| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Медленнее? — переспросила девушка, и это уже был явно франкский. Вот только акцент незнакомый, но Лиза собеседницу поняла, и это уже был настоящий успех.
— Говори медленно. Я пойму.
— Кто ты? Что случилось? — девушка поняла Лизин франкский, и это было очень хорошо.
— Я Эллисиф ван дер Браге, — представилась Лиза на датский манер. — Элизабетта.
Лиза не была уверена, что известный ей итальянский аналог ее имени существовал в средние века, но ничего лучше ей просто в голову не пришло.
— Ты тефтонка? Германка? — похоже, кое-что барышня все-таки поняла.
— Дания, — объяснила Лиза. — Я из Дании. Но сейчас из Польши.
— Польша! — обрадовалась девушка. — Я знаю!
* * *
Так Лиза познакомилась с Малин, Мадаленой д'Эсте — племянницей маркиза Ферарры Лионелло д'Эсте. На дворе было начало пятнадцатого века, девушка ехала в имение своей родственницы в окрестностях Роверето, а нападение, скорее всего, организовал неудачливый соискатель руки и наследства сеньориты д'Эсте Гвидо делла Ровере. Тоже, к слову, не рядовой гражданин, находящийся в родстве чуть ли не с миланскими герцогами. Одна беда — Гвидо делла Ровере был немолод, некрасив и беден, как церковная мышь. Именно поэтому он и решил жениться на Мадалене столь экстравагантным, но отнюдь не редким для Италии того времени, способом. Украсть и жениться. Чего проще? О последствиях столь оскорбительной для маркиза Ферарры эскапады Уго не думал, предпочитая, вероятно, считать в уме причитающееся ему по браку золото. Тем не менее, ничего хорошего его не ожидало. К сожалению, для Малин будущее, в этом случае, тоже не сулило ничего хорошего. Она могла остаться вдовой нищего негодяя, и следующим ее мужем мог стать какой-нибудь другой старый кретин, поскольку для любого уважающего себя молодого аристократа жениться на вдове не комильфо.
История, которую Лиза рассказала Малин, не отличалась изысканностью, но звучала вполне в духе времени. Женщина-воин — валькирия или что-то в этом роде — из далекого Датского королевства вышла замуж за польского дворянина. Жила в Польше и Московии, сражалась с Турками и прочие глупости. Нынче она вдова и путешествует в целях расширения кругозора. Разбойники опоили ее каким-то зельем и хотели то ли надругаться, то ли продать в рабство нехристям-мамелюкам. Очнувшись голая и в цепях, дева-воительница смогла освободиться и, не найдя своего платья и багажа, надела то, что нашлось в разбойничьем логове. Убегая оттуда она наткнулась на Карету Малин и смогла разогнать нападавших, а кого-то даже ранила. Но, увы, ни кучеру, ни слуге "милой Мадалены", ни сопровождающему девушку кавалеру она помочь ничем уже не могла.
Впрочем, разговор этот на ломаном-переломанном франкском состоялся несколько позже, когда женщины добрались наконец до виллы Марии дель Бальцо, приходившейся Мадалене троюродной или даже четвероюродной бабушкой. Лизе удалось совладать с лошадьми и, сидя, как форейтор, на левой передней кобыле, она доставила спасенную ею девушку к месту назначения. Их приезд вызвал много шума. Переполох случился аутентичный. Еще бы! Нападение разбойников на карету юной д'Эсте и ее чудесное спасение, которым Мадалена была обязана храброй и сильной женщине из дальних северных земель. Угомонились лишь под утро, когда слуги привезли на виллу тела убитых. Лизе они были, по большей части, безразличны, но аборигены реагировали на смертоубийство чрезвычайно остро. То ли войны у них давно не было, то ли женщины из высшего общества с этой темой обычно не пересекались. В любом случае, это было не ее дело. Она здесь чужестранка, и этим все сказано.
