Пятнистого Демона не оспорит никто. Она ведь вожак. От рождения. Однако есть хотят все. Вожаки, не вожаки — все. Вожаки даже больше, чем прочие. Ведь они больше бегают, за всем доглядывают, всё знают.
Полыхают костры вокруг становища двуногих, насквозь пропахшего мясом, ослепляют чуткие холодные глаза. Чует нос, да зуб неймёт, ходят по кругу двуногие с острыми палками и пылающими ветками в руках, не подберёшься к желанной еде, как бы ни был пуст твой живот. Острые палки не подпустят.
Пятнистый Демон лежит в сухой траве, затаилась, как и вся её стая. Когда-нибудь надоест двуногим носиться, улягутся спать, ослабят бдительность — тогда и рванутся гиены со всех сторон тёмными призраками, и ни что не сможет их удержать, повелительниц ночи. Но когда это будет ещё. Теперь надо ждать.
Мясо стерегут молодые двуногие. Совсем щенята по гиеновым понятиям. И это злит Пятнистого Демона. Ведь со щенятами она научилась разбираться ещё со щенячьей поры. Их родилось двое, она и братец, но её братец, недоносок, осквернял эту землю. Двоим было тесно в норе. Едва прорезались зубы, как гиена пустила их в дело. И напрасно братец скулил. Он лишь распалял её ярость. Он был обречён. И теперь, если б дали Пятнистому Демону волю, точно так же она расправилась бы и со щенками двуногих. Да только много этих "щенков". И у них при себе острые палки. Эти палки длиннее клыков гиены. Длиннее, острее и даже, может быть, крепче. Хотя, что может быть крепче клыков гиены? Даже львы опасаются этих клыков, даже львам не устоять, и Пятнистый Демон начинает подрагивать от возбуждения. Так ей хочется броситься. Внаглую броситься. И показать, кто есть кто. Но у гиены в наличии не только клыки. Хитрость тоже имеется. Хитрость и ум. Всё понимает гиена. Всё может представить. От одной палки она увернётся, от другой увернётся, но следующая — та непременно её найдёт. Потому гиена сидит тихо, себя не выдаёт. Не настал ещё её час. Надо терпеть. Терпеть и наблюдать. Пятнистый Демон умеет терпеть. И наблюдать тоже умеет.
Костёр шипит и щёлкает всего в нескольких коротких прыжках от Пятнистого Демона. Вокруг огня сидят двуногие. Бывалый охотник рассказывает молодым, как загнать лошадь. Двуногим нужно бежать равномерно, позволяя четвероногой дёргаться и петлять, останавливаться и оглядываться, сбивая дыхание. И когда, наконец, морда лошади покроется обильной пеной, когда с её лоснящихся боков повалит пар, тогда двуногим следует затаиться. Пусть горячая лошадь уляжется и остынет. Тогда её ноги задеревенеют — и двуногие резко набросятся на неё, забивая дубинками по голове, чтобы не портить хорошую шкуру.
Рассказывая, двуногий порой приподнимается, направляя во тьму пылающий сук — в такие моменты Пятнистый Демон опускает глаза, чтобы их голодный мутный блеск не выдал зверя. Но двуногого не интересует гиена лежащая. А гиене нет нужды слушать, как загонять лошадей. Она знает сама, как воровать жеребят и терзать их живьём, и если ей повстречаґется больная взрослая лошадь — она растерзает живьём и такую. Но куда лучше выискивать трупы.
Ярко светит луна, дополняя костры. Плохая ночь. Всё ближе утро, всё меньше надежды стащить добычу двуногих. Но куда-то обратно бежать, ощерив зубы от голода, Пятнистому Демону вовсе не хочется. Победные голоса львов не разносятся по округе, значит, пусты их утробы, значит, нечего отобрать и у львов. Остаётся лишь терпеливо ждать.
