Остальные внимательно слушали. Всем было интересно: какие важные советы мог дать болтун-гном Хитрому Гвоздю, правой руке самого Бритого Мамонта.
— Начни с того, что их угнетают и наживаются на их труде. Что они, как были, так и остаются бедняками, а хозяева становятся все богаче, и пропасть между ними и богачами расширяется. Это они поймут. Это все понимают. А как только ты увидишь, что до них дошло, сразу говори, что выход только один — взять власть в свои трудовые, мозолистые руки. И тогда никаких хозяев не будет. Все богатства станут общими. Здесь нужен конкретный пример. Вот и объясни, что прекрасные лошади будут принадлежать им. Когда почувствуешь, что до них дошло, переходи к обобщению. Скажи, что когда народ победит, они превратятся в хозяев не только этих лошадей, но и всех несметных богатств Геликса.
— Непременно скажу, — заверил его Гвоздь, и получилось это у него достаточно серьезно. — Про лошадей. И про несметные богатства тоже скажу.
— Мастерские по выделке сукна тоже станут общими? — поинтересовался Нообст и с интересом посмотрел на Пекисов.
— А как же, — гном не обратил внимания на гримасу, которую скорчил Деляга. — Неужели не понятно: они созданы руками трудящихся, значит и должны принадлежать народу.
— Всем поровну? — уточнил Гвоздь.
— Конечно. Восторжествует справедливость.
— Так и скажу, что весь общак поделят поровну, и они свою долю получат. Им это должно понравится, — решил Гвоздь.
— Вот-вот... Потом переходи к светлому будущему. Нажимай на то, что все станут жить не по законам, которые нам дают бургомистры и их сатрапы. Они сами, как представители народа, создадут законы, по которым и станут жить. Действует безотказно, — поделился опытом Крагозей. — А после этого надо сразу, пока они не успели опомниться — про лошадей. Если сделаешь все, как я сказал, лошади будут у нас.
— Жить не по законам, а по понятиям, на такое они пойдут, — отметил Гвоздь. — С этого и начну.
— Нет! — поправил его Крагозей. — Так нельзя. Начинать надо с бесправия и эксплуатации. А уж про светлое будущее — потом. Про законы и светлое будущее — надо перед самыми лошадьми!
— Понял, постараюсь так и сделать, — обещал Гвоздь.
— Вдвоем нам надо идти. Ты все правильно понял, но сказать как я — не сумеешь, — сделал еще одну попытку Крагозей.
— Нет, — остановил его Гвоздь. — Следующий раз непременно пойдем вдвоем. А сейчас я один попробую. Сделаю все точно так, как ты научил. Должно получиться.
И пошел вразвалочку прямо к домику.
Тут на крыльцо как раз и вышел здоровенный гоблин. А, может быть, даже и не гоблин, а небольшой тролль. Уж очень он по своим размерам походил на тролля, хотя и среди гоблинов встречались великаны.
Крагозей забеспокоился:
— До таких больших все очень медленно доходит. Не знаю, сумеет ли Гвоздь убедить его. Может быть, мне все-таки сбегать туда, самому поговорить с великаном? — обернулся он к спутникам.
— Мы с тобой, — загорелся Камнелом. — Втроем мы его быстро убедим. Как думаешь, Умняга?
— Кхе... Гм-м-м... Хру-м-м, — не то закашлялся, не то поперхнулся чем-то Умняга. Кажется, особого желания убеждать великана-гоблина, чтобы тот отдал лошадей, у него не было. — Надо подумать, — наконец высказался он.
— Гвоздь сказал: всем быть здесь и ждать его, — напомнил Носорог. Да таким тоном, что все поняли: он не позволит нарушить приказ.
Гномы притихли. Сердить Носорога им не хотелось. У Камнелома уже не было двух зубов. А Умняга просто не любил, когда его бьют.
Гоблин, который походил на тролля, поднял прислоненную к стена дома дубину, рыкнул что-то непонятное, спустился с крыльца и пошел навстречу Гвоздю.
— Ой, — не удержался Камнелом. — Он убьет Гвоздя.