Лиза помылась, благо служанки довольно расторопно сообразили ей горячую ванну, перекусила "чем Бог послал", то есть белым хлебом, козьим сыром, медом и фруктами, выпила пару бокалов вина и, наконец, осталась одна в отведенных ей покоях. Не слишком удобная кровать, жесткий валик под головой, жаркое шерстяное покрывало... Сервис не впечатлял, но это было всяко лучше, чем ничего.
Другое дело, что, оставшись одна Лиза вполне оценила всю подлость ситуации, в которую угодила. Афаэр ее, конечно, спас от неминуемой гибели, и за это ему огромное человеческое спасибо, но в результате она, как пробка из бутылки, вылетела из того мира, к которому успела не просто привыкнуть, прикипеть. Без возврата, и это было то главное, с чем ей теперь предстояло жить. За "стеной" остались Рощин и Надежда, друзья и сослуживцы, враги и любовники с любовницами. И, разумеется, небо, летать в котором оказалось упоительным занятием. "На той стороне" осталась вся ее жизнь со всеми деталями и подробностями. Там осталась ее любовь, и, в какой-то мере, ее собственное "Я", поскольку, как ни крути, адмиралу Елизавете фон дер Браге нет места нигде, кроме того мира и того времени. И ведь это не в первый раз. Такое уже случилось с ней прежде, и Лиза отлично помнила ту ночь в госпитале, когда окончательно поняла, что возврата к прежней Елизавете Берг нет и не будет.
Сжало сердце, да так, что хоть вой на луну. Но глаза остались сухими, хотя, наверное, стоило бы всплакнуть. Выплакать горе и тоску, примириться с судьбой...
* * *
А через полгода они с Мадаленой приехали во Флоренцию. Лоренцо Медичи нашел девушке достойную партию и вызвал дальнюю родственницу к себе. Но Малин теперь без своей спасительницы и шагу не делала. Лиза в ее глазах была настоящей валькирией, хотя итальянка такого слова, разумеется, никогда не слышала. Впрочем, про викингов здесь знали. Как не знать. Датчане да норвежцы здесь, в Италии, в особенности на юге, в Сицилии и Калабрии, такого шухера навели, что их и через четыреста лет помнили и боялись до желудочных колик. А у Лизы, между прочим, не только рост и стать, у нее все тело в шрамах. Малин как увидела их в купальне, так и обомлела. До той минуты к заявлению Лизы, что она, дескать, настоящая дева-воительница, юная итальянка относилась скептически. Однако увидев боевые отметины, прониклась, уверовав в то, что Лиза, и в самом деле, женщина-рыцарь. То, что в Италии таких нет, ни о чем не говорит. В Милане или во Флоренции, может быть, и нет, а в Дании кто знает? Там, на севере, и не такое, наверное, возможно.
Так Лиза и попала во Флоренцию. То есть, сначала они поехали с Малин в Веченцу, там у девушки тоже имелись какие-то неотложные семейные дела, а потом уже — целым поездом, со слугами и охраной — во Флоренцию. Путь неблизкий, но в просторной карете с рессорами на цепях и с ночевками в приличных по местным понятиям гостиницах не так, чтобы ужасно, хотя и не шибко хорошо. Все-таки даже по сравнению с тридцатыми годами двадцатого века средневековый быт не блистал. Убогий он был, этот их быт, чего уж там. Впрочем, кое-что Лизе здесь все-таки понравилось. Мясо здесь было вкусное, виноград и вино. Еще ей пришлись по душе странноватые и тяжеловатые, но не лишенные определенного очарования платья и виноградный самогон. Граппа была не марочная, — не доросла еще до славы — не то, что в Лизино время, если иметь в виду Себерию Елизаветы фон дер Браге, однако крепка и ароматна. Здесь ее пил один лишь плебс, но датчанке прощались и не такие выверты. Дикие люди эти северяне, хотя и не лишены обаяния. Таково было общественное мнение.
