Джо Аберкромби Полмира

— Что она, быть может, и не пышет огнем, но вас все равно их подпалит.

— И как она надрала их белые задницы одну за другой и сбросила их капитана в реку! — крикнул Колл, запрыгивая на перила корабля и балансируя там, широко разведя руки.

— Повезло, что он не потонул подо всем этим льдом, — сказал Ральф.

Несмотря на тепло, Колючка содрогнулась от воспоминания.

— Боги, там, на Священной, было холодно.

Лед встал рано, он трещал под килем и всего за неделю к северу от высокого волока плотно заблокировал реку. Так что они снова вытащили Южный Ветер, перевернули, сделали из него дом, и жили в нем, сбившись, как стайка зимой, два морозных месяца.

Колючка все еще тренировалась так же усердно, как если бы слышала голос Скифр. Может даже усерднее. Она сражалась с Досдувоем, Фрором и Ральфом, но никогда не просила Бренда, хотя и видела, что тот наблюдает.

Она все еще просыпалась в то время, когда бы ее будила Скифр. Может даже раньше. Смотрела в холодной темноте сквозь пар своего дыхания и видела, как он лежит, как его грудь медленно поднимается, и хотела, чтобы у нее была возможность улечься рядом с ним в тепло, к которому они привыкли. Вместо этого она заставляла себя выйти на еще более сильный холод, сжав зубы от боли в ноге, и бежала по белой пустыне. Эльфийский браслет светился холодным белым светом у нее на запястье, и полоска бивачного костра команды была единственной черточкой на огромном белом небе.

Она получила то, чего всегда хотела. Что бы ни говорил Хуннан и такие, как он, она доказала, что она — воин. У нее было привилегированное место в команде министра, и о ее великих подвигах пели песни. Она отправила дюжину человек через Последнюю Дверь. Получила бесценный приз от самой могущественной женщины в мире. И вот урожай.

Тысяча миль безлюдной пустоты.

Колючке всегда было лучше всего в компании себя самой. Теперь от этой компании ее тошнило так же, как и всех остальных. Так что она стояла в доках Торлби и крепко сжимала Сафрит, стаскивала Колла с перил и трепала его взъерошенные волосы, пока он в замешательстве извивался. Потом поймала Ральфа и поцеловала его лысеющую башку, схватила Досдувоя и Фрора и с трудом стащила их в кисло пахнущие объятья. Хмурый гигант и покрытый шрамами ванстер, которые были грязными, как навоз, и страшными, как волки, когда она их встретила, стали близки ей, как братья.

— Черт возьми, ублюдки проклятые, я буду по вам скучать!

— Кто знает? — сказала Мать Скаер, которая все еще лежала вытянувшись среди припасов, где провела большую часть путешествия домой. — Наши пути могут снова вскоре пересечься.

— Будем надеяться, что не пересекутся, — пробормотала Колючка себе под нос, оглядывая эти знакомые лица, и решив попытаться еще раз: — Фрор, как ты получил этот шрам?

Ванстер открыл рот, словно собирался выдать одну из своих шуточек. В конце концов у него всегда была шутка наготове. Потом его взгляд метнулся к ее шрамам на щеках, он запнулся и задумался. Потом глубоко вздохнул и посмотрел ей прямо в глаза.

— Мне было двенадцать. Гетландцы пришли до рассвета. Большую часть людей они взяли в рабство. Моя мать сражалась, и они ее убили. Я пытался убежать, и их главный подрезал меня мечом. Оставил меня умирать с этим вот шрамом.

Значит, это была правда. И довольно отвратительная. Но было что-то еще в том, как Фрор смотрел на нее. Что-то, отчего у нее волосы на шее встали дыбом. Ее голос немного надломился, когда она задала вопрос:

— Кто был у них за главного?

— Они называли его Хедланд.

Колючка уставилась на меч, который она носила. Меч, который принадлежал ее отцу.

— Этим мечом, выходит?

— Боги готовят по странным рецептам.

— Но ты плавал с гетландцами! Ты сражался рядом со мной! Даже зная, что я его дочь?

