Весть о продуктовых карточках разлетелась как пожар. Это не удалось бы скрыть, скорости принятия решений Нормана и его администрации оставалось только позавидовать — просто все происходило... слишком быстро. Не давая времени подготовиться.
Среди каменного лабиринта машины темных казались крошечными. Ярость висела над городом как невидимая темная печать, и эту же печать я видел на чужих лицах. Я был склонен верить, что люди по природе своей скорее хорошие, чем нет; по крайней мере, пока окружающая среда не заставляет отринуть нормы и моральные ограничители ради выживания. И судя по лицам собравшихся, она уже начинала.
На въезде во внешнее городское кольцо застряла фура, и рассыпавшиеся мешки полностью перегородили дорогу. Рядом, почти ткнувшись в завал, стоял заарнский броневик, и люди окружали его плотной цепью.
— Светлый магистр, вы что, никогда погромов не видели? — Шеннейр наблюдал за мной с искренним весельем. — Правда нет? Вот и увидите.
Я стиснул пальцы уже привычным жестом самоуспокоения. Люди имели право на злость. Они даже не знали, что их злость бессильна что-либо изменить.
— Вот незадача. Я ведь даже войну мог не увидеть.
— С вашим-то даром? И не надейтесь, — в привычной насмешке неожиданно мелькнуло сочувствие: — Вы же маг, Кэрэа Рейни. У вас не было ни единого шанса прожить жизнь и не увидеть ни одной войны.
Машины встали напрочь, не в состоянии продвинуться дальше. Две фигуры в балахонах и масках в тесном человеческом круге излучали неуверенность; они могли прорубиться сквозь тела, но у них не было такого приказа.
Лорд Норман — нелюдь, а значит, он виноват во всем, вплоть до слишком холодной зимы. Но рядовые заарны ничего не решали. В отместку за продуктовые карточки этих двоих можно было только сожрать.
— Матиас, сиди здесь, — я взялся за ручку двери, на ходу прихватив венец.
Под колесами заарнского броневика виднелась перекореженная магическая печать — такую мог бы начертить я по темным прописям для самых недалеких.
— Нейтралы, — Шеннейр спрыгнул с той стороны.
— Вас волнует, что заарнов убивают? — удивился я.
— Меня волнует, что на улицах моей страны кого-то убивают, — темный магистр чуть повел ладонью, и над домами повисла большая шестигранная печать.
На улице сразу стало тихо-тихо. Люди сделали шажок назад; и еще шаг. Шеннейр вряд ли злился; обычные люди были слишком ничтожны, чтобы вызывать его злость. Он был готов тратить ровно столько времени, сколько потребуется смести с дороги мелкую помеху.
Я встал рядом, захватывая страх и ожесточение, жажду справедливости и жажду насилия, и растворяя в пламени собственной искры, и попросил:
— Уберите заграждение. Вы мешаете проехать.
Они смотрели на меня так, будто сам светлый Источник явился перед ними — и изрек совершенную мудрость, открывающую тайны мироздания.
— Извините, — сказал кто-то.
Завал исчез в считаные минуты. Нейтральную печать как бы между делом тщательно затерли; независимые маги, в отличие от обычных граждан, не могли даже рассчитывать на снисхождение темных. Во времена правления темной гильдии хорошо работать только в темной гильдии. Чем я и занимался.
— А сколько живут маги? — нерешительно протянул Матиас. — Очень долго, да?
— Высшие — лет до двухсот, — отвлеченно отозвался я, не слишком вслушиваясь.
На практике никто не дотягивал. Шансы погибнуть для высших тоже резко повышаются.
Матиас долго молчал, а потом осторожно прикоснулся к моей руке и опасливо сжался.
— Вы, люди, почти как Лорды, — он нервно сглотнул, рассматривая пальцы. — Такие древние.
И затих, придавленный пылью веков. Машины проехали дальше, теперь по совершенно свободной дороге, и я с сомнительным удовольствием наблюдал, как на темных накатывает осознание, что светлый магистр — невероятно полезная штука.
