Зверь лютый. Книга 15. Стрелка

Реакция правильная: пришло осознание совершаемого преступления — кощунства. Теперь усилим осознание соучастия. Чуть сдвинем оценки и мотивы, свяжем с действием привычным, повседневным. Сделаем преступление более... "кошерным". Соучастие — добровольным. Или, хотя бы — выглядящим таковым.

— Ну, полно, полно. Господь к тебе пришёл, господь в тебя вошёл, а ты будто и не рада. Ему там мягонько, ему там тёпленько. Согрей его нутром своим. Голени его, и бёдра его, и тело его. Тело Христово. Разве ты не вкушала его многократно? Разве не входило оно в тебя при причащении святых даров? Ну же! Жуй его плоть, пей его кровь, как часто делала ты в церкви! Сожми его! Обойми жаром тела, жаром души, жаром веры своей истовой! Прими в себя! Возликуй и обрадуйся.

Она рыдала. Тихо, непрерывно, обильно. Темнота не позволяла ей разглядеть подробности, но своё-то, постоянно носимое на груди, распятие она хорошо знала. И воображение рисовало склонённую в предсмертной крестной муке главу Спасителя, прижатую ликом святым к её срамным губам, мокрым от нашей спермы.

* * *

Можно подумать, что для него это новость! Он же рождённый, а не кесарённый. Шёл теми же путями, в тех же водах, что и "весь народ". Только ухитрился "калитку за собой закрыть" — восстановить девственную плеву матери сразу после родов. Пришлось Иосифу Плотнику заново... "трубы продувать". Странно, что Иосифа называют "предмужником". Правильнее: "за-мужником". Который "после", "за".

Моим современникам, наслышанных об имитаторах и вибраторах, не понять всего священного ужаса этой игуменьи. Всей меры непристойности, стыдности, "кощунственности" такого положения.

Нужно вырасти в мире, где даже и "супружеский долг" исполняется исключительно в темноте и "исключительно самим Господом Богом предназначенными для того инструментами". Просто допустить, чтобы мужчина, пусть бы и свой, муж законный, увидел... крайняя степень разврата! А здесь... Лик святой! Чело Спасителя в венце терновом! И — торчит! Грех неотмолимый!

Гарантированное попадание в ад на сковородку. Навечно.

И плевать ей, что речь идёт куске металла, с довольно аляпово сделанными наплывами — она в этих "кляксах" низкокачественного серебра видит изображение. Она связывает изображение, набор грубо сделанных неровностей поверхности, с оригиналом, с самим Сыном Божьим. Конкретный еврей из Назарета в её, чуть припухшей от предшествующих экзерсисов...

Вот эта... "клякса" по металлу и есть ваш Бог?! Да побойтесь бога!

Но она-то думает, что Бог у неё в...

Где-где?! Да всё там же...

А чего ещё ожидать, если в христианстве постоянно происходит гносеологическая ошибка: омонимия — смешение или подмена понятий.

Здесь: установление эквивалентности символа и сущности. Ведь никто не ждёт от, например, креста кельтского или свастики — символов солнца — тепла и света. Иначе бы они в каждом доме висели. Вместо лампы и обогревателя.

* * *

Манефа тупо рыдала, не реагируя на мои команды, пока не получила несколько пощёчин.

— Ну, что ты застыла столбом соляным?! Давай, трудись, подмахивай. Расстарайся. Для самого.

Мне пришлось, взявшись за торчащий конец креста, несколько "оживить распятого на серебре" — слегка покачать, слегка подвигать. Пальцы не только пошевеливали холодный кусок металла, но и поглаживали тёплую плоть женщины. Сначала она не реагировала. Пришлось даже слегка ткнуть кулаком в живот.

Последовательность рефлекторных сокращений, навязанная в невысоком ритме, типа непрямого массажа сердца, не затухла и после прекращения моих ударов — она начала отзываться. Сначала слабыми, неуверенными сжатиями мышц внутри себя, потом и движением бёдер. С закрытыми глазами, с поднятым к ночному небу заплаканным лицом, она чуть слышно выпевала кусок молитвы:

"Небесных, и страшных, и Святых Твоих, Христе, ныне Таин, и Божественныя Твоея и тайныя вечери общника быти и мене сподоби, отчаяннаго, Боже Спасе мой.

