Айями слушала завороженно, не дыша и не моргая. Совершенно случайно биография Веча открылась с неожиданной стороны благодаря словоохотливости даганской нянюшки. История отношений его родителей — то личное и сокровенное, о чем муж никогда бы не рассказал.
— Мать Веча... эсрим М'Энира... Он виделся с нею?
— Не чаще, чем отец. Да Волки и не шибко-то гостеприимны.
— Разве ж можно так? Веч сын ей, не пустое место. И наверное, единственный сын, — сказала Айями с недоумением.
— Разве ж у двух упрямцев может родиться тихий одуванчик? — пояснила даганка. — Эсрим М'Энира — строптивица и гордячка, атату А'Сану сам Триединый был не указ, вот и посуди, что смешалось в общем горшочке.
Да уж, в общем горшочке получилось упрямство с гордостью в кубе, — подумала Айями ошарашенно. Мать Веча посчитала оскорблением предложение стать третьей женой, отец Веча посчитал оскорблением ее отказ и, недолго думая, нашел замену. Но не успокоился и, годами лелея обиду, сломал судьбы сына и даганки Диды из клана Диких вепрей, сведя их вместе своею волею. Возможно, со временем Веч смирился бы с выбором отца и женился повторно, став типичным даганским семьянином, но приключилась война, а после неё — Айями.
Неизвестно, куда бы её завело воображение, не призови нянюшка в трапезную для приготовления ужина. Она снова жарила нечто мясо-мучное, и амидарейки помогали с лепкой, переглядываясь с тоской. Если подобный рацион станет регулярным, скоро их желудки возмутятся.
— Ты не рад встрече с матушкой? — спросила Айями.
— С чего ты взяла? — спросил муж раздраженно.
— По тебе видно.
— Не бери в голову. Это мои дела, и мне их решать.
— Знаешь, Веч, недавно ты сказал, что я не хочу впускать твою страну в сердце и считаю наш брак понарошечным. А ведь так оно и есть. Ничего не изменилось, я по-прежнему амидарейская мехрем, пусть и со свадебными браслетами. Ты сам по себе и идешь своей дорогой, а у меня, стало быть, свой путь, отдельный, — сказала Айями. — Не собираюсь лезть в твою семейную жизнь и поучать. Расспрашиваю из интереса, чтобы понять, что тебя расстраивает. Но тебя тяготят расспросы, потому что мое мнение не совпадает с твоим и не нравится тебе. Видно, недопоняла я, каковы должны быть отношения мужа и жены в даганской семье. И да, если надумаешь перед сном подарить неземное блаженство, сообщи загодя.
Сказала и вышла из комнаты, не став слушать возражений и оправданий. А их не было. И Веч не выскочил следом, чтобы догнать и объяснить. Отправилась Айями на "женскую половину", и атат Н'Омир, прохаживаясь в коридоре, проследил за ней внимательным взглядом.
Люнечка с повязанным на талии платком танцевала босиком, напевая песенку на даганском, а женщины хлопали в такт, посмеиваясь и подпевая. Айями покружила по комнате, потому как не сиделось на месте, и, завидев встревоженность Эммалиэ, показала глазами: всё отлично, не волнуйтесь. И вышла на террасу.
Атат В'Инай, её заметив, приблизился и остановился неподалеку у перил. Внизу в круге боролись даганны, и зрители подначивали соперников. Юноши на крыше с биноклями никуда не делись, но сейчас их любопытство мало волновало. В груди клокотало — обида, быть может? Разочарование? Желание объясниться с мужем, каким он видит свой второй брак и чего ждет от Айями. Чтобы впредь она не выдумывала невесть что, не обольщалась и не толковала превратно его слова и поступки.
Раздались тяжелые шаги, и Веч оказался рядом. Он рассеянно смотрел на схватку во дворе и воодушевлением не загорелся.
— Что ты хочешь услышать?
— Уже ничего, — ответила ровно Айями. — О чем не знала, то додумала, спасибо.
