— Куда поведете мальчика? — преодолевая морок, спросил он.
— Все будет в порядке. Верну его тебе в целости и сохранности. Иди, отдыхай!
Девушка у стола выпрямилась и, сложив руки лодочкой у груди, слегка покачивала крутыми бедрами.
— Вальтер! — Гвардеец упрямо смотрел на Вовку.
— Да заниматься мы, заниматься! — Рассмеялся колдун. — Расслабьтесь, господин Шоттен, и перестаньте думать о плохом.
Вовка согласно качнул головой.
И только после этого успокоенный гвардеец, с блаженной улыбкой путника, увидевшего оазис, летящей походкой направился к обворожительной незнакомке.
— С ним-то все будет в порядке? — Озаботился маленький герцог.
— Удивительно, как вы неожиданно стали переживать друг за друга... А ведь раньше терпеть один другого не могли.
— Мы скрывали свои отношения на чердаке... — Опустив глазки, ухмыльнулся Вовка, но потом стал серьезным. — Я был трусливым глупцом.
— Что ж, признание ошибок — признак взросления личности.
Колдун, спустившись вместе с Вовкой по ступеням вниз, открыл ключом массивную дверь.
— Присаживайся. — Указал мальчишке на стул мэтр Вилдбах. — Оглянись вокруг себя. Как ты думаешь, где мы находимся? Что ты здесь видишь?
— Оборудование для химических процессов. Реактивы, наверное... — Вовкин взгляд внимательно скользил по столам и полкам. — Книги, горелки, колбы... Похоже на лабораторию, господин маг!
— Правильно, мой мальчик. И, если ты хочешь серьезно учиться, то эта комната станет твоим классом на много лет. Ты готов к этому?
— И я смогу лечить людей?
— Сможешь. — Мягко улыбнулся колдун. — Есть еще пожелания? К примеру, как добиться власти? Укрощать человеческие страсти? Создавать золото и камни?
— Да, это тоже интересно. — Согласился Вовка. — Неужели химическими процессами в физическом теле человека можно изменить его отношение к жизни? Поменять точку зрения на различные вопросы?
— Если вводить определенные препараты в течение некоторого времени, то да.
— А, понял. — Вовка вспомнил райцентровского дурачка, страдавшего каждую весну любовным синдромом, от которого местных женщин спасали только врачи больнички, обкалывающие эксгибициониста успокоительными уколами. Без них он никому, начиная со старух и кончая школьницами, не давал прохода, навязывая здесь и сейчас неземное блаженство. — Но могу я попросить Вас об одном, не терпящем отлагательства, желании?
— Даже интересно...
Черные глаза колдуна из-под черных дуг бровей ярко взглянули на мальчишку.
— Понимаете, я обещал герру Штафу, который мне помог, его выручить.
Вовка опустил ресницы и задумчиво провел пальцем по краю лабораторного стола.
— Сегодня бал, и я обещал моему покровителю показать публике новую модель дамского платья... Просто пройти, чтобы женщины оценили и заказали похожие... Оно скромное и нежное. Для мастера это очень важно. И кто-то бесстрашный должен быть первым. — Пояснил парень, покрываясь румянцем и слегка поднимая глаза. — Мэтр принес парик, но он мне не нравится. Можно на время убрать из моих волос синий краситель, вернув им прежний цвет?
Вовка стиснул на коленях обе руки.
Колдун расхохотался.
— Значит, хочешь прогуляться один, в женском платье, ночью... среди пьяных мужчин?
— Но на балу будут и дамы!
— Под присмотром мужей и отцов. И юная нимфетка, словно призрак, плывущая в звуках музыки среди одуревших от вина и женских прелестей самцов... Да ты знаешь, чем это может закончиться?
Маг покачал головой.
— Хорошо, если дойдешь до середины зала... Интересно, о чем думает твой опекун?!
— Но его ведь не приглашают на балы! — Заступился за Штафа Вовка. — Мы всего лишь хотели немного заработать на заказах!
