Госпожа адмирал (Авиатор 4)

Макс Мах

Госпожа адмирал

(Авиатор 4)

Пролог

1. Время и место точно не определены

"Боже, какая благодать!"

Добравшись до каюты, Лиза первым делом освободилась от рваной, грязной и насквозь пропотевшей одежды. Разумеется, не обошлось без боли. Но боль нынче приходила к ней постоянно. И тогда, когда она совершала какое-нибудь непреднамеренно резкое движение, и тогда, когда нагибалась или просто хотела глубоко вздохнуть. Так что ничего нового, тем более неожиданного не случилось. Рутина, обыденность, почти привычка.

Раздевшись, Лиза хватанула четверть стакана коньяка в качестве универсального болеутоляющего и проверенного на опыте антидепрессанта и полезла под душ. Срезала маникюрными ножницами бинты, посмотрела на едва успевшую затянуться рану, удовлетворенно кивнула самой себе и пустила воду. Рана, что отрадно, не загноилась и заживала куда быстрее, чем можно было ожидать, — "Прямо как на собаке!" — но мыться, не совершая ровным счетом никаких движений, практически невозможно. Оставалось терпеть, стонать и материться, что Лиза и делала. А материлась она так, что хоть святых выноси. Хорошо еще, никто ее не слышал, а то мог бы случиться конфуз. Но Лизе повезло и в этом, она на какое-то время осталась одна, предоставленная самой себе. Мария пошла, устраиваться в каюте Рощина, а сам полковник в апартаменты капитана Браге переселиться еще не успел. Так что, ругайся как хочешь, все равно никто не услышит!

"Да, если и услышат, что с того?"

Оставалось гадать, как Лизе удалось продержаться "в тонусе" все предыдущие дни. Экспедиция-то получилась не из простых, и включала среди прочих удовольствий самодеятельный альпинизм без снаряжения и со сломанными ребрами. Но это, если разобраться, как раз в стиле капитана Браге: сжав зубы, терпеть и, не жалуясь, идти вперед. Как там, в "Двух капитанах"? "Бороться и искать, найти и не сдаваться"? Ну, где-то так все и происходило. Плохо ли, хорошо, но Лиза ни разу не остановилась. Так и шла. Потому, наверное, и дошла.

"Мы шли, шли и, наконец, пришли!"

"Откуда это? — задумалась Лиза. — Или там было как-то иначе?"

Очевидно, это опять-таки была какая-то цитата, и, скорее всего, снова из памяти Лизы Берг, а не Елизаветы Браге. Но что за цитата, Лиза сейчас, хоть убей, вспомнить не могла. Да и неважно, на самом деле! Не до того!

Она вышла из-под душа, вытерлась, стараясь не тревожить покоцанный бок, выпила еще четверть стакана коньяка и, наконец, забралась в постель. Вытянулась под легким шелковым одеялом, вдохнула едва уловимый запах фиалок, и попросту растаяла от блаженства.

"Боже, какая благодать!"

Так бы и лежала, не двигаясь и ни о чем не думая, но жизнь есть жизнь, и долго наслаждаться покоем ей не позволили. Первым "заскочил пошушукаться" Райт.

— Вы уж извините, Лиза, что я так, без приглашения, — начал он, всем своим видом изображая смиренное раскаяние и немереное количество сожалений по всем без исключения поводам, — но я так понял, нам есть, о чем пошушукаться, ведь так?

— Согласна, только недолго, — Лиза прикрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, что было непросто, балансируя на границе сна и бодрствования.

— Коротко, — сразу же согласился арматор, — конспективно. Кто такая Мария, и с чем ее едят?

— Есть ее не надо, Иан. Да, и небезопасно. Маша девушка резкая, может и в лоб дать. Но не даст, если, конечно, сам не нарвешься, — глаза пришлось открыть, так как говорить "сквозь сон" оказалось не только неприлично, но и затруднительно. — Можешь ей доверять, Иан. Версия, что она из другого мира, сущая правда, но детали позже. Потерпи!

Разумеется, Лиза не собиралась посвящать Райта ни в какие подробности касательно мира почившего в бозе социализма. Она об этом и вовсе не хотела ни с кем разговаривать, ну, кроме Рощина, разумеется, который и так уже практически все знает, а о чем не знает, о том догадывается. Другое дело Райт. Ему все эти "тайны мадридского двора" знать ни к чему. Но что-то рассказать все-таки придется. Да и "навигацию в сложных условиях неопределенности" обсудить придется тоже. Впрочем, не сейчас, когда Лиза едва способна оставаться в сознании, а когда-нибудь позже.

"Потом! Все потом!"

— Принято, — кивнул Райт. — Каковы наши планы?

— Я отдохну пару дней, — Лиза решила, что пары дней ей должно хватить, учитывая снадобья Тюрдеева и прочие удобства и преимущества цивилизованной жизни. — Вы наверх уже сходили?

— Нет пока, — покачал головой Райт, "поймавший" вопрос, что называется, налету. — Там все непросто, капитан. Попробовали пару раз, но не смогли. Впрочем, это отдельный разговор. Так что, нет, не были. Да, и не до того было, если честно. Вас искали, ну заодно и стены кратера обследовали. Между прочим, много интересного нашли, но это я вам тоже как-нибудь потом, Лиза, в лицах и со всеми подробностями...

— Договорились, — спать расхотелось, но и вылезать из постели Лиза не собиралась. Болеть, так болеть!

"Может быть, еще удастся вздремнуть..."

— Значит, наши планы таковы, — сказала она, снова закрывая глаза. — Сходим наверх, посмотрим, что там, да как, и домой. А пока суд да дело... Мы там, Иан, внизу сокровища нашли... несметные... — Лиза приподняла веки и посмотрела на Райта сквозь завесу ресниц. — Рощин покажет. Там много всего и... всякого... Не меньше чем в Яруба.

— То есть, мы снова богаты?

— Вроде того!

Райт разговором остался доволен и ушел после завершающего обмена репликами, так быстро, словно его тут и не было. Как какой-нибудь, прости Господи, Чеширский кот. Был и не стало, одно воспоминание.

"Разумный человек... и тактичный. Теперь можно и вздремнуть".

Однако поспать уже не получилось. Вслед за Райтом проведать командира пришли лучшие представители "Дамского клуба": госпожа первый трюмный инженер Рейчел Вайнштейн и "дочь Оцеолы" — навигатор Анфиса Варзугина. Обе были "в смятении чувств" и, как ни странно, учитывая почти военную дисциплину, царившую теперь на борту крейсера, под градусом. Поэтому полезли целоваться и обниматься, хотя, вроде бы, успели уже обменяться нежностями, едва Лиза поднялась на борт. Ну, а где резкие движения, там и боль.

— Ох, ты ж! — Выдохнула Лиза после особенно крепких объятий русской американки индейского происхождения. — Ты что творишь, Варза! У меня же ребра, на хрен, сломаны!

В ответ на отповедь последовали слезы раскаяния и пьяные объяснения в любви. Причем сразу от обеих.

— Не подумай плохого, — вытирала сопли Рейчел, — я не в прямом смысле... В смысле, я, вообще-то, предпочитаю мужчин и Пенсильванский темный лагер...

В следующие пять минут госпожа первый трюмный инженер пыталась распутать, завязавшиеся морским узлом мысли, но ничуть в этом не преуспела. Варза, впрочем, тоже. Обе были в стельку пьяные, и лыку толком не вязали.

— Девки, а вы что пили? — насторожилась Лиза, которой раньше уже приходилось видеть подруг пьяными, но никогда настолько.

Выяснилось, что пили они "трюмный самогон", который гнали умельцы из машинного отделения. Притом употребили девяностоградусный алкоголь впопыхах — чтобы пережить немереное счастье от возвращения Лизы с того света, — на голодный желудок и в быстром темпе. Развезло их от такой неосмотрительности изрядно, а Лизе сейчас до полного счастья не хватало только выяснения отношений — в стиле, "ты меня уважаешь?" — с двумя близкими, но сильно пьяными подругами. На счастье, вскоре в каюту своей теперь уже практически официальной любовницы пришел Рощин.

Поставил на пол чемодан и кожаный баул со своими вещами, выпроводил — отправив протрезвляться, — "госпожей офицеров", и, вежливо спросив у Лизы разрешения "воспользоваться удобствами", отправился в душ смывать грязь. Пока он мылся, прибежала запыхавшаяся Мария, только сейчас сообразившая, что для начала у нее нет с собой ни белья, ни самых простых предметов гигиены, без которых не может обойтись "ни одна порядочная женщина". Лиза вставать по такому случаю не стала. Объяснила "лотарингской крестьянке", где что лежит, дождалась результатов, включавших в себя сетования на неразвитость в здешнем мире легкой и парфюмерной промышленности, и хотела, было, задремать, но тут с визитом явился доктор Аллен.

— У вас сломаны ребра, я не ошибся? — сказал он строго, не столько спрашивая Лизу, сколько утверждая видимый невооруженным глазом факт членовредительства. — Могу я вас осмотреть, капитан?

— Вы доктор, вам виднее, — ответила Лиза, выныривая из нирваны, в которую совсем уже собралась погрузиться с головой. — Вы ведь все равно не отвяжитесь, Дейв. Так что — вперед!

— Извините за вопрос, капитан, — Дейв Аллен оторвался на мгновение от Лизиного бока и коротко взглянул ей прямо в глаза, — но где вы умудрились получить огнестрельное ранение?

Что ж, вопрос по существу.

— Имело место досадное недоразумение, — объяснила Лиза, — между мной и дамой, которая поднялась с нами на борт.

— Она в вас стреляла?

— Мы обе стреляли, и обе — не туда, куда следует.

— Значит, недоразумение?

— Недоразумение, — подтвердила Лиза. — И хотела бы вам напомнить, Дейв, что капитан здесь я, и это я на борту "Звезды Севера" царь, бог и воинский начальник. Вы меня понимаете, доктор?

— Вполне, — кивнул доктор Аллен и отвел взгляд. — Рана практически затянулась, капитан! Впервые вижу такое быстрое заживление.

И опять Лизе почудилось, что интонация доктора Аллена подразумевает много больше, чем заключено в значениях произнесенных им слов.

— А такие шрамы, как у меня, видеть приходилось? — спросила она с внезапно нахлынувшим раздражением.

— Нет, пожалуй, — покачал головой мужчина, — но я понял, к чему вы клоните, чиф. Возможно, вы правы. Я читал кое-что о людях с необычайно эффективной регенерацией тканей.

— Меня обследовали лучшие специалисты Себерской военно-медицинской академии, — Лизе не понравился смысл сказанных Дейвом Алленом слов. Вернее, ее насторожил угадываемый за ними подтекст. — Они пришли к такому же выводу, доктор. У меня природная способность к быстрой регенерации тканей. Еще они что-то говорили об ускоренном метаболизме и врожденном иммунитете, но я их не поняла.

В конце концов, доктор Аллен ушел, унося с собой свои недоумения и недоговорки, и в спальне снова объявился Рощин. Он совершил ту же ошибку, что и Мария: отправился принимать душ, не озаботившись прежде приготовить хотя бы комплект нижнего белья, не говоря уже о прочем. Поэтому ему и пришлось прятаться в душевой, пока Лиза не останется в каюте одна. Перед ней он мог появиться и в чем мать родила, по известному принципу "плавали, знаем", и да, он был чертовски хорош. Высокий, мускулистый, атлетического сложения...

— Извини, Вадик, — сказала Лиза с неприкрытым сожалением в голосе, — но отдаться тебе я сегодня не смогу... никак... Ни так, ни эдак. Ребра болят!

* * *

Следующие три дня Лиза оставалась в постели. Вставала только для того, чтобы поесть или сходить в уборную. Иногда, правда, шла на компромисс: садилась, облокотившись на подушки. Тогда можно было выпить чего-нибудь крепкого или горячего, и выкурить папиросу. Кок ее баловал, готовил специально для Лизы всякие полезные и необременительные в ее состоянии вкусности и присылал со стюардом красное тосканское вино — первейшее средство, по утверждению мэтра Тосканини, при значительных кровопотерях. Заходили — проведать — подруги и просто симпатизирующие Лизе все, как один, офицеры брига. И это, не считая того, что с ней целыми днями "чесала языками" Мария. Женщина она была умная, с большим жизненным опытом и к тому же образованная, но и Лизе было, что рассказать новой подруге. Рощин же большую часть времени бывал занят и приходил только спать. Впрочем, даже ночью толку от него было немного, вернее, не от него, а от нее. Превращать блуд в издевательство над организмом Лиза не хотела и, значит, "соответствовать" не могла. Хотя, видит Бог, очень этого хотела. Но хотеть — не всегда означает, мочь!

Между тем "Звезда Севера" опустилась ниже линии "водяной взвеси", зависла над местом давней трагедии и высадила десант. Наземные команды Анны Монтенелли и Кумуша Сатчи под общим руководством Рощина и при поддержке легких машин — винтокрылов и геликоптеров, — прошли за три дня вдоль дороги яруба, собирая сокровища разгромленного каравана. А караван, следует заметить, оказался действительно большим и богатым. На борт крейсера было поднято сорок семь килограммов драгоценных камней, в том числе и огромных — от пятисот до тысячи карат весом — алмазов, сапфиров и изумрудов, крупных рубинов и каких-то неопознанных, но очень красивых и твердых, как алмаз, темно-синих камней. И все это, не считая, десятков килограммов аметистов, бериллов и топазов. Ювелирные украшения из золота и серебра, холодное оружие, — колющее и рубящее, — предметы роскоши, типа бронзовых зеркал, костяных гребней и заколок для волос, броши и пуговицы из опалов, яшмы и других самоцветов, замысловатая расписная керамика, резная кость и два десятка огромных бивней, наверняка принадлежавших каким-нибудь ископаемым мастодонтам. В общем, как Лиза и обещала, настоящее сокровище.

Завершив сбор ценностей, принадлежавших по-прежнему неизвестной, но явно человеческой цивилизации, "Звезда Севера" прошлась над дорогой, что называется, от края и до края. Указательных знаков яруба, — а их обнаружилось целых восемь штук, — решили не трогать. На самом деле, на этом настояла Лиза, имея в виду возможное возвращение в кальдеру тех, кто снаряжал караваны, подобные тому, который, по всей видимости, разгромили драконы. Но "торговый тракт" разведали основательно, проследив от того места, где Лиза со товарищи поднялась выше линии "туманов", до противоположного конца, где обнаружилась не менее впечатляющая система подъема по вертикальной стене кратера. Лестницы, вырубленные в скале или сколоченные из твердой черной древесины, блочные подъемники, подвесные мосты и узкие каменные тропы, полки и карнизы на голой скале, расселины и проходы сквозь цепи пещер. Однако в туннели, которые предположительно вели в другие миры, соваться не стали. Не все сразу, как говорится. Зато вволю поохотились, благо живности в местных лесах оказалось более чем достаточно. Так что коллекция драконьих зубов и когтей, не говоря уже о шкурах и клыках больших саблезубых кошек, получилась впечатляющая. Ну а свежая оленина и мясо кабанов в значительной мере разнообразили стол членов экипажа.

Лиза во время этих исследований, чередовавшихся с "активным отдыхом" и продлившихся четыре дня, уже проводила большую часть светлого времени суток в командирском кресле в рубке или, стоя на открытом мостике. Ребра все еще болели, но уже не постоянно и не так сильно, как раньше. Стали возможны осторожные наклоны и другие не слишком резкие движения, хотя раздвигать ноги под Рощиным — или на нем, — Лиза пока не рисковала. Даст Бог, будет еще и время, и возможность. Однако, чем больше времени проходило с того момента, как она снова поднялась на борт "Звезды Севера", тем сильнее занимал Лизу вопрос, как она вообще дошла до стены и поднялась "в заоблачную высь"? По идее, новокаиновая блокада и плотная повязка могли объяснить то, как она продержалась первый день в той потусторонней Латвии, куда они с Марией и Рощиным сбежали на вертолете. На второй день, до перехода в кальдеру, Маша сделала ей еще пару уколов какого-то сильного анестетика, но все остальное время у Лизы под рукой не было никаких лекарств. Тем не менее, дошла, проделав отнюдь не легкую дорогу по пересеченной местности, и это наводило на определенные мысли относительно новых и необычных возможностей ее организма. Заживление, к слову, тоже происходило в темпе "престо", то есть быстро или, вернее, очень быстро.

2. Время и место точно не определены

— Странный эффект, но здесь все, не как у людей!

Все те дни, что Лиза путешествовала по "затерянному миру", и позже, когда она приходила в себя, вернувшись на борт "Звезды Севера", бригом командовали Райт и первый помощник Джейкобс, но в пилотажной группе "старшей по званию" все это время оставалась Надин Греар. Ей первой и предоставили слово.

— Мы попросту не добираем метров двести высоты!

— То есть, — уточнила Лиза, — ты хочешь сказать, что это не ошибка в калибровке приборов?

— Так точно, кэп! — невесело усмехнулась пилот. — Бриг ведет себя именно так, как и должен на высоте три километра четыреста метров. Мы добираемся до своего фактического потолка, притом, что все еще не дотягиваем до края кальдеры. Двести метров, что по приборам, что на глаз.

— Я физику давно учила, — пожала плечами Лиза, — но, кажется, это явление нарушает сразу несколько законов природы. Что скажешь, Рейчел?

— Ну, — наморщила лоб госпожа первый трюмный инженер, — я, вообще-то, не физик, а инженер...

— Оговорки приняты, — остановила ее Лиза, — переходи к сути!

-Я вижу только одно объяснение, не нарушающее физических законов. Для этого, дно кратера должно находиться выше уровня моря. Ну, то есть, выше уровня условного местного моря.

— То есть, мы внутри горы?

— Это могло бы объяснить большинство возникающих эффектов. Кроме давления, разумеется. Разве что, у них тут, и вообще, атмосфера тяжелее...

— И гравитация выше, — добавил своих пять копеек Райт.

— Значит, высокая гора, — задумалась Лиза, проигнорировав, как не поддающиеся немедленной проверке, гипотезы, касающиеся атмосферного давления и гравитации. — Что-нибудь вроде Цугшпитце...

— Цугшпитце ниже трех километров, — вмешалась Варза. — Скорее, эта штука должна быть выше вулкана Тейде на Тенерифе. И это бы заодно объяснило, куда девается вода, падающая вниз. Все эти водопады, ну ты понимаешь!

— А откуда, тогда, берется вода в водопадах? — возразила Лиза

— Да, это вопрос, — вздохнул старший помощник Джейкобс. — Один из.

— Это не вопрос, а головная боль, — отмахнулся Райт. — Нам-то что с того? Что так, что эдак, а взлететь выше мы все равно не можем. Вот, что важно. Остальное — ерунда!

— Но посмотреть-то хочется! — закончила его не слишком сложную мысль Рейчел Вайнштейн.

— Значит, остается один вариант — мой "Кокорев", — подвела черту Лиза. — У него потолок — пять километров.

— Кого пошлем? — пыхнул трубкой Райт, по-видимому, и сам уже додумавшийся до этого.

— Меня пошлем! — довольно резко остановила готовую было вспыхнуть дискуссию Лиза. — Лечу я, вторым номером пилот Аллен. Вылетаем завтра с утра. Стартуем с высоты две тысячи восемьсот.

— Со сломанными ребрами? — естественно, этот вопрос задал Рощин, которому Лизина резкость нипочем. Нигде и никогда.

Впрочем, это не походило на мелочную заботу Паганеля. Скорее, это напоминало "разумный подход к делу грамотного командира". Где-то так. И про ее ребра Рощин, как ни крути, знал куда больше, чем корабельный лекарь. Любиться с ним Лиза, по-прежнему, отказывалась, ссылаясь на сильные боли в боку, и что характерно, отнюдь не лукавила, о чем полковник знал доподлинно. Потому и спросил.

— Мне уже лучше, — кисло улыбнулась Лиза.

— Ты командир... — пожал плечами Рощин.

— Вот именно! — препираться на тему своего здоровья Лиза не собиралась, тем более, что через день-два ей все равно предстояло вести крейсер через тоннель к "Стоянке Лимана". Сможет одно, получится и другое!

— Завтра утром, — повторила она, завершая обсуждение, — и да поможет нам Бог!

Уйти из кальдеры, так и не заглянув через край, было бы обидно. Во всяком случае, Лиза бы точно расстроилась.

* * *

Взлетели "едва рассвело". "Звезда Севера" отошла к восточной стене кратера и поднялась на высоту две тысячи восемьсот метров. Здесь бриг развернулся и пошел, набирая скорость, на запад, так что где-то на полпути — то есть, ближе к условному центру кальдеры, — его скорость достигла шестидесяти пяти узлов. В этот момент Лиза вывела коч на стартовую линию, и башня дала отмашку на "взлет". При отсутствии встречного ветра "Кокорев" легко оторвался от взлетной палубы, и, заложив левый разворот, Лиза резко увеличила скорость и вошла в горку кабрированием под углом в тридцать пять градусов. При этом набор высоты сопровождался увеличением отбираемой мощности двигателя, так что, несмотря на довольно быстрый подъем, коч скорости не терял, а напротив ее увеличивал.

Ощущения были феерические, и Лиза от восторга даже думать забыла о боли в боку или еще о каких-нибудь не стоящих внимания пустяках. Она летела, оседлав ураган, и по сравнению с этим пилотирование больших кораблей представлялось скучной ходьбой пешком. Лиза даже не знала, насколько ей не хватало вот таких полетов, но сейчас вспомнила и получала удовольствие от каждого мгновения, проведенного за штурвалом "дареного коня". Получалось, что группа патриотически настроенных себерских предпринимателей разобралась в психологии капитана 1-го ранга Браге куда лучше, чем она понимала саму себя. Подарок был подобран с умом и со вкусом, и, разумеется, он идеально подходил той, кому его презентовали.

Заложив плавный разворот и почти встав на левую плоскость, штурмовик стремительно преодолел оставшееся расстояние и взлетел над краем кальдеры. Пронесся километр или полтора, по-прежнему, набирая высоту и, поднявшись еще метров на четыреста, открыл перед Лизой совершенно фантастический пейзаж. Получалось, что кальдера являлась не кратером, подразумевавшим наличие хотя бы некоторого подобия горы, а провалом посередине мертвой пустыни — плоского унылого пространства, протянувшегося от горизонта до горизонта. Ну, что ж, на самом деле, интуитивно Лиза чего-то в этом роде и ожидала и, увидев сейчас воочию, даже не удивилась. Однако, как известно, первое впечатление зачастую обманчиво, поэтому Лиза подняла "Кокорев" еще выше и погнала машину по кругу радиусом в полтора десятка километров. С тысячи семисот метров, отсчитывая от края кальдеры, вид открывался на десятки километров во все стороны. Воздух был на удивление чист, скорее даже прозрачен. Видимость — отличная, и никаких преград в виде, скажем, горной гряды или пылевого облака. Смотри куда хочешь, лети куда вздумается. Но куда бы ни бросила она взгляд, повсюду Лиза видела одно и то же: мертвая изжелта-серая безводная пустыня без намека на жизнь и цивилизацию.

— Что скажешь, Турдус? — спросила, включив внутреннюю связь. — Это только мне кажется, что мы в пустыне?

— Мы в пустыне, — коротко ответила Нина.

— Посмотри в оптику!

В задней части кокпита, там, где располагалось кресло второго номера, были установлены бомбардирский и пушечный прицелы. Серьезная оптика с приличной кратностью и баллистической прицельной сеткой.

— Посмотрела! — ответила пилот Аллен. — Вокруг пустыня, внизу — развалины.

— Развалины? — насторожилась Лиза, вспомнив свой "вещий" сон. — Где? Далеко? Давай-ка, Дрозд, наводи! Хочу посмотреть!

— Слушаюсь и повинуюсь! — откликнулась Нина. — Может быть, дашь порулить?

— Может быть...

Вообще-то, передавать управление совсем не хотелось, но это было правильное решение, и Лиза задавила свою жадность на корню.

— Принимай!

В результате, уже через пару минут коч спустился к земле, снизил скорость и перешел на бреющий полет.

— Смотри вниз!

— Спасибо!

Ну, что сказать? Лиза этот пейзаж однажды уже видела. Правда, не сверху, как сейчас, а как бы снизу, и не наяву, а во сне, но сухое русло реки, руины крепости и каменный мост — все оказалось именно таким, каким тогда ей и приснилось.

3. Координаты: 25®86'15"N 73®25'31"E, Индийский океан, одиннадцатое марта 1933 года, 17.49 по меридиональному времени

На этот раз она пришла к Райту сама. Постучала в дверь, дождалась приглашения и вошла в каюту.

— Гостей принимаешь?

— Таких, как ты, даже ночью и в праздники! — хохотнул арматор, вставая из-за заваленного бумагами стола.

— Ты бы поостерегся, Иан, говорить про ночь! — Усмехнулась в ответ Лиза, проходя в глубь каюты и садясь в кресло. — Неровен час Рощин услышит, хлопот не оберешься!

— Да, это ты верно заметила! Главное, ведь не за что, но пойди ему потом объясни!

— Вот именно! — кивнула Лиза и достала свой кожаный портсигар. — Твою каюту ведь никто не прослушивает?

— Стенки стальные, не считая обшивки. И по моим наблюдениям, звук не пропускают. — Райт вопросу не удивился и, сев в кресло напротив Лизы, включился в серьезный разговор. — В иллюминаторы тоже не подслушаешь. Закрыты, да и вряд ли кто осмелится спускаться к моим окнам на ходу. Так что, можем говорить без опаски.

— Тогда, объяснимся!

— Возражений не имею, — кивнул Райт и внимательно посмотрел на Лизу, приглашая, быть первой.

Что ж, он был в своем праве, она сама пришла.

— Я чувствую пространство, — сказала Лиза, выдохнув дым первой затяжки. — Но это ты и сам, наверное, знаешь. Ощущаю расстояния, относительные углы, скорость, векторы движения, моменты силы, баланс... Чувствую еще какую-то хрень, хотя и не знаю, что именно, но оно там есть!

С Райтом следовало объясниться, хотя и всей правды говорить не стоило. Во всяком случае, пока. Однако и оставлять все эти вопросы не проясненными нельзя было тоже.

— Когда мы шли в кальдеру, — пыхнула она папиросой, — я воспринимала тоннель, как он есть. Считай, видела в разрезе. И там в кратере... Не знаю даже, как тебе объяснить, что с нами тогда случилось, но все это точно из одной и той же оперы. Вот вроде бы нет ничего, а потом сразу есть. Не знаю даже, что сделала не так, хотя, возможно, это только там, в этой кальдере, могло случиться? Повторюсь, не знаю. Но, представь! Мгновение, — что-то сдвинулось, — и мы с Рощиным обнимаемся уже не в каюте, а на берегу этого гребаного озера. Ну, ты видел, там, внизу! Похоже, это тоже как-то связано с чувством пространства, расстояний, ориентации. А что чувствуешь ты?

— Давление и магнитные поля, — усмехнулся арматор. — Такой, знаешь, долбаный барометр, совмещенный с компасом. Но, к сожалению, не всегда, в смысле, не постоянно и не везде. Надо настраиваться... Мне мантры помогают, главное, чтобы не понимать смысл произносимых слов. Бормочу, настраиваюсь и начинаю видеть. Особенно хорошо получается в таких местах, как Гиперборея или Лемурия. Не знаю, почему, но там мой штурманский дар стабилен, а в других местах — нет. Однако все это, как ты понимаешь, строго между нами. Твои секреты твои, мои — мои, и третий в этом деле, как и в любви, лишний.

— Совершенно с тобой согласна, — Лиза загасила окурок в пепельнице и встала из кресла. — Но ведь слухи все равно пойдут.

— Без слухов, сплетен и легенд не обходился еще ни один удачливый искатель сокровищ, — пожал плечами Райт и тоже встал. — Ты не представляешь, какие гадости обо мне рассказывают! Пират, убивец, продал душу дьяволу...

— А что не продал? — "удивленно" подняла бровь Лиза.

— Да, как тебе сказать...

— А ты и не говори, — усмехнулась Лиза. — Только цену шепни, чтобы, значит, не прогадать, если вдруг и мне предложат.

— А что, еще не предлагали?

— Да, нет, вроде... — слукавила Лиза, вспомнив Ивана и группу патриотически настроенных предпринимателей.

— Ну, так предложат! — успокоил ее Райт. — И кстати учти, доктор Аллен, вполне возможно, не только доктор!

— А Нина? — нечто в этом роде Лиза и сама подозревала, но одно дело доктор и совсем другое — его жена.

— Нина, скорее всего, просто авантюристка, как и все мы, впрочем. Но вот ее благоверный... Нисколько не удивлюсь, если выяснится, что он работает на агентство Пинкертона или на Федеральный разведывательный пул.

— Так может... — осторожно намекнула Лиза на возможность кардинального решения проблемы.

— А смысл? — возразил Райт. — Свернем ему башку, только подтвердим их подозрения, если у этих ребят уже есть подозрения. А так... Что он, собственно, знает? В рубке он не был ни в первый раз, ни во второй. Как ты оказалась внизу не знает. Я тут, к слову, пустил слух, что мы все это специально устроили, чтобы вы с Рощиным, значит, нашли клад без свидетелей, но не рассчитали всех рисков. Звучит, к слову, логично, особенно, если позже где-нибудь на аукционе в Антверпене или Венеции всплывут несколько особенно любопытных, но незарегистрированных в декларации камешков.

— А они всплывут?

— Обязательно! — довольно улыбнулся арматор. — Я, Лиза, специально для этой цели прихерил парочку гарнитуров с изумрудами и рубинами, каких нет и в коллекции курфюрста Саксонии!

4. Координаты: 13®1'21"N 52®8'28"E, Аравийское море, в ста километрах северо-западнее острова Сукотра, девятнадцатое марта 1933 года, 15.35 по меридиональному времени

"Звезда Севера" шла экономическим ходом в тридцать два узла на высоте в тысячу триста метров. Она следовала курсом норд-вест-тень-вест, что предполагало — учитывая встречный ветер и другие метеорологические факторы, а также необходимость пополнить запас пресной воды в Суэце или в Эль-Манзале, — прибытие в Роттердам не позднее, чем через восемьдесят пять часов. Политическая обстановка на Ближнем востоке и в акватории Средиземного моря, как и прогноз погоды, передаваемый из Саны, Иерусалима и Каира, не предвещали никаких осложнений, и Лиза не видела необходимости слишком часто и слишком надолго появляться в ходовой рубке. Попросту говоря, ей там нечего было делать. Если только не считать делом — отвлекать занятых работой людей от выполнения своих прямых обязанностей. Поэтому, предоставив право "рулить" "младшим по званию", Лиза засела в своей каюте и предавалась праздным размышлениям. Впрочем, как посмотреть! Под определенным углом зрения ее мысли уже не казались ни праздными, ни избыточными. В конце концов, когда-нибудь ей все равно предстояло принять ряд непростых решений, и не было причин растягивать это удовольствие на лишние часы и дни.

"Вот ведь паскудство! — думала она, глядя сквозь панорамное окно на залитое солнечным светом море. — Радоваться надо, а у меня сердце болит!"

Но, и то сказать, не каждому выпадает случай принимать такие решения, какое предстояло принять Лизе. Не каждому, не часто или вовсе никогда.

С километровой высоты море казалось монолитом полированного темно-синего стекла. Красиво и жестоко. И холодно, разумеется, даже под жарким солнцем Аравии.

"А, между прочим, — подумала Лиза, обводя взглядом пустынный горизонт, — это море омывает берега, заселенные людьми, для которых женщина не человек, а всего лишь товар. В лучшем случае, предмет роскоши, как ловчий сокол или иноходец какой-нибудь!"

Имелось в виду, что этим женщинам, которых никто и ни о чем никогда не спрашивает, не приходится мучиться над всякими разными гамлетовскими вопросами, и принимать сложные решения тоже не надо.

"Им можно просто жить..." — несколько непоследовательно подумала она, напрочь забыв сейчас о том, что сама-то Лиза такой жизни и врагу не пожелает.

"Впрочем, врагу как раз и пожелаю!"

Лиза положила перед собой оба документа, которые несколькими часами раньше вручил ей Иан Райт, и внимательно — слово за словом, строка за строкой — перечитала один за другим. Ничего нового из этого, — какого-то по счету прочтения — она не узнала, да, в общем-то, и не ожидала узнать. Просто "освежила в памяти" текст, заодно проверив, правильно ли поняла в прошлый раз прочитанное и, вообще, не пригрезилось ли ей все это во сне. Но нет, все так и обстояло, как помнилось.

"Ну, и что же мне со всем этим делать?" — спросила она себя, непроизвольно бросив взгляд на кольцо.

Кольцо было необычное, нездешнее и страшно дорогое даже на взгляд какого-нибудь некомпетентного любителя, вроде Лизы. Само оно было сплетено из тончайших золотых нитей трех разных цветов: желтовато-красного, зеленого и белого, а в розетке из красного золота обработанный в форме кабошона — гладкой сплющенной полусферы — огромный, каратов на шесть или семь, звездчатый рубин насыщенного темно-красного цвета. Однако дело не в самом кольце, а в том, кто, где и при каких обстоятельствах его Лизе подарил.

"Да, Рощин, с тобой ведь тоже надо что-то решать!"

Надо, значит, сделаем, но видит Бог, слишком много проблем упало вдруг на ее "седую" голову, слишком много неотложных решений, которые следовало безотлагательно принять.

"Думайте, командир! Вам по рангу думать положено!"

Лиза сходила к поставцу, налила себе немного коньяка, раскурила одну из припасенных на такой как раз случай кубинских сигар и вернулась в кресло у стола.

"Итак, говоришь, покой нам только снится?"

Стихи написал все еще модный, хотя и порядком поистаскавшийся поэт Александр Блок. Впрочем, давно, и, разумеется, по совершенно другому поводу. Однако стихи про несущуюся прочь степную кобылицу заставили Лизу задуматься "о своем, о девичьем", о времени и о себе.

Нынешняя она жила в быстром — чтобы не сказать стремительном, — времени, чреватом неожиданными переменами и насыщенном множеством разнообразных событий. А вот Лиза Берг, напротив, существовала в потоке медленного времени. Она родилась и выросла в Советском Союзе, где, и вообще-то, мало что происходит, если человек не совершает уж очень резких движений. Школа, институт, служба. Пара мужчин за добрый десяток лет. Квартира в старом доме, перспектива выйти замуж за коллегу и, возможно, через год-два купить машину. Еще можно было построить дачу. Такая вот колея!

А у Елизаветы Браге вся жизнь и того проще: всех дел — летать и стрелять. И всех изменений в плавном ее, этой жизни, течении, что муж ушел к другой, но вместо него образовался любовник. Одна подруга, пара мужчин и служба, которая, если не считать экстрима, — типа полетов в пурге или боя с противником, — такая же скучная рутина, как и работа в совершенно секретном научном институте, занимавшемся всякой заумью, вроде параллельных вселенных и путешествий во времени.

Однако та Лиза, которая обо всем этом думала, попыхивая дорогущей кубинской сигарой в каюте шеф-пилота "Звезды Севера", жила совсем в другом мире. В другом времени, в иной судьбе. Она, не вдаваясь в ненужные подробности, за неполных три года успела сменить сколько-то там любовников и любовниц, — кто ж их всех считал? — побывать во множестве экзотических стран, найти сокровище Яруба и сокровище Лемурии, поучаствовать в двух захватывающих дух экспедициях и одной войне, в которой ей пришлось командовать и крейсером, и авианосной группой. Хватило бы и на две жизни! Ну, она, похоже, и живет теперь за двоих. И вот новый вызов. Вернее, два. Две проблемы, и обе надо решать.

"Не было печали... Так кажется?"

Обдумывая ситуацию так и эдак, Лиза не заметила, как докурила сигару, а это, как ни крути, хороших два часа с минутами.

"Счастливые часов не наблюдают! Да уж!"

И в этот момент, словно только того и дожидался, в каюту вошел Рощин.

— Так, так! — сказал он, подходя к Лизе. — Что случилось на этот раз?

— Мысли читаешь?

— Нет, но, если надо, научусь. Итак?

— Как? — напыжилась Лиза.

— Лиза, — успокаивающе поднял руку полковник, — ради Бога! Давай без сцен, ты же не гимназистка какая-нибудь, прости Господи!

— Ладно! — тяжело вздохнула Лиза. — Ты прав, а я нет. Извини!

— Извиняю, — кивнул Рощин. — Переходи к сути!

— Прочти это, — кивнула Лиза на документы, все еще лежавшие на столе.

— Красивые! — прокомментировал полковник и взял в руки первое из двух писем.

— Бумага хорошая, — оценил он, — туш, каллиграфия... Могу я поинтересоваться, что это и откуда взялось?

— Райт передал, — объяснила Лиза. — А ему эти документы вручили в посольстве Республики в Тулуаре.

— Ну-ну... — Рощин взглянул коротко на Лизу и стал читать документ.

— Весьма! — отметил, завершив чтение. — Второе письмо в том же духе?

— И да, и нет! — покачала головой Лиза. — Прочти!

— Ну-ну, — Рощин покачал головой, но спорить не стал. Взял бумагу, просмотрел текст.

— Советуешься или ставишь в известность? — он вернул второй документ на место и, присев на край стола, достал портсигар.

— Советуюсь.

— Что ж, тогда начнем с проблем, — предложил Рощин, закуривая.

— Давай, — снова вздохнула Лиза, предполагая, разумеется, о чем он станет говорить.

— Я с тобой поехать не смогу.

— Знаю.

— Знаешь, конечно, но должен же я сказать?

— Сказал, — кивнула Лиза.

Ясный перец, что его никто не отпустит, да и ей, на самом деле, могут запросто "перекрыть кислород".

— Будет скандал, — пыхнул папиросой Рощин.

— Да уж, представляю! Коньяка хочешь?

— Хочу! — кивнул полковник.

— Сиди! — остановил он Лизу, хотевшую, было, встать и принести им обоим коньяку. — Я сам налью.

— Могут случиться неприятности, — предупредил, уже достигнув поставца. — Великий князь точно взбеленится. О твоих, флотских, и говорить нечего. Кое у кого пар из ушей пойдет.

— Догадываюсь, — в третий раз тяжело вздохнула Лиза.

— Значит, все уже обдумала.

— Десять раз и во всех комбинациях.

— Ну, тогда, излагай свои резоны! — предложил Рощин, возвращаясь с двумя бокалами.

— Нечего излагать, — пожала плечами Лиза. — Тебя не отпустят, это факт. Но мы, Вадим, люди служивые, нам и в любом случае покой может только сниться. Меня призовут, или тебя в бой пошлют...

— А ведь тебе это нравится! — вдруг улыбнулся Рощин. — И как я этого сразу не понял? Ты же их всех уешь одним своим согласием!

— Не стану врать, — призналась Лиза. — Я обиделась! И насрать, права я или нет! Меня оскорбили, разве нет?!

— Тебя оскорбили, — согласился Рощин. — И теперь доктор Рэтлиф дает тебе отличный шанс поквитаться.

— Значит, ты не будешь против?

— Значит, ты уже все решила?

— Нет, — покачала головой Лиза, — в том-то и дело, что ничего я не решила! Но знаешь, Вадим, у них адмиралы носят эполеты. Представь, я в эполетах и вся в золотом шитье!

— Звучит захватывающе!

— А выглядит, верно, еще лучше!

Часть I. Дороги, которые мы выбираем

Глава 1. О, Фортуна! Март 1933 года

1. Шлиссельбург, Себерия, двадцать третье марта 1933 года

"Вернулась я на родину..."

Вот, черт знает, что! Ведь, если правду сказать, никакая ей это не родина. Ни разу и нигде. Лиза родилась в Ленинграде, в СССР, а это — совсем даже наоборот: Шлиссельбург, Себерия, и далее везде. Но стоило сойти по трапу на потрескавшийся бетон Самсоновского поля, оказалось — все-таки родина. И от этого уже никуда не денешься. Родина — она родина и есть, ни с чем не спутаешь!

— И дым отечества нам сладок и приятен! — сказала вслух, вдыхая сырой воздух Приладожья, пахнущий печным дымом и весной.

— Красивые стихи, — отметил Рощин. — Кто написал?

— А Бог его знает! — пожала плечами Лиза. — Где-то слышала...

Ну, да! Как же! Слышала она! В школе учила. "Горе от ума", называются. Но вот беда, Грибоедов в Себерии попросту не родился. Хотя, может быть, и родился, но стихов не писал? Или родился и писал, но не в Себерии, а в Киеве? Тоже реалистично. Другой мир, другие поэты. Удивлять должно не это, а то, что совпадений, на самом деле, гораздо больше чем различий.

— Не помнишь и не надо, не принципиально! — бросил Рощин и показал рукой куда-то в сторону. — Смотри-ка лучше, какие люди нас встречают!

Лиза посмотрела, и на сердце стало еще лучше, хотя, казалось бы, куда больше-то?! Итак, через край! Но с другой стороны, от Надежды и Клавдии она, допустим, ничего другого и не ожидала. Могла предположить присутствие Полины, если та не на дежурстве. Но Петр и Григорий? Бывший муж и единоутробный изверг? Согласитесь, это уже перебор!

— А ты, оказывается, популярна! — заметила Мария, ей все было внове, и все — незнакомцы. — Или это полковника так встречают?

С Машей Лиза сошлась на удивление хорошо. Словно, всю жизнь ее знала. Со школы, или еще как.

— Да, нет! — улыбнулась, взглянув на новую подругу. — Рощина вон те встречают, моторизованные!

И она кивком показала, кто и где. Там около выстроившихся в ряд трехосных легкобронированных вездеходов "Кокорев-Кирасир" плотной группой стояли офицеры в коротких кожаных куртках на меху, как у авиаторов, и пилотках вместо фуражек.

— Господа пластуны, — прокомментировала Лиза и обернулась к Рощину.

— Ступай, Рощин! — сказала она, предвкушая его реакцию на ее сюрприз. — Пообщайся! Или, знаешь, что, устрой мальчишник! Можно даже с девками!

— Мальчишник? — переспросил озадаченный полковник. — С девками?

— Рощин, ты что, передумал на мне жениться? — подняла она тщательно выщипанную бровь-ниточку.

— А когда свадьба? — переходя на деловой тон, спросил ее "суженый, ряженый".

"А удар-то ты, Вадик, пропустил! Не ожидал такого поворота, разве нет?"

— Через неделю, — строго сообщила Лиза, — считая с сегодняшнего дня.

— Принято, — кивнул Рощин. — Надеюсь, брак церковный?

— Давай, пока обойдемся гражданским, — охладила его пыл Лиза. — Я могу попросить дядю Андрея... То есть, адмирала Борецкого, разумеется. Он хоть и сукин сын, но брак зарегистрировать все еще способен. Адмирал Кондратьев, вот тоже, или Марков...

Как иногда бывает, Лиза сначала ляпнула, подумала потом. И сама себе удивилась. Что именно она имела в виду, упомянув адмиралов Кондратьева и Маркова? То, что они, как и ее двоюродный дедушка, барбосы паршивые и кобели драные, или то, что, являясь адмиралами Флота, имеют право объявить двух разнополых старших офицеров мужем и женой? Но вот про гражданский брак она сказала обдуманно. Имелись у Лизы резоны на этот счет, и достаточно серьезные притом.

— Хорошо, — не стал спорить с ней Рощин, — но с одним условием. Через год, считая с сегодняшнего дня, пойдешь со мною под венец с исполнением всех обрядов.

"Все обряды? Круто замешиваешь, полковник! Но, сказав "А", приходится соглашаться и на "Б".

Впрочем, оставить последнее слово за Рощиным она не могла ни при каких обстоятельствах.

— А если залечу? — прищурилась Лиза, полагавшая, однако, что вряд ли забеременеет, раз до сих пор ни разу не получилось.

— Если залетишь, то раньше! — пожал плечами полковник. — Ублюдков плодить не станем. Согласна?

— По рукам!

— Иди уж! — улыбнулась, все еще "топтавшемуся" подле нее Рощину. — Мы тоже гульнем! Не против?

— Ни в чем себе не отказывай, дорогая! — улыбнулся в ответ полковник.

— Вообще-то, это моя реплика!

— Но я сказал первым!

— Бог с тобой, Рощин! — махнула она рукой. — Бери, не жалко. А мне надо привыкать уступать...

— Тренируйся! — усмехнулся полковник и, отвесив дамам поклон, пошел к сослуживцам.

— Увидимся утром! — крикнул он, оглянувшись. — Не скучай!

— Не дождешься! — крикнула в ответ Лиза, доподлинно зная, что в отношениях с Паганелем, ей, в свое время, именно этого и не хватало.

Легкость, порождаемая равенством, вот как называется это чувство!

— Ну, что, Маша, пойдем-ка и мы что ли! А то, поди, заждались нас уже! Намерзлись бедные!

Полторы сотни метров до "красной линии" она прошла, как манекенщица на подиуме. Легко, стильно, под ритмичное постукивание высоких каблуков. Победительно, как выражались поэты прошлого: ни разу не сомневаясь в себе, своей внешности и замечательной способности сводить с ума всех подряд, не делая различий по полу, возрасту и вероисповеданию. Даже странно было, как мог кто-нибудь ее не любить, тем более, ненавидеть! Но о тех, кто ее терпеть не мог или не хотел, она себе сейчас думать запретила.

"Наслаждайся моментом, милая!" — приказала она себе, и, что характерно, сегодня это получалось у нее без заминки, точно так же, как и с походкой: легко, непринужденно.

— Ты еще выросла или это я от морозов усохла? — Надежда не умела по-другому, но, если честно, то и не надо, потому что именно такой ее Лиза и любила.

Обнялись. Расцеловались. И понеслось! Слова, объятия, поцелуи. Вздохи, ахи, и прочая приятная при умеренном употреблении ерунда. Лиза даже расчувствовалась и едва не пустила слезу, когда злыдень Гриня, троекратно облобызав, погладил ее вдруг по коротко стриженным волосам.

— С возвращением, Веточка!

"Веточка? Серьезно?!"

Веточкой Лизу никто не называл с раннего детства. Да и в ту пору так звали ее немногие, разве что покойная мать.

"Но не моя, а Елизаветы Браге!"

— Ты бы меня еще Люшечкой назвал! — фыркнула Лиза, но в душе была, мало сказать, тронута. Растрогана. Так, пожалуй.

— Вот, — сказала она, оборачиваясь к Марии, — прошу любить и жаловать, братец мой единоутробный Гриня! И тоже, представь, полковник-пластун!

— Два полковника в одной семье? — усмехнулась Мария и протянула Григорию руку. — Мария Бесс, приятно познакомиться!

— Извини, Маша! — вздохнула Лиза, сообразив, что так и не представила свою новую подругу. — Дамы, господа, знакомьтесь! Эта Мария Бесс. На самом деле, Маша Бессонова, разумеется, но у нее мать француженка, и выросла Маша на Мадагаскаре в Старой колонии в Тулеаре. По-русски понимает с пятого на десятое, да и французский у нее своеобычный, но понять можно!

Начались представления, и пока со всеми не перезнакомилась, Мария переходила "из рук в руки", как мяч при игре в датский hЕndbold, который в СССР называли гандболом. Споткнулись только раз, когда очередь дошла до Петра.

— А это Петр, — представила его Лиза, — мой бывший муж.

— Это тот, которого ты поймала на своей кузине? — уточнила Мария, и настало неловкое молчание.

Замечание нетактичное. Можно сказать, грубое. И не ко времени. Но у Маши, как успела уже заметить Лиза, с тактом и вообще не все обстояло гладко. Иной раз такое несла, просто Содом и Гоморра, а не девушка из интеллигентной семьи. Петр от ее вопроса смутился, Варвара пошла красными пятнами, а Григорий выдал одну из тех улыбок, от которых скисает молоко. Остальные просто молчали, не зная, что сказать. Зато у Лизы, как известно, "ни стыда, ни совести", и слово для друга всегда найдется.

— Да, нет, — нарушила она повисшую над компанией тишину, — не на, а за. Впрочем, это всего лишь техническая деталь, да и дело прошлое. Теперь мы дружим домами. Правда, Варвара?

— Да, — вымученно подтвердила Варвара, на щеках которой впору было жарить блины. — Дружим... домами...

Ну, уж как они дружили, трудно сказать. После Лизиного возвращения из Африки, виделись несколько раз. Но факт остается фактом: Лизу начали приглашать в гости. Возможно, "слово за слово" — "вы к нам, а мы к вам", — могли, в конце концов, и сойтись. Тем более, что, на самом деле, Варвара увела мужа не у этой Лизы, а у той, прежней. Так что нынешняя зла на Варвару, по большому счету, не держала, а, если и держала, то накал страстей был совсем не тот, чтобы рвать и метать. К Петру Лиза тоже не ревновала. Переспала разок, — попробовала, так сказать, "на зуб", — да и отпустила мужика на все четыре стороны. Не нужен он ей оказался. Ни как друг, ни как любовник. А вот как бывший муж — в самый раз. Однако потом случилась война, и Лизу затянуло в жернова истории. Высоко взлетела, долго падать пришлось. Едва в живых осталась. Ну, а еще потом, Лиза покинула Себерию и вскоре ушла в поход, став первым капитаном, которому удалось провести корабль вглубь Лемурии. И, хотя по корабельному времени "Звезда Севера" провела на "той стороне" всего двадцать три дня, здесь, — на этой стороне, — оказывается, прошло пять с половиной месяцев.

— Давай, Варвара, поцелуемся, — наскоро обдумав сложившуюся систему отношений, великодушно предложила Лиза, — и зароем топор войны!

Варвара от неожиданности сбледнула с лица.

— Да, не бойся! — усмехнулась Лиза. — Это не заразное! Как спала с Петром, так и будешь!

В результате обнялись, и тут Надежда заметила то, на что другие не обратили пока внимания.

— Красивое кольцо, — сказала она, перехватывая на ходу Лизину руку, — и дорогое, поди, ужасть! А на безымянный палец ты его, Лиза, по рассеянности надела, или как?

— Или так, — не без удовольствия сообщила Лиза. — Замуж выхожу! За Рощина. Свадьба через неделю. Все присутствующие приглашены!

2. Шлиссельбург, Себерия, двадцать четвертое марта 1933 года

Рощин вернулся только наутро, если, конечно, считать утром полдень. Был непривычно бледен, шагал как-то излишне твердо, держался прямо, словно аршин проглотил. Взгляд остекленелый, речь замедленная, но при этом нарочито четкая. В общем, мертвецки пьян, но держится молодцом.

"Хорош!"

Впрочем, накануне Лиза ему сама разрешила, да и не судья она ему! Сама пьет, — прости господи! — как сапожник, хотя выглядит не в пример лучше!

— Прими душ, Вадим! — предложила она, но сразу же сообразила, что неправа. — Или, знаешь, что? Не надо! Иди спать, горемычный! Но к вечеру чтоб был, как огурчик! В оперу идем!

Про оперу, что не странно, стало известно только вчера, да и то сильно ближе к ночи. Клавдия неожиданно перестала пить шампанское, которое, как говорится, лилось рекой, и объявила, что "на этом все"!

— Не обессудь, матушка! — Обняла она Лизу. — Не из вредности, а токмо из чувства долга. Завтра в вечер пою Кончаковну в "Князе Игоре". Вы с полковником, и ты, Мария, разумеется, приглашены, но вам не петь, а мне — да!

Объяснившись, поцеловала Лизу в губы, да не абы как, а так, — длинно и с известным чувством, — что ту ощутимо повело.

— И не вздумай! — возникла рядом с ними "грозная" Надежда.

"Это она кому? — оторопела захмелевшая Лиза, не сразу разобрав, в шутку сказано или всерьез. — Мне или Клавдии?"

Но, вполне возможно, что, пусть и шутейно, но все-таки обеим, поскольку, как успела заметить Лиза, отношения между ее подругами за время ее дальних странствий очевидным образом перешли на новый уровень.

— Ладно, ладно! — замахала она на Надежду руками. — Не кипятись! Я, между прочим, замуж выхожу!

— Я тоже! — весело подмигнула ей Клавдия и, подцепив Надежду под руку, увела ее домой.

Так что теперь в планах на вечер значились "Князь Игорь" в Великокняжеском и "ужин, плавно переходящий в завтрак" в ресторации "Гурмэ" на Старой Поморской. Но все это вечером, — "Потом, потом!" — а сейчас Лизе предстояло сделать несколько важных звонков и утрясти несколько не терпящих отлагательства дел. Во всяком случае, так она планировала, все еще пребывая в добром, если не сказать, расслабленном расположении духа. Однако гладко было на бумаге, как говорится, да забыли про овраги! А по ним идти!

В приемной адмирала Маркова ее вежливо, но непреклонно послали на известные буквы русского алфавита, предложив на общих основаниях — типа "в порядке живой очереди" — записаться к Георгию Алексеевичу на прием. И даже дату госпоже Браге предложили, — в июне месяце. Не помогли ни ссылки на личное знакомство, ни уверения в срочности и, возможно даже, неотложности дела, которое капитан 1-го ранга и кавалер Полярной звезды баронесса фон дер Браге желает обсудить с начальником кадрового управления Флота адмиралом Марковым. Референт адмирала стоял насмерть и "вникать" ни во что не желал.

"Вот же дундук гребанный!" — подумала в раздражении Лиза и стала звонить в Адмиралтейство к Кондратьеву. Ничего дурного она в тот момент еще не заподозрила, оттого и чувства ее характеризовались одним лишь раздражением, но никак не гневом. С чего бы ей гневаться? Абсолютно не с чего!

Впрочем, как вскоре выяснилось, адмирал Кондратьев был так же недоступен, как и адмирал Марков.

"Совпадение?"

Могло случиться и так. Однако, когда один за другим выпали из списка адмиралы Верников и Борецкий, Лизу охватила сначала оторопь, а потом пришла и нешуточная злость. Слишком похоже на заговор, но, может быть, заговор и есть?

"Сговорились?! Ну-ну!"

Лиза закурила и взялась названивать всем подряд: в канцелярию Великого князя, вице-канцлеру, в секретариат военного министра и в референтуру Адмиралтейства. Даже командиру Шлиссельбургской базы Флота позвонила, но все напрасно — везде она утыкалась в глухую стену вежливого игнорирования.

"Значит, все-таки сговор! Комплот, вашу мать! — вскипела Лиза. — Ну-ну! Как там говорил отец наш, основатель? Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет! Будет вам, голуби, Невская битва! Мало не покажется!"

— Случилось что? — спросила Мария, все это время терпеливо, покуривавшая в сторонке, у окна с видом на озеро.

— Наверное! — пожала плечами Лиза. — Еще не разобралась, но будь уверена, когда разберусь, кое-кто кровью умоется!

— Это эвфемизм или ты и в самом деле собираешься воевать?

Мария была той еще стервой, но не для Лизы. К Лизе она относилась по-дружески, и вопрос свой задала не для того, чтобы подначить или, не приведи Господи, уязвить, а для того, чтобы уяснить, что происходит и чего следует от всего этого ожидать.

— Пока эвфемизм, — решила Лиза, обдумав ситуацию еще раз, — но ни за что ручаться не могу. Как карта ляжет!

— Ладно, уяснила, — чуть улыбнулась Мария. — Что будешь делать?

— Пойду решать проблему. Хочешь со мной?

Спросила из вежливости, но Мария выразила желание "поучаствовать", и Лиза решила, что компания ей не повредит.

Они быстро переоделись, привели себя в порядок и отправились "выяснять и интриговать". Для начала Лизе нужна была информация, но вспомнив кое-что из событий, предшествовавших экспедиции в Лемурию, из дома она решила никому больше не звонить. Поэтому взяла извозчика, выехала с Марией в старый центр Шлиссельбурга, и уже оттуда, воспользовавшись таксофоном в одном сонном трактире на Канатной улице связалась с Иваном.

— В два часа в "Авиаторе" на Якорной площади! — безапелляционно заявила в трубку, едва Иван произнес свое обычное "вас слушают".

Не вопрос, не просьба, всего лишь сообщение. Но Иван, судя по всему, ее понял правильно и возражать не стал, даже при том, что Лиза позвонила ему в середине рабочего дня и по прямой линии. То есть, сама она думала так: если ответит, значит согласится, даже если занят или при смерти. И не ошиблась, Иван приглашение принял.

— Буду, — сказал он и дал отбой.

Затем Лиза полчаса вызванивала через все возможные и невозможные коммутаторы капитана 2-го ранга Корсакову. Найти Анну было непросто, но, известное дело, терпение и труд все перетрут.