Вот пришёл призрак. У Пятнистого Демона по привычке на загривке встопорщилась шерсть, она оскалила зубы — но что призраку от её зубов? Зубами его не схватишь. Давно он ходит среди гиен. Добычу нюхает. Раньше Пятнистый Демон пыталась его гонять, а потом надоело. Разве гоняют тень? Пусть себе тащится следом, раз ей так нравится. От гиены не убудет. Но на этот раз призрак как будто зовёт Пятнистого Демона. Сгусток холодного пара, как вытянутое яйцо, только очень большое, не проглатываемое зараз. Этот сгусток то двинется, то возвратится назад. Подаёт знак гиене. "Иди за мной. Покажу тебе мясо!" Гиена хитра. Просто так не поддастся. Не верит. Но призрак настойчив. Будто танцует танец добычи. "Эй, гиена, идём! Ну идём же!" Пошла. Пусть покажет. Он ведь уже как член стаи. Как свой.
К молодому двуногому вывел. Щенок-переросток. Дремлет долговязый щенок, уморился, в самый раз украсть сейчас мясо, но Пятнистый Демон хитра. Хитра и коварна. Коварная сама, она может представить коварство других. Как-то уж очень открыто здесь лежит мясо, как будто нарочно положено для гиены. И двуногий так старательно жмурится — а гиена не верит. Может быть, это мясо отравлено, двуногие любят шутить. Нет, она подождёт. Пятнистый Демон наблюдает. Вглядывается. В долговязого юношу вглядывается, в его лицо, носом поводит, глазами зыркает. Не зря двуногие утверждают, что гиена способна видеть насквозь. Она и увидела. Дрёму долговязого увидела. О ней эта дрёма как раз, о гиене. Юноша хочет поймать гиену, нос ей отрезать. Фыркнула Пятнистый Демон, назад стала пятиться. Её не проведёшь. Нос ей самой ещё нужен. Никому не отдаст. И на мясо не променяет. Ни на какое. Но за Пятнистым Демоном сзади другие гиены, многие увязались за вожаком, и Сломанный Клык не стерпела, вдруг бросилась к мясу.
Всполошился двуногий щенок, заверещал. Метнул свою палку. В Сломанного Клыка не попал, но та струсила. Другие двуногие уже к ней бегут, замахиваются. Туго придётся Сломанному Клыку, но Пятнистый Демон довольна. Двуногие глупые. Все сразу бросились на Сломанного Клыка, хотят ту окружить, а для Пятнистого Демона открылся просвет. Всклокоченная гиена с царски задранной метёлкой хвоста рванулась двуногим в тыл, и когда те спохватились, было уже поздно. Солоноватая мясная лента извивалась в цепких зубах Пятнистого Демона.
Пятнистый Демон удрала во тьму, отбежала подальше от костра разъярённых двуногих. Ей перепала хорошая добыча. Пусть горьковатая, но мясо есть мясо. И не такое едали. Гиена несколько раз отряхнула мясной ремень от снежных кристаллов соли. Пары горящих жадных глаз окружили добытчицу, но никто не посмеет оспорить еду Пятнистого Демона, достаточно только встопорщить загривок и рявкнуть. Её тут же оставят в покое, вожак ведь не шутит, вожак есть вожак! Никто не желает остаться калекой из-за куска мяса.
Съела всё, до последнего кусочка. Даже землю облизала с остатками соли и запахом мяса. Вкусно. Но мало. Совсем мало для такого большого зверя. Аппетит только разыгрался. Ещё надо мяса стащить. Но двуногие сторожа обозлились, дремать больше не станут. И гиен не подпустят. Надо терпеть. Терпеть и наблюдать.
Пятнистый Демон направилась в другую сторону. В ночи идёт, не подходит к кострам, двуногие её не видят. Зато она всё видит. И может выбрать, где лучше.
Выбрала старых двуногих. Седых. Двое старых двуногих сидят, не работают, мясо у них за спиной, много мяса, гора, но она на свету, там костры. И подальше опять двуногие, те с ножами и топорами, махают, режут. Просто так не пробраться гиене, никак не получится. И тут терпеть надо. Терпеть и ждать своего часа. Пятнистый Демон залегла, глаза в траву опустила и слилась со тьмой, седые двуногие, кажется, могут рукой до неё дотянуться, да только не ведают, что их подслушивают в темноте. А гиена себя не выдаст.
— Люди всегда недовольны, — говорит один двуногий другому. — Вечно ропщут. Разве бывают недовольные львы? Или гиены? Где найти недовольную гиену? — седой двуногий ведёт рукой, как раз в направлении Пятнистого Демона, совсем близко, и гиена недовольна двуногим. Ещё так махнёт, и может по носу ей зацепить. Лучше бы встал и ушёл.