— Обиделась, — заключил он и, не получив ответа, сказал: — Я поставил матушку в неудобное положение. Который день живу с семьей в караван-сарае, забыв о родстве. В городе пошли сплетни, что у меня разлад с местной родней. Матушка и пригласила бы погостевать или на семейный ужин, да без жены нельзя, но разве ж можно пускать амидарейку под крышу отчего дома? Что скажут люди?
Понятное дело, — согласилась Айями — для неё, как для представительницы враждебного народа, закрыты ворота в дом родни Веча. Пожалуй, во всей Даганнии не найдется такого дома, порог которого смогла бы переступить бы амидарейская нога. Глупо убиваться по этому поводу, ведь Айями является олицетворением бед минувшей войны, и забудутся они нескоро.
— Если матушка пригласила в гости, конечно же, сходи, навести родственников, — сказала она с жаром.
— Опять ты не поняла, — вздохнул Веч. — В одиночку я в гости не пойду, так не принято и будет оскорбительно для тебя, и даст повод для новых сплетен. А вдвоем нас видеть не хотят.
— Да уж, неловкая ситуация, — протянула Айями. — Получается, из-за меня не встретишься с родственниками.
— Зря себя винишь. Кто тебя на капище* тянул? Я. Мне и хлебать радушие родни.
Сказал с весельем в голосе, и Айями взглянула недоуменно: неужели не расстроился упущенной возможностью?
— И все же обидно. Когда еще свидитесь?
— Пфф, эка невидаль, я деда по матери не видел больше двадцати лет и брата тоже... М'Азвара ... пересекся с ним сегодня на рынке... Не узнал поначалу, пока он не назвался. Оказывается, родне не понравилось, что мы мозолим глаза местным, внимание к себе привлекая и бросая тень на добропорядочную семью. Ну, я и ответил братцу, что мне плевать вон с той горы на порядочность волчьей родни, — произнес Веч с сарказмом. — Ну как, я рассказал достаточно?
— Пока не знаю. Надо подумать. Я удивилась, узнав, что твоя мама живет в Амрастане.
— Поэтому я и сказал, не бери в голову и вину на себя не взваливай. Проблемы — мои, и решать их буду сам.
И пускай Веч сдерживался, всячески показывая, что его не задела случайная встреча с родственниками, Айями чувствовала — напускное спокойствие не соответствует внутреннему состоянию. Муж раздражен, погружен в свои мысли, и потому не стоит обольщаться его примирительной разговорчивостью. Сейчас откровенен, через минуту снова станет резок и замкнут.
— Хочешь размяться? — Она кивнула в сторону тренировочного круга, в котором боролись обнаженные по пояс даганны, а немногочисленные зрители комментировали схватку.
Веч неопределенно пожал плечами, мол, настроения нет.
— Попробуй. Я буду за тебя болеть.
— Да ну? Тебе же не нравятся бохоры*.
— Тех, что с оружием, побаиваюсь. А те, что на кулаках... пожалуй, зрелищны, — ответила она с заминкой.
— То есть, ты будешь смотреть? — уточнил Веч, видимо, решив, что ослышался. И о неприятностях забыл, так его поразили слова Айями.
— Ну да, — кивнула она отважно. Подумаешь, чуть-чуть приврала, зато голос тверд, и уверения звучат искренне.
— Ну ладно. — Веч посмотрел на нее испытующе и направился к лестнице. Оглянулся — не ушла ли. И сбежал по ступенькам во двор, к зрителям.
И даганская нянюшка приковыляла — смотреть на драку, и Эммалиэ, но не вытерпела и увела дочку в комнату. Атат В'Инай подошел ближе, наблюдая с интересом за происходящим внизу.
Веч и тут превратил скучную разминку в азартное представление. Высыпал на ступеньку горсть монет и стянул рубаху.
— Бьюсь на ставку, — объявил громко.
Зрители оживились, из дверей первого этажа повалили наружу постояльцы. Выворачивали карманы, звеня монетками. Денежная кучка увеличилась. Пусть невелика ставка, драться на интерес веселее, чем впустую.
Эсрим Апра охала, ахала, хватаясь за сердце, и раскраснелась, наблюдая за мочилкой*.