— Корсакова у телефона!

— Здравствуйте, Анна! Это Елизавета Браге вас беспокоит, если помните.

— Здравствуйте, Елизавета! — сразу же откликнулась на приветствие Корсакова. — Помню, разумеется! Рада вас слышать. С возвращением! Слышала в новостях, вы прошли-таки в Лемурию. Поздравляю!

— Спасибо! — поблагодарила Лиза. — Я собственно по делу.

— Чем могу? — сразу же "посерьезнела" капитан Корсакова.

— Вы ведь знакомы с каперангом Забелиной?

— Имею честь, — подтвердила немногословная собеседница Лизы.

— Мне нужна приватная встреча с Галиной Викторовной. С глазу на глаз и как можно скорее.

— Даже так? Что-то серьезное?

— Не знаю пока, но посоветоваться с компетентным и неравнодушным человеком не помешает.

Капитан-интендант 1-го ранга Забелина была первым заместителем главного прокурора Флота, и Корсакова не могла не сообразить, зачем Лизе могла понадобиться срочная встреча с военным юристом.

— Перезвоните мне, пожалуйста, через полчаса, — сказала Корсакова после короткого раздумья. — Думаю, я смогу это устроить.

* * *

В два часа дня, предварительно отправив Марию прогуляться — "в познавательных и психотерапевтических целях" — по Старо-Казенным торговым рядам, Лиза вошла в кофейню "Авиатор". Иван ее уже ждал. Сидел за дальним столиком, в затененном углу, — рюмка коньяка и чашка кофе, — курил папиросу. Одет был в статское, но другого Лиза от него и не ожидала. Капитан 2-го ранга Иван Гаврилович Кениг — муж ее двоюродной сестры Татьяны, служил в Отделе документации Канцелярии Набольшего боярина Адмиралтейства Порхова, то есть, говоря по-простому, в разведке. Так что, не мальчик, знает почем фунт лиха.

— Здравствуй, Лиза! — встал из-за стола Иван, но руки протягивать не стал, опасаясь по-видимому, попасть впросак.

— Здравствуй, Иван!

Лиза села первой, достала портсигар, показала подошедшему половому на кофе и коньяк Ивана и попросила повторить.

— Ты ведь знаешь, что происходит, так?

— Знаю, — Иван был спокоен или, как минимум, уверенно держал лицо.

— Почему, заранее не предупредил? — спросила Лиза, прикурив от протянутой Иваном зажигалки.

— А как ты себе это представляешь? Я имею в виду, как тебя было предупредить с технической точки зрения? Связаться по радио? Послать письмо? В Лемурию, тетеньке Лизе Браге?

— Не знаю, — пожала она плечами, не желая входить в его положение. — Но, когда тебе было нужно, ты меня и в Византии нашел. Было бы желание! А так знаешь, как это называется?

— Да, как ни назови!

— Ладно, — кивнула Лиза. — Материть тебя, как я понимаю, бессмысленно, все равно не проймет. Так что, давай, что ли, к делу? Проведи, будь добр, инструктаж, как офицер с офицером, а то я ровным счетом ничего в вашем серпентарии не понимаю!

— А что тут понимать? — приподнял бровь разведчик, проигнорировав определение "серпентарий". — Ты, Лиза, свою фортуну упустила, теперь не догонишь! Поезд ушел.

"Даже так?!"

Казалось, Лизу ничем уже не удивишь, но вот Ивану это удалось.

— С этого места, пожалуйста, поподробнее! — попросила она.

— Всех подробностей не знает никто, даже я, — криво усмехнулся Иван. — Но в общих чертах диспозицию обрисовать, разумеется, могу. Восемь месяцев назад, когда ты сбежала из Шлиссельбурга в свою Лемурию, в Себерии сложилась довольно сложная и чреватая немалыми потрясениями ситуация. Образно говоря, это был политический ураган, поскольку разом рухнула вся система противовесов. Ну, ты, я думаю, понимаешь, как устроена наша демократия? Великий князь, дума и сенат, политические партии, финансово-промышленные группы Севера и Запада, и, конечно же, армия и Флот. И это, заметь, я перечислил только самых заметных игроков, а есть ведь и другие. Церковь, например.

Иван замолчал, потому что к их столику вернулся половой с заказанными Лизой кофе и коньяком, и продолжил свой импровизированный брифинг только тогда, когда они снова остались наедине.

— Политический кризис возник, естественно, не по твоей вине. Ты, Лиза, без обид, не та фигура, чтобы нарушить баланс сил. Таких сил, я имею в виду. Однако волею обстоятельств ты оказалась в эпицентре катастрофы и на тот момент была той самой пешкой, которую, приложив некоторые и притом отнюдь не чрезмерные усилия, можно провести в королевы. Ты превратилась в ценный ресурс и одновременно в уникальный инструмент для манипулирования общественным мнением. Так к тебе, собственно, и относились. Но ты не придумала ничего лучше, чем сбежать. В каком-то смысле ты была права, и поступок твой был более чем благородным, я бы даже сказал великодушным по отношению к политическому истеблишменту и Флоту. Все его так и оценили.

— Но! — поднял Иван указательный палец, словно хотел привлечь внимание Елизаветы, которая и без того слушала его, как завороженная. — Но ты, Лиза, забыла народную мудрость. Вернее, сразу три. Знаешь ведь, как у нас говорят: дают бери, а бьют беги! Тебе предлагали корону, а ты сбежала. Но ведь свято место пусто не бывает, не так ли? И без тебя обошлись. Страна большая, народу много. Кризис, в конце концов, преодолели, то есть, договорились. Понимаешь, о чем я? Договорились! Перетерли, пошли на уступки и компромиссы и достигли консенсуса. Вот только тебе в этой новой архитектуре демократического равновесия места уже не было. Даже хуже. Ты, Лиза, в роли национальной героини в этой конструкции стала лишней. И это, не учитывая того, что кое-кто на тебя зуб точил именно за те самые события, которые тебя тогда и вознесли. Ну, а народ, обыватели, общественность... Что с них взять? С глаз долой из сердца вон. Ты уехала, они тебя и забыли. И все, собственно.

— Все? — переспросила Лиза, совершенно ошарашенная таким поворотом дел. — Так мне что теперь, самоубиться за ненадобностью?

— Ну, зачем сразу "самоубиться"? — пожал плечами Кениг. — С этим никогда спешить не следует. Физически тебя никто не тронет, хотя могут, конечно, из вредности слить великобретанцам. Это ведь ты, как я понимаю, приговорила майора Седжвика?

— То есть, — уточнила Лиза, прищурившись, — стала не нужна, так можно и в расход? Как сопутствующие потери, так что ли?

— Может случиться и так, — кивнул Иван. — Я не утверждаю, что так именно и произойдет, но определенная вероятность существует. Во всяком случае, я такой вариант сбрасывать со счетов не стал бы. Отсюда совет. Уезжай, Лиза! Денег у тебя достаточно, мир велик. В конце концов, забудут и наши, и англичане. Забудут и оставят в покое.

— Хороший совет, ничего не скажешь! — покачала головой Лиза.

— Хороший, — подтвердил Иван. — Уж поверь! И даю я его тебе только потому, что, во-первых, ты мне не чужой человек, Лиза, а во-вторых, чувствую себя перед тобой в долгу.

Хотелось наорать. Сказать, что все они суки драные, без чести и без совести. Свиньи неблагодарные и шкуры тыловые. Но ничего этого Лиза вслух не произнесла. Зачем? Ругань в данном случае бесполезна, потому как еще одна себерская народная мудрость утверждает: брань на вороту не виснет.

"Что им с моей брани? Да, и Кениг, в сущности, ни при чем. Он мелкая сошка, но и ему зачтется!"

— Понятно, — кивнула она. — Спасибо за разъяснения, Иван. Наверное, воспользуюсь твоим советом. Но знаешь, что, дай-ка мне еще один совет!

— Все, что в моих силах.

— Я замуж собралась...

— Серьезно? Мои поздравления! — сразу же изменил тон Иван. — Кто избранник? Этот твой шотландец?

— Нет, я за Рощина замуж собралась.

— А вот это зря, — покачал головой Кениг. — Сломаешь мужику судьбу. Он же в генералы прямо-таки аллюром прет. Но, если он твой муж, то тут уж ой!

3. Шлиссельбург, Себерия, двадцать пятое марта 1933 года

Поговорить удалось только под утро, когда после оперы и кабака, добрались, наконец, до дома. Лиза отправила Марию спать, а сама позвала недоумевающего Рощина в кабинет и там уже рассказала все, как есть. То есть не только то, что поведал ей шпион Кениг, но и то, до чего додумалась сама. Рощин слушал внимательно, не перебивал и, уж тем более, не комментировал.

— Гадюшник! — констатировал он, когда Лиза закончила свой рассказ. — Чего-нибудь эдакого я, грешным делом, от них ожидал, но не в такой же степени!

— А я, Вадик, на поверку оказалась наивной дурой, — криво усмехнулась Лиза. — Мне такой поворот и в голову не приходил.

— Ну, наивная ты или нет, теперь уже неважно. Надо решать, что делать будем!

— Да, нет, Вадим! Нечего тут решать! Я им, как порядочный человек, предложила свой полный нейтралитет, а они мне, фигурально выражаясь, пощечину влепили!

— То есть, вариант с "мужниной женой" в моем имении на Печере даже не рассматривается?

— А ты бы такое стерпел?

Вопрос не праздный, и ответ должен быть по существу, а не "около того".

— Если только, ради тебя, но ведь ты бы на это не согласилась...

— Ох, Вадим, Вадим! — Лиза тяжело вздохнула и начала шарить среди бумаг на столе в поисках папирос. — Как ты, ко мне в жизни никто не относился, и не понимал меня так никто.

Она нашла, наконец, мятую коробку "Сальве" и коротко взглянула на Рощина, молча переваривавшего ее реплику.

— Курить будешь?

— Буду! — кивнул полковник. — Значит дашь бой?

— Значит, сначала дам тебе, а потом уже в бой! — улыбнулась Лиза.

— То есть, прямо здесь, прямо сейчас? — заинтересованно поднял бровь Рощин.

— А чего тянуть? Вон какой у меня здесь стол хороший...

Стол оказался, и в самом деле, годным в прямом и в переносном смысле тоже. Однако, возможно, дело было совсем даже не в столе, а в настроении. Гнев, бушевавший в душе Лизы и весь день не находивший себе выхода, благодаря магии момента легко преобразовался в страсть. И это была такая страсть, которая способна убить на месте или вознести до небес. Лизу вознесло. Рощина, похоже, тоже. Еле отдышались, но на то, чтобы собрать разбросанную по всему кабинету одежду сил уже не было.

— Ну, ты и даешь, Елизавета Аркадиевна! — помотал головой вымотанный "до последнего" Рощин. — Но и даешь ты, как берешь. По-мужски. Ей богу, Лиза, как настоящий полковник! Говорю не в укор, а в восхищении...

— Пошли, что ли, в ванной посидим! — сменяя тему, предложила Лиза.

— Иди, — с усилием выдохнул Рощин. — Напускай воду, а я схожу за папиросами.

— Тогда уже и коньяк принеси...

4. Шлиссельбург, Себерия, двадцать седьмое марта 1933 года

Себерское Географическое общество помещалось в специально построенном для него в девяностых годах прошлого века, краснокирпичном трехэтажном здании с башенкой. Само общество занимало весь третий этаж, а в цокольном этаже и на двух следующих находились Этнографический музей, клуб, прозванный в народе "Клубом трех капитанов" — по количеству бюстов в фойе — и актовый зал. Вот в этом зале и должна была состояться демонстрация рабочих материалов к фильму "Лемурия", отснятых и наскоро смонтированных для такого случая Виктором и Дарьей Шумскими. Лиза тоже пришла, тем более, что родственники ее об этом едва ли не умоляли. Другое дело, что пришла она не просто так, — то есть, "не бескорыстно", — но Шумские об этом ничего не знали, потому что Лиза готовила экспромт и реприманд. А о сюрпризах, как известно, заранее не предупреждают, хотя и готовят их загодя и со всей тщательностью. Вот и Лиза не поленилась: ее появлению в актовом зале Себерского Географического общества предшествовали два напряженных дня, до предела заполненных этими самыми приготовлениями к "празднику". Встречи, беседы, звонки из городских телефонных будок. Да, мало ли было дел! Всего и не упомнишь. Зато и результат должен был случиться нерядовой.

Понятное дело, зал был полон. Вернее, забит до отказа. Ученая молодежь сидела даже в проходах, прямо на паркетном полу. И, разумеется, освещать событие прибыли не менее двух десятков специальных корреспондентов от всех основных себерских газет и журналов, и даже кое-кто из заграничных репортеров. Во всяком случае, — особое спасибо Рейчел — здесь точно находились два американца: один, работающий на Associated Press, и другой, пишущий для английского Reuters.

— Начинаем! — нервно шепнул Виктор. — Ты готова, капитан?

— Я, Витя, всегда готова, — усмехнулась Лиза в ответ. — Ну, что, пошли, что ли?

— Пошли!

И они вышли на сцену. Шумские, Лиза и профессор Колмогоров — председатель Географического общества.

Первым, естественно, заговорил профессор, представивший публике гостей. Каждое имя присутствующие встречали бурными аплодисментами, но Лизе — единственной — аплодировали, стоя. Сначала поднялись Полина, Мария и Надежда, за ними какие-то интеллигентного вида мальчики в проходе, и плотину прорвало. Ряды колыхнулись, и на Лизу обрушился шквал аплодисментов.

— Да, да! — покивал профессор Колмогоров, улыбаясь в седую старообрядческую бороду, и поднял руку, призывая зал к тишине.

— Полностью с вами солидарен, дамы и господа! — сказал он, когда вновь смог говорить, не напрягая голос. — Елизавета Аркадиевна наша гордость! И мы необычайно рады принимать ее в славных стенах Себерского Географического общества! Редкий случай, дамы и господа! Редчайший... Пожалуй, всего лишь второй со времен капитана Вергина, когда подлинный военный герой становится первопроходцем и путешественником.

И далее все в том же духе еще не менее получаса, но Лиза не возражала. Она все это и затеяла в надежде привлечь к себе не отличающееся постоянством внимание общественности. И надо отдать должное, пока у нее все получалось, как надо.

После профессора с коротким вступительным словом выступил Виктор Шумский, пообещавший, впрочем, ответить на вопросы после демонстрации фильма. Затем начался, собственно, показ, и Лиза перешла на зарезервированное для нее место в первом ряду. Села, откинулась на спинку кресла и вскоре даже забыла, что и для чего собирается делать этим вечером в этом зале. Фильм ей понравился. Он был хорошо снят и неплохо смонтирован. Все-таки Шумские не зря считаются живыми классиками документального кино! Умеют и любят они это дело. Не отнимешь!

Однако сколько веревочке не виться, все равно конец! Фильм закончился. Публика воодушевленно поаплодировала, на сцену вынесли стол и стулья, и началась вторая часть вечера. Ответы на вопросы. Лиза не знала, когда и кем будет задан тот самый вопрос, но надеялась, что Клава не подкачала, и все будет, как и планировалось: неожиданно и больно, как удар по яйцам.

— "Себерский Курьер"! — крикнула, вставая, немолодая худая, как щепка, женщина. — Концевая. Вопрос к капитану фон дер Браге.

— Прошу вас, Ольга Виссарионовна! — улыбнулся женщине Виктор, наверняка давно и хорошо с ней знакомый.

— Елизавета Аркадиевна, правда ли, что вы направляетесь добровольцем в армию республики Техас?

"Вот оно! — не без злорадства усмехнулась мысленно Лиза. — Что ж, господа хорошие, понеслось!"

— Нет, — улыбнулась она женщине-репортеру.

— То есть слухи о вашем скором отъезде в Техас не соответствуют действительности?

— Отчего же? — "удивилась" Лиза. — Я действительно уезжаю в Техас. Но я не волонтер, а наемник. Есть разница!

— То есть, вы на самом деле присоединяетесь к армии Техаса?

— Да, я получила такое предложение от президента республики Техас доктора Рэтлифа, — вежливо объяснила Лиза. — И приняла его.

— Вы получили на это разрешение от командования Флотом? — дожимала Концевая.

— Без комментариев!

На самом деле, это был именно тот вопрос, который Лиза обсуждала с заместителем главного военного прокурора. Оказалось, что в правилах на этот счет ничего про случай Лизы не прописано. Офицер, находящийся в отставке, формально мог не испрашивать разрешения на то, чтобы вступить в ряды иностранной армии. Исключением являлось лишь поступление на службу во враждебное государство. Этот пункт имелся в перечне преступлений, приравниваемых к предательству. Однако республика Техас врагом Себерии не являлась. Напротив, после известных событий в Запате вице-канцлер Себерии сделал заявление в поддержку Техаса и направил ноту послу Мексиканской империи. Получалось, что формальных причин к преследованию Лизы у Адмиралтейства не будет, но, разумеется, такой поступок без последствий не останется.

— Лиза, ты серьезно?! — зашипел, сделав круглые глаза, Виктор.

— А похоже, что я шучу? — так же тихо, чтобы не услышали в зале, ответила Лиза.

— Последний вопрос! — крикнула Концевая, которую начали оттирать и затыкать перевозбудившиеся от Лизиных слов репортеры других изданий.

— Лившиц! — заглушил женщину мощным басом некрупный, но чрезвычайно широкогрудый мужик. — "Ниенский телеграф"! Каким кораблем вы будете командовать, крейсером или летающей крепостью?

— Без комментариев!

Вообще-то изначально она планировала ответить и на тот вопрос, но Рощин уговорил "не сжигать мосты".

— Ну, хоть скажите, техасцы готовы подтвердить ваше звание? — крикнул какой-то оставшийся безымянным журналист.

— Нет, не подтверждают, — ответила Лиза и, переждав волну шума, прокатившуюся по залу сразу после ее ответа, вбила последний гвоздь. — Мне предложили звание адмирала, и я его приняла.

4. Шлиссельбург, Себерия, двадцать восьмое марта 1933 года

В вечерние выпуски новость не попала. Просто не успели сверстать, хотя по радио и дальновизору Лизины слова цитировали в вольном пересказе агентства Reuters из Лондона. Эти как раз подсуетились. Впрочем, в утренних выпусках газет сенсационное известие не только излагалось со всеми подробностями, но и комментировалось на все лады. И "лады" эти были именно такими, как и предполагала Лиза, устраивая свой вброс. Это вчера о ней никто в Себерии не помнил. "Успели, суки, забыть!" Но теперь, когда, благодаря фильму Виктора и Дарьи Шумских, стало известно, что Елизавета фон дер Браге первой из ныне живущих капитанов провела корабль вглубь Лемурии, да еще и вернулась оттуда не с пустыми руками; и когда выяснилось, что техасцы предложили ей адмиральские эполеты, все сразу вспомнили и про ее подвиги на войне, и про экспедицию в Ярубу. Вот этого, господа политические махинаторы никак не ожидали, и заговор молчания, получалось, выходил им теперь боком. Из канцелярии адмирала Маркова, к слову, Лизе позвонили уже в полдень. Хотели бедолаги назначить встречу, но Мария, сидевшая на телефоне, ответила им по-французски, что госпожа адмирал сильно занята и встретиться с адмиралом Марковым не может. Тогда Лизе позвонил сам Марков, но Мария и его — корректно, но непреклонно, — отправила на все те же три известные буквы русского алфавита.

— Госпожа адмирал занята и подойти к аппарату никак не может, — отрезала она и добавила, отвечая на совершенно закономерный вопрос старого адмирала:

— Не думаю, что это возможно в ближайшие неделю-две. Но вот пятнадцатого апреля...

За следующие три часа "заинтересованные стороны" предприняли еще с дюжину отчаянных попыток выйти с Лизой на связь, но все безуспешно. Лиза включила в себе Стерву — именно так, с большой буквы, — и теперь наслаждалась, наблюдая беспомощные телодвижения вчерашних вершителей ее судьбы. Возможно, делать этого и не стоило, но, с другой стороны, все равно ведь насильно мил не будешь. Обольщаться не следовало, это они не для нее стараются, а для себя, любимых.

Однако, как известно, кто ищет, тот и находит, и, в конце концов, лазейка в системе Лизиной обороны нашлась. В начале пятого к ней "заглянула на огонек" соседка с девятого этажа Ксения Раевская. Взбалмошная и несколько экзальтированная по природе, она пощебетала минут пять, явно тяготясь своей миссией и попросту стесняясь перейти к делу, ради которого, собственно, и пришла. Но затем все-таки решилась и, заранее извинившись за "все и сразу", попросила Лизу спуститься с ней в квартиру Раевских.

— Всего на пять минут! — сделала она жалостливые глаза. — Алексей очень просил.

Алексей Денисович Раевский служил в военном министерстве, так что смысл просьбы был более чем понятен. Впрочем, Лиза решила не отказывать. Ей стало любопытно, кто и с какими предложениями ожидал ее на девятом этаже. И, следует сказать, она не разочаровалась. В гостиной Раевских у застекленной балконной двери стоял высокий брюнет с седыми висками и красивым равнодушным лицом. Глеб Егорович Черемисов — кабинет-секретарь, сиречь глава великокняжеской администрации.

"Эк, вас! Все бесы встрепенулись!"

— Здравствуйте, Елизавета Аркадиевна! — шагнул к ней Черемисов, едва Лиза вошла в дверь.

— Не хочу показаться невежливой, Глеб Егорович, но я вам рандеву не назначала! — резко ответила на его приветствие Лиза.

Она коротко поклонилась — всего лишь незначительное движение головой, — и, развернувшись, пошла прочь.

— Постойте! — крикнул ей в спину кабинет-секретарь, сразу же растеряв большую часть своей хваленой невозмутимости. — Прошу вас, Елизавета Аркадиевна! Это не я!

— А кто? — спросила Лиза, глянув через плечо, хотя и знала ответ.

— Вас приглашает Василий Андреевич, лично, приватно, и со всем уважением.

— Приглашает куда? — поинтересовалась Лиза, прервавшая по такому случаю свое неумолимое движение "на выход".

— В великокняжеский дворец или в летнюю резиденцию, по вашему выбору, — быстро, боясь, верно, упустить свой шанс, сообщил кабинет-секретарь.

И то сказать, у его патрона выборы на носу, а тут, как назло, такой вопиющий афронт!

— Когда?

— В двадцать три часа ровно, вас устроит?

— Хорошо, — согласилась Лиза, — сегодня в двадцать три часа в великокняжеском дворце.

— За вами придет машина...

— И не вздумайте! — остановила собеседника Лиза. — Я приеду на своем локомобиле. Скажите только, куда.

— К Иенским воротам, — тяжело вздохнув, согласился с неизбежным кабинет-секретарь.

— Я там буду! Прощайте! — и Лиза продолжила свой путь.

* * *

Времени до встречи с Великим князем оставалось более чем достаточно, и Лиза решила, что стоит покамест совершить следующий никем не просчитанный шаг. Дело в том, что еще утром, пока репортеры не успели засесть у входа в дом Корзухина, Лиза съездила на Центральный Телеграф и позвонила в Эдинбург матери своего бывшего то ли любовника, то ли жениха. Миссис Паганель ее звонку удивилась, но при этом, как ни странно, обрадовалась. Сказала, что читала в газетах об экспедиции в Лемурию и добавила, что очень жалеет о разрыве их с Джейкобом отношений.

— Лучшей жены он уже никогда не найдет! -заявила она безапелляционно.

— Не думаю, что вы правы, сударыня! — возразила ей Лиза. — Ну, какая из меня жена? Ни готовить, ни подчиняться не умею. Одни хлопоты!

— Готовить должна кухарка, — внесла ясность миссис Паганель, — а для подчинения существую специальные женщины, я думаю, вы понимаете, о ком идет речь. А жена должна соответствовать! Вот вы, Елизавета, как раз и соответствуете! Но чего уж там! Снявши голову, по волосам не плачут. Чем могу быть полезна?

Ну, пользы от нее и раньше было немного, — во всяком случае, для Лизы, — но ей всего и нужно было, что выяснить, где теперь обретается профессор Паганель. А обретался он, как выяснилось, в своей лондонской квартире и в это время суток должен был все еще крепко спать и, возможно даже не один. Это в экспедициях Джейкоб Паганель поднимался ни свет, ни заря, как и положено, впрочем, отважному естествоиспытателю, а дома — в Лондоне — он вел светскую жизнь, что подразумевало совсем другой режим дня и другие бытовые привычки. Поэтому, наскоро обдумав варианты, телефонировать ему Лиза не стала, оставив разговор с франко-шотландцем на десерт. И вот теперь время пришло.

Учитывая разницу в часовых поясах, время в Лондоне едва перевалило за полдень. Так что, одно из двух: либо ее бывший все еще спал, либо проснулся и пил утренний кофе.

— Здравствуй, Яша! — поздоровалась Лиза, когда Паганель взял трубку. — Не помешала?

— Ничуть! — сразу же ответил Джейкоб Паганель. — Рад тебя слышать, Лиза. В утренних газетах пишут, ты привезла из Лемурии клад богаче ярубского. Это так?

— Да, Яша, мы привезли клад. Лучшие экспонаты выставят в конце следующего месяца на аукцион в Венеции. Так что, если будет желание, приезжай, там действительно есть на что посмотреть. Один дракон чего стоит!

— Дракон или все-таки кто-нибудь вроде птеродактиля?

— Уж, поверь, я знаю, о чем говорю. Именно дракон. Саблезуба мы, к слову, тоже привезли и не одного.

— Звучит заманчиво! Ты там будешь? — как бы, без задней мысли, спросил Паганель.

— Нет, — честно ответила Лиза. — Скорее всего, нет. Но раз ты читал о сокровищах Лемурии, то, верно, знаешь и о том, что я уезжаю в Техас.

— А ты уезжаешь?

— Да, я уезжаю.

— Снова на войну...

— Не обижайся, Яша, но тебе этого не понять.

— Да, нет, отчего же? — возразил профессор Паганель. — Я знаю систему твоих доказательств по аналогии. Раз мне не надоедает путешествовать по опасным местам, отчего бы и тебе не испытывать страха перед военными действиями? Довод безупречный, но...

— Но такая реальность не уживается с твоим мировоззрением, — закончила за него Лиза.

— Да, это так, — признал Паганель. — Умом понимаю, но сердце... Вернее, воспитание и убеждения противятся. Безумие какое-то!

— Оставь, Яша! — предложила тогда Лиза. — Ничего с этим не поделаешь! Один из нас должен был себя ломать под другого, но порода у нас с тобой не та, чтобы прогибаться. Я это так формулирую.

— Вероятно, ты права. Но ты ведь не за этим позвонила. Чем могу быть полезен?

— Ты все еще встречаешься с виконтом Уинчестером?

— Любопытно... — начал было Паганель озвучивать какую-то свою не до конца понятную Лизе мысль, но не закончил, прервав себя, что называется, на полуслове.

— Да, встречаюсь, — подтвердил он. — Как раз сегодня вечером в клубе.

— Ты мог бы сделать кое-что для меня?

— Разумеется!

— Отлично! — обрадовалась Лиза. — Спроси его, будь добр, остается ли все еще в силе наше джентльменское соглашение?

— А вы что, заключили соглашение? — удивился ее бывший, так и не успевший привыкнуть к "уровню ее притязаний".

— Да, Яков, заключили, — подтвердила Лиза специально для тех, кто прослушивал ее телефон. — В сентябре прошлого года во дворце короля Нидерландов.

— Вы встречались лично? — еще больше удивился Паганель.

— Нам организовали встречу во дворце во время приема. Так ты спросишь?

— Да, — подтвердил профессор. — Разумеется! Перезвони мне часа в два ночи, я как раз вернусь домой...

— Твои два часа ночи, Яша, — усмехнулась Лиза, — пять часов утра в Шлиссельбурге. Так что давай, я тебе позвоню завтра в это же время. Идет?

— О, да! Конечно же! Завтра в это же время!

* * *

Великий князь принял Лизу в просторной, элегантно, но на современный лад — то есть в стиле арт деко, — оформленной и обставленной гостиной. Кофейный столик на гнутых ножках был сервирован на троих. Столик, три стула с высокими спинками и двое мужчин, ожидавших Лизу недалеко от двустворчатых дверей: князь Ижорский собственной персоной и небезызвестный адмирал Ксенофонтов, исполнявший ныне обязанности первого заместителя главкома Флота.

— Добрый вечер, Елизавета Аркадиевна! — улыбнулся ей Великий князь и сделал шаг вперед, протягивая руку. — Примите мои искренние сожаления по поводу обстоятельств, предшествовавших нашей встрече! Надеюсь, присутствие Андрея Мартыновича вам понятно и не вызовет возражений.

— Доброй ночи, господа! Мне все понятно, Ваше превосходительство, но хотелось бы напомнить, что в последнюю нашу с адмиралом Ксенофонтовым встречу на меня было совершено покушение агентом британской разведки.

— Флот был к этому непричастен! — твердо, а главное, ничуть не слукавив, возразил адмирал.

"Ну, разумеется, не причастен! Но поглумиться-то я имею право?"

— Ладно, — "снизошла" Лиза, пришедшая, на самом деле, мириться, а не собачиться, — присутствуйте! Я не против. Что же касается обстоятельств, то я и сейчас не понимаю, зачем все это было нужно. Я не настолько крупная фигура, чтобы огород городить. Какая-то вычурная византийщина, не находите?

— Нахожу! — кивнул князь. — И в самом деле, перестарались. Как говорится, пошли дурака богу молиться! А мне теперь расхлебывать! Но что же мы стоим? Прошу за стол, господа! Чай, кофе, коньяк... — кивнул он на сервировочный столик, уставленный бутылками, заварными чайниками и кофейниками.

— На любой вкус, — объяснил он Лизе, недоуменно взиравшей на это изобилие. — Я, знаете ли, предпочитаю китайский жасминовый чай, но, не зная ваших с адмиралом предпочтений, приказал заварить так же черный китайский и цейлонский чаи. И два варианта кофе: йеменский и бразильский. Мы ведь можем обойтись без слуг?

— Вполне! — кивнула Лиза и, первой подойдя к столику, налила себе чашку ароматного бразильского кофе и плеснула в бокал немного коньяка. — Здесь можно курить?

— Да, разумеется! Пепельница на столе.

— Благодарю вас! — Лиза заняла один из стульев и, пока рассаживались ее собеседники, выложив на стол рядом с пепельницей портсигар и зажигалку, закурила.

— Я вся внимание! — сказала, выдохнув дым.

— Полагаю, обойдемся без преамбул? — спросил Великий князь.

— Лично я вполне могу обойтись, — не стала возражать Лиза.

— Тогда, к делу! — кивнул князь. — Начнем с того, что можем предложить мы.

— Начинайте! — усмехнулась Лиза, переживавшая очевидное дежавю.

Все это уже случилось с ней однажды, пусть и не на уровне главы государства. Тогда ей тоже предлагали отступного, правда, в конечном счете, ничего не дали. Или сама не взяла? Трудно сказать.

— Первое и главное, правительство и руководство Флота приносят вам, баронесса свои искренние извинения за возникшее между нами недопонимание и официально разрешают вам присоединиться к армии республики Техас сроком на один год.

— Весьма великодушно с вашей стороны! — не без иронии прокомментировала Лиза слова князя.

И в самом деле, уважили! Разрешили! А зачем, спрашивается, она им всем тогда — сразу после приезда, — названивала? Как раз за этим и пыталась связаться. Чтобы, значит, спросить высочайшего дозволения, и так далее, и тому подобное

— Письмо за моей подписью и решение, подписанное Военным министром и Набольшим боярином адмиралтейства, удовлетворят ваш скепсис? — "дружески" улыбнулся Великий князь.

"Официальные бумаги? Это что-то новое!"

— Да, вполне! — кивнула Лиза. — Это все?

— Нет, разумеется, — покачал головой Глава государства республики Себерия. — Если бы не обманули вас в первый раз, не пришлось бы мне нынче с вами объясняться. Впрочем, чего уж теперь! Позвольте, Елизавета Аркадиевна задать вам два вопроса, связанных с продолжением нашего разговора?

— Попробуйте! — предложила Лиза, пригубив коньяк.

Коньяк был безупречен, но она в этом и не сомневалась — князь Ижорский не напрасно слыл сибаритом. Имелись к тому основания.

— Вы заключили соглашение с адмиралом Диспенсером. Какое?

— Слушаете мой телефон?

— Больше не будем.

— И я должна вам верить? — подняла бровь Лиза.

— Гарантии Верховного суда вас устроят?

"Даже так?!"

— Да, — кивнула она. — Такие гарантии меня устроят.

— Тогда, вернемся к соглашению, — предложил князь.

"Почему бы и нет?"

— Мы договорились, — объяснила Лиза, допив коньяк, — что до тех пор, пока англичане не пытаются меня убить, адмирал Диспенсер и его отец могут чувствовать себя в безопасности.

— И он согласился? — подался вперед адмирал Ксенофонтов, до этого момента хранивший полное молчание.

— Он был инициатором встречи и первым обрисовал условия соглашения.

— Благодарю вас, баронесса, — кивнул в знак понимания не озвученного подтекста князь Ижорский. — Еще один вопрос. Техасцы назвали должность, на которую вас пригласили или только предложили звание?

— Да, назвали, — улыбнулась Лиза, довольная тем, что вопрос все-таки прозвучал. — Речь идет об авианосце "Рио Гранде" и кораблях сопровождения.

— "Рио Гранде"? — обернулся Великий князь к адмиралу Ксенофонтову.

— Новая авиаматка северо-американской постройки, — прокомментировал известие адмирал, голос которого ощутимо дрогнул. — На данный момент самая большая в мире. Авиакрыло насчитывает от ста десяти до ста двадцати бортов. А группа сопровождения... В принципе, речь идет о тяжелой эскадре. От пятнадцати до двадцати вымпелов, включая тяжелые крейсера. Что-то вроде ударной эскадры вице-адмирала Мартынова.

— Чем дальше в лес, тем больше дров! — меланхолично заметил князь, закуривая. — Спасибо, Елизавета Аркадиевна, что хоть об этом умолчали. Мог случиться скандал!

"А сейчас, стало быть, скандала нет?"

— Я хочу видеть письма об отставке адмиралов Кондратьева и Веселовского, — снова обернулся к заместителю главкома "гарант конституции", — а вице-канцлера я с удовольствием уволю сам! Экие, прости Господи, бестолочи! Чуть нас всех в дерьмо не макнули

— Хорошо, — кивнул адмирал, — Кирилл Николаевич и Борис Иванович подадут в отставку немедленно.

— Э... — поморщилась Лиза, — полагаете, эти двое самые виноватые?

— Не хотите сжигать все мосты? — сразу же отреагировал Великий князь, похоже, чего-то в этом роде он от Лизы и ожидал.

— Ну, не дура же я, — пожала плечами она и налила себе еще немного коньяка. — Мне в этой стране жить, и, не приведи, конечно, Господи, но, если случится война, то и служить.

— Признаться, не ожидал от вас такой умеренности, — благосклонно кивнул Великий князь.

— Если честно, я и сама удивлена.

— Елизавета Аркадиевна, — князь Ижорский бросил быстрый взгляд на адмирала и снова посмотрел на Лизу, — завтра в полдень у меня назначена пресс-конференция в связи с выдвижением моей кандидатуры на новый срок. Я бы хотел, среди прочего, дать разъяснения и по поводу вашего отъезда в Техас. Полагаю, уместной может быть формулировка...

"И это все?!"

Честно говоря, она ожидала большего, а ей, по сути, ничего толком не предложили. Ни в качестве компенсации, ни как утешительный приз. Вообще ничего, если не считать формального разрешения, служить в Техасе. Даже попытки не сделали, как в прошлый раз, когда обещали "золотые горы", княжеский титул и звание адмирала. И, получается, ехала она на эту встречу зря. И не потому, что не откупились, а потому что даже не посчитали нужным подумать об отступном.

"Вот только начнешь относиться к ним, как к людям, — подумала Лиза, наливаясь гневом, — а они все равно все изгадят!"

По-видимому, чувство брезгливости, превалировавшее сейчас в душе Лизы, — гнев и обида еще не достигли необходимого градуса, — нечаянно отразилось на ее лице. Великий князь сбился с мысли, два раза повторив слово "формулировка", и замолчал. Молчала и Лиза. Ей не хотелось устраивать сцену, но и сказать было нечего. Не материться же, в самом деле! И уж, тем более, не собиралась она торговаться.

"Господи прости! Какая же я наивная дура!"

— Кажется, я сделал что-то не так, — сказал, наконец, Великий князь.

— Отчего же, — пожала плечами Лиза, делая над собой усилие, чтобы не сорваться. — Вы все делаете правильно, ваше Превосходительство. Приятно было поболтать!

Она улыбнулась и, встав из-за стола, направилась к выходу.

— Спокойной ночи, господа! — обернулась на мгновение, открывая дверь.

И пошла дальше. Великий князь окликнул ее, предлагая остановиться и выслушать, что еще он намерен ей сказать, но Лиза была непреклонна.

— Время позднее! — сказала она, догнавшему ее адмиралу Ксенофонтову. — Мне пора спать.

Посмотрела на адмирала, вздохнула, но все-таки нашла в себе силы улыбнуться.

— Извините, Андрей Мартынович, но нам с вами фатально не везет. Второй раз встречаемся, и второй раз выходит конфуз!

Глава 2. На перепутье судьбы. Март 1933 года

1. Шлиссельбург, Себерия, двадцать девятое марта 1933 года

Дома, на Смолянке, ее ожидала теплая компания в составе Рощина, Марии и супругов Берг.

— Ну? — спросил Рощин, едва она переступила порог.

— Э! — ответила Лиза, неопределенно покрутив в воздухе пальцами.

— Ну, я где-то так и думал! — кивнул полковник.

— Великий князь тот еще шельмец! — оскалился братец Гриня. — К тому же жадный, сукин сын.

— Забей! — посоветовала Мария.

— Все к столу! — позвала Полина, оставив комментарии другим.

Оказывается, к Лизиному приходу в столовой накрыли стол, предполагая, что, либо будет ликование, либо тризна.

— Со щитом или на щите, — прокомментировал с обычным для него цинизмом полковник Берг.

— Я бы не стала оценивать ситуацию столь драматически, — парировала Лиза. — Возможно, что и без щита, но точно не на нем!

На самом деле, она не знала даже, хочется ли ей сейчас сидеть за столом, шутить, говорить... Или лучше было бы остаться одной? Вот выпить ей действительно не помешало бы. Еще лучше — напиться.

"Это же надо быть такой простофилей! Господи, Боже мой! Как сказать в женском роде глупец? А олух?"

Ей было скверно. Противно. Но хуже всего оказалось унижение. И унизили ее, как ни странно, не Великий князь, и не адмирал Ксенофонтов. Она сама себя унизила, когда, поступившись достоинством, пошла сначала в квартиру Раевских, а потом во дворец Великого князя.

"Сама пришла!"

Зачем? Затем, что надеялась, что эти люди предложат ей способ выйти из конфликта с наименьшими потерями. Не хотела воевать! Была готова на компромисс. Предполагала, что эти люди поймут и оценят ее "жест доброй воли". Но то, с какой легкостью князь Ижорский оказался готов принять ее "жертву", открыло Лизе глаза. Она никто для них. Расходный материал. Сопутствующие потери.

"Ублюдки! — думала она, рассматривая в обратной перспективе события последних полутора лет. — Но и я хороша, простушка хренова! Пейзанка, твою ж мать!"

Боже, как она была счастлива, когда ее вернули в строй! Как гордилась уважением заслуженных адмиралов.

"А им нужна была всего лишь самоубийца для прорыва польской зоны ПВО. Пушечное мясо, вот что им требовалось!"

И потом...

"Господи прости! Я что могла поверить в их искренность, когда они доверили мне авианосную группу?!"

Наверняка, у них тогда имелись резоны, никакого отношения не имеющие к объективной оценке Лизиных способностей.

"Дали, отняли, и вся недолга..."

— Мы ждем еще кого-то? — спросила вслух, преодолевая охватившее ее отчаяние. Она еще раньше обратила внимание на то, что стол накрыт на семерых, тогда как их собралось всего пятеро. Она по-прежнему могла делать два дела сразу: быть с людьми и оставаться один на один с самой собой.

— Клава и Надя в пути, — объяснила Мария и подозрительно прищурилась. Должно быть, что-то заметила. У нее ведь интуиция, как детектор лжи или рентген!

— Хм... — сказала, тогда, вслух Лиза, решив, наконец, что и как станет теперь делать. — Возможно, мы все-таки кое-что отпразднуем! Вадим, будь добр, налей мне водки!

Она окинула стол испытующим взглядом и поняла, что в выборе не ошиблась. Водка не только соответствовала состоянию души, но и лучшим образом подходила к закускам.

— У Шергина брали? — уточнила, кивнув на фирменную шергинскую кулебяку и на блюдо с не менее фирменными расстегаями.

— Мы решили не заморачиваться, — улыбнулся Рощин, все еще не уловивший "нерв" момента.

— И правильно сделали! — кивнула Лиза и, ничего никому не объяснив, направилась в спальню.

— Ты куда? — удивилась Полина.

— Я мигом! — ответила Лиза, ускоряя шаг.

Она быстро прошла в спальню и оттуда в кабинет. Отперла сейф и достала сафьяновую коробочку, которую прятала от Рощина еще с Роттердама. Сунув футляр в карман жакета, Лиза вернулась в столовую и только успела опрокинуть пятьдесят грамм холодной — только-только из ледника — водки, как приехали Надя и Клава, и пришло время тостовать.

— Чур, я первая! — встала она со стула. — У меня, возможно, и не тост, но уж точно оправдание застолья.

— Присутствующие знают, — сказала она, достав из кармана коробочку, но никому ее пока не показывая, — что мы с Рощиным собирались на днях пожениться. Однако обстоятельства сложились таким образом, что сделать это официально, мы пока не можем. Надеюсь, все всё понимают. Тебя это, Вадим, тоже касается. Тем не менее, и оставлять такое дело на произвол судьбы, считаю неправильным, тем более, отправляясь на войну. Поэтому! Ну-ка, Гриня, встал!

— Зачем? — подозрительно прищурившись, спросил полковник Берг, но все-таки из-за стола встал.

— Ты командир полка, и, как таковой, имеешь право объявить двух военнослужащих мужем и женой.

— По уставу, только если...

— Гриня!

— Ну, Бог с тобой, Веточка! — Гриня, похоже, понял ее с полуслова и решил не нарываться. — Давай, Рощин, вставай! Окручу вас, так и быть!

— А кольца? — вмешалась Полина. — Как же без колец?

— Ну, отчего же без колец! — победно усмехнулась Лиза и открыла футляр, который до этого прятала под столом. — Прости, Вадим, что взяла инициативу на себя, но поскольку я причина всей этой котовасии, мне и отвечать.

Кольца она купила в Роттердаме, имея в виду куда менее драматические обстоятельства. Купила еще и потому, что Рощин ей кольцо уже подарил, но с таким рубином на пальце воевать казалось не только неудобно, но и неприлично. А эти кольца показались вполне подходящими случаю. Ничего особенного, гладкие и не особо толстые. Всего лишь два серебристых ободка, что весьма удобно для офицеров на службе. И материал вполне соответствовал случаю. Кольца-то платиновые, не абы как!

2. Шлиссельбург, Себерия, тридцатое марта 1933 года

Утром проснулась поздно, но все-таки первой. Рощин, продемонстрировавший ночью — не иначе, как по пьяному делу, — настоящий подвиг страсти, утомился и спал, как дитя. Лиза полюбовалась немного на строгий профиль "настоящего полковника", на его мускулистые плечи и спину, на сильные кисти рук, вздохнула, вспомнив о скором расставании, и, набросив халат, пошла на кухню. Сначала хотела принять душ, но потом передумала, решив начать день с чашки крепкого кофе.

Было без четверти одиннадцать, но, учитывая, что "тризна" затянулось едва ли не до четырех утра, удивляться сонной тишине, в которой пребывала ее роскошная квартира, не приходилось. Участники ночного застолья, как, впрочем, и хозяева, устали за прошедший день, да и нанервничались не по-детски, крепко выпили, плотно закусив, и спали теперь, разойдясь по гостевым спальням, благо Лизины апартаменты способны были вместить и большее число людей.

Однако, как оказалось, спали не все. На кухне пахло свежезаваренным кофе и папиросным дымом, а за столом сидел Григорий Берг и с явным интересом слушал новости на немецком языке. Радиоприемник по такому случаю был перенесен на кухонный стол, там же обретался и телефонный аппарат, как по заказу подавший голос как раз в тот момент, когда Лиза вошла в кухню.

— Бери кофе! — кивнул Григорий на плиту и снял трубку. — Резиденция баронессы... Ах, это ты, Ефимий! Нет, спасибо! Ничего не надо! Что? Серьезно? Кто видел? Кривунов? Тогда, согласен. Но ты учти, Фима, могут счесть за фронду. Насрать-то насрать, но иди знай, кому какая вожжа потом под хвост прилетит! Ну, я тебя предупредил.

— Люди тебя, Лизка, уважают, — сказал, вернув трубку на рычаги телефонного аппарата. — Некоторые даже любят.

Он отхлебнул из чашки и, достав из коробки папиросу, повернулся к Лизе.

— Будешь?

— Давай! Ты тут давно?

— С восьми утра.

— Что так рано? — спросила Лиза, закуривая.

— Телефонный звонок разбудил, — объяснил Григорий и тоже закурил. — Что не слышала?

— Нет.

— Ну, в общем, перенес я аппарат сюда, оборудовал позицию, включил радио и засел в секрете!

— А кто звонил-то?

— Разные люди... Бери кофе, садись, и я все тебе расскажу!

Как ни странно, сейчас Гриня выглядел вполне вменяемым, и говорил, как нормальный человек, что, как понимала Лиза, было для него отнюдь не нормально.

— В восемь утра звонил кабинет-секретарь Черемисов. Говорит, думал, скотина, что ты уже встала. Совсем оборзел, сатрап!

— Сказал, чего хочет?

— Отчего не сказать, — дернул губой Григорий, изобразив свою коронную вурдалачью ухмылку. — Там, говорит, у вас с Самим недоразумение вышло. Недопонимание и еще сорок слов, начинающихся с частицы "не" или приставки "недо". То есть, князь не то хотел сказать, не так и не в тот момент. Ну, ты понимаешь!

— Я понимаю, — подтвердила Лиза. — Чего конкретно он добивался?

— Просил о встрече, чтобы, значит, объясниться и "передать кое-что из рук в руки". Это цитата.

— На чем порешили?

— Я предложил ему извиниться публично и это его "кое-что" передать из рук в руки в торжественной обстановке.

— Что он тебе на это ответил? — поинтересовалась Лиза.

— Что не стоит рубить сук, на котором сидишь. Ну, я его по такому случаю и спросил, кого, дескать, имеете в виду? Меня или мою сестру?

— Гриня! — покачала головой Лиза. — Я же просила, не лезьте в это говно. Ну, ладно я, мне деваться некуда, но вам-то зачем?

— Затем, что Бог есть, и он — любовь! — осклабился единоутробный изверг.

— Гриня, — искренне ужаснулась Лиза, — а ты уверен, что пил вчера только водку?

Из дальнейшего разговора выяснилось, что, во-первых, с восьми утра и до сего момента телефониравали в дом Корзухина "все, кому не лень", начиная с кабинет-секретаря Черемисова и заканчивая родной Лизиной бабкой, нежданно-негаданно вспомнившей о своей героической внучке именно сегодня в девятом часу утра. Впрочем, Елена Константиновна юлить не стала. Прямо сказала, что имеет передать Елизавете "послание чрезвычайной важности" от самого Василия Андреевича, и что "воротить нос от таких предложений" негоже, не говоря уже о том, что свою выгоду в любом деле следует блюсти.

— Она хоть объяснила, о чем идет речь? — спросила заинтригованная Лиза.

— Старуху не знаешь? — удивленно поднял брови Григорий. — Ее хлебом не корми, дай только поинтриговать!

Итак, во-первых, были звонки по телефону. Хорошо хоть не во входную дверь. Хотя и до этого, по-видимому, дойдет, потому что, во-вторых, на Смолянке столпотворение вавилонское, в котором смешались репортеры и фотографы, жандармский и полицейский патрули, "любопытные варвары", а теперь "до кучи" и господа добровольцы.

— Какие добровольцы? — не поняла Лиза.

— Обычные, — пожал плечами Григорий. — Сиречь волонтеры. Оказывается, у нас в Себерии не забыли, кто к нам на войну помогать приезжал. Теперь, соответственно, "от нашего стола вашему".

— И много их? — полюбопытствовала Лиза, совершенно не представлявшая себе масштабов этого поветрия.

— Трудно сказать, но вот Фима Богров сейчас звонил, говорит только из одного нашего полка семеро резервистов в Техас собрались.

— Он кто, этот Богров?

— Военно-учетная специальность — командир роты усиления.

— Поручик, штабс-капитан?

— Капитан.

— Безумие какое-то, — покачала головой Лиза. Ей все еще не верилось, что все это происходит с ней и на самом деле.

— Боюсь, это только начало... — хмыкнул Григорий.

— Тогда, излагай, не томи! — хмуро буркнула Лиза, доливая себе в чашку кофе. — Что там у тебя, в-третьих?

— В-третьих, как я понимаю, наступил Армагеддон! — пожал плечами полковник Берг. — Мне, кстати, можешь тоже подлить!

— В каком смысле Армагеддон? — Лиза подхватила кофейник и, развернувшись, наполнила чашку еще и единоутробному.

— В прямом.

— Слушай, Гриня, — возмутилась Лиза, — перестань интриговать! Мне что теперь, из тебя это "третье" клещами выдирать придется?

— Остынь, Лиза! — осклабился "Живоглот", прозванный так в детстве за съеденную без перца и соли живую на тот момент лягушку. — Пруссаки передали в девять часов утра, что их специальный корреспондент в Питтсбурге еще вчера выяснил: командовать авиаматкой "Рио Гранде" будет какая-то женщина, и, как бы даже, иностранка. Ну, они не дураки, там в Берлине, сопоставили эту информацию с тем, что передает Ройтерс, сложили два плюс два и с первой попытки догадались, кто бы это мог быть. Так открытым текстом и сказали, а у нас, стало быть, услышали. В общем, в десятичасовых новостях передали, что выступление Василия Андреевича в Городской управе перенесено с сегодняшнего полдня на завтрашний вечер. Каково?

* * *

— Лиза? — Мария смотрела вопросительно, словно, сомневалась, стоит ли вообще начинать разговор, и, если — да, то сейчас или все-таки попозже, когда адмирал Браге вернется из своего "далека".

— Извини, Маша! — тряхнула головой Лиза. — Извини! Задумалась...

— С тобой можно поговорить на серьезную тему или сейчас не стоит?

Вопрос, по существу. Верный, одним словом, вопрос, потому что, похоже, на этот раз Лиза дала-таки слабину.

— Извини! — повторила она. — Разумеется! Что-то случилось?

— Можно сказать и так. Я хочу попроситься поехать с тобой на войну.

"На войну? Мария?"

— Совсем с ума сошла? — вскинулась Лиза, окончательно приходя в себя.

— Нет, — улыбнулась Мария, — не сошла, даже на чуточку. Но, мне понравилась эта идея. Подумала вчера о такой возможности... Почти случайно... И вдруг, знаешь, как бывает? Поняла, что это именно то, чего я хочу в данный конкретный момент времени. Тебе ведь все равно нужен адъютант, денщик... кто-то, кто всегда будет рядом. Женщина в этом смысле всяко лучше мужчины, а знакомая женщина лучше незнакомой. К тому же, стрелять я умею, в технике разбираюсь, и языками владею именно теми, какими надо: английским и испанским. Чего тебе еще надо?

— А домой возвратиться не хочешь?

— Хочу, — кивнула Мария, — но не сейчас. Я там, Лиза, уже была. Три дня назад ночью ходила, и вчера снова. Там сейчас небезопасно, да и делать мне там пока нечего.

— Ты ходила в Ленинград, то есть, извини, в Петербург? — насторожилась Лиза, помнившая, чем кончились их с Рощиным и Марией похождения в славном городе трех революций и одной контрреволюции.

— Вообще-то в Париж, — поморщилась Мария, — но мне и этого хватило. Поверь! Но нет худа без добра. Поговорила с людьми, которые в теме, проверила контакты, провела инвентаризацию и ревизию...

— И? — поинтересовалась заинтригованная Лиза.

— Проживут и без меня, — пожала плечами Мария. — То есть, без меня им пока будет даже спокойнее. В смысле, безопаснее. И легавые, пока суд да дело, след потеряют. Так что, нет, пока возвращаться не хочу.

— Ну, ладно, тогда...

Лиза просто не нашла подходящих возражений. К тому же, по большому счету, с Марией ей будет много лучше, чем без нее. Да, и авиаматка не крейсер, на ней куда спокойнее.

— Я там собрала кое-что нам в дорогу... — между тем, продолжила свою мысль Мария.

— Что именно? — полюбопытствовала Лиза, доподлинно знавшая, что в далеком "завтра" есть много ценных и полезных вещей, но, — увы, — ничего из этого взять сюда, в этот мир, не представляется возможным. No PasarАn! Артефакты и анахронизмы не пройдут!

— Антибиотики...

"А что, неплохая мысль, только ведь и антибиотики — анахронизм!"

— У вас такого пока нет, но, поверь Лиза, эта штука незаменима при ранениях. Просто поверь! Это то, чем я тебя тогда обколола, когда...

— Я помню. А, если кто-нибудь найдет?

— Ничего криминального, — подняла руку в успокаивающем жесте Мария. — Упаковки от лекарств я выбросила, таблетки теперь лежат в укупоренных аптекарских флаконах старого образца — я их купила по случаю у одного торговца антиквариатом. Он целый склад на давным-давно закрытой фабрике нашел. Выглядит аутентично и безобидно, а надписи я сделала на простых бумажных этикетках на латыни... Ну а на ампулах маркировка швейцарская. Написано все по-французски, иди пойми по этим надписям, что артефакт! Нужно только коробки для них подходящие найти...

— Ну, это-то не проблема! — отмахнулась Лиза. — Зайдем в аптекарскую лавку и купим какие-нибудь растворы в ампулах Пеля. Коробки у нас делают хорошие и размер, насколько я помню, соответствует.

— Значит, согласна? — выслушав Лизины рассуждения, поинтересовалась Мария.

— Я-то согласна, но ты подумай еще раз. Война все-таки!

— Считай, что подумала.

— Уверена? — все-таки еще раз спросила Лиза.

— Вполне.

— Тогда будешь моим адъютантом. Но учти, должность офицерская, так что придется соответствовать. Назначим тебя мичманом или сразу лейтенантом... Могла же ты на своем Мадагаскаре успеть родине послужить?

— Конечно могла! — обрадовалась Мария.

— Но придется кое-что по-быстрому подучить. Устав корабельной службы, то да се...

— Ну, не дура же я! — улыбнулась Мария, довольная итогом разговора. — Два высших образования имею. Выучу как-нибудь.

— Тогда, пошли по лавкам пройдемся, — решила Лиза, — тебе ведь до хрена всякой необходимой ерунды купить надо.

— Вот так просто выйдем из дома и пойдем? — удивилась Мария. — На улице от журналюг не протолкнуться. А еще эти твои фанаты, и вообще.

— Я, Маша, прятаться не собираюсь, — отрезала Лиза. — Боишься, сиди дома! А я вольный человек, и мне эти хмыри не указ!

— Да, нет, отчего же, дома? — сдала назад Мария. — Мне-то чего бояться! Понятное дело, пойду с тобой!

Сказано — сделано. Переоделись, да не абы как, а так, чтобы все завистники поумирали, наложили макияж, что для меняющей внешность Марии сделать было проще, чем Лизе, но и она, что называется, вложилась. Посмотрелись в зеркало и остались увиденным довольны, что, в сущности, и требовалось, чтобы поднять настроение, а заодно и чувство собственного достоинства простимулировать.

— Ну, что, пошли? — спросила Лиза.

— Возражений не имею, — ответила Мария.

И они пошли. Вышли из дома Шергина под блицы фотокамер — грохот, зарницы и белый дым, как в каком-нибудь всамделишном сражении, — и двинулись сквозь имевшее место столпотворение, как ледоколы в ледостав. Уверенно, но главное — неумолимо. Они вдвоем, и быстро образующаяся "свита" за ними. Но едва успели остановить извозчика, как Лизу окликнули. Да не так, как остальные, а так, что Лиза сразу поняла — свои!