Второй двуногий согласно кивает.
— Недовольство сидит внутри у людей. А они хотят поменять то, что снаружи. Люди думают: вот, поменяем наружное и станем довольны. Но недовольство останется у них внутри, сколько бы они ни меняли снаружи. Потому предки учили остерегаться перемен. Нужно справиться с тем, что внутри, а не с тем, что снаружи.
Внутри у Пятнистого Демона голод, и она, даже не думая, полностью согласна с двуногим. С голодом надо справиться! Но сам же двуногий мешает ей справиться. Сам же сидит на пути к мясу и разглагольствует. Какие двуногие болтуны. Нет бы ушёл. Зачем им столько мяса. Ведь ожиреют. Ведь плохо им станет от переедания — с гиеной такое бывает, переедание, и тогда нужно щипать траву, будто козочке. Её челюсти могут размалывать кости, а нужно щипать траву. Но сейчас у гиены недоедание. Сейчас ей хочется, чтобы двуногие поделились своей обильной добычей. Но двуногие жадные. Злые и жадные. Не поделятся. Значит, гиена сама украдёт. Дождётся своего череда — и украдёт. А пока пусть болтают двуногие. Пятнистый Демон умеет терпеть. Терпеть и наблюдать.
— Плохи наши дела, — жалуется один седой двуногий другому. Пятнистый Демон, если б умела, могла рассмеяться. Столько мяса — и плохо. От обжорства им плохо. От жадности! Но двуногий не слышит молчаливые возражения гиены, даже и не подозревает о её присутствии. Гнёт своё дальше. Жалуется.
— Неправильно мы поступили. Весной обязательно надо выслать разведчиков. Пора искать новые земли. Вместе с горными братьями.
Пятнистый Демон тоже сообразила, что и ей пора "искать новые земли". С этих седых двуногих толку не будет. До утра так способны высидеть, до рассвета. Одни разглагольствования. Никуда не уйдут. С места не сдвинутся. Значит, гиена сдвинется сама. Отползла Пятнистый Демон назад, осторожно отпятилась. Дальше вокруг пойдёт. Обойдёт всё людское становище и с тылу заглянет. Там, где совсем её не ждут, оттуда и заглянет.
Одна теперь Пятнистый Демон. Одна сама идёт во тьме. Остальные её не поняли, куда это она пошла. Как можно идти прочь от мяса? К мясу надо идти, наоборот. Она и выйдет снова к мясу, только не сразу. И тогда ей никто уже не помешает.
Но ей опять помешали. Всё тот же призрак, нелепая тень, алчный сгусток. На этот раз призрак гиену не дразнил, он даже не видел Пятнистого Демона, по своим делам торопился. Так торопился, что гиена мгновенно насторожилась. Она знает "дела" этого призрака. Мясо нюхать — все его дела. Но она больше не даст ему нюхать. Она не позволит. Она съест его мясо. Всё съест. А призрак пускай убирается в землю. Там ему место, бесплотному. Среди червей.
Пятнистый Демон поспешила следом за призраком.
* * *
Еохор почти весь день провёл с родом Мамонта. Был на их сходбище, участвовал в похоронах. Без него ведь никак. Ото всех этих событий на душе у шамана остался тяжёлый осадок. Как-то всё не так. Не чистая это история с Чёрным Мамонтом. Люди мясом не давятся просто так. Это ему наказание. И предостережение остальным. Жадные люди. Много хотят.
Уже стемнело, высыпали первые звёзды. Люди ещё работают, но многие пошли отдыхать. У шамана свои заботы. Участвовать в разделке убоины ему не полагается, для него разделают мясо другие. И жена его тоже разделывает, где-то там в стороне, но шаману меньше всего хочется думать о жене. Помимо нежданной смерти, его ещё беспокоит странное поведение Режущего Бивня. Но разыскивать сейчас Режущего Бивня он не станет. Подождёт, пока тот сам в очередной раз прибежит. А то, что тот прибежит, — Еохор не сомневается. В таких делах его не проведёшь. Наперёд знает, как будет.
