— Ну почему же нет, — возражаю я, — видел двуглавого орла? Это герб моего царства, а святой Георгий на его груди — герб Москвы.
— Это гербы, а нужен штандарт, — упрямо ворчит старик.
— Есть стяг с ликом Спаса Нерукотворного, но его разворачивают перед боем.
— Вам, ваше царское величество и королевское высочество, надо пригласить толкового герольда...
— Как ты меня назвал?
— Царское величество и королевское высочество! В вашем роду не многие достигали таких высот, и необходимо закрепить это соответствующими символами. Как великий герцог, вы вассал императора Священной Римской империи, но как русский царь вы равны ему, при том, что по происхождению Никлотичи ничуть не ниже Габсбургов.
— Тебе бы придворным быть.
— А разве я не ваш слуга? Стало быть, я придворный.
— Да, наверное, остается пожаловать тебя стольником или спальником...
— Это еще зачем? Раз вы государь в двух странах, то вам нужно два двора. Пусть ваши русские придворные имеют свои чины, а мекленбургские будут иметь свои. Над вашей резиденцией должны висеть два штандарта, а охранять ее должны два караула. И вам больше почета, и злоумышленникам в случае чего труднее будет до вас добраться.
— Пожалуй, в твоих словах есть смысл.
— Конечно, есть, старый Фриц многое повидал и многое понимает. У вас есть верные слуги среди русских, но наверняка есть и такие, кому вы не нравитесь.
— Ты уже успел оценить их верность?
— У меня наметанный глаз на такие дела; вот на тех парней, что стоят с посеребренными алебардами перед входом, определенно можно положиться.
— Ты думаешь?
— Они мне помогли вывезти кое-какие вещички, и я предложил им благодарность, но они не взяли.
— Вот как? Кстати, что ты там вывез и откуда это взялось?
— Ну, Анна шепнула мне словечко, и я понял, что лучшего случая не представится. Я, конечно, уже стар, но вам это добро пригодится.
— Старый разбойник, ты ограбил поляков?
— Я ландскнехт! И хорошо знаю, что прибыток всегда лучше убытка.
— Ваше величество, я закончила, — присела в книксене хлопотавшая вокруг меня Лизхен, — вы выглядите просто восхитительно!
— Слава богу, а то у меня в глазах уже рябит. Можешь идти, девочка, хотя подожди: ты говорила с Гретой о платье?
— Да, ваше величество, она обещала сделать все как можно скорее.
— Не надо как можно скорее, надо как можно лучше! Хорошо, ступай.
— Милая девушка, Анна хорошо ее обучила, — заметил Фридрих, когда девушка выпорхнула из шатра.
— Да, я доволен ею.
— Я слышал, вы женились?
— Да, и у меня родился сын, правда, я его еще ни разу не видел, потому что они в Швеции.
— Вас не зря называют Странником.
— Ты и об этом слышал?
— Европа — одна большая харчевня. Если кого-то в одном ее конце назовут свиньей, то скоро об этом будут знать все посетители.
— Да, хорошее сравнение, нечего сказать! — засмеялся я.
— Это правда, что вы сказали Анне о Марте?
— Да, старый ворчун, она родила мне дочь, и я ее тоже еще не видел, надеюсь, матушка позаботится о них.
— У герцогини доброе сердце, хотя она уже не молода; вы не думали забрать их к себе?
— Пока я не могу добиться даже приезда жены с сыном, — вздохнул я, — наверное, принцесса Катарина права: я еще не слишком уверенно сижу на здешнем троне и им не стоит рисковать.
— Марту бы это не остановило.
— Знаю, но это останавливает меня. Я слишком многое пережил с нею и не хочу рисковать. К тому же законы в этой стране отличаются от европейских. Бастарды здесь не имеют никаких прав. Если все пойдет хорошо, то, когда моя дочь вырастет, в Германии она будет завидной невестой. Бароны, графы, а может быть, даже и князья выстроятся в очередь в надежде стать моими зятьями, но не здесь. Тут цари, случается, не выдают замуж даже законных дочерей, обрекая их на монастырь.