— Лейтенант Браге! — поднялся над галдежом репортеров сильный мужской голос. — Как офицер офицеру!

Лиза оглянулась. Ну, точно — Карамзин!

— Давай, Василий! — кивнула она, уловив смысл интриги с первого взгляда. — Присоединяйся, как офицер к офицерам!

Уселись в локомобиль, Лиза приказала извозчику, ехать на Вендский торг, и только тогда обернулась к Василию Карамзину.

-Ну, здравствуй, Василий! Как сам?

— Да, как тебе сказать, Лиза? — поморщился собеседник. — По официальной версии, все, вроде бы, хорошо, служу диспетчером на грузовой линии Ниен-Грумант, но, если по совести, летать охота, но кто же мне теперь разрешит!

Василий был старше Лизы на шесть лет, и, когда она — едва получив лейтенантские погоны, — начала службу на базе Шекста-3 в Нижнем Каныпе, Карамзин уже был капитан-лейтенантом, командовал эскадроном, и на фюзеляже его коча рядом с "портретом" Черного Мурзы красовались две звезды за сбитые истребители противника. По тем временам безоговорочный Ас, да и по нынешним — неплохо смотрится. И вот, несмотря на разницу в возрасте и положении, Карамзин и Лиза сошлись довольно быстро и неожиданно близко. Притом без интима, хотя кое-кто и подозревал обратное. Просто дружба, что, на самом деле, еще круче.

Правда, был один случай, который мог все изменить, но дурь Лизы и благородство Карамзина все испортили. Или наоборот, все спасли. Иди теперь разберись, что хорошо, а что плохо. А случилось вот что.

Карамзины происходили из новгородских дворян, но в Вятке у Василия жил кто-то из родичей по материнской линии. И вот этот родич от немереной душевной щедрости предложил капитан-лейтенанту Карамзину отдохнуть от ратных трудов в принадлежащей ему лесной заимке. Ну, заимка на поверку оказалась настоящим охотничьим теремом, но это уже совсем другая история, рассказывающая о материальном благосостоянии Карамзиновского родича, то есть совсем о другом. А тогда... Тогда Василий пригласил Лизу составить ему компанию, благо и увольнительную они получили одновременно.

— Туда можно на геликоптере за час с копейками добраться, — объяснил он Лизе. — Отдохнем, поохотимся, в бане попаримся!

— А мы туда как полетим, — прямо спросила Лиза, — как товарищи по оружию, или ты имеешь виды на мои сомнительные прелести?

— Ну, — ответил Василий, — прелести у тебя, Лиза, отнюдь не сомнительные. Правильные, если хочешь знать мое мнение, прелести, но я тебя приглашаю, как офицер офицера, и слово мое верное!

— Тогда, я согласна, — ответила Лиза, довольная комплиментом, но совершенно равнодушная к Карамзину, как к мужчине.

Сказано, сделано. Собрались по-быстрому, одолжили у тыловиков старенький геликоптер и за полтора часа дочухали, — "понизеньку" да "полегоньку", — до той самой заимки. Сели на поляне за мрачноватым — в стиле Себерского смутного времени, — домом-крепостью, сложенным из потемневших от времени дубовых бревен, заякорили от греха летательный аппарат и отправились в охотничьи хоромы вятских родичей Карамзина. Терем оказался большой, поместительный, как раз на полноразмерную охотничью ватагу, ну а при нем смотритель, который, встретив гостей, тут же захлопотал по хозяйству. Гостей он, к слову, не ждал, но ему по-видимому было не впервой, когда люди внезапно падают на голову, как снег или дождь. В запасе имелись вяленое лосиное мясо, копченая свинина, маринованные угри и пряного посола океанская сельдь, не говоря уже об обычных для себерян моченых яблоках, квашеной капусте — с клюквой и антоновскими яблоками, — соленых огурцах и маринованных луке и грибах. Ну а мороженые морошка, клюква и брусника в этих краях запасом отродясь не считались. Так что стол под водочку старичок-смотритель организовал им первостатейный, даже хлеб испек, пока Василий и Лиза нагуливали аппетит, блуждая по живописным окрестностям "заимки Лопатина".

Окрестности, и в самом деле, были хороши. Сосновый бор — темный, кондовый, дремучий, словно в начале времен, — прорезанный ручьями и речушками, прячущий в своей глубине озера и небольшие болотца. И, разумеется, река. Вятка в этих местах была довольно широкой и текла медленно, плавно, завораживая своей неторопливой статью. Был соблазн искупаться, хотя вода в это время года, наверняка, была холодной, но Лизу останавливала не столько боязнь простуды, — она была девушкой закаленной, — сколько отсутствие купального костюма.

— Купаться будешь? — спросила она Василия.

— Да, нет, — покачал он головой. — Я пас. Да и тебе не советую, вода сейчас студеная...

— Нешто! — отмахнулась Лиза. — Но ты помнишь, Василий, как офицер офицеру!

— Я отвернусь! — заверил Карамзин.

— Вот это правильно! — кивнула Лиза, но все равно разделась за кустами.

Когда вылезла из воды, даже у нее, — уж на что привычная, — зуб на зуб не попадал, но капитан-лейтенант Карамзин такую возможность предусмотрел, и на берегу Лизу ожидал жарко пылавший костер, у которого Лиза и обсохла, на несколько минут забыв даже о стыдливости. Но Карамзин, справедливости ради, вел себя безукоризненно и на Лизины "прелести" не пялился, позволив ей сначала спокойно согреться, а потом и одеться. Так что глазом моргнуть не успели, а уже три часа прошло.

Пока шли назад — к заимке — проголодались окончательно, и за стол сели в том славном расположении духа, когда пьется и естся легко и в удовольствие, да и разговор под водочку идет веселый и непритязательный, становясь со временем все более и более доверительным. Ну, а под разговор "по душам" в Себерии испокон веков пили много или очень много. Выпили и Василий с Лизой. Рюмка за рюмкой, слово за словом, и, наконец, в какой-то момент Лиза с удивлением обнаружила, что "вот оно, вот"!

— Умерла, — сказала она, констатируя итог возлияния, и не меняя позы, упала с табуретки куда-то вбок.

Очнулась Лиза в Аду. Ну, то есть, так ей показалось попервости. Вокруг было сумрачно и жарко, аки в аду, и по-адски же кондово, в смысле, просто и без изысков. Камень и дерево, огненные блики на стенах, игра теней...

"Это я где?!"

Лиза попыталась сориентироваться, но поняла лишь, что лежит ничком, голая и обессиленная.

"Умерла что ли?"

И тут над ней, обдав задницу и спину волной смертельного жара, пронеслось что-то быстрое и шуршащее, и снова, и опять. Стремительно и почти без пауз. А потом это что-то обрушилось ей на спину. И еще раз, и опять. Мощные удары с влажным шлепком и брызгами горячей воды.

"Господи прости! — поняла, она наконец. — Да, это же веник!"

И все сразу встало на свои места. Баня, полок, на котором растянулась Лиза, и веник, которым обхаживал ее по первое число капитан-лейтенант Карамзин. А в следующее мгновение Лиза осознала, что лежит отнюдь не в целомудренной позе, и одному Богу известно, что и под каким углом видит ее "самопровозглашенный" банщик.

— Э... — выдохнула она, чуть повернув голову. — Мы тут как?

— Уточните, пожалуйста, вашу мысль, лейтенант Браге! — сразу же откликнулся Карамзин.

— Я имею в виду... Мы все еще товарищи по оружию? — задавать этот вопрос, лежа нагишом, было непросто, но Лиза справилась. — В смысле, как офицер с офицером?

— Да, — проявил благородство капитан-лейтенант, — как офицер с офицером.

А ведь вполне мог воспользоваться ситуацией. Да, и Лиза, если честно, вряд ли на это даже обиделась бы. Ну, случилось и случилось. Не любовники, друзья, но что теперь, если друзья, так уж совсем ни-ни?

"Да, было дело!" — усмехнулась Лиза, вспоминая тот инцидент, и даже не удивилась — устала уже удивляться, — откуда ей известны все эти подробности. Ведь случилось это, в принципе, с совсем другим человеком. Однако же, и то правда, что со временем в ней открывалось все больше и больше того, что, по идее, должно было умереть вместе с Елизаветой Браге.

Ну, а Василий, хоть и был он хорошим пилотом и отличным человеком, в конце концов, из истребителей вылетел. Запил, и как-то незаметно для окружающих превратился в буйного — устраивающего скандалы и впадающего в долгие запои -алкоголика. С Флота его вышибли как раз перед тем злополучным боем под Опочкой, так что неудивительно, что Лиза потеряла его из виду, и повода вспомнить до сих пор не нашлось.

— Если ты об этом, то я в завязке, — сообщил Карамзин "деревянным" голосом. — Год семь месяцев капли в рот не взял.

— Хочешь со мной в Техас? — без обиняков спросила Лиза.

— Сделай божескую милость! — криво усмехнулся Василий.

"Почему бы и нет? Свой человек на борту всяко не помешает!"

— Старшим вахты на полетной палубе, — предложила Лиза.

— А?..

— Ну, вот попробуешь на учебной спарке, там и посмотрим. Идет?

— Спасибо, Лиза, век не забуду!

— Да, чего уж там! — отмахнулась Лиза. — Пятого в восемь утра на Самсоновском поле, сектор 7. С вещами. Сам понимаешь...

* * *

Поход по лавкам замечательно успокаивает нервы. Во всяком случае, Лизе это всегда помогало. Помогло и теперь, тем более, что нынешней Елизавете Браге Вендский торг нравился и сам по себе, выделяясь среди других гостиных дворов, своей архитектурой и особой атмосферой. Построен он был без малого триста лет назад в честь победы над Швецией, попытавшейся, было, вернуть себе финские лены. Но нашла коса на камень. Себерия, которая в то время называлась Великим княжеством Новгородским, и сама была на подъеме. И, если утверждала свою власть на далеких берегах — создавая американские и африканские колонии, — то уж верно не затем, чтобы отдать соседям Лапландию или Карелию. В общем, шведов разгромили, и на радостях, среди прочего, построили в провинциальном Шлиссельбурге эти торговые ряды. Архитектора выписали из Генуи, и этим все сказано, хотя строить ему пришлось не из привычного камня, а из брускового кирпича. Получилось, впрочем, ничуть не хуже, одна Мерная башня, в которой в то время располагалась важница с гильдейскими весами, чего стоит!

— Красиво! — признала Мария. — А у нас север Руси так и не поднялся, хотя и начинали, вроде бы, как те же шведы. Но не пошло, республику Москва раздавила, и Новгород захирел.

Под разговоры, прошлись по Красной линии, где накупили кучу всяческих мелочей, без которых, однако, не обойдешься в походе или на войне. То есть, обойтись конечно можно без всего, — и Лиза это знала много лучше прочих других, — но, если есть возможность, то отчего бы и нет? Поэтому купили для Марии несессер с полным набором туалетных принадлежностей и другой — с походным набором столовых приборов, ну и пошло: серебряная фляжка, термос, фонарик, часы-будильник, портсигар, — раз уж курит, — зажигалка и стальная пепельница, противосолнечные очки, швейцарский складной нож и нормальный охотничий "свинорез" в кожаных ножнах, и так до полного изнеможения, выразившегося в неподъемном кожаном бауле, который пришлось отправлять на Смолянку с посыльным. Ну, не таскать же всю эту тяжелую дребедень с собой?

Отправив первую партию покупок домой, то есть, в Лизины апартаменты, в которых проживала теперь и Мария, перешли в Одежный ряд.

— А сюда-то зачем? — удивилась Мария. — Я же в офицерской форме буду ходить или нет?

Судя по всему, ей импонировала мысль одеться "во что-нибудь эдакое", а мундир офицера флота, он и в Техасе "зело хорош". Ну, то есть, именно в Техасе флотская форма не просто в меру удобна и чрезвычайно живописна, она еще и элегантна. Во всяком случае, для тех, кто знаком с изысками женской моды двадцать первого столетия.

— А под форму что подденешь? — "на голубом глазу" поинтересовалась Лиза. — Мужское исподнее или кружевное белье?

Сама Лиза во время прошлой войны перешла на "упрощенный" набор: шелковые мужские трусы, высокие носки с резинкой и тельняшку. Паллиатив, конечно, но все-таки кое-что, и в случае тревоги не стыдно вылететь из постели прямо в том, в чем спал. Обдумав ситуацию, Мария согласилась, что ничего лучше все равно не придумать.

— Хотя... — задумалась она вдруг. — Слушай, Лиза! Я же могу "сходить" в Париж, в смысле в мой Париж, и купить нам нормальные белые футболки и трусы-юнисекс стандартного кроя из качественного хлопка!

— Анахронизм! — с откровенным сожалением вздохнула Лиза. — А если кто увидит? Или вот, скажем, денщик в стирку сдаст?

— А у меня будет денщик?

— Честно сказать, не знаю, — пожала плечами Лиза. — Но у меня-то он точно будет, да и в прачечной у людей глаза есть.

— И что? — удивилась Мария. — Трикотаж у вас уже есть, цвет белый или черный, покрой... Ну, ведь в разных странах разная мода! А этикетки, бирки и прочие документы я еще там срежу и в сумку сложу без упаковок, то есть без маркировки. Носки, к слову, у нас тоже лучше.

— Да, лучше-то лучше, — задумалась Лиза, — Кто бы спорил! Но...

— Что?

— Не знаю, право... Как-то это... А это не опасно, тебе там сейчас появляться?

— Нет, если ненадолго, то вполне. Я ведь на конспиративные квартиры не пойду. Деньги у меня распиханы в разных местах на такой как раз случай, и покупать стану в каком-нибудь большом универсальном магазине на окраине.

— Ну, ладно тогда, — согласилась Лиза. — Но не усердствуй. Три-четыре пары...

— Пять-шесть, — улыбнулась Мария, на том и сошлись.

* * *

В оружейной лавке на Посадской линии, едва Лиза успела прицениться к автоматическому пистолету "Кульбак-Экселенс", откуда-то сбоку, словно бы, материализуясь из давних воспоминаний, рядом с ней возник небезызвестный посланец "группы патриотически настроенных предпринимателей".

— Добрый день, Елизавета Аркадиевна! — приподнял он шляпу. — Рад знакомству, госпожа Бессонова! Разрешите представиться! Егор Петрович Иванов, честь имею!

"Как же! — поморщилась в душе Лиза. — Имеете вы все честь! Вот именно что, имеете! Во все дырки!"

— Здравствуйте, Егор Петрович! — ответила она вслух, но даже тени вежливой улыбки не появилось на ее губах. — Какими судьбами, или вас об этом лучше не спрашивать?

— Отчего же! — усмехнулся господин Иванов. — Пути у нас, Елизавета Аркадиевна, разные, а судьба одна, как, впрочем, и родина. Я, собственно, к вам по делу.

— Кто бы сомневался!

— Ваша правда, госпожа капитан, но отчего, столкнувшись с проблемами, вы не позвонили мне?

— Вам?! — удивилась Лиза, сообразив только сейчас, что Иванов был, по-видимому, единственным из значимых персон, с кем она даже не попыталась связаться. — С какой стати?

— С той самой, что я обещал вам действенную помощь в любой, повторяю, в любой затруднительной ситуации.

— Мне много кто много чего обещал, а на поверку, вышел пшык! — огрызнулась в ответ Лиза.

— Я не все, — спокойно парировал Егор Петрович. — И готов вам это доказать, даже притом, что вы меня ни о чем не просили. Полчаса для разговора с глазу на глаз, большего не прошу.

"Полчаса? Наверное, стоит! — решила Лиза, наскоро обдумав полученное предложение. — В прошлый раз они подарили мне коч-спарку, любопытно, что подарят теперь?"

— Госпожа Бессонова, мой офицер для поручений, — сказала она вслух. — Я полагаю, она тоже может присутствовать.

— Свидетель? — кивнул Иванов. — Приемлемо. Значит, па де труа.

— Ну, хорошо хоть не менаж-а-труа, — улыбнулась Лиза. — Где будем "танцевать"?

— В чайной "У самовара", — показал Иванов на заведение через дорогу. — Там нам никто не помешает.

— Пошли, тогда, — предложила Лиза. — Чего зря время терять.

Они перешли дорогу и вошли в заведение, на дверях которого висела табличка "Закрыто".

— Неплохая организация, — прокомментировала Лиза, оказавшись в пустом зале чайной.

— Рад, что вам понравилось, — улыбнулся Иванов, приглашая женщин к столу. — Чай, сладости, выпечка? Я бы рекомендовал брусничную пастилу и поморские козули...

— Что такое козули? — полюбопытствовала Мария, присаживаясь к столу.

— Не заморачивайся! — отмахнулась Лиза. — Это Егор Петрович выпендривается, демонстрируя свой кондовый патриотизм. Пряники это. Но по факту, вкусные. Так что можем и заказать.

В результате, заказали черный китайский пуэр, брусничную и яблочную пастилу и специально для Марии, все еще не знакомой с особенностями себерской национальной кухни, поморские резные пряники.

— Итак? — спросила Лиза, когда половой отошел и оставил их за столом втроем.

— Повторюсь, — с таким лицом, как у Иванова, хорошо, наверное, играть в покер, — вы, Елизавета Аркадиевна, совершенно напрасно не обратились ко мне. Все можно было сделать аккуратно и без лишних телодвижений. Впрочем, не поздно еще и теперь. Вы ведь неправильно оценили ситуацию, Елизавета Аркадиевна, и, соответственно, ломились в открытые двери.

— И что же я поняла не так? — подняла бровь Елизавета. — Хотите сказать, что решения отставить меня в сторону не существовало?

— Отчего же? — пожал плечами Иванов. — Существовало. Вопрос, однако, в том, кто его принял и почему, и кто с этим решением согласился, а кто — нет.

— Это четыре вопроса, а не один, — уточнила из вредности Лиза, еще не решившая, как относиться к этому человеку и к тем, кто за ним стоял.

— Совершенно верно! — не стал спорить Егор Петрович. — Четыре. Вам стало легче?

— Продолжайте!

— Елизавета Аркадиевна, а вам не приходило в голову, что "заговор молчания" отчасти объясняется обычным стечением обстоятельств?

— А это так?

— Разумеется!

— Объяснитесь! — потребовала Лиза, встревоженная намеками Иванова.

— Два примера, — чуть улыбнулся собеседник. — Василий Андреевич, что бы вы о нем не думали, вам не враг. Он просто занят одним собой и озабочен одним лишь переизбранием. Он решения, "убрать вас с доски", не принимал, хотя и знал, наверное, что в столице есть люди, которым вы, что кость в горле. Но князь Ижорский, прежде всего, политик, и этим все сказано. Другое дело, что, будучи по своей природе гедонистом, он о ваших чувствах просто не подумал. Ему это в голову не пришло.

"Ну, — вынуждена была признать Лиза, — да. Это, увы, похоже на правду. Такой уж он сукин сын! Но, с другой, стороны, а кто может подтвердить эти слова?"

— Второй пример, — продолжал излагать свою мысль посланец "патриотически настроенных предпринимателей", — ваш двоюродный дед. Адмирал Борецкий в комплоте не участвовал. Напротив, состоял и состоит в оппозиции справа к этому в высшей степени спорному решению. Но в тот день, когда вы ему телефонировали, он действительно не мог вам ответить, так как по неудачному стечению обстоятельств находился на охоте с набольшим боярином Адмиралтейства Порховым, к которому вы тоже не смогли пробиться, и по той же самой причине. К слову, адмирал Порхов к вашей истории, скорее, равнодушен, чем наоборот. Ему все равно, на щите вы, Елизавета Аркадиевна, или со щитом.

— Считаете, я зря погорячилась? — Лиза достала портсигар и теперь в задумчивости крутила в пальцах папиросу.

"Вот они плоды скоропалительных решений... Пся крев!"

Впрочем, это не означало, что она верила всему, что говорил ей Иванов. Доверяй, но проверяй! Где-то так.

— Ну, жалеть о сделанном пустая трата времени, — протянул ей зажженную спичку господин Иванов. — Давайте лучше обсудим, что мы станем делать теперь.

— Мы? — переспросила Лиза, выпустив изо рта струю сизого дыма.

— Мои наниматели от своего слова не отказываются.

— И что теперь? — прямо спросила Лиза.

— Есть несколько вариантов, — ответил мужчина, давая прикурить и Марии. — Если позволите, я бы остановился на оптимальном.

— Излагайте!

— Хорошо, — кивнул Иванов. — Начнем с того, что предлагают вам те, кто готов на компромисс.

— А мне предлагают?

— Непременно! — заверил ее Иванов. — Себерский крест 1-й степени за выдающийся вклад в развитие географической науки и умножение славы отечества, это раз. Титул светлейшей княгини Виндавской с правом наследования по прямой линии. Это два. Ну, и, разумеется, адмиральский патент.

— А не жирно будет? — поинтересовалась Лиза, у которой, на самом деле, от озвученных перспектив сбоило сердце.

— Как сказать, — усмехнулся Иванов. — Вы ведь еще не слышали об условиях.

— Говорите!

— Сегодня вечером Великий князь выступит с посланием, в котором среди прочего, объявит о том, что вы и все остальные добровольцы отправляетесь в Техас, испросив прежде разрешение Великого князя, Военного Министерства и Адмиралтейства, и, разумеется, оное от высоких инстанций получив. Далее князь отметит, что, как старшая по званию, вы, баронесса, назначаетесь главой себерских военных в республике Техас в ранге, соответствующем рангу военного атташе посольства Себерии. Он объявит так же о награждении вас Себерским крестом и о том, что думские фракции Объединенных демократов и Себерского национального фронта обратились к нему с ходатайством о введении вас в княжеское достоинство за героизм и полководческий талант, проявленные вами в ходе военных действий против Великого Княжества Киевского и Королевства Польша, и что это предложение сейчас рассматривается его канцелярией и геральдической комиссией. Поэтому, Елизавета Аркадиевна, хотя вы и получите адмиральский патент и княжескую грамоту со всеми сопутствующими документами немедленно, то есть, не позже сегодняшнего вечера, вы подпишете соглашение о неразглашении сроком на один год, когда оба решения и будут объявлены официально.

— То есть, я должна буду поддержать Великого князя и держать язык за зубами, я правильно поняла?

— Верно, — кивнул Иванов, — но это не все. Есть еще одно условие, и оно исходит непосредственно от моих работодателей.

— Чего они хотят? — Лиза уже поняла, что так или иначе, но отвертеться от службы на благо отечества, не получится.

— Через год ровно вы возвращаетесь в Себерию и на довыборах в Сенат выставляете свою кандидатуру от родного вам Пскова. Нам всем нужен новый энергичный сенатор, кавалерственная дама, княгиня и адмирал.

— Сенатор? — она уже слышала однажды о такой возможности, но полагала ее более чем гипотетической.

— Нечужие вам, Елизавета Аркадиевна, Север и Восток, — мягко объяснил Егор Петрович, — хотели бы улучшить свои позиции в Сенате и Адмиралтействе, уравновесив таким образом чрезмерное влияние Запада. Однако уверяю вас, мои работодатели не предполагают какой-либо формы зависимости, да никто в здравом уме о таком бы и не заикнулся, имея в виду ваш, скажем так, независимый нрав. Им будет достаточно, если вы согласитесь иногда обсуждать с ними животрепещущие вопросы внутренней и внешней политики республики. Ну, а они, в свою очередь, не оставят вас своим благожелательным вниманием. И все это, разумеется, исключительно на основе дружеского соглашения, которое никогда не будет доверено бумаге.

— Замысловато! — хмыкнула Лиза.

— Зато какие перспективы! — улыбнулся Иванов.

— Да, — признала Лиза, — перспективы, захватывающие...

Глава 3. Свиток и ключ. Апрель 1933 года

1. Шлиссельбург, Себерия, пятое апреля 1933 года

Странное ощущение: то ли печаль, то ли наоборот. Впрочем, определенно не радость. Чему же тут радоваться?! Скорее, род облегчения оттого, что все, наконец, разрешилось; что завершилась очередная скверная глава ее жизни. А еще, проявляя "чисто женскую непоследовательность", она испытывала некоторое раздражение от того, что, не успев по-человечески вернуться домой, снова уезжает. И не сказать, чтобы на этот раз ситуация была сильно лучше, чем тогда, когда Лиза сбежала из Шлиссельбурга девять месяцев назад. В тот раз от обиды и разочарования сжимало сердце, и в горле стоял ком горечи, но и теперь вокруг нее творились скверные дела, хотя и совсем иного рода.

Сегодня она покидала Себерию, что называется, с "гордо поднятой головой", и отъезд свой, — по условиям сделки, — ни от кого не скрывала. Напротив, — и не без посильного участия сильных мира сего, — этим вечером на Самсоновском поле было не протолкнуться от пришедших проводить ее на войну людей. Непривычно много малознакомых или вовсе незнакомых лиц. Пестрая и неожиданная толпа, состоящая из офицеров Флота — от мичмана до адмирала, — экзальтированных феминисток и "журналюг". "Лучшие представители себерской интеллигенции", — любители географии, в основном, но прежде всего, патриоты, — столичная богема, с которой Лизу свели в свое время Надежда и Клавдия, и, разумеется, образованная молодежь, а так же чиновники, прибывшие на аэрополе по служебной надобности, и немногочисленные родственники, сгруппировавшиеся — что символично, — вокруг Рощина, которого, похоже, уже признали за своего. И, конечно же, никакой фронды. Все в рамках приличия, ведь Лизу "поддержали" и Великий князь, и Дума, не говоря уже о родном Адмиралтействе. В общем, "Благорастворение на воздусях и во человецех благоволение".

Однако Лиза не заблуждалась, вернее, пыталась этого не делать. Она не верила в искренность Великого князя, как не верила и Егору Петровичу Иванову. Его версия случившегося, по размышлении, казалась Лизе слишком технически выверенной, чтобы являться правдой. Скорее всего, "высокие договаривающиеся стороны" решили не умножать сущности и вернуться, раз уж так вышло, к первоначальному плану, то есть, разыграть Лизу по полной. Отступные, если подумать, невелики. Во всяком случае, для крупных игроков — "это не деньги". Зато прибыль обещает быть приличная. На самом деле, если бы не щедрость техасцев, Лизу бы "слили" без тени сожаления, что они — суки — первоначально и сделали. Но военного героя, признанного дружественным иностранным государством, так просто со счетов не спишешь. А вот использовать — можно и нужно. Особенно, если герой готов на компромисс. Лиза решила, что на этот раз она к компромиссу готова, хотя и чувствовала себя опоганенной, как какая-нибудь Рогнеда Рогволдовна, которую князь Владимир сначала изнасиловал, а потом взял замуж и осыпал дарами, включая возвращение Полоцкого княжества. И первое, и второе он сделал не из "всепоглощающего" чувства любви, а из собственных вполне меркантильных интересов, руководствуясь к тому же обыкновенной похотью и немереным эгоизмом. О том, что чувствовала при этом княжна Полоцкая, история умалчивает, но Лиза подозревала, что и в этом случае не обошлось без компромисса. Как говорится, отымели во все дырки, дали отступного и объяснили, отчего "пеню за позор" следует принять, и не забыть, "поцеловать руку дающего"!

"Да, уж... Проводы героя!"

На самом деле, уезжала Лиза не одна, а с Марией, но та — по такому случаю, — скромно стояла в сторонке и, как сама же любит выражаться, не отсвечивала. "Отсвечивала" Лиза, то и дело оказывавшаяся на свету при вспышках магниевых ламп. Это, к слову, тоже являлось частью договора. Публичность Лизы нынче приветствовалась, оттого и нагнали на Самсоновское поле такое количество репортеров всех мастей. А писать о ней, иллюстрируя суперлативы подходящими к случаю фото, будут много и с удовольствием, и сейчас Лиза как раз "отрабатывала номер", обеспечивая завтрашние выпуски газет заголовками на любой вкус.

— Ну, что, Егоза, — шепнул ей по-родственному адмирал Борецкий, — объехала завистников на кривой?

— Нешто я кого-нибудь обманула? — вопросом на вопрос ответила Лиза и, наклонившись чмокнула двоюродного дедушку в щеку. — Меня поцелуешь или как?

— Поцелую! — он ее тоже поцеловал, пока Лиза не распрямилась, будучи выше Борецкого, как минимум, на полторы головы. — Но не для фотки "три поколения адмиралов", а потому что люблю тебя дуру отмороженную! Люблю и восхищаюсь! Ты такая на Флоте одна, Лиза, и это я говорю на полном серьезе. Ни бабы, уж извини за выражение, ни мужика с таким послужным списком нет и не было! Так-то вот!

— Да, ты никак мной гордишься? — говорили они в полголоса, не для прессы, так что сказать можно было практически все.

— А ты что, сомневалась?

— Бывали моменты.

— Ну, и зря! — отрезал адмирал, улыбнулся, и, отдав честь, благо Лиза по такому случаю надела форму, — с капитанскими погонами, орденскими планками и прочим всем, — пошел прочь.

Но свято место пусто не бывает: вслед за адмиралом Борецким к ней подошел Павел Кузьмич Верников.

— Елизавета Аркадиевна, — сказал он, дернув губой, — не хотелось бы расставаться, не объяснившись.

— Полноте, Павел Кузьмич! — технически безупречно улыбнулась Лиза, позируя перед фотографами бок о бок с заслуженным адмиралом. — Вы же в курсе нашего соглашения?

— Именно из-за этого чертова соглашения я с вами и хотел бы объясниться.

— Слушаю вас.

Начало разговора оказалось интригующим, поскольку Лиза не представляла, о чем еще могут с ней говорить высокопоставленные флотские командиры.

— Для справки, Елизавета Аркадиевна, я был против соглашения. Считаю, что звание адмирала вы еще не заслужили. Но я так же против того, что с вами проделали тогда, сразу после окончания войны, и второй раз теперь. Это несправедливо и бесчестно!

— Уточните свою мысль, господин адмирал, — попросила Лиза, которую, грешным делом, слова Верникова не столько обидели, сколько удивили и, пожалуй, даже заинтриговали.

— Видите ли, Елизавета Аркадиевна, я был одним из тех, кто рекомендовал вас на крейсер. Поверил в вас, поддержал и ни разу в своем решении не усомнился. Ваши действия в первый день войны считаю не только подвигом, но и образцом командирского мастерства. Поэтому, когда встал вопрос о награде, я настаивал на "Александре святом", но кое-кто убоялся вашего скорого возвышения, тем более, что у вас уже есть "Полярная звезда". Добились они, как вам известно, обратного эффекта. Но я в политические игры не играю. Мое мнение — раз положена награда, значит следует наградить!

— Я все еще... — начала было Лиза, польщенная словами старого адмирала, но по-прежнему не понимавшая, о чем идет речь.

— Потерпите, Елизавета Аркадиевна, мы уже приближаемся к сути.

— Хорошо, — кивнула Лиза, — продолжайте движение!

— Благодарю вас, — чуть опустил голову в полупоклоне адмирал. — Когда вас назначили на "Архангельск", со мной не посоветовались. Однако вы должны знать мое мнение. Если бы спросили, сказал бы, что против. Вам рано было командовать авианесущим соединением, и звание капитана 1-го ранга вы получили авансом, но и в этом случае слишком рано.

— Серьезно? — нахмурилась Лиза. — Вы это говорите мне сейчас, после всего?

— Ваша служба на "Архангельске", Елизавета Аркадиевна, указывает на то, что у вас есть задатки хорошего командира. Но вам не хватает дисциплины, да и подготовки соответствующей у вас нет. Вы ведь, как были капитан-лейтенантом на должности комэска, так им и остались. Командовали вы группой неровно, броско, но зачастую неграмотно. И это та самая правда, которую вам необходимо о себе знать. Будь моя воля, я бы снова поставил вас на крейсер, а после окончания военных действий послал бы на Адмиралтейские Курсы или сразу в Академию Флота.

— Года на три? — зло усмехнулась Лиза.

— А вы что думали, Елизавета Аркадиевна? Карьера на Флоте может быть успешной или нет, медленной или быстрой, но перепрыгивать через звания и должности, как в какой-нибудь древней кавалерии, да еще с одним лишь базовым образованием, недопустимо. Тем не менее, хорошо понимаю ваши чувства, когда вас попытались ввести в рамки, не дожидаясь даже подписания формального мира. Поздно спохватились. Вы уже стали каперангом и почувствовали вкус командования авианесущей группой. Я и тогда сказал на заседании в Адмиралтействе, что это глупо и непорядочно.

— А что, тогда, было бы порядочным? — спросила Лиза, вынужденная признать, что в словах Верникова, как бы обидно они не звучали, содержится гораздо больше правды, чем она готова принять.

— Правильным в тех обстоятельствах было наградить вас орденом, тем же "Михаилом 2-й степени", и отправить учиться, гарантировав возврат на прежнюю должность, раз уж вы все равно успели покомандовать и "Архангельском", и группой "Рцы".

— Тогда какие претензии ко мне?

— Никаких, — покачал головой адмирал. — Но теперь вы получаете под команду еще более крупный корабль и в придачу корабельную группировку, сопоставимую по мощи с нашей тяжелой эскадрой. Могу понять техасцев, им хронически не хватает командных кадров. Вот они вам и предложили. Понимаю и вас, Елизавета Аркадиевна. Кто бы на вашем месте отказался? Но не могу не сказать правды: вы не готовы быть командиром такой большой группировки, и звание адмирала вам пока не по плечу. Однако дело сделано, и отыграть историю обратно, увы, невозможно. Так что, имейте в виду. Раз уж так вышло, думайте головой и не позволяйте эмоциям брать верх над разумом. И не забывайте о дисциплине. Устав писан не глупцами, и не забавы ради!

2. Майнц, Рейнско-Немецкий Национальный Конвент, четвертое апреля 1933 года

Кафе располагалось на правом берегу Рейна, в Кастеле, недалеко от моста Теодора Хайнца, и с его открытой веранды открывался чудный вид на старый Майнц, лежащий за рекой.

— Вы ведь не зря назначили встречу в Майнце, не так ли? — Мария бросила изображать из себя "настоящую блондинку" и перешла к делу в характерной для нее напористой манере, в которой упорство в достижении своей цели балансировало на грани откровенной агрессии. — Почему Майнц?

— Скажите мне сами! — усмехнулся полковник Штоберль, раскуривая знакомую уже Лизе крепкую сигару Куэсто-Рэй.

— Интригуете, Фридрих? — подняла она бровь.

— Нет, — пыхнул дымом полковник, — выясняю, кто есть кто, и насколько далеко мы можем зайти. Вместе.

— То есть, вы решаете, стоит ли иметь со мной дело, а мне предлагаете поверить вам на слово? — Мария бросила быстрый взгляд на Лизу, получила ответный, подтверждающий, что "все путем", дождалась от Штоберля ответа в стиле "не хотите, не надо" и кивнула, принимая решение, которое она, на самом деле, приняла еще до того, как согласилась на встречу с полковником.

— Имеете в виду узел напряжения? — она тоже закурила, но курила Мария не сигары, как Штоберль, и не папиросы, как Лиза, а американские сигареты.

— Что вы называете узлом напряжения? — спросил полковник.

— Точку резонанса, место, где можно перейти куда-то туда, — неопределенно покрутила пальцами Мария. — А вы как это называете?

— Точкой схождения, — объяснил Штоберль. — Когда вы ее почувствовали?

— Когда переходила мост. Еще вопросы? Нет? И слава Богу!

Лиза тоже почувствовала точку перехода, но с ней это случилось несколько раньше: в тот момент, когда они только подходили к мосту. Другое дело, что она так и не разобралась, кто это сделал, она сама или все-таки афаэр? По ощущениям могло случиться и так, и эдак, но в любом случае, теперь Лиза знала не только "координаты", но и некоторые качества точки схождения. Это было место, где она со стопроцентной вероятностью могла сейчас перейти "куда-то туда".

"Знать бы еще, куда ведет эта дверь!"

Однако, кроме локации узла, что и само по себе совсем не мало, Лиза узнала, что это "сейчас" продлится максимум трое суток, но никак не дольше. И вот эта точность удивила ее по-настоящему, ведь раньше она "переходила" интуитивно или, лучше сказать, спонтанно, неосознанно. Ни о каком конкретном знании просто речи не шло.

— Кто-нибудь там уже проходил? — спросила между тем Мария.

— Насколько мне известно, нет, — покачал головой полковник. — Каждый раз или условия не соблюдены, или нет подходящего человека. Но ваши способности, фройляйн Бесс, производят сильное впечатление! А что с вами, госпожа адмирал?

— А что со мной? — сделала удивленные глаза Лиза.

— Не скажете?

— Ну, тут одно из двух, Фридрих, — объяснила Лиза свою позицию, — или то, что вы мне в свое время наплели про медиумов, правда, или нет. Если правда, ваш вопрос неуместен. Если нет, тем более.

— Значит, вы тоже почувствовали, — кивнул, как ни в чем ни бывало Штоберль. — Хотите сходить на ту сторону?

— Не уверена. Зачем оно мне?

И в самом деле, зачем? Идти в неведомое "где-то" из одного только любопытства?

"Слишком вычурная попытка самоубийства, не правда ли?"

— Я в долгу не останусь, вы же знаете.

"Знаю, и что с того? Впрочем, почему бы и нет?"

— А что, уже и цена назначена?

— А как же иначе? — добродушно усмехнулся Штоберль и пыхнул сигарой. — Я по своим обязательствам плачу исправно и никогда не жадничаю, вам ли, Лиза, не знать!

Что правда, то правда. Полковник ее ожиданий не обманул ни разу, ни в Ярубе, ни в истории с майором Седжвиком. Правильную дорогу в Лемурию, к слову, тоже "показал" им с Райтом именно он.

— Тогда выкладывайте! — предложила, соглашаясь на новое приключение, не столько в ожидании обещанной платы, сколько из любопытства, которое, разумеется, порок, но перед которым, как и перед большинством других пороков, невозможно устоять. — Не тяните, Фридрих, кота за хвост!

— У нас говорят, auf Zeit spielen.

— Тянуть время? — переспросила Лиза. — Нет, не подходит, хотя и верно. С котом интереснее.

— И очень по-русски! — улыбнулся полковник.

— Ну, так я русская и есть, — привычно парировала Лиза, хотя ей и не хотелось начинать сейчас разговор о русских, Себерии, Киеве, и далее везде.

— Ну, какая же вы, Лиза, русская, — возразил полковник с неприкрытой иронией в голосе, — если являетесь баронессой королевства Вюртемберг?

— У меня себерское гражданство, а не вюртембергское, — подняла Лиза руку в останавливающем жесте. — И давайте оставим эту тему, полковник! Если есть, что предложить, не стесняйтесь! Сейчас самое время!

— Как скажете! — не стал спорить Штоберль. — Начнем с того, что на борту "Звезды Севера" работал агент Федерального разведывательного пула.

— Имеете в виду Дейва Аллена? — безмятежно спросила Лиза, доставая портсигар.

На самом деле, она ничего толком о докторе Аллене не знала, кроме того, что он скользкий тип, и что пилот Нина Аллен приходится ему женой. Впрочем, своими подозрениями на его счет с ней поделился Райт, у которого имелись свои источники информации. Так что сейчас Лиза выстрелила наобум, но, как тут же выяснилось, не промахнулась.

— Значит, об Аллене вы уже осведомлены, — кивнул Штоберль, не выказывая, однако, и тени разочарования. — А о том, что он состоит в обществе "Свиток и ключ" тоже знаете?

— "Свиток и ключ"? — Этого Лиза, разумеется, не знала, как не знала она и того, что это за общество.

— Тайное общество, конкурирующее с тем, в котором состою я, — объяснил полковник.

Вообще-то, Штоберль так и не сказал, как называется то общество, к которому он принадлежал, но Лиза решила не нагнетать. Бог с ним, пусть продолжает играть в "тайны Мадридского двора".

— И это все? — подняла она бровь.

— Считаете, пустяк? — полковник пыхнул сигарой и кивнул, словно соглашаясь с какой-то невысказанной вслух мыслью. — Возможно, что и так. Но я, на вашем месте, Лиза, не стал бы пренебрегать предупреждением, даже если сейчас оно кажется вам пустяком.

— "Свиток и ключ"? — неожиданно вмешалась в разговор Мария. — Вы сказали, общество называется "Свиток и ключ"?

— Да, — подтвердил полковник, очевидным образом заинтригованный этим вопросом. Он даже подался всем телом вперед, словно хотел приблизиться к Марии, чтобы не пропустить ни слова из того, что она намерена сказать.

— Вы не знаете, полковник, они случайно не делают татуировки на правом плече? — было похоже, что Марию эта тема заинтересовала никак не меньше собеседника.

— Ключ с двумя бородками, лежащий на пергаментном свитке. Вы видели?

— Я видела, — кивнула Мария. — На мертвом теле...

— Где, если не секрет? — в свою очередь спросил полковник. — Как я понимаю, это был мужчина. Как он умер?

"Любопытный вопрос!"

— Мужчина... — Мария бросила в пепельницу окурок и потянулась к портсигару, но сигарету так и не взяла. Лицо у нее стало сейчас каким-то неестественно неподвижным, взгляд — отсутствующим.

— Мужчина, — повторила она через некоторое время, словно очнувшись ото сна. — Умер он плохо, полковник, если вы это имели в виду. Мой... В общем, один человек, не разобравшись в происходящем, принял его за моего любовника и перерезал горло. И очень вовремя, так как иначе, мне бы туго пришлось. И это, разумеется, эвфемизм, так как намерения этого типа были куда серьезнее и опаснее для меня, чем измышленный моим... покровителем интерес к моим несомненным прелестям. Я потом нашла его берлогу... Теперь я понимаю, что он пришел от вас.

— Отсюда? — нарушила наконец молчание Лиза.

— Да, думаю, это так.

— Где это случилось? — повторил свой вопрос Штоберль. — Там, откуда вы пришли?

— По сути, да, но вы не это имели в виду, — невесело усмехнулась Мария. — Это случилось там, где я родилась.

— Значит, они знают туда дорогу, — спокойно констатировал полковник. — И знают, кто вы такая.

Что интересно, он ничуть не удивился тому, что Мария родилась совсем не в том мире, из которого ее привела Лиза. Не удивился, но и лишних вопросов задавать не стал. Удовлетворился констатацией факта "множественности миров".

— Нет, они не знают, как я выгляжу... — покачала головой Мария. — Знал человек с татуировкой, но он об этом уже никому не расскажет.

Лиза поняла, что на самом деле, Мария рассказывает историю так, как ей удобнее, и, в частности, не хочет, чтобы кто-нибудь, кроме Лизы, знал здесь, что она умеет менять внешность. Разумная предосторожность. Даже если речь идет о ком-нибудь вроде полковника. Впрочем, возможно, что с такими людьми, как Штоберль осторожность нужна вдвойне. Доверяй, но проверяй, как говорится. Где-то так.

— В чем суть вашей вражды? — обратившись к полковнику, сменила тему Лиза. — Конкуренция?

— Не только, — пыхнул сигарным дымом их гостеприимный хозяин. — У нас с ними давние концептуальные разногласия. Мы, скажем так, наблюдатели. Нами движет любопытство и жажда знания. А ими потребность в расширении. Я бы назвал их экспансионистами.

— По-моему, это называется как-то по-другому, — покачала головой Мария. — Экспансия — следствие, но не причина. А причины, как всегда, просты: алчность, жажда власти, стремление к господству... Наверное, это все-таки империализм, разве нет?

— Империализм? — переспросил Штоберль. — Забавный термин, но, пожалуй, вы правы. "Ключ и свиток" — организация империалистическая, если использовать ваш термин, фройлайн Бесс, поскольку ее целью является построение империи.

— А вы, полковник, стало быть, бессребреник?

— Ну, отчего же! — улыбнулся немец. — Ничто человеческое мне не чуждо. Моим... коллегам тоже. Однако экспансия во внешние миры не входит в число наших приоритетов. Так что, вы скажете о возможности сходить на "ту сторону", адмирал?

— А знаете, Фридрих, — улыбнулась Лиза, которой вдруг пришла в голову одна многообещающая идея, — я, пожалуй, соглашусь. Но при одном условии: вы идете с нами.

— Я? С вами? — полковник от удивления забыл даже о сигаре. — Но я же вам говорил, Лиза! Я лишен способности...

— А зачем вам способности? — откровенно усмехнулась Лиза, которой чем дальше, тем больше нравился так внезапно возникший у нее план. — Я вас туда под ручку провожу!

— А вы можете? — всем своим огромным телом подался к ней Штоберль.

И тут Лиза поняла, что об этой своей способности — да и не только своей, если иметь в виду Марию — она с полковником никогда не говорила, и о путешествии в страну почившего в бозе социализма на пару с Рощиным не рассказывала.

— Я могу! — подтвердила она вслух.

— Но тогда это уже не условие, — покачал головой полковник, — а одолжение! Подарок! Услуга! Считайте, я ваш должник! Серьезно!

— Должник — это хорошо, — у Лизы не было повода возражать, всегда найдется, о чем попросить такого человека, как Фридрих Штоберль. — Я запомню ваши слова, полковник!

— Пойдем ночью, — добавила она через мгновение. — Ваши люди могут перекрыть движение на мосту?

— Именно это я и собирался сделать, когда спрашивал, не хотите ли вы опробовать точку перехода.

— Тогда, где-нибудь в час ночи, не возражаете?

— В час по полуночи, — подтвердил Штоберль.

— Договорились, — кивнула Лиза, вставая из-за столика. — Ты с нами, Маша?

— Само собой, — усмехнулась в ответ Мария и тоже встала из-за стола. — Само собой!

* * *

Майнц город симпатичный, можно сказать, атмосферный. Широкая река, средневековые улочки, то да се. Лиза и Мария погуляли по старому городу и по набережной Рейна, посмотрели на развалины римского театра, зашли в кафедральный собор, поглазели на Айзентурм — Железную башню и на Хольцтурм — Деревянную башню, перекусили, а позже и пообедали, и часов около семи вернулись в отель. Лиза сразу же отправилась в ванную, но насладиться покоем, — горячая вода, пахнущая жасмином, франкский коньяк, папироса с египетским табаком, — не удалось. Заявилась Мария, благо они занимали смежные номера и дверь между гостиными запирать не стали. Вид у новой подруги и новоявленного адъютанта был озабоченный, в углу рта торчала дымящаяся сигарета, в руке зажата толстенная книга.

— Лиза!

— Я отдыхаю.

— Вот и отдыхай! — отмахнулась Мария. — Но сначала объясни, что означает, "Держать барометр"?

— И это все, что тебя сейчас волнует? — лениво спросила Лиза, "обнюхивая" край бокала с коньяком. — "Держать барометр"? Серьезно?

— Лиза! — возмутилась женщина. — Так не честно! Ты же сама!..

Ну, да, так все и обстояло. Лиза сама потребовала от Марии, чтобы та "соответствовала занимаемой должности". И надо сказать, Мария "вняла" и прилежно готовилась к будущей службе на авиаматке "Рио Гранде". Похоже, ей и самой не хотелось ударить в грязь лицом перед техасцами, тем более, имея на руках идеально "выполненное" приписное свидетельство Мобилизационного управления Тулуарской Народной Милиции. Поэтому все свободное время она проводила за чтением "профильной литературы". По-русски и по-немецки, учитывая различия между мирами, читать ей, впрочем, было трудно. Но вот по-английски — в самый раз. Однако, мало того, что Мария не имела даже базового флотского образования, у англичан и американцев, включая сюда и техасцев, имелось множество совершенно непонятных русскому человеку понятий и терминов, если, разумеется, считать русской бывшую лотарингскую крестьянку. Вот и сейчас: "Держать барометр"! Ну надо же!

— Это то же самое, что идти с ветром, — вздохнув для приличия, объяснила Лиза. — Иметь преимущество перед противником.

— То есть, "попутного ветра" в переносном смысле? — уточнила Мария.

— И да, и нет, — пожала плечами Лиза, смирившаяся с тем, что насладиться покоем уже не придется, — иногда и в самом что ни на есть прямом. Если ветер встречный, он съедает скорость. Это означает идти против ветра. А вот если ветер попутный, то можно получить значительную прибавку в скорости. Англичане называют это "держать барометр", а себерцы — "держать ветер".

— Вот черт! — Мария бросила окурок в пепельницу и потянулась за бутылкой. — Я глотну?

— Могла бы и не спрашивать!

— Значит, ветер... — задумчиво произнесла Мария, возвращая бутылку на место. — Я должна знать что-то еще?

— Маша, — покачала головой Лиза, — ты же образованная женщина. Раскинь мозгами!

— Хочешь сказать, при сильном ветре корабль будет парусить?

— А как же! Корабль, даже фрегат, не говоря уже о крейсере, он большой. Соответственно, и поверхность на подветренной стороне значительная, и он, Маша, я имею в виду корабль, находится в воздухе, то есть парит, не имея опоры...

— А если ветер боковой?

— Может запросто положить на борт, — пыхнула папиросой Лиза. — Скверная штука, между прочим. Я уж не говорю о том, что авиаматке бортовой крен и вовсе противопоказан. Иначе с палубы будет не взлететь, да и сесть на нее не удастся.

— Наука знает много гитик, — скривила губы Мария. — Я возьму папиросу?

— Бери, что с тобой делать!

И понеслось. Начали с ветра, но быстро переключились на построение эскадры в бою или "на марше". Простой ордер. Кильватерный строй, или строй уступом. Строй пеленга, круговой походный ордер, тактическое развертывание. Термины были взяты из тактики парусных эскадр, но, на самом деле, во многом отличались от того, что понимали под ними морские офицеры. В воздухе добавлялись такие немаловажные факторы, как скорость, остойчивость, особенно проблематичная при артиллерийском огне, и, разумеется, тот факт, что события разворачиваются не на плоскости, а в трех измерениях.

— Слушай, а можно я?..

— Можно, — согласилась Лиза, не видевшая ничего зазорного в том, чтобы посидеть в ванной вместе, тем более, что размеры позволяют, — но, чур, без глупостей! Ко мне не приставать!

— Очень надо! — фыркнула Мария, начиная раздеваться. — Мне что, мужиков не хватает?

— Кто тебя знает! — усмехнулась Лиза. — А вдруг тебя от всех этих флотских премудростей потянет на приключения?

— А ты что никогда не пробовала? — "удивленно" подняла бровь Мария, словно забыв, что только что объявила о своей непреклонной гетеросексуальности.

Тему эту они между собой пока ни разу не обсуждали, так что Мария ничего про Лизино прошлое толком не знала. То есть, про Рощина и Петра, конечно, знала, а про Надежду, Полину и Нину Аллен — нет.

"Пробовала, не пробовала! Нашла, подруга, тему для разговора! Вечером, в ванной, под коньячок!"

— Маша, ты помнишь, сколько мне лет? — спросила вслух, имея в виду, что за прошедшие годы, верно, успела попробовать кое-что, кроме "любови" в миссионерской позе.

— Я все равно старше! — Мария перешагнула через край ванной, благо длина ног позволяла, и опустилась в воду.

— Вода остыла, — констатировала она через мгновение. — Добавишь горячей?

— Отчего бы не добавить? — Лиза протянула руку к крану и задержала взгляд на "располагавшейся со всеми удобствами" женщине.

Получалось, что она "поспешила с выводами". Не стоило им устраивать эти посиделки в большой, но отнюдь не гигантской медной ванной. Слишком близко, слишком интимно, слишком откровенно, тем более, что ноги у обеих длинные и деть их оказалось практически некуда, если только не переплести. А это уже отнюдь не невинное занятие, если вы понимаете, о чем, собственно, идет речь. Между тем, речь шла о вещах достаточно простых, можно сказать естественных, — вроде прикосновений, запахов, "ярких" образов, — особенно для тех, кто, как и Лиза, успел распробовать и этот "разврат" тоже.

— Красивая ты, Маша, — добавила Лиза через мгновение, поворачивая рукоять бронзового крана, — глаз не отвести!

— А ты не отводи! — недвусмысленно улыбнулась ее визави и, протянув руку, коснулась пальцами Лизиного бедра.

Медленно, нежно и ровно там, где змеился по белой коже бледный плоский шрам.

Что тут сказать? Приятно и возбуждает, тем более, что Мария красивая женщина. Причем в "истинном" облике, в котором она брюнетка с синими глазами, даже более привлекательная, — американцы говорят сексапильная, — чем в образе сероглазой блондинки.

— Еще немного, и у меня снесет крышу, — предупредила Лиза, безуспешно пытаясь остановить нахлынувшее вдруг возбуждение.

Накатило сразу вдруг, а тут еще эти высокие острые скулы и линия челюсти, плавно переходящая в шею, и тонкие изящные плечи...

— Ну, я пока еще штатская... — хрипло выдохнула Мария, как-то хитро, вопреки законам механики и физиологии, сплетаясь с Лизой в один тугой узел. — Так что, не нарушая субординации и...

— И устава, — закончила за нее Лиза, и тут их губы встретились, и ей пришлось замолчать, хотя видит бог, ей и сказать было больше нечего. Какие уж там слова!

* * *

Без четверти час извозчик на стареньком майбахе высадил их неподалеку от моста. Было тихо. На набережной, освещенной неярким светом электрических ламп, кроме Лизы и Марии не было ни души. Рейн казался темным ущельем, но габаритные огни нескольких речных судов, стоявших у противоположного берега, указывали на истинное положение дел, то есть на действительный уровень речного потока. А на мосту, вернее на некотором расстоянии перед ним, перекрывая въезд, работали люди в оранжевых куртках. Это "муниципальные службы" затеяли проводить по ночному времени "срочные" дорожные работы.

Наученная горьким опытом, — притом своим, а не заемным, — готовясь к экспедиции в никуда, Лиза надела свой кожаный летный костюм и тяжелые ботинки на толстой подошве. Шерстяная шапочка, перчатки и прочие "мелочи", которые могли понадобиться в неизвестности, лежащей "на той стороне", она распихала по карманам, поместив 9-мм револьвер под мышкой, в наплечной кобуре, и засунув второй сзади за ремень. Кроме того, у нее имелся рюкзачок с небольшим запасом провизии и прочими необходимыми в путешествии по необитаемым землям вещами. Мария была снаряжена сходным образом, разве что вместо кожи на ней был надет нормальный костюм для горных восхождений образца тридцатых годов актуальной реальности. Предполагалось, что, если вместо "дикой природы" они попадут куда-нибудь в населенное людьми место, — вроде Лизиного Ленинграда или Машиного Петербурга, — то смогут, пусть и с натяжкой, сойти за "туристов". Хотя бы в первом приближении и на первый момент. Проблематичным оставалось лишь попадание в отдаленные исторические эпохи, где женщин, одетых в брюки, местные обскурантисты могли попросту не понять. Но на этот случай у подруг имелось приличное по всем статьям оружие, а в четыре ствола — или в шесть, если принимать в расчет полковника Штоберля, — они всяко-разно легко отобьются от средневековых мракобесов или каких-нибудь убогих доисторических рабовладельцев. Ну, и кроме того, на случай "казуса" планы предусматривали быстрое отступление назад, в ночной Майнц, где их будут ожидать люди полковника, которым приказано никого, кроме путешественников, на мост до рассвета не пускать.

— Волнуешься? — спросила Мария, облокачиваясь на гранитный парапет.

— А ты как думаешь?

— Думаю, волнуешься.

Они остановились на набережной, чтобы перекурить перед дорогой. Простительная слабость — взять короткий таймаут перед прыжком в неизвестность.

— Думаю, волноваться в нашей ситуации — это нормально, разве нет? — пожала плечами Лиза.

— Я тоже волнуюсь, — признала Мария. — Все-таки...

Договорить она не успела. Лиза ей не дала, рывком отшвырнув подругу на траву газона. И сама бросилась туда же.

Все случилось так быстро, что она даже не успела сообразить, что делает и зачем. Просто вдруг стало страшно, а дальше действовала на автомате. Инстинкт, рефлексы, шестое чувство... В общем, рухнула в траву, а в гранитный парапет набережной ударила пуля. Ударила и ушла рикошетом в сторону. Брызнули осколки камня, долетел откуда-то со стороны домов — по ту сторону проезжей части — выстрел, а Лиза уже откатывалась в сторону. Ушла с линии огня, сбросила рюкзак и снова крутанулась. Две пули одна за другой свистнули низко над землей, чуть в стороне от нее, но ровно там, где она находилась мгновением раньше. Два выстрела, две пули — фьють, фьють, — и два удара долотом по граниту.