Братья Пекисы тоже насторожились. Ясно было, что Гвоздю с великаном не управиться. По хмурой, ничего не выражающей, физиономии Носорога нельзя было понять: то ли он уверен, что ничего плохого не случиться, то ли ему безразлична судьба Гвоздя.
А сержант Нообст был совершенно спокоен. Он знал, что Гвоздь рисковать не станет. И уж если он пошел за лошадьми, то уверен: все будет хорошо. Вероятно, лошади принадлежали банде Бритого Мамонта, и Гвоздь был волен ими распоряжаться.
Гвоздь, действительно, держал себя уверенно. Он подошел к великану, сказал ему что-то, махнул рукой в сторону лошадей, не останавливаясь, взошел на крыльцо и исчез в доме. Великан-гоблин последовал за ним.
Через несколько минут Гвоздь вышел из дома, следом появились уже два гоблина-великана. Они вынесли в своих могучих объятьях по охапке седел и другой сбруи, опустили все на землю возле лошадей, затем снова вернулись в дом.
Гвоздь дождался пока великаны удаляться, потом махнул рукой, призывая спутников.
— Выбирайте, кому какая нравиться, — предложил он, когда те подошли, — и седлайте. Задерживаться нам здесь не стоит.
— Значит, сумел все-таки! — с радостью и несколько ревниво похвалил Гвоздя Крагозей.
— Как ты научил, так я им и сказал. — Хитрому Гвоздю явно нравилось играть с Крагозеем. — Им особенно понравилось, что все будет общее: что хочешь, то и бери. И про законы. Так что, дали нам лошадей.
— Я сразу почувствовал, что в тебе есть что-то такое особенное. У тебя, Гвоздь, талант агитатора. Уж поверь мне, я такое сразу вижу... Вот только опыта у тебя нет. Расти тебе надо, непременно надо расти! Есть у меня, по этому поводу, одна идея, но, пока, только между нами.
Крагозей уцепил Гвоздя за локоть и повел в сторону, подальше от остальных. Никто не обратил на них внимания, все были заняты лошадьми. Только Носорог не отводил взгляда от Гвоздя и Крагозея.
— Знаешь что, бросай ты своего Мамонта и вступай в нашу партию, — негромко, так, чтобы его не услышали другие, — стал гном убеждать Гвоздя. — Подучишься немного, и из тебя толковый пропагандист получится. Очень толковый. Я талант с первого взгляда определяю. Будем вместе работать. Мы с тобой таких колес накрутим, что весь город ахнет! Все вверх ногами поставим. Мы всех сатрапов в пещеры отправим, пусть руду добывают. И монахов заставим улицы подметать.
— Как же я так, сразу?.. — Гвоздь забавлялся, но делал это с таким серьезным видом, что Крагозей и подумать о таком не мог. — Дело не простое. Надо как следует посоображать.
— Соображай. Но быстрей. Я чувствую шаги грядущего, оно уже близко. И учти, когда мы возьмем власть в свои руки, ты, при твоих способностях, можешь стать вторым человеком в Геликсе.
О том, кто будет первым, Крагозей говорить не стал, но это и так было понятно.
— Когда из похода вернемся, тогда и решим, — предложил Гвоздь.
— Подходит, — согласился Крагозей. — Слушай меня внимательно. Моя подпольная кличка "Молоток". Если тебе какая-нибудь помощь понадобиться, или нужно будет надежное убежище, обращайся к кому-нибудь из наших. Скажешь: "Молоток велел помочь". Никто не откажет. А что это твой Носорог так на нас уставился? Глаз не отводит.
— Наверное, боится, что ты меня обидеть можешь, — сообщил Гвоздь.
— Это он напрасно, — принял всерьез слова гоблина Крагозей. — Мое дело народ поднимать, вести его за собой... А так я добрый, я никого не обижаю и детей люблю. Но раз такое дело, не станем его беспокоить, пойдем к остальным.
Остальные к этому времени успели оседлать коней. Камнелом подготовил к путешествию и свою лошадь, и невысокую пегую кобылку для Крагозея.
Когда отряд собрался в дорогу, Хитрый Гвоздь посоветовал:
— Про это место забудьте. Вас здесь не было. И ничего вы про это место не знаете.