— Варварская страна, — покачал головой старый ландскнехт, — но мне отрадно слышать, что вы научились заботиться о других.
— Я посылал своих людей в ту деревню, где оставил тебя...
— Значит, тогда было еще не время нам встретиться, мой мальчик, но я знал, что оно настанет.
— Конечно, старый разбойник: кто-то ведь должен научить моих сыновей держать шпагу!
— Государь, все собрались, — просунул голову сквозь занавес Федька Панин.
— Иду, — коротко отозвался я, поправляя перевязь со шпагой и протянув руку за пистолетами.
— Разумная предосторожность, — похвалил меня Фридрих, подавая мне заряженное оружие. — О, я смотрю, и ваши допельфастеры при вас?
— Да уж, и я не раз благословлял баварских оружейников, сделавших такое чудо-оружие.
Выйдя из шатра, я быстро прошел к накрытому столу и, усевшись на походный трон, пригласил садиться всех собравшихся.
— Государь приглашает всех к столу! — громко провозгласил Вельяминов, и мои гости стали рассаживаться.
Немецкие, шотландские и ирландские офицеры быстро устроились за одним столом, а вот русские вдоволь поспорили, кому где сидеть согласно родовитости, пока Никита их не урезонил — велено быть без чинов!
— Государь, — первым поднял чашу мой кравчий, — еще и полгода не минуло, как Господь вразумил нас выбрать тебя на осиротевший престол наш. И с тех пор, как исполнили мы его волю, показывает он нам свое благоволение во всех делах. Прекращается смута в измученной земле нашей, ложатся под нашими мечами вражеские рати, яко спелые хлеба перед жнецами. Наши силы множатся, а противники наоборот — теряют их. И если с нами Бог, то кто же на ны?
Собравшиеся подтвердили слова Вельяминова радостными криками и, вскочив, подняли кубки. Милостиво улыбаясь, я приложился к своей чаше и, против обыкновения, не просто отхлебнул, а выпил ее до дна и перевернул, на радость собравшимся. Торжественное мероприятие, именуемое в народе пьянкой, началось.
Хотя в Белой, как раньше в Ржеве, пришлось оставить один из казачьих полков в качестве гарнизона, силы мои за счет подоспевшего мекленбургского полка и перешедших на мою сторону наемников меньше не стали. Отпраздновав победу, я не мешкая двинул войско к Смоленску, рассчитывая соединиться там с Черкасским. Смоленск — цель нынешней кампании, и взятие его будет означать победу, а затянувшаяся, не дай бог, осада неминуемо приведет к поражению. Мы все ближе к врагу и идем теперь все вместе. Разве что Михальский со своей хоругвью и оставшимися казаками рыщет вокруг нас, разведывая обстановку. На ночь мы окружаем себя стеной обозов, а днем медленно, но верно движемся к цели своего путешествия. К царским возам присоединились и два фургона моего Фридриха. Обычно он управляет одним из них, а рядом с ним сидит Лизхен, к которой старик быстро привязался. Управлять вторым Шемякин усадил одного из слуг, и теперь тому частенько достается за нерадивость.
Ехать со скоростью пешехода мне невмоготу, и я постоянно объезжаю свою маленькую армию, стремясь везде побывать и все увидеть собственными глазами. Проезжая мимо обоза, я постоянно натыкаюсь на старого Фрица и сидящую рядом с ним Лизу, и улыбаюсь им. Старик и девушка улыбаются мне в ответ, а мне частенько кажется, что рядом с ним сидит не Лизхен, а Марта. Фридрих, возможно, сам того не желая, заставил меня вспомнить дочь бургомистра, когда-то бросившую все ради заезжего принца. И в редкие минуты отдыха я думаю о том, как ей живется вдали от меня и родных, с маленькой дочкой на руках. Матушка, конечно, обещала позаботиться о них, да и сам я не раз посылал различные подарки им, но это довольно слабое утешение. Слава богу, отдых выдается не часто. Войска неуклонно движутся вперед и в них постоянно что-то происходит. Разумеется, командиры с большинством проблем прекрасно справляются сами, но я требую, чтобы меня держали в курсе. Дни проходят в бесконечной суете, потом короткое ночное забытье — и новый день, столь же насыщенный и суматошный.