"Ох, ты ж!" — Лиза снова сменила позицию, краем глаза заметив, что Мария тоже ни на мгновение не задерживается на одном месте. Движется, сбивая прицел, в противоположную сторону, очень грамотно и хладнокровно увеличивая расстояние между собой и Лизой. Теперь стрелку придется иметь в виду, что кто-нибудь из них — или Мария, или Лиза, — окажется в конце концов где-нибудь сбоку от него, то есть на фланге, и атакует оттуда уже сама.

"Его или их..."

Лиза решила, что, скорее всего, все-таки их. Одинокий снайпер при любом раскладе выглядел бы здесь и сейчас слишком экзотично.

"Но как я успела?!"

Вопрос хороший, вот только времени на размышление не оставалось, потому что в игру вступил второй ствол, — прозвучало, как минимум, два сдвоенных выстрела, — а там и третий подоспел. И получалось, что это не просто покушение, а нормальная операция по устранению. И устраняют, скорее всего, именно ее, Лизу, поскольку Мария здесь, в этом мире, находится инкогнито и завести себе таких врагов попросту не успела. Зато у Лизы выбор хоть куда! Куда ни ткнешь пальцем, везде найдется кто-нибудь, кого хлебом не корми, дай только поупражняться в стрельбе по движущейся мишени. Ну, а мишень, известное дело, зовут Елизаветой Аркадиевной фон дер Браге, и эти "неизвестно кто" мечтают увидеть ее имя, выбитым на могильном камне.

Впрочем, Лиза понимала, что ей всего и надо, что продержаться минуту-две. Стреляли-то из оружия без глушителей, так что грохот стоял такой, что мертвого разбудит. А на мосту, всего быть может, метрах в ста пятидесяти-двухстах находится полковник Штоберль со своими людьми. Услышат, — не могут не услышать, — сообразят, что к чему, среагируют. Но до тех пор надо было еще дожить. Вот этим, собственно, Лиза и занималась: выживала!

Очередная пуля буквально "свистнула у виска", и Лиза резко сменила направление движения, стараясь не подниматься над землей и не отклячивать задницу. Простреленный зад, конечно, предпочтительнее покоцаной головы, но тоже "не есть гуд". Видала она в госпитале такие ранения: не приведи Господь! Вот Лиза и старалась "не отсвечивать" и "не подставляться". Однако прячься или нет, а играли с ней в "пятнашки" люди неглупые и хорошо подготовленные. Быстро сообразив, что, стреляя с расстояния в сотню метров, — противник явно располагался несколько дальше по дороге, — попасть в человека, лежащего, тем более перекатывающегося по земле, крайне сложно, стрелки полезли на крышу фургона, за которым они до этого прятались. И положение Лизы сразу же ухудшилось самым драматическим образом: с высоты в два с лишним метра стрелять по лежащей, да еще и освященной электрическим светом женщине гораздо удобнее, даже если она и не остается на месте. А вот Лизе по ним стрелять, не стоило и пробовать. Из револьвера на такой дистанции и из положения лежа фиг в кого попадешь, а уж из "переката" тем более.

Впрочем, все еще оставалась надежда на Штоберля и Марию. На Марию, пожалуй, даже больше, чем на кого-нибудь другого. Лотарингская крестьянка откатилась за аккуратно подстриженные кусты и сейчас поспешала на четвереньках вдоль декоративной ограды туда, откуда уже можно было бы начать стрелять. Одна беда — Лиза долго ждать не могла. Начинало припекать.

Пуля ударила в землю справа от нее. Потом перед самым носом, и еще одна прошла, — со злобным присвистом, — над самой головой.

"Вилка!"

Вилка и есть, но в этот момент начали наконец стрелять от моста люди Штоберля. Они оказывается прихватили с собой винтовки, что было просто отличной новостью, но и стреляли они издалека. Триста метров при неверном ночном освещении не пустяк. Однако их выстрелы отвлекли покушавшихся на Лизу татей, заставив к тому же занервничать. Стоять на крыше фургона под обстрелом то еще удовольствие. Так что Лизе слегка полегчало, а там уже в игру вступила и Мария. Лиза увидела, — крутясь между делом, как падшая женщина под клиентом, — как, вскочив на ноги, Мария произвела несколько быстрых выстрелов с двух рук и снова распласталась на земле. Однако ее сольный номер не пропал даром. Стреляла она метров с шестидесяти и попасть в супостатов, скорее всего, не могла, но каким-то чудом попала. Один из двоих сверзился-таки с крыши локомобиля. Второй запаниковал, и Лиза смогла, наконец, докатиться до садовой скамейки, скрывшей ее от глаз противника.

"Уф!"

Между тем, стрелять стали чаще, но, скорее всего, это не нападающие постарались, а поднажали люди полковника. Ассасины же, оказавшиеся вдруг в меньшинстве, огрызнулись пару раз, — в том числе и из пистолета-пулемета, — и поспешно ретировались все на том же темном фургоне без надписей. Все про все — от первого выстрела до последнего, — заняло меньше пяти минут, но Лизе и этого хватило.

"Вот же непруха! Не успела сходить на "ту сторону", а меня уже на этой едва не подстрелили!"

Полежав для приличия еще пару минут на влажной к ночи траве, Лиза сначала села, прикрытая скамейкой со стороны улицы, а чуть позже и встала во весь рост: стрелять перестали, набежала охрана, и стоять стало безопасно. Она осмотрелась, увидела снующих тут и там вооруженных людей и идущую к ней Марию, в руке которой был по-прежнему зажат автоматический пистолет, вздохнула, отметив мысленно, что на этот раз не успела даже достать оружия, и потянула из кармана свой походный кожаный портсигар.

"Это дело стоит перекурить..." — она успела пропотеть, как младший чин на аврале, да и нервы начали отходить. Так что, когда подошла Мария, просто молча кивнула, и все.

— Ну, ничего себе! — Мария убрала пистолет в кобуру и тоже закурила. — Просто дикий Запад какой-то, а не, прости Господи, Рейнский Конвент!

— Кто это был? — спросила через минуту, выпустив изо рта вместе со словами облачко сизого дыма.

— А черт его знает! — голос не дрожал, даже не охрип, и тем не менее...

— И догадок никаких?

— Я на вскидку могу назвать не менее трех кандидатов, а потом выяснится, что это был кто-то четвертый, — пожала плечами Лиза.

И в самом деле, иди знай, кому вдруг так остро потребовалось прекратить Лизино приключение? Заинтересованных лиц было слишком много, хотя и не у всех имелись столь впечатляющие оперативные возможности. Это ведь совсем непросто проследить человека, намерений которого ты заранее не знаешь. Однако организовать покушение за полтора десятка часов — и это максимум, — вообще маловероятно. Но, как оказалось, ничего невозможного в этом нет. Если сильно захотеть, можно и успеть. И проследили, и организовали, хотя вряд ли могли знать заранее, куда направляется Лиза, и в Майнце должны были действовать быстро и слаженно, чтобы успеть подготовить покушение.

"Похоже, они за мной следили! Иначе как они сейчас оказались на набережной?"

Однако настолько плотная слежка требует немалых ресурсов. Одних оперативников сколько потребуется!

"Замыкаешься следить!"

— Слава Богу, вы целы!

Лиза обернулась на голос и обнаружила полковника Штоберля, подходящего к ним со стороны моста.

— А уж я как рада! — невесело усмехнулась Лиза. — Есть предположение, кто это мог быть?

— Нет! Но мы их найдем! — пообещал полковник.

— Да уж, постарайтесь! — Лиза бросила взгляд на мост и снова посмотрела на Штоберля. — На ту сторону мы сегодня не пойдем. Надеюсь, вы понимаете.

— Естественно, — кивнул немец. — Скажу вам больше, Лиза, я буду настаивать, чтобы вы покинули Майнц так скоро, как сможете. А сможете вы, уж я постараюсь, улететь отсюда сегодня же ночью.

— Серьезно? — Лизу, честно сказать, такая заботливость по-хорошему удивила.

— А как же иначе! — прищурился Штоберль. — Я, если предлагаю кому-нибудь дружбу, то не за тем, чтобы затем скоропалительно хоронить!

— Тогда, каковы наши планы?

— Есть у меня тут в городе один знакомец... — полковник задумчиво поднял взгляд к темному небу и неопределенно покрутил в воздухе рукой. — В общем, я думаю, что смогу организовать вам вылет на частной яхте. Если поторопиться, покинете город еще до рассвета. Ну, а там, как знаете. Скажете капитану, куда вам надо, и вперед. А я пока займусь разоблачением инкогнито наших ассасинов. Ну, никак не могли они возникнуть из ниоткуда и исчезнуть в никуда. Найдем сукиных детей и "проясним". Так, кажется, говорят в Себерии? "Проясним"?

— Именно так, — подтвердила Лиза, соображая, между тем, как лучше сбить преследователей со следа. — Прояснить!

"Летим в Кадис, — решила она. — Этого от нас точно никто не ждет. Там возьмем билеты на какой-нибудь лайнер и прямиком через океан. Надо только не забыть выдернуть из отеля друга Василия, и да... Это лучший вариант!"

3. Атлантика, где-то между Иберийским полуостровом и Новой Шотландией, пятое апреля 1933 года

"Пуля — дура, штык — молодец!"

Если подумать, идиотская максима, но пехтуре отчего-то нравится. Типа, что за удаль в оружейной пальбе, не говоря уже о пулеметах?! Ни героизма, ни благородства в них нет, и не может быть по определению. То ли дело, "порвать на груди тельняшку": взять противника в штыки, или саблями порубить! Вот где истинная доблесть!

Но как, тогда, быть с "великим уравнителем"? И куда отнести пилотов штурмовиков?

"Мы-то, кто? — спросила себя Лиза. — К кому нас прировнять, грешных? К кавалерии с шашками наголо или к пехоте, идущей в штыки?"

Мысли двигались медленно, плавно, словно бы во сне. Без нервов и ажитации. Практически без эмоций. Однако вот в чем дело: за этим холодноватым, скованным "первыми заморозками" пейзажем мысленного пространства скрывался иной мир, иные обстоятельства, совсем другой человек. Все это мнимое спокойствие ее "рассуждений" являлось всего лишь привычной формой преодоления экзистенционального ужаса. Умение держать себя в руках и не показывать страха — временами, даже перед самой собой, — являлось всего лишь техническим приемом, необходимым для выживания. Страха не ведают лишь те, кто не способен увидеть последствия тех или иных событий. А события, произошедшие в Майнце, были, по сути, просты и незатейливы. Любой из выстрелов мог оказаться для Лизы последним. Любой, но, в особенности, тот первый, который ей удалось опередить всего лишь на одно краткое мгновение, уместившееся, кажется, между двумя ударами сердца.

Выстрел... И все, собственно. Закончилась бы жизнь Елизаветы Браге, а ведь Лиза только-только начала входить во вкус. Красиво жить не запретишь, особенно, если возможности позволяют. И в этом смысле, перед Лизой были открыты все пути. Все дороги, все стороны жизни: любовь и война, приключения на любой вкус и излишества везде, где существуют пределы, установленные природой, полом, традицией и даже законом. "Воровать — так миллион, иметь — так королеву", не так ли? Именно так, и ровно так Лиза, собственно, и жила здесь и сейчас, в этом мире и в этом теле.

Однако покушение в Майнце могло поставить на всем этом крест. Например, на любви к Рощину, за которого — чем дальше, тем больше, — Лиза хотела выйти замуж. И не понарошку, а по-настоящему: в церкви, со всеми этими "венчается раба божья" и прочими милыми сердцу пережитками домостроя и клерикализма, с белым платьем, — хотя какой уж там флердоранж в ее-то возрасте, да во втором браке? — с тройкой (сани, тройка, бубенцы), с вальсом на паркете и танцами на снегу, — свадьба отчего-то представлялась зимним действом, — застольем и прочими глупостями, вроде медового месяца и поцелуя в губы под крики "горько, горько"!

Было бы несправедливо потерять все это, не прожить и не прочувствовать из-за какой-то дурной пули. А ведь и кроме любви к Рощину, осталось бы в этом случае не исполненным, не реализованным, не свершившимся множество больших и малых дел, желаний и хотений. Покомандовать авиаматкой в бою, поносить адмиральские эполеты, изменить Рощину с красивой женщиной, — хотя с женщиной мужчине, по мнению Лизы, изменить невозможно по определению, — сходить в очередной "поход" километров на триста по пересеченной местности, поохотиться на медведя или тигра, поесть тушеной слонятины — в какой-то книге аборигены тушили слоновий хобот в земляной печи, — да мало ли что еще может прийти в голову. Любопытно, например, узнать, каково это быть себерским сенатором или адмиралтейским боярином, в смысле, боярыней. Хотелось бы когда-нибудь родить детей, чтобы было кому передать княжеский титул. Хотелось, желалось, мечталось... И все это могло закончится так быстро и так глупо!

Честно говоря, Лизе начинали надоедать все эти покушения на ее собственную жизнь. Слишком часто начали в нее стрелять. Слишком часто и слишком разные люди. И получалось, что вместе со всеми замечательными и прекрасными дарами волшебство преображения привнесло в жизнь Лизы слишком много такого, о чем рядовым людям и задумываться не приходится.

"Наверное, риск и опасность — это компенсация за счастье и довольство, которого мне досталось слишком много и, в сущности, не за что!"

— О чем задумались, госпожа адмирал? — вопрос Марии вырвал Лизу из состояния прострации, в котором она пребывала, и заставил вернуться к реалиям бытия.

— Да, вот даже не знаю, что тебе сказать, — поморщилась она, когда до нее, наконец, дошел смысл вопроса. — Задумалась о роли огнестрельного оружия в мировой истории.

— Серьезно? — удивленно подняла брови Мария. — И каков вердикт?

— Попал бы в меня этот сукин сын, и...

— И что?

— И прости-прощая и княжеская корона, и адмиральский патент.

— Логично, — кивнула Мария. — Но так происходит со всеми договорами. Они заключаются в расчете на лучшее, а о худшем думать — только дурью маяться!

"И то верно! — согласилась с ней Лиза. — Чего это меня вдруг на рефлексии потянуло? Раньше, вроде бы, вполне обходилась без! Стакан коньяка, и вперед!"

— Ты права! — сказала она вслух. — Нечего дурью голову забивать! Давай лучше выпьем...

— И предадимся трибадийским излишествам! — закончила за нее Мария.

— У меня, вообще-то, муж в Себерии остался! — не слишком уверенно и уж точно непоследовательно возразила Лиза, вспомнив, между тем, и то, о чем подумала буквально несколько минут назад.

— Так, я-то не мужчина! — как бы, подтверждая ее давешнюю мысль, уточнила Мария.

— Считаешь, с женщиной это не измена? — Можно было и не спрашивать, все и так было ясно.

— Ну, точно не перед мужчиной! Вот, если бы Рощин был женщиной...

— Если бы у бабушки были яйца, была бы дедушкой! — усмехнулась Лиза, вполне оценив ход мыслей лотарингской крестьянки.

"А к слову, как у них с этим делом было тогда в Лотарингии? И что это говорит обо мне самой? — задалась, было, Лиза одним из важнейших экзистенциональных вопросов. — Может быть, прав был парторг, и я шлюха, а не боевой офицер?"

Но душа с этим не согласилась. Она возразила.

"Господи прости, а что, одно другому помеха?"

Если верить внутренним ощущениям, получалось, что нет. Впрочем, исходя из логики, выходило то же самое. О каких нравственных императивах может идти речь в применении к области половых отношений, где все кодифицировано исключительно из соображений жизненных обстоятельств. Институт брака... принципы морали... уложения уголовного и гражданского права... Что случится, если она позволит себе расслабиться? Неужели, от Рощина убудет или ее офицерскую честь умалит?

"Никак нет! — подвела она черту под своими сомнениями. — Не следует путать божий дар с яичницей! Не про меня сказано, но вполне применимо, учитывая, что я без пяти минут адмирал. Где-то так!"

Лиза посмотрела Марии в глаза, улыбнулась и протянула к ней руки. И хотя все было ясно без слов, все-таки озвучила свою мысль, чтобы окончательно расставить все точки над "и".

— Иди ко мне! — сказала она, и Мария не заставила просить себя дважды.

Глава 4. Аверс и реверс. Апрель 1933 года

Новый Амстердам, Североамериканские Соединенные Штаты, седьмое апреля 1933 года

Курьерский клипер "Шанхай" прибыл в Новый Амстердам строго по расписанию: седьмого апреля 1933 года в шестнадцать тридцать по меридиональному времени. Разгрузка багажа, таможенные формальности и беседа с эмиграционной службой заняли почти два часа. Лиза была в бешенстве, Мария ее успокаивала, но без излишнего усердия, а Василий носил обеим из буфета, то кофе, то виски, то еще какую-нибудь ерунду. Сам, впрочем, ограничивался кофе и водой, демонстрируя характер и рвение. Лиза его поведение одобряла, но вслух не комментировала. Зато американцев она обсуждала громко и с удовольствием, демонстрируя богатство русского языка — в особенности, его матерного диалекта, — и худшие черты собственного характера.

В конце концов, случился скандал, так как среди американцев кое-кто все-таки по-русски понимал и перевел кое-что из непечатного начальнику таможни. Тот взбеленился, но на счастье, в этот драматический момент один из таможенников наткнулся на опечатанный кожаный баул со стальной окантовкой и сложными замками.

— Попрошу открыть!

— Да, подавись ты, сатрап! — и с этими словами Лиза открыла саквояж.

Ну, что сказать, форма старшего офицера флота республики Техас, адмиральские эполеты, кортик и орденские планки способны произвести впечатление на любого. Они и произвели.

— Что это такое? — ошалело спросил таможенник.

— Это форма госпожи адмирала, — вкрадчиво объяснила Мария.

— Какого адмирала? — подошел к "разделочному столу" начальник.

— Баронесса фон дер Браге, — построжала лицом Мария, — является действующим адмиралом флота республики Техас.

— Адмиралом...

Следует сказать, что в САСШ республику Техас не любили, — потому как считали ее независимость нонсенсом, — но Мексиканскую империю, попросту, терпеть не могли. Так что в назревающем конфликте американцы были на стороне Техаса, тем более, что военные заказы выгодны всегда, ну а строительство кораблей типа авиаматки "Рио Гранде", и вообще, способно буквально озолотить промышленников Кливленда и Питтсбурга. В свете этого, техасский адмирал вызывал у широкой американской общественности почтение, граничащее с обожанием, ну а, если к тому же адмирал, по случаю, оказался молодой интересной женщиной, реакцию таможенников иначе, как обалдением, не назовешь.

В общем, все закончилось хорошо, и к восьми вечера они уже были в отеле, располагавшемся по адресу 925 5-я авеню.

Лиза раньше в Новом Амстердаме никогда не бывала. В Нью Йорке, впрочем, тоже. И постоялый двор выбирала, основываясь на рекомендациях Марии, полагавшей, что в этом мире Пятая авеню ничем не хуже, чем в ее собственном. Ну, то есть, не в родном, разумеется, ее мире, где царили религиозный обскурантизм и средневековое невежество, а в том, где она познакомилась с Лизой и Рощиным. Совет оказался разумным. Улица Лизе понравилась, отель, носивший неоригинальное название "Савой", тоже. Пятнадцать этажей, фасад из гранита и мрамора, высокие окна, фойе — которое здесь называли лобби, — как в лучших постоялых дворах Себерии и Франкии, — в общем, все, как надо и даже немного лучше. А уж когда Лиза выглянула в окно своего люкса, расположенного в пентхаусе на том самом высоком пятнадцатом этаже, и перед ней открылся вид сверху на естественное — без франкских и британских выкрутасов, — великолепие Центрального парка, она и вовсе произнесла мысленно, хотя и не без самоиронии, сакраментальное "жизнь удалась" и пошла искать буфет, который американцы отчего-то называют баром.

— Тебе налить? — оглянулась она на Марию.

— Э... — задумалась госпожа адъютант. — Даже и не знаю. Наверное, я бы предпочла сначала поесть. Как думаешь, адмирал, ресторан в отеле соответствует?

— Полагаю, что узнать это мы можем только опытным путем, — Лиза все-таки налила себе немного коньяка, предположив, что аперитив перед плотным ужином ей уж точно не повредит. — Василия позовем?

— Я бы предпочла ужин вдвоем.

— Ну, значит, вдвоем, — не стала спорить Лиза. — Я только позвоню Василию, предупрежу, чтобы не ждал, и пошли!

* * *

Ресторан оказался на высоте. Обслуживание, меню, декор — все соответствовало уровню постоялого двора, заявленному в ценах на проживание. Как говорится, скажите, сколько стоит ваш номер за одну ночь, и я скажу к какому классу относится этот отель.

— У меня появилась одна любопытная идея, — сказала Лиза, потихоньку расправляясь с шестисотграммовым стейком из телятины. — Авантюризм, конечно...

— Да, ну? — улыбнулась в ответ Мария, аккуратно прожевав кусочек мяса, она тоже ела стейк, но гораздо меньшего размера. — У тебя бывают другие идеи?

— У меня бывают разные идеи, — парировала Лиза и запила мясо глотком красного итальянского вина. — В том числе, и суицидальные. Но в этот раз...

Она не стала возвращать бокал на стол, а вместо этого поднесла его к губам.

— Как ты относишься к тому, чтобы прогуляться на ту сторону? — спросила Лиза, сделав еще один глоток вина.

Идея, конечно, вполне безумная, но что правда, то правда: жить по-другому она теперь не умела, да и не хотела. Можно сказать, не могла. А тут еще и афаэр вдруг начал "подавать признаки жизни", да не абы как, а так, как еще никогда на памяти Лизы. Это было похоже на карту вин, вроде той, что подал им сомелье, или на меню A La Carte, которое принес метрдотель. Только выбор победнее, зато предложения куда интереснее. Сейчас Лиза точно знала, что может "пройти" в мир победившего капитализма, где познакомилась с Федором и Марией, или в свой собственный мир, где у Лизы Берг, — ну, то есть, теперь Линевой в замужестве, — вполне уже мог кто-нибудь родиться. Мальчик или девочка. Было еще несколько вариантов, три из которых проходили по разряду "на деревню дедушке", а два вели в таинственную кальдеру, по которой Лизе уже пришлось однажды путешествовать. Другое дело, что если один ход, — или узел схождения, — определенно вел куда-то туда, где они и оказались в свое время в обнимку с Рощиным, то за второй калиткой лежала настоящая terra incognita, так как Лиза совершенно не представляла, куда ведет этот "лаз".

Впрочем, "затерянный мир" кратера ее ничуть не привлекал. Настроения гулять по пересеченной местности у Лизы сейчас не было. Во всяком случае, не после плотного мясного обеда на американский манер. Но вот сходить в Ленинград, — подышать сырым невским воздухом, да и Марию заодно познакомить с другим вариантом исторической последовательности, — показалось вдруг весьма заманчивым.

— На другую сторону? — чуть прищурилась Мария.

— Хочешь посмотреть на мир победившего социализма? — прямо спросила Лиза.

— Было бы любопытно... Ты почувствовала точку схождения?

— Да, понимаешь какое дело, не то, чтобы это была точка, но я точно знаю, что там, на той стороне, сейчас ранний вечер. Время года то же самое, что и здесь... И точка выхода удобная. Нас там точно никто не заметит.

— А оденемся во что? В апреле может быть холодно, — Мария не возражала, она обсуждала логистику операции. — Мода опять же...

— Ну, если там ничего кардинально не изменилось, — предположила в ответ Лиза, — твое темно-синее платье, светлый плащ и черные туфли на низком каблуке будут смотреться пусть и не аутентично, но вполне приемлемо. Может быть, ты из-за границы приехала... Или, скажем, индивидуальный пошив...

— А деньги? — сразу перешла ко второму, но не менее важному вопросу Мария. — Или просто погуляем?

— Да, нет, отчего же! — пожала плечами Лиза, стремительно вспоминая детали своей прежней жизни. — Там неподалеку есть магазин Торгсина...

— Торгсина? — переспросила Мария, никогда, по-видимому, не слышавшая прежде этого слова.

— Ну, это такой магазин, где можно покупать товары за валюту, — попробовала Лиза объяснить реалии своей прежней жизни

— За валюту? В СССР?

— В СССР, — подтвердила Лиза. — За валюту. Люди же ездят за границу. Кое-кто там даже работает, у других — родственники. Артисты, художники, кинематографисты... Да и к нам приезжают. Так что есть у людей на руках "фунты и стерлинги". Немного, но есть. Раньше всю валюту положено было сдавать государству, а взамен выдавали чеки. Но потом разрешили привозить валюту. Ее все равно негде потратить, если только не в Торгсине. А за перепродажу можно и в тюрьму сесть. Так что есть такие магазины. И в них так же осуществляется скупка "золота, серебра, ювелирных изделий"... Зайдем, продадим что-нибудь не слишком дорогое и проведем славный вечер при социализме. Ты как?

— Я за! — улыбнулась Мария. — Но оружие берем?

— А как же! — даже удивилась вопросу Лиза. — Я без оружия теперь никуда!

* * *

Двор-колодец. Потрескавшийся старый асфальт. Запах давно не мытого мусорного бака.

— Н-да, — усмехнулась Мария и покачала головой. — Узнаю родину. По запаху.

— Вот только не надо! — вступилась за отечество Лиза. — Можно подумать, мусорные баки в других странах пахнут лучше!

— И потом, твоя родина, Маша, в Лотарингии, разве нет? — добавила, когда, миновав одну подворотню, они направились через очередной двор к другой. — А там, небось, то еще амбре стояло в городах... и селах.

— Ладно! Не обижайся! — Примирительно тронула ее за плечо Мария.

Интересный феномен: Мария с Лизой никогда не сорилась. Бывало, отношения на день-два становились прохладными или даже холодными. Это да! Но ссор, как таковых, не было и в помине. Ни Лиза, ни Мария такого просто не допускали. И это был странный и совершенно новый для Лизы опыт. Обычно она лаялась даже с самыми близкими подругами. С Надей, например, или Клавой. Да хоть с Полиной, которую воспринимала едва ли не как младшую сестру. Одно другому не мешает: под горячую руку запросто могли наорать, что одна, что другая. Поорут, бывало, выскажутся по всем поводам, и снова мир, дружба, благорастворение воздухов. Однако с Марией с самого их знакомства все сложилось по-другому. Даже голоса друг на друга не повышали, не то, чтобы послать по матери, хотя прочих всех запросто могли. Если кто попал под горячую руку, так тому и быть.

Между тем, вышли на улицу.

— Это Васильевский остров? — спросила, оглядевшись, Мария.

— Я же говорила тебе, сходство поразительное! — кивнула Лиза, но сразу же перешла к делу, ибо, как давно и не нами, но верно сказано, делу — время, потехе — час!

— Давай-ка поспешим! — предложила она. — Дело к вечеру, Торгсин скоро закроется, а у нас ни копейки денег!

И в самом деле, к магазину подошли за четверть часа до закрытия. Что называется, впритык. Войдя в торговый зал, Лиза первым делом бросила взгляд на часы, висевшие на стене над прилавком галантереи.

"Без четверти шесть! — отметила она. — Значит, минус пять часов!"

В Новом Амстердаме сейчас было около одиннадцати часов вечера. И это стоило иметь в виду, чтобы вернуться в "Савой" не позднее шести часов утра по североамериканскому времени.

Лиза сделала мысленную зарубку и, оставив Марию любоваться ассортиментом дамских сумочек, перчаток и поясов, поспешила к отделу скупки. Она надеялась, что за время ее отсутствия законы в СССР кардинальным образом не изменились, и в отличии от валюты и дорогих ювелирных украшений, золотой лом, — в который превратилось одно из ее колец, — по-прежнему можно продать без предъявления документов. Так и вышло. За обломки золотого кольца весом в три и две десятых грамма без пробы и, разумеется, без камня, скупщик-ювелир предложил триста семьдесят рублей. Сумма показалась Лизе достаточной, — ее зарплата на момент убытия в Себерию была на сто рублей меньше, — и она согласилась, не торгуясь. Впрочем, торгуйся или нет, сколько сказали, столько и дадут.

"Это же СССР, — напомнила она себе, возвращаясь к ожидавшей ее Марии. — А в СССР плановая экономика! Разве нет?"

— Ну, вот мы и при деньгах! — сообщила она подруге. — Ничего не хочешь прикупить?

— Да, нет! Спасибо! Как-то не хочется!

— Ну, на нет и суда нет! — усмехнулась Лиза в ответ на иронию, прозвучавшую в голосе Марии. — Я бы, однако, купила местного "табачка" и зажигалку, но это будет дешевле сделать не здесь, а в магазине, напротив.

Возражений не последовало. Мария не хуже Лизы понимала, что пачка неизвестных здесь и сейчас сигарет или папирос вызовет гораздо больше недоумения и вопросов, чем их платья или туфли, которые, по-видимому, должны казаться аборигенам одновременно и элегантными, — а значит, и не дешевыми, — и несколько старомодными, что отнюдь не криминал. Другое дело, что их наряд по любому привлекал к себе внимание, как, впрочем, и они сами. Две молодые интересные женщины, одетые странно, но, тем не менее, со вкусом, притягивали к себе не только мужские, но и женские взгляды. Это было не слишком хорошо, но с этим можно было мириться. За такое "преступление" их не стал бы останавливать ни один милиционер в здравом уме и твердой памяти. А, значит, этим пунктом можно было пренебречь.

В магазине через дорогу Лиза купила себе пачку папирос "Герцеговина Флор" — на что Мария лишь иронически улыбнулась, — сигареты "Мальборо" для подруги и две разовые газовые зажигалки. Поэтому, выйдя на улицу, они первым делом направились к расположенному неподалеку скверу, сели на садовую скамейку и, наконец, закурили.

Папиросы оказались на удивление приличными, не разочаровалась в покупке и Мария.

— Практически тот же вкус, если я не ошибаюсь, — сказала она, выдохнув в прозрачный воздух струйку сизого дыма. — И вообще, очень похоже на Петербург, хотя и победнее.

Лиза ничего не ответила, она, как заворожённая, смотрела на приближающихся к их скамейке высокого светловолосого мужчину с портфелем в руке и женщину, толкавшую перед собой детскую коляску, в которой сидел довольно крупный годовалый младенец. Ситуация, что и говорить, из тех, что проходят по разряду "камуфлетов и репримандов", Невероятное, но при том вполне ожидаемое здесь и сейчас стечение не просчитываемых заранее обстоятельств. И самое паршивое, что ничего уже не переиграть. Поднимешься со скамейки для поспешной ретирады, наверняка тут же привлечешь к себе то самое внимание, которого пытался избежать. Однако, оставаясь на месте, от встречи уже не уклониться. Елизавета Борисовна и Вадим Анатольевич Линевы с отпрыском по всем признакам направлялись именно к той скамейке, на которой сидели, покуривая, Лиза и Мария.

— Ничему не удивляйся! — шепнула Лиза подруге и, чтобы не выглядеть полной дурой, улыбнулась женщине с коляской, которая ее уже заметила, сразу же нахмурившись при первом приступе узнавания.

— Здравствуйте, Лиза! — сказала она, вставая со скамейки и выбрасывая окурок в урну. — Рада вас снова встретить! Вижу у вас пополнение в семействе! Поздравляю!

— А вы, как я понимаю, Вадим Анатольевич Линев? — повернулась она к Вадику, который за прошедшие несколько лет совершенно не изменился: моложавый, симпатичный, в меру рассеянный.

— Мы знакомы? — удивился Линев, безуспешно пытаясь, по-видимому, вспомнить, кто она такая, и откуда он ее знает.

— Здравствуйте, капитан! — в свою очередь поздоровалась Лиза Берг, которая сейчас уже точно вспомнила странную встречу двухлетней давности. — Похоже, это все-таки был не сон!

Если честно, Лиза только сейчас сообразила, что не только смотрит на саму себя, какой она была когда-то, но и говорит сама с собой. Странный опыт. Неоднозначный, но по-всякому любопытный.

— Сон? Ну, это вопрос философский, — привычно попыталась навести тень на плетень испытывавшая от встречи определенный душевный дискомфорт капитан Браге. — Если верить сенсуалистам...

— Лиза! — мягко остановила ее Мария, тронув рукой за плечо. — Ты бы лучше нас познакомила! Я Мария!

— Лиза и Вадим, — представилась Лиза Линева, переведя оценивающий взгляд на Марию. — А это наш сын Коленька, — улыбнулась она, коротко посмотрев на коляску. — Ну, а вы, капитан? Вас как зовут?

— Мы с вами, Лиза, тезки. Я тоже Елизавета, только не Берг, а Браге.

— Как астроном? — оживился Вадим, который уже, верно, почувствовал, что "дело нечисто", но все еще не уловил, "куда ветер дует".

— Как астроном, — автоматически подтвердила Лиза, занятая, на самом деле, исключительно самой собой.

Линев, как мужчина и претендент на место в ее сердце и постели, давным-давно потерял для Лизы актуальность, заслоненный другими мужчинами и женщинами, которые любили ее и которых любила она. Она о нем и не вспоминала, почитай, оказавшись три года назад "на той стороне". Так что и сейчас никакого особого интереса он у нее не вызвал. Что было, то было, да быльем поросло. Где-то так.

Мальчик Коля — сын Лизы и Вадима Луневых — милый ребенок, но не более того. Испытывать к нему материнские чувства Лиза не могла по определению. Не она его рожала, и растила его тоже не она. Другое дело — Елизавета Борисовна Линева, в девичестве Берг. Смотреть на нее было чем-то гораздо более странным и интересным, чем смотреться в зеркало, тем более, что последние три года Лиза видела в зеркале отражение совсем другой женщины. Женщины, которую давно уже привыкла отождествлять с собой-любимой, со своими ощущениями тела, со своим новым взглядом на мир. И вот теперь, перед Лизой стояла она сама, какой была бы, не случись тот давешний сбой в работе экспериментальной машины, пробившей границу пространственно-временного континуума. Невысокая — в особенности по сравнению с капитаном Лизой Браге, — чуть располневшая после родов натуральная блондинка. Симпатичная и, вроде бы, хорошо знакомая, но в то же время абсолютно незнакомая, и, как ни печально, уже никак не родная, не смотря даже на общее прошлое. Хорошая, умная, возможно, даже милая, но чужая.

— Как астроном? — спросил Линев.

— Как астроном, — подтвердила Лиза.

— Лиза приходится Тюге Оттевичу внучатой племянницей в каком-то там колене, — небрежно бросила Мария.

— Простите? — не понял ее Вадим.

— Тихо Браге на самом деле звали Тюге, — объяснила Мария, явно получавшая от разговора немереное удовольствие. — А папеньку его звали Отте. Оттого и Тюге Оттевич.

— Замысловато! — покачал головой Линев. — А вы Мария, стало быть, или историк, или астроном. Я правильно угадал?

— Историк, — выбрала Мария после мгновенного раздумья. — Специализируюсь на средневековой Лотарингии и Провансе. А вы, Вадим, чем занимаетесь?

— Физикой.

Короткий, ничего не объясняющий ответ, но Марию с мысли не собьешь даже тогда, когда она не знает, о чем, собственно, идет речь. Историю Лизы она знала весьма поверхностно и полагала, что история эта похожа на ее собственную. О подселении сознания в чужое тело она пока даже не догадывалась.

— Механика? — спросила она Линева. — Оптика, электричество?

— Физика высоких энергий.

А между тем, параллельно этому разговору развертывался диалог двух "реинкарнаций" Лизы Берг.

— Лиза, вы действительно капитан? — спросила Линева.

— А вы докуда "досмотрели"? — вопросом на вопрос ответила Лиза Браге.

— Я видела грозу над морем... — явно стесняясь сказанного, ответила Лиза Линева. — И... и охоту на льва.

"А ничего так! — искренно удивилась капитан Браге. — Выходит, она увидела, как минимум, полгода моей жизни!"

— Да, — кивнула она. — Я капитан. И это я охотилась на львов в горах Атласа. Про грозу тоже все правда... Можно вопрос?

— Да.

— Эксперименты продолжаются?

— Откуда вы знаете об эксперименте? — тут же вклинился Линев.

— Не волнуйтесь, Вадим Анатольевич! — успокоила его Лиза Браге, которая уже придумала, что делать и говорить, и как себя вести Вадимом и Лизой. — У меня есть допуск первого уровня. А об эксперименте мне года два назад рассказывал товарищ Кашемиров.

— Вы из?..

— Я ИЗ! — кивнула Лиза, надеясь, что "углубляться" в детали не придется. — Но распространяться об этом не стоит. Родина вас не поймет, Вадим Анатольевич.

— Капитан 1-го ранга Браге, — протянула она руку. — Знаю, звание высоковато для моего возраста, но что есть — то есть! Позволите переговорить с вашей супругой тет-а-тет? А ты, Маша, расскажи пока товарищу Линеву, какой убогой и неказистой была жизнь в средние века!

Линев, разумеется, ничего возразить просто не успел, а Мария не могла ничего сказать, даже если бы хотела. Она лишь покачала головой, да на мгновение закатила глаза, выражая свое отношение к происходящему. Однако все-таки промолчала, предоставив Лизе переговорить с самой собой, какой бы она непременно стала, не переселилась ее душа в тело капитана Браге.

— Так что, Лиза, — спросила она, когда они отошли на несколько шагов в сторону, — эксперименты продолжаются?

— Нет, — коротко ответила Линева, без стеснения, — что на нее было совсем не похоже, — рассматривая свое аlter ego.

— Почему?

— Видите ли... Вы ведь оттуда, я права?

— Возможно, — кивнула Лиза. — Но сначала ответьте, пожалуйста, на мой вопрос.

— После того, как пошла в разнос установка... Это...

— Я знаю, что это за установка, — остановила ее Лиза Браге. — Так что случилось после этого?

— Мы, сколько ни пытаемся, не можем пробить поле. И самого поля не "видим", словно, его никогда и не было. То есть, его нет, потому и не пробить. Вадим и некоторые другие сотрудники говорят, что все дело в настройке на квантовый резонанс "границы". Только вариантов этих настроек по расчетам слишком много. Миллионы. И каждую из них надо испробовать, чтобы узнать, та она или нет. А это время и деньги. Возможно, в прошлый раз нам просто повезло. Но правительство сомневается в реализуемости этой затеи, да и польза для народного хозяйства сомнительная. Где-то так.

— Вадим прав, — кивнула Лиза Браге. — Скорее всего, это было разовое соединение...

— Но вы же оттуда! — Лиза Линева смотрела на нее с надеждой и...

"И завистью? Это что, зависть? Она мне что, завидует?!"

— Я оттуда, — подтвердила Лиза. — Но у нас нет такой машины, как у вас. У нас это редкая индивидуальная способность сродни магии.

Возможно, Лизе не стоило быть настолько откровенной. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Что ужасного случится, если здесь кто-то поймет, как все устроено? Ну, узнают. Ну, поймут. И что? Если следовать этой логике, то и космические полеты следует прекратить, и Великие географические открытия запретить, и, вообще, все! Всех землепроходцев, магеланов и афанасиев никитиных! Прекратить, запретить, "не пущать"! Ведь по стопам ученых и путешественников обычно идут завоеватели...

— У вас в Институте кто-нибудь упоминал такую возможность? — спросила вслух. — Я имею в виду магию.

— Нет, — покачала головой Лиза Линева. — Вы сказали магия? А разве она существует?

— У нас, там, похоже, существует... А специальные службы? Кто-нибудь интересовался, например, вашими снами, Лиза? Вас кто-нибудь о них расспрашивал? Неужели никто?

— Нет, — покачала головой женщина. — Никто. Я никому ничего об этом не рассказала. Даже Вадиму. Не хотела, чтобы меня сочли сумасшедшей.

— Разумно! — согласилась Лиза. — И не рассказывайте, а то забот потом не оберешься! А вы мне, Лиза, все-таки не чужая!

— Не чужая? — переспросила Лиза Линева. — Я... А черт! Была не была! У меня, капитан, было ощущение, что это я там, у вас... Ну, в общем, я не со стороны смотрела, а как бы сама все это переживала. И когда вы с вашим бывшим мужем...

Линева покраснела, но с волнением все-таки справилась, как, впрочем, и всегда справлялась в прошлом.

— И когда с Полиной... И крейсер в грозу я, как будто, сама вела!

— То есть, ты поняла, почему мы друг другу не чужие? — спросила Лиза Браге, переходя сама с собой на "ты", что показалось ей не только правильным, но и естественным.

Такого поворота дел, — такого поворота в разговоре, — Лиза, если честно, никак не ожидала. Но, с другой стороны, ее подсознание, возможно, лучше знало, что она творит и для чего. Как ни крути, а способности, которые нежданно-негаданно прорезались в Лизе Браге, действительно походили на магию. Так что и это слово она, судя по всему, использовала не случайно. А где магия, там недалеко уже и до ведовства. Колдуны, ведьмы и прочая ересь.

"Я ведьма? — спросила она себя, не испытывая, впрочем, ни страха, ни даже беспокойства. — Возможно. Но что в этом плохого?"

— Мы отражения? -неожиданно спросила Линева.

"Неужели я действительно была такой умной?" — искренно удивилась Лиза.

Ну, вроде бы, дурой ее никто не называл, но и хвалить особо не хвалили. Женщина все-таки. А у женщин, как известно, другие приоритеты, и любят их обычно совсем не за это. В смысле, не за ум. Во всяком случае, не за такой.

— Да, что-то в этом роде, — сказала Лиза вслух, подтверждая догадку собственного альтер эго. — Возможно, "отражение" — самое верное слово. Но об этом тоже лучше никому не рассказывать. Даже Вадиму. Сама понимаешь, язык до цугундера доведет.

— Да, понимаю, — кивнула Лиза Линева, о чем-то напряженно размышлявшая последнюю минуту или две. — То есть, я это потенциальная ты, я правильно понимаю?

— Да, — подтвердила Лиза Браге.

— Значит, в принципе, я способна на все то, что...

— Не на все, — покачала головой капитан Браге, — но на многое. Ты это имей в виду, Лиза. Ты способна на многое, о чем и не мечтала. Только палку не перегни! И, знаешь, что, займись спортом! Ты же молодая, здоровая, и раньше, помнится, горным туризмом занималась. Горы, сплав... Боевое самбо. Займись чем-нибудь вроде этого. Дзюдо, например. Стрелковый клуб. Бассейн. Восстанови форму. Не уподобляйся клушам из бухгалтерии! И еще, ты ведь красивая женщина, Лиза, и не старая еще. Обрати на себя внимание. Муж и ребенок в этом деле не помеха. А мужу, скорее всего, даже понравится.

— И то, что ты делала с Ильиным? — снова начиная краснеть, уточнила Лиза Линева.

— А что Вадику это помешает? — прищурилась Лиза Браге.

— Нет, но...

— Если ты думаешь, что это неприлично, то ошибаешься. Забудь, будь добра, о моральном кодексе строителя коммунизма, и живи для себя. Только другим об этом не рассказывай! Не надо. Дураки и сволочи. Не поймут! Или наоборот, поймут, но раззавидуются. Оно тебе надо?

— Да, нет, вроде бы...

— Ну, вот и ладушки! — улыбнулась Лиза, донельзя довольная состоявшимся разговором. — И, знаешь, что, я еще как-нибудь приду сюда... снова... К тебе лично, Лиза. Лады?

* * *

Разговор с Лизой Линевой оставил на душе у Лизы Браге тяжелый осадок. Вот, вроде бы, все в порядке: и поговорили хорошо, и новости услышала, утешительные со всех точек зрения, а удовлетворения не получила. Пожалуй, даже наоборот. Не успокоилась, чего следовало ожидать, основываясь на прежнем опыте, а напротив — расстроилась. В прошлый раз — если говорить об опыте, — все случилось иначе. Повстречались, переговорили и расстались без сожалений. Во всяком случае, так чувствовала Лиза Браге. По ее ощущениям, та встреча попросту подвела черту под имевшими место сомнениями Лизы относительно своей цельности и идентичности. И более того, повстречав саму себя, продолжающую жить в "привычной среде обитания", капитан Браге испытала род облегчения, осознав себя, наконец, самостоятельной личностью, независимой от прошлого Лизы Берг. Другой по характеру. Иной по стилю жизни. Непохожей своими устремлениями, приоритетами, целями и жизненными принципами. И это постижение себя, как "другой женщины", в свою очередь позволило Лизе определиться по отношению к личности баронессы фон дер Браге, чье прошлое принадлежало теперь Лизе в той же, если не большей мере, чем прошлое советского инженера Елизаветы Берг.

Однако новая встреча заставила успокоившееся, было, сердце снова наполниться смятением и тревогой.

— Расстроилась? — нарушила наконец молчание Мария.

— Есть такое дело, — признала Лиза.

— Хочешь рассказать? — вопрос был задан так мягко, с такой деликатностью, что в пору усомниться, та ли это Мария, которая Бесс, или какая-нибудь другая женщина?

— Не знаю, — честно призналась Лиза и, увидев на углу знакомое кафе, решила вдруг, что продолжать разговор — если, разумеется, вообще, продолжать, — куда удобнее за столиком молодежного кафе "Апрель" под крепкий кофе и армянский коньяк.

— Зайдем? — предложила, кивнув на неоновую вывеску.

— Выглядит прилично, — улыбнулась в ответ Мария.

— По местным понятиям первоклассное заведение, — едва ли не оправдываясь, объяснила Лиза, уловив сомнение в голосе подруги.

— Да, я и не отказываюсь... "25-го октября"? Серьезно? — удивилась Мария, заметив табличку с названием улицы. — Что за дата? Почему не знаю?

-Это в честь большевистской революции, — объяснила Лиза.

— А при чем здесь двадцать пятое октября? — растерялась Мария.

— А когда, по-твоему, произошла революция? — в свою очередь удивилась Лиза, полагавшая, что уж в этом-то пункте их реальности сходятся. Но, может быть, все-таки нет?

— Седьмого ноября, разве нет?

— Ах, вот ты о чем! — Поняла Лиза. — Так седьмое ноября, это по новому стилю. Но революция-то Октябрьская! Великая Октябрьская Революция!

— Точно! — обрадовалась Мария. — Великая и октябрьская. Смешно! Октябрьская революция в ноябре!

Около дверей кафе выстроилась небольшая очередь, но распорядитель на входе, частично выполнявший функции метрдотеля, а частично — вышибалы, сказал, что это максимум минут на двадцать, и женщины решили обождать. Отошли на пару шагов в сторону, но недалеко, чтобы не потерять свою очередь, закурили и продолжили разговор о пустяках, откладывая главный разговор "на потом".

— Что за памятник? — спросила Мария, кивнув на группу бронзовых мужчин, стоявших "в вольных позах" на низком гранитном постаменте прямо посередине площади.

— Это площадь Восстания, так? — спросила Лиза, пыхнув папиросой.

— Так, — подтвердила Мария.

— Ну, вот! Отсюда и памятник вождям ВРК.

— ВРК — это что? — тут же поинтересовалась Мария.

— Военно-революционных комитет, — покачав головой, ответила Лиза. — Дремучие вы там все, в своем капиталистическом завтра.

— Ну, не всем же дано, — меланхолически улыбнулась Мария. — Ты, может быть, их и по именам знаешь?

— Знаю, — кивнула Лиза. — В школе учили. Антонов-Овсеенко, Подвойский и Садовский от большевиков и два левых эсера — Лазимир и Сухарьков.

— А где же Сталин? — подняла бровь Мария.

— А он-то тут причем? — удивилась Лиза. — Это же руководители переворота, а не члены ЦК или вожди Петросовета. Вон тут и Троцкого нет, и Ленина, и Каменева с Дзержинским. Никого из руководства ВКПб. Но, если тебе так уж приспичило, то вот мы стоим на углу проспекта 25-го октября и улицы Рыкова, а там дальше, между Рыкова и Литейным, как раз улица Предсовнаркома Джугашвили.

— Затейливо, — покачала головой Мария. — Так сразу и не переваришь...

— Да, что, не так-то? — вскинулась Лиза.

— Все не так, — вздохнула Мария. — Но думаю, экскурс в историю моего и твоего мира мы отложим на потом.

И в самом деле, было бы наивно думать, что мир строителей коммунизма и мир победившего капитализма, — как бы ни были они похожи в тех или иных своих проявлениях, — совпадут во всех без исключения подробностях. Одно то, что Советский Союз Лизы Берг успешно пережил системный кризис социализма, в то время, как СССР Марии Бессоновой приказал долго жить, говорило о фундаментальной разнице между этими двумя мирами. Лиза поняла это сейчас со всей очевидностью и не без оснований предположила, что внешнее сходство отнюдь не означает тождества двух явлений, предметов или людей. В конце концов, и нынешняя Лиза Браге была лишь похожа на прежнюю, но ею, на самом деле, не являлась.

* * *

Поход в кафе оказался хорошей идеей. Посидели, выпили по паре чашек вполне приличного кофе, поели мороженого — ассортимент, правда, ограничивался земляничным, сливочным и шоколадным, — накатили по сто пятьдесят граммов армянского "Ахтамара" КэЭс, поговорили по душам. И вот, кажется, не первый день знакомы и успели уже вдоволь "наприключаться" вместе в разных экзотических местах, а все равно такого откровенного разговора у них еще не было. Трудно сказать, отчего именно теперь, но Лиза вдруг поняла, что может, наконец, рассказать кому-то о том, кто она такая на самом деле и что с ней приключилось во время того давнего уже — как-никак три года прошло — неудачного научного эксперимента. Никому никогда не рассказывала, а перед Марией открылась и даже, что странно, почувствовала от этого своего рода облегчение. Словно гора с плеч и камень с души. Но и Мария не подкачала. Выбор Лизы оказался безупречным. Ее визави умела слушать. И сопереживать, как выяснилось, умела тоже. Умная и опытная, она по достоинству оценила рассказ Лизы и ее откровенность. Где-то посочувствовала, сопереживая, а где-то и позавидовала, — что не грех, — но и то, и другое сделала тактично, можно сказать, элегантно, с естественностью дыхания и без "второго дна".

Выслушала, вздохнула "со смыслом", закурила новую сигарету и начала свой собственный рассказ про времена и нравы, и про обстоятельства, о которых у Лизы, если и было какое-либо представление, то, наверняка, самое смутное. Прежде всего, речь шла не о той Лотарингии, которая с Эльзасом, а совсем о другой, которая королевство Лотаря — от моря и до моря, — и конкретно о той его части, которая в обоих известных Лизе мирах — Прованс и Северная Италия. А еще точнее, о городе Турине на реке По. О Милане и Генуе. О княжестве Монако и об Авиньоне. И о девице Ману, что на местном диалекте, как раз и означает Мария. А век там, судя по датам, вскользь упомянутым Марией, был аж тринадцатый, но Мария этого тогда не знала, так как была в ту пору молоденькой неграмотной крестьянкой, и жизнь у нее была не так, чтобы хорошая. По совести, говоря, жила Ману плохо, и, слушая ее рассказ, Лиза подумала, и не раз, что все в жизни относительно, потому что, если сравнивать с этим унылым кошмаром любую из своих жизней — хоть советскую, хоть себерскую, — начинаешь понимать, что такое удача и с чем ее едят. Впрочем, Марии все-таки повезло, и она не закончила свою жизнь при очередных родах, если бы ей подфартило и удалось устроить жизнь по-хорошему, как это понимали тогда и там, или измордованной шлюхой в Турине, если бы ей окончательно не повезло.

Все дело в том, что Мария была молода и красива, и ее купил — да, да именно купил за деньги, — один туринский негоциант, а попросту говоря, торговец маслом, перебравшийся позже к родственникам в Генуэзскую республику. Относился он к ней, как к наложнице, что, в целом, соответствовало ее статусу и духу времени, но при этом по-своему любил и, как следствие, ревновал. Вот он-то, не разобравшись в ситуации, и убил возникшего — вдруг и ниоткуда — но слишком "близко" к его женщине, члена общества "Свиток и ключ". Впрочем, если Никола ди Винареа искренне верил, что убивает наглеца, пытавшегося "замутить интрижку" с красавицей Ману, сама Мария в ситуации разобралась куда лучше. К этому времени она уже определенно знала, что люди видят не ее истинный облик, а то, что она хочет им показать. А "показывала" она совсем другую женщину: золотоволосую и золотоглазую, виденную однажды в детстве на рынке в Монкалиери. Сама она — как, впрочем, и любой другой в этом времени и в этом месте, — считала эту способность колдовством. И в самом деле, кто, кроме оборотней и ведьм, способен по желанию менять свой внешность? Никто. А она умела, не говоря уже о том, что, приняв тот или иной облик, могла без усилий удерживать его до тех пор, пока сама не решит изменить. На тот момент это была ее единственная "колдовская" способность, но появление опасного чужака все изменило. Во-первых, выяснилось, что Ману его "чувствует" на свой никак не объяснимый словами манер. Разобравшись позже со своими ощущениями и сопоставив их с фактами "объективного контроля," Мария установила, что все время, пока длилась эта странная история, она точно знала, где находится "охотник", как знала и то, куда он движется. Дальность ее "детекции" оказалась весьма впечатляющей: один раз она проследила его до самой Ниццы, хотя не знала в то время, что это за место, и как оно называется. Второе, но не менее важное открытие касалось того, что, как минимум, четыре раза "охотник" куда-то исчезал — всегда мгновенно и без следа — и по прошествии времени точно так же возвращался из своего "нигде", появляясь здесь и сейчас. Еще любопытнее было то, что Мария обнаружила присутствие этого странного и опасного человека и рассмотрела его вблизи намного раньше, чем он обнаружил ее. Но именно ее, как выяснилось, он и искал. К сожалению, Мария так и не выяснила, откуда он приходил, и как узнал, что ему нужна именно она. "Охотник" умер раньше, чем она успела задать свои вопросы. И хорошо, что так. Она была в то время слишком молода, наивна и не образована, чтобы справиться с таким противником. Тем не менее, встреча не прошла для нее бесследно. В наследство от покойного ей достались странный прибор, с помощью которого, выслеживал ее агент "Свитка и ключа", не имевший, судя по всему, способности чувствовать таких, как Мария на расстоянии, приличная сумма в золотых генуэзских дженовино, флорентийских флоринах и венецианских дукатах, не говоря уже о серебряных денье и турских грошах, и револьвер, разбираться в конструкции которого ей пришлось не день и не два. Однако главным даром оказалось понимание того, в окрестностях Генуи есть несколько мест, где "вроде бы ничего нет", но где что-то, тем не менее, есть. В одном из таких мест Мария и совершила свой первый переход.

Оказавшись в реальности успешной технологической цивилизации конца двадцатого века, Мария чуть не спятила. Однако нервы у нее оказались крепкие, а адоптивная способность и того лучше. Одета она была, конечно, весьма странно, но опыт выживания ничем не заменить. За полгода Мария прошла пешком от Генуи до Марселя, ни разу не попавшись ни в руки преступников, ни в руки служителей закона. Постепенно — продвигаясь, между тем, все дальше на запад, — она пообтесалась и переоделась, выучила французский язык, — что оказалось несложно для женщины, говорившей на пяти разных диалектах окситанского и цезальпинского языков — обменяла золото на более подходящую к случаю валюту, и из Марселя в Париж уже приехала на поезде, ничем не отличаясь от других молодых французских женщин. Ну, разве что красотой.

— В конце концов, в Париже я встретила людей, понимавших, что такое переход между реальностями, там и тогда, собственно, и началась моя новая жизнь.

— Да, — признала Лиза, — одиссея! В жизни бы не подумала. И давно ты?..

— Двадцать три года назад.

— То есть, физически тебе сейчас лет сорок?

— Сорок семь... Я долго прожила со своим Николой! — поморщилась от неприятных воспоминаний Мария. — Впрочем, дело прошлое. А такие люди, как мы, Лиза, стареют медленнее других.

— Откуда ты знаешь? — насторожилась Лиза, почувствовав, что сейчас она, возможно, получит ответ на еще один мучивший ее все эти годы вопрос. — Может быть, это твоя личная "магия". Я вон и внешность менять не умею!

— Ну, во-первых, умеешь, — усмехнулась Мария. — Не совсем, как я... Но тоже впечатляет!

— Что ты имеешь в виду?

— Лиза, я, когда жила у тебя дома, посмотрела из любопытства твои старые фотографии...

— Ну, и что? — недоумение Лизы от этой реплики лишь возросло, но никак не разрешилось.