— И я рад этому. — Пожал плечами Фрор. — Месть только ходит по кругу. От крови к крови. Смерть ждет всех нас. Ты можешь идти своим путем к ней, согнувшись под грузом ярости. Я так и делал, много лет. Можешь позволить ей отравлять себя. — Он снова тяжело вздохнул. — Или можешь выбросить из головы. Бывай здорова, Колючка Бату.

— Ты тоже, — пробормотала она, даже не зная, что сказать. Даже не зная, что думать.

Она последний раз взглянула на Южный Ветер, который стоял у причала и был теперь таким привычным. Рисунки белых голубей на носу и корме осыпались. Этот корабль был ее домом целый год. Ее лучшим другом и злейшим врагом. Каждая доска и заклепка стали знакомыми. Он казался непохожим на тот корабль, на который они садились. Побитый непогодой и потрепанный, покрытый шрамами и закаленный. Почти как Колючка. Она последний раз уважительно кивнула, вздернула морской сундучок на плечо, повернулась...

Бренд стоял перед ней, достаточно близко, чтобы она почувствовала его запах. Рукава закатаны, видны змеящиеся шрамы на предплечьях. Он был сильнее, тише и выглядел лучше, чем обычно.

— Ну, думаю, еще увидимся, — сказал он.

Он смотрел на нее, его глаза блестели за прядями волос на лице. Казалось, она провела последние полгода, пытаясь не думать о нем, но только больше злилась, потому, что ничего не получалось. Трудно забыть кого-то, когда тебя от него отделяют три весла. Его плечи двигаются во время рывка. Его локти на весле. Кусочек его лица, когда он смотрит назад.

— Ага, — пробормотала она, глядя в землю. — Наверное. — Она обошла его, и зашагала прочь по пружинящим доскам причала.

Конечно, тяжело было оставлять это так после всего, через что они прошли. Может это было трусостью. Но надо было выкинуть его из головы, и вместе с ним разочарование, стыд и глупость. Если станешь откладывать то, что нужно сделать, не добьешься ничего, кроме боли.

Черт, она начинала думать, как Скифр.

Впрочем эта мысль ее порадовала.

Торлби изменился. Все было намного меньше, чем она помнила. Более серым. Более пустым. Причалы были далеко не такими оживленными, как раньше. Несколько жалких рыбаков занимались со своими дергающимися уловами, чешуя блестела серебром. На воротах несли охрану воины, но молодые, из-за чего Колючка задумалась, чем заняты остальные. Одного она знала с тренировочной площадки, его глаза стали размером с пивные кружки, когда она важно прошла мимо.

— Это она? — услышала она чье-то бормотание.

— Колючка Бату, — прошептала женщина, ее голос был приглушенным, словно она произносила магическое заклинание.

— Та, о которой поют песни?

Ее легенда шагала впереди нее, можно ли было в это поверить? Так что Колючка расправила плечи, приняла самый храбрый вид и шла, качая рукой, на которой сиял эльфийский браслет. Отражал солнечный свет и сиял своим.

Она шла по улице Наковален, покупатели оборачивались и глазели на нее, удары молотков прекращались, и кузнецы выглядывали наружу, а Колючка насвистывала песенку. Песенку, которую пели тровены, о дьяволице, которая спасла императрицу Юга.

А почему бы нет? Она же это заслужила, разве нет?

Она поднималась по тем же крутым дорожкам, по которым спускалась с Отцом Ярви, когда он вел ее из подземелий цитадели, в Скекенхаус, Кальив, и Первый из Городов. Казалось, это было сотню лет назад, и она свернула на узкую тропинку, на которой каждый камень был ей знаком.

Она слышала бормотание позади, и заметила, что за ней собралась маленькая стайка детей, благоговейно смотревших на нее из-за угла. В точности как те, которые бегали за ее отцом, когда он бывал в Торлби. В точности как он, она им приветливо помахала. В точности как он, она оскалила зубы и зашипела, а они с криками разбежались.

Скифр всегда говорила, что история ходит по кругу.