— Давай, сынка, покажи, чего стоят Барсы!
Даже мальчишки, залегшие за трубой на крыше, переключили свое внимание на схватку. Атат В'Инай нетерпеливо переминался, видно, ему страстно хотелось попасть в круг, но долг крепко удерживал на месте.
Веч бился вдохновенно и с каждым ударом выплескивал раздражение, взвинченность и недовольство. Но без ожесточения дрался и без злости на вызвавшегося добровольца, парируя и отбивая удары. Мочилка заразила адреналином расшумевшихся зрителей, и на их крики потянулись во двор зеваки с улицы.
— Из какого он клана? — прищурилась Айями, разглядывая мужнина соперника. Какой-то зверь нарисован над правой ключицей, с террасы не видно.
— Из Рысей, Лесных или Горных, отсюда не разглядеть, — сказала эсрим Апра. — Рыси любят набивать знаки на груди.
Айями, губу закусив, вздрагивала каждый раз, когда кулак противника впечатывался по назначению, но глаза не зажмуривала. Соперник попался равным Вечу по комплекции, но проигрывал в скорости, и Айями показалось, что муж, распознав слабые места оппонента, бьется с ленцой, предугадывая его выпады. Как вдруг совершенно неожиданно Веч оказался на земле — проигравший!
Айями, не сдержавшись, ахнула, она уверилась, что муж победит. Видела же не раз, как он бьется на пределе возможностей, мочаля соперника.
— Ты проиграл, — то ли спросила, то ли утвердила, когда Веч поднялся на террасу.
— Разочарована?
— Нет. Я волновалась за тебя. Ты расстроился?
— Я?! Нет, — ответил он со смешком. — Иногда нужно проигрывать. Это отрезвляет.
Посмотрела Айями удивленно, не лукавит ли? Но Веч, как ни странно, был безмятежен, и настроение его волшебным образом улучшилось.
— Эх, сынка, видно, не о чести Барсов ты думал, а о молодой жене, — поддела раздосадованная нянюшка.
— О ней и думал, — признал муж с веселой усмешкой, смутив Айями.
Позже, прокрутив в памяти мочилку, она поняла, что Веч пропустил подсечку, специально, что ли? Причем так искусно подставился, что зрители не заподозрили, и соперник не оскорбился. Толпа получила зрелище, а победитель — общую ставку, обменявшись с мужем дружеским обжатием.
— Попрощаешься с матушкой перед отъездом?
— Ааа... нет, — сказал он, обтираясь тряпицей после купальни. — У нас нет общих тем для разговора.
Чувствовалось, что всё, накопившееся у него в сердце и в голове, выветрилось чудесным образом, выбилось с кулаками противника в драке. Веч говорил без раздражения и нервозности.
— Ты знал, что твой отец звал ее замуж? — сказала Айями, намазывая мазью свежие синяки. Должно быть, болезненные, но Веч и не поморщился.
— Апра рассказала?
— Да. Я насела, она и сдалась, — начала оправдываться Айями.
— Сядешь на нее, как же. Где сел, там и свалился, — проворчал он добродушно.
— Она тебя любит.
— Она всех нас, Барсов, любила и любит.
— Но тебя сильнее. Иначе не поехала бы в Амрастан.
— Возможно. Вдобавок болтлива как сорока. Чует моя селезенка, она успела столько наговорить, что у тебя волосы встали дыбом. Оттого ты и взвинченная.
— Это я взвинченная? — изумилась Айями и невольно рассмеялась, услышав фырканье мужа. Шутить изволит?
— Нуу, кое-что рассказала, да. — Она обрисовала пальцем морду зверя на спине, погладила старые шрамы. Прижалась к Вечу и обняла, сцепив пальцы на поясе. И понадеялась, что ее голос похож на чувственное мурлыканье.
А Веч и не думал строжиться на болтливую няньку и на приставучую жену, нервирующую неудобными расспросами.
— Твой отец звал матушку замуж. Третьей женой, представляешь?
— Ну, и что тут такого? — пожал он плечами.
— Как что? У них ведь было... нуу... не так, как принято в Даганнии. Чувства были, страсть. А он ее третьей женой позвал.