Под штаб Шеннейр занял ни много ни мало городскую управу; сама администрация переехала в боковые крылья, променяв гордость на соседство с темными и защиту темных щитов.
Толпа росла. Магические печати по углам площади напоминали, что гильдия на страже, и пока заставляли сборище держаться в рамках — но люди забирались на крыши, окрестные улицы были забиты битком, и народ все прибывал. Еще немного — и начнется давка.
— Что им всем нужно? Чтобы мы свергли Нормана?
Темные, может, и не отказались бы — но не под таким давлением и насилием над личностью.
— Они хотят видеть светлого магистра. Они пришли сюда ради вас, — Иллерни с полупоклоном протянул мне резную шкатулку. На черной бархатной подушечке лежал инъектор со стимулятором. — Они в вас верят. Вы — символ, Тсо Кэрэа Рейни, успокойте их. Выиграйте время, пока мы ищем способ все исправить.
— А не слишком ли много они хотят? — ревниво осведомился Матиас; Иллерни пожал плечами:
— Возможно.
Я взял инъектор.
Светлый магистр должен оставаться чист. Нельзя, чтобы мое появление — мое первое официальное появление как светлого магистра — запомнилось кровью и жертвами. Мне все равно придется вмешаться.
— Я стану символом, который будет рассказывать людям красивые сказки, пока вы творите что хотите?
Свет знает, зачем я спрашивал то, что было ясно задолго до. В глазах Иллерни не отразилось ничего живого:
— Мы все делаем то, что должны.
Матиаса я отправил наверх, мониторить эмоциональное состояние толпы, понадеявшись, что Эршенгаль не подпустит его к оружейным установкам. Они ничем не способны мне помочь.
— Очень полезно, что вы настояли на ношении иной формы, чем у темных. Люди замечают такие вещи, — Иллерни крутился рядом, оглядывая меня с головы до ног и что-то высчитывая. Потом потянулся к моему воротнику; я перехватил его руку, отталкивая, но темного это ничуть не смутило. — Хорошо, что вы сильно отличаетесь, хм, внешне. Светлый магистр должен выделяться. Если у нас еще не было островного магистра, ему стоило появиться... Жаль, что у вас нет светлого посоха. Может быть... может быть... возьмем наш и выкрасим в белый? Обычные люди не отличат.
— Давайте совсем уж с ума не сходить, — посоветовал я.
— Воля ваша, — не стал настаивать он и вышел вслед за остальными. Хотелось бы верить, что темные в придачу осознавали, что своим присутствием нарушают концентрацию для светлого-эмпата — но ничего они не осознавали, а просто выполняли приказы.
От инъекции чуть кружилась голова. Против стимулятора Шеннейр не возразил; оттого, что было не время и не место, или оттого, что стимулятор активировал способности, а не гасил, или оттого, что на самом деле совсем не важно, что со мной будет в итоге.
Узорчатая поверхность венца Та-Рэнэри царапала пальцы. Артефакт, который усиливал эмпатию. Такая старая и запрещенная вещь.
— Когда я рассказывал про личную армию зомби, Шеннейр, я не то имел в виду.
— Вам не угодишь, — возмутился темный, и жестко добавил: — Не хотите — не выходите. В Аринди два магистра. Я наведу порядок.
На этот счет у меня не было сомнений. Образу темного магистра кровь и жертвы только добавят яркости.
— Я знаю. Вы ведь делали это раньше.
— Делал, — без капли сожаления подтвердил он.
— Вы довольны, Шеннейр? — я бы хотел проявить хоть какие-то эмоции. Я бы хотел спросить нечто иное, я бы хотел наконец спросить... — Скажите, вы никогда... не сожалели?
— Нет, — он смотрел так, словно его это забавляло. — Бросьте, Кэрэа, это было давно — вы теперь всю жизнь слезы лить будете? Они должны были умереть, чтобы вы стали магистром.
Я представил, как его голову окружает пылающий обруч.