Поселились в каком-то палаццо, где все было отделано мрамором, но зато дуло из всех щелей. Впрочем, грех жаловаться: в городском просторном доме с кухней, садом и прочими излишествами жить было не в пример удобнее, чем в придорожных гостиницах. Лиза и не жаловалась, тем более, что "дареному коню в зубы не смотрят", не так ли? Положение ее при юной итальянской аристократке было весьма двусмысленно. Для подруги старовата, для приживалки слишком горда и независима. Возможно, конфидентка, компаньонка или что-нибудь еще в этом роде, но по факту жила Лиза за счет Малены. Ее, впрочем, никто в этом не упрекал и ни в чем не ограничивал, но бесконечно так продолжаться не могло, и Лиза потихоньку готовилась или покинуть этот мир, — хотя ей пока не ясно было, куда отсюда податься, — либо найти себе более надежное пристанище. А пока она учила языки и осваивала местную культуру: реверансы там всякие, работу с веером и прочие куртуазности. Навыки и знания несомненно в быту великосветской дамы необходимые, а спускаться ниже по ступеням социальной лестницы Лиза не собиралась. Рыцарь-то она рыцарь, но все-таки знатная датчанка, так что положение обязывало.
Между тем, жизнь во Флоренции оказалась скучной до невозможности. Город был так себе и совсем не похож на ту Флоренцию, в которой Елизавета Браге познакомилась с Леонтием Тюрдеевым. Большинства зданий, формировавших центр города, еще не было, а те, что были, или находились в процессе постройки, или не походили сами на себя. Ни Микеланджело, ни Верроккьо еще не родились, точно так же, как Леонардо да Винчи. Впрочем, в городе творили Мазаччо и Уччелло, и, разумеется, Лоренцо Гиберти, в мастерской которого Лизе посчастливилось побывать. А в остальном — скука. Сиди в палаццо и жди, когда Лоренцо Великолепный пригласит на прием. Спасибо еще, отпускали погулять по городу. Хоть и под охраной, но все-таки. Другое дело, что порядочной женщине в пятнадцатом веке и пойти-то, собственно, было некуда. Разве что в церковь, в гости — но у Мадалены во Флоренции знакомых не было, — или на рынок.
И вот как-то утром идут они с Малин по рынку, прицениваясь ко всяким глупостям, и вдруг за спиной Лизы кто-то спрашивает знакомым голосом и на невероятном здесь и сейчас языке:
— Ну, что, покойная госпожа адмирал, как тебе жизнь после смерти?
Лиза медленно обернулась, хотя, видит Бог, хотелось обернуться рывком, и встретила взгляд чудесных синих глаз.
— Здравствуй, Лиза! — улыбнулась ей Мария и протянула руки, чтобы обнять. — Не поверишь, мы с Уго уже полгода тебя разыскиваем. Где только не были!
— Главное, что нашли! — Увидев Марию и Уго, услышав знакомый голос, Лиза почувствовала огромное облегчение. И дело не в том, что теперь все ее материальные проблемы, скорее всего, станут неактуальны, а в том, что эти двое — единственное что осталось у Лизы от ее прежней жизни, от замечательной во всех отношениях жизни авиатора Елизаветы фон дер Браге.
Конец четвертой книги
Апрель — Декабрь 2017
1 Первоисточник — поэма "Улисс" английского поэта Мьфреда Теннисона (1809-1892).
2 Тулуара — столица острова Мадагаскар.
Реприманд — неожиданность, неожиданный оборот дела (устар., разг.).
Мифический предок рода Карамзиных, одна из ветвей которых еще в начале 17 века обосновалась в Новгороде.
Па-де-труа — танец втроем, менаж-а-труа — любовь втроем.
На самом деле, "Свиток и ключ" — одно из старейших тайных обществ студентов Йельского университета в Нью-Хейвене.