Под Твое прибег благоутробие, Блаже, со страхом зову Ти: во мне пребуди, Спасе, и аз, якоже рекл еси, в Тебе; се бо дерзая на милость Твою, ям Тело Твое, и пию Кровь Твою.

Пресвятая Троице, Боже наш, слава Тебе".

Желания... они того... исполняются.

"Во мне пребуди, Спасе..." — уже. Насчёт "ям Тело Твое, и пию Кровь Твою" — не сегодня. А вот "дерзая на милость"...

Я, честно говоря, не ожидал реакции её тела. Слишком много насилия, боли, разрушения ценностей... Да просто — холодно и неудобно! Но вера христова, крест животворящий... привычка к молитвенному трансу, к душевной концентрации и отстранению от грешного мира... и мои ласковые тёплые терпеливые пальчики на её "средоточии сладострастия"... "Капюшонистый приятель" ещё не отошёл от наших с Суханом экзерсисов. Да и то правда: с третьего-то раза — можно и проявить себя!

Казалось, что у неё вообще нет сил. Ни душевных, ни физических. Но "умение и труд — и не такое натрут".

"Зануда — это человек, которому легче отдаться, чем объяснить — почему этого не следует делать" — общеизвестная женская мудрость.

Что я — зануда, я уже много раз...

Она вдруг распахнула глаза в ночное небо, зазвучала и начала двигаться... уже сама, уже не подталкиваемая и понуждаемая, но жаждущая и ищущая. Сильнее. Размашистее. Резче. Беззвучно ахнула в темноту, выгнулась всем своим телом и... обмякла в руках Сухана.

А в моей руке продолжало трепетать. Продолжало судорожно истекать. Горячим. Мокрым. Затухая. Успокаиваясь. Съёживаясь.

По её мышцам прошла волна остаточной судороги. Всхлип. Выдох. Мокрое, горячее распятие медленно, нехотя отпускаемое, заскользило вниз, в мою руку.

"Боже наш, слава Тебе". За всё хорошее.

* * *

"Оргазм на кресте". Не часто, но и не ново. Приобщение к святости, как и секс, требуют мощнейшего напряжения всех душевных сил. Что, естественно, отзывается в реакциях тела.

Сотрудники спецслужб Израиля, перебирая куски, оставшиеся от джихаддистов-смертников, обнаружили, что довольно часто член "самоходной бомбы", замотан тряпками и примотан к ноге проволокой. Экстаз самоподрыва столь силён, что приводит к преждевременному извержению спермы. Прямо в штаны шахида. А это — не кошерно.

Шахид собирается в рай, там его ждут 70 девственниц. Разбазаривать собственный семенной фонд — нельзя, Аллах обидится. И лишит вечного блаженства. В форме непрерывной пьянки и случки. Длиной в вечность. Со всеми промежуточными результатами этих видов деятельности: блевотиной перепившихся впервые в жизни праведников, калом и мочой недонёсших, липкими, остропахнущими потёками недотерпевших... А, ещё использованные ватные тампоны под всеми кустами — девственницы же, факеншит! По 70 каждому...

Пейзаж в мусульманском раю — как после пикника бомжатника в лесополосе.

Нет, есть отличие — использованные шприцы не наблюдаются. Ну, тогда — "да", тогда — рай.

* * *

— Ну вот и хорошо, ну вот и умница. Согрела Спасителя в лоне своём. Омыла соком своим. Первый раз в жизни? Понравилось? Вот и запоминай: у меня в руках тебе так хорошо, как никогда в жизни не бывало. Со мной — ты ближе всего к Господу оказалась. Сам Спас — в тебе пребывал! И сиё — сладостно. И ещё будет. Ты же в руке моей, в воле моей. А у меня для моих... хорошо. Ибо мне — дано. Ибо открыты мне многие тайны. И обращаю я сии дары — к благу людей моих. Только служить надо верно. Сказано же: "не мечите бисер перед свиньями". Никому про снизошедшее на тебя — сказать нельзя. Ни во сне, не наяву, ни подруге, не духовнику. Ни мирянину, ни епископу. Поняла?