— Слава Богам, что не по-другому... Вот что. — Вилдбах критически оглядел приунывшего парня. — А схожу-ка я с тобой... Развеяться. Как считаешь, родственницу, выведенную мной в свет, кто-нибудь тронет?
— О, мэтр Вилдбах! — Вовка поднял к груди влажные от нервного пота пальцы. — Это было бы...
— Но количество учебных дней увеличим до трех в неделю. — Черные брови сошлись на переносице.
— Да, конечно, это здорово! — Робко улыбнулся парень. — Я готов!.. А волосы?
* * *
Кареты начали съезжаться ко дворцу, как только диск солнца спрятался за колдовскую башню. У жителей столицы именно с этого момента начинался вечер. Самые нервные и неуверенные обитатели дворца в предвкушении бала прихорашивались и раздраженно бросались щетками в замученных горничных. Ведь им приходилось надевать на торжество неоднократно переделанные платья. А что сделаешь? Экономия. В лучшие времена дворянка сгорела бы от стыда, если пришлось бы показаться в обществе в ношеном платье. Позор всей семье был бы обеспечен! А сейчас? Только члены королевской семьи, да и то не все, могли ходить в роскошных костюмах и новеньких драгоценностях. Остальные выкручивались, как могли.
Маркиз фон Бонт, например, хвастал в узком кругу, что его портниха перешила лампасы с синих штанов на малиновые, а кружева для рубашки подарила тетка, в сундуке которой завалялись свадебные панталоны ее давно почившего супруга. Дамы улыбались, а мужчины, полируя бриллиант на еще незаложенном фамильном перстне, пожимали плечами. Но, как известно, камень, упавший в воду, дает круги. Поэтому тайну маркиза скоро узнал весь дворец: от самого Короля, до кухонных девчонок и мальчишек, ради смеха вешавших на уши вместо украшений вареные макароны. Если девчонки втыкали в них цветочки, композиция выглядела очень мило. Ну а дворяне, отсмеявшись, чесали затылки, вздыхали над пустыми кошельками и лезли на пыльные чердаки фамильных замков перетряхивать пронафталиненную старину. И теперь довольные дочки нищих баронов и графов с удовольствием надевали платья, отделанные кусками фаты своих прабабушек и тюлем маминых занавесок.
В роскошном, но уже немного облетевшем по осеннему времени дворцовом парке зажглась подсветка, делая подъезд к парадному крыльцу торжественным и волшебным. Следящие лучи капитан гвардейцев предусмотрительно отключил. Мало ли кому придет в нетрезвую голову подышать свежим воздухом в обществе прекрасной спутницы? А то и уединиться в одной из беседок, которые по случаю бала очистили от гниющей листвы и весенних еще кучек мусора, оставленных гостями предыдущего праздника. Молодые барышни, так редко вывозимые в высший свет, глазели в окна своих или наемных карет, страстно надеясь именно в этот раз встретить самого красивого, самого богатого... Но в тоскливых взглядах их дальновидных родителей читались мысли о новых налогах, которыми окупится королевское торжество в обнищавшей стране.
В бальном зале разыгрывался оркестр, репетировавший партии одобренных королевским советом танцев. Впрочем, иногда воздушные мелодии неожиданно менялись тяжелой поступью военных маршей, не давая гостям забывать о долге перед родиной. Отцы семейств, в которых росли мальчики, нервно вздрагивали. Не успевшие попасть в зону боевых действий сыновья, не думая о патриотизме, жадно смотрели на девушек, которые, в свою очередь, дарили парням многообещающие улыбки. Впрочем, кто сказал, что обещания нужно выполнять? К тому же поверивших в сиюминутную любовь обычно замуж не звали.
Тем временем приглашенные продолжали прибывать во дворец. Гофмейстер хорошо поставленным голосом, но со скукой во взоре объявлял благородные фамилии. Бароны усиленно задирали носы, стараясь всем своим видом показать окружающим, что они здесь не просто так, а по личному приглашению Его Величества. Неспроста в маленький деревенский домик с бегавшими в сенях овцами и курами канцелярия двора прислала именной пригласительный билет! Ведь именно на верноподданических чувствах мелких дворян держалось раздираемое внутренней нестабильностью королевство.