— Понятно, — кивнул Нообст.
— Почему? — Камнелом или не понял гоблина, или не захотел с ним согласиться.
— Так ведь жить каждому хочется, а тот, кто много знает, долго не живет.
Камнелом хотел возразить, что знания, наоборот, оружие в борьбе трудящихся со своими угнетателями. Но Крагозей не дал ему это сделать. Он сейчас благоволил Гвоздю и готов был его поддерживать во всем.
— Совершенно верно, мы ничего не видели, — громко заявил он, и сурово посмотрел на своих единомышленников по борьбе.
Единомышленники знали, что их предводитель очень умный и умеет многое предвидеть. Если сам Молоток говорит, что они ничего не видели, и ничего не знают, значит так нужно для их общего дела.
Вскоре маленький отряд продолжил путь, но уже верхом на лошадях.
Эту ночь Худраг Леворукий не спал и другим спать не давал. Воины пялились на костер и болтали о пустяках. А Худраг молчал. Варвары, вообще-то, народ не особенно веселый, а Худраг был самым неразговорчивым и самым угрюмым в Орде. Если приходилось говорить, отделывался одним словом. Редко — двумя. А больше трех слов подряд он говорил только тогда, когда случалось что-то особенное. Сколько лет Худрагу никто не знал. Борода у него была пегой: непонятно, от седины или от грязи. А лицо за долгие годы скукожилось и покрылось темными морщинами, напоминающими складки на старых кожаных штанах. Худраг ходил в набеги еще с отцом Бахаррака, а некоторые говорили, что и с дедом.
Старый, занудный и вздорный, Худраг Леворукий был в Орде Хранителем Традиций. Хранители Традиций воспитывали воинов Орды в духе преданности делу варваров, и вколачивали в них веру в беспредельное могущество богини Шазур, Беспощадной, Кровавой и прекрасной в гневе своем. А еще присматривали за назирами. Чтобы какой-нибудь назир, какой-нибудь малой Орды, не возомнил о себе и не полез в Большие назиры.
Назир — есть назир, и командовал Ордой, конечно, он. Хранитель Традиций был у него, как бы, советником. А, на самом деле, Хранитель приглядывал за назиром и, если что, сообщал куда надо. Зарвавшемуся назиру очень быстро делали укорот. Так что, к мнению Худрага, Бахаррак Длинный Меч вынужден был прислушиваться. А после того, как у Орды угнали лошадей, назир стараться всячески задобрить Хранителя.
— Без лошадей, мы ничто, — сказал Худраг и сплюнул. — Без лошадей, мы конский навоз, на пыльной дороге, под ногами трусливых поселян... Ты, Бахаррак, должен найти подлых воров, что увели наш табун и предать их смерти. Да поможет тебе богиня Шазурр, Кровавая, Беспощадная и прекрасная в гневе своем. Ты должен вернуть Орде ее могущество. — Худраг сплюнул еще два раза и уставился на назира маленькими темными глазами. По плевкам и злому взгляду Хранителя, Бахаррак понял, что если он не вернет лошадей, то и назиром ему больше не быть. Уж Худраг постарается.
— Я сделаю это, старейший, — Бахаррак почтительно склонил голову. — Я найду подлых воров и предам их смерти, разрази их гром!
Бахаррак хотел сказать еще что-то, но Худраг протянул вперед руку с растопыренными пальцами, как бы закрыв ему рот.
— Одного вора приведи ко мне! — велел он. — Я хочу отрубить ему голову. Пусть радуется богиня Шазурр, Великая, Кровожадная и прекрасная в гневе своем.
" Это тебе надо отрубить голову, ядовитый гриб, — подумал Бахаррак. — Нашелся на мою голову воспитатель, разрази тебя гром! Вот стукну тебя разок, и перестанешь воспитывать..."
Но стукать Худрага он не стал. Себе дороже.
— Я приведу тебе несколько воров, — Бахаррак старался угодить занудному Хранителю. — Я приведу тебе столько воров, сколько ты пожелаешь, разрази меня гром!