— Так ведь отец к тому времени был дважды женат. Что поделаешь, поздно они встретились. Не разводиться же с первыми двумя женами, от которых и дети успели народиться. А ты, смотрю, приняла близко к сердцу? Все-таки вы, амидарейцы, чувствительные натуры. Усложняете простое, — хмыкнул Веч.
— Приняла, да. И думаю, как поступил бы ты на месте отца. И какой выбор сделала бы я, окажись на месте твоей матери.
— Тут и гадать нечего. И пойти за меня бы не согласилась, и остаться мехрем... наверное.
— Твоя матушка так и не вышла замуж.
— Не думаю, что из-за больших чувств к отцу. Скорее, в силу характера.
— Растила тебя. Воспитывала. И не наговаривала на него. Хотя могла бы. Позволила тебе сделать выбор.
— Ах, вот, ты о чем. О Нейте. — Муж мягко расцепил пальцы Айями, убрав ее руки с пояса.
— О Нейте? — растерялась она. — Нет, о нем я и не подумала. Аа, ты решил, что я провожу параллели?
— Очень на то похоже, — сказал Веч спокойно. На удивление, не взорвался раздражением и не вспылил.
— Это твой сын, и тебе беспокоиться о его будущем. Делай то, что считаешь нужным. Ты же не учишь меня, как воспитывать Люню.
— После таких проникновенных слов должно последовать увесистое "но".
— У меня его нет. — Айями развела руками. — С твоими родственниками я незнакома, поэтому постараюсь не лезть с нравоучениями. Единственно, о чем прошу, не держи меня в неведении, чтобы я не попала впросак.
Веч помолчал.
— Я привык жить иначе. Решал за себя и за других, советов не спрашивая. Давай попробуем жить так, как предлагаешь ты. Задавай вопросы, я отвечу.
___________________________________________________________________
Махси — обувь из плотной овечьей или козлиной кожи без твердой подошвы, бывают длинные, до колена, или короткие, до щиколоток
Эсаим — почтительное обращение к родственнице
Месхин — мастер по нанесению нательных орнаментов и клановых знаков
12
Оживший страшный сон, вернувшийся из Амидареи.
Ряды колючей проволоки, вышки, прожекторы.
Военные — у ворот и вдоль периметра. С автоматами.
Бронетранспортеры, бронемашины, ощерившиеся пулеметными дулами.
Концентрационный мужской лагерь номер 5 отмечен на карте точкой меж двух хребтов, в действительности расположен на покатом склоне в небольшой равнине.
Сколько их, лагерей, по стране? Не меньше пятнадцати, ответил скупо Веч.
Есть и женские лагери? Есть, рядом с мужскими, в них проживают женщины, согласившиеся уехать из Амидареи вслед за депортированными мужьями. Многие из них приехали с детьми, — пояснил немногословно Веч.
Неужели навечно семьи будут разделены колючей проволокой? Вовсе нет, за примерное поведение пленным предлагают переезд с семьей в любой из амидарейских поселков, — ответил он с куда большим оптимизмом.
Айями закусила губу, теребя кулон. В случае неудачного исхода дела суд постановит отправить её в похожий лагерь. Пожизненно.
Раздражающие звуки не замолкают ни на минуту. Грохот вагонеток, тепловозные гудки, хаос вагонов в тесном депо. Металлический лязг отражается эхом от скал — работают дробилки аффаита*. Порыв ветра приносит маслянистый запах креозота. Повсюду угольная пыль. Она покрывает слоем машины, листья, траву, камни. Предпочтительнее дышать через марлевую повязку или через платок, закрывающий лицо.
Дождь становится благословением, с падающими каплями смываются на землю и осаживаются из воздуха угольные частички. Дожди — затяжные моросящие или короткие проливные — частое явление в горах. Дождевые облака уходят дальше, сменяясь ярким солнцем, выпавшая с небес вода стремительно испаряется, отчего в горах повышенная влажность, а зелень богатая и сочная. Склоны покрыты преимущественно хвойниками — соснами, кедрами, пихтами, елями.