— А то, что ты раньше была не слишком красивой женщиной, — объяснила Мария, пристально глядя Лизе в глаза. — Те же черты... Но ты уж прости меня Лиза, ту тебя никак не назовешь красавицей. А сейчас вон как мужики по тебе сохнут! Разве нет?

— Я как-то...

— Изменения, судя по всему, происходят медленно, накапливаются, вот ты и не обратила внимания.

"А что? — вдруг подумала Лиза. — Почему бы и нет? Высокие скулы, длинный нос, узкие губы..."

Она отчетливо вспомнила сейчас, какой впервые увидела себя в зеркале, очнувшись после перехода. И мнение Елизаветы Браге о своей внешности, не раз и не два возникавшее на страницах ее дневника, это первое впечатление, как будто, подтверждало.

"Блеклая немочь. Дылда чухонская... Узкие губы, блеклые волосы, плоская грудь..."

Однако сейчас у нее была грудь полноценного второго размера. Пожалуй, даже несколько больше. И волосы красивые.

"Натуральная блондинка, блин!"

И лицо интересное...

— Ты видишь мой истинный облик, — осторожно добавила Мария, понимая, верно, что Лиза такой кучи чудес так сходу и не переварит. Слишком ново. Слишком странно.

— Скажи, — спросила Лиза, преодолев охватившую ее оторопь, — это ты излагаешь свое видение вопроса, или у тебя и другая информация имеется?

— Скажем так, — Мария затушила сигарету в пепельнице, но новую брать не стала, — есть записи... В той организации, в которой я состою...

"И как, к слову, она называется?"

— У нас есть нечто вроде хроники. Записи за много лет, — она сделала паузу, видимо, обдумывая границы своей откровенности.

— Пять веков, — сказала она, наконец. — Девять людей, способных к переходу. И еще около дюжины — способных к этому, но только с помощью клависа. Такого, как у тебя.

Клависом, то есть, ключом, Мария называла афаэр. Но и то сказать, афаэр — слово яруба, а клавис — свое, земное, латинское.

— Ну, и что же там написано? — спросила Лиза.

— Коротко говоря, список "чудес" включает в себя изменение внешности, здоровье, выносливость, быструю адаптацию, как физическую, так и психологическую, и долголетие, помноженное на медленное старение. Кое у кого эти способности проявляются рано — чуть ли не в детстве, — и сами по себе, но у других, как это случилось с тобой, только после первого перехода.

Что ж, это было похоже на правду и объясняло между прочим и Лизину невероятную живучесть. Впрочем, чего-то в этом роде она и ожидала. Пусть подсознательно, но все-таки. Да и покойный доктор Тюрдеев, чтоб ему ни дна, ни покрышки, на подобное намекал...

— Спасибо, — сказала она, справившись с волнением.

— За что? — удивленно подняла бровь Мария.

— За откровенность, — пожала плечами Лиза. — За дружбу.

— За дружбу не благодарят, — отмахнулась Мария. — Ею наслаждаются!

— Я и наслаждаюсь... А скажи, Маша, ты туда, я имею в виду, в Лотарингию потом ходила?

— Заглянула пару раз, — кивнула Мария. — Просто, чтобы перепрятать деньги, да и с "папиком" надо было рассчитаться.

— Мне покажешь?

— Отчего бы и нет, — улыбнулась Мария. — Как-нибудь обязательно сходим, а пока я, если честно, хотела бы пощупать доктора Аллена. Ты как, не против?

— Возражений нет! — улыбнулась Лиза, вполне довольная произошедшим между ними разговором. — Встаем на крыло и в путь!

Глава 5. Гладко было на бумаге. Апрель 1933 года

1. Филадельфия, Североамериканские Соединенные Штаты, девятое апреля 1933 года

Пассажирский тихоход "Лютеция" прибыл в Филадельфию в девять часов утра. Центральное аэрополе столицы Североамериканских Соединенных Штатов находилось на острове Петти, и поражало своими размерами. Уж на что Лиза опытный человек — за последние три года она повидала немало больших аэрополей, — удивилась даже она. Хотя чего, казалось бы, удивляться? Все-таки САСШ огромная страна, и столица ей под стать. Но одно дело знать об этом теоретически, и совсем другое — убедиться воочию.

— Впечатляет, — признала она, войдя в лифт причальной башни.

— Ну, это, если ты не видела аэропорт Хьюстон или Франкфурт, — почти равнодушно пожала плечами Мария. — Но вот таких "слонов" у нас там точно нет!

Имелся в виду замерший у дальней причальной башни линкор "Оклахома". Вообще-то военные корабли редко заходят на чисто гражданские аэрополя, но иногда случаются исключения. Пассажиров "Лютеции", к слову, о присутствии на острове Петти линкора армии Североамериканских Соединенных Штатов заранее предупредил по внутренней трансляции сам капитан. Во избежание эксцессов, так сказать, вызванных недопониманием. "Оклахома", по его словам, находилась на Центральном Аэрополе Филадельфии в связи со сложной военно-политической обстановкой. Что уж он там имел в виду, иди знай! Может быть, вообще врал. Но увидеть вблизи линейный корабль — событие неординарное. Запоминающийся образ. Нерядовое впечатление, даже если речь идет о стареньком линкоре, построенном в самом начале века.

— Да, — согласилась с подругой Лиза. — Знатный зверюга! А теперь представь, каков с виду наш "Рио Гранде"!

И в самом деле, сто восемьдесят метров длинны против трехсот с гаком, это вам не фунт изюма. Впрочем, на "Оклахоме", судя по тому, что видела Лиза, были установлены 250-мм орудия. Целых двенадцать штук, и вот это уже точно было зрелище не для слабонервных. Особенно, если человек понимает, что такое калибр 250 миллиметров, и каковы последствия стрельбы из этих пушек для корабля-платформы и для "мишени", если ей прилетит "чемодан" весом под четыреста килограммов.

— Я вся в предвкушении! — недвусмысленно улыбнулась Мария, выходя из лифта.

Улыбка у нее действительно вышла такая, от которой ощутимо "повело" мужчину солидной наружности, шедшего ей навстречу. Ну, он, наверное, "правильно" понял, о чем говорит высокая красавица и что она там себе предвкушает.

— А завидовать вредно! — не без удовольствия прокомментировала его реакцию Лиза, и окончательно смутившийся мужчина начал стремительно краснеть.

"Ну, чисто гимназист!" — усмехнулась мысленно она, но от дальнейших комментариев воздержалась.

Между тем, неподалеку от башни, напоминавшей своими очертаниями, небезызвестную парижскую достопримечательность, которой, к слову, в этом мире не появилось, остановился извозчик. Это был большой — длинный и высокий — фордовский локомобиль. Не красавец, не бегун, но зато сразу видно — солидная и надежная машина, к тому же вместительная и со всеми мыслимыми удобствами для водителя и пассажиров. Просторный салон с диванами, обтянутыми теснённой кожей, откидным столиком и приличным баром, и вместительный багажный отсек, куда носильщики под чутким руководством "друга Василия" скоренько загрузили многочисленные чемоданы и баулы Лизы со товарищи. Ну, что сказать? На этот раз Лиза отправлялась на войну не только в хорошей компании, но и со всеми удобствами.

— А кстати, давно хотела тебя спросить, зачем вам тут все эти шоссе и железные дороги? Кому нужны локомобили, паровозы и пароходы, если вы успешно решили проблему физической левитации? Антигравитация рулит, разве нет?

Они сидели вдвоем с Марией в передней, поднятой над кабиной водителя, части салона. Василий сел внизу с шофером, и женщины снова оказались предоставлены самим себе. Сели перед панорамным окном, закурили и Лиза разлила бурбон в толстостенные, низкие и широкие стаканы. Вот тут, под первый глоток, Мария и задала свой вопрос.

— Не все так просто, — ответила Лиза, пыхнув папиросой. — Техническая левитация используется только на относительно больших кораблях, иначе невыгодно. Для производства левитаторов нужен кравит, его еще называют гравитисом, "Gravitatis lapis", "невесомый камень". Это минерал, который, насколько я понимаю, имеется только в этом мире. Месторождения его немногочисленны, добыча сложная и недешевая, а производство металла, который носит то же название — гравитис — это вообще песня. Долго, сложно и дорого. Прибавь сюда размеры даже самых маленьких левитаторов, а это, как ни крути, три кубометра объема, и ты сразу поймешь, почему нету левитаторов ни на штурмовиках, ни на геликоптерах. Просто невыгодно. Дорого, сложно, неэффективно. Поэтому везде, где это возможно, для перемещения грузов и людей используются поезда или пароходы, ну и локомобили, разумеется. Есть еще, конечно, самолеты, вроде моего коча-спарки, геликоптеры и винтокрылы, но это тоже недешево. Поэтому, антигравитация "рулит" только в случае больших кораблей и только для тех целей, где обычный транспорт по тем или иным причинам непригоден и не эффективен. Ну, вот, например, перелет через океан или доставка скоропортящихся или срочных грузов. Однако для того, чтобы перевезти с места на место пару другую тонн зерна, метала или древесины дешевле отправить их поездом или на морском судне. Разве что пункт назначения находится в труднодоступной местности, и железная дорога туда не проложена. Вот тогда воздушные корабли и применяются.

— Ну, и в армии, разумеется, — добавила Лиза после короткой паузы. — Но военные, Маша, ты же знаешь, денег не жалеют.

* * *

К полудню добрались до отеля. На этот раз, постоялый двор выбрали по рекомендации Рейчел Вайнштейн. С ней Лиза созвонилась, еще из Нового Амстердама, и госпожа первый трюмный инженер сразу же назвала ей постоялый двор "Моррис" на углу Юг 7-я стрит и Ломбард стрит. Красивое место, старое солидное здание, неброская аристократическая роскошь и высокие цены. Что еще нужно человеку, чтобы провести пару дней в столице Североамериканских Соединенных Штатов? В принципе, ничего, кроме денег и вкуса, но и того, и другого у Лизы имелось в избытке.

Вселились, обустроились, что, между прочим, подразумевало душ и легкий перекус. И не "в сухую", а под умеренную дозу бурбона. Ну а пока горничная сервировала стол — ничего особенного, одни холодные закуски, — Лиза позвонила Нине Аллен.

— Привет, пилот! — сказала она в трубку, выдохнув заодно тоненькую струйку табачного дыма.

— Командир! — Судя по голосу, пилот Аллен вообразила, что по-прежнему стоит в строю.

— Вольно! — ухмыльнулась донельзя довольная собой Лиза и сделала по такому случаю маленький глоток бурбона.

Как говорится, заслужила. "Построить" экипаж "искателя сокровищ" — дело непростое, но Лиза с этим, как ни странно, справилась.

"Ишь, как вымуштровала! Любо-дорого посмотреть! Ну, или послушать!"

— Без чинов! — добавила вслух, ощутив "проход" крепкого алкоголя через пищевод.

— Как скажешь! — собеседница явно восприняла ее слова, как команду "вольно!", то есть "стала свободно, ослабила в колене правую или левую ногу, но с места не сошла, и не снизила внимания". — Что-то случилось?

— То есть, ты считаешь, что без повода я тебе не позвоню? — едва ли не обиделась Лиза.

— Только не говори, что соскучилась! — отшутилась пилот Аллен, намекая на имевшие место быть отношения. Когда-то в прошлом, еще до экспедиции в Лемурию, но тем не менее.

— Вообще-то, соскучилась, — Лиза сделала еще глоток, но на этот раз задержала виски между языком и небом. Получилось неплохо, но разговаривать с "полным ртом" трудно, поэтому пришлось проглотить.

— А как же Рощин? — между тем, поинтересовалась Нина. — Вы ведь, вроде, собирались того...

— Уже собрались, — хмыкнула Лиза. — Но об этом я могу рассказать тебе и при личной встрече.

— Мне Дейв запретил ехать в Техас, — с неприкрытым сожалением сообщила пилот легких машин, решившая, по-видимому, что Лиза приглашает ее к себе на службу. Об этой истории — то есть, о предложении правительства республики Техас, — давно и много писали в газетах и говорили по радио. Так что новости и до Филадельфии, наверняка, докатилось.

— Я в Филадельфии, — сказала тогда Лиза, которой надоело интриговать.

Сказала, глотнула виски и пыхнула папиросой, тем более, что на другом конце провода повисло потрясенное молчание.

"Ей богу, девка от счастья онемела!"

— Ты ведь не шутишь? — наконец, спросила Нина.

— Отель "Моррис", — продолжила свою мысль Лиза, — угол Юг 7-я стрит и Ломбард стрит.

— Никуда не уходи! — радостно завопила тогда Нина Аллен. — У меня локомобиль, через полчаса буду!

— Через сорок минут, — уточнила через мгновение. — Сорок минут, и я у тебя!

— Не торопись, Нина, — остановила ее Лиза. — Мы никуда не спешим.

— Мы? — переспросила миссис Аллен.

— Мы едем в Техас вместе с Машей.

— В смысле с Марией? — продолжала недоумевать Нина.

— В смысле, да, — усмехнулась в ответ Лиза. — В смысле с моим адъютантом Марией Бесс.

— А, ну, ладно тогда! — объяснение Лизы, по всей очевидности, озадачило Нину еще больше.

— Выходит, она тоже офицер? — все-таки спросила вдогон.

— Выходит, что так — подтвердила Лиза, на том и расстались.

* * *

Нина приехала через час. "Трафик", объяснила опоздание и тут же — вероятно, от полноты чувств — полезла к Лизе целоваться. Впрочем, при ее росте исполнить задуманное оказалось совсем непросто. Нина, видно, на радостях забыла, как это бывает с Лизой. Но та, вспомнив "старое", подхватила маленькую женщину на руки, подняла, благо и веса в Нине всего-ничего, и поцеловала в губы.

"Чай, не чужие!"

Однако, вот какое дело: поцеловать подругу нетрудно, сложно потом контролировать свои поступки. Поцелуй не прошел даром. Лиза успела забыть, как это бывало с Ниной, но организм, оказывается, помнил. Ее обдало жаром, прокатившемся сладкой волной "от губ и до губ", как говорила, обычно, Надина Клава. И это было, разумеется, совершенно лишним. Те отношения давно ушли в прошлое, и реанимировать их не имело смысла. Да и не хотелось, на самом деле.

Нину, по-видимому, тоже повело не по-детски, но и она, по здравом размышлении, решила не "ворошить былое". Это все было хорошо в Амстердаме той давней дождливой осенью, — а в Филадельфии накануне войны и в присутствие Марии, — казалось неуместным и даже избыточным. Однако, кто сказал, что, если не спишь с женщиной, то и дружить с ней заказано?

— Ну, что, готовы, дамы, к экскурсии по городу и к загулу на "всю голову"? — спросила Нина, "раздышавшись" после поцелуя.

— То есть, загул предусмотрен, как часть программы? — с интересом глянула на нее Мария.

— Ну, чтобы авиаторы и без загула? — добродушно ухмыльнулась Лиза, уже предвкушавшая "пьянку и скромный разврат".

Фраза осталась ей на память от незабвенного лейтенанта Чиркова, который, помнится, собирался ползать по Лизе, "как дите по мамке, и умиляться — все мое!" Ни любви, ни разврата — даже самого скромного, — у них, впрочем, не получилось. Но приятельские отношения сохранились. В прошлую войну, когда контр-адмирал Чирков командовал уже штурмовой дивизией, а Лиза как раз приняла "Архангельск", едва не догнав его по званию, они пересекались пару раз на Восточном фронте. Вот в одну из таких встреч — под чай по-адмиральски — Чирков и пообещал Лизе "пьянку и скромный разврат" в ознаменование победы. Имелось в виду, после победы над супостатом и окончания военных действий.

— Тогда, пошли! — усмехнулась довольная Лизиным "отношением к делу" пилот легких машин Аллен.

И они отправились на прогулку по городу, плавно перешедшую, как и планировалось, в обед с алкоголем и "загул", затянувшийся далеко за полночь. Впрочем, ничего экстремального, хотя и выпили от души. Вот после очередной порции бурбона Лиза и спросила захмелевшую Нину Аллен о ее муже.

— Слушай, — спросила она, разливая "по новой", — мне примерещилось, или у твоего благоверного действительно татушка на левом плече?

— Это где же это ты видела Дейва без сорочки? — нахмурилась Нина, пытавшаяся, верно, вспомнить, при какой такой оказии ее супругу пришлось прилюдно оголять торс. Еще хуже, если не прилюдно.

— Да, вот я и сама диву даюсь, — кивнула Лиза, сходу ухватившая нерв интриги, — где бы я его могла видеть без рубашки? Может, приснилось?

— Не похоже на сон, — возразила пилот, отдышавшись после "приема на грудь". — У него действительно есть татуировка.

— Да, иди ты!

— Точно так!

— И что там нарисовано?

— Перо и свиток, — ничуть не смутившись, поведала Нина, пытаясь одновременно зажевать кукурузный виски кусочком соленого нью-йоркского бейгла, ни чем, на самом деле, кроме соли и формы не отличающегося от новгородского бублика.

— Перо и свиток? — "Не поверила" Лиза и тоже отломила себе кусочек. — Серьезно? И что это значит?

— Это он в университете сделал, — объяснила пилот. — Братство какое-то. В смысле, студенческое братство.

— Черт! — Лиза подняла свой стакан. — Давайте, выпьем, девушки, и я попытаюсь вспомнить, откуда я знаю про тату.

Ну, разумеется, ничего она не "вспомнила". Да, и откуда бы? Это ведь была всего лишь догадка, неожиданно попавшая в цель. Предположение, основанное на совпадении названия американской организации, конкурировавшей с тайным обществом полковника Штоберля, и татуировки, о которой рассказала Мария.

"Н-да, чем дальше в лес, тем больше дров!" — покачала она мысленно головой, но вслух ничего, разумеется, не сказала. Нина, скорее всего, ничего о тайной деятельности доктора Аллена не знает, но береженого, как говорится, Бог бережет!

Лиза промолчала, разливая виски по стаканам, лишь бросила многозначительный взгляд на Марию. Та ее, впрочем, поняла без слов, потому, как и сама "была в теме", но и она тоже от комментариев воздержалась. Не обсуждать же "всю эту хрень" в присутствие постороннего! А Нина явно была в этом деле посторонней. Во всяком случае, в это хотелось верить.

"Ладно, — решила Лиза, покрутив вопрос в своей пьяной голове, — вот "пощупаем" ее муженька на предмет "искренности перед партией", тогда точно и узнаем, кто здесь кто, и с чем ее едят!"

Доверяй, как говорится, но проверяй. Где-то так.

* * *

Однако "пощупать" Дейва Аллена у них не получилось. В планы Лизы, как уже случалось с ней в прошлом, и не раз, вмешались форс-мажорные обстоятельства. В семь часов утра ее разбудил телефонный звонок. Время было раннее, в особенности, для тех, кто, как Лиза, лег спать сильно за полночь, крепко выпивши и к тому же не один. Так что условия пробуждению с улыбкой на устах, — типа, проснись и пой, — никак не соответствовали. Напротив, Лиза была готова обрушить на голову виновника столь ранней побудки всю силу своего праведного гнева. Но и не ответить нельзя: а вдруг что-то важное? Ведь просто так в семь часов утра нормальные люди по телефону не звонят.

Лиза осторожно выбралась из-под крепко спавшей Марии, перекатилась через левое плечо и, сцапав телефонную трубку, прохрипела — голоса отчего-то на месте не оказалось:

— Браге у аппарата.

Выяснилось, звонит портье, вернее, старший администратор ночной смены. Выслушав его извинения и объяснения, Лиза сжалилась, — тем более, ей и самой стало любопытно, — и разрешила переключить линию на коммутатор. Теперь в дело вступили телефонные барышни, и, в конце концов, — не без некоторых усилий, разумеется, — Лизу соединили с полковником Штоберлем, звонившим отчего-то из баварского Мюнхена.

— Здравствуйте, Лиза, — вежливо поздоровался полковник сквозь шорохи помех.

— И не лень вам, Фридрих? — спросила Лиза просто для того, чтобы не молчать в трубку. — У вас там, небось, ночь уже.

— Час после полуночи, — уточнил полковник. — Нет, не лень, потому что ленивый платит дважды.

— А разве, не скупой? — почти проснулась от удивления Лиза.

— И скупой, и ленивый, мейн либер фрау адмирал, — ничуть не смутившись, возразил Штоберль. — Два греха, один результат!

— Хорошо, — согласилась Лиза, — переходите, мейн либер херр оберст, к сути дела, пожалуйста.

— Суть в том, что покушение на вас, адмирал, организовала мексиканская разведка. Судя по всему, Лиза, вы их до смерти напугали, вот они на вас и вызверились.

"Мексиканцы? — не поверила своим ушам Лиза. — Они что, с дуба рухнули? Нападение на старшего офицера противника до начала боевых действий и формального объявления войны... да еще и на нейтральной территории?"

— Почему вы молчите, Лиза? — забеспокоился Штоберль.

— Перевариваю.

— Ну, что ж... переваривайте, — согласился полковник, — но будьте любезны, примите меры предосторожности!

— Предлагаете нанять телохранителей? — тяжело вздохнула Лиза, все еще переживая волну гнева, вызванную возмутительным нарушением законов ведения войны и требований офицерского кодекса чести.

— Это ирония? — переспросил Штоберль. — Напрасно, Лиза! Береженого Бог бережет! А я за вас волнуюсь.

— А нельзя ли их отдать под суд? — спросила Лиза, представив на мгновение заголовки газет.

— Нельзя.

— Даже боюсь спрашивать, отчего, — снова тяжело вздохнула Лиза, прикинув, о чем может идти речь.

"Небось, запытали сердешных до смерти... Но, с другой стороны..."

Действительно, какое ей дело до того, что сделали люди Штоберля с неудачливыми мексиканскими террористами? Ровным счетом никакого. "Кто с мечом к нам придет, от меча и погибнет", так кажется?

— Вот и не спрашивайте! — между тем ответил на ее реплику полковник. — Но оружие держите под рукой. Мексиканцы настроены весьма решительно.

— Я тоже! — заверила Лиза.

— Тогда, я, с вашего позволения, откланяюсь. Время действительно позднее, а я не молодею.

— Спасибо, Фридрих, — поблагодарила Лиза, — и до свидания!

"Да, уж! Хорошо утро начинается!" — поморщилась она, положив трубку, но как показало время, это были еще цветочки.

Ягодки случились в пол-одиннадцатого утра, когда Лиза и Мария уже были готовы отправиться на очередные поиски приключений, включавшие в себя, среди прочего, попытку аккуратно взять Дейва Аллена за яйца. Причем, понятие "аккуратно" никак не означало, что доктору не будет больно. Будет, разумеется, и Лизу это скорее вдохновляло, чем наоборот.

Однако не вышло. Едва Лиза примерила подходящую случаю шляпку от Эльзы Скиапарелли, как снова зазвонил телефон.

— Не нравится мне это, — прокомментировала Мария оживший зуммер телефонного аппарата. — Чует мое сердце, не к добру.

Так оно и оказалось. Звонил представитель Центрального Командования Сил Самообороны в Питтсбурге майор Эванс. И сообщение, которое он передал Лизе, в корне меняло планы Елизаветы и Марии на сегодняшний и все последующие дни: ходовые испытания "Рио Гранде" успешно завершены три дня назад, и, если госпожа адмирал предполагает участвовать в акте передачи авиаматки Силам Самообороны республики Техас, ей следует быть на месте, то есть на верфи Бруно Айленд в Питтсбурге не позднее полудня одиннадцатого апреля. Ну, а поскольку с полуночи сего дня на календаре значилось десятое апреля, то получалось, что ни на прогулки по городу, ни на охоту на мистера Аллена времени у женщин уже не оставалось.

— Что ж, — сказала Лиза, завершив разговор с техасским майором, — чему быть, того не миновать. За дело!

И они принялись за дело, а сделать следовало не так уж мало. Сообщить об отъезде другу Василию. Заказать билеты на скорый поезд до Питтсбурга. Собрать вещи. Вызвать извозчика и расплатиться за проживание. Плюс несколько деловых звонков и пара телеграмм. И наконец "преображение", ведь смена планов требовала и кардинального изменения облика. Шелковый платок Hermеs, бюстгальтер фирмы Warner, полукорсет, шелковые панталоны и чулки Onyx, платье, шляпка и приталенное пальто — все эти шедевры галантереи и портновского искусства отправились прямиком в чемодан. Их место заняли практичное и удобное черное белье унисекс, принесенное Марией вместе с высокими носками из Парижа двадцать первого века, и военная форма Сил Самообороны республики Техас.

— Ну, что ж, адъютант, — усмехнулась Лиза, окинув Марию довольным взглядом, и, следует заметить, там было на что посмотреть, — похоже, наши вакации благополучно завершились. Труба зовет... Ну, ты понимаешь! Готова "к труду и обороне"?

— Чему быть, того не миновать, — пожала плечами Мария.

Слова простые, движение привычное, но, если на тебе черный флотский китель и на плечах у тебя отнюдь не декоративные офицерские погоны, контекст изменяется самым драматическим образом. Слова меняют смысл, приобретая особую глубину, движение плеч — тоже.

"Ну, я-то ладно! — покачала мысленно головой Лиза. — Я и не на такие безумства способна, но тебе-то, Маша, зачем?"

Впрочем, Мария не зря, наверное, рассказывала ей про дни своей средневековой юности. Та еще ведьма, если отбросить благоглупости "века просвещения". И мысли, наверняка, читает, или еще что. Поэтому Лиза не удивилась, когда получила ответ на свой, по большей мере, риторический вопрос.

"Это ты только думаешь, что одна такая на свете, — чуть прищурилась Мария, — но я состою в этом клубе куда дольше тебя!"

И то сказать, с чего бы вдруг предаваться сомнениям! Лиза же видела Марию в деле, и не раз имела возможность убедиться, что авантюризм не грех, а состояние души. Не нужен был Марии особый повод. Патриотизм, скажем, честь мундира, и прочие "сложности бытия".

"Дерусь... просто потому, что я дерусь", — как сказал однажды Партос, и этот мотив, если подумать, ничем не хуже любого другого. Даже лучше.

2. Питтсбург, Североамериканские Соединенные Штаты, одиннадцатое апреля 1933 года

Ну, что сказать? Правы старики: "Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать"! Вот Лиза и увидела. Локомобиль взобрался на вершину холма Вест Вью и перед ней открылся вид на реку Огайо, остров Невила и верфь "Бруно Айленд". Впрочем, первым, что бросалось в глаза, был исполинский корпус авианосца. "Рио Гранде" завораживал и притягивал внимание любого, взглянувшего в его сторону. Авианосец оказался не просто большим, он был огромен. Но дело даже не в размерах. Лиза о них знала заранее. Корабль был потрясающе красив. Огромен, но элегантен, функционален и грозен, и от сладких фантазий на тему его боевого применения в прямом смысле слова захватывало дух, и начинала кружиться голова. Причем ничуть не меньше, чем от вина или любви, а возможно, что и сильнее. Очень уж он был хорош, этот авианосец североамериканской постройки!

— Хорош! — шепнула ей на ухо Мария, словно подслушав мысли Лизы.

"Хорош — не то слово!" — отстраненно "покачала головой" Лиза, все еще находившаяся в плену первого впечатления. — Великолепен!"

Она вышла из локомобиля и подошла к краю дороги, нависавшей над крутым склоном каменистого холма. Шоссе Хайланд роуд начинало здесь пологий спуск к реке, к заводам и верфям, расположенным в Эмсворте и Авалоне на берегу Огайо и на острове Невила за мостом Гленфилд бридж. Поразительный вид. И точка обзора подходящая, словно стоишь на мостике низко летящего корабля. В общем, смятение в душе и сладкая истома в низу живота. Головокружение и восторг. А ты стоишь, как дура "посредине нигде", уставившись как баран на новые ворота на гигантский авианосец, и глаз отвести не можешь.

Вспомнилось, как она впервые увидела авиаматку "Архангельск". Прямо сказать, корабль произвел тогда на Лизу неизгладимое впечатление. Своими исполинскими размерами, своим чудовищным обаянием сродни обаянию какого-нибудь доисторического хищника. Тираннозавра, или кто там еще охотился в те далекие времена. Таким Лизе показался тогда "Архангельск". Но "Рио Гранде" был и того круче. Больше, мощнее, неизмеримо опаснее.

"Да уж! Свезло, так свезло!"

Лиза достала портсигар, но тут же о нем и забыла. Не до папирос стало. Так и стояла минуту или две, как громом пораженная, не в силах перевести дух, закурить или еще что. Уйти, например, вернуться в локомобиль и продолжить путешествие. Тем не менее, как утверждает житейский опыт, все хорошее когда-нибудь заканчивается. Сель а ви, так сказать, как ни жаль. Лиза раздышалась, в конце концов, очухалась и минут через пять — отдельное спасибо Марии, которая напомнила, что время не ждет, — смогла "возобновить движение". Однако хорошее настроение ее уже не покидало ни в дороге, ни на верфях "Бруно Айленд", где дым коромыслом, толпа народа, духовой оркестр, шампанское и красавец "Рио Гранде" — вид снизу-вверх.

Потом была торжественная часть. Приличествующие случаю речи произнесли директор верфи Николас Кармайкл и специально прибывший в Питтсбург начальник отдела корабельного состава флота республики Техас контр-адмирал Джозеф Кларис. Сказала "пару слов" и Лиза, принимавшая командование у "временно исполняющего обязанности" коммандера Вилмера Шварценберга. Ну а затем все отправились на банкет, организованный в просторном салоне офицерской кают-компании. Тут тоже все было на высшем уровне: и сервировка столов, и обслуживание силами корабельных стюардов, и меню. Так что Лиза, испытывавшая некий род эйфории, едва не пропустила самого главного.

— Кто, простите? — переспросила она средних лет вице-адмирала, сидевшего рядом с ней.

Артур Мас представлял "здесь и сейчас" Центральное Командование Сил Самообороны, но свою реальную должность Лизе так и не назвал, да и от чести произнести торжественную речь вежливо уклонился, предпочитая до времени оставаться в тени. Однако на банкете, где за столом "все свои", Мас "стесняться" перестал и сел рядом с Лизой.

— Кто, простите? — переспросила Лиза, услышав, что вместе с нею на борт "Рио Гранде" поднялся некто, кого адмирал назвал инспектором Штаба.

— Инспектор Штаба Центрального Командования, — повторил адмирал с "доброй отеческой улыбкой", живо напомнившей Лизе волчий оскал.

— Любопытно, — мягко улыбнулась Лиза, на самом деле почувствовавшая недоброе и мгновенно изготовившаяся к бою, хотя и не знала пока "с кем воюем и за что". — Что он будет инспектировать?

Благодушие, как рукой сняло. Эйфория сошла на нет. Сознание прояснилось.

— Капитан Форн будет инспектировать вас, госпожа адмирал.

"Значит, инспектировать? Ну, ну!"

Капитан Иоахим Форн прибыл на борт авианосца вместе с адмиралом Масом. Лиза с ним познакомилась, но, кажется, не успела обменяться и парой слов. Впрочем, зрительная память у нее была отменная, так что сейчас инспектор встал перед глазами, "как живой". Ей и поворачивать голову не пришлось, чтобы посмотреть на капитана-инспектора. Она о нем и так теперь знала почти все, что можно узнать при первой встрече.

— Как долго капитан Форн будет меня инспектировать? — спросила Лиза вслух, по-прежнему не отпуская любезную улыбку.

— До конца компании. — А вот представитель ставки и не думал скрывать ни своего настроения, слишком похожего на злорадство, чтобы быть чем-нибудь иным, ни своего интереса к тому, как отреагирует на его слова Лиза.

"Вот же сукин сын! — отметила Лиза, начиная накаляться. — Везет мне на гребаных идиотов! Но раз хочется, смотри, муфлон! Мне скрывать нечего. Посмотрим еще, понравится ли тебе уведенное!"

Впрочем, как бы она ни называла мысленно своего визави, Лиза уже поняла, адмирал Мас отнюдь не идиот и не баран, хотя и гребаный сукин сын, разумеется.

— Капитан при адмирале? — уточнила Лиза, достала портсигар и щелкнула, открывая, крышкой.

— Ну, какой вы адмирал, мадам? — поднял бровь Мас.

Сейчас он смотрел на Лизу со снисходительной усмешкой в глазах. В другое время за такое "выражение лица" Лиза могла и убить, но в данном конкретном случае решила перетерпеть. Вспыльчивость и импульсивность недостойны офицера флота, каким она себя хотела теперь видеть.

— Я боевой командир! — Лиза говорила негромко, стараясь не привлекать внимания к их, с вице-адмиралом, разговору. Она еще не знала, что конкретно сейчас происходит, как не знала и того, что предпримет тогда, когда все поймет. Поэтому, несмотря на набиравший обороты гнев, крепко держала себя в руках и все еще не отпускала рассеянную улыбку, которая, как знала Лиза, могла ввести в заблуждение тех, кто ее не знал, и вывести из себя тех немногих, кому не повезло познакомиться с Лизой ближе.

— Полагаете, я не знаю, как это делается, госпожа адмирал?

Обращение прозвучало презрительно. Практически неприкрытое оскорбление. Однако Лизе показалось, что Мас искренне верит в то, что говорит, и не столько хочет ее оскорбить, сколько выражает свои чувства по поводу ее звания и назначения.

— То есть, вы подозреваете меня в подлоге? — пыхнула она папиросой, безмятежно глядя собеседнику в глаза.

— Да, нет, отчего же! — чуть пожал плечами адмирал. — Вам такое, уж простите, вряд ли по силам. Военная пропаганда, мадам, настоящее искусство, и тот, кто раскручивал ваш брэнд, госпожа адмирал, настоящий мастер своего дела.

"Брэнд? Серьезно? Раскручивать меня? Да, я, милый, от такой раскрутки едва живая ушла!"

— Но, если вы не верите в то, что я настоящий боевой командир, зачем же вы меня на службу приглашали?

Вопрос, что называется, напрашивается, не правда ли?

— Вас пригласил доктор Рэтлиф, — объяснил Мас. — Это чисто политическое решение. Президент, следует заметить, хорош в такого рода делах. Однако он не военный, поэтому Центральное Командование вынуждено, скажем так, принимать меры по снижению рисков.

— Разумный подход, — кивнула Лиза. — Но вы ведь наверняка знакомы не только с официальными релизами себерского Адмиралтейства, но с отчетами капитана Иана Райта. Считаете, он тоже врет?

— Не думаю, — снова качнул головой Мас. — Капитан Райт... Вы ведь в курсе, мадам, какая у него репутация? У вас, к слову, не лучше. Однако речь не о репутации, а о судовождении в условиях военных действий. Я допускаю, что вы вполне квалифицированный капитан, госпожа адмирал. Однако пилотировать легкий крейсер в пиратских рейдах и боевой корабль на настоящей войне — разные вещи. Вот и не будем их смешивать.

"Его не переубедить", — Лиза знала таких, как он. Никакие доводы, сколько бы разумны они ни были, здесь не помогут. Мас составил свое мнение, — раз и на всегда, — и не важно откуда он черпал информацию о ней или о Райте. Дело сделано! Мнение "состоялось".

"Такого барана с мысли не сбить!"

— А капитану Форну вы, значит, доверяете? — спросила, чтобы расставить все точки над "i".

— Да, ему я доверяю, — кивнул адмирал. — Я знаком с ним лично, видел в деле, читал его личное дело.

— Он не был на войне, — попробовала, не теряя лица, возразить Лиза.

— Ему приходилось быть под огнем.

— Пограничные стычки? ­­­

— Да, — адмирал сделал глоток виски и вытащил из кармана трубку и кисет. — Пограничные стычки, учения и маневры — так армия мирного времени готовится к войне. На мой взгляд, вполне достаточно, чтобы разобраться, кто есть кто.

— Значит, всеми этими орденами его наградили за успешное проведение маневров? — продолжила свои разыскания Лиза.

— У вас их тоже не мало, — возразил адмирал.

"Только я заработала их кровью... в бою!" — но произносить это вслух было бессмысленно. Судя по всему, адмирал Мас лишь из вежливости не добавил к своей реплике сакраментальное "джентльмены предпочитают блондинок", объясняя, откуда, по его мнению, взялись все эти Лизины ордена.

Первой реакцией было желание убить подлеца на месте. Застрелить или придушить голыми руками. Лиза даже "физически почувствовала", как смыкаются ее пальцы на шее вице-адмирала Маса. Однако от повторения слова "сахар" во рту сладко не станет, и Лиза прекрасно знала, что ничего подобного не сделает.

"Не наш метод!"

— Значит, командовать будет он, а я буду только делать вид? — разговор следовало прекращать, но у Лизы все еще оставались вопросы, которые она обязана была задать прежде, чем ввяжется в бодание с Центральным Командованием Сил Самообороны.

— Так точно! — адмирал набивал трубку, и этот процесс занимал его куда больше, чем исчерпавшая себя беседа с Лизой. — Полагаю, вам не впервой?

"И ведь ничего ему не докажешь! Мексиканцы вон верят, а он — нет! И что с этим теперь делать?"

— Первый помощник в курсе? Командиры кораблей эскорта? Кто еще?

— Не беспокойтесь, госпожа адмирал, — снова оскалился Мас, — в нужное время мы проинформируем всех старших офицеров "Рио Гранде" и эскадры о том, кто в доме хозяин.

— Не сомневаюсь, — ответно улыбнулась Лиза.

Вот теперь она все поняла. Здесь, в Америке, за тридевять земель от ее Себерии события славного боевого прошлого командира Браге действительно могли показаться всего лишь плодом искусной пропаганды. Даже на родине у многих имелись сомнения относительно ее качеств, как боевого командира, тем более командира эскадры. Что уж говорить о Техасе, где кроме Райта Лизу никто лично не знал и в деле никогда не видел!

"Вот ведь задница!"

И в самом деле, кто в здравом уме и твердой памяти доверит иноземной шлюхе, — а ведь доброхоты наверняка уже донесли — командование авианосным соединением в условиях войны? Хотя и обыкновенный мужской шовинизм со счетов сбрасывать не стоит. Тем более, в Техасе, где избирательное право распространилось на женщин едва ли больше десяти лет назад.

"Ах, ты ж! Вот свезло, так свезло!" — теперь Лиза заметила еще одну немаловажную деталь, на которую не обратила внимания раньше. Мелочь, конечно, но очень уж похоже на последний гвоздь, который забили в гроб ее хорошего настроения.

Среди других знаков отличия, на груди адмирала присутствовал значок, свидетельствующий о том, что Артур Мас закончил военно-морской штабной колледж в Гринвиче.

"Подстилка великобританская!"

— Ладно, убедили! — Лиза встала из-за стола и, ничего не добавив, даже не простившись каким-либо формальным образом, направилась к бару.

Пока шла, обдумала наскоро возникшую проблему и пришла к неутешительному выводу, что "жопа", приключившаяся с ней, имеет отчетливые черты экзистенционального кризиса. И в самом деле, каждый раз, как Лизе начинало казаться, что жизнь вошла в колею, — что среди прочего подразумевало предсказуемость и стабильность ее существования в этом ли мире или в другом, — ее ждал очередной облом. Жизнь Лизы представала чередой кризисов, и каждый следующий был хуже предыдущего.

"Твою ж мать!"

Лиза молча указала "бармену" на бутылку Heaven Hill, придержала его руку над своим стаканом, определяя на глаз приемлемый объем, и ушла раньше, чем стюард успел засыпать отличный кентукский бурбон горой колотого льда. Обмениваясь ничего не значащими репликами с офицерами и инженерами, встреченными на пути, она прошла к двери на открытую галерею и наконец оказалась на свежем воздухе. Здесь, снаружи, было действительно свежо. Апрель в Пенсильвании бывает разный: иногда теплый, а иногда — холодный. Сегодня, к примеру, было не жарко. Тем более, к ночи и вблизи реки. Но Лизе это как раз и было нужно. Холода она не боялась, а вот "остыть" следовало как можно быстрее. Ей, в нынешнем ее положении, только истерики не хватало. Скандала. Или чего похуже.

"Не дождетесь!"

Ona сделала несколько больших глотков, разом ополовинив стакан, и задумалась о "планах на будущее". К сожалению, вариантов выхода из кризиса у нее почти не было. Не случись скандал перед ее отъездом из Шлиссельбурга, лучшим решением стала бы демонстративная отставка. Однако пойди она на такой шаг сейчас, — после всего — заработает прочную репутацию скандалистки и манипуляторши, лишь подтвердив этим и так невысокое мнение о себе, сложившееся по-видимому в Центральном Командовании Сил Самообороны. Значит, как ни скверно, но придется остаться. Смириться — хоть и на время — с унизительным положением, в которое ее поставили адмирал Мас "со товарищи", и попытаться "переломить тенденцию". Что означало, среди прочего, ультимативное требование — к самой себе — ни с кем открыто не враждовать, держать лицо, в смысле, сохранять хорошую мину при плохой игре, и упорно трудиться, камень за камнем выстраивая репутацию, способную похоронить любую адмиральскую фанаберию.

"Так победим! — усмехнулась мысленно и, словно подводя итог "боевому планированию", отхлебнула из стакана еще немного виски. — Мы, себерянки, те еще суки! Посмотрим, кто кого куда и как! Волку с волчицей тягаться, без мяса на костях остаться! Хорошо сказано, народ знает, что говорит!"

Глава 6. Перетягивание одеяла. Апрель 1933 года

1. Воздушное пространство над Североамериканскими Соединенными штатами, пятнадцатое апреля 1933 года

"Рио Гранде" шел на высоте тысяча семьсот метров курсом на юго-запад. Американцы предоставили авианосцу коридор для свободного перехода в Техас и даже выделили фрегат сопровождения, выполнявший, — что естественно, — чисто полицейские функции. Фрегат пасся неподалеку, то залетая чуть вперед, то отставая, но все время держась в поле зрения. Из-за этого мелкого говнюка, авианосец вынужден был тащиться со скоростью черепахи, выдавая жалкие тридцать узлов. Впрочем, нет худа без добра: на длинном переходе Питтсбург-Даллас у экипажа появилась возможность обкатать грозную машину "в походе" и проверить слаженность боевых частей. Лиза тоже не теряла время зря.

Все дни, последовавшие за достопамятным банкетом, — до вылета и, тем более, после него — она вставала в половине шестого утра, чтобы в шесть ровно, — одетая по всей форме, — появиться на центральном посту. Там она коротко знакомилась с обстановкой, обмениваясь по ходу дела впечатлениями с офицерами второй вахты, и отправлялась в одну из боевых частей. К навигаторам или связистам, к рыцарям говна и пара или к пушкарям, но всегда начинала обход с камбуза. И не то, чтобы ей так уж хотелось первой снять пробу. Отнюдь нет. Но люди, имея в виду и нижних чинов, и офицеров, должны знать — Лиза командир не только по названию. При этом с капитаном Форном она в конфликт не вступала. Общалась с ним редко и только по существу. И разумеется, не соревновалась в перетягивании каната. Зачем это ей? Лиза просто выполняет свою работу и в этом — что тут скажешь! — она была безупречна, как устав корабельной службы. Внимательна, неутомима и последовательна. Вежлива без панибратства и строга без хамства. Не истерит, и не скандалит. Она даже голоса практически не поднимала. Вела себя с чувством собственного достоинства, но не показывала даже намека на комплекс превосходства, хотя доподлинно знала, кто чего стоит "на борту и за бортом". Не спешила с выводами и не тянула с ответами на заданные вопросы. Живо интересовалась спецификой служб и боевых постов, внимательно слушала, вникая во все, даже второстепенные на первый взгляд детали, и задавала уместные вопросы.

Самое любопытное что это была отнюдь не показуха. То есть, показуха, разумеется, но не только. Лизе все это и самой начало нравится, незаметно став за последнее время частью ее собственного Я, или, по крайней мере, неотъемлемой составляющей ее командирского модус операнди. Но, как бы то ни было, в результате получалось, что она весь день на ногах. Всегда в тонусе и, разумеется, в делах. Ее видели повсюду, встречая в самых неожиданных местах, то помогающей электрикам, то обсуждающей что-то весьма специфическое со связистами, а то и просто разбирающей с навигаторами карты мексиканско-техасского пограничья.

Этим утром, едва завершив разговор с частным подрядчиком — отставным первым старшиной — державшим лавку на второй жилой палубе, Лиза остановилась в раздумье на пересечении продольного и поперечного коридоров. Следовало решить, куда направить свои стопы дальше, и, "если все-таки да", — что относилось к одному мельком слышанному накануне разговору, — то идти ли ей туда сразу или немного погодя. Дело в том, что за всеми делами Лиза не успела позавтракать и теперь решала, пойти ли ей в кают-компанию и съесть там что-нибудь основательное, типа порции тушеной фасоли с беконом, или объявить разгрузочный день и сразу подняться на летную палубу. Интуиция подсказывала, что медлить нельзя, и Лиза решила, что так тому и быть.

— Пропущенный завтрак, — повернулась она к Марии, — это всего лишь один пропущенный прием пищи. Как думаешь?

— Думаю, от одного завтрака я могу отказаться из соображений субординации, но только если ты, командир, гарантируешь мне обед из трех блюд, с подобающим десертом и бокалом красного вина.

— Можешь одним бокалом не ограничиваться... — усмехнулась Лиза, объявляя "разгрузочный день" и заодно прощаясь с идеей выпить большую кружку черного кофе. — Пошли!

И вот как бывает, только они поднялись на летную палубу, как судьба начала выстраивать для Лизы "идеальный момент", способный развернуться в будущем во многие и многие небезынтересные возможности. Все совпало просто идеально: и время, и место, и тщательно подготовленный экспромт, и мизансцена, выстроенная словно специально на заказ.

Метрах в сорока от лифта, у обреза летной палубы — в районе скулы — собралась группа старших офицеров, упражнявшихся в стрельбе из пистолетов и револьверов. Ну, что тут скажешь? Они же все техасцы, а значит по определению все как один ганфайтеры. Это у них, как и родео, национальный вид спорта и нормальная молодецкая забава. Но что еще важнее, это эксклюзивный мужской клуб. Женщины обычно в таких состязаниях если и участвуют, то неизменно в роли восхищенных болельщиц. И не то, чтобы женщинам в Техасе запрещали владеть оружием. Напротив — техасцы не даром считаются вооруженной нацией. Оружием владеют — и в смысле навыков, и в смысле прав собственности — все "способные его носить", включая женщин и детей. Однако ганфайтеры предпочитают не только блондинок, что в сущности понятно, но и длинноствольные револьверы типа кольта "Миротворца" с соответствующим слоноубойным калибром. Впрочем, Лиза к состязаниям на тему, у кого "хрен длиннее", была готова. Ее одиннадцатимиллиметровый "Горбатов" с семидюймовым стволом мог привести в ужас и видавших виды стрелков.

"Ну, мужики, вот вы и попали! — злорадно отметила Лиза, направляясь к мужчинам, умудрившимся кроме всего прочего прошляпить появление на авансцене адмирала Браге. — Сколько веревочке не виться..."

— Здравствуйте, господа! — поздоровалась она, приблизившись к стрелкам.

Кое-кто даже вздрогнул, что не есть хорошо, поскольку на палубе собрались не штафирки нетрадиционной половой ориентацией, а старшие офицеры флота. Остальные от неожиданности потеряли дар речи.

"Н-да, а нервишки-то никуда не годятся! Придется прописать клизму с настоем валерианы! Как минимум, некоторым..."

— Что-то не так? — спросила вслух, усугубляя возникшую неловкость.

— Все так! — благосклонно улыбнулся адмирал Мас, едва ли не первым взявший себя в руки. — Здравствуйте, госпожа адмирал! Не желаете присоединиться?

— Присоединиться? — задумалась Лиза, пока остальные офицеры произносили уставные формулы приветствия. — До мишени метров двадцать пять? Тридцать?

— Ровно двадцать пять, — "рассеял" ее сомнения адмирал Мас. — Но для вас, госпожа адмирал, мы можем приблизить мишень на десять метров. Из чего будете стрелять?

Казалось бы, чего еще желать? Ну, съязвил конечно сукин сын по поводу дистанции, но зато пригласил в закрытый клуб. Признал в присутствии других офицеров, что она среди них как минимум "почетный белый". Но контекст, а главное — подтекст, к благодушию не располагал. Другое дело, что в этом техасском холдеме, сам того не желая, адмирал сдал Лизе роял-флэш. И вот это уже являлось немерянной удачей.

— Спасибо, господин адмирал, — вежливо поблагодарила она. — Меня устраивает расстояние, хотя я бы предпочла дистанцию в пятьдесят метров. Однако не менять же правила из-за меня одной! — пожала она плечами и повернулась к Марии:

— Лейтенант, будьте так любезны!

Мария, сопровождавшая Лизу во всех ее перемещениях по авианосцу, вместо офицерского планшета носила на плече небольшой кожаный портфель на широком ремне. Сейчас, щелкнув замком и откинув клапан, она достала из него "трофейный" "Горбатов" в открытой — ковбойской — кобуре.

— Прошу вас, госпожа адмирал!

— Спасибо, Мария! — чуть улыбнулась Лиза и обернулась к ожидавшему ее Мосу:

— Итак, за кем я в очереди, господин адмирал?

— За капитаном Форном, я полагаю.

Разумеется, он врал, — в глазах офицеров, включая капитана Форна, отразилось смущение — но адмиральское вранье оказалось Лизе на руку. Форн, стреляющий перед ней — лучшей завязки для "оперетки" и придумать нельзя!

— Тогда приступим! — Лиза старательно игнорировала заинтересованные взгляды присутствующих. Еще бы им не смотреть! Наличие такого монстра, как "Горбатов", многое могло сказать о его хозяйке, но отыгрывать назад было поздно и им всем, и адмиралу.

Форн встал к "барьеру", прицелился и начал стрелять. Отстрелялся он, в целом, неплохо: в среднем темпе, ни разу, правда, не попав в десятку, но зато и не "размазав кашу по тарелке". Нормально, в общем, выступил, имея в виду, что он пилот, а не стрелок. Тем более, не офицер спецназа. Да и вырос, судя по всему, не на ферме, где кто не стреляет, тот и не ест.

— Кучно! — одобрительно кивнул Мос, передавая мишень "автору". — Ваша очередь, госпожа адмирал!

— Благодарю вас! — кивнула Лиза и быстро пошла к линии.

Собственно, она не просто шла, а "набегала" на цель, как научил ее Рощин. Вышла к линии, успев опустить ствол "Горбатого" параллельно стальному настилу палубы, качнулась вперед, занимая удобную стойку для прицельной стрельбы, подхватила правую руку левой, и понеслось! Темп стрельбы регламентировался лишь необходимостью корректировать прицел, так как от выстрелов ствол постоянно уводило в сторону. Не на много. По чуть-чуть, — все-таки у Лизы крепкий, "мужской" хват, — но прицел сбивался.

— Где вы научились так стрелять, госпожа адмирал? — Вопрос задал командир поста связи лейтенант-коммандер Майкл Маран, но, судя по выражению лиц, остальные офицеры, включая адмирала Маса и капитана Форна, испытывали тот же когнитивный диссонанс, что и офицер-связист. Разрыв шаблона — он и в Америке болезненная процедура.

— Меня научил муж, — просто и "естественно", то есть, как ни в чем ни бывало, объяснила Лиза, которой незачем было красоваться. И дожимать ситуацию до упора пока не хотелось тоже, не говоря уже о том, чтобы вдаваться в подробности своей непростой личной жизни. — Он в Себерии командир гвардейских пластунов... Ну, это как ваши рейнджеры, я думаю... Вроде того.

* * *

Больше в тот день ничего экстраординарного не произошло. Отстрелявшись, Лиза "тепло" распрощалась с господами офицерами и, оставив с ними Марию, вздумавшую тоже посоревноваться с мужиками в крутости, отправилась в БЧ-6 к пилотам и механикам. Здесь Лизе было куда интересней, чем в любом другом месте на корабле. Все-таки она была истребителем, даже если последние несколько лет в основном командовала большими, а иногда и очень большими кораблями. Однако и то верно: кто хоть раз попробовал, что это такое — оседлать бурю, тот этого уже никогда не забудет. Ну, а воздушный бой или штурмовка... Что тут сказать? Это как у хищников: того, кто рвал живое мясо, вегетарианцем уже не сделаешь. Поэтому, зайдя в первый подпалубный ангар в начале десятого утра, она — с небольшим перерывом на обед, съеденный тут же под взлетной палубой, — проторчала у пилотов и техников, почитай, целый день. Знакомилась с людьми, изучала технику — американские легкие штурмовики "матадор" и техасские тяжеловозы "бакеро" — спускалась и поднималась в лифтах и по лестницам, привыкая к габаритам и внутренней конструкции ангаров и ремонтных мастерских. Техническая зона ей понравилась: хорошо сконструирована, умно, в смысле функционально устроена, и исполнение не подкачало. Американцы, что бы о них ни говорили в Старом Свете, работяги из первой десятки. Ну, кто там есть в Европе? Англы да саксы, флорентийцы и венецианцы, — но это, считай, одни и те же люди, как прусаки и баварцы, — и, разумеется, франки и себерцы. Остальные — и ростом ниже, и статью жиже. А за океаном все те же американцы и с большим отрывом — на уровне шведов и прочих фландров — техасцы. Вот, собственно, и все. Остальным или тщательности не хватает, или ума. Или и того, и другого вместе. Ну, не растут у людей руки откуда следует, и все! Хоть кол на голове теши!

Или вот взять штурмовики. Хорошие, качественные машины, в которых не стыдно летать и сподручно воевать, строгают те же самые восемь стран. Остальные — не в счет. Любители! Лиза двое суток ходила вокруг "матадоров", как мышь вокруг сыра. Обсуждала их с пилотами и механиками, оружейниками и мотористами. Заглядывала под капот и примеривалась к кокпиту, оглаживала, как призового скакуна, читала инструкции и наставления и, в конце концов, не выдержала. Плюнула на политес и приказала приготовить к вылету один из заправленных и боеготовых штурмовиков. А на недоуменный вопрос, не озвученный, но ясно читаемый в красивых голубых глазах, объяснила дежурному офицеру авиакрыла, что хочет опробовать машину сама. В воздухе.

— Прошу прошения, госпожа адмирал... — опешил лейтенант Джос Трапед, совершенно не ожидавший, и не спроста, такого поворота дел. — А как же?..

Ну, Лиза его хорошо понимала, но сделала вид, что это не так.

— А кто у нас старший по званию? — спросила она строго, и лейтенант был вынужден согласиться, что даже в условиях командной неопределенности, которую создал своими действиями представитель Центрального Командования, Лиза — адмирал. И не просто адмирал, а командир корабля согласно приказа, подписанного военным министром Николсоном. Тем не менее, и не принять некоторых мер по защите собственного зада Джос Трапед тоже не мог. Поэтому не успели еще механики изготовить аппарат к вылету, как на авансцене появился "поднятый по тревоге" капитан Форн. Положение его, если честно, было хуже губернаторского. Оно конечно, адмирал Мас поручил командование авианосцем и всей авиагруппой именно ему, но очевидная истина заключалась в том, что Лизу от занимаемой должности никто не отстранял. Формально, командиром "Рио Гранде" все еще оставалась она, да и в любом случае стрит-флэш бьет каре, и капитан адмиралу не указ.

— Со всем уважением, госпожа адмирал, но стоит ли вам так рисковать?

Форн при ближайшем рассмотрении оказался нормальным мужиком. Спокойный, не вредный, без второго дна. То есть, скорее служака, чем политикан. К тому же, как и Лиза, родом из истребителей. Но ей все это было без надобности. До тех пор, пока капитан Форн загораживает ей солнце, испытывать к нему уважение или сострадание, понимание или симпатию она не могла по определению. Просто не хотела.

— Капитан Форн, — строго сказала Лиза, поднимая бровь, — вы кем себя сейчас вообразили? Старшим по званию? Ментором? Моим командиром? Я собираюсь вылететь на "матадоре" и вылечу. Попробуете мне запретить или помешать?

— Нет, госпожа адмирал, — покачал головой Форн, — ни запретить, ни приказать я вам не могу.

Его положение усугублялось тем, что разговор протекал при свидетелях, и кое-какие вещи капитан сказать вслух просто не мог. Открытый конфликт ставил его в исключительно неудобную позицию, а вот Лизе, напротив, терять было нечего, зато приобрести в случае скандала она могла много чего. Если, разумеется, не она его затеет, этот скандал.

