, дура!", а инстинкт самосохранения сходил с ума, заставляя исступленно колотиться сердце и повышая пульс. В последний раз организм так бунтовал на защите диплома, но все обошлось. И сейчас должно получиться. Мне важно выслушать двоюродного деда без чужих ушей. Сущность в "мозгоправе" — конечно, аргумент. Но недостаточный. Мне необходимо разобраться с теми "сторонами", о которых говорил Иннокентий Матвеевич. И понять, от какой стороны и зачем на меня нападают сущности.

Я разделась, села в уголок у окна и заказала пол-литровый капучино с корицей. Времени — вагон, два часа до встречи. И мозг наконец вышел из праздничной комы. А может, Валиково внушение так подействовало... Но я решительно не хочу снова пускать свою жизнь на самотек и опять кого-то терять. Да и себя — тоже.

Кофе принесли, и я торопливо обняла замерзшими ладонями горячую чашку. Итак. Стороны. Сущности. Есть защитники и есть, как сказал дед, вредители: есть те, кто оберегает людей, и те, кто используется людьми во вред обществу. (А еще, по словам Сайела, есть те, кто просто ужасно не любит писцов.) Слова Иннокентия Матвеевича — о семейном дележе семейного же писца, — кстати, тоже в проверке нуждаются. Но в лоб спрашивать об этом у "мозгоправа", пожалуй, не буду. Нажалуюсь на творческий кризис, утрату связи с действительностью и разбитое сердце. Все честно и актуально. И посмотрю, как он из меня "писчую" правду вытягивать станет. Что я знаю — чего не знаю. И подловлю.