Шеннейр вытер кровь, текущую из носа, и изумленно уставился на испачканную ладонь. Ответный удар последовал сразу — пожалуй, даже не удар. От меня просто отмахнулись.
Темная печать врезалась в грудь. Это было даже не больно; или я не запомнил. Просто в следующий момент уже лежал на полу и рассматривал ковер. Да, признаю, это было глупо. Я просто не ожидал, что сработает.
— Ну-ну-ну. Наконец-то вы проявили хоть какие-то признаки характера. Но, Кэрэа, если нападаете — бейте насмерть, — Шеннейр неспешно подошел ближе, встав рядом, и жестко потребовал: — Вставайте и прекращайте ныть.
В груди разливалась тяжелая горячая боль.
— Хорошо, — я сел на полу, потом встал, цепляясь за стол, нащупал венец, поправил форму, стремясь сделать все идеально. И вышел на балкон под прицел сотен жадных глаз.
Шеннейр, как и всегда, прав.
Мраморный парапет холодил ладони.
Венец железным кольцом сжимал голову. Искра в груди пульсировала как маленькое солнце.
Море человеческих эмоций кипело внизу; свет проходил сквозь меня, и я сам был чистейшим светом. Светлый магистр должен оставаться символом. У эмпатов не так много запретов, но я давно нарушил их все.
"Мир — это арфа, на которой играют..."
Я подошел к парапету; положил на него ладони, сделал глубокий вдох, посмотрел вниз; и заговорил, не слыша собственных слов.
О том, что нам всем нужно сплотиться против угрозы.
И о том, что я, светлый магистр, сумею их спасти — как и положено светлому магистру.
О том, что все будет хорошо — и люди слушали.
Люди верили, и это оказалось страшнее всего.
Меня хватило до пункта прямой связи — я захлопнул дверь и прислонился к ней спиной, так, словно внешний мир мог ворваться следом, и с ужасом признался:
— В жизни столько не лгал.
— Какие ваши годы, — мгновенно отозвался Миль. Шеннейр сидел за столом, сжав пальцами переносицу; высшие маячили перед ним на больших экранах, и первым, в нарушение всех регламентов, недовольно вещал заклинатель. Хотя наверняка была причина, что никто не спорил — например в том, что если попытаться Миля заткнуть, на этом совет и застопорится. — Шеннейр, да делайте, что хотите! Только чтобы этот сброд не слонялся под стенами Нэтара и не мешал работать. И как вы — вы, темный магистр, — позволили этому сброду обнаглеть?
Забавно. Мы все заложники своей роли. Темному магистру не дозволено милосердие.
— Этот "сброд", Миль — граждане нашей страны. Имейте уважение, — холодно одернула собрата Гвен.
— То, что мы живем в одной стране, должно меня как-то радовать?
— Хватит об убийствах. Мы же не звери! — рассеянно перебил Миля Нэттэйдж, перелистывая какую-то папку. — Давайте будем эффективно использовать ресурсы. Учредим трудовые лагеря и будем ссылать туда недовольных. Будут радоваться, что мы вообще их кормим. Ньен давно так делает.
Вялая стычка пресеклась сразу. Такое однозначное осуждение от темных я видел впервые; хотя глава внутренней службы уже сам сообразил, что тайные мечты не терпят яркого света. Личная свобода — единственная ценность, что в Аринди еще осталась.
— Ньенский выкормыш, — с удовольствием припечатал Олвиш.
Переговорные печати погасли, оставив пустые черные окошки. Вернулись почти сразу; Олвиш и Нэттэйдж угрюмо молчали, бросая друг на друга недружелюбные взгляды.
— Прошу прощения за помехи в ходе заседания, — сухо проинформировала Гвендолин. — Продолжаем.
— У меня есть некоторые запасы. На моих подчиненных землях, — Вильям сонно моргал красноватыми глазами. Вместо формы он носил мятую рубашку и, как обычно, выглядел слегка растерянным. Владелец благополучных земель и всех горных заводов; конечно же, я не сомневался в его образе. — Я могу поделиться, знаете, но всех мне не прокормить...