Узкий дом, ступеньки истерлись посередине, дверь, которую ее отец покрыл корявой резьбой — все то же самое, но почему-то Колючка занервничала. Ее сердце колотилось, когда она потянулась, чтобы широко распахнуть дверь, но вместо этого в последний миг сжала руку в кулак и постучала. Она стояла и неловко ждала, как попрошайка, хотя это был ее дом. Ее пальцы плотно вцепились в мешочек на шее. И она все думала о том, что сказал ей Фрор.

Может быть ее отец не был в точности таким героем, каким она его считала. Быть может и ее мать не была такой уж злодейкой. Возможно ни один человек на самом деле ни тот ни другой.

Дверь открыла мать. Странно было видеть, что она выглядит в точности так же после всего, что случилось. Лишь волос-другой поседели, и на какой-то миг Колючка снова почувствовала себя ребенком, скрывающим гнев и страх под храбрым видом.

— Мать... — Она попыталась пригладить всклокоченную половину головы, цепляясь за золотые и серебряные кольца, вплетенные в спутанные волосы. Глупая попытка, ей не удалось бы причесать эту путаницу и топором. Она раздумывала, куда сначала ударит язык матери: в безумие на голове, или по уродству ее шрамов, или по изношенности одежды, или...

— Хильда! — Ее лицо осветилось радостью, она схватила Колючку и так крепко сжала, что та даже задохнулась. Потом она отпрянула на длину руки, сияя осмотрела ее сверху донизу, и снова крепко сжала. — Прости, Колючка...

— Можешь звать меня Хильда. Если хочешь. — Колючка хохотнула. — Приятно слышать, как ты это говоришь.

— Тебе раньше это никогда не нравилось.

— Многое изменилось за этот год.

— Здесь тоже. Война с ванстерами, король болен, Праматерь Вексен не пускает корабли в гавань... но на это еще будет время позже.

— Ага. — Колючка медленно закрыла дверь и прислонилась к ней. Только тогда она поняла, как устала. Так устала, что чуть не опустилась на задницу прямо там, в коридоре.

— Тебя ждали несколько недель назад. Я начала волноваться. Ну, я начала волноваться в тот день, когда ты уехала...

— Мы застряли во льдах.

— Надо было помнить, что моя дочь отправляется дальше, чем за полмира. Ты выросла. Боги, как ты выросла!

— Ты ничего не скажешь о моих волосах?

Мать потянулась к ней, поправила выпавшую прядь за ухо и мягко тронула пальцами ее шрам на щеке. — Меня волнует только то, что ты жива. Я слышала дикие рассказы о — Отец Мир, а это что? — Мать схватила Колючку за запястье и подняла его, свет от эльфийского браслета упал ей на лицо, глаза заблестели золотыми отражениями, когда она смотрела на него.

— Это... пробормотала Колючка, — длинная история.

Приветствия

Бренд сказал, что поможет разгрузиться.

Может потому, что это было хорошее дело. Может потому, что он пока не мог вынести расставания с командой. Может потому, что боялся увидеть Рин. Боялся, что с ней что-то случилось, пока его не было. Боялся, что она может винить его за это.

Поэтому он сказал, что если ему не придется поднимать корабль, то он поможет его разгрузить, и подумал, что это хорошее дело. В конце концов, немного есть хороших дел, в которых нет и тени самолюбия.

И когда разгрузка завершилась, и половина команды уже разошлась по своим делам, он обнял Фрора и Досдувоя, и Ральфа, и они посмеялись над тем, что Одда говорил по пути к Священной. Смеялись, пока Мать Солнце погружалась за холмы Торлби, и в резьбе, которая вилась по всей поверхности мачты от основания до вершины, собирались тени.

— Колл, ты чертовски потрудился над этой мачтой, — сказал Бренд, уставившись на нее.