— Хорошо, — Худраг остался доволен почтительным тоном назира. — Я останусь здесь и присмотрю за добычей, — он поморщился, пожевал губами, но сплевывать не стал. — Оставь мне четырех бездельников, из молодых. Пока вы там будете ходить, я поучу их воинскому искусству.
— Если сюда опять придут воры?...
— Зарублю, — Худраг сплюнул, но теперь уже по адресу воров. — Один раз зарублю, больше не придут. Оставь мне этих: — Хранитель ткнул пальцем в сторону братьев-близнецов Хукко и Букко, — и Бррзка. — Затем указал на молодого шустрого варвара, имя которого не помнил. Шустрого Хранитель особенно не любил: тот чего-то мнил из себя. А чего ему мнить, глупому молокососу, бревну неотесанному, щенку лопоухому? Таких обламывать надо, пока они не заматерели.
Четверо варваров, которых выбрал Хранитель Традиций, были из молодых, их впервые взяли в набег. А Худрагу нравилось вдалбливать священные обычаи варваров в головы лопоухих щенков. Нередко и в морду. И в спину, и пониже. Учил, как надо приносить жертву богине Шазурр, Великой и Ужасной, как одним ударом отрубать врагу голову, как грабить обоз, как поджигать дом. А еще заставлял ползать змеей, бегать с тяжелым грузом на плечах, терпеливо переносить боль и разбивать лбом толстые доски. Но больше всего он любил обучать молодежь рукопашному бою. Кулаки у него были не по возрасту крепкие и не по росту большие. Вначале он показывал молодым, как надо бить. А потом они, под его присмотром, оттачивали свое мастерство друг на друге.
Четверо послушно подошли к Худрагу. Покорно стояли, опустив глаза: раз выбрал их, значит, в чем-то прогневали они богиню Шазурр, Беспощадную, Неумолимую и прекрасную в гневе своем.
— Правильно, — одобрил выбор Хранителя Бахаррак. — Молодые еще, необъезженные. Сами когда-то назирами станут, будут варваров в набеги водить. Вот ты их и поучи, как следует.
— Поучу, — мрачно подтвердил Худраг. — Не хотелось ему оставаться стеречь телеги. Ему хотелось отправиться с Бахарраком, найти тех, кто лошадей украл и рубить их секирой. Вот и повеселился бы. Но не пешком же ему идти. Так что сплюнул под ноги молодым.
— И спать им не давай. А если заснешь сам, разрази тебя гром, и у тебя хоть одну телегу уведут, я выдергаю все волосы из твоей ржавой бороды, — осмелился пошутить Бахаррак. Грубовато вообще-то пошутил, но самому Бахарраку шутка понравилась, и он расхохотался.
Худраг не понял, что назир шутит. У Худрага и в молодости чувства юмора было меньше, чем у самого занудного осла, вывозящего руду из пещер. А к старости он и остатки растерял.
— А я тебе усы повыдергиваю, — пробурчал он.
— Вот и хорошо, разрази меня гром! — почему-то обрадовался Бахаррак. — Тогда мы с тобой побратимами станем, — и он опять расхохотался. — А вы, смотрите у меня, — сурово уставился назир на молодых варваров. — Слушайтесь старика. Ему покровительствует сама богиня Шазурр, Кровавая, Беспощадная и прекрасная в гневе своем. Если обидите Худрага, разрази его гром, она сожрет вас а кости выплюнет в гнилое болото.
Он оскалился и хищно щелкнул зубами, показывая как богиня Шазурр, Ужасная и Кровожадная, будет их жрать.
Бахаррак увел Орду добывать лошадей, а Худраг остался стеречь телеги, на которые была свалена добыча из разграбленного поселения.
Проводив Бахаррака, Хранитель зевнул и с отвращением оглядел молодых варваров. Те стояли, не шелохнувшись, не сводили с Худрага покорных и преданных взглядов. Он понимал, что покорность эта вынужденная, а преданность фальшивая. Что молодые воины его терпеть не могут. А ему и не нужно было, чтобы его любили... Эти четверо думают, что если их в набег взяли, то они могут считать себя воинами. Только никакие они не воины, а навоз хромой обозной кобылы в грязи осенней распутицы, и считать себя воинами не должны.
— Лечь! — рявкнул Худраг.