Перед самым Смоленском ертаул[41] Михальского едва не сцепился с конным дозором, выставленным князем Черкасским в бережении от Литвы. Слава богу, в последний момент друг друга признали и обошлось без кровопролития.
— Кто такие? — спросил я Михальского, подскакав к месту встречи.
— Верные холопы твои, государь, — сорвал шапку с головы командир дозора.
— Телятевский? — узнал я "героя" медвежьей охоты.
— Да, государь, — радостно подтвердил тверской помещик.
— Ну, здравствуй, коли не шутишь. Рассказывай, как служба правится да где князь Черкасский с войском.
— Все благополучно, государь, — зачастил он в ответ, — дошли, слава богу, благополучно и лагерем встали, уж неделю как. А нас князь послал дозором, опасения ради.
— Батареи осадные готовы ли?
— Не ведаю, государь, знаю только, что наряд весь прибыл в сохранности.
— Ну и ладно, скоро все сам узнаю. А тебя и людей за службу пожалую. Мой Корнилий тот еще лис, его не проворонить — труд немалый!
Пока довольный дворянин кланялся, я обратил внимание на его спутников. Один из них, не скрывая удивления, говорил своему товарищу:
— Гляди-ка, Ефим, это не твой ли зятек в царских рындах?
Обернувшись, я увидел неразлучных Панина с Романовым и удивленно спросил:
— Это кто из них уже женатый?
— Прости, государь, если скажу неловко. Это мы про Федьку Панина: сговорен он с моей дочкой Ефросиньею, а женитьбы никакой покуда не было.
— Ты Ефим Лемешев, так? — узнал я его, приглядевшись.
— Так, государь, холоп твой верный.
— Федька, разбойник! — весело воскликнул я. — Так у тебя невеста есть?
— Да, ваше величество, — отозвался тот, — с детства мы сговорены.
— Что-то ты не больно радостно отвечаешь — али невеста не по нраву, али, может, собой не хороша?
— Что ты, государь, — перепугался Лемешев, — как же не хороша?.. Справная девка, все, что надо, при ней.
— А чего ты мне ее нахваливаешь, я, если что, женатый, — под всеобщий смех заявил ему я. — Ну что молчишь, жилец, али не мила невеста?
— Мила, — покраснев до корней волос, ответил парень.
— Ну вот и славно! Я тебя за верную службу обещал наградить, да не знал чем. Теперь знаю: как вернемся из похода, сыграем свадьбу. Может, хоть на ней погуляем как следует.
Получив известие о прибытии Черкасского к Смоленску, я хотел было, бросив все, скакать к его лагерю, но, поразмыслив, подавил в себе первый порыв. Лучше прийти днем позже, но в окружении большого и победоносного войска. Потому, велев Телятевскому сообщить о моем прибытии, повернул коня назад.
Вернувшись к обозу, приказал позвать Вельяминова, чтобы отдать ему необходимые распоряжения.
— Что-то случилось, ваше величество? — встревоженно прощебетала, глядя на меня, Лизхен.
— Нет, малыш, просто скоро мы соединимся с основной армией. Там чертова прорва моих придворных, стольников, спальников и прочих. Так что в лагере ты будешь жить с Фридрихом. Он позаботится о том, чтобы тебя не обижали, а ты во всем слушайся его. Возможно, придется объявить, что ты — его дочь.
— Вы хотите прогнать меня?
— Нет, конечно, но для меня настанет черед многих других забот, так что будь умной девочкой и вытри слезы.
— Хорошо, ваше величество, я сделаю все, чтобы вы были довольны.
— Черта с два я буду слишком уж доволен от этого... — пробурчал в ответ и повернулся к Фридриху. — Старина, ты все слышал. Я помню все, что ты мне говорил, и со многим согласен, но это Россия. Я знаю эту страну лучше тебя, потому, пока это необходимо, я буду даже больше русским, чем любой из моих бояр.