Молодые леди, от силы раз в год выезжавшие дальше, чем местная ярмарка, волнительно колыхали приподнятыми грудями, пытаясь обаять сразу всех молодых людей, замеченных их цепкими взорами. Впрочем, опытные мамаши тут же приходили дочуркам на помощь, показывая наиболее перспективный, с их мудрой точки зрения, объект. Короче, пока не явился Его Величество, все развлекались, как могли.
Соседи, увидев друг друга, картинно бросались в объятия, выступая, тем самым, против остальных единым фронтом местечковой солидарности. Хотя у себя дома, встречаясь по границам полей, едва заметно морщились, кисло кивая головой. Замужние женщины, обмахиваясь веерами, торжественно занимали юбками пространства диванов, жадно разглядывая новшества, внесенные соседками в свой гардероб, и тихо радовались, узнавая на дородной фрау Дитцшталь позапрошлогоднее платье в зеленый, нынче совершенно не модный, горошек.
Парни, как существа общительные и не помнящие обид, сбивались в кучки, жадно разглядывая хорошенькие личики провинциальных невест и делая порой настолько фривольные замечания, что удержаться от смеха было просто невозможно. Девушки, не понимая, над чем те смеются, на всякий случай мило краснели, хлопали ресницами и глупо улыбались, вызывая еще больший хохот.
Но вот оркестр заиграл гимн страны, и люди зашуршали туфлями и юбками, оборачиваясь лицом к внутренним покоям. Гвардейцы, стоявшие на часах, пару раз стукнули об пол штандартами, крепко зажатыми в кулаках, а трубач протрубил несколько приветственных нот. Двери тотчас распахнулись. На возвышение, видное всему залу, вышел полный и несколько плешивый Гюнтер Третий. Несмотря на брезгливое выражение лица, Его Величество выглядел ослепительно: в накинутой на одно плечо горностаевой мантии, красном мундире с золотыми пуговицами, блестящих сапогах и сияющей диадеме он воистину царил над залом. В недрах публики раздалось восторженное 'ах'.
Как только он освободил дверной проем, восторженные крики стали еще слышней: вслед за Его Величеством, в расцвете сияющей и очаровательной молодости появилась государева фаворитка, фройлен Анели.
Женщины, отпихивая локтями мужей и соседок, вытягивали шеи, пытаясь схватить детали модного кроя и расцветку ее платья. А также завистливо поразиться величине бриллиантов, сверкающих в ее ушах и на шее. Мужья же, раздражаясь на мельтешащую перед лицом собственную раздобревшую половину, молча пожирали глазами эталон великосветской красоты, невольно сравнивая белые зубки и ямочки на розовых щечках с целлюлитом и кариесом тех, кто навсегда составил их счастье. Так что невольные вздохи мужских сожалений со всех сторон летели к ногам обворожительной красотки.
Гюнтер, улыбнувшись неподдельным восторгам подданных, подал руку фаворитке, с которой они вошли в широкий проход, образованный гвардейцами и склоненными гостями. Там, на другом его конце, в небольшой ложе, стоял атласный розовый диванчик и пара кресел для королевской семьи. Оркестр оглушительно играл туш. Поэтому мало кто обратил внимание на двух молодых людей, выбравшихся в зал откуда-то сбоку. Да и не весили они в политических играх ничего. Так, невыразительный балласт, живущий вне бушующих страстей и дворцовых интриг.
— Его Высочество Генрих и Ее Высочество Виола... — Не напрягая голосовые связки, запоздало крикнул гофмейстер.
Крошечная девушка в нежно-сиреневом платье скользнула черными глазами по пустым лицам придворной знати.