— Мы нападем на Ньен.
В эмоциях Шеннейра впервые за совещание мелькнул интерес. Олвиш смотрел прямо и открыто и считал свое предложение абсолютно нормальным. И в самом деле. Напасть на соседей. Что может быть лучше?
Лучше. Хм.
— Ну что вы, Олвиш, хорошие страны первыми войны не начинают, — я щелкнул пальцами, ловя мелькнувшую идею. Формат мозгового штурма уже начинал нравиться. — А вот спровоцировать Ньен на нападение, а потом потребовать репарации...
— Это бы сработало, светлый магистр, — медленно и печально подтвердила Гвендолин. — Но еще никто не смог заставить Ньен заплатить. Они удавятся, но добровольно даже камней с берега не отдадут. Они бедные.
— Тьма, почему мы живем в такой... — Миль со стоном лег на стол, закрыв лицо руками, — неблагополучной местности?
Дайте-ка я угадаю. Потому что Аринди было невыгодно иметь сильных благополучных соседей?
— Тогда не подходит, — отказался я. — "Шок, сенсация, темные из этой ужасной Аринди оголодали и бросаются на людей" немного повредит нашему образу хорошей страны.
Аринди — хорошая страна. Мы об этом конвенцию подписывали.
— Вы крайне скучны, — Шеннейр поморщился так, словно я его разочаровал.
— Кому как, Шеннейр, — Нэттэйдж аккуратно прикрыл папку. — Кому как. Есть способ сделать все без крови и человеческих жертв. Наши союзники готовы помочь в долг и даже доставить товары к нашим границам на кораблях. Взамен на небольшую услугу.
Я дослушал заманчивое предложение до паузы и любопытно дополнил:
— А что взамен хочет... темная гильдия Нэртэс?
— Рейни, — умилился Миль. — Говорите полностью, раз начали. Наш глава службы безопасности действительно предлагает продавать обиженкам с севера запрещенные мировым сообществом заклятия?
А еще Нэттэйдж на полставки глава оружейной корпорации. Он совмещает.
— Всего лишь один раз одно заклятие. Да что вы на меня так смотрите, я же не Наэтэре им предлагаю!
Напряжение в зале разом выросло в разы, и я не мог разобрать, почему темные смотрят на меня.
— Еще бы вы предложили им Наэтэре, — прошелестел Миль. — Нам с этого материка деваться некуда.
Реакция все равно осталась необъяснимой. Наэтэре не было самым ужасным или сильным запрещенным заклятием. Оно было просто сильным и крайне простым.
— Разумеется, никаких новейших разработок или того, от чего мы сами не можем защититься. Союзники гарантируют секретность и, сказать честно, переплачивают... Иного выбора у нас нет, так что я за мирный путь, — развел руками Нэттэйдж, под язвительное хмыканье:
— Откатом хоть поделитесь?
Ха. Еще чего.
Шеннейр хмурился еще сильнее, растирая складку между бровями. Происходящее не нравилось мне столь же сильно — но не сказать, чтобы нам было что выбирать.
— Гвен? — требовательно окликнул темный магистр.
Волшебница замерла, словно заледенев, и я отказался от дурацкого желания присмотреться, не мелькают ли в ее зрачках графики и цифры.
— Оптимальный вариант не определен, — механически произнесла она. — Принимайте решение, магистры. Информационный отдел осветит его так, как будет выгодно гильдии.
Почему-то мне казалось, что она сказала неправду. И это тоже было ответом.
Я должен высказаться раньше Шеннейра — потому что если наши мнения разойдутся после, несогласие станет вызовом. Но все варианты выглядели одинаково уродливыми. Мы не должны начинать войну; мы не должны начинать раздор в своем доме; сделка с запрещенными заклятиями — не выход...
Но люди, собравшиеся за стенами, слышали то, что я обещал. Светлый магистр не может потерять доверие. Светлый магистр должен защищать своих. Чужие войны не могут быть плохи — они приносят нам выгоду. Я дал обещание.