Трибадизм — средневековый термин для обозначения женской гомосексуальности.
Камуфлет — первоначально взрыв мины под крепостной стеной. В переносном смысле камуфлет — неожиданная неприятность, подвох, неудача. Реприманд — устаревшее, разговорное — неожиданный оборот дела.
Имеется в виду Лиговский проспект.
Имеется в виду улица Некрасова.
Если упрощенно, то чай по-адмиральски, это крепко заваренный чай в стакане с подстаканником, в который — стакан, а не подстаканник — по мере убывания чая доливается коньяк. В конце процесса адмиралы пьют уже чистый коньяк (впрочем, мнения о его чистоте у обычных людей и математиков расходятся).
Силы Самообороны или ССРТ — Силы Самообороны Республики Техас — официальное название Вооруженных сил республики Техас.
Силы Самообороны или ССРТ — Силы Самообороны Республики Техас — официальное название Вооруженных сил республики Техас.
Экзистенциальный кризис — состояние тревоги, чувство глубокого психологического дискомфорта при вопросе о смысле существования. ЭК может сопутствовать таким явлениям, как "Чувство одиночества и изоляции в мире" или "Понимание того, что Вселенная устроена гораздо сложнее, чем может быть доступно человеческому рассудку".
Один узел равен 1,852 км/ч (1 морская миля в час).
Modus operandi — образ действия. Вне юридической практики, словосочетание может использоваться для описания чьих-либо поведенческих привычек, манеры работы, способа выполнения тех или иных действий.
Техасский холдем — разновидность покера.
Бадб, в кельтской мифологии — "неистовая" — свирепая и воинствующая богиня.
Эндорфины — вещества сходные по способу действия с опиатами (морфиноподобными соединениями), которые естественным путём вырабатываются в нейронах головного мозга.
Намек на самый древний эротический танец, который по легенде исполнила перед царем Иродом его племянница Соломея, чтобы получить голову Иоана Крестителя. Согласно сакральный традиции, сбрасывая во время танца покрывала, женщина очищалась и телом, и духом, но по факту это был "танец с раздеванием", то есть древнейший вариант стриптиза.
Тихари — кличка граждан Тихоокеанского Союза.
Язык или диалект, систематически используемый для коммуникации между людьми, родными языками которых являются другие языки.
Алеутами в Техасе и САСШ насмешливо, а иногда и презрительно, называют граждан Тихоокеанского Союза.
Лос-Анжелес.
АУГ — Авианосная Ударная Группа.
Ну, ты же меня понимаешь (фр.).
Аваст — морская команда, приказывающая прекратить или прервать какое-либо действие.
Fleet Commander — в данном случае старший по званию, командир, ответственный за операцию.
Бейдевинд — в парусном флоте курс, при котором угол между направлением ветра и направлением движения судна составляет менее 90® (меньше 8 румбов). В мире Елизаветы Браге "направлением ветра" по умолчанию считается направление движения судна. Таким образом, все эволюции судна или элементы лавирования (левентик, галфвинд, бакштаг и бейдевинд) рассчитываются к оси первоначального движения.
Мендикант — остров в штате Луизиана, так же, как и озеро Лэйк Сальвадор, но в этой реальности практически все побережье Луизианы, включая Новый Орлеан и дельту Миссисипи, принадлежит Техасу.
Техас иногда называют штатом одинокой звезды, имея в виду попытку Техаса получить независимость.
Во французском языке, как и в русском, женский род отличается от мужского гораздо сильнее, чем в английском языке.
В нашей реальности порошковый шампунь фирмы Шварцкопф появился аж в 1909 году, а в 1931 начали уже выпускать жидкий шампунь.
Трехпробная или трёхпузырьковая водка — то есть, водка, оставлявшего после прожога одну треть объема (примерно 47-48% алкоголя).
Елисейские поля — прекрасные поля блаженных в загробном мире.
1
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