Шаман подобрал медвежью шкуру, которую утром заранее оставил для сна. Староват он, чтобы спать на голой земле. На мягкой шкуре ему гораздо удобнее. Еохор уже довольно далеко отошёл от костров и теперь подыскивает себе надлежащее место. Остальным людям проще, они спят внутри огненного круга, там шумно, тесно и светло. Шамана такое не устраивает. Он пристраивается под одинокой берёзой, здесь тихо и покойно. Он не боится гиен или львов, у него ведь есть духи-охранники, да и к тому же звери придут с другой стороны, с восхода, из открытой степи. А отсюда, со стороны реки, разве что медведь забредёт, но Еохор об этом особо не беспокоится. Кто посмеет тронуть шамана? А ежели посмеет, значит, тот уже и не шаман, значит, духи покинули. Но насчёт своих духов Еохор пока что уверен.
Есть, правда, ещё слушок. Поговаривают, что по ночам вокруг стойбища бродит какой-то призрак. Шаман не особенно верит в такое, но если вдруг бродит — шаману ли бояться призраков? То же самое, что охотнику бояться зверей. И думать об этом не стоит.
Еохор вольготно разлёгся, ему хорошо. Берёза его не тревожит, не шумит, наоборот, охраняет. Вдалеке видны звёзды, яркий Волк светит прямо в глаза. Как стервятник, сверху всё видит. У шамана возникает намерение. Он войдёт в сон и разыщет души зверей. Пускай эти расскажут ему, что происходит в степи и что утаивают люди. Пускай доложат утаиваемое. Потому что ведь что-то утаивают люди, шаман это чувствует.
Еохор сосредотачивается на своём деле. Он должен правильно войти в сон и не пропустить момент засыпания, чтобы не провалиться, но проскользнуть. Тогда сон будет бодрствующим, он не забудется в таком сне, а станет его направлять, станет делать своё дело, как вознамерился.
Еохор опытный шаман. Зачесался затылок, толчок, кувырок — и вот уже светлая степь расстилается перед шаманом. Стервятник первым поджидает на своём привычном месте. Сидит на скале и чистит пёрышки. Шаман приветствует стервятника. Красивый стервятник, величественный, а клюв сверкает как солнце, которое всё освещает и для которого нет нигде тайн. Пускай же стервятник осветит пути людей!
Но стервятник не отвечает на приветствие. Стервятник зол. В овраге погибло много стервятников, но никто не помог. "Как же? — удивляется шаман. — Люди ведь отомстили тем мамонтам. Превратили всех в мясо". "Не всех ещё", — возражает стервятник, ничего не сказал, но подумал — и сразу же понял шаман. Недоволен, значит, что двоих отпустили. Но что с этих двоих? Один совсем маленький. Шаман намерен говорить о другом.
Шаман понимает без слов, чего хочет стервятник. Хитрая птица, не проведёшь. Хочет что-нибудь взамен.
— Стервятник спит ночью и не знает, что делают львы. Пускай шаман наблюдает за большим рыжим львом, пускай тот добывает больше мяса.
Заговорил-таки стервятник. Шаман запомнил. Но возражает:
— Мои охотники сами добывают много мяса. От них тоже перепадает стервятнику.
Взмахнул крыльями стервятник, клюв молнией сверкнул.
— Твои охотники лежат в тёплых гнёздах со своими жёнами. Они изнежились. Они говорят: "О, нам скучно. Мы хотим перемен". Стервятники не хотят перемен!
Замахал крыльями стервятник, поднялся со скалы, полетел. Не угнаться шаману за ним, да и не погонится. Сказал же: сначала за львом наблюдай, потом проси своё. Но у шамана несгибаемое намерение, шаман не отступает. Другого найдёт.
Лев появляется из ниоткуда. Раз — и стоит перед шаманом, хвостом бьёт по земле и по-своему рычит: "Кто? Кто? Кто?"
— Шаман Еохор... От людей. От двуногих, — отвечает шаман.
Успокоился лев. Не рычит. Глаза такие большие, а в них светится солнце и всё освещает. Всё знает могучий лев, обо всём может сказать, про всё ведает. И про людские дела тоже ведает. Но и этот зол на людей. Почему? Пускай скажет!
Взмахнул хвостом лев, глазами сверкнул. Говорит:
