| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Очень много было раньяров — не меньше сотни, и у тех, кто прилетел на них, тоже было огнестрельное оружие. Я успела заметить, как один из всадников целится в сторону замка из гранатомета — к иномирянину огненной лентой метнулся огнедух, но тот успел выстрелить, и следом вдруг утробно рванула передняя левая башня Вейна, да так, что сотряслось все вокруг.
— На землю! — крикнул капитан.
Я упала в траву — и он закрыл меня своим телом. Вокруг что-то сыпалось, стучало по кронам деревьев — в зоне моей видимости падали куски серой кладки Вейна. Раздался глухой удар, дернулся и едва слышно застонал мой защитник, а я, выворачивая голову, пыталась увидеть, что же произошло с замком.
Капитан откатился, встал, опираясь на одну руку. Правая у него висела плетью, а рядом лежал осколок каменного блока размером с книгу. Второй гвардеец поднимался с земли неподалеку.
— В затылок и плечо прилетело, — объяснил Осокин и, морщась, повернулся к замку. Голова его сзади была в крови. Если бы он не закрыл меня, это я бы сейчас истекала кровью.
"Объекты два и три выведены в подземный ход, — зашумело у него в рации голосом Леймина, — выводим персонал. Осокин, как обстановка, доложите".
— Объект один по-прежнему направляется к площадке Эф, — сипло ответил капитан. — Ориентировочное время восемь минут.
Я сидела меж двух сосенок в каком-то тупом шоковом состоянии и смотрела на то, что осталось от левой башни Вейна — косой дымящийся серый огрызок, с гулким уханьем оседающий сейчас кусками кладки на крышу замка и землю вокруг нее. Видимо, от попадания гранаты рванули все снаряды орудия. Остальные пушки продолжали вести огонь, но удавалось подбивать лишь единичных раньяров — они уже облепили одну из башен, иномиряне с их спин прыгали на площадку с орудием, и мне страшно было представить, что будет с бойцами, если они не успели уйти через люк и задраить его. В любом случае попадание врагов в Вейн теперь — дело нескольких минут. Стрекозы уже садились и на луг, слава богам, далеко от нас, всадники, вооруженные оружием нашего мира, спешивались, направляясь к крыльцу. Никто за это время не успеет вывести больных и обитателей замка, даже если люди Леймина и мои гвардейцы встретят врагов изнутри огнем.
— Марина Михайловна, безопасно, двигайтесь, — приказал мне Осокин, и я с трясущимися руками, в ужасе оттого, что сейчас, скорее всего, убьют и доктора Лео, и санитарок, и верного Ирвинса, и всех, кого не успеют вывести, вновь послушно пошла за капитаном, оглядываясь и пытаясь найти взглядом огнедуха. Но он пропал — на лугу лежало около пятнадцати обугленных раньяров, и, видимо, Искра исчерпал себя и развеялся.
Раздался взрыв у входа в Вейн. Панически — даже я отсюда услышала — завизжали женщины внутри. Я оглянулась, увидела развороченные двери, дым, в отчаянии сжала кулаки.
— Андрей, подождите!
— Нет, моя госпожа, — сквозь зубы проговорил он, хватая меня за руку, — вперед.
"Мне нельзя, — думалось мне лихорадочно, — нельзя возвращаться, он прав".
Я оглянулась.
Распахнулось окно лазарета на втором этаже, и из него выпрыгнул человек с красными волосами, потом еще один — и в воздух взмыли два белоснежных дракона. А за ними — еще четыре.
Мы наконец-то вернулись в лес. Но и отсюда был виден жестокий воздушный бой: драконы под звуки выстрелов — стреляли иномиряне по ним, стреляли защитники замка по окружающим врагам — хватали стрекоз, отрывали им головы, сбивали как гигантские тараны. А раньяры, словно не ведая страха, бросались на них под крики всадников, догоняли, вгрызались в крылья, в лапы, вырывая куски мяса, повисая, как огромные прищепки. Каждая стрекоза была втрое меньше драконьего крыла, метров пять-семь в длину, но они нападали стаей — и вот уже один из крылатых защитников замка рухнул на землю, извернулся, перекатился через спину, давя вцепившихся инсектоидов и оглушительно ревя. Врезался боком в разрушенную башню — на него посыпались осколки, а он все бил хвостом с кровоточащими ранами, крыльями, пытаясь сбить вгрызшихся тварей. На помощь рванул еще один дракон, начал пастью срывать раньяров — и к нему в шею вцепилась стрекоза, вырвала сбоку кусок, налетела еще одна и еще — и потекла по белоснежной коже красная кровь.
Отрывки выхваченного на бегу, того, что успевала заметить, когда оглядывалась, выглядели кошмаром наяву. Меня замутило, затрясло.
— Да они же погибнут! — крикнула я в отчаянии, упираясь. — Все, кто в замке — погибнут! Стойте, Андрей! — я вырвала у капитана руку, задыхаясь.
— Вы с ними хотите умереть? — рыкнул он в ответ. — Вернов, бери ее светлость на руки!
— Я хочу им помочь! — почти завизжала я, брыкаясь в руках второго гвардейца. Он нес меня осторожно, на бегу подхватывая удобнее, дышал ровно, но виски уже были мокрыми от пота. Позади раздавался рев, гул, грохот орудий, крики, и я заплакала от бессилия. — Боги, капитан, дайте мне две минуты! Мне нужен огонь и ваш нож! Две минуты, умоляю!
Капитан не реагировал.
— Рядовой! Рядовой! — отчаявшись, заорала я на уху Вернову. — Там же ваши товарищи! Рудложцы! Дайте мне нож!
Он не реагировал, и я, выгнувшись, дотянулась до кинжала на его поясе, вытянула оружие и полоснула себя по руке. Потекла горячая кровь. Осокин, бегущий следом, выругался.
— Теперь мне просто нужен огонь, — заорала я почти в истерике, глядя ему в глаза. — Разведите огонь и прикажите рядовому остановиться!
Он замер, словно налетев на стену.
— Вернов, остановитесь! — Взгляд капитана был стеклянным, и он рваными движениями из-за недействующей руки снимал с себя китель. Я так удивилась, что даже орать и вырываться перестала.
— Командир? — тревожно спросил Вернов, оглянувшись и тоже останавливаясь.
Командир щелкал зажигалкой, поджигая ткань — она занялась, и он с выражением крайней сосредоточенности на лице стал подбрасывать на нее ветки, лежащие поблизости. По волосам и плечу его текла кровь. Я помотала головой, стряхивая с щек слезы. Неужели у меня получилось внушение? За спиной капитана, за деревьями на лугу драконы защищали раненого сородича от раньяров, а из разнесенных дверей Вейна свистели пули.
— Прикажите рядовому меня отпустить, — попросила я недоверчиво.
— Вернов, отпусти, — ровно приказал Осокин, продолжая докладывать ветки, и приученный без раздумий подчиняться старшим гвардеец неохотно поставил меня на землю.
— Помогите ему! — попросила я нервно, бегом направляясь к крошечному костру и по пути подхватывая кусок долетевшей сюда замковой кладки размером с кулак. — Нужен большой огонь!
Рядовой хмуро и непонимающе взглянул на капитана, на меня, но кивнул, потащил к огню ветки. Осокин методично и немного заторможенно подкладывал их в костер, дым тек ввысь — и я запоздало сообразила, что нас точно заметят по нему, точно увидят! Внутри кто-то панически орал "Что ты делаешь!!!" — но ревел дракон, которого грызли, кричали люди в замке, и оглушительно молчали пушки на всех башнях.
— Стрекозы сюда летят! — крикнул рядовой Вернов. Я развернулась. Со стен Вейна снимались раньяры, с десяток, один за другим, и направлялись к нам. Заметили! Заметили!!!
— Сейчас, — забормотала я лихорадочно, засовывая руку в пламя. — Сейчас... Отзовись, стихия от стихии моей!
К лесу бежали иномиряне с оружием, неслись раньяры. Энтери с сородичами поменяли тактику: молниями рушились на них с небес, выхватывали инсектоидов одного за другим и уносились с ними на недосягаемую для стрекоз высоту — оттуда летели ошметки хитина, обезглавленные туловища, люди, визжащие от ужаса или уже мертвые. Раздался грохот гранотомета — и еще один из драконов с искалеченным, разорванным крылом, со страшной раной на боку упал на землю.
Я, окровавленная, с разрезами на ладонях, на локтях, на плечах, одного за другим вызывала огнедухов и привязывала их к камню, уже бурому и мокрому. Второй, Третий, Четвертый... ввысь, мои птахи! Резала себя, чтобы не терять время — пока пил один, я звала из огня второго и не чувствовала боли от ужаса, от запаха гари, вызывающего слезы, от тошнотворного вида обгорелых трупов на опушке, вони муравьиной кислоты и десятков летящих ко мне стрекоз. Деревья впереди полыхали, дымился и луг от прикосновений моих огнептиц: я отправляла их помогать раненым драконам с наказом не прикасаться к самим ящерам, я одну за другой отправляла их в небеса, я приказывала им лететь в замок и, не трогая тех, кто защищается, убивать нападающих. Я кричала, срывая голос, движением рук бросая их в бой, заклиная их спасти нас всех, и огненные крылья мелькали у меня в глазах калейдоскопом, и я не видела, не слышала ничего вокруг.
— Моя госпожа, хватит, хватит!
Из рук у меня выбили нож, и Вернов, закрываясь рукой от взлетевшей с моего плеча огнептицы, оттащил меня от костра, и прямо перед носом Осокина с остервенением стал затаптывать огонь.
— Нет, — просипела я, дергаясь обратно к покрытому моей кровью камню, — нельзя, нельзя! Не гасите костер! Духам нужно будет вернуться в него! Нужно чтобы он горел всегда!
— Да как же вас остановить-то было! — крикнул мне рядовой, отпрыгивая в сторону и ладонями принимаясь тушить занявшиеся брюки. — Все уже, все! Кричу вам, прошу! Вы же истечете кровью!
Я посмотрела на свои руки, покрытые порезами, запекшейся и свежей кровью, на пальцы, с которых капали темные капли, и меня повело — я осела прямо у бурого куска замковой кладки, к которому привязывала огнептиц, и, опираясь о землю липкими горячими ладонями, с усилием подняла голову.
Было тихо.
Надо мной, в небе под темными тучами, как листья по осени, кружили больше двадцати пламенных духов — я в своем лихорадочном состоянии вызвала их почти в два раза больше, чем ночью на фортах. По горящему полю, перепрыгивая через полосы тлеющей травы, огибая трупы инсектоидов и врагов, ко мне бежал Энтери. К раненым драконам спускались их сородичи.
А капитан Осокин продолжал подкладывать в костер ветки.
— Остановитесь, — прошептала я. — Очнитесь.
Он замер, приходя в себя, закрутил в изумлении головой.
— Ваша светлость? — капитан посмотрел на меня с такой смесью недоверия, страха, упрека и гнева, что мне стало безумно стыдно. Руки вдруг отказали, стало холодно-холодно, и я упала щекой на землю, больно ударившись грудью о бурый камень. Сил хватило прижать его к себе и перевернуться на спину, к огнедухам.
— Возвращайтесь в огонь. — Я не слышала себя, в висках стучало, голова кружилась все сильнее. — Я позову вас еще... возвращайтесь в огонь...
В глазах расплывалось, но я продолжала оставаться в сознании. Мои огнептицы одна за другой опускались в огромный костер. Энтери, добежавший до нас, сам раненый — с кровоточащим вырванным куском щеки, с багровыми дикими глазами, останавливал мне кровь и прохладным потоком вливал в меня виту. Я первый раз в жизни рассмотрела ее, белесо-радужный поток, струящийся от его ладоней.
— Теперь я понимаю, что ты истинная сестра Владычицы, Марина, — сказал он гулко.
Но я не могла ответить. И понять, что он имеет в виду. Я, глядя в серое небо, видела как под тучами мягкими упругими волнами катится от моря на лес ветер. Редкими волнами, перламутровыми, сияющими. И в такт толчкам этих воздушных волн болезненным сознанием своим я отчетливо слышала хриплый шепот "Марина, Марина".
Он был похож на выдохи спящего. На дуновение ветра. На медленный шершавый прибой.
Надо мной медленно удлинялись ветви деревьев, превращаясь в тысячи зеленых змей, плескал шепотом бесконечный воздушный океан, а я улыбалась голосу Люка, прошивающему меня насквозь, скалилась безумно, прижимая к себе горячий камень и ощущая, как затягивает рассудок лихорадочная пелена.
Меня затрясло. На запястье налился холодом брачный браслет, утешающе потекла по телу мятная дрема, и я закрыла глаза.
* * *
Муж мой лежал животом на груде драгоценных камней, насыпанной на гигантском шестиугольном куске хрусталя.
Он поднял голову, посмотрел на меня. Белым засияли глаза. Дрогнули губы.
"Марина".
Ветер окутал меня выдохом и отступил, рассеяв и Люка, и его ложе, и все вокруг.
* * *
Я, продолжая шептать что-то умоляющее, слезливое, приоткрыла глаза и тут же закрыла: в глаза ударил свет. Мне было жарко. Болели руки и ноги. Меня била дрожь.
Обрывки разговора рядом ощущались как дробь града по жестяной крыше.
— ...У нее бред. Тяжелая кровопотеря, господин Леймин. Со вчерашнего дня температура, несмотря на усилия виталистов.
— Тем не менее я настаиваю, что ее светлость нужно эвакуировать. Мы вызовем реанимобиль из Виндерса...
Как же жарко. Я выпадала из реальности и возвращалась после мгновений слепоты и глухоты.
— ...Господин Леймин. Пока еще я главврач этого лазарета. И я вам говорю как врач: перевозить Марину Михайловну опасно и для нее, и для детей...
— Нападение может произойти в любой момент!..
Я умру сейчас, так жарко. Обморочная муть была рядом, близко, во мне.
— ... Здесь она реабилитируется при поддержке драконов-виталистов. Они удерживают ее. В Виндерсе есть драконы-виталисты?..
— А кто защитит ее, если снова атакуют иномиряне? Она не сможет больше вызвать огненных птиц!..
Я попыталась заговорить. Не вышло. В голове было гулко, мутно, сонно.
— Марина, — голос Энтери прогнал хмарь, — спать!
Прикосновение рук. Прохлада по телу. Волна спокойствия и неги. Тяжелая дрема.
Я, пробиваясь через нее, зашептала, еле двигая губами:
— Дети?
— Живы, — сказал дракон, и я замерла от облегчения. Губы пересохли. Под веками от жара плясали темные пятна, и я никак не могла открыть глаза.
— Камень... принесите камень...
— Бредит, — тяжело проговорил доктор Кастер.
— Нет! — прохрипела я. — Я не брежу!
От усилия застучало сердце, и я остановилась, хватая ртом воздух.
— Тогда что за камень, ваша светлость? — недоуменно и почтительно переспросил Леймин.
— Энтери знает, — шептала я. Руки дрожали, снова начало знобить. — Энтери... я сжимала камень. С моей кровью. Где он?
— Остался рядом с костром, Марина, — гулко объяснил дракон.
— Принесите... На одну из башен нужен огонь... много огня, — заторопилась я, чувствуя, что сейчас снова провалюсь в обморок, — а затем... принесите туда камень. И много, много масла... покормить огнедухов... привязаны к камню. Защитят...
— Сделаем, моя госпожа, — с явным облегчением проговорил Леймин. — Сейчас и сделаем.
Замутило, и я застонала. Легкие горели.
— Воздух... — язык отказывался ворочаться, — не могу дышать. Откройте окно.
Шаги. Звук распахиваемых створок. Прохладный поток, ласково огладивший меня, лизнувший мокрые волосы на затылке. Мой глубокий вдох.
Выдох Люка.
"Марина".
"Где ты? Где ты? Люк!"
В груди заболело, и я словно со стороны услышала свой всхлип, стон, вой. Ладонь Энтери вжалась в мою грудину.
— Не надо кричать, сестра.
Холодно. Хорошо. Все померкло.
* * *
Я открыла глаза. Стояла ночь. Тело казалось легким. В углу спала молоденькая санитарка. Из зеркала над рукомойником струился серебристый туман.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