— Это история нашего путешествия. — Колл сильно изменился с тех пор, как они отправились. Такой же дергано-быстрый, как и всегда, но голос стал глубже, лицо сильнее, руки увереннее, когда он мягко проводил ими по вырезанным деревьям, рекам, кораблям и чудесно сплетенным друг другом фигурам. — Здесь у основания Торлби, Священная и Запретная вытекают отсюда и текут на другую сторону, Первый из Городов на вершине мачты. Здесь мы пересекаем Расшатанное море. Здесь Бренд поднимает корабль. Здесь мы встречаемся с Синим Дженнером.

— Умный мальчик, а? — сказала Сафрит, крепко его обнимая. — И тем лучше, что ты не свалился с проклятого бруса и не вышиб себе мозги.

— Это была бы потеря, — прошелестел Бренд, глядя на мачту в еще большем изумлении, чем когда-либо.

Колл указывал на другие фигуры.

— Скифр посылает Смерть по равнине. Принц Варослав сковывает Запретную. Колючка сражается с семерыми. Отец Ярви заключает сделку с императрицей, и... — Он придвинулся ближе, добавил своим поношенным ножом еще несколько штрихов стоящей на коленях фигуре внизу и сдул стружку. — А здесь я, сейчас, завершаю все это. — Он шагнул назад, ухмыляясь. — Готово.

— Мастерская работа, — сказал Отец Ярви, проводя своей иссохшей рукой по резьбе. — Думаю, установить ее во дворе цитадели, чтобы каждый гетландец мог увидеть великие подвиги, совершенные от их имени, и великий подвиг резьбы по дереву не последний из них.

Улыбки померкли, и глаза увлажнились, поскольку теперь всем было ясно, что путешествие окончено, и их маленькая семья распадается. Те, чьи пути так плотно сплелись в одном великом путешествии, теперь будут идти своими дорогами, разбросанные, как листья в бурю, кто знает на какие расстояния и по каким портам. И в руках непостоянных богов было, пересекутся ли еще их пути.

— Вот так невезение, — прошелестел Досдувой, медленно качая головой. — Находишь друзей, и они снова уходят из твоей жизни. Не везет так не везет...

— О, хватит уже болтать об удаче, здоровый ты дурак! — отрезала Сафрит. — Вот моему мужу не повезло, его похитили работорговцы, но он никогда не переставал бороться, чтобы вернуться ко мне, никогда не бросал надежду, и умер, сражаясь до конца, за своих напарников по веслу.

— Так и было, — сказал Ральф.

— Он спас мою жизнь, — сказал Отец Ярви.

— Чтобы вы могли спасти мою жизнь и жизнь моего сына. — Сафрит пихнула Досдувоя рукой, отчего серебряные кольца на его запястье застучали. — Посмотри на все, что у тебя есть! Ты сильный, здоровый, богатый, и у тебя есть друзья, которые быть может однажды снова придут в твою жизнь!

— Кто знает, с кем встретишься на извилистом пути к Последней Двери? — прошептал Ральф, задумчиво потирая бороду.

— Это везение, черт возьми, а не неудача! — сказала Сафрит. — Благодари какого угодно бога, какой тебе нравится, за каждый день твоей жизни.

— Никогда не думал об этом так, — сказал Досдувой, наморщив лоб от раздумий. — Постараюсь обдумать свои молитвы. — Он аккуратно передвинул свои денежные кольца на огромном запястье. — Сразу после одной игры в кости. Или двух. — И он направился в город.

— Некоторые, черт возьми, никогда не учатся, — пробормотала Сафрит, глядя ему вслед, уперев руки в бока.

— Никто не учится, — сказал Ральф.

Бренд протянул ему руку.

— Я буду скучать по тебе.

— И я по тебе, — сказал кормчий, сжимая ему руку. — Ты сильный на весле, сильный в стене, и там тоже сильный. — И он стукнул Бренда по груди и придвинулся ближе. — Стой в свете, парень, а?

— Я буду скучать по всем вам. — Бренд посмотрел на Торлби, куда ушла Колючка, и ему пришлось сглотнуть ком в горле. Уйти, едва обмолвившись словом, словно он был никем и ничем. Это ранило.

— Не волнуйся. — Сафрит положила руку ему на плечо и сжала. — Здесь вокруг много других девчонок.