— Ну, раз не можете, значит не следует и пытаться, — пожала она плечами.

— Спасибо, госпожа лейтенант-коммандер! — повернулась она к Марии, принимая у своего адъютанта сумку с летным комбинезоном, унтами и прочей необходимой в полете на штурмовике ерундой.

— Господа! — теперь она обращалась к техникам и офицерам, находившимся в пределах досягаемости. — Я сейчас быстренько переоденусь, но стриптиза не обещаю. Я ношу мужское белье, так что на пляже в Гейвлстоне вам удастся увидеть куда больше, чем здесь и сейчас. А мне жалко времени тащиться в раздевалку на нижней палубе.

С этими словами она стала раздеваться прямо в верхнем ангаре у стены. Делала она это споро, на автомате, думая о предстоящем вылете и об удовольствии, ожидавшем ее там, в голубом, пронизанном солнечными лучами небе.

— Лиза! — попробовала вернуть ее к реальности Мария, но опоздала.

Лиза очнулась от грез, но лишь успела увидеть, как метнулись в сторону взгляды присутствующих при ее переодевании мужчин. И выражения их лиц оценила правильно.

"Ну, такой экспромт дорогого стоит, разве нет?" — пожала она мысленно плечами, не испытывая на этот раз ни сожаления, ни неудобства.

Дело в том, что, хотя мужчины были заняты делом — каждый своим, но непременно требующим всего без остатка их внимания, — не смотреть вовсе в сторону переодевающейся женщины-адмирала они не могли. Такова природа вещей, которую Лизе следовало принимать в расчет, но она это делала редко. Не сделала и сейчас. Впрочем, как она и обещала, ничего интересного присутствующие не увидели: только руки ниже обреза коротких рукавов черной футболки, да ноги ниже мужских трусов-боксеров, то есть где-то от колен. Другое дело, что в этот момент Лиза напрочь забыла о своих эпических шрамах. Вот их-то — тот, что на левой ноге, и те, что на предплечьях, — народ и узрел. Увидел их и капитан Форн. Увидел, ужаснулся и оценил по достоинству. Но последнюю попытку остановить авантюру, — а он, по-видимому, искренно и не без оснований считал Лизин каприз авантюрой, — все-таки предпринял.

— Если вы хотите кому-то что-то доказать, то я вам и так поверю, — сказал он. — На слово.

Худшей реплики в сложившихся обстоятельствах не смог бы измыслить даже самый дрянной драматург.

— Вы уж определитесь, капитан, — холодно усмехнулась Лиза в ответ, — кто вы в этой жизни, пилот или штабная крыса? У вас вон крылышки истребителя на груди и куча орденов. Они как, за дело получены или за то, что жопу Масу хорошо лизали? Я же вас самого летать не заставляю. Не барское это дело самому летать...

— На слабо берете? — побледнел Форн, наконец нарвавшийся на откровенную грубость.

— А есть кого брать? — добила капитана Лиза.

Оскорбление чистой воды. Но оскорбление, брошенное как раз вовремя, и по сути верное. В этой ситуации деваться Форну было некуда. Мало того, что он не мог теперь помешать Лизе вылететь на "матадоре", он еще и в дерьме искупался. Ему теперь, если Лиза отработает вылет хотя бы на хорошо, придется лететь и самому. А если не полетит, уважать его на этом корабле уже не будут. Вроде бы, пустяк, и не командирское это дело летать на штурмовиках, а все равно осадок останется.

— Приспичило, валяйте! — бросил он и пошел прочь.

Ну, а Лиза усмехнулась в душе, пожала мысленно плечами и полезла в кокпит "матадора". Потом была рулежка, переговоры с диспетчером, и... И все, собственно.

"Сбылась мечта идиота!"

Лиза сосредоточилась, настраиваясь, и легонько тронула штурвал, одновременно поднимая обороты.

"Понеслось!"

Пронеслась по взлетной полосе, взлетела даже раньше, чем добралась до края летной палубы, набрала скорость, крутанула машину в продольной оси, изобразив перед наверняка наблюдавшими за ней господами офицерами классическую бочку, да не одинарную, а три подряд в непрерывной связке, чего, как она узнала позже, в Техасе никто делать еще не умел. А она мало того, что "провальсировала" с сохранением общего направления полета и набором скорости, так еще и иммельман приплела для общего поднятия тонуса. И своего добилась — "взлетела", как от дозы кокса, — набирая скорость корпусом и восторг пошедшей вразнос душой. Слилась с машиной, почувствовала ее всю, как саму себя, ощутила жар вскипающей крови, и вдруг поняла, что она уже не пилот штурмовика, которая "просто так погулять вышла", — в смысле, полетать, — а валькирия на крылатом коне или неистовая Бадб, и небо теперь ей дом родной. Тогда-то и пошло настоящее веселье. Лиза отдалась вдохновению, ну а "матадор" даже пикнуть не смел: шел, куда велено, и делал то, чего от него, кажется, не ожидали даже его собственные конструкторы. В общем, когда села через полчаса на палубу авианосца, у Лизы от передоза адреналина и неизвестных еще туземной науке эндорфинов, едва не снесло крышу. Впрочем, увидеть это и понять, могла одна лишь Мария. Для остальных, Лиза всего лишь вспотела не по-детски, разрумянилась, да еще вот "глазки заблестели", как после хорошего секса. Но, с другой стороны, чем высший пилотаж отличается от кувыркания в постели? Практически ничем.

* * *

Проснулась ночью, что не ново, даже если не по тревоге или от поползновений движимого страстью любовника. Лежала без сна, сжав зубы, широко раскрыв сухие глаза. Внезапно обессилевшая, растерянная, охваченная чувством тревоги, переходящей в тоску. Стоило бы, наверное, всплакнуть или, лучше, разрыдаться, но не получалось. Раньше, вроде бы, умела. Как все женщины и абсолютное большинство мужчин. Короче, как все нормальные люди. А потом раз — и все. Как отрезало. А жаль. Слезы — хорошее лекарство. С ними уходит боль. Они вымывают даже гнев, не говоря уже о печали и тоске. Однако сейчас слез не было, и Лизе оставалось маяться "в сухую".

На самом деле, полет на штурмовике ничего изменить не смог. Ни в ее ситуации, ни в душевном раздрае. Да и не мог, наверное. Слишком много всего навалилось на Лизу. И, если по совести, то даже козни мужланов из Центрального командования, не являлись в этом смысле главной ее проблемой. Главным, что не странно, являлись "единство и борьба противоположностей". Но диалектика Гегеля, какой бы логически отточенной и гениально афористичной она ни была, не могла разрешить жизненного противоречия, возникшего между мужиковатым, — но не в смысле внешности, разумеется, — адмиралом Браге и женственной до безумия баронессой фон дер Браге. Один был квинтэссенцией мужественности, со всеми ее достоинствами и недостатками. В этом смысле, Лиза была мужчиной даже в большей степени, чем кто-нибудь из тех, кто решил — и не в первый раз, между прочим, — загнобить ее из соображений полового превосходства. Она была тем еще бретером и донжуаном. Дуэлянт, гуляка, истребитель и боевой командир, отлитый, как минимум, из бронзы, если уж не выкованный из оружейной стали. Она и пила, как мужик, и стреляла, и дралась. В общем, "в танго вела она, а не ее", если вы понимаете, конечно, о чем речь.

Зато другая она каким-то невероятным образом превратилась в такую женщину, какой никогда не была ни капитан-лейтенант Браге, ни инженер Берг. Эта, другая женщина, была красива и желанна, даже не смотря на шрамы, испоганившие ее прекрасное тело, и не указывая на ум, от которого, как говорят в Себерии, если не горе, то уж точно беда. Взбалмошная и циничная, непредсказуемая и жадная до удовольствий, склонная к кутежам и роскоши, к разврату и излишествам во всем, чем бы ни решила заняться.

Эти два Я Елизаветы фон дер Браге сосуществовали, переплетаясь, едва ли не до полного слияния, и конфликтуя, едва ли не до полного неприятия, который, житейски говоря, "развод и девичья фамилия". И все это накладывалось на боевой стресс и посттравматический синдром, о котором в это время и в этом мире никто пока еще ничего не знал, на "магию и колдовство", в реальности которых Лиза убедилась на собственном опыте, на любовь и ненависть, испытывать которые она никогда не переставала, и на множество других обстоятельств и условий, в которых жила и служила адмирал фон дер Браге.

Как ни странно, вчерашний полет только усилил боль. Да, разумеется, было здорово! Но, правду сказать, Лизу разбудил страх. Обычный человеческий страх. Оказалось, полет на штурмовике затронул в душе Лизы те пласты, которые, возможно, и трогать не стоило. Но камень упал, и лавина сошла с гор. Открылись кладовые памяти, и Лиза увидела во сне "картины прошлого": полет в пурге, проход над Виндавской зоной ПВО, штурмовики и торпедоносцы стартующие с палубы "Архангельска" на встречу прущей в лоб английской эскадре... Яркие образы, нетривиальные ощущения, от которых даже во сне бросало то в жар, то в холод. Но закончилось-то все тем, чем все всегда и заканчивалось: той самой атакой на польский тримаран, с которой, собственно, и началась для Лизы новая жизнь. В этом мире и в этом теле.

И вот теперь она, командир Браге, лежала без сна, перебирая в памяти цветные камешки — моменты "славы и любви", и думала о том, что траектория ее судьбы в очередной раз сделала крутой поворот. И теперь оставалось только молиться, чтобы вписаться в вираж и чтобы хватило высоты для выхода из пике...

* * *

"Полет на метле" имел последствия. К счастью, — если не считать ночных кошмаров — в основном, положительные. Впрочем, как и "танец семи покрывал". Пилоты палубной авиации своих узнают на раз, и сходу разглядели в адмирале Браге "своего парня" и настоящего асса. Ну, а дальше больше. Нашлись в экипаже грамотные и не ленивые люди, которые сопоставили слухи о героических шрамах на ногах и руках адмирала с ее же техникой пилотирования, и дело было сделано. Во время стоянки в Канзас Сити, кое-кто посетил городскую библиотеку, и подшивки газет пятилетней давности легко подтвердили возникшие у некоторых офицеров подозрения, что адмирал Браге — это тот самый лейтенант-коммандер Браге, который в одиночку бодался с польским крейсером-тримараном. Фамилию героя за давностью времени помнил один лишь старший навигатор Ирле, да и то был не уверен в правильности произношения. Но даже те, кто помнил о том бое, всегда отчего-то думали, что речь идет о мужчине. Оказалось, нет. Так что за один вылет Лиза заработала серьезное уважение экипажа, увидевшего в ней уже не просто женщину-адмирала, а грамотного и умелого пилота. Теперь во время ее ежедневных обходов авианосца с Лизой заговаривали даже те, кто обычно предпочитал наблюдать за ее действиями со стороны. Впрочем, если одни люди оценили ее вылет положительно, другим он, судя по всему, сильно не понравился. Адмирал Мас разом растерял все свое благодушие и попросту перестал с Лизой здороваться, а Йоахим Форн почел за лучшее забыть об опрометчиво данном обещании и на штурмовике решил не вылетать. Тут, как и в стрельбе по мишеням, много славы не заработаешь, зато стыда не оберешься.

А вот Лиза теперь летала каждый день. Сколько бы дел у нее ни было, время на полет находилось всегда. При этом "Матадор" нравился ей чем дальше, тем больше, но и тяжелый "бакеро" Лизу не разочаровал. Стильная машина, и великолепно подходит, как для штурмовок наземных целей, так и для завоевания господства в воздухе.

2. Остин, Североамериканские Соединенные штаты, двадцать первое апреля 1933 года

До Далласа добрались утром девятнадцатого апреля, но почти сразу получили приказ прибыть в столицу. То есть, не в сам Остин, разумеется, а на аэрополе Вест Лэйк Хилс, находящееся к северо-западу от города на берегу реки Колорадо. Ну, они так и поступили. Приказ есть приказ, как говорится, а устав он и в Африке устав. Причина же передислокации оказалась самой прозаической и никакого отношения к военным планам Техасской республики не имела. Двадцатого апреля на базу в Вест Лэйк Хилс прибыл президент в сопровождении военного министра и нескольких сенаторов, чтобы поздравить экипаж с прибытием, осмотреть "Рио Гранде" и произнести воинственную речь, предназначенную не столько для своих, сколько для чужих в лице Мексиканской империи и вписавшихся за нее франков. Впрочем, франки, откровенно предупрежденные правительством САСШ о недопустимости открытого вмешательства в "чисто американский конфликт", свой флот держали хоть и под парами, но на другой стороне Атлантики. Другое дело снабжение: не участвовать не значит не помогать. Поставлять мексиканцам оружие и боеприпасы никто франкам запретить не мог, точно так же, как направить в Мексику военных инструкторов и "волонтеров". Так что никто на счет франков не заблуждался, хотя формально они все еще оставались вне игры.

Во время визита, Лиза, как и полагается, все время находилась рядом с доктором Рэтлифом. Стояла она рядом с президентом и на трибуне, с которой он метал гневные филиппики "во врагов мира и прогресса". А вот адмирал Мас, напротив, с радара на время исчез, предоставив Лизе "нежится в лучах славы", отыгрывая по полной роль свадебного генерала. По этому поводу, у Лизы имелось в запасе много разных слов, междометий и неприличных жестов, но ничего из этого арсенала она использовать не могла. Не выставлять же себя перед всеми — да еще в присутствие высших должностных лиц республики — обыкновенной истеричной скандалисткой! Позволь она себе такое, и подтвердится диагноз мудаков из Центрального Командования. Поэтому Лиза молчала и терпела, стоически снося клокотавший в душе праведный гнев. Единственное, что она могла себе позволить в создавшейся ситуации, это планомерно — без спешки и нежелательных эмоций — работать над подтверждением собственной репутации. Этим она, собственно, и занималась. Она даже кое-чего смогла добиться, хотя времени, видит Бог, прошло совсем немного. Однако сделать все еще предстояло гораздо больше того, что уже сделать удалось.

Впрочем, Лиза не зря все чаще задумывалась о колдовстве. Ведьма не ведьма, но — наверняка — ворожея. "Наворожила" себе, похоже, и на этот раз. Ее отчаянное желание "оставить плохое позади" неожиданно воплотилось в жизнь. И случилось это уже на следующий день после прибытия в Остин. Двадцать первого апреля в преддверии большого национального праздника — День Независимости приходится в Техасе на двадцать четвертое апреля — президент Редклиф устроил в своем дворце в Остине торжественный прием. Пригласили на него и Лизу. Но не одну, а с адмиралом Масом и капитаном Форном.

"Намек понят!" — грустно усмехнулась Лиза, сообразившая, что списки приглашенных составляет не сам президент.

Этим занимаются другие люди, и вот они, эти люди, как раз и знали, кто, где, как и за что. Чего они не знали, однако, так это того, что, пусть и неофициально (поскольку комбатант), но Лиза не просто так "погулять вышла", а имеет "дипломатический" ранг, соответствующий рангу военного атташе республики Себерия. А это в дипломатических кругах немало значит и, уж по-всякому, принимается в расчет разбирающимися в подобных вещах людьми. Впрочем, не учли техасские интриганы и того, что его превосходительство посол Тихоокеанского Союза в республике Техас Александр Шелл и, в особенности, его супруга Антония, — оба, что характерно, уроженцы Форта Росс, — в совершенстве владеют русским языком и, что немаловажно, любят на нем поговорить. Так что их встреча с баронессой фон дер Браге на приеме у президента Редклифа была практически предопределена, хотя, видит Бог, Лиза об этом тоже не знала.

* * *

С его Превосходительством Полномочным послом Тихоокеанского Союза Лизу познакомил консул Себерии в Хьюстоне Аскольд Макарович Третьяков. Третьяков оказался средних лет невысоким, худощавым мужчиной в безукоризненном фраке, который господин консул в отличие от многих присутствующих на приеме техасцев носить умел и, по-видимому, любил. Он подошел к Лизе сам. Представился, выпил с ней шампанского, болтая между делом "о том, о сем", познакомил "госпожу адмирала" с несколькими техасцами, которых, по его мнению, ей следовало знать, пересказал последние сплетни из Шлиссельбурга и, наконец, крайне удачно подгадав время и место, подвел Лизу к супругам Шелл, как раз оставшимся в одиночестве на балконе с прекрасным видом на реку Колорадо.

Лизе пара понравилась с первого взгляда. Оба высокие, подтянутые и по-прежнему энергичные, не смотря на старость уже дышащую обоим в спину. Очень разные, но, в то же время невероятно похожие друг на друга этой своей сдержанностью, скрывающей силу, аристократичностью и невероятным обаянием.

— Вы ведь не брат с сестрой, не правда ли? — "любезно" улыбнулась Лиза, еще не разобравшаяся, в чем суть интриги, и потому позволившая себе съязвить. Бог их знает этих "тихарей", и с чего вдруг такой интерес к "госпоже адмиралу"?

— Не удивляйтесь! — ответно и, как кажется, вполне искренно улыбнулась женщина, неожиданно для Лизы переходя на русский язык. — Мы пятьдесят лет вместе. Собаки становятся похожими на своих хозяев за куда меньший срок.

Кого именно, говоря о собаках, имела в виду Антония Шелл — типичная индианка с высокими скулами и длинным с горбинкой носом, — себя или своего мужа, способного без труда затеряться в толпе английских аристократов, так и осталось неизвестно. Но одно очевидно, колкость Лизы госпожу посланницу ничуть не задела.

— Вы из Порта Росс? — спросила Лиза, меняя тему.

— Узнаете говор? — усмехнулся посланник, тоже, что любопытно, переходя на "лингва франка" всех бывших себерских колоний, да и не только их.

— Да, — кивнула Лиза, — приходилось слышать. Моя подруга как раз из Форта Росс.

— Анфиса моя племянница, — раскрыла карты супруга посланника. — Моя девичья фамилия Варзугина, и нарекли меня при рождении, разумеется, не Антонией, а Антониной.

— А вы, ваше превосходительство? — перевела Лиза взгляд на посланника. — Неужели тоже из наших?

— О, со мной все еще проще! — отмахнулся Александр Шелл. — Шеллы боковая ветвь Шелеховых, но мы между собой прямым родством не меряемся, потому что Семья выше условностей.

"О, как!"

Про Шеллов Лиза никогда раньше не слышала, но вот Шелеховы были, что называется, на слуху. Еще бы! Эта семья контролировала чуть ли не всю торговлю Северной Америки с цинцами и Землей Хабарова. И тут еще не известно, кто важнее. Цинцы они, конечно, цинцы и есть: у них чай, кравит и титан, и это, не считая шелка и фарфора. Однако Земля Хабарова, все еще сохранявшая статус себерской колонии, это все вообще! И нефть, которой в этом мире крайне мало, и уголь, и пушнина с марганцем, титан и медь, золото, железо, графит и вольфрам, не считая древесины и прочих даров природы.

Так что Александр Шелл являлся не только послом одного из пяти североамериканских государств, что и само по себе немало, — особенно в союзном Техасе, — но и представителем одной из старейших и богатейших семей тихоокеанского побережья. Поэтому неудивительно, что оживленный разговор между супругами Шелл и адмиралом Браге просто не мог не привлечь к себе настороженного внимания многих и многих из тех, кто оказался сейчас "в пределах прямой видимости".

— Быть женщиной в чисто мужском клубе и само по себе непросто, — объясняла между тем Лиза, — но быть лучшей — хуже некуда!

— А вы лучшая? — не меняя заинтересованного выражения лица, спросил посланник.

— Побойся Бога, Саша! — взмахнула веером Антония Шелл. — Если Фиса сказала, что лучшая, значит лучшая и есть!

"Да, — мимоходом отметила Лиза, — сколько "тихоря" не стругай, все-равно себерца не выстругаешь!"

Поговорка относилась к другим временам и трактовала иные материи, но оказалась вполне уместна и теперь, здесь и сейчас, в этих вот обстоятельствах, а не в других. Взять хотя бы языковой этикет. Жена себерского посланника никогда не обратилась бы к супругу на "ты". Не то, что прилюдно, но, пожалуй, и в постели. А уж назвать Александра Сашей, не помянув, к слову, его отчества, это и вовсе моветон! Но в землях, именуемых нынче, Тихоокеанским Союзом, за триста лет "отдельной" жизни русский язык претерпел немалые изменения, да и исходный вариант был далек от классического. Туда же больше из Поморья ехали, а не из Новгорода.

— Ну, раз Анфиса рекомендует... — иронично улыбнулся посланник. Впрочем, его ирония была необидная и обращена совсем на другую женщину. Похоже, он продолжал их общую с женой игру. Долгую игру, длинною в пятьдесят лет.

— Надеюсь, вы не приняли нашу пикировку на свой счет? — взглянул он Лизе в глаза, словно угадал, о чем она думает. — Анфиса, конечно, чудная девочка и наша любимая племянница, — пояснил, снова становясь серьезным, — но мне про вас рассказывал адмирал Верников. Думаю, его слово дорогого стоит.

И в этот момент Лиза перехватила острый мгновенный взгляд адмирала Маса, который, по-видимому, следил за ними во все время разговора.

"Вот же говнюк! Впрочем..." — но завершить мысль неуспела, и хорошо, что так.

— Не скажите, баронесса, с чего вдруг такой ажиотаж? — подняла тщательно выщипанную бровь госпожа посланница. Она тоже, по-видимому, обратила внимание на взгляды, обращенные к их маленькой группе. — Неужели Полномочный посол Тихоокеанского Союза не может "посплетничать" с военным атташе республики Себерия? Союзники, чай, а не враги!

"Военный атташе? — удивилась Лиза, совсем забывшая, если честно, про заявление Великого князя Новгородского. — Я? Но я же на службе..."

Однако по факту она была поставлена надо всеми себерскими волонтерами, как высший начальник и главный их представитель. И вот об этой "тонкости" Лиза умудрилась забыть. А зря, между прочим, потому что идея, возникшая у Лизы в этот момент, дорого стоила.

"А что, хорошая идея! — решила она. — Если нельзя скандалить, то интриговать-то мне никто запретить не может! Один раз вышло, так отчего бы не попробовать еще раз?"

— Антонина Федоровна, — обратилась она к госпоже Шелл через пару минут, как раз тогда, когда посланник отвлекся на обмен приветствиями с кем-то из гостей, — не могли бы вы оказать мне дружескую услугу?

— Что-нибудь серьезное? — чуть прищурилась госпожа посланница.

— Как посмотреть, — Лиза позволила себе легкую "заговорщицкую" улыбку, но ничего более. — Всего лишь несколько слов, сказанных в нужное время в присутствии нужного человека.

— Ну разве что слова... Рассказывайте!

И Лиза коротко, по-деловому изложила Антонии Шелл свою просьбу. Но, разумеется, посвящать госпожу посланницу в детали соревнований по "перетягиванию каната" не стала. Чем меньше людей будут знать о ее унижении, тем лучше. Так что без подробностей. Лишь намекнула, — поскольку без этого было никак не обойтись — что у нее возник конфликт с адмиралом Масом, и что "источником недоразумения" является не что иное, как пресловутая мужская фанаберия.

— Ваша реплика могла бы мне очень помочь! — закончила свои объяснения Лиза.

— Но вы понимаете, что это будут всего лишь слова? — уточнила госпожа Шелл. — Потому что, если вы действительно хотите перейти к нам, то это дело не одного дня. Непростое дело, хотя и посильное, как мне кажется.

— Только слова, — заверила женщину Лиза. — Пара реплик, не более...

— Ну, парой реплик тут не обойдешься, — усмехнулась Антония, — но, если Алекс мне подыграет, а он непременно подыграет, может получиться элегантный развод!

— Развод? — не поняла Лиза.

— У вас так не говорят? — удивилась Антония. — Развести простака ...

— Нет, — покачала головой Лиза, уловившая суть идиомы, но не помнившая, чтобы у них, в Себерии так говорили. — У нас говорят, поймать на удочку.

— Что ж, — кивнула ей в ответ госпожа Шелл. — Значит, порыбачим.

И они порыбачили. Мас нашел ее где-то ближе к концу приема, и выглядел он так, словно готовился скоропостижно скончаться от апоплексического удара. Красный, вернее багровый, глаза на выкате, и, кажется, вот-вот пар из ушей пойдет.

— Вы уходите к "алеутам"? Быть того не может! — "выхаркал" он сиплым шепотом.

— Отчего же! — пожала плечами Лиза. — Они сделали мне предложение, и я решила, что в создавшейся ситуации — это лучшее решение. И волки сыты, как говорится, и овечки целы. Согласны?

— Ни в коем случае!

"Еще немного и его попросту разорвет!" — удовлетворенно констатировала Лиза.

— Но от чего же? — спросила она вслух. — Вы мне не указ. Хочу служу здесь, а хочу — в Союзе.

— Но вы подписали контракт! — возразил Мас.

— О! — "удивилась" Лиза. — Теперь вы вспомнили о контракте. Но в договоре, господин адмирал, нет пункта об инспекторе Центрального Командования, или есть?

На этом, собственно, все и закончилось. Скандалить не пришлось, как не пришлось и сживать со света несчастного капитана Форна. Сам на берег списался. Да, и Мас почел за лучшее ретироваться. Ему конфликт на уровне президента и военного министра был ни к чему. Ни ему, ни тем, кто за ним стоял. Так что они ушли, а Лиза осталась. И получалось, что фокус этот с каждым разом получается у нее все лучше и лучше. То техасцы помогут угомонить себерцев, то тихари — они же алеуты, — техасцев. Главное, чтобы вовремя нашлась третья сторона.

Глава 7. Рио Гранде, июнь 1933 года

Боевые действия начались на рассвете третьего июня ударом мексиканских штурмовиков по форту Хуачука и аэрополю Сьерра-Виста. Могли бы начаться и месяцем раньше или еще полгода назад, сразу после инцидента в Запате, но, судя по всему, император не хотел ограничиваться жалким куском спорной территории, а к большой войне Мексика оказалась не готова. Горячие головы в парламенте Техаса предлагали по такому случаю ударить первыми, но и республика не могла так быстро мобилизовать ресурсы, необходимые для серьезного военного противостояния. В результате, стороны не торопились завершать переговоры в форте Гавриила, начавшиеся по инициативе Тихоокеанского союза, но и к новому соглашению, — наподобие Филадельфийского мирного договора, заключенного в 1907 году при посредничестве САСШ, — так и не пришли. О том, что будет война, знали все по обе стороны границы, но, если Мексиканская империя торопилась завершить приготовления так скоро, как получится, Штаб Центрального Командования Сил Самообороны рекомендовал тянуть время. Время, помноженное на деньги и частную инициативу, обещало в добавок к качественному преимуществу, которое итак было на стороне техасцев, сократить так же и количественное превосходство, принадлежавшее мексиканцам. Так и случилось, что война между Мексикой и Техасом, к которой и те, и другие начали готовиться еще в декабре минувшего года, вспыхнула лишь в июне месяце.

Лизу известие о начале войны застало на базе флота в Пайн Форест северо-восточнее Бомонта, где размещались основные силы АУГ-3. Ее разбудил офицер связи, прикомандированный к эскадре разведывательным отделом штаба Центрального Командования. Вернее, он стал причиной столь ранней побудки, а физически разбудил Лизу морской пехотинец, охранявший дверь в ее апартаменты.

— Госпожа адмирал, — сообщил сержант охраны по внутреннему телефону, как только Лиза подняла трубку, — к вам первый лейтенант Данэм, мэм! Срочно!

Морские пехотинцы такими словами, как "срочно" и "секретно", обычно не бросаются, тем более в пять часов утра, когда "охраняемая особа", наверняка, все еще спит.

Лиза все это знала, а потому тянуть "с побудкой" не стала, тем более, что и так предполагала встать по заведенному порядку в половине шестого утра.

— Минуту! — ответила она морпеху, рывком стряхивая сон.

Вскочила с койки — хотя у нормального человека язык не повернется назвать койкой кровать в адмиральской каюте, — по-быстрому натянула брюки, сунула ноги в ботинки, накинула китель и, уже застегивая пуговицы, нажала на клавишу переговорного устройства.

— Пусть войдет!

Ну, он и вошел, вернее, вбежал. Было видно, парня буквально распирает от известия, которое он принес, — лично, секретно, — командующей АУГ.

— Они начали, мэм! — выдохнул первый лейтенант Бонэм, едва успев отдать честь, и протянул Лизе бланк шифра-телеграммы, который до времени держал в левой руке.

"Похоже, что так", — согласилась Лиза, прочитав короткое сообщение об атакованных на данный час военных и гражданских объектах республики Техас.

— Почему, вы, мистер Бонэм? — спросила вслух, расставляя точки над "И".

— Я подумал... — смутился молодой офицер.

— Вы правильно подумали, мистер Бонэм, — успокоила его Лиза. — Но вопрос остается. Когда сообщение достигнет моего штаба?

— Думаю, часа через два, — честно признался первый лейтенант.

— А вы? — вопросительно подняла бровь Лиза, начинавшая понимать, как на самом деле работает знаменитая "техасская газонокосилка".

— У Разведывательного отдела, мэм, существует своя сеть оповещения, мэм...

— И? — подбодрила собеседника Лиза.

— Моя невеста, мэм... — покраснел Бонэм. — Это не совсем по правилам, мэм, но ее отец служит в Штабе, и он хотел...

— Помочь вам наилучшим образом зарекомендовать себя перед командиром, — кивнула Лиза. — Что ж... Он любит свою дочь, а я свою эскадру. Буду рада, мистер Бонэм, если вы и в дальнейшем будете держать меня в курсе дел. Разумеется, неофициально, и без имен. Благодарю вас!

Лейтенант просиял и ушел от Лизы, что называется, окрыленным.

"Пусть радуется! — решила Лиза. — Другой, может быть, и отругал бы, но не я!".

Она переключила телефон и нажала клавишу соединения.

— К вашим услугам, мэм! — сразу же откликнулся коммутатор.

"Галантен, ничего не скажешь!" — мимолетно отметила Лиза, но сейчас ее занимали совсем другие мысли.

— Соедините меня с вахтенным начальником! — приказала она.

— Есть, мэм!

Послышались щелчки переключения, и через пару секунд ей ответили с Центрального поста.

— На проводе лейтенант-коммандер Данциг, мэм!

— Говорит адмирал Браге, — представляться было необязательно, но правила, как объяснил ей не так давно адмирал Верников, писаны не дураками, и они требовали, чтобы Лиза назвалась. — Объявляю внезапную проверку готовности! Всей эскадре -учебная тревога!

Так и случилось, что к восьми двадцати утра, когда Центральное Командование разослало наконец приказ о переходе к состоянию войны, АУГ-3 уже находилась "в тонусе". Она без промедления "встала на крыло" и в полдень с копейками вышла из базы, держа курс на Сан-Анджело, где располагался назначенный ей планами развертывания пункт передового базирования.

— Эскадре курс "вест-тень-норд"! — приказала Лиза, занявшая командирское кресло. — Идем на аэрополе Пот Крик.

База передового базирования АУГ-3 располагалась на озере Фишера, — кем бы этот мужик ни был, — неподалеку от Пот Крик. Ее преимущество состояло в том, что глубины позволяли посадить на воду даже такую махину, как авиаматка "Рио Гранде". Большим кораблям ведь тоже нужен отдых с временным — для проверки и профилактического ремонта, — отключением всех или, как минимум, большинства левитаторов. Сделать это, учитывая габариты, массу и конструкцию авианосца — так в Техасе называли авиаматки, — можно только на воде, где огромный корабль начинает вести себя, согласно закону Архимеда, про массу тела, жидкость и прочие глупости. При полной герметизации корпуса ниже условной ватерлинии, совпадавшей у "Рио Гранде" с плоскостью остойчивости, осадка корабля при штатной боевой нагрузке достигает девяти с половиной метров, а Пот Крик — одно из немногих аэрополей в континентальной части Техаса, где глубина основной посадочной зоны достигает пятнадцати метров.

— Эскадре построиться в первый ордер-де-марш! Передаю командование капитану де Батцу! — объявила Лиза, и понеслось.

— Курс проложен! Расстояние до пункта назначения семьсот миль!

— Ветер... Влажность... Видимость...

— Движение по готовности...

— Машине, крейсерская скорость...

В просторной ходовой рубке авиаматки царила хорошо организованная — и потому любезная сердцу Лизы, — суета. Во всяком случае, адмиралу Браге это нравилось, хотя упорядоченный бедлам, воцарявшийся на центральном посту во время боя, нравился ей еще больше.

— Расчетное время прибытия...

— Летная палуба докладывает готовность...

— Скорость... эшелон... радар...

"Радар? — споткнулась мысль Лизы о знакомое слово. — Почему радар, а не ЭрДи?"

Этот ерундовый, казалось бы, вопрос зацепил ее настолько, что она даже отвлеклась от дел, которыми занималась, оставшись в рубке. Впрочем, отвлек он ее ненадолго. Через мгновение или два она все-таки вспомнила, что так в свое время назвали ЭрДи — то есть, радио-детектор — подлецы англичане, а вслед за ними стали использовать термины "радар" и "РЛС" и все прочие англоязычные — и, увы, не только англоязычные, — страны.

— Прогноз погоды...

"Да, уж! — покачала она мысленно головой, возвращаясь к делам. — Совсем с ума сбрендила!"

Здесь, в рубке, командовал парадом ее первый помощник — капитан Александр де Батц, и Лиза могла, не отвлекаясь на вопросы судовождения, заняться другими насущными делами, которых у нее, как у командира эскадры, было за глаза и больше. Разных и в разной степени неотложных. Интересных и не очень. Но главное, они, эти дела, как неразменный рубль, никогда не переводятся. Их всегда много, и дел этих — увы — за Лизу никто не переделает.

Не сказать, чтобы ей это нравилось. Не больше, чем приход месячных, если на то пошло. Она бы лучше полетала на чем-нибудь легком и быстром, на тех же "матадорах" и "бакеро", которые базировались на ее авиаматку, или крейсером порулила. Тоже неплохо, хотя и хуже, чем полет на штурмовике. На худой конец, можно было бы покомандовать прямо здесь, в рубке "Рио Гранде". Но на худой конец, как говорят в Себерии, надо капать скипидар, а у Лизы за душой не только честь, страсть и фанаберия, но и немереное чувство долга. Ноблес оближ, так сказать, положение обязывает, и далее по тексту. А раз так, то сиди и работай, не отвлекаясь на ерунду. Вникай, обдумывай, решай! Адмирал ты, или просто погулять вышла?

Вместе с "Рио Гранде" на запад выдвигалась практически вся ОУГ: три линейных крейсера типа "Колорадо" — техасские "Бизоны" третьей серии, вооруженные 180-мм орудиями главного калибра, — пять легких крейсеров завоевания господства в воздухе типа "Эль Пасо", и четыре стареньких фрегата, все еще пригодных для того, чтобы прикрыть авиаматку огнем мощных батарей ПВО. Управление тринадцатью большими кораблями и ста десятью штурмовиками, не считая полутора десятков разведчиков, — это и в мирное время немалая головная боль. Что уж тут говорить о войне! Достаточно вспомнить, что, несмотря на неимоверные усилия Военного Министерства, списочный состав экипажей едва дотягивал до семидесяти четырех процентов, и Лиза, как командир соединения, должна была незамедлительно решать проблемы некомплекта, на ходу перетасовывая экипажи, сокращая штатные расписания и назначая младших командиров на несоответствующие их званиям и опыту должности. И все это чтобы привести дела в соответствие с суровой действительностью, не разрушив при этом ни командных цепочек, ни взаимодействия составлявших ударную группу кораблей. Идеального состояния в таких условиях, разумеется, не добьешься, но Лиза боролась за боеспособность АУГ, а не за "чистоту исполнения обязательной программы". Та еще головная боль, между прочим!

Однако Лизины заботы этим не исчерпывались. Не говоря уже о рутинной работе, которой, что характерно, с началом боевых действий меньше не стало, — снабжение, боеготовность, дисциплина и прочее, — Лизе следовало беспрестанно держать руку на пульсе событий. Война все-таки, а на войне, как на войне. Приказы то ли придут, то ли нет, вовремя или с опозданием, но за все, что случится или не случится с эскадрой, отвечает командир, и вот этого Лиза не забывала ни на мгновение. Потому и старалась не упускать из виду того, что и как происходило сейчас во вступившем в войну Техасе.

Штаб ОУГ получал сводки Центрального Командования, как здесь говорили, "он лайн", то есть в режиме реального времени и передавал наиболее важные донесения на один из мониторов огромного адмиральского пульта. Спасибо еще рядом с Лизой, — слева и чуть ниже нее, — прямо напротив этого экрана сидела Мария, следившая за тем, чтобы командир не пропустила ненароком ничего важного, пока отдает распоряжения подходящим к ней справа офицерам или "обменивается" с кем-нибудь из командиров по одному из каналов внутренней или внешней связи.

Так прошло три часа. В одиннадцать двадцать три в районе озера Самервиль к эскадре присоединились тяжелый крейсер "Даллас", судно обеспечения "Уичита" и два брига: "Первый лейтенант Дэн Блокер" и "Майор Фредди Фергюсон". Теперь вся ОУГ-3 была в сборе. Она перестроилась, несколько изменив походный ордер, и, увеличив скорость, продолжила движение на северо-запад. А между тем, война набирала обороты. За прошедшее с ранних утренних часов время прояснились, наконец, некоторые черты наступательной операции, осуществляемой мексиканской армией. Так, например, стало известно, что 3-й корпус императорской армии, действия которого прикрывала авиация, базирующаяся на аэрополе в Ногалесе, наступает вдоль шоссе номер 19 на Тусон и вдоль 82-й дороги с целью окружить базу сухопутных сил Техаса в Сьера Виста. Туда же из Нако продвигалась 2-я добровольческая бригада "Агустин де Итурбиде". Ожесточенные бои развернулись так же на подступах к Браунсвилю, Эль Пасо, Дель Ридо и Лоредо. Техасцы, впрочем, в долгу не остались и нанесли мощные удары с воздуха по аэрополю "Генерал Эскобедо" и тыловым порядкам 8-армии в Санта Катарине. Заодно досталось и жилым кварталам Монтерея. Однако главные события должны были произойти несколько позже, когда Силы Самообороны Техаса закончат, наконец, первую фазу развертывания и начнут осуществлять планы прикрытия, предусматривающие активную оборону на одних направлениях и проведение немедленных наступательных операций — на других.

"Рио Гранде", однако, никаких приказов пока не получил, а потому, выйдя на крейсерскую скорость, продолжал движение к озеру Фишера, выпуская время от времени одиночных разведчиков, да штурмовики парами, чтобы "кони не застоялись".

* * *

Был соблазн самой "встать к штурвалу", но Лиза наступила на горло собственной песне и стоически наблюдала со своего "адмиральского насеста", как капитан де Батц приводняет громадину "Рио Гранде" на озеро Фишера. Сели мягко, что, впрочем, не удивительно: де Батц — который, умереть не встать, ко всему еще и граф д'Артаньян, — пилот толковый и опытный, к тому же не из истребителей, как Елизавета фон дер Браге, а из правильных судоводителей, с самого начала делавших карьеру именно на больших кораблях.

— Внимание! Герметизация!

— Есть герметизация!

— Килевая галерея, что у вас?

— Заделываем течь...

— Поторопитесь, лейтенант!

— Тяга...

— Стоп машина!

— Сбросить лаг!

— Глубина 12.70.

— Достаточно! Выравниваем по горизонтали.

— Есть касание!

— Приседаем! Отключить левитаторы!

— Есть!

— На плаву!

— Сбросить якоря!

— Кормовые пошли!

— Палубная команда...

— Носовые пошли...

— Госпожа адмирал, — повернулся к ней де Батц, когда все наконец закончилось, — мы на воде!

— Спасибо, капитан! — Лиза встала из кресла и улыбнулась капитану и остальным офицерам:

— Благодарю вас, господа! Безукоризненно!

Когда-то — и не так чтобы давно, — этим именно словом "наградил" ее адмирал Ксенофонтов, когда Лиза впервые в жизни пилотировала крейсер. "Гогланд" тогда показался ей легким в управлении, хотя и неимоверно огромным. Однако в артиллерийском крейсере 1-го класса было всего сто тридцать пять метров длины, а в "Рио Гранде" — если иметь в виду плоскость остойчивости, — триста семь. Как говорится, почувствуйте разницу!

Лиза эту разницу чувствовала. Еще как чувствовала! Даже "Архангельск" — уж на что махина! — а этому левиафану, как говорится, едва до подмышки достает. Так что мастерство де Батца и слаженная работа операторов Центрального поста произвели на нее сильное впечатление.

"Хорошая команда! Даст Бог, надерем задницу супостату!"

— Пошли, коммандер! — кивнула Лиза Марии и первой направилась к выходу.

Вообще-то, Мария не коммандер, а лейтенант-коммандер, что тоже не кот насрал. Была бы настоящей воякой, могла бы получить в командование корвет или эскадрилью. Лиза же получила, хотя и была в то время в одном с Марией звании. Капитан-лейтенант — это ведь тот же лейтенант-коммандер только в Себерии, а не в Техасе. Но и там, и здесь в большинстве случаев пахать за те звезды на погонах и пахать! Впрочем, Марии звание досталось "без боя". За красивые глаза, как говорится. Но и то сказать, Мария адъютант командира АУГ, вот и получила майорские погоны. Тем не менее, Лиза не жалела и не завидовала. Маша женщина умная, ученая и о жизни знает много такого, что не каждый настоящий коммандер может предъявить. И как адъютант хороша. Толковая, внимательная и... спину прикрывает. Так что не зря Лиза старалась, выбивая для подруги офицерский патент. Свой человек на борту, да еще и женщина — дорогого стоит!

Они прошли к лифту, спустились на семь пролетов вниз и оказались на три метра ниже бронепалубы, в охраняемой зоне офицерской палубы. Продольный коридор, люк — вернее, распашная дверь — в переборке, высокий камингс, короткий переход до следующей противопожарной переборки, бортовой коридор, и вот она, вот — каюта адмирала: кабинет, спальня и салон. Путь, к слову, неблизкий, учитывая размеры корабля. Нормальная такая прогулка, минут на десять, если бегом не бежать.

Ни Лизе, ни Марии этот короткий моцион никак не помешал. Целый день, проведенный в кресле, — на ровной попе, — утомит любого, тем более, двух энергичных женщин, привыкших к активному образу жизни. Так что "поцокать подковками" по стальному настилу коридора — оказалось не в тягость, а совсем даже наоборот.

— Пообедаешь со мной? — спросила Лиза, переступая через камингз.

Вообще-то, в обычное время это был не актуальный вопрос. Мария проводила с Лизой большую часть времени. Она и спала здесь же, в адмиральских апартаментах. Иногда даже в одной кровати с Лизой, — хотя и без "глупостей", — но чаще на раскладном диване в адмиральском салоне. И вещи ее личные находились здесь же. Так им обеим было проще во всех отношениях, но зато давало пищу для сплетен, опровергать которые не спешили ни Лиза, ни Мария. От них не убудет, зато никто в здравом уме не станет клеиться. Таков был план, но вмешались природа и обстоятельства: пути Марии пересеклись с путями коммандера Уго Устари, и лотарингская крестьянка, как здесь выражаются, впала в любовь.

Ну, что сказать, этот высокий широкоплечий басконец, предположительно, мог заворожить любую женщину детородного возраста, стоило ему заглянуть ей в душу своими невероятно выразительными серыми глазами. Притом, командир 2-й штурмовой группы не был ни ловеласом, ни донжуаном. Нормальный мужчина правильной половой ориентации, никогда не злоупотребляющий своей очевидной харизматичностью того особого рода, которая гарантированно притягивает женское внимание. Отличный пилот, строгий командир, верный друг и веселый собутыльник. В общем, само совершенство, как внешне, так и по содержанию. И вот этот "офицер и джентльмен" встречает лейтенанта-коммандера Марию Бесс, и встреча эта походит на воздушный таран. Влюбился истребитель, — вероятно, впервые в жизни испытав чувство такой интенсивности, — но влюбилась и адъютант командующего АУГ. И всей разницы, что Уго Устари своих чувств не стеснялся и не скрывал, а вот Мария, которой на самом деле было далеко за сорок, вела себя с истребителем, как какая-нибудь гребаная снежная королева. Холодна, снисходительно иронична и плохо предсказуема. Раскрывалась Мария только перед Лизой. Так что одна Лиза доподлинно знала, что эмоции, испытываемые подругой — это не результат воздействия на биохимию здорового женского организма вечного, как мир полового инстинкта. Вернее, не только его. Душой Марии овладело большое чувство, границы которого простирались далеко за пределы полового влечения. То есть, понятное дело, без секса тут никак было не обойтись, но Мария была терпелива. Ее выдержке могли позавидовать и видавшие виды фронтовые пилоты. Поэтому — пусть и ненамеренно, то есть, не имея на то никаких оснований, кроме дурного характера, разумеется, — Мария из Уго только что веревки не вила. Впрочем, иногда, если служба не препятствовала, могла и дать. Ну, не железная же она, в самом деле! Самой-то, поди, тоже хочется!

— Пообедаешь со мной? — спросила Лиза, но, оглянувшись мимолетно на подругу, поняла, что, спрашивать-то и не о чем.

— Извини, — коротко ответила Мария.

Она была права, разумеется. Когда в следующий раз им с Уго выпадет случай провести ночь вместе, да еще и не в стальных недрах авиаматки, а в нормальной гостинице на берегу? Должно быть, не скоро. Так что, как говорили латеняне, "карпэ диэм", "лови момент!" А не то пожалеешь потом, но будет поздно.

— Иди уж! — улыбнулась Лиза. — Только учти, мы в резерве Ставки. Нас могут двинуть в любой момент. Услышите сирену, зайчиками обратно в нору. Oh, tu sais ce que je veux dire!

— Я тебя понимаю, — кивнула Мария и, развернувшись, пошла по своим делам.

А Лиза, которая не хотела созывать большое застолье, пообедала в компании капитана Батца и командира авиакрыла полковника Рипли, написала пару писем, поговорила по телефону — с берега как раз протянули кабель, — с Надей и Рощиным, прочла несколько шифровок, пришедших на ее имя, и решила немного проветриться перед сном. Она поднялась на лифте на самый верх, то есть, почти на самую крышу пятнадцатиметровой башни острова, и вышла на круговую галерею, расположенную всего на пару метров ниже радиодекторного поста.

"Да, — констатировала Лиза, повторив чью-то крылатую фразу. — Тут вам не здесь!"

"На улице" было жарко. И это еще мягко сказано.

"Восемьдесят шесть градусов по Фарингейту это же... — пересчет "фарингейтов" в "цельсии" получался у нее пока не слишком хорошо. — Это... Это... Да, точно! Это тридцать градусов тепла! А дело, между прочим, уже к ночи!"

Она вдохнула теплый влажный воздух, ощутила гамму каких-то незнакомых ароматов, и улыбнулась, окинув взглядом темную озерную гладь — кроме "Рио Гранде" на воде находились всего лишь несколько кораблей, — и освещенные заходящим солнцем причальные башни аэрополя в Пот Крик. Различила очертания тяжелого крейсера и попыталась его опознать. Однако не успела, потому что буквально в следующее мгновение, это стало уже неважно. Что-то происходило за ее спиной, что-то неправильное и оттого опасное по определению.

"Твою ж мать!" — Лиза стремительно оглянулась и увидела идущего к ней энсина.

Все, вроде бы, правильно. Младший офицер нес папку с документами, прижав ее левой рукой к боку. Лиза его не узнала, но на "Рио Гранде" две тысячи триста пятьдесят членов экипажа. Иди познакомься со всеми за те несколько недель, что прошли с того момента, как она поднялась на борт авиаматки. Так что и с этим все было в порядке, как и с тем, что энсин наверняка представился морпеху охраны, который остался в тамбуре около лифта, чтобы не нарушать приватность, в которой нуждалась командир. И все-таки чутье на опасность не ошиблось. Офицер успел сделать всего один шаг к Лизе, а она уже знала, что с ним не так. Его шаг неожиданно стал "громким". Он "зазвучал".

Эенсин выдал себя тем, что шел слишком тихо. Так тихо, что за обычным корабельным шумом его было невозможно услышать, однако в тот момент, когда Лиза обернулась, он перестал "скрадывать" шаг. И это было уже более чем подозрительно, не говоря уже о том, что среагировал он на движение Лизы слишком быстро для обычного нетренированного человека и слишком спокойно для молодого младшего офицера, идущего к адмиралу с рапортом, отчетом или с требующими срочной подписи документами.

Дальнейшее происходило именно по тому сценарию, который стремительно нарисовало Лизино воображение. Энсин сделал еще несколько шагов вперед, приблизившись к Лизе слишком быстро и слишком близко, если исходить из устава и практики его применения, вскинул руку к козырьку фуражки, отдавая честь, но в то же время занося руку для удара, и ударил. Однако, не зря говорится, предупрежден, значит вооружен. Лиза удар предвидела и парировала предплечьем левой руки. Так что эффект внезапности пропал в туне, и из преимуществ у нападающего остались лишь мышечная масса, которая у мужчин, — тем более, у тренированных мужчин, — заметно превосходит женскую, физическая сила и умение драться. Ну, то есть, так бы все и обстояло, будь на месте Лизы какая-нибудь другая женщина, пусть и одного с ней роста. Но нападавшему не повезло. Вернее, его подвело отсутствие объективной информации о той, кого он должен был убить или покалечить. Поэтому он не знал, что, на самом деле, Лиза женщина не только высокая, но и крепкая, тренированная и неплохо подготовленная к таким вот жизненным неожиданностям, как эта.

Лиза парировала первый удар нападавшего и сама, не раскачиваясь, нанесла удар правой. Энсин среагировал практически мгновенно и попытался уклонится, так что кулак Лизы ударил его не в переносицу, а в скулу, да и то по касательной. Тем не менее, противника ощутимо качнуло, а Лиза, которую последние два года кто только не тренировал, включая, разумеется, и самого Рощина, продолжила атаку, не позволяя офицеру — или кто уж он там был — разорвать контакт. Она наседала на него, нанося короткие, без замаха удары, то левой, то правой рукой, а то и коленом. Парировала такие же короткие и резкие выпады энсина, и, стремительно наращивая темп, искала возможность ударить его головой в лицо. Секунду-другую продолжался этот скоротечный, — как все еще надеялась Лиза, — поединок, и тут ударил колокол громкого боя.

Разумеется, никакого колокола не было и в помине. Взвыла тревожная серена, и это разом перечеркнуло надежды Лизы на то, что кто-нибудь услышит звуки рукопашного боя на верхней галерее острова и придет ей на помощь. Не услышат и не придут, а сукин сын между тем провел нетривиальную связку — что между прочим указывало на отличную подготовку, — разорвал контакт, отскочил в сторону и назад и выхватил нож.

У Лизы оружия не было. Ни ножа, ни пистолета. Она адмирал и находится на борту своего флагмана. Зачем же ей вооружаться? Незачем как будто. Однако теперь выяснялось, что есть зачем, но задним числом проблемы не решаются. Впрочем, нож не револьвер. С огнестрелом на такой дистанции ей было бы не справиться, но вот с холодным оружием можно было попробовать. Жаль только, что противостоял ей не любитель, а крепкий профессионал. Поэтому за следующие пару минут он погонял Лизу в полное свое удовольствие. Ранить не ранил, хотя пару-другую царапин все-таки оставил и мундир адмиральский в нескольких местах распорол. В принципе, Лиза уже поняла, что, если не предпримет сейчас же какого-то решительного шага, дела ее плохи. Долго она в этом спарринге не продержится. Но единственное решение, которое пришло ей в голову, панацеей тоже не было. Прыгнуть через перила ограждения вниз, надеясь на то, что успеет зацепиться за ограждение открытого мостика, не казалось безумием только потому, что безумием являлось сейчас и все остальное. Однако, к счастью, прыгать не пришлось. Лиза продержалась достаточно долго, чтобы серена тревоги из фактора, способствующего нападению, превратилась в причину Лизиного спасения.

Как выяснилось позже, морпехи, охранявшие вход на Центральный пост, видели, как Лиза поднимается наверх, и очень удивились, когда адмирал не спустилась вниз, сразу же как только завыла серена колокола громкого боя. Один из них тут же поднялся наверх, обнаружил в тамбуре убитого сержанта и, сообразив, что дело пахнет керосином, достал табельный кольт и выскочил на галерею. Там он стал невольным свидетелем того, как махается госпожа адмирал с каким-то неизвестным энсином, вооруженным к тому же ножом. Морпеха учили в таких ситуациях действовать быстро, решительно, и не рассуждая. Ну, он так и поступил, выстрелив противнику в левое плечо. Оно как раз находилось чуть в стороне от тела Лизы. Впрочем, впопыхах морпех промазал, и вместо плеча влепил энсиму девять грамм свинца прямо в сердце. По идее, этой же пулей он запросто мог уложить в гроб и Лизу, но ей повезло. Пуля вошла вражине под лопатку, встретила на пути ребро, а на выходе грудную кость и стальную бляху дежурного офицера штаба, и потеряла всю свою энергию, лишь несильно, хотя и болезненно толкнув Лизу в правое плечо. В результате, ранка получилась ерундовая, даже кровопотери не произошло.

"Отделалась легким испугом," — констатировала Лиза, наскоро осмотрев и ощупав саму себя там, куда дотягивались руки и достигал взгляд.

— Молодец! — похвалила она морпеха, который явно находился в состоянии прострации после того, как понял, куда именно он попал.

— Ну, будет, будет! — хлопнула она парня по плечу. — Пошли быстренько на центральный пост!

* * *

В рубке царило оживление определенного рода. Лиза еще не успела понять, что тут произошло, — она только что вышла из лифта, — но одно ей стало ясно с первого взгляда: ничего хорошего не случилось. Офицеры, занятые какими-то срочными делами, были настолько поглощены своей невразумительной суетой, что умудрились даже прозевать появление командира.

— Коммандер! — повысила голос Лиза, имея в виду второго пилота авиаматки коммандера Биспема.

Пилот обернулся на ее голос, за ним повернулись к Лизе еще несколько голов. И, конечно же, все увидели, в каком удручающем состоянии находятся адмирал и ее форма. Поглядеться в зеркало Лиза, разумеется, не успела, — не до того было, — но предполагала, что выглядит более чем "живописно".

— Господа, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал ровно, — комплименты я с удовольствием выслушаю как-нибудь в другой раз. Сейчас же я хочу знать, что происходит. Коммандер, прошу вас!

— Прошу прошения, госпожа адмирал! — Карл Биспем не только хороший пилот, в чем Лиза успела убедиться за прошедшие дни, но и образцовый флотский офицер, что предполагает среди прочих достоинств быструю реакцию и способность соображать в темпе реального времени и под сильным давлением. — Разрешите доложить, мэм! Взрыв на второй технической палубе. Разбит силовой трансформатор распределительной станции. Обесточены отсеки с седьмого по одиннадцатый, отключился подъемник правого борта. Ремонтная группа собирается на третей палубе.

— Причины известны? — у Лизы, учитывая нападение, было плохое предчувствие, но она не хотела высказываться раньше времени.

— Нет, мэм! Могу я поинтересоваться?..

— Нет, — покачала она головой. — Не сейчас, позже!

Давешний морской пехотинец уже вызывал подмогу. Лиза приказала ему связаться с группами охраны и контрразведки. Так что убитым лазутчиком, — а Лиза не сомневалась, что это был именно засланец, — займутся спецы, и отвлекать на эти глупости офицеров Центрального поста было бы глупой расточительностью.

— Я хочу знать все, что делается на авианосце. Буквально все.

С этими словами Лиза проследовала к адмиральскому креслу. Подошла, села, включила пульт. Надела на голову гарнитуру с микрофоном и телефонами и только после этого наконец закурила. Информация пока поступала путанная, если не сказать противоречивая, но Центральный пост работал нормально, — хоть и несколько суетливо, — и Лиза не видела причин вмешиваться. Она лишь подозвала кивком какого-то молоденького второго лейтенанта и попросила в полголоса, чтобы он вызвал стюарда и приказал принести ей чашку крепкого кофе. После этого она сидела молча. Курила, просматривала по телеграфному короткие сообщения, появляющиеся на двух из трех мониторов, слушала переговоры постов и думала о том, что ей опять сказочно повезло. Не оглянись она вовремя, получила бы удар ножом, и на этом, пожалуй, ее эпопея и закончилась бы. Это — бесспорно. Вопрос, однако, состоял в том, отчего она вдруг насторожилась?