— Д-да. Господин.

Во как... До правильного обращения — и сама додумалась. Может, на этом и остановиться? "Заклятие Пригоды"? Как бы не перестараться...

Я вытащил крест. Аж горячий. Мокрый, пахнет... Едва Сухан отпустил, как она рухнула на колени. Не от восхищения моим величием — просто ноги не держат. Но когда поднёс распятие к её лицу — она страстно его расцеловала.

— Запомни вкус, Манефа, запомни запах. Это вкус твоей радости. Запах Христа, спасённого тобой от холода. Дар мой. Запомни. Я. Иисус. Ты. Тебе — хорошо. Счастье. Со мной. Всегда. А теперь... скоро светать начнёт. Пора тебе возвращаться.

Шевелиться она не могла — выдохлась. То — просто тупо смотрела в никуда, то — непонятно чему улыбалась или вдруг заливалась слезами, то, будто ожидая очередного чуда, разглядывала меня.

Пришлось самим её одевать. Хотя с платками мы справились лишь частично. Поддерживая под руки, повели вверх по светлеющему лугу. Туда, где должен был ждать её возок с возницей.

— Возница? Она — убогая. Господь разум её поразил. Как дитё малое. Меня слушает, хоть в огонь велю, кинется.

На козлах сидела послушница. Такая... по габаритам — из норвежцев. Чуть нахмуренное детское личико на огромном теле. Уточнили детали легенды для Манефы: ходила, смотрела, упала, побилась. Нас — не видала.

Ей с недельку бы отлежаться. Если не будет осложнений. А то... бактерицидные свойства серебра несколько преувеличены.

Мы уж посадили её внутрь возка, она уже частью души и разума была в своём монастыре, в планах сегодняшнего дня, в богослужениях Страстной пятницы, когда я вытащил свою финку:

— Постой. Задери подол, раздвинь ноги.

Был миг задержки. Вид мужчины с острым ножом в руке... вызывает опасение. Но "поводок на душе" оказался крепок: она улыбнулась и исполнила.

Я скрутил и срезал завиток волос у неё на лобке. Понюхал, убрал в кошель.

— Волос человеческий... Сама знаешь — какая в нём великая сила. Особенно — в искусных руках. Говорят, и против воли приведёт.

Она осторожно спустилась с возка и сотворила передо мною уставные метания ("метание" — слово греческое, вошедшее в русский церковный обиход. Это малый земной поклон. Для исполнения его становятся на колени, кланяются, но не челом до земли, а только руками касаясь положенного впереди подручника, а за неимением его — полы своего платья, по полу постланной).

— Да, господин, знаю. В том надобности нет. Позови — волей приду. Ты... Мы встретимся?

— На то — господня воля. Но... Гора с горой не сходятся, а человеки... Жди.

Никакое предвидение, кроме божеского, не могло и предположить, что всего через год сама жизнь моя будет зависеть от этой женщины, от приверженности её ко мне, от тех... забав, которые я с ней исполнял, приводя к покорности. Да и не только моя жизнь, но и многих людей, земли Залесской, всей Святой Руси.

Забавно мне: чётко вижу перелом своего настроя, когда ослабло моё желание её смерти. А вот когда её страх, ужас от меня и действий моих, претворился в преданность, в любовь, в обожание... Когда "похоть", судорога любовная — с верой, со "Спасом в себе" совместилися?

Можно ли было предугадать, что моя неприязнь к епископу Ростовскому Феодору, предстоятелю Церкви Христовой в земле Залесской, окажется важным аргументом для Эмира Булгара Великого, Благороднейшего и Победительнейшего Ибрагима? А ведь без этого и Всеволжска моего не было бы.

Глава 325

Хорошо быть ненормальным.

Когда мы вернулись к костру кое-кто из однохоругвенников уже головы поднимать начал. Но ни одного вопроса. Ванька — псих, это всем известно. То он с утра бегает, то с вечера купается...

"Да он над нами издевался!

Сумасшедший, что возьмёшь?".

Ладно, хоть новых утопленниц не приволок.

В город нас пускали только командами, человек по 15-20. Пока предыдущие не выйдут — новых не запускают. Еле уговорил соратников передать грамотку внутрь, на торг.

Пришли два здешних оружейника с барахлом по моему списку. Ярославских новобранцев хоть как-то приодеть надо. Цены... уже впятеро.

Потом Великая Суббота. Как начали заутреню с ночи, так и без перерыва. Плащаницу носили, пятнадцать паремий пели. Новоокрещённых "угостили" Апостолами и напомнили, что "крестившиеся во Христа Иисуса в смерть Его крестились". Тут священнослужители сменили великопостные тёмные одеяния на белые, и пошло уже Светлое Воскресенье. Наконец, под стихиру "Воскресение Твое, Христе Спасе" клир и народ повалили из города и обошли его крёстным ходом по кругу.

Правильнее, конечно, вокруг храма. Но Федя... любит с размахом. Манефы в общей толпе я не увидел, надеюсь, послушалась и в обители осталась. Народ носился с куличами, красными яйцами, преимущественно — пасхальными, и главной христианской новостью:

— Здравствовать тебе, Иван, боярский сын. Христос воскресе!

— Факеншит! И тебе здравствовать. Воистину воскресе!

И — в засос. Как и положено православным приветствовать друг друга на Пасху, при этом троекратно целуясь.

* * *

Коллеги-попандопулы! Вы, блин, с откудова? Вы, факеншит, все с политбюро Леонида Ильича свеже-вылезшие?!

Да, он был наш, исконно-посконный, истинно православный... Виноват — марксистский-ленинский. Как он Хоннекера... прям "в уста сахарные", без всякой Пасхи, просто по поводу и под настроение...

Факеншит уелбантуренный! На лугу — под тысячу здоровых мужиков, православное воинство. Половина — лезет целоваться! Все — в губы.

" — А что ты делаешь?

— Всё. Но я не целуюсь в губы".

Америкосовских проституток, типа "Красотки" — здесь нет. Но есть персонажи... которые "делают больше" — совмещают христосование с просто сованием. Своего языка в мой рот. И прижимаются так это... Едрит-ангидрит...! Ты, бл..., ещё в штаны ко мне полезь! Е...ло недое...нутое! И откуда такие уроды берутся?! — Ответ известен: из "Святой Руси". Я ж говорил — "мужи добрые" на войну не ходят.

Оборотная сторона славы — все хотят меня. "Хотят" — поздравить. С чем?! Где — я, а где тот еврей из Назарета?!

Не понимаю. Не понимаю коллег. Куча народа вляпывается в средневековье. Где Пасха — важнейший из праздников. Даже не общенародный, а очень много-народный! Обычай пасхального целования — прописан ещё в Апостолах. Попаданец, особенно — "всплывающий" в социальной структуре, просто обязан исполнять обычаи своего окружения. Иначе он чужак, он отторгается социумом. Иноземец, иноверец... Технический консультант, специалист, но... не человек, нелюдь. "Те же и сволочь".

Хочешь стать аборигенам своим — изволь следовать их обычаям: молится, поститься, лобызаться... Если ты хоть сколько-нибудь значащая общественная фигура — в засос со всеми желающими. Иначе — грех гордыни. Они воспринимают это как... как оно и есть — как брезгливость. И становятся тебе врагами.

Как-то коллеги-попаданцы... Наверное, их заранее готовят. Тренируют насчёт прикладывания, посасывания, причмокивания... огромных количеств бородатых поддатых мужских морд. Я... извините... несколько подташнивает... слюнявыми губами... мокрым языком... следующий... "Христос воскресе!"... а этот лук ел... а этот мясо... мясо было с душком... а зубных щёток здесь вообще... Твою мать! Остопи... настоху... не могу!

У меня алиби! Я с детства боюсь стоматологов! Я не люблю когда мне в рот лезут! Когда меня слюнявят! Когда суют свою вонючую бородатую морду в моё лицо! Пошли вы...! Вы! Все! Со своими Светлыми Воскресениями!