— Да, ваше величество, вы можете на меня положиться, — отозвался старый слуга.
— Отлично! Черт, где Вельяминов запропастился?
— Звал, государь?.. — спросил запыхавшийся кравчий, спрыгнув с коня.
— Да, слушай сюда, Никита....
На следующий день моя маленькая армия в полном порядке подошла к укрепленному лагерю Черкасского. Предупрежденный Телятевским, он построил войска для смотра и встретил меня со всей возможной помпой. Окруженный пышной свитой в изукрашенных бронях и на дорогих конях, выехал он мне навстречу. Не доезжая двух десятков шагов, князь спешился и, подойдя ко мне, склонился в почтительном поклоне:
— Здравствуй на многие лета, государь!
— Встань, Дмитрий Мамстрюкович, — поприветствовал я его, — все ли благополучно в войске?
— Божьей милостью, все хорошо.
— Славно! Садись на коня, посмотрим на ратников наших.
Черкасский немедленно выполнил мое распоряжение, и мы двинулись вдоль построенного войска. Ради встречи я сменил обычный свой рейтарский наряд на богатый русский кафтан красного цвета, обильно украшенный золотой вышивкой. Место широкополой шляпы заняла отороченная соболем шапка с жемчужной кистью, а на ногах красовались сафьяновые сапожки. Вместо верного, но неказистого Волчка мне оседлали подаренного когда-то Черкасским аргамака по кличке Черт. Прозвание это вполне отражало нрав строптивого животного, но для парадных выездов и богато украшенной сбруи он подходил куда больше, чем мой старый мерин.
Объехав приветствующих меня радостными криками ратников, я двинулся в лагерь. Как оказалось, для меня там разбит шатер, вокруг которого рьяно несут службу отставшие от меня в Вязьме придворные. Впрочем, первым делом я решил посетить не шатер, а артиллерийский парк. При осмотре пушек выяснились две новости. Хорошая заключалась в том, что все орудия благополучно доставлены, равно как и изрядный запас пороха и ядер. Плохая же была в том, что строить осадные батареи никто не собирался. Ван Дейк хотел мне что-то сказать, но я жестом остановил его:
— Немного позже, Рутгер: я соберу совет, и ты мне все расскажешь.
Немного заерзавший после этих слов Черкасский, улучив минуту, спросил:
— Дивлюсь я, государь, откуда к тебе столько немецкой пехоты и конницы прибыло?
— Брат мой, король Густав Адольф, прослышав о затруднениях моих, послал мне помощь. Кстати, как там походная казна моя, в целости ли?
— Конечно, в целости, как можно сомневаться, а на что...
— Позже, Дмитрий Мамстрюкович, позже все узнаешь!
Через час все воеводы, большие и малые, были собраны в моем шатре на совет. Выйдя к собравшимся, я сел на походный трон и стал держать речь:
— Верные мои слуги, бояре и воеводы: за то, что дошли до Смоленска в полном порядке, я вас хвалю и своею царской милостью жалую. Однако хочу заметить, что я со своим войском за то же время втрое больше прошел. Три литвинские рати разбил и три города на шпагу взял. И в ратях моих порядку не менее, а дела сделано куда как больше. Ты, князь Дмитрий Мамстрюкович, сказывают, уже неделю здесь, а дел всего-то успел, что лагерь поставить. Ни острожков нет вокруг Смоленска, ни батарей осадных! Слава богу, хоть разъезды посылаешь вокруг.
— Государь... — попробовал возразить Черкасский, но я прервал его:
— Помолчи, князь, я еще не закончил! Теперь ты, царевич Арслан! Я тебе куда велел идти?
— Прости, бачка-государь, — повинился сразу хитрый татарин, — бояре твои велели с князем идти.
— Бояре — это да, это оправдание!.. Слушай, Арслан, а может, тебя и царем касимовским бояре сделают или я тоже для того нужен? Ну да ладно, быль молодцу не укор. Готовься, пойдешь со своими джигитами в набег на Литву.