"Почувствовала движение?"

Возможно, что и так. Почувствовала движение, но не услышала шагов, вот ее подсознание и встрепенулось.

"Так? Но почему вообще кому-то приспичило меня убивать?"

Ответ не замедлил прийти вместе с сообщениями аварийных групп. Сомнений не оставалось, взрыв трансформатора — чистой воды диверсия. Но, если на "Рио Гранде" действовали диверсанты, то, во-первых, это были мексиканцы — и тогда понятными становились мотивы "вредителей и шпионов", а во-вторых, получало объяснение покушение на ее жизнь. Судя по всему, мексиканцы боялись ОУГ-3 и, не будучи уверенными, что смогут справиться с авианосцем и эскадрой в открытом бою, попробовали вывести их из игры другим, но не менее эффективным, если разобраться, способом.

"Не вышло... Пока!"

Один диверсант был мертв, и контрразведка пыталась сейчас выяснить, кто он такой на самом деле и как попал на корабль. Скорее всего, если и узнают, то не сегодня и не завтра. Длинная история, не говоря уже о том, что мутная. Но найдут особисты ответы на эти и другие вопросы, или нет, для авиаматки и ее командира это особого значения не имеет. Во всяком случае, пока. А вот двое — возможно, их было больше, но точнее никто сказать не мог, — так вот двое диверсантов оставались на свободе и найти их будет ой как непросто. Это даже на сравнительно небольшом бриге, каким являлась "Звезда Севера" оказалось той еще головной болью. Что же говорить об огромном авианосце?

Лиза приказала ввести на всех кораблях эскадры усиленное патрулирование и охрану и запретила командирам кораблей перемещаться в одиночку. Мера непопулярная, но лучше так, чем потерять лучшие кадры. Сама Лиза тоже зареклась гулять в одиночестве. И не потому, что испугалась, хотя и испугаться в такой ситуации не позор. Слишком велика была ответственность командира АУГ, вот в чем дело. Дурить ей теперь запрещал устав.

* * *

В Себерии говорят, что два занятия одинаково паскудны: ждать и догонять. Справедливое наблюдение. Однако в условиях военного времени ожидание определенно превращается во что-то особенно паршивое. Во всяком случае, по ощущениям Лизы, все обстояло именно так. Но делать нечего: она человек военный и подчиняется приказам. Так что, если высокое начальство велит ждать, сиди на ровной попе и не рыпайся! Только не забудь сначала сказать: "Есть, сэр! Да, сэр! Так точно, сэр!", потому как субординация, дисциплина, командная вертикаль. Лиза все это понимала и делала то, что должно. В том числе, и ждала. Не сказать, чтобы в охотку или хотя бы терпеливо, — куда уж тут при ее-то темпераменте! — но все-таки молча.

А приказ пришел только на следующий день, ближе к вечеру. Да и то не сразу. Сначала Полевой Штаб Центрального Командования в Мидланде сообщил о том, что, задействовав торговые и пассажирские суда, даже не сменившие из-за спешки гражданские опознавательные знаки на армейские, противник высадил десант на шоссе номер 10 между Сарагосой и Фортом Стоктон и на дороге 285 севернее Сандерсона, развивая наступление на все тот же злосчастный форт, который — увы — давно уже не крепость. Учитывая рельеф местности, десятое шоссе являлось лучшей рокадой на огромном протяжении границы от Эль Пасо до Сан-Антонио, так что своей диверсией мексиканцам удалось нарушить движение на важном участке этой стратегической дороги, не говоря уже о том, что десант угрожал ударом в тыл по ключевой приграничной позиции в Форт Девис. Разумеется, речь не шла о захвате Форта Стоктон. Такой большой кусок был мексиканцам, оторванным от основных сил и баз снабжения, попросту не по зубам, тем более, что к городу выдвигались резервы с востока от Гирвина и с севера от Монаханс. Тем не менее, обстановка там сложилась тяжелая. Действия десанта поддерживала авиация, оперировавшая с неизвестных техасцам аэрополей, расположенных, по-видимому, где-то восточнее Лас Бандейяс. И кроме того части 2-й мексиканской армии ударом от Эл Парвенир на Форт Хэнкок прорвали линию обороны 3-го корпуса Сил Самообороны и быстро продвигались в направлении все того же злополучного шоссе номер 10. Такая вот оперативка. Ознакомившись с шифровкой, Лиза ожидала получить немедленный приказ на выступление. Логика событий, как будто, подсказывала двинуть АУГ-3 куда-нибудь туда, в район Форта Стоктон, но, как выяснилось, у Центрального Командования имелись свои резоны, делиться которыми с нижестоящими командирами, генерал Рунк не пожелал.

Однако ближе к ночи, — точнее, в двадцать два двадцать семь по местному времени, — Лиза получила наконец долгожданный приказ. Впрочем, приказ этот, к ее немалому удивлению, посылал эскадру гораздо восточнее района, в котором развернулось сейчас ожесточенное сражение, а именно к каньону Сан Педро.

Выдвинулись ночью и пошли на юго-юго-запад, следуя на минимально возможной высоте вдоль русла Пекан Крик до Баркс Крик и затем над узкой, едва видимой — по словам навигатора — и при свете дня рекой Конхо Кристабаль, затем вдоль Южной Конхо и уже на рассвете по реке Дьявола до ее слияния с Рио Гранде. Ночь была светлая — чистое небо, яркая луна, — но смотреть было практически не на что: внизу лежали низкие, сильно изрезанные скалистые горы и узкие ущелья. Безрадостный пейзаж. Впрочем, как и везде в этих краях.

В шесть часов утра эскадра подошла к заполненному водой из реки Рио Гранде каньону Сан Педро, и корабли, включая, разумеется, и авиаматку, стали садиться на воду. В восточной части озера и глубины позволяли, и расстояния между берегами. В воздухе остались только фрегаты охранения, барражировавшие на высотах от пятисот метров и до полутора километров. Места здесь — по обе стороны границы, — были малозаселенные. Пустыня, бездорожье, — хотя кое-где на высоких берегах каньона, превратившегося в озеро, виднелись фермы. Где вода, там и жизнь, не так ли?

Лиза стояла на открытой галерее под дальномерным постом, практически на том же самом месте, где вчера ее чуть не прибил мексиканский говнюк. Стояла, облокотившись о поручни, смотрела на то, как садится на воду крейсер "Ред-Ривер", курила и думала о том, что это уже вторая ее война в этом мире и в этом теле. И в самом деле, за неполные три года она умудрилась поучаствовать в двух войнах и двух невероятных по сложности и крайне опасных экспедициях. При этом она столько раз рисковала жизнью, что абсолютному большинству людей такого и в страшном сне не приснится. Однако в "сухом остатке" скорее удовлетворение, чем наоборот. Ей такая жизнь нравилась, вот в чем дело.

"Больная на голову баба, вот как это называется!" — подумала она и сама же удивилась отсутствию "накала". Хотела она того или нет, но привычные формулы осуждения звучали в ее случае фальшиво. Во всяком случае, когда их бралась произносить она сама.

От "посторонних" мыслей, так похожих на рефлексию, ее отвлек низкий гул идущего на взлет штурмовика. Чуть сплюснутый по вертикали "бакеро-4М" промчался по бронепалубе справа налево, рыкнул, скачком набирая скорость, и, резко оторвавшись от полосы, рванул на запад в сторону реки. Промчался над водой, набирая скорость и высоту, и вскоре исчез, скрытый рельефом местности. А за ним шел уже следующий "бакеро" со сдвоенным килем, обрамляющим четырех-лопастной толкающий винт.

Этот совсем неплохой штурмовик был чисто техасской разработкой и, уступая кочам и матадорам в скорости, отличался надежностью, огневой мощью и впечатляющей грузоподъемностью. Шестьсот килограммов бомбовой нагрузки и три пушки, две 23-мм крыльевые и одна 37-мм фюзеляжная. В общем есть, чем поохотиться, но увы, Лиза в этом спорте больше не участвовала. А жаль. На таком монстре она бы "погарцевала" со всем удовольствием, но адмиралы на штурмовиках не летают. Увы.

Лиза вздохнула, затушила окурок в стальной, герметически закрывающейся пепельнице, и пошла к себе в каюту. Ночью она не спала, и сейчас — пока не упал на голову очередной приказ, имело смысл отдохнуть. Однако поспать удалось всего-ничего. Два часа сна — разве это отдых?

* * *

Связной скутер из Сан Антонио прибыл в одиннадцать часов утра. Офицер в ранге майора сухопутных войск доставил Лизе приказ Центрального Командования и лично провел брифинг для старших офицеров эскадры, собравшихся в предполетной комнате 1-го эскадрона. Дела на фронте, если судить по словам майора Лорда, складывались неважно.

— Начали мы неважнецки! — признал майор, подходя к карте. — Мексиканцы наступают, и нам пока не удается не только повернуть их движение вспять, но хотя бы притормозить.

Что ж, такое признание дорого стоит. Лиза это отметила про себя, но комментировать не стала. Это был не ее "танец", если вы понимаете, о чем идет речь. Да и не виноват майор в том, что генералы, как всегда, подготовились совсем не к той войне, которая случилась на этот раз.

Между тем, посланец Полевого штаба продолжал говорить, скупо иллюстрируя свои слова движением указки по карте, отображающей техасско-мексиканское пограничье. Говорил он спокойно, ровным тоном, не позволяя эмоциям выйти наружу. Короткие фразы, четкость изложения мыслей. Нормальный "штабной" язык.

— Разведывательный отдел штаба, — перешел он, в конце концов, к изложению задач, поставленных перед эскадрой, — полагает, что мексиканская авиация действует с неизвестных нам баз, расположенных к югу от дороги номер 80Д в треугольнике, образованном Колониа Прогрессо, Макловиа Хереро и Тьеро Бланко. Таким образом, задачей АУГ-3 является вскрытие и уничтожение этих баз.

Лиза посмотрела на плоский треугольник, двумя сторонами которого являлись дороги номер 80Д и 16, и площадью где-то под сто пятьдесят квадратных километров и мысленно покачала головой.

— Почему именно там? — спросила вслух, доставая из портсигара очередную папиросу.

— По расчетам направлений и дальности, мэм, — пояснил майор. — Плюс наличие дорог...

— Дороги — это хорошо, — кивнула Лиза, продолжая изучать карту.

— Какова площадь треугольника? — обернулась она к флагманскому штурману капитану Уоррену. — 100 миль или больше?

— Порядка ста двадцати, мэм!

— 120 квадратных миль горной местности, — озвучила Лиза свои сомнения, — изобилующей глубокими каньонами и руслами высохших рек... А кстати, что, скажете насчет каньона... Как его там?

Она встала и подошла к карте.

— Эль Гранеро, — прочла Лиза название. — Может быть, проверим заодно каньон Эль Гранеро?

— Там сейчас должно быть много воды, — подтвердил ее мысль флагманский штурман, — глубины позволяют держать наплаву даже большие корабли.

— Далековато для штурмовиков, — высказал сомнение майор.

— Если только у них нет авиаматки, — пожала плечами Лиза.

"А ведь хорошая идея! — кивнула она мысленно. — Для штурмовиков дистанция, и в самом деле, предельная. На таком плече особо не развернешься. А вот для тяжелых кораблей 300 км не расстояние. И что, если мы ищем не там и не то? Что если это не аэрополе с взлетной полосой, заточенной под штурмовики, а заполненный водой каньон, превратившийся в горное озеро. Пара старых конвойных авианосцев, несколько кораблей прикрытия, и вот оно вам аэрополе подскока у самой границы или даже уже за ней!"

Мысль показалась здравой, попытка — многообещающей, и Лиза решила начать рейд эскадры именно с каньона Эль Гранеро. В худшем случае, она потеряет на этом несколько часов времени и энное количество горючего, а в лучшем — разом сорвет весь джекпот!

Глава 8. Миссия в Эль Гранеро, июнь 1933 года

1. Окрестности каньона Эль Гранеро, июнь 1933 года

— Сокол-3 Молоту. Вижу крупноразмерную цель на три часа. Предположительно, тяжелый крейсер или авианосец. Координаты...

— Молот Соколу-2. Парень, посмотри, что там светится у северного берега?

— Сокол-2 Молоту. Вношу уточнение: цель — конвойный авианосец типа "Морж", второй или третей серии. Развернут с востока на запад. Палуба освещена... Координаты...

Где-то там, в ночи, кипел бой. Лиза представляла себе в общих чертах, как атакуют мексиканцев, застав их, что называется, со спущенными штанами, техасские "матадоры" и "бакеро". Остальное дополняло воображение. Она "видела" темную гладь озера, на которой отражались лишь далекие искорки звезд, и сгустки плотной тьмы — корабли противника, пережидающие ночь на своей тайной базе. Всполохи пушечных выстрелов, мерцающий свет осветительных ракет, дымовая завеса, которую ставят корабли противника... Но Лиза и вообразить себе не могла что мексы не станут соблюдать простейшие правила светомаскировки, расположившись на озере "Эль Гранеро" "со всеми удобствами", вероятно, от наглости или глупости, не убрав к черту всей этой иллюминации: прожекторов, света в надстройках, габаритных огней.

— Молот Стилету-7. Конвойный авианосец... Координаты... Атакуйте всей группой!

— Стилет-7 всем стилетам. Атакуем! Делай, как я!

"Ну, разумеется, — покачала головой Лиза, услышав позывные второй эскадрильи, — чем глуше провинция, тем больше фанаберии!"

Почему именно стилет, а не какая-нибудь спичка или пуговица? Почему, сокол и молот, а не батон или рыба? Помнится, истребители ее звена в Шексте имели позывной "пирожок". И она, соответственно, была "первым пирожком", что послужило, впрочем, источником немереного количества шуток на тему пирожков и пилоток, которые, к слову, себерские авиаторы носили наравне с фуражками с 1923 года.

"Вот же балбесы!" — воспоминание было скорее теплым, чем наоборот. Лиза всю "сознательную" жизнь служила с мужчинами и принимала их грубоватые, но, в сущности, беззлобные шутки на свой счет с полным пониманием, как нечто само собой разумеющееся. Ну, что тут поделаешь, коли она девка, а не парень, и между ног у нее "ничего не болтается"? С биологией не поспоришь! Другое дело — субординация на службе или подчинение в бою. Вот там места для двусмысленностей быть не должно: там нет мужчин и женщин, а есть командиры и бойцы. Третьего не дано!

— Молот, мы под обстрелом! — еще не паника, но даже через шум помех чувствуется, что дело принимает скверный оборот.

— Молот стилетам! Уточните ситуацию!

— Стилет-3, сектор — восток, — взял себя в руки командир эскадрона. — Атакован двумя фрегатами. Веду бой!

"Два фрегата против восьми штурмовиков... — прикинула Лиза. — Неполный эскадрон, два звена... И он истерит? Вот же недоносок!"

Она готова была вмешаться, наорать и приказать... но, к счастью, в авиакрыле состояли не одни лишь необстрелянные салаги.

— Стилет-3, — жесткий, не располагающий к "расслабухе" голос и тяжелый, как битый камень, русский акцент, — возьми себя в руки, пилот, и атакуй! Всего два фрегата! Как два пальца обоссать!

Василий Карамзин снова летал и не просто летал, а командовал группой из трех эскадронов. Все три стилета, седьмой, второй и третий, его люди, ему, по себерской традиции, за них и отвечать.

— Иду к вам!

Вот и все слова, но где-то там, над Эль Гранеро, сцепились сейчас в смертельной схватке две хищных стаи. Фрегаты против штурмовиков, штурмовики против фрегатов, и никто не может предсказать исход завязавшейся там и сейчас собачей свалки.

"Впрочем, — успокоила себя Лиза, переводя взгляд на тактический экран, — если Василий успеет, перевес однозначно будет за нами, и фрегатам придется..."

— Что там за отметки во втором квадранте? — спросила она, резко переключаясь на оперативный канал связи. — Чьи это тушки?

Ее вопрос, наверняка опередивший реакцию первого помощника всего лишь на секунду или две, вызвал моментальную реакцию штаба, породив стремительную лавину запросов и рапортов. Но прошло еще не менее пяти минут, пока разведчики, барражировавшие к востоку от Эль Гранеро, не "разглядели неприятеля в лицо".

— Сокол-7 Молоту. Попали под обстрел. Опознаю главную цель как тяжелый крейсер. "Шериф" или "Шевалье". Точнее не скажу, но кажется, у него две трубы. Остальные трое — "шарки" или "герильеро".

Ночью при лунном свете опознать визуально воздушную цель та еще головная боль, тем более, когда речь идет о мексиканском флоте.

В Себерии про такое говорят "с бору по сосенке". И в самом деле, флот Мексиканской империи впечатлял своим "разнообразием". И это еще мягко сказано. Однако, если подумать, ничего странного в этом нет. Мексика — страна небогатая и промышленно неразвитая. Тем не менее, армия у мексов большая, поскольку на войну и роскошь правящий класс денег никогда не жалел и не жалеет. Поэтому все, что мексиканцы не производят сами, — а это практически все и есть, — они покупают у других. Однако закупки зачастую зависят от политической конъектуры, цен на сырье, конкуренции и множества других факторов. Впрочем, суть не в причинах, важен один лишь результат. А результат имел все признаки технологического безумия.

Штурмовые силы Мексики представляли собой сборную солянку из новеньких генуэзских "латников", старых баварских "ландскнехтов", не менее старых себерских "лодий" и тяжелых франкских "кирасиров" мексиканской сборки. Дальше — больше: голландские бриги 8 и 10 серий и английские "шарки", соответствующие по классу техасским крейсерам завоевания господства в воздухе. Тяжелые крейсера — венецианские "кондотьеры", франкские "шевалье", генуэзские "рыцари" и построенные в САСШ линейные "шерифы" и ударные "маршалы", не говоря уже о разрешенных к продаже — и, значит, порядком устаревших — франкских, себерских и венецианских авиаматках. Собственно, мексиканскими были только большие фрегаты типа "герильеро", едва не дотягивающие по размерам до легких крейсеров, да еще кое-что по мелочи. В основном, москитный флот.

— "Далласу" и Галвестону", выдвинуться в квадрант два! — де Бац, вроде бы все делал верно, но только Лизе не нравилось оценочное "вроде бы". Неправильное это выражение, неуместное в бою, где все эти "приблизительно" означают "не лучшим образом". Однако, делать нечего — командует де Бац. А виновата во всем минута слабости, когда позволила первому помощнику уговорить себя на "дай порулить". Вот и сидит теперь попугаем на жердочке и смотрит со стороны, как де Бац просерает заведомо выигрышную операцию.

— "Аламо" подняться в четвертый эшелон, за "Ред Ривер" остается контроль за третьим квадрантом, "Рио Гранде" курс...

Но жизнь не стоит на месте, она вносит коррективы даже в самые правильные решения. Чего уж говорить о решениях посредственных или вовсе неправильных!

— Сокол 5 Молоту, нахожусь в трех милях восточнее Эль Какахуаты, наблюдаю движение крупных кораблей с направления норд-ост-тень-норд.

"Стрик полуношника к северу", — практически автоматом перевела Лиза, даже не удивившись тому, что лично ей, оказывается, ближе и понятней старый поморский лад, а не новый — европейский.

"Что происходит? — вопрос не праздный, экзистенциальный, можно сказать вопрос. — И кто кого, Господи помилуй, поймал со спущенными штанами? Мы их или они нас?"

Складывающаяся ситуация настолько походила на заранее спланированную западню, что тактическое чувство любого грамотного офицера должно было прийти в ужас и застрелиться от бессилия. Но в том-то и штука, что, скорее всего, никто об атаке Лизиной группы на тайную стоянку мексиканской штурмовой дивизии заранее не знал, и знать не мог, потому что вся операция — это чистой воды импровизация, план, возникший внезапно и построенный на реалистичном, но ничем, собственно, не подкрепленном предположении. Впрочем, ответные действия мексиканцев тоже являлись чистой воды импровизацией, да и то частично, поскольку многое, наверняка, происходило сейчас случайным образом, то есть помимо воли самих мексов. А из этого, логически рассуждая, следует, что никакая это не засада, а всего лишь поганое стечение аховых для АУГ-3 обстоятельств. Но так или иначе, даже не отдавая себе в этом отчета, в тактическом смысле, мексиканцы провели просто-таки идеальный фланговый охват: не успели появиться их крейсера на востоке, как нате вам, еще два или три тяжелых корабля возникают на северо-западе. И эти, к слову, идут с погашенными огнями и в режиме радиомолчания. Значит, что?

"Значит, они уже все знают... И парировать этот выпад будет куда сложнее... Хорошо хоть разведчики не подвели!"

Лиза сразу подумала о том, что лучшим выходом из создавшегося положения стал бы сейчас встречный удар штурмовиков.

"Пошлем Устари!" — решила она, предполагая, что "кортики" из 2-й штурмовой группы, если и не разобьют противника сходу, то уж, во всяком случае, свяжут его боем и заставят попотеть, а то и всплакнуть кровавыми слезами.

Впрочем, отдать приказ Лиза не успела. Де Бац принял другое решение, выдвигая навстречу мексиканским крейсерам техасские "Ирвинг" и "Арлингтон". Это было стандартное решение, к которому графа д'Артаньяна готовила вся его предыдущая жизнь, но не успели еще отзвучать слова отданного им приказа, а Лиза уже осознала, отчего сразу же подумала о штурмовиках, а не о крейсерах. Де Бац ошибся, потому что не умел считать карты. А ведь все было настолько очевидно, что и дурак, казалось бы, должен допереть. Если на воде у вас один авианосец, а должно быть — по расчету сил штурмовой группы, — два, то где-то же этот второй сукин сын должен обретаться? И, если уж не на востоке, то почему бы не на западе?

"Я конечно же дура, но не полная идиотка!" — Лиза протянула руку к переключателю каналов связи, и в этот момент все, собственно, и посыпалось, как битое стекло в витрине лавки, когда в нее въезжает "спятивший от алкоголя" локомобиль.

— Сокол-2 Молоту, вижу стартующие штурмовики...

"Стартующие? — не поверила она собственным ушам. — На Эль Гранеро? — все было настолько очевидно, что редкий случай — захотелось разрыдаться от стыда и обиды. — Что ж вы, пидеры, палубу-то ему не разворотили? Столько времени промудохались, что все, на хрен, просрали!"

Однако за первым сообщением, пришедшим с озера, и означавшим, что ее "матадоры" с заданием не справились, практически без паузы пришло другое — теперь уже с северо-западного направления:

— Сокол-5 Молоту! — заорал разведчик, явно теряя самообладание. — Опознаю цель... конвойный авианосец... Вижу старты!

"От ты ж, сука потная!" — Было очевидно, операция, которая планировалась, как лихой налет на заведомо слабого противника, пошла вразнос. Еще немного и наступит хаос, в котором бескровная победа легко обернется кровавым поражением. В собачьей схватке мексиканцы, скорее всего, лучше техасцев просто потому, что потасовка больше подходит к их темпераменту.

Картина, мгновенно возникшая в воображении Лизы, была попросту ужасна. Она вызывала растерянность, сворачивала узлом кишки, заставляла чувствовать унизительное бессилие перед лицом множества внезапно возникших на всех направлениях угроз. Такого срама Лиза себе даже представить не могла, как не смогла бы, наверное, остаться в живых, описавшись перед строем. Во всяком случае, так ей казалось еще мгновение назад. Сейчас же Лиза могла допустить все, что угодно. Но определенно, в ближайшие полчаса ее ожидал эпический разгром. Не поражение, крах! И во всем виновата она одна: просрала сражение, которое обещало стать триумфом. Угробила эскадру — и какую! — в первом же бою, бездарно подставившись под удар, который мексы наносить даже не планировали. У них это случайно получилось, а она... Она...

"Стыд-то какой! Ну, куда я со своим чухонским рылом в калашный-то ряд!"

Взялась командовать, изволь соответствовать! Но как будешь соответствовать, если не дотягиваешь даже до нижней планки потребного профессионализма? Не дотянулась. Не доросла.

Как удар под вздох всплыли в памяти слова адмирала Верникова: "вы не готовы быть командиром такой большой группировки, и звание адмирала вам пока не по плечу..." Обидно, но по существу, верно. У Лизы ведь нет за душой практически ничего. Ни систематического образования, ни приобретенного за годы и годы опыта, ни полноценной дисциплины, без которой на таком посту никуда. В активе одна лишь храбрость, да и та, если по совести, не от большого ума. Да вот еще фанаберия. Пустое, ни на чём не основанное и неуместное высокомерие!

Ведь, как все было! Лиза полагала, что молодость не порок, а отставание можно наверстать. Заменить опыт книжным знанием и великолепной — без похвальбы — интуицией. Компенсировать отсутствие систематического образования самостоятельной работой. Ну, она и трудилась. Как проклятая или около того. "Воздушная война" Корнбаха, "Атакующий флот" Анциферова, "Малая стратегия" Лупарева, "Основы оперативного искусства" Свонсона... Она прочла все эти книги и множество других. Работала над собой. Училась, как проклятая. И все-таки ничего из этого ей сейчас не помогло. Она отдала управление эскадрой "правильному судоводителю", — опытному и образованному профессионалу, — не вмешалась вовремя, ничего не предприняла, когда почувствовала, что складывающаяся ситуация далека от совершенства, и вот она расплата! Крах, поражение, позор!

Горькое чувство бессилия, охватившее Лизу едва не увлекло ее в омут обыкновенной бабской истерики. Однако, на счастье, капитан Браге — не адмирал Браге, а именно капитан, поскольку в ее случае это не звание, а состояние души; так вот капитан Браге, как тут же выяснилось, не умеет проигрывать. Да и в панику не впадает никогда и ни за что. Даже намек на истерику оскорбил Лизу, как пощечина или "отеческий" шлепок по заднице. Гнев ударил навстречу неуместному и недостойному смятению и разом сжег и растерянность, и видимую беспомощность перед лицом неблагоприятных обстоятельств. Да, и сомнения в самой себе сгорели заодно со всем прочим мусором.

"Нехрен рефлектировать, когда земля под ногами горит!"

И тут выяснилось, что все про все — все ее душевные терзания, рефлексии и прочее интеллигентское дерьмо — заняло у Лизы не так уж много времени: несколько секунд, один или два удара сердца, а потом... Потом пришло "просветление". С ней такое уже случалось, — в Ярубе, и над Виндавой, где-то еще, — но на этот раз Лиза буквально "взлетела", покинув свое физическое тело, все еще пребывающее в длинном мгновении так странно разрешившегося душевного кризиса, и увидела сразу все: себя, замершую в адмиральском кресле, рубку и застывших в движении офицеров командного поста, авианосец и огромное внешнее пространство, в котором словно мухи в янтаре длили свой недвижный полет техасские и мексиканские корабли. Она видела их так, как если бы светило яркое солнце полудня, ощущала расстояния и скорости, воспринимала, как данное, относительные углы, векторы движения, моменты сил и множество других, разных и разнообразных факторов и подробностей. Все сразу, как единое целое, и в то же время каждую деталь этого невероятного батального полотна в отдельности.

Увидела, рассмотрела, прочувствовала, стремительно создавая в уме непротиворечивую модель реальности, в которой ей предстояло совершить маленькое военное чудо, и начала действовать даже раньше, чем истекло длинное мгновение между двумя ударами сердца.

— Принимаю командование! Аваст! Отмена предыдущих приказов! — сказано резко, де Бац от неожиданности даже вздрогнул. Он все еще не понимал, что только-что проиграл сражение. Картина боя представлялась ему совсем не так, как видела ее Лиза. Она видела, он нет, вот в чем дело. Оттого и удивился. Другие офицеры тоже. Однако у военных свои правила: приказ начальника закон. А Fleet Commander здесь — Лиза, ей, стало быть, и решать.

— "Рио Гранде" — бейдевинд, курсовой угол 20 градусов — зюйд-зюйд-вест, скорость 60 узлов. Второй ударной группе срочный старт. Задача — перехват цели V9 — авианосца, идущего курсом норд-ост-тень-ост. Первой ударной группе ультимативный приказ на уничтожение цели V4 — авианосца наплаву. Крейсерам "Аламо" и "Тринити" ...

Она отдавала приказы так, словно читала с листа.

— "Бесстрашный" и "Безупречный" остаются прикрывать "Рио Гранде", "Быстрый" и "Беспощадный" выдвигаются в сектор пять...

Читала с листа? Но так, собственно, все и обстояло, только вместо печатного текста перед Лизой находилась двухмерная карта тактического экрана и трехмерная модель оперативной обстановки, какой ее "видела" она сама. И план боя верстался на ходу — что отнюдь не означает "поспешно", в смысле "неряшливо" — и так быстро, как только умела Елизавета Браге. А умела она действительно быстро. Не vivo, что по-итальянски означает "живо", а prestissimo, то есть, " в высшей степени быстро, очень быстро".

— "Колорадо", "Ред Ривер" и "Галвестон"...

Разумеется, офицеры, находившиеся сейчас на командном посту, знать этого не могли, и выполняли ее приказы лишь в силу воинской дисциплины, которая на Флоте даже круче, чем в сухопутных войсках. А она и там становой хребет армии. Командная цепочка, субординация, устав, наконец. От этого не убежишь, не скроешься, даже если очень этого захочешь.

И мостик, что называется, включился с полуоборота.

— "Лэйк Сальвадор" и "Мендикант"...

— Молот вызывает наваху 7, подтвердите огневой контакт с противником!

— Лейтенант Трапед, сэр, вижу цель! ... Так точно, сэр, подтверждаю! Тяжелый крейсер типа "Шевалье". Высота порядка...

— Вижу! Молодцом, лейтенант! Теперь уходи с дороги, открываю огонь главным калибром!

— "Аламо"! Первый приказывает, держать эшелон! С курса не сходить! Левее вас ведет огонь "Даллас"

— "Дэн Блокер", занять позицию в кильватере "Колорадо", "Копано Бэй", вы идете в двух милях впереди по правой скуле...

— Навигаторы! Это что там на два часа, пожар или солнце встает?

— Веду бой!

— Мы под обстрелом!

— Свали, нахрен, с курса, мудак! Атакую!

Лиза слушала, смотрела, считала шансы, вносила коррективы.

— "Быстрому" и "Беспощадному" отойти в третий сектор и прикрывать "Уичиту"...

— "Фредди Фергюсон", не увлекаться! Держать строй!

— Третьей штурмовой группе обеспечить изоляцию сектора четыре... Основная цель — мексиканские крейсера с отметками V2 и V3...

Вот теперь все и заработало, как надо, и эскадра стала тем, чем и должна была быть — превосходным инструментом ведения войны в воздухе. Гремели орудия артиллерийских крейсеров, захлебывались в истерике зенитные автоматы и штурмовики шли в атаку, сбрасывая на противника бомбы или обстреливая вражеские корабли из авиационных пушек. А в рубке "Рио Гранде" — ад кромешный, и даже сквозь наушники Лиза слышит гул машин, выкрики команд, быструю перекличку голосов и матерную брань на четырех языках.

— Есть попадание! Еще одно! Горит, сукин сын!

— Радиорубка, обеспечьте связь с "Колорадо"!

— Госпожа адмирал, докладывают с "Далласа", у них повреждена машина, но хода не потеряли, идут на резервной!

— Огонь! Огонь! Огонь!

— Стилеты, за мной! Делай, как я!

"Потанцуем! — Решила Лиза, услышав голос Василия Карамзина. — Но кое-кому порки не избежать!

2. Временное аэрополе в заливе Беквиз Арм, июнь 1933 года

Разбор полетов состоялся вечером следующего дня на полевом аэрополе в каньоне Сан Педро. Командиры кораблей и другие старшие офицеры собрались в конференц-зале на "Рио Гранде". После вчерашней победы и успешной ретирады буквально под носом у ошалевшего от такой наглости противника, чувствовали они себя просто замечательно, тем более, что начальство — вовремя получившее реляцию о "победе над супостатом", — поздравило их с успехом еще в полдень. При этом Центральное Командование, по-видимому, приятно удивленное неожиданным успехом АУГ-3 не жалело суперлативов, и вообще разливалось соловьем. А это в свою очередь означало, что грядет звездопад: участников рейда ожидали награды, внеочередные звания и денежные премии, а то и все это вместе взятое. Поэтому, собираясь в командном центре авианосца на совещание, офицеры были приятно возбуждены, много смеялись и шутили, но делу время, как говорится, а потехе — час.

Лиза встала во главе стола и обвела взглядом лица собравшихся. Ей было их искренно жаль, но война не место для сантиментов.

— Приступим, господа! — сказала она, и радостное оживление, царившее за столом, как ветром сдуло. Видно, было что-то особенное в выражении Лизиного лица, во взгляде, в интонации или в тембре ее голоса. Что-то, что заставило всех разом замолчать и насторожиться. — Кто-нибудь готов рассказать нам, что это было?

— Победа, разве нет? — поднял на нее взгляд де Бац, но Лиза уловила некую нетвердость в его обычно спокойном и уверенном командирском голосе. Во взгляде, впрочем, тоже.

"Тень сомнения? — предположила она. — Возможно, что и так!"

— Победа, — кивнула она, опускаясь в кресло. — Ну, и какая же именно это победа, мистер де Бац?

— Большая? — не без горечи усмехнулся первый помощник. Теперь он уже не был так уверен в том, что говорит. Вернее, был уверен в обратном, только не мог уже сдать назад.

"Не глупый мужчина, понял уже, небось, откуда ветер дует".

— Не стоит мелочиться, — сказала Лиза вслух. — Возможно, господа, это была грандиозная победа или даже эпохальная. Как считаете, капитан Ирле?

— Мн... — выдавил из себя флагманский навигатор. Он тоже отнюдь не дурак и тоже, наверняка, уже догадался, о чем пойдет речь.

— Разрешите, госпожа адмирал! — поднялся со своего места командир авиакрыла капитан 1-го ранга — Чак Барбер.

"Самоубийца... Но с нами, с истребителями, всегда так!"

— Говорите, капитан, — предложила Лиза.

— Не все прошло гладко, — признал Барбер. — Но не стоит забывать, что мы уничтожили в одном бою два авианосца и пять крейсеров противника, не говоря уже о том, что мы разрушили модус операнди мексиканцев в операции, направленной на захват Форта Стоктон. Им теперь просто не хватит авиации, чтобы развить наступление. А у нас, напротив, тактическое преимущество и перевес в силах...

— Что ж, мистер Барбер, в ваших словах много правды, но кое о чем вы предпочли промолчать, не так ли?

— Отчего же, — пожал широкими плечами бесстрашный истребитель Чак Барбер, — я с этого и начал, мэм. Не все прошло гладко...

— Не все прошло гладко, — повторила за ним Лиза. — Хорошо сказано, капитан! А теперь позвольте мне расшифровать ваш, скажем так, куртуазный эвфемизм. И раз уж вы, мистер Барбер, командир авиакрыла, с вас и начнем.

Лиза достала портсигар, открыла, взяла папиросу и закурила. И все это молча, неторопливо, в полной тишине, которая, казалось, придавила всех, собравшихся этим вечером за этим столом.

— Отбомбились скверно, — пыхнула она дымом. — Ну, ладно цель V9 — сукин сын маневрировал на скорости в полсотни узлов. Его еще пойди догони на ваших-то "матадорах" и "букеро". К тому же заградительный огонь, да и "ландскнехты" мешали, но, как вы умудрились, капитан, промазать по лежачему — я имею в виду авианосец на плаву — ума не приложу! Может быть объясните, как это вышло?

— Было темно, госпожа адмирал...

"Темно?! Ну, это ты зря, приятель! Теперь мне придется тебя высечь от и до!"

— Вы серьезно, мистер Барбер? Насколько я помню, а на память я пока не жалуюсь, V4 — это неподвижная цель с освещенной взлетной палубой, с которой, благодаря отличной выучке ваших пилотов, мексы начали взлетать через пятнадцать минут после начала атаки!

— Я... — начал, было, капитан Барбер, но Лиза ему продолжить не дала. У капитана был шанс выкрутиться, но пилот им не воспользовался, и это ровно то же, что случилось с мексиканским авианосцем. Могли убить сразу, но замудохались и упустили свой шанс.

"Медленный истребитель — не истребитель! И это аксиома, а не предположение!"

— Слишком много лишних движений!

— Что, простите? — не понял ее пилот.

— Много суетитесь, — объяснила Лиза, — а толку мало! Мало попаданий, мистер Барбер, но зато много шума. И потом, что это за вопли? Мы под огнем! Нас обстреливают! А чего, черт вас побери, они ожидали? Что их по головке погладят?

"Асы, пся крев! Шлюхи плечевые и те лучше дерутся!"

— Под огнем! — повторила Лиза и недоверчиво покрутила головой, словно стоячий воротничок кителя стал ей неожиданно тесен. — Это война, капитан! А на войне стреляют! Восемь "матадоров" против двух корветов, это как? Это курам на смех, а не бой! Вот ваш командир группы Бэзил Карамзин! Тоже хорош, разумеется! Должен был лучше готовить своих, то есть ваших олухов, сэр! Ну, да он на должности без году неделя. С него какой спрос! И тем не менее это именно коммандер Карамзин, успокоил пилотов, подавив на корню возникшую панику, сам — единолично — свалил первый фрегат и организовал результативную атаку на второй!

И пошло! Начав с истребителей, Лиза пошла по иерархии сверху вниз!

— На семнадцатой минуте боя, неверно оценив тактическую ситуацию, Мостик ... — макать де Баца лицом в говно не хотелось, поэтому все-таки "мостик", а не конкретный человек. Капитан и сам не дурак, поймет о ком идет речь.

— На двадцать первой минуте боя, когда я уже приняла командование на себя, штаб на шесть минут утратил управление, вымпелами, действующими восточнее Эль Гранеро...

— ... в разгар боя "Рио Гранде" продолжал движение прежним курсом на малой высоте и на крейсерской скорости. Между тем, боевой ордер был нарушен. Господа командиры Крейсеров! — Лиза затушила папиросу в пепельнице и обвела тяжелым взглядом собравшихся за столом офицеров. — Если я правильно помню устав, в отсутствие прямого приказа командующего эскадры, в случае возникновения угрозы авианосцу, крейсера по умолчанию прекращают любые ударные действия. Вы, господа, обязаны защищать "Рио Гранде", а не упражняться в стрельбе из главного калибра! Я не права?

Между тем, кое-кто из командиров "сбледнул с лица", другие напротив — налились дурной кровью. Но Лизе на их ущемленное самолюбие было наплевать. Еще один такой бой, и всем им крышка. И правым, и виноватым.

— Обидно? — спросила без обиняков. — Оскорбила вас, господа победители! Несправедливо обошлась? А вы, господа герои? Где было ваше мужество, когда адмирал Мас наводил тут тень на плетень? Солидаризовались или просто струсили? Так вот вам урок, господа. Адмирал Мас был не просто неправ, он скудоумный мудак, хоть и выше меня по званию. А мудак он, потому что вчерашнее сражение выиграла я. Возражения по существу вопроса есть? Нет? Вот и славно, потому что, в конечном счете, победа действительно принадлежит мне, и это ужасно!

3. Атлантическое побережье республики Техас, июль 1933 года

Следующие пять недель АУГ-3 под командованием адмирала Браге принимала участие в грандиозном сражении, развернувшемся на северо-востоке Мексики, а точнее в провинциях Коауила, Нуэва Лион (она же Нижняя Калифорния) и Тамаулипас. Мексиканцы сражались в меру мужественно, но им не хватало собранности и организованности, ясно мыслящего руководства, дисциплины и оружия. В результате, они несли одно поражение за другим, и, хотя техасцы тоже те еще вояки, они все-таки наступали, а не наоборот. К середине июля линия фронта проходила уже по линии Тампико-Эбано-Лугуна Дель Манте-Санто Доминго, то есть от атлантического побережья до дороги 57 близ города Позас де Санта Анна. Среди прочего силами самообороны был захвачен Монтерей, но, к счастью, это была не Лизина головная боль. Ее зоной ответственности было небо, и там она чувствовала себя куда увереннее, чем на грешной земле.

Эскадра практически не выходила из боя, то атакуя наземные силы императора Анастасио Бустаменте, то отражая попытки мексиканского флота перейти в контрнаступление. В любом случае, и дня не проходило, чтобы АУГ-3 не схлестнулась с противником, однако лучше бы мексы поостереглись: Лизина эскадра считалась теперь лучшей во всем флоте республики Техас, и не зря. У Лизы открылось "второе дыхание". Тот давний уже бой над каньоном Эль Гранеро расставил все точки над "i". Она поверила в себя, укрепившись духом и найдя в себе уже не только отмороженного на всю голову истребителя, но полноценного адмирала, способного с успехом управлять большой авианесущей эскадрой. Однако не менее важно то, что в нее поверили ее подчиненные. Практически все, от нижних чинов и до старших командиров. Ну, и мексиканцы это почувствовали на собственной шкуре. Действия АУГ стали жестче, организованнее, эффективнее. Результативность возросла в разы, и имя Елизаветы фон дер Браге гремело теперь на весь Техас. Да, и не только там. В Себерии газеты и дальновидение живо обсуждали ее успехи в боях и сражениях, мужество и талант, и то, разумеется, что за полтора месяца войны она получила уже повышение в звании и была награждена тремя орденами республики Техас: орденом "За военные заслуги", "Орденом Республики" и "Золотым Военным Крестом". Так что, как говорится, живи да радуйся, делая то, что не только нравится, но и получается у тебя лучше, чем у других. Получай удовольствие и продолжай расти над собой, ибо нет в подлунном мире совершенства, но зато есть стремление его достичь. Вот Лиза и стремилась. Сначала для вида, чтобы за дуру не держали, а позже и для себя. Себе ведь тоже хочется нравиться, разве нет?

Однако не зря говорят, что, если решил, что схватил Бога за бороду, проверь не держишь ли черта за срамные волосья. Последнее не только омерзительно, но и чревато, ибо никому не нравится, когда его дергают за яйца. Даже если эта рука принадлежит женщине. Тут важен посыл, цель и намерения. Вот мексиканцы на Лизу и обиделись. Не то, чтобы они ее любили раньше! Вон даже убить пару раз пробовали. Однако на этот раз все обстояло куда серьезнее. Они объявили ей вендетту.

4. Мексиканский залив, сто пятьдесят километров восточнее города Тампико, 27 июля 1933 года

Тревогу объявили в 5.37 утра. Радарная станция Передовых Сил Флота в Дель Тардо засекла множественные быстроходные цели, идущие откуда-то с юго-востока с общим направлением вест-норд-вест, то есть прямехонько на Тампико, где располагались штаб фронта и были сосредоточены находившиеся в резерве стрелковые и кавалерийские дивизии, или на комбинированное аэрополе в Падилла. В любом случае, судя по тому, что речь шла о, как минимум, девяти тяжелых кораблях, атака затевалась нешуточная. Поэтому, собственно, командование и решило выдвинуть на встречу противнику единственную не связанную боем эскадру — АУГ-3.

Дело в том, что Лизина авианосная группа, практически не выходившая из боя с конца июня, три дня назад была отозвана с фронта для отдыха, пополнения и ремонта на временную базу флота в лагуне Альмагре у городка Ла Песка, выросшего на песчаном перешейке между лагуной и эстуарием реки Рио Сото Ла Марина. Впрочем, к этому времени эскадра лишилась крейсеров "Галвестон" — взорвался от прямого попадания в артиллерийский погреб, — и "Ред Ривер" — сильно поврежден огнем ПВО в сражении за Ленарес и находится на ремонте в Сан Антонио, — и трех фрегатов, два из которых пришлось списать на металлолом, так как восстановлению они уже не подлежали. У всех остальных кораблей, не считая, разумеется, "Рио Гранде" и транспорта "Уичита", не вступавших в непосредственный огневой контакт с противником, списки того, что требовалось "срочно подлатать", "починить", "заменить" и "подправить", были длинны, как роман Толстого "Война и Мир", к слову, так и не написанный в этой реальности. Так что дел хватало, не хватило только времени все эти дела переделать.

Первыми поднялись с поверхности лагуны "Тринити" и "Аламо", "Лэйк Сальвадор" и фрегат "Дэн Брокер" находились в дозоре вместе с двумя парами штурмовиков, так что, обеспечив прикрытие с воздуха пошел на взлет и "Рио Гранде". Лиза по случаю находилась на "Далласе" и едва ли не впервые смотрела на то, как поднимается в воздух ее авианосец, со стороны, но, разумеется, отнюдь не как сторонний наблюдатель. Следует заметить, зрелище было захватывающее, даже если не знать, как знала адмирал Браге, об истинных размерах корабля и заключенной в нем боевой мощи. 307 метров длины в плоскости остойчивости, 33 метра ширины полетной палубы и 21 метр высоты от оконечности малого киля до верхней палубы, не считая острова с башней и леса антенн на ней. 16 котлов, две основных и три вспомогательных машины, 25 ливетаторов общей ориентации, обеспечивающих авианосцу остойчивость в бортовой и килевой плоскостях и плавность хода даже при сильном ветре, и 22 левитатора вертикального движения. Главные и маневровые винты, горизонтальные плавники-крылья, ангары, авиакрыло, включавшее на данный момент сто семь штурмовиков и разведчиков и двадцать легких машин, и, наконец, батареи ПВО, прикрывавшие, как верхнюю, так и нижнюю полусферы. "Рио Гранде" был невероятно красив, подсвеченный встающим на востоке солнцем, огромен и смертоносен. В нем — по внутреннему ощущению Лизы — нашла свое конечное воплощение сакральная идея воздушного Флота, его квинтэссенция, его мощь и гордая слава.

"Я — это ты!" — неожиданно подумала она и сама удивилась такому тривиальному отождествлению "в духе великих предков".

"Я — это ты? Серьезно?"

Но, похоже, все так и обстояло в действительности: адмирал Браге и ее корабль! Две стороны одной медали, два воплощения одной сущности.

"Н-да... Похоже на безумие, но, возможно, безумие и есть.

* * *

В 6.43 утра, перелетев на винтокрыле "Форд-А-А" с "Далласа" на "Рио Гранде", Лиза заняла адмиральское кресло в рубке авианосца и приняла командование на себя. "Рио Гранде" шел курсом на перехват вражеской эскадры, корабли сопровождения маневрировали, занимая свои места в боевом походном ордере. В момент, когда Лиза приняла командование, скорость авианосца, находившегося на высоте полтора километра, достигала сорока восьми узлов. Усиливающийся встречный ветер съедал значительную долю мощности главных машин, но Лиза полагала — и штаб АУГ был с ней полностью согласен, — что перехватить мексиканцев следует как можно дальше от берега, связав боем в первые же мгновения огневого контакта и не позволив, таким образом, атаковать предполагаемые цели на территории, занятой силами самообороны Техаса. Поэтому в следующие полчаса авианосец продолжал наращивать скорость и высоту.

В половине восьмого дальние разведчики, вступившие с мексами в зрительный контакт, доложили, что мексиканская эскадра состоит из пяти линейных "шерифов" североамериканской постройки и семи английских "шарков". Авианосца у них, судя по всему, не было, но зато имелось некоторое количество — от пяти до семи — фрегатов типа "гарильеро". Состав эскадры, таким образом, заставлял задуматься о том, правильно ли оценил штаб фронта истинные намерения противника, эскадра которого состояла из новых мощных кораблей американской и английской постройки с явным превалированием ударных качеств, подходящих скорее для борьбы за господство в воздухе, чем для бомбардировки наземных целей.

"Ну, и с кем же вы собрались бодаться? — нахмурилась Лиза, наблюдая, как отметки на тактическом экране начинают маневрировать, совершая некое, еще не вполне внятное перестроение, и снижают скорость, явным образом набирая высоту. — Это вы что, по мою душу собрались, что ли?!"

Могло случиться и так.

"Но если так..."

— Навигаторы, — она бросила взгляд на курсовой экран и не удивилась, обнаружив, что, уйдя почти на полтораста километров от берега, АУГ-3 находится сейчас на траверзе Тампико, — мне нужен расчет на точку боевого контакта! Разведка! Пошлите несколько машин на восток. Радарам, круговой обзор! Особое внимание к восточному направлению. Рубка, поднимаемся на три двести, скорость снизить до семидесяти пяти узлов.

Она отдавала команды, все время держа в уме ту мысль, что мелькнула у нее пару минут назад. А мысль была простая, можно сказать, неказистая. "Что-то тут не так!" — вот, что подумала Лиза и теперь яростно готовилась к худшему, хотя еще и не представляла себе, в чем тут дело и что задумали мексиканцы. Вот просто интуиция "блажила" и шестое "командирское" чувство подсказывало, что "надвигается буря".

— Мексы, явно меняют курс, — сообщили разведчики.

— Они оттягивают нас от побережья, — констатировала Лиза, анализируя поступающую информацию. — И, похоже, они не торопятся вступить в бой. Они чего-то ждут!

— По нашим данным, — сразу же откликнулся разведывательный отдел, — у них нет резервов ни в Альварадо, ни в Халапе. Все силы задействованы на фронте.

— Зато там у них серьезная зона ПВО, — возразила Лиза, — а меня интересует скорее восток, чем запад.

— Но на востоке у них ничего нет...

И, как это часто бывает в романах, именно в этот момент "ударил колокол".

— Радарная станция наблюдает неопознанные цели, двигающиеся с направления восток-северо-восток...

"Ну, вот и приплыли, — мысленно кивнула Лиза. — Так по ком же звонит колокол?"

— "Тринити" и "Оламо" занять блокирующую позицию на левом фланге! — сказала она вслух, почти автоматически переключая каналы связи. Авиаторы, мне нужен визуальный контакт. Кто, сколько, и как можно быстрее! Капитан де Бац, "колокола громкого боя"!

— Есть "колокола громкого боя"!

И практически сразу три коротких гудка серены оповестили экипаж о переходе к состоянию "товсь!".

— Поднимаемся выше! — приказала Лиза сразу вслед за объявлением боевой тревоги. — "Даллас" и "Фредди Фергюсон", опуститься ниже. Вы прикрываете наши яйца!

— Так точно, мэм! — не позволив себе и тени усмешки, отрапортовал командир "Далласа" капитан Шерман. — Задачу понял! Прикрываю ваши яйца!

— Ну-ну! — Впрочем, Лиза уже занималась другими делами и через мгновение и думать забыла о Шермане и обороне нижней полусферы.

Через двадцать минут, в течение которых АУГ-3 старательно взбиралась на пятикилометровую высоту, постепенно снижая скорость и доворачивая на восток, ситуация прояснилась. С востока к точке "рандеву" на большой скорости подходила эскадра Франкского королевства, и получалось, что Лиза второй раз в жизни попала между молотом военной необходимости и наковальней большой политики. Формально франки в войне не участвовали и, значит, атаковать их первой Лиза не могла. Просто не имела права. Но с другой стороны, любой дурак знал, что франки поддерживают в этой войне императора Бустаменте. Другое дело, что открыто в военные действия они пока не вмешивались. Считалось, что франков удерживает ультимативное предупреждение САСШ. Однако никто не знал, насколько убедительными окажутся в конечном счете "доводы" американцев. В конце концов, Франкское королевство являлось одним из сильнейших и богатейших государств мира. В какой-то момент франки вполне могли плюнуть на осторожность и, преследуя собственные корыстные цели, по полной вписаться за мексиканцев, а из этого следует, что на данный момент возможным мог оказаться любой итог "встречи в верхах". И худшим из всех возможных являлся как раз тот сценарий, в котором франки открывали огонь первыми.

— Думаете, они начнут? — де Бац подошел к Лизе и, отключив гарнитуру связи, нагнулся к ней так низко, как только мог. — Начнут первыми? Вступят в войну?

— Хороший вопрос, Александр, — кивнула в ответ Лиза, впервые позволив себе назвать капитана по имени. — Но, если даже не начнут, они наверняка помогут мексиканцам маневром. У них девятнадцать вымпелов. У нас — двенадцать. Отрежут нас от нашего побережья, помешают держать строй... Все может быть, но готовиться всегда следует к худшему.

— Значит, продолжаем движение?

— Есть другие предложения?

— Да, нет, в общем, — вздохнул де Бац. — Отойти к своим уже не успеваем, да и резервов у штаба фронта практически нет.

И он был прав на этот раз. Помощь не придет, и отступить не получится. Франки, скорее всего, для того и вписались, чтобы стреножить АУГ и подставить ее под удар мексиканской эскадры. И, разумеется, "ничего личного", как говорят янки. Лиза ли стоит во главе эскадры, или еще кто, суть не в персоналиях, а в бизнесе, как выражаются те же североамериканцы. А бизнес у всех свой.

Следующие полчаса АУГ-3 двигалась в пасть зверя, хотя, возможно, дела обстояли куда лучше, чем думалось Лизе. У нее двенадцать вымпелов и восемьдесят девять исправных штурмовиков, и, если франки не встрянут — а вероятность такого исхода достаточно высока, — мексиканцев Лиза раскатает в блин. Однако оптимистический сценарий, как вскоре выяснилось, страдал именно что излишним оптимизмом. Дело шло к развязке, поскольку эскадры выходили на дистанцию огневого контакта, когда, минуя все промежуточные инстанции, на прямую связь с Лизой вышел небезызвестный первый лейтенант Джос Данэм.

— Срочное донесение, мэм! — доложил юный разведчик. — Центр радиоперехвата в разведотделе Центрального Командования сообщает, что король Болдуин час назад сделал официальное заявление об объявлении войны республике Техас!

"Ох, ты ж!"

— Уверен? — спросила вслух, стремительно проигрывая в уме варианты неизбежного боя теперь уже не с одними мексиканцами, но заодно и с франками, у которых, к слову, и свой авианосец тоже есть. Не такой большой, как "Рио Гранде", но и не конвойник какой-нибудь захудалый. Машин с полста, наверняка, есть!

— Так точно, мэм!

— Ну, раз уверен, передай тестю своим шифром, что мы влипли по самое "не могу" и вынуждены принять бой с двумя эскадрами сразу. Ты меня понял, лейтенант?

— Так точно, мэм! Сейчас же передам, что ситуация критическая!

— Дерзай!

"Может быть... Хотя вряд ли..."

Надежда на то, что Центральное Командование пришлет помощь, стремилась к нулю.

"И резервов нет, и лететь далеко: пока доберутся здесь уже все закончится, а жаль!"

Но жаль, или нет, все уже было решено, и единственное, что ей оставалось, это отыграть свой номер так, чтобы у франков при ее имени начиналась нервная икота.

"Будете моим именем детей пугать суки!"

— Маша! — позвала она подругу.

— Здесь, мой адмирал!

— Не выпендривайся! Не до шуток. Сейчас будет бой, и, судя по всему, "наш последний и решительный", — Лиза говорила по-русски, причем не на себерском русском, а на том, на котором говорили в ее Ленинграде и в Машином Петербурге. Говорила быстро, но тихо, так, чтобы их никто не услышал. — Когда наступит момент, я толкну тебя в плечо. Тогда срывайся без разговоров и беги к своему Устари, хватай в охапку и прыгай, куда сможешь. Куда-нибудь же ты сможешь его унести?

Любимый мужчина Марии был ранен, но уходить с "Рио Гранде" отказался и теперь являлся чистой воды заложником. Как от пилота пользы от него сейчас нет, и значит сложит голову за просто так. Если конечно его не "унесет" куда-нибудь Мария.

— А ты?

— А что я? — пожала плечами Лиза. — Я командир, мне идти некуда.

— Постарайся все-таки уцелеть! — попросила Мария.

— Сделаю все, что смогу! Все, Маша! Закончили! Времени на сантименты нет!

И в самом деле, время, отпущенное на раздумье, истекло. Лиза глубоко вдохнула, выдохнула и начала отдавать приказы.

— Господа, — сказала она по громкой связи, — мы попали в засаду. Франки больше не нейтральны, но думают, что мы этого не знаем. Поэтому первый выстрел за нами, и получиться он должен у нас так, как в жизни не бывает! Но это единственный шанс и упустить его было бы жаль! Верю, что справимся! За работу!

— Стилетам взлет! — приказала она. — Группе Карамзина, приказываю подняться на шесть километров и через двадцать минут, в десять ровно атаковать авианосец франков. Убивать не обязательно. Разбейте им палубу! Вторая штурмовая! Ваша цель — отметка V-5, это франкский тяжелый крейсер типа "шевалье". Долбить сколько получится. Не дать вести прицельный огонь. Атака ровно в 10.00. Навахи одним эскадроном прикрывают ядро построения. Два других — в резерве. "Мендикант", на вас второй "шевалье" — отметка V-11. "Капано Бэй", вы ударите по фрегатам — отметки 6, 8, 12. Вы должны разрушить построение франкской эскадры и впустить в курятник "Колорадо"...