— Смотри, братец, — она подняла голову и посмотрела на своего худощавого спутника с бледным, меланхоличным лицом и черными, падающими на спину волосами, — какие жадные и завистливые физиономии! Дай им возможность, растерзают, словно воронье лошадиный труп!
Принц печально улыбнулся и накрыл ладонь сестры холодными пальцами.
— Думаю, однажды так и будет. Ты хоть замуж можешь убежать. А мне и прятаться некуда.
— Анели ждет, когда отец женится на ней. Чтобы родить.
— А он уже женится? — Удивился молодой мужчина.
— Нет пока. Но я слышала, как он говорил про монастырь...
— Опять бегала по тайным коридорам? Собирала грязь веков?
— Если бы я не бегала, нас бы давно убили, братец. Так вот, отец собирается ехать в монастырь, куда упрятал маму...
— Вероятно, чтобы навестить?
— Генрих! — Черные глаза Виолетты туманили слезы, а хорошенькие губки приветливо улыбались согласно протоколу дворцовых мероприятий. — Десять лет не навещал, а тут вдруг сподобился! Если мать умрет, Король может снова жениться! Детки пойдут: мальчики, девочки... наследнички...
— Знаю. Моя судьба уже решена, и неважно, годом раньше...
— Нет, Генрих, так нельзя! — Девушка не выдержала и больно ущипнула брата за нежную кожу руки. Тот на секунду поднял глаза к потолку, но даже не вздрогнул. — Тебя не станет, что тогда будет со мной? Ты думал?
— Замуж. — Ровно произнес принц.
— Кому я нужна! Папенька, вернее, фройлен Анели, ни одной монетки в приданое не отдаст! Надо срочно что-то придумать...
Девушка опустила на мятежные глаза черные ресницы, поскольку они с братом уже подходили к королевскому подиуму. Правда, на диванчике сидела Анели, раскинув по всей его длине пышную юбку, а Гюнтер занял тучным задом кресло. Похоже, ими предполагалось, что королевские дети могут постоять. Но Виола, углядев в нише позади подиума диван со стульями, развернула брата и села на один из них. Генрих устроился рядом.
Анели метнула в сторону наследников гневный взгляд, но тут же расплылась в очаровательнейшей улыбке, предназначенной их папеньке.
— Золотко мое, — проворковала женщина, — ну что за однотонная серая масса? Неужели нельзя было нарядиться в яркие цвета? Помнишь, когда нас приглашали к свирскому двору...
— Теперь не пригласят, дорогая! — Улыбнулся Король дирижеру. — У нас с ними война.
— Почему твои дети сели так далеко?
— Дорогая, ты предлагаешь им сесть у твоих прелестных ног? Не слишком ли многого хочешь?
Скрипнув зубами, Анели все же сохранила на губах милую улыбку.
Король с кислой миной слушал приветственные речи придворных и лениво думал о том, чем еще можно угодить этой невероятно прекрасной женщине, столь изобретательной в любовных играх... Но с каждым днем она требовала все большего. А вот теперь обратила внимание на его детей.
Он готов был все бросить к ее ногам. Разорить собственную страну, передраться со всеми соседями, лишь бы она снова и снова в пылу ночной любовной игры шептала 'мой нежный пупсик'. Но днем несравненная волшебница Лорелея выпускала острые коготки, выскребая в его душе крепко саднящие шрамы.
Анели же, легко переключив свое внимание с нудного старого мужчины на копошащийся людской муравейник, высматривала знакомые лица. Коварная женщина следила за тем, насколько быстро люди подходили к королевскому подиуму с заверениями в нижайшем почтении Его Величеству и восхищением ее собственной ангельской красотой. Но вот ее рассеянный взгляд словно обо что-то споткнулся. Присмотревшись внимательней, она заметила в пестрой толпе черный утес, от которого в стороны разбегались человеческие волны. И только скромный бело-розовый парус все время оставался рядом. Анели заинтересовалась и даже наклонилась вперед, ибо единственным недостатком пышнотелой светловолосой красавицы было плохое зрение. Но об этом секрете она не рассказывала никому.