Эпилог

1. Точка бифуркации

Из книги Кололольникова, В. Н. (1961). "Воздушный флот и его боевое применение". Шлиссельбург: Адмиралтейство, издание второе, дополненное:

"Воздушный бой, состоявшийся 27 июля 1933 года над акваторией Мексиканского залива вошел в историю, как несомненный образец мужества и героизма, проявленного техасскими авиаторами, необузданного мачоизма мексиканцев, стоившего им потери семи наиболее современных кораблей, и характерного для франков сочетания вероломства, ничем не отличимого от подлости, высокомерия, выражающегося в ни на чем не основанной самонадеянности, и рассудочности, граничащей с трусостью. Оперативные планы, сверстанные штабом командующего франкским экспедиционным корпусом адмирала Ла Рюше, были идеальны. Во всяком случае, так полагали франки и их мексиканские клиенты. Однако в эти планы вмешалось проведение. В качестве жертвы была намечена АУГ-3 Сил Самообороны республики Техас, и, как показали дальнейшие события, это был ошибочный выбор. После двух месяцев интенсивных боев с мексиканской армией личный состав техасской эскадры находился в отличной форме, как с точки зрения профессионального мастерства и слаженности, так и по моральному состоянию и уровню воодушевления, характерного для победителей. Даже учитывая потери, понесенные АУГ-3 в предыдущих боях, эскадра оставалась в высшей степени боеспособной, имея в виду тактико-технические характеристики входивших в нее кораблей. И наконец, во главе АУГ-3 стояла, вероятно, самая способная из техасских командиров — контр-адмирал Елизавета фон дер Браге. Эта выдающаяся женщина продемонстрировала в сражении над Мексиканским заливом не только блестящий талант командующего, но и невероятное хладнокровие и образец вполне эпического по своему характеру мужества.

Другим фактором, наложившим печать на все последующие события, было то, что буквально за полчаса до начала сражения техасцы — следует заметить, совершенно случайно — узнали о вступлении Франкского королевства в войну и тем свели на нет фактор внезапности, на который рассчитывал адмирал Ла Рюше. Напротив, теперь уже адмирал фон дер Браге смогла в полной мере использовать этот фактор против самих франков. Ее внезапная атака на эскадру адмирала Ла Рюше оказала на франков деморализующее действие, лишив их в первые же минуты боя авианосца, взлетная палуба которого была разбита ударом техасских штурмовиков, и трех линейных кораблей, вынужденных выйти из боя в связи с тяжелыми повреждениями, причиненными им артиллерийским огнем техасских крейсеров и смертоносными атаками штурмовиков. После этого и до конца боя, франки не рисковали вступать в огневой контакт на коротких дистанциях, однако огонь их артиллерии с больших дистанций оказался малоэффективен, тогда как отличная работа техасских канониров и успешное применение ими современных приборов наведения и управления артиллерийским огнем привели к великолепным результатам. Так, например, поражение главной машины крейсера "Иль де Франс" было вызвано серией точных попаданий на предельной дистанции для стрельбы из 180-мм орудий.

По планам франков, сражение должно было стать избиением техасской эскадры. "Быстрым, решительным и беспощадным", как выразился капитан 1-го ранга Дебеф, в своем "Очерке Мексиканской компании". Тем не менее, благодаря блестящим тактическим решениям командующей АУГ-3 фон дер Браге, выучке и решительности командного состава и младших чинов, сражение вылилось в череду схваток, перемежающихся маневрированием трех эскадр. В результате бой продолжался семь часов двадцать три минуты, и, если техасская эскадра действовала, как единое целое, ее противники вступали в схватку по частям, что уравнивало силу сошедшихся в огневом контакте корабельных групп. Дополнительным фактором являлось использование техасцами штурмовиков, тогда ка их противники лишились возможности использовать этот весьма эффективный инструмент атаки еще на первых минутах боя.

Разумеется, ни о каком равенстве сил не могло быть и речи. Даже сходясь в поединке с относительно небольшими отрядами кораблей, техасцы расходовали гораздо больше сил и средств, так что к концу сражения — что случилось, когда к месту боя подошел 6-й флот САСШ, — уцелевшие техасцы буквально падали с ног от усталости, не говоря уже о том, что большинство из них были ранены. В артиллерийских погребах оставались лишь считанные выстрелы. Навигационные приборы и радарные станции на кораблях были разбиты, а горящий "Рио Гранде" пытался сесть на воду, одновременно отбиваясь от двух мексиканских фрегатов, — один из них в конце концов был уничтожен огнем батари ПВО — подошедших к авианосцу едва ли не на расстояние пистолетного выстрела...

2. Альтернатива Номер Раз: Триумф

После того боя из Сил Самообороны Техаса ее, разумеется, списали вчистую. Контузия, сломанные ребра, осколочные ранения ног... Можно подумать, мало было у Лизы шрамов, и кости болели недостаточно сильно. Но, с другой стороны, за все надо платить. За геройство тоже. Погеройствовала и хватит. Делу время, как говорится, потехе — час. Вот бы еще решить, что для нее Дело, а что — Потеха.

Вот, к слову, была потеха, когда она с неполной АУГ на руках грохнула две неслабые эскадры в одном бою. Самая результативная битва в истории, как никак. С таким разгромным счетом не побеждал еще ни один адмирал в мире. А у Лизы и без того в послужном списке чего только нет. Всем, что она наломала в ту и эту войну, можно, наверное, вооружить флот средней по размерам европейской державы. Серьезно! Одних авианосцев три штуки, не говоря уже о линейных и тяжелых крейсерах, фрегатах, эсминцах и корветах, бригах и прочих плоскодонках. Но вот вопрос — потеха ли это, или все-таки дело, которому служишь от и до? Самое смешное или, напротив, самое грустное, что, лежа в бреду, — или лучше назвать это отключкой? — вспоминала Лиза тот самый давний бой под Опочкой, когда в одиночку бодалась с огромным польским крейсером-тримараном. Так что иди знай, что тут и как...

Рощин примчался к ней в госпиталь, в Хьюстон на третий день, то есть так быстро, как только смог. Но и то сказать, авиаторы в Европе и Америке, узнав кого везут и куда, творили чудеса. Сотрудники консульств, впрочем, тоже. Так что, да — уложился меньше чем в три дня, и потом месяц сидел около ее койки и еще месяц выгуливал по паркам и скверам Далласа, пока врачи не дали добро на возвращение домой.

— Итак, госпожа адмирал, крепко ли ваше слово? — Рощин умел смотреть на нее так, что у Лизы дух захватывало. С одной стороны, вроде бы, смотрит на нее, любимую, и, как бы даже, любуется, а с другой — напротив, смотрит в нее, заглядывает через глаза прямо в душу. Что тут скажешь! Сильные мужчины и любят на особый лад.

"Умеете вы, полковник, взволновать женщину!"

— Это ты насчет свадьбы? — уточнила Лиза, хотя все прекрасно поняла с первого раза.

— Не только, — покачал головой Рощин.

— На "мужнину жену" не рассчитывай, — усмехнулась в ответ Лиза, предполагавшая, что, зная ее так, как знал Вадим, он на "такие глупости" и не надеется. — Но замуж за тебя пойду. Назначай дату! Хотя...

— Имеются сомнения?

— Да, нет! — отмахнулась Лиза. — Сомнений нет. Есть пожелание. Я про дату. Вспомнилось вдруг, знаешь ли. Греза у меня была, еще когда ехала на войну, что венчаться будем зимой, чтобы тройка, значит, с бубенцами и лентами, и танцы на снегу, костры... Ну, ты понимаешь!

— Если нужен снег, тогда венчаться будем в Печере, в ноябре или декабре, — у Рощина всегда и на все есть ответ. Умный мужчина, решительный и соображает быстро. За то и полюбила. Вернее, за это тоже, потому как исключать внешность из формулы любви никогда не следует. А Рощин в этом смысле практически идеал. Высокий, широкоплечий, поджарый и сильный, и не мальчик, прости Господи. Полковнику под сорок, и Лиза признавала, как факт, что ранняя седина на висках мужчину не только красит, но и женщине, — конкретно Елизавете фон дер Браге — "вставляет не по-детски".

— Значит, в Печере, в декабре, — принимает решение Лиза.

— В Никольском соборе.

— Ну, это уж на твое усмотрение, Вадим! Я в Печере была всего один раз, да и то пьяная в стельку. Лейтенантские погоны обмывали, сам понимаешь!

На том и порешили. Однако сразу уехать не получилось. Прознав, что Лиза поправилась — вообще-то выздоровела она несколько раньше, но не будешь же кричать о такой живучести на каждом углу! — президент республики Техас решил устроить адмиралу фон дер Браге "отвальную", тем более, что настроение у всех было приподнятое. Из-за безумной выходки франков в войну вписались САСШ, и теперь дело шло к почетному миру, по которому Тихоокеанский Союз предполагал получить Тихуану и Байя Калифорния с выходом в Калифорнийский залив, а к Техасу отходили территории, лежащие восточнее Монтерея и на юг до Сьюидад-Виктория, а также атлантическое побережье до порта Ла Песка. Впрочем, судя по всему, и помощь САСШ не останется безвозмездной. Ходили упорные слухи, что "благодарный" за своевременно оказанную помощь Техас уступит своим североамериканским союзникам территории, лежащие восточнее линии Новый Орлеан — Маунт Хермон.

— Я бы вас еще чем-нибудь наградил, — шепнул ей доктор Ретклиф, кружа Лизу в вальсе, — но, увы, просто нечем. Выше "Одинокой Звезды" у нас награды нет, но вот "почетным гражданином Техаса" сделаем обязательно!

— Гражданкой! — поправила его Лиза.

— Что, простите? — удивился Ретклиф.

И в самом деле, английский язык таких извращений не предполагает. Гражданин, и точка. Однако Лиза использовала слово из весьма своеобразного варианта английского языка, принятого в Тихоокеанском Союзе. Там и не такое можно было сказать. Другое дело, что кроме тихарей никто этот сленг не понимал. Пришлось объяснять.

— Бог с вами, адмирал! Мы же не франки все-таки!

— Ладно, — согласилась Лиза. — Пусть будет гражданин.

— Отлично! — обрадовался Ретклиф. — Значит у нас одной проблемой меньше!

— У меня проблем нет.

— Зато есть у меня.

— О чем мы говорим? — поинтересовалась Лиза.

— О том, что почетным гражданином республики Техас может стать только Елизавета Браге, но никак не баронесса фон дер Браге, — с кислой миной на лице объяснил президент. Демократия и республиканский строй.

— Я же сказала, господин президент, — усмехнулась в ответ Лиза, — у меня проблем нет. Пусть будет просто Браге. Меня так многие, на самом деле, и называют.

* * *

Возвращение в Себерию оказалось поистине триумфальным. Вообще-то, Лиза предпочла бы тихую приватность, но на такое теперь рассчитывать не приходилось. Публичность являлась бесплатным приложением к славе, а слава, как говорится, летела перед Лизой, опережая хозяйку, как минимум, на пару шагов вперед. Лизу узнавали практически везде — отдельное спасибо фотографам, растиражировавшим ее портрет в десятках, если не в сотнях газет и журналов. Ну, и кинохроника не подкачала, и это не считая дальновидения, которое тоже подсуетилось, показав адмирала фон дер Браге тут и там по дороге домой. Адмирал получает из рук вице-президента Шварценберга золотую медаль ордена "Одинокой Звезды"; выходит, опираясь на трость с серебряной фигурной рукоятью — подарок муниципалитета города Хьюстон — из дверей военного госпиталя; танцует вальс с президентом республики Техас; целует девочек, поднесших ей букет алых роз; напутствует юных гардемаринов и беседует с членами Центрального Командования; и, наконец, поднимается рука об руку с полковником Рощиным на борт яхты, присланной специально за ней Великим князем Новгородским Василием. Что уж говорить о том, что творилось в Шлиссельбурге, когда они с Вадимом сошли по трапу на бетон Самсоновского поля! Столпотворение вавилонское и римский триумф в одном флаконе. До дома, то есть до квартиры на Смолянке удалось добраться только ближе к вечеру. Выслушав полтора десятка речей, пожав чертову уйму рук, дав интервью и побеседовав тет-а-тет с самим Василием Андреевичем и Набольшим Боярином Адмиралтейства Порховым, Лиза чувствовала себя хуже, чем тогда, когда ее выносили из разгромленной рубки горящего "Рио Гранде". Она была мало сказать обессилена и измочалена, она, несмотря даже на ее невероятную живучесть, едва переставляла ноги и говорить могла, лишь прилагая к тому невероятные усилия.

Однако в родных пенатах Лизу ожидали правильные люди, и люди эти четко знали, что и как надо теперь с ней делать. Пока Надежда расстегивала многочисленные пуговицы и крючки роскошного адмиральского мундира, — все-таки техасцы в этом смысле впереди планеты всей, — Клавдия потчевала подругу водкой из ледника и крошечными бутербродами с паюсной икрой, а Полина излагала планы на ближайшие двенадцать часов.

— Посидишь в ванне... Сауна была бы конечно лучше, но за неимением гербовой... — щебетала, покуривая в сторонке, доктор Берг. — Отмокнешь, согреешься... Я там тебе приготовила Березовый шампунь от Чулкова, сухие лепестки роз и розовое мыло от госпожи Рогожиной. Ну, и коньячок... Франки конечно подлецы, но коньяк делать умеют мерзавцы... папироски египетские... то да се...

— Тебе как, не надоело в мундире шляться? — спрашивала между тем Надежда, с интересом рассматривая крой мундира, швы и прочие военно-портновские диковины. — Я тебе тут кое-что приготовила, в смысле, пошила... Косой крой, облегает на груди и бедрах, подчеркивает талию... Серебристый шелк... Отделка палевым атласом...Можешь вечером для разнообразия надеть платье, если захочешь... Или нет.

— Захочу! — выдохнула Лиза, переждав прохождение по пищеводу очередного глотка ледяной водки. — Конечно же захочу! Платье, кружевное белье, шелковые чулки...

— Ну, и славно! — Обрадовалась Надежда, опасавшаяся, верно, что ее "любимый пилот" возьмется за старое и вернется к аскетически-спартанскому стилю пилотов-истребителей. — Тогда и туфельки подберем на высоких каблуках, если конечно ты в них сможешь ходить.

— Смогу! — пообещала Лиза. — Нога уже почти не болит. Я вон и вальс танцевала с президентом Ретклифом...

— Отмокнешь и за стол, — как ни в чем ни бывало продолжала тараторить Полина Берг. — "Поляна" будет просто загляденье! Как в лучших домах, ей Богу! Варвара и Татьяна там сейчас командуют...

"Двоюродные стервы?! А их-то каким ветром занесло? Я теперь их что же, тоже должна любить?" — удивилась Лиза, все еще числившая себя "отрезанным ломтем", отчего ей, на самом деле, было ни жарко и ни холодно.

— А пока будешь отмокать, — взбросила свой гривенник Клавдия, — послушаешь граммофон. Я там тебе пластинку приготовила: "Золото Рейна". Запись Венской оперы. Дирижирует сам Эрик Куссман. И я там, к слову, партию Эрды исполняю. Говорят, недурно получилось...

— Боже, как я рад вас всех видеть! — Порыв был искренним, но Лиза с подругами и раньше себе притворства не позволяла. Какая, к черту, может быть фальшь с теми, кто неподдельно тебя любит — в прямом и переносном смысле этого слова — и кого, прости Господи грехи наши тяжкие, ты и сама любишь и так, и эдак. В этом смысле Лизе повезло. Все три женщины — просто замечательные, не говоря уже о том, что красавицы и умницы.

"И Рощину не конкурентки. Мальчики налево, девочки направо, как говорится. Одно другому никак не мешает!"

Не хватало только Марии, но куда "прыгнула" подруга, унося с горящего авианосца свою неземную любовь — коммандера Уго Устари — Лиза не знала. И проверить возможные варианты пока не успела. Просто не смогла в силу своих особых обстоятельств и повышенного внимания окружающих.

— Боже, как я рад вас всех видеть! — сказала Лиза и чуть было не заплакала от счастья, но со слезами у нее теперь было туго, хотя мужики, как известно, тоже плачут. Могут плакать, наверное, и адмиралы, но спросить об этом кого-нибудь из знакомых, того же Борецкого, Кондратьева или Маркова, Лиза не могла. Просто стеснялась. — А кстати я теперь что, член семьи?

— Елена Константиновна просила тебя заехать к ней как-нибудь на днях, — криво усмехнулась в ответ Полина, знавшая и не с чужих слов, как сложно выстраиваются отношения в семье Бергов-Браге. — Говорит, что приехала бы к тебе сама, все-таки внучка, как никак, но старая стала и хворая... Боится помереть. Так что да, Лиза, теперь ты член семьи. Уж нашей-то с Григорием точно! Не возражаешь?

"Замысловато! — подивилась мимолетно Лиза. — Живоглот мне теперь, и в самом деле, брат? Похоже на правду, хотя и верится с трудом. Но, с другой стороны..."

Что она хотела сказать, Лиза забыла в то же мгновение, опрокинув в рот очередную стопку трехпробной водки — хлебного вина нумер 7. Однако основное направление мысли от этого не изменилось.

"Чудны дела твои, Господи! — думала она. — Еще недавно была паршивой овцой, едва ли не изгоем, "никто и звать меня никак", а нынче, глядишь, все как у людей: и жених красавец, и семья внезапно обнаружилась и без запинки приняла меня в свой "тесный круг", и все-то есть у меня, даже то, о чем и не мечталось! Вот разве что стоит, наверное, прикупить землицы к имению в Кобоне, да фольварк отремонтировать!"

Замок в Кобоне был небольшой, но зато старый, аутентичный. Им, правда, никто всерьез не занимался лет около ста. Однако, если отремонтировать, да модернизировать на новый лад — трубы, проводка, дренаж — усадьба оживет. Можно даже кое-что достроить, и тогда вообще переехать туда жить. А что? Место ведь козырное: считай на границе города, и в то же время, на природе, в лесу, да на реке. На локомобиле, если подновить дорогу через лес, до центра Шлиссельбурга часа полтора езды. На винтокрыле и того меньше.

"Впрочем, зачем мне старый винтокрыл, если я могу купить себе геликоптер с двигателем внутреннего сгорания?"

Дороговато, конечно, но вот чего-чего, а денег у Лизы было безобразно много. Так что, да! Вертолет — какой-нибудь новомодный "Борей" — и замок. А обновленная мыза, это же и сауна нормальная, и небольшой бассейн с проточной водой, и несколько парадных залов с африканской, лемурской и мексиканской коллекциями. Не говоря уже о винном погребе.

"Заживем!"

* * *

Свадьбу сыграли в конце ноября. В Печере снег выпал еще в октябре, так что и сани, и игры на снегу, включая танцы вокруг ночных костров и через оные костры молодецкие прыжки — все это случилось именно так, как однажды, — и не так, чтобы давно, — пригрезилось Лизе по пути в Техас. Было шумно, весело и пьяно, хотя и без безобразий. Без драк, без совокуплений по углам и прочего простонародного варварства. И в сугробах никто не замерз, что в общем-то не странно. Гости были людьми опытными, а у кого не хватало личного опыта, того спасало воспитание.

Гостей было много. И это тоже не удивительно, если иметь в виду все привходящие обстоятельства. Первым делом, конечно, семья. Родная кровь, так сказать. Ее, Лизы, неожиданно "проникшиеся" родичи и родные и близкие Рощина, многочисленные, успешные, крепко связанные родовыми узами. За родней следовали друзья и сослуживцы. Господа офицеры и несколько флотских дам, все, как один, в парадно-выходной форме, в фуражках и в шинелях с меховыми воротниками. Шлиссельбуржская богема. Техасские пилоты. Офицеры со "Звезды Севера", включая "Дамский клуб" в полном составе, и, наконец, представители власти, которых оказалось невозможно не пригласить. Возглавлял делегацию кабинет-секретарь Черемисов лично. Подлец, конечно, но и без него не обойтись. По нынешним временам Лиза вынуждена была принимать в расчет такие вещи, которые еще недавно ее вообще не интересовали. Но жизнь нынче стала иной, изменившись, казалось, до неузнаваемости. Поэтому среди гостей находился и небезызвестный Егор Петрович Иванов.

Представитель патриотически настроенных себерских предпринимателей привез Лизе несколько "милых сувениров", в число которых входили гарнитур из превосходных замбизийских изумрудов и шуба из мангазейского соболя, к которой прилагалась шапка-татарка с темными хвостами бургузинских соболей, свободно падающими на плечи, стелющимися по спине.

— Пожалуй, надену, когда пойду под венец, — Лиза умела признавать свои недостатки, иногда ими даже гордилась, и страсть к красивым вещам была одной из ее самых любимых слабостей. Но и то правда, к свадебному платью из серебристо-серого шелка, расшитого нитью темного серебра, соболя подошли как нельзя лучше. Просто идеальное сочетание, что несколько позже подтвердила и Надежда, на безукоризненный вкус которой равнялся весь высший свет Шлиссельбурга, Ниена и Новгорода.

— Рад, что вам понравилось! — сдержанно поклонился Егор Петрович.

Однако подарками господин Иванов не ограничился. И за три часа перед венчанием между ними произошел короткий, но весьма содержательный разговор.

— Понимаю, что не ко времени, но нам, Елизавета Аркадиевна нужно безотлагательно обсудить один вопрос...

— Один? — Подняла бровь домиком Лиза. — Даже и не знаю. С вами, Егор Петрович, всегда так интересно говорить! Особенно мне нравятся намеки на "многообещающие перспективы"...

— Зря иронизируете! Я от своих слов не отказывался и не отказываюсь, — возразил Иванов. — О том, собственно, и речь. К рождеству получите титул княгини Виндавской. Все бумаги подписаны. Василий Андреевич ожидает лишь оказии. Рождественская речь в этом смысле великолепный повод. Так что ждать осталось недолго.

"Княгиня Виндавская?! Суворов Рымникский, Браге Виндавская... Звучит!"

— Да я, собственно...

Но Лизе, если честно, и сказать было нечего. Другое дело — мысль о цене титула, мгновенно мелькнувшая в ее быстром мозгу.

"Бесплатных обедов не бывает!" — подумала она. И следующая фраза Иванова лишь усилила ее подозрения.

— Вы, возможно, об этом не знаете, Елизавета Аркадиевна, но в апреле начнется перерегистрация личного состава Флота.

— Что это значит? — о перерегистрации Лиза ничего не знала. Она даже не представляла, для чего бы Флоту вдруг понадобилась эта самая перерегистрация. А Кадровое Управление, тогда, зачем?

— Военная реформа Ефремова, — объяснил посланец. — Не слышали? Впрочем, не в том суть.

— А в чем? — Лиза просто не смогла промолчать. На носу венчание, а тут вдруг этот странный разговор.

— В том, что вас, Елизавета Аркадиевна, переведут из действующего состава в резервисты первой волны, но уже в звании контр-адмирала.

— То есть, из Флота меня убирают?

В сущности, ожидаемо, но от того не менее погано, даже если пилюлю подсластили обещанным адмиральским званием.

"Вот же суки!"

— Не совсем так, Елизавета Аркадиевна, — покачал головой остающийся совершенно бесстрастным Егор Петрович Иванов.

— А как? — спросила Лиза, с трудом превозмогая острое желание вмазать по этому "покер фэйсу" кулаком.

— Руководство флота вняло деликатной просьбе группы заинтересованных лиц и переводит вас в резерв, поскольку действующий офицер флота не может баллотироваться в сенаторы.

— Что?! — не поверила Лиза своим ушам.

Про сенатора она, грешным делом, забыла. Но и то сказать, серьезно к этой теме она в свое время не отнеслась, и, как оказалось, напрасно.

— В мае внеочередные выборы сенатора от Холмогорского избирательного округа, — впервые с начала разговора деликатно улыбнулся господин Иванов. — Северодвинский союз ветеранов предполагает выдвинуть на этот пост вас, Елизавета Аркадиевна, и вот об этом я, собственно, и хотел бы с вами переговорить. Времени до выборов остается всего-ничего, а нам еще людей в ваш избирательный штаб подбирать, программу сверстывать, да мало ли дел!

"Что ж, все правильно! — согласилась Лиза. — За все надо платить!"

— Это так спешно, что не может обождать день-два? — спросила она вслух.

— Разумеется, может, — пожал плечами Иванов. — Но принципиальное согласие я хотел бы получить уже сегодня. Ведь вы согласны, Елизавета Аркадиевна?

3. Альтернатива Номер Два: Елисейские поля

Следует признаться, Флоренция пахла не слишком хорошо. Не везде, разумеется. Кое-где даже приятно — там, где цветы и фруктовые деревья, — но, в основном, скверно. Одним словом, средневековье, и с этим ничего не поделаешь. Факт на лицо, как говорится. Однако же и уходить не хотелось. Хотелось еще пожить в этом новом чудном мире. Пожить, погулять, посмотреть...

Во Флоренцию Лиза приехала из Веченцы, куда занесла ее нелегкая в лице непредсказуемых причуд "перехода". А дело было так. "Рио Гранде" горел, и Лиза не могла с уверенностью сказать, чем кончится отчаянная борьба команды за живучесть авианосца. Сама она уже не командовала боем, окончательно утратив связь с кораблями эскадры, с североамериканцами, обещавшими помочь, и с бессильным помочь оперативным штабом Центрального Командования. Единственное, что все еще могла делать Лиза, это командовать гибнущим "Рио Гранде". На самом деле, она уже приняла принципиальное решение, сажать разваливающуюся махину на воду, но глубины в этом районе Мексиканского залива не позволяли провернуть вторично тот фокус, который удался ей однажды в виду города Виндавы. Впрочем, она на такой исход и не надеялась. Она лишь предполагала, что авианосец продержится на плаву достаточно долго, чтобы все выжившие успели с него убраться. Разумеется, "Рио Гранде" не морское судно, и спасательных шлюпок на нем не предусмотрено, но все-таки имелось некоторое количество плавсредств, использовавшихся обычно во время приводнений. Ну, и пробковые жилеты... Во всяком случае, Лиза приказала их найти и раздать остающимся на борту членам экипажа. Остальное в руках Господа!

Авианосец снижался медленно, одновременно ведя бой с двумя мексиканскими фрегатами. Темп спуска диктовался необходимостью: еще не хватало уронить огромный корабль на водную поверхность, способную при известных скоростях разбить его вдребезги. В рубке к этому времени боеспособной оставалась одна лишь Лиза. Однако бой с "гарильерос" вела не она, — у нее элементарно не хватало на это ни сил, ни времени, — а запасной командный пункт, и что там происходило Лиза не знала. Все открылось лишь в последнее мгновение, когда неожиданно оживший афаэр раскалился так, что боль пронзила Лизину грудь. Казалось, огненная игла прожигает ее насквозь, выбрав для этого ложбинку между грудей. Она хотела закричать, но не смогла. Дыхание пресеклось, и Лиза решила, что это конец. Но это был не конец, вернее, не конец ее жизни, хотя и очевидный финал ее истории. Боль заставила Лизу сжаться, и в этот момент время остановилось. Все произошло точно так же, как уже случилось с ней однажды на берегу богом забытой африканской реки, когда в Лизу стрелял доктор Тюрдеев.

Время остановилось, и в раскрывшемся перед нею "окне" Лиза увидела смертельный выстрел из пятидесятимиллиметровой пушки. Зависший в движении фрегат выпустил снаряд, и снаряд этот летел сейчас прямо к Лизе. Он должен был пробить тонкую броню Командного пункта и взорваться едва ли не под ногами у Лизы. Выжить в этом случае она не могла. Снаряд не оставлял ей ни единого шанса. Зато афаэр ей такой шанс предоставлял.

"Жаль", — подумало она отстраненно и позволила афаэру действовать самостоятельно. У нее самой, в нынешнем ее состоянии, вряд ли могло что-нибудь получится.

* * *

Очнулась она где-то на горном склоне в лесу. Первое впечатление — солнце и бездонное голубое небо, видимое среди стволов. Второе — "Опять двадцать пять"! Лизе подумалось, что она в очередной раз оказалась в необитаемых землях и ей предстоит многодневный одинокий поход неизвестно куда. Что ж, следовало признать у нее были все основания для такого предположения. Если верить глазам и ушам, коже и носу, Лиза находилась в прогретом солнцем лесу. Не тайга, впрочем, и не джунгли. Скорее, что-то европейское, но, с другой стороны, и признаков цивилизации никаких. Так что, иди знай, куда ее занесло. Может быть, она где-нибудь в Европе, а может быть, и нет. В Лемурии лес тоже был обычным. Необычным там было место, где этот лес произрастал.

Делать нечего, пришлось идти. Уж точно не стоять на одном месте. Решение проблемы следовало искать самой, а не ждать, когда оно само найдет Лизу. В конечном счете, по сравнению с предыдущими ее походами, дела обстояли совсем неплохо. Лиза была одета в повседневную форму адмирала, — без эполет и орденов — ничем особенно, кроме качества ткани и пошива, не отличающуюся от униформы остальных членов экипажа. Штаны и рубаха, китель, тяжелые башмаки. Наручные часы. Кожаный пояс с кобурой. В кобуре табельное оружие — кольт М1911 и запасная обойма. Четырнадцать выстрелов, швейцарский нож в кармане брюк, носовой платок, полупустой кожаный портсигар, зажигалка "Zippo" и серебряная фляжка, а в ней сто грамм коньяка. И все, собственно. Не много, но и не мало.

Однако поднявшись на вершину поросшего лесом холма, Лиза узнала две вещи. Первое, она находится в предгорьях каких-то весьма внушительных гор. И второе — в этих местах живут люди. В отдалении виднелось несколько построек, одна из которых живо напоминала церковь, и некое поселение у подножия возвышенности, увенчанной вполне узнаваемым замком. Удалось рассмотреть даже несколько дорог, но ни летающих кораблей, ни самодвижущихся повозок, ни линий электропередач Лиза, как ни старалась, так нигде и не увидела. А спустившись, спустя два часа, к дороге, довольно быстро убедилась, что попала куда-то не туда. Вполне возможно, это был родной мир Марии, но, если даже и нет, то что-то сильно на него похожее.

"Одним словом, жопа!" — констатировала Лиза, увидев, как по разбитому проселку тащится телега, запряженная волом.

Технологические особенности транспортного средства и внешний вид "водителя" намекали на средневековье, а "прыгнуть" куда-нибудь еще Лиза сейчас не могла. Обострившаяся в последнее время — и не без помощи все той же Марии — ведьминская интуиция подсказывала, что и пробовать не стоит. Ситуация "в эфире" была по ощущениям та же самая, что случилась однажды в Петербурге, где они с Рощиным застряли из-за "волны" на довольно продолжительное время. Мария, с которой Лиза там и познакомилась, что-то такое объясняла про "физику" схождений, но Лиза, если честно, деталей не помнила. Ей важнее был факт, что такое случается, и, значит, ей в этом гадюшном средневековье придется какое-то время пожить. Но, если так, на повестку дня выходили уже совсем другие вопросы: выжить в диком лесу — это одна история, а вот в населенном людьми средневековье — совсем другая.

Без денег и "документов", без аутентичной одежды, знакомых и родственников, обеспечивающих женщине безопасность и положение в обществе, Лизе здесь не светило ничего хорошего. Четырнадцать выстрелов не аргумент, а вписаться в местные "быт и нравы" представлялось делом практически невозможным. Однако Лиза не даром стала адмиралом! Голова на плечах, железная воля в груди и полное пренебрежение к законам и обычаям, если последние мешают ей жить. Одним словом, цинизм и правовой нигилизм в одном флаконе. Оставалось понять, кого ограбить, чтобы разжиться средствами к существованию, и кого допросить, чтобы понять, куда, черт побери, ее занесло. Впрочем, все разрешилось как-то само собой без деятельности участия Елизаветы Браге, вернее, при ее посильном, но не решающем участии. Не успела Лиза задуматься над "сложными проблемами бытия", как само провидение пришло ей на помощь.

Рассматривая дорогу, полого взбирающуюся на гребень очередного скалистого холма, Лиза обратила внимание на некую невразумительную активность, возникшую вдруг у моста через невеликую речку. Дело происходило примерно в полутора километрах от Лизы. Людей она практически не видела, вернее не могла рассмотреть. Но было очевидно, что их несколько, и, вероятно даже, больше трех, и что люди эти не горят желанием быть замеченными. Обстоятельства, таким образом, намекали на засаду. Кто и на кого охотился узнать по понятным причинам было невозможно, да и незачем. Лиза со спокойной совестью могла встать на любую сторону, поскольку и те, и другие были ей никто. Однако логика подсказывала, что помогать следует все-таки жертве, или не помогать никому вообще

Лиза спустилась к реке, не выходя на дорогу и стараясь все время находиться выше предполагаемого места засады. Идти было трудно. Кустарник, обломки скал, угол наклона каменистой почвы, растущие не там и не так, как надо, деревья. В общем, пришлось помучиться. Да и времени взяло не так, чтобы мало. В конечном счете, не по-детски пропотев, Лиза начала опасаться, что не успеет "к разбору полетов", поскольку на ее глазах по дороге в одну и другую сторону проследовало никак не меньше полудюжины телег, пара фургонов и несколько всадников. Однако ей повезло: добралась вовремя. То, что "вовремя", Лиза поняла сразу, едва подобралась ближе к дороге.

Это была классическая засада, но устроили ее люди, ничего не понимавшие в тактике партизанской войны. Лизу они не услышали и не увидели, тем более, что оставили свой тыл без охраны. Маскировались разбойники — или кто уж они там были — безобразно, имея в виду лишь тех, кто будет смотреть на них с дороги. Да и то, смотря кто и как будет смотреть. Лизу они, положим, обмануть бы сумели, но вот Вадима или Григория навряд ли. Лиза видела спины троих мужчин, засевших с ее стороны, и, зная, что и где искать, нашла еще двоих по ту сторону дороги.

"Если это то, о чем я думаю, придется стрелять!"

И в самом деле, даже для опытного офицера-пластуна одолеть в рукопашке пять, а то и шесть, противников, наверняка вооруженных холодным оружием, задача практически невыполнимая. Они же пластуны, а не былинные богатыри. О Лизе, в этом смысле, и говорить нечего. А вот застрелить не имеющих огнестрела мужиков, она могла. Надо только дождаться, когда соберутся все вместе, да подобраться поближе. На короткой дистанции Лиза не промахнется даже в сумерках, и темп стрельбы у нее для такого дела подходящий.

День, между тем, угасал. Подул слабый ветерок. Исчезла золотистая прозрачность воздуха. Солнце садилось где-то за спиной Лизы, и движение на дороге заметно ослабло. За последние полчаса проехала всего одна телега, но "разбойники" не уходили. Они явно кого-то ждали. Знали заранее, кто и когда поедет? Возможно. Но, с другой стороны, телефонов и радио в этом мире явно все еще не изобрели.

"Ну, может быть, кто-то ездит по расписанию. Почтовый дилижанс, например. Или дилижансы — это про Америку?"

Однако дело происходило не в Америке, а где-то в Европе. Лиза это знала точно, хотя и не смогла бы объяснить, откуда.

Стук копыт Лиза услышала издалека и сразу поняла, что "это то самое". Не одинокий всадник и не кляча, запряженная в крестьянскую телегу. По дороге, еще невидимое из-за деревьев, скрывавших поворот, ехало что-то большое, на колесах, и влекли это что-то никак не менее трех-четырех лошадей. Точнее Лиза определить не могла, не являясь специалистом в этой области. Однако, как вскоре выяснилось, она в своих предположениях не ошиблась: ни в том, что видит перед собой классическую засаду, ни в том, что речь идет о довольно крупной, а значит и недешевой повозке. Так все и вышло. Из-за поворота появилась карета с запряженными в нее цугом четырьмя лошадьми. Повозка оказалась красивой и действительно большой. Позолоты на ней было немного, но на дверце, насколько смогла рассмотреть Лиза, имелся самый настоящий дворянский герб. Ну, что еще? Возница на облучке, слуга сзади, за подрессоренным кузовом, и все, собственно. Никакой охраны или сопровождения, если только кто-нибудь не сидит с пассажирами в карете. И тут одно из двух: или дороги в этой стране безопасны, и, значит засада — дело редкое и очень специальное, или в карете путешествуют такие люди, которым нападение не страшно.

"Что ж, давайте посмотрим. Там видно будет!"

Нападение люди, сидевшие в засаде, выполнили вполне профессионально. Наверное, не в первый раз. Уронили на дорогу заранее подрубленное дерево. Лошади испугались, встали, заметались, заржали. Сдали назад. Тут все и случилось. Разбойники выскочили из леса — их оказалось действительно пятеро — и бросились к карете. Кучер и слуга попробовали было сопротивляться, но силы были неравны, и оба пали в неравной борьбе, а выскочившего из кареты кавалера зарубили топором чуть позже.

"Н-да, — подумала Лиза, спускаясь к дороге. — Ну, и нравы!"

Собственно, тут и думать было нечего. Разбойникам — высшая мера. Заслужили. А в карете, наверное, и кое-какая аутентичная одежонка — пусть и мужская — найдется, и деньжата должны быть. Сабелька опять же...

Лиза фехтовала так себе, но все-таки умела. Господ будущих аэронавтов готовили в офицеры, ну, а офицеры должны соответствовать. И не важно, что они авиаторы двадцатого века, а не гусары века девятнадцатого, вальсировать, ездить верхом и фехтовать обязаны. И Лиза, как единственная госпожа курсант, училась вместе с другими. Вот разве что на уроках танцев, ей настоятельно рекомендовали осваивать женскую партию, а то "неловко выйдет, госпожа Берг! Кто-то из двух танцующих всегда мужчина, а кто-то - женщина, и по-другому, уж извините, не бывает!" Ну, в общем-то, истинная правда. Лиза сколько хочешь могла изображать из себя крутого мужика. Она даже спать с женщинами могла, хотя и не могла "вставить". Разве что палец, но это явно не считается. А вот вальсировать с женщиной, тем более, с мужчиной в роли мужчины не имела возможности. Не поймут-с!

Однако не успела она спуститься к карете, как в уравнении появился еще один член. И этот член был женского рода: один из разбойников вытащил из кареты "бездыханное" женское тело. Скорее всего, дамочка была без чувств. Убивать ее у нападавших не было никакой причины. В конце концов, если она и не была целью, то уж жертвой-то вполне могла стать. Однако не стала.

Лиза вышла на дорогу и хладнокровно расстреляла всех мужчин. Трое даже понять не успели, что и как с ними происходит, а двое других не успели ничего предпринять. Лиза стреляла с близкого расстояния — пять-семь метров в зависимости от местоположения мишени — просто, как в тире. Выстрел, выстрел, выстрел... И все. Последним умер тот мудак, который держал на руках женщину. Бросить ее он не успел, и Лизе пришлось смещаться, чтобы не попасть в его ношу. Вот тут он девушку и уронил. С простреленным черепом стоять трудно, тем более держать при этом на руках человеческое тело.

При ближайшем рассмотрении — в свете одного из масляных фонарей кареты — девушка действительно оказалась совсем молоденькой, как Лизе и показалось с первого взгляда. Но одета была, как дама, не как девочка, что, вероятно, соответствовало духу времени, что, впрочем, Лизе было безразлично. На данный момент ее тревожили совсем другие мысли. И для начала ей следовало избавиться от трупов. Не от всех, допустим, а только от тех, кто схлопотал пулю из не изобретенного еще кольта.

"Концы в воду!" — решила Лиза и, врезав юной особе по черепу, чтобы та, стало быть, не торопилась приходить в сознание, принялась скоренько затаскивать трупы в карету.

Работа не из легких. Спасибо еще Лиза, хоть и была вымотана многочасовым боем с франкской и мексиканской эскадрами, на слабосилие пожаловаться не могла. Тем не менее, пока перетаскивала трупы и втискивала их внутрь кареты, пока разворачивал лошадей и вела их под уздцы к мосту, прошло минут пятьдесят. Дама за это время в себя так и не пришла, так что Лиза успела сбросить тела в реку, оказавшуюся при ближайшем рассмотрении довольно широкой, быстрой и полноводной. Затем она разделась догола и натянула на себя штаны, снятые с одного из разбойников, и его же сапоги. Рубашка, однако, сильно испачкалась в крови, но зато неплохая куртка из тонкого сукна нашлась у другого мертвеца.

Девушка начала подавать первые "признаки жизни" уже тогда, когда Лиза застегивала на себе кожаный пояс. Пока жертва нападения охала и стонала, хлопая ресницами и ворочаясь на импровизированном ложе, сложенном из пары плащей, Лиза успела надеть еще и перевязь со шпагой и набросила на плечи плащ. Вот теперь она была готова к знакомству.

— Цхо зрацероз? Кхе о?

Ну, что сказать? По первому впечатлению тарабарщина какая-то. Однако девушка, успевшая сесть, и начавшая ощупывать голову, по-видимому, на предмет оценки ее целостности, продолжала тараторить, и в какой-то момент Лизе показалось, что она узнает этот язык. Ну, не то, чтобы именно этот язык, но тем не менее...

— Говори медленнее! — попросила она по-франкски.

Потом повторила просьбу по-испански со своим чудовищным себерским акцентом и по-итальянски, хотя, Бог видит, итальянский Лизы, оставшийся ей в наследство от покойного Тюрдеева и его любимой женщины, вряд ли мог претендовать на совершенство.

— Медленнее? — переспросила девушка, и это уже был явно франкский. Вот только акцент незнакомый, но Лиза собеседницу поняла, и это уже был настоящий успех.

— Говори медленно. Я пойму.

— Кто ты? Что случилось? — девушка поняла Лизин франкский, и это было очень хорошо.

— Я Эллисиф ван дер Браге, — представилась Лиза на датский манер. — Элизабетта.

Лиза не была уверена, что известный ей итальянский аналог ее имени существовал в средние века, но ничего лучше ей просто в голову не пришло.

— Ты тефтонка? Германка? — похоже, кое-что барышня все-таки поняла.

— Дания, — объяснила Лиза. — Я из Дании. Но сейчас из Польши.

— Польша! — обрадовалась девушка. — Я знаю!

* * *

Так Лиза познакомилась с Малин, Мадаленой д'Эсте — племянницей маркиза Ферарры Лионелло д'Эсте. На дворе было начало пятнадцатого века, девушка ехала в имение своей родственницы в окрестностях Роверето, а нападение, скорее всего, организовал неудачливый соискатель руки и наследства сеньориты д'Эсте Гвидо делла Ровере. Тоже, к слову, не рядовой гражданин, находящийся в родстве чуть ли не с миланскими герцогами. Одна беда — Гвидо делла Ровере был немолод, некрасив и беден, как церковная мышь. Именно поэтому он и решил жениться на Мадалене столь экстравагантным, но отнюдь не редким для Италии того времени, способом. Украсть и жениться. Чего проще? О последствиях столь оскорбительной для маркиза Ферарры эскапады Уго не думал, предпочитая, вероятно, считать в уме причитающееся ему по браку золото. Тем не менее, ничего хорошего его не ожидало. К сожалению, для Малин будущее, в этом случае, тоже не сулило ничего хорошего. Она могла остаться вдовой нищего негодяя, и следующим ее мужем мог стать какой-нибудь другой старый кретин, поскольку для любого уважающего себя молодого аристократа жениться на вдове не комильфо.

История, которую Лиза рассказала Малин, не отличалась изысканностью, но звучала вполне в духе времени. Женщина-воин — валькирия или что-то в этом роде — из далекого Датского королевства вышла замуж за польского дворянина. Жила в Польше и Московии, сражалась с Турками и прочие глупости. Нынче она вдова и путешествует в целях расширения кругозора. Разбойники опоили ее каким-то зельем и хотели то ли надругаться, то ли продать в рабство нехристям-мамелюкам. Очнувшись голая и в цепях, дева-воительница смогла освободиться и, не найдя своего платья и багажа, надела то, что нашлось в разбойничьем логове. Убегая оттуда она наткнулась на Карету Малин и смогла разогнать нападавших, а кого-то даже ранила. Но, увы, ни кучеру, ни слуге "милой Мадалены", ни сопровождающему девушку кавалеру она помочь ничем уже не могла.

Впрочем, разговор этот на ломаном-переломанном франкском состоялся несколько позже, когда женщины добрались наконец до виллы Марии дель Бальцо, приходившейся Мадалене троюродной или даже четвероюродной бабушкой. Лизе удалось совладать с лошадьми и, сидя, как форейтор, на левой передней кобыле, она доставила спасенную ею девушку к месту назначения. Их приезд вызвал много шума. Переполох случился аутентичный. Еще бы! Нападение разбойников на карету юной д'Эсте и ее чудесное спасение, которым Мадалена была обязана храброй и сильной женщине из дальних северных земель. Угомонились лишь под утро, когда слуги привезли на виллу тела убитых. Лизе они были, по большей части, безразличны, но аборигены реагировали на смертоубийство чрезвычайно остро. То ли войны у них давно не было, то ли женщины из высшего общества с этой темой обычно не пересекались. В любом случае, это было не ее дело. Она здесь чужестранка, и этим все сказано.

Лиза помылась, благо служанки довольно расторопно сообразили ей горячую ванну, перекусила "чем Бог послал", то есть белым хлебом, козьим сыром, медом и фруктами, выпила пару бокалов вина и, наконец, осталась одна в отведенных ей покоях. Не слишком удобная кровать, жесткий валик под головой, жаркое шерстяное покрывало... Сервис не впечатлял, но это было всяко лучше, чем ничего.

Другое дело, что, оставшись одна Лиза вполне оценила всю подлость ситуации, в которую угодила. Афаэр ее, конечно, спас от неминуемой гибели, и за это ему огромное человеческое спасибо, но в результате она, как пробка из бутылки, вылетела из того мира, к которому успела не просто привыкнуть, прикипеть. Без возврата, и это было то главное, с чем ей теперь предстояло жить. За "стеной" остались Рощин и Надежда, друзья и сослуживцы, враги и любовники с любовницами. И, разумеется, небо, летать в котором оказалось упоительным занятием. "На той стороне" осталась вся ее жизнь со всеми деталями и подробностями. Там осталась ее любовь, и, в какой-то мере, ее собственное "Я", поскольку, как ни крути, адмиралу Елизавете фон дер Браге нет места нигде, кроме того мира и того времени. И ведь это не в первый раз. Такое уже случилось с ней прежде, и Лиза отлично помнила ту ночь в госпитале, когда окончательно поняла, что возврата к прежней Елизавете Берг нет и не будет.

Сжало сердце, да так, что хоть вой на луну. Но глаза остались сухими, хотя, наверное, стоило бы всплакнуть. Выплакать горе и тоску, примириться с судьбой...

* * *

А через полгода они с Мадаленой приехали во Флоренцию. Лоренцо Медичи нашел девушке достойную партию и вызвал дальнюю родственницу к себе. Но Малин теперь без своей спасительницы и шагу не делала. Лиза в ее глазах была настоящей валькирией, хотя итальянка такого слова, разумеется, никогда не слышала. Впрочем, про викингов здесь знали. Как не знать. Датчане да норвежцы здесь, в Италии, в особенности на юге, в Сицилии и Калабрии, такого шухера навели, что их и через четыреста лет помнили и боялись до желудочных колик. А у Лизы, между прочим, не только рост и стать, у нее все тело в шрамах. Малин как увидела их в купальне, так и обомлела. До той минуты к заявлению Лизы, что она, дескать, настоящая дева-воительница, юная итальянка относилась скептически. Однако увидев боевые отметины, прониклась, уверовав в то, что Лиза, и в самом деле, женщина-рыцарь. То, что в Италии таких нет, ни о чем не говорит. В Милане или во Флоренции, может быть, и нет, а в Дании кто знает? Там, на севере, и не такое, наверное, возможно.

Так Лиза и попала во Флоренцию. То есть, сначала они поехали с Малин в Веченцу, там у девушки тоже имелись какие-то неотложные семейные дела, а потом уже — целым поездом, со слугами и охраной — во Флоренцию. Путь неблизкий, но в просторной карете с рессорами на цепях и с ночевками в приличных по местным понятиям гостиницах не так, чтобы ужасно, хотя и не шибко хорошо. Все-таки даже по сравнению с тридцатыми годами двадцатого века средневековый быт не блистал. Убогий он был, этот их быт, чего уж там. Впрочем, кое-что Лизе здесь все-таки понравилось. Мясо здесь было вкусное, виноград и вино. Еще ей пришлись по душе странноватые и тяжеловатые, но не лишенные определенного очарования платья и виноградный самогон. Граппа была не марочная, — не доросла еще до славы — не то, что в Лизино время, если иметь в виду Себерию Елизаветы фон дер Браге, однако крепка и ароматна. Здесь ее пил один лишь плебс, но датчанке прощались и не такие выверты. Дикие люди эти северяне, хотя и не лишены обаяния. Таково было общественное мнение.

Поселились в каком-то палаццо, где все было отделано мрамором, но зато дуло из всех щелей. Впрочем, грех жаловаться: в городском просторном доме с кухней, садом и прочими излишествами жить было не в пример удобнее, чем в придорожных гостиницах. Лиза и не жаловалась, тем более, что "дареному коню в зубы не смотрят", не так ли? Положение ее при юной итальянской аристократке было весьма двусмысленно. Для подруги старовата, для приживалки слишком горда и независима. Возможно, конфидентка, компаньонка или что-нибудь еще в этом роде, но по факту жила Лиза за счет Малены. Ее, впрочем, никто в этом не упрекал и ни в чем не ограничивал, но бесконечно так продолжаться не могло, и Лиза потихоньку готовилась или покинуть этот мир, — хотя ей пока не ясно было, куда отсюда податься, — либо найти себе более надежное пристанище. А пока она учила языки и осваивала местную культуру: реверансы там всякие, работу с веером и прочие куртуазности. Навыки и знания несомненно в быту великосветской дамы необходимые, а спускаться ниже по ступеням социальной лестницы Лиза не собиралась. Рыцарь-то она рыцарь, но все-таки знатная датчанка, так что положение обязывало.

Между тем, жизнь во Флоренции оказалась скучной до невозможности. Город был так себе и совсем не похож на ту Флоренцию, в которой Елизавета Браге познакомилась с Леонтием Тюрдеевым. Большинства зданий, формировавших центр города, еще не было, а те, что были, или находились в процессе постройки, или не походили сами на себя. Ни Микеланджело, ни Верроккьо еще не родились, точно так же, как Леонардо да Винчи. Впрочем, в городе творили Мазаччо и Уччелло, и, разумеется, Лоренцо Гиберти, в мастерской которого Лизе посчастливилось побывать. А в остальном — скука. Сиди в палаццо и жди, когда Лоренцо Великолепный пригласит на прием. Спасибо еще, отпускали погулять по городу. Хоть и под охраной, но все-таки. Другое дело, что порядочной женщине в пятнадцатом веке и пойти-то, собственно, было некуда. Разве что в церковь, в гости — но у Мадалены во Флоренции знакомых не было, — или на рынок.

И вот как-то утром идут они с Малин по рынку, прицениваясь ко всяким глупостям, и вдруг за спиной Лизы кто-то спрашивает знакомым голосом и на невероятном здесь и сейчас языке:

— Ну, что, покойная госпожа адмирал, как тебе жизнь после смерти?

Лиза медленно обернулась, хотя, видит Бог, хотелось обернуться рывком, и встретила взгляд чудесных синих глаз.

— Здравствуй, Лиза! — улыбнулась ей Мария и протянула руки, чтобы обнять. — Не поверишь, мы с Уго уже полгода тебя разыскиваем. Где только не были!

— Главное, что нашли! — Увидев Марию и Уго, услышав знакомый голос, Лиза почувствовала огромное облегчение. И дело не в том, что теперь все ее материальные проблемы, скорее всего, станут неактуальны, а в том, что эти двое — единственное что осталось у Лизы от ее прежней жизни, от замечательной во всех отношениях жизни авиатора Елизаветы фон дер Браге.

Конец четвертой книги

Апрель — Декабрь 2017

1 Первоисточник — поэма "Улисс" английского поэта Мьфреда Теннисона (1809-1892).

2 Тулуара — столица острова Мадагаскар.

Реприманд — неожиданность, неожиданный оборот дела (устар., разг.).

Мифический предок рода Карамзиных, одна из ветвей которых еще в начале 17 века обосновалась в Новгороде.

Па-де-труа — танец втроем, менаж-а-труа — любовь втроем.

На самом деле, "Свиток и ключ" — одно из старейших тайных обществ студентов Йельского университета в Нью-Хейвене.

Трибадизм — средневековый термин для обозначения женской гомосексуальности.

Камуфлет — первоначально взрыв мины под крепостной стеной. В переносном смысле камуфлет — неожиданная неприятность, подвох, неудача. Реприманд — устаревшее, разговорное — неожиданный оборот дела.

Имеется в виду Лиговский проспект.

Имеется в виду улица Некрасова.

Если упрощенно, то чай по-адмиральски, это крепко заваренный чай в стакане с подстаканником, в который — стакан, а не подстаканник — по мере убывания чая доливается коньяк. В конце процесса адмиралы пьют уже чистый коньяк (впрочем, мнения о его чистоте у обычных людей и математиков расходятся).

Силы Самообороны или ССРТ — Силы Самообороны Республики Техас — официальное название Вооруженных сил республики Техас.

Силы Самообороны или ССРТ — Силы Самообороны Республики Техас — официальное название Вооруженных сил республики Техас.

Экзистенциальный кризис — состояние тревоги, чувство глубокого психологического дискомфорта при вопросе о смысле существования. ЭК может сопутствовать таким явлениям, как "Чувство одиночества и изоляции в мире" или "Понимание того, что Вселенная устроена гораздо сложнее, чем может быть доступно человеческому рассудку".

Один узел равен 1,852 км/ч (1 морская миля в час).

Modus operandi — образ действия. Вне юридической практики, словосочетание может использоваться для описания чьих-либо поведенческих привычек, манеры работы, способа выполнения тех или иных действий.

Техасский холдем — разновидность покера.

Бадб, в кельтской мифологии — "неистовая" — свирепая и воинствующая богиня.

Эндорфины — вещества сходные по способу действия с опиатами (морфиноподобными соединениями), которые естественным путём вырабатываются в нейронах головного мозга.

Намек на самый древний эротический танец, который по легенде исполнила перед царем Иродом его племянница Соломея, чтобы получить голову Иоана Крестителя. Согласно сакральный традиции, сбрасывая во время танца покрывала, женщина очищалась и телом, и духом, но по факту это был "танец с раздеванием", то есть древнейший вариант стриптиза.

Тихари — кличка граждан Тихоокеанского Союза.

Язык или диалект, систематически используемый для коммуникации между людьми, родными языками которых являются другие языки.

Алеутами в Техасе и САСШ насмешливо, а иногда и презрительно, называют граждан Тихоокеанского Союза.

Лос-Анжелес.

АУГ — Авианосная Ударная Группа.

Ну, ты же меня понимаешь (фр.).

Аваст — морская команда, приказывающая прекратить или прервать какое-либо действие.

Fleet Commander — в данном случае старший по званию, командир, ответственный за операцию.

Бейдевинд — в парусном флоте курс, при котором угол между направлением ветра и направлением движения судна составляет менее 90® (меньше 8 румбов). В мире Елизаветы Браге "направлением ветра" по умолчанию считается направление движения судна. Таким образом, все эволюции судна или элементы лавирования (левентик, галфвинд, бакштаг и бейдевинд) рассчитываются к оси первоначального движения.

Мендикант — остров в штате Луизиана, так же, как и озеро Лэйк Сальвадор, но в этой реальности практически все побережье Луизианы, включая Новый Орлеан и дельту Миссисипи, принадлежит Техасу.

Техас иногда называют штатом одинокой звезды, имея в виду попытку Техаса получить независимость.

Во французском языке, как и в русском, женский род отличается от мужского гораздо сильнее, чем в английском языке.

В нашей реальности порошковый шампунь фирмы Шварцкопф появился аж в 1909 году, а в 1931 начали уже выпускать жидкий шампунь.

Трехпробная или трёхпузырьковая водка — то есть, водка, оставлявшего после прожога одну треть объема (примерно 47-48% алкоголя).

Елисейские поля — прекрасные поля блаженных в загробном мире